Васина Нина. Женщина-апельсин - 1

   - Тебя обидели, бедную, разозлили, ладно, у меня нет магнитофона, скажи-ка, храбрая женщина, ты что, не хотела убить этого подследственного? Ведь он был тебе больше не нужен, он все сказал, ну, на подсознании, ну не ври! Ну скажи мне, что этому гаду и извращенцу дали бы шесть-восемь лет, а там примерное поведение или амнистия, ну? Ты же уверена, что сделала все правильно!
   - Но он бы всех перестрелял! - взорвалась Ева. - Ты что, совсем тупая? Ты что, в бухгалтерии?
   Теперь и Ева и Далила орали громко и возмущенно, Далила кидалась из угла в угол, обхватив себя руками, ее разлетающиеся волосы, казалось, заняли все пространство у потолка, потому что Ева сидела и видела только эти волосы - туда-сюда, туда-сюда.
   - Ладно. Спокойно! Я только хотела тебе сказать, что я с тобой закончила. И все! - заорала Далила, потом закрыла себе рот рукой, тяжело дыша, села, убрала руку, осмотрела ла
   Донь и потрясла ею в воздухе - Ева поняла, что она укусила себя. - И чтобы ты не приставала, я отвечу тебе на твой вопрос, который ты хотела задать не по существу. Это мой брат. Что ты так смотришь? Он мой брат, понимаешь, я его очень люблю, хоть он и урод полный! Он работает сантехником и всегда рассказывает сказки, всегда и везде! И все "стрелит" и "стрелит" окрестных кур, как только они ему попадутся!! - Далила стучала кулаком по столу.
   - Пицца! - заорал, влетая в кабинет, Волков. - Чего, и чайник не поставили? - Он разочарованно смотрел на Еву.
   Понедельник, 28 сентября, вечер
   После обеда хоронили убитых при задержании Закидонского милиционеров и майора Николаева. Бодрый и хорошо поставленный голос Демидова призывно звучал в коридорах, приглашая всех в автобусы. Ева сидела за столом, подперев голову руками. Волков сидел за своим столом, с очень деловым видом перебирая бумаги.
   - Ладно, - сказала Ева, когда в коридоре стало тихо. - Я так понимаю, ты тоже не горишь желанием прощаться громко и принародно.
   - Я, Ева Николаевна, вообще похорон боюсь. Нет, не потому, что там мертвые люди. Просто неудобно получается, в смысле, когда начинают речи говорить, мне становится очень неудобно как-то, как будто я смотрю спектакль.
   - А если тебя пристрелят, представь, лежишь ты один-одинешенек в гробу, вокруг - никого! Дождик капает! Пустота?!.
   - Ева... Николаевна, - Ева заметила, что Волков спотыкается после ее имени, как бы раздумывая, говорить ли отчество, - я смерти не боюсь, я боюсь похорон. Я и психологу так сказал, она все спрашивала: "Что вызывает у вас страх?" Я сказал, что похороны. А она так спрашивает: "Ваши или чьи-то?" Это ж надо так спросить!
   - Волков, слушай, ты такой тактичный, всесторонне развитый, похорон боишься, от трупов тебя тошнит, а почему ты пришел работать в органы? Ты же вроде со специальностью?
   - Из-за азарта. Подумал как-то, что проживу наладчиком, ну кончил институт заочно, дальше - семья, то-се, неинтересно как-то. Охота с чужой жизнью повозиться. Вот, к примеру, живет преступник. Умный, богатый, дело свое знает. И так он изворачивается, и сяк, а ты его - цап за руку! Делись! Нашлись поумней тебя. Главное в этом деле - вписаться в систему.
   - С ума можно сойти! Опять - система. А ты психологу не говорил этого, случайно?
   - Нет, я ее сразу раскусил, она от меня ничего не добилась. У нее специальный стиль - ну, такая сексуальная неряха, вроде все теряет, роняет, пуговицу застегнуть забывает, когда вопросы показывает, наклоняется к тебе впритык. Значит, ты вроде как должен заторчать от нее, отвлечься и отвечать на подсознании, не думая. Она так и говорит: "Отвечайте не думая, с ходу, что первое пришло в голову". Как же, размечталась!
   - Волков, тебе кто про систему сказал?
   - Никто, это я сказал, еще в школе в сочинении написал. На тему: "Кем я хочу быть". Это ведь все равно, кем быть, помыкаешься-помыкаешься, понемногу найдешь, где больше нравится. Главное - как быть. А быть надо в системе. Система - она замкнутая, у кого чего отняли - отдали другому. Нет, не только материально. И чувства, и духовно. Как повезет. Найдешь свою нишу, разберешься.
   - Я так тебя понимаю, что ты решил не просто в нише сидеть и наблюдать, а непосредственно участвовать в изъятиях и распределениях.
   - Вроде того. - Волков неуверенно усмехнулся.
   - А ты случайно не знаешь, что тут не очень удобно, ну, стреляют иногда, вдруг - не успеешь спрятаться?
   - Это уж как повезет, - согласился Волков и вздохнул.
   - Ну и помощник у меня! Умный, - Ева начала загибать пальцы, приспособленный, знает то, чего я не знаю, избытком совести не страдает, похорон не любит. Тебе цены нет. Давай-ка для начала посмотрим, есть в этом отделе хоть что-то интересное, ну ты меня понимаешь, чтобы вписывалось в твою систему. Кстати, вот ты сегодня пенсионерку задержал. Она не предлагала сразу просто отдать тебе деньги и не возиться с протоколами, с судом?
   - Конечно, предлагала. Я ж не дурак. Чего по мелочам прокалываться? Так никогда не дойдешь до главного!
   - Сра-а-аботаемся! - закатила Ева глаза.
   - А насчет интересного, есть дело, просто конфетка, - красивое, денежное и очень запутанное. Мне вот сегодня сказали, что у нас тоже есть антиквары.
   - Встречаются.
   - Нет, что получается. Продаются с аукциона разные ценности, они, антиквары, в одном зале не сидят, чтобы не загонять цену. Один покупает там, другой тут - потом пару раз в году собираются вместе и продают друг другу.
   - Зачем это?
   - Вот! Они ж не себе покупают, а богатеньким, на заказ! Ну, там какое дело. Звонишь ты, к примеру, антиквару и говоришь, что хочешь портсигар, принадлежащий Наполеону. Ну захотелось тебе, и все! Антиквар говорит - без проблем. У него портсигара нет и быть не может, но он сообщает своим, что ему нужно. Те говорят, что нужно им. Рассасываются по разным местам, у кого скупают, где на аукционах откупают. Потом собираются вместе, выставляют все свою добычу и играют в закрытый аукцион. Твой антиквар покупает твой портсигар или меняет на какой-нибудь горшок. К этой сумме прибавляет издержки плюс моральный ущерб, то бишь полученное им в процессе поиска удовольствие. И называет цену тебе.
   - Скучно, - сказала Ева.
   - Подожди, это только первый день, потом все так завертится, и публика тут совсем другая. Опять же шулеры-картежники, ты не кривись, я ж не про мелкоту всякую. Эти играют по-крупному, без казино всяких и налогов, естественно, суммы фантастические, у них свои авторитеты и специалисты.
   - Помру со скуки.
   - А толстые мальчики в красных пиджаках, когда на них налоговая уголовное дело заводит, становятся очень даже пугливыми и глупыми! А уголовные дела на налоговых боссов, это ж мечта! А умные дяди и тети финансовых пирамид!
   - Все. Замолчи, похоже, я просплю здесь не один месяц.
   - Ну, тогда тебе просто повезло, что я такой активный!
   - Ты - просто погремушка.
   - Что это такое - погремушка?
   - Не знаю. Яркая такая, вроде красивая, а внутри - горох сушеный. Ты же должен быть принципиальным, правильным, с высшим образованием и спортивной подготовкой.
   - Я очень принципиальный. Ты даже не представляешь, какой я принципиальный, только мои принципы - это жизнеспособность. Я сделал себя, я - лучший, почему же мне не сделать самому себе приличную жизнь, не причиняя вреда государству, которое не может мне эту жизнь обеспечить??
   - А что тогда, по-твоему, делаю на этой работе я?
   - Занимаешься романтикой и самокопанием, но тешишь себя надеждой, что искореняешь зло. А его нет, зла! Учись у Востока. Зло само по себе не существует, оно живет внутри добра. Вот так. А добро - внутри зла.
   - Эти твои принципы... Ты их всем рассказываешь? - Ева словно проснулась и с интересом разглядывала Волкова.
   - Нет. Только тем, кого выберу.
   - Почему ты выбрал меня? Почему? - спросила Ева, поднимаясь со стула.
   - А ты проблемная. Не в ладах с начальством и вообще... Ты отстреливаешь крутых мальчиков на допросах, как только им срок дадут. Ты их уже приговорила к смерти, а им - пять лет, восемь. Ты же тоже пытаешься определить себя, но не понимаешь, что рассудительный практицизм лучше романтического максимализма.
   - Получается, что ты предлагаешь употребить мой романтизм на практике? Слушай, Волков, может, ты просто издеваешься?
   - Пошли лучше в зал, выпустишь пар, а я покажу несколько приемов. Ты ведь меня за урода держишь, только и твоя красота вредит, потому что ты ее себе не делала, Бог тебе ее дал, а Бог часто бывает такой неразборчивый.
   Часть вторая
   ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МИР МУЖЧИН, ИЛИ ИНФАНТИЛЬНЫЕ ИГРЫ
   Октябрь
   Стас Покрышкин задумчиво рассматривал великолепного голого мальчика с едва обозначившимися бугорками мускулов. Мальчик был восхитительно безволос, у него даже на ногах не было растительности. Мальчик лежал очень "кинематографично", разбросавшись на огромной кровати. Стас вздохнул глубоко и отчаянно: при всей своей неповторимости мальчик был совершенно бездарен. Километры испорченной пленки шуршали в ванной Покрышкина, образуя подобие фантастических черных облаков на белом кафельном полу. Покрышкин пинал эти облака ногами. Мальчик был третьей попыткой Стаса. До этого он с отвращением терпел пару дней вонючего и заросшего длинной бородой оператора с таким индивидуальным представлением о съемке и пространстве, что даже сам Стас не понял, что они снимали целый вечер. Полная мешанина из внезапно возникающих на весь экран тонких стаканов, брошенных невпопад чулок, а когда камера этого модного оператора повторяла несколько раз изгибы телефонного шнура на полу, Стасу просто хотелось блевать, как при укачивании. "Крови не надо, - заявил этот умник. - Кровь - это пережиток прошлого, заставим зрителя напрячь мозги и поразмышлять, что это они увидели!" Стас попробовал показать ему, что именно требуется снимать, когда обнаженная женщина употребляется сразу двумя очень приличными мужчинами, один из которых к тому же негр. "Старик, - объяснил ему бородатый, - это же полная заморозка, так не делают больше. Я сниму тебе ее пятку, но сниму талантливо, у тебя от ее пятки волосы закучерявятся!"
   Второй оператор настаивал на применении спецэффектов, употребляя незнакомые Стасу слова "отцифровка" и "заем-контакт". Отличную натуру он снял просто в полный рост и отпустил домой, потом сел за компьютер и довел Стаса до судорог. Все эти прекрасные голые девочки удлинялись различными своими органами то в одну, то в другую сторону на фоне беспросветной живописи Босха. Он на полном серьезе уверял Стаса, что если туда "присоединить" еще танцующего под еврейскую музыку Гитлера из архивных пленок, то будет "ну просто отпад!"
   Стас испытывал приступы отчаяния, вспоминая работу с Ангелом Кумусом, когда достаточно было только чуть шевельнуть рукой, и Кумус брал кадр так эффектно и правильно, что хотелось просто расцеловать его. Кроме всего, у Ангела был врожденный вкус: когда он начинал прятать взгляд, стараясь не смотреть на натуру, Стас быстро с этой натурой прощался и никогда не жалел об этом: он отдавал себе отчет в том, что, если натура не нравится оператору, он никогда не снимет ее правильно и хорошо. Выход был один: найти Ангела Кумуса и так его у себя запрятать, чтобы никто не нашел.
   Исчезновение Ангела из психиатрической больницы Стас воспринял как полную катастрофу. Он бы вытащил его из любого учреждения при помощи денег, но найти даже очень странного человека в Москве было почти невозможно. Ангел нигде не жил. То есть у него не было прописки, потому что квартиру свою Ангел продал уже давно и попался Покрышкину, голодный и бездомный, с такой дорогой видеокамерой за плечом, что Стас до сих пор не понимал, как он с такой камерой прожил на улицах хотя бы пару дней.
   Стас разбудил мальчика, сунул ему в руки одежду, деньги и вытолкал за дверь. Стас понял, что без Ангела-оператора ему конец. Поэтому он устроился поудобней возле телефона.
   Черепаха-Макс очень медленно и очень осторожно припаивал последний контакт в небольшом взрывном устройстве, когда телефон тренькнул звонко и явно невпопад. Макс задумчиво посмотрел на испорченную работу, отложил аккуратно паяльник и погладил телефон, прежде чем взять трубку. Рука у Макса была такой величины, что при поглаживании древний телефон скрылся под ней полностью.
   - Кто это звонит такой умный и такой неосторожный? - спросил Макс медленно. Он вообще говорил и двигался очень медленно.
   - Черепаха, - сказали ему в трубку, - помоги мне, а я помогу тебе.
   - Как?
   - Я ищу Ангела Кумуса, помнишь, оператор, снимал тебя год назад... Ну, ты еще ел у меня младенцев, помнишь мой фильм "Ужин людоеда"?
   - Я спрашиваю, как ты, мокрица, можешь мне помочь?
   - А! Ну, я знаю, что ты самый лучший организатор приколов, а я хорошо делаю спецэффекты. Можно изобразить чью-нибудь смерть на большом банкете, кровь и мозги по стенке натурально гарантирую, все это можно хорошо снять на пленку и потом еще целый год смеяться, показывая крупным планом физиономии гостей. Алло! Ты меня слышишь?
   - Я думаю, помолчи. Ладно. Чего тебе надо? Я понятия не имею, где твой придурок.
   - Понимаешь, я звоню всем, к кому он может прийти.
   - А зачем это ему ко мне приходить?
   - Как тебе сказать... Ты телевизор смотришь?
   - Короче.
   - Вчера по "Дорожному патрулю" показали странное убийство в подъезде с всаживанием большого деревянного кола в грудную клетку жертвы.
   - Короче.
   - Я боюсь, что у Ангела поехала крыша, мы ведь с ним снимали фильмы про вампиров последний год, он теперь думает, что множество вампиров ходит по Москве и он их должен уничтожить. Либо он относит мертвые тела на святое место, либо забивает кол в сердце. Я тут подумал, что он может выйти и на тебя, но ты чересчур велик для него, навряд ли он захочет тебя куда-нибудь нести, так что остается кол.
   - Обо мне не беспокойся, я твоего Ангела помню хорошо, узнаю с ходу, он не успеет и чихнуть, как я сверну ему шею, выпью кровь и принесу его тебе, облегченного на четыре литра.
   - Минутку! Проблема в том, что он нужен мне только живой, понимаешь! Я тебя умоляю, не надо у него ничего выпивать, и печенка его для тебя совсем не интересна, он этот год беспробудно пил, честное слово. Просто свяжи его, припрячь и позвони мне.
   - Ладно. Я тут делаю один сюрприз, у нас день рождения Феди в субботу. Я хотел запрятать этот сюрприз в торт с мороженым, но раз ты обещаешь кровь и мозги по стенам, я, пожалуй, профинансирую твою идею.
   Макс очень осторожно положил трубку на телефон. Он привык обращаться с предметами очень осторожно, чтобы не чинить их все время. Набрал номер огромным "телефонным" ногтем на правом мизинце.
   - Федя, - сказал он, - родной, я тебе такой день рождения устрою, вся Москва кабацкая будет год вспоминать, но ты мне очень нужен для репетиции.
   - Черепаха, - сказали ему, - кончай свои игрушки играть, сделай мне подарок и обчисти Короля наконец, хотя бы на сотню. Придумай что-нибудь, а то мне никакой день рожденья не в радость.
   Главарь Москвы западной Федя очень не любил вора и картежника Короля за лоск, красоту и неистребимую в любой самой сложной ситуации независимость. Сам Федя был простоват, но интуицию имел и команду подбирал с умом. Он собирал всех, кто обладал качествами, у него отсутствующими, и любил говорить, что человек без недостатков опасен, а человек с изъянами любим и уместен, если эти изъяны хорошо и вовремя употребить. Когда Федя не был занят важными делами, он эти изъяны высмеивал.
   Вор и картежник Король улетал из Киева. Оставаться там дальше не имело смысла: настоящих любителей покера с деньгами было мало; пощипав их основательно, Король почувствовал опасность. Он приехал в аэропорт и скучно оглядывал пространство с самолетами, когда заметил "скорую помощь". Король прошелся туда-сюда возле паспортного контроля. Интуиция его не подвела, и один из таможенников блеснул-таки алчно взглядом ему в лицо. Король понял, что его здесь ждут, сильнее сжал ручку небольшого "дипломата" и прошел в зал встречающих. Он смотрел сквозь стеклянные двери на возню медиков у самолета и дождался, когда суетливый и уставший доктор, громко ругаясь и жестикулируя, прошел в зал с администратором в форме.
   - Извините, я по поводу вашего пациента, - сказал Король, цепко ухватив доктора за рукав.
   - Голубчик, я же говорил, родственники добираются сами, понимаете, сами! У меня и так голова пухнет от всех этих формальностей, столько бумаг, столько разрешений, теперь оказывается, что я должен тоже лететь! У меня клиника, розумиете, клиника на два дня без глазу останется, ну что тут делать, я еще и с вами должен решать!
   Король ласково, но твердо взял доктора за локоть и так посмотрел ему в глаза, что доктор растерянно протер очки и непонимающе огляделся.
   - Я решу все ваши проблемы, - сказал Король. - Позвольте представиться, доктор медицинских наук...
   Король немногословно, но очень убедительно объяснил, что вынужден срочно вылететь в Москву для закупки медицинских препаратов. Он очень надеется на понимание собрата по профессии, но с таким чемоданом денег его просто не пропустят на таможне. Если доктор отдаст ему документы больного из "скорой", то он с удовольствием поможет коллеге решить его проблему и устроит свои дела. Еще он надеется, что этой скромной суммы хватит на приобретение кое-какого оборудования для клиники такого уважаемого.., и так далее, и так далее.
   Доктор, вытаращив глаза, посмотрел на пачку денег в иностранной валюте, которая должна была пойти на приобретение кое-какого оборудования для его клиники, и потребовал показать документы.
   Король по ошибке сначала достал бумаги не из того кармана и блеснул иностранным паспортом, извинился и залез в другой. Доктор пристально рассматривал фотографию Короля на странном красивом дипломе иностранного происхождения, где на русском и, вероятно, еще на английском языке было написано, что перед ним магистр медицинских наук, главный исследователь центра профессиональной реабилитации инвалидов и почетный академик Всемирной Академии медиков. Доктор с растерянностью протянул такой потрясающий документ Королю и с некоторым колебанием взял деньги.
   - Ну что ж, - сказал он неуверенно. - Я рад, что могу чем-то помочь, понимаете, персонал аэропорта сказал мне в последнюю минуту, что медсестры недостаточно и должен еще лететь и специалист, они не хотят ответственности, если что случится. Вы же понимаете, перестраховщики, а в Москве вас обязательно встретят, обязательно. Пойдемте, я вас представлю, а то уже идет посадка.
   Король поблагодарил доктора, назвал его голубчиком и попросил халат и шапочку.
   Замученный нападками доктора администратор принес три билета, плохо слушая, что ему объясняют, провел Короля к носилкам с больным и с облегчением показал жестами бортпроводнице, как его все это достало.
   Молоденькая и очень привлекательная медсестра, распахнув глаза, оглядела потрясающего доктора с аккуратной черной бородкой, безупречной платиновой сединой головы и бакенбардов, великолепным кольцом-печаткой на безымянном пальце левой руки и умопомрачительным серебристым галстуком на серой рубашке. Доктор улыбнулся ей покровительственно, приподнял простыню и положил к больному свой кейс. Потом он надел халат и шапочку, достал из кармана пиджака дорогие сигареты и протянул ей пачку.
   - Как вы думаете, коллега... Я без пальто, а в Москве, наверное, холод собачий?
   - Э-э-э...
   Я?.. - Медсестра завороженно смотрела на золотую зажигалку.
   Около четырех часов вечера Черепахе-Максу позвонили и сказали, что Король прибыл.
   - Деньги? - спросил Макс.
   - Порядок. Мы его чуть не проворонили, все вышли, а его нет. Собрались уходить, а тут носилки из самолета выносят. Наш клиент в халате, но с чемоданчиком.
   - Где? - спросил Макс.
   - Купил одежонку в магазине, теперь кушает в кафе.
   - Готовь Мусульманку.
   - Давно готова, - сказали Максу и положили трубку.
   Король задумчиво и медленно жевал в маленькой пиццерии. За столик к нему подсела очень эффектная женщина. Она была необычайно красива. С тонким и смелым размахом совершенно не выщипанных бровей, сросшихся у переносицы, иссиня-черными волосами, слегка наметившимися усиками над ярким пухлым ртом, длинными зелеными глазами, одетая в немыслимый балахон.
   - Кто ты, дитя мое? - спросил Король, оглядев ее и вытерев рот салфеткой.
   - Я - бабочка, я - мусульманка! - Женщина плавно взмахнула руками, захватывая все пространство вокруг себя прозрачной черной тканью.
   - Дай подумать... Гумилев! - радостно сказал Король, уставив в нее указательный палец.
   - Мандельштам! - грустно сказала женщина и съела кусочек с его тарелки. - Все равно приятно, сейчас мало кто интересуется поэзией.
   Король непроизвольно посмотрел на кейс у своих ног. С одной стороны, конечно, опасно, но с другой - ночевать негде. Он расплатился, помог надеть Мусульманке очень дорогую шубку и взял на улице такси. Женщина жалась к нему осторожно, говорила мало, только томно вздыхала. Квартира ее была на первом этаже. Король слегка отстранил ее у двери, вошел, осторожно ступая, быстро и профессионально осмотрел небольшую кухню, ванную и туалет, в комнате заглянул за большой и объемный диван, отодвинул занавески. С подоконника на него неожиданно блеснули желтые кошачьи глаза. Король извинился и задвинул занавески.
   - Что будем делать? - спросила Мусульманка, сняв свой балахон. Она оказалась в крохотном облегающем платье с тонким золотым ободком на шее.
   - Детка, - сказал Король, - мне шестьдесят два года, я хочу принять душ и выпить чего-нибудь. Тебя интересуют ископаемые?
   - Ну-у-у... - протянула задумчиво Мусульманка.
   Король пошел в душ с кейсом.
   Он вышел голый, обмотавшись ниже пояса полотенцем.
   - Хотела бы я так выглядеть в шестьдесят лет, - мечтательно сказала Мусульманка.
   Король открыл кейс.
   Несколько минут они молча созерцали аккуратно уложенные пачки долларов.
   - Сколько? - спросила Мусульманка.
   - Много. Очень много. Возьми, сколько тебе надо, и скажи, кто и зачем тебя послал.
   Мусульманка, поколебавшись, взяла одну пачку сотенных, потом, подумав, еще одну.
   - Мне придется исчезнуть на время, если я скажу, ты же понимаешь.
   - Кто? - спросил Король.
   - Федя, - тихо ответила Мусульманка. - У них намечается большой покер, приехал какой-то румынский князь, Федя хочет его взять сам, я должна тебя уговорить уехать поиграть в Питер.
   - Как ты можешь меня уговорить?
   - Федя выделил на это дело почти двадцать тысяч... Он готов, чтобы его человек проиграл тебе в Питере двадцать тысяч, только чтобы ты уехал из Москвы.
   - Но как бы ты меня уговаривала?
   - Что.., показать? - Мусульманка плавно опустила с плеча тонкую бретельку.
   - А! Нет. Если Федя готов выбросить мне двадцать тысяч, на сколько же он хочет раздеть румына? Похоже, мне пора.
   - Отдохни. Ты что, сейчас уйдешь? Король одевался.
   - Тогда я тоже соберу вещички, - задумчиво сказала Мусульманка, доставая большую сумку.
   Бутафор одного известного московского театра, на досуге подрабатывающий у Стаса Покрышкина, осматривал пристально неуклюжую, немного горбатую фигуру Феди. Два телохранителя не сводили с бутафора глаз.
   - Не знаю, что можно сделать... Шея коротковата.
   При этих словах охранники вопросительно посмотрели на Федю. Федя улыбался.
   - Мне обещали все на высшем уровне, - сказал Макс.
   - Конечно, конечно, но придется продумать костюм, чтобы был такой воротник... Понимаете, основную часть красной жидкости и челюсть придется запрятать в большой воротник, ниже пустим жабо... Нет, такой воротник с жабо не пойдет. Разрешите, я мерку сниму. Какой цвет костюма желаете?
   Федя желал красный.
   - Понимаете, - бутафор осторожно обхватил шею Феди сантиметром, телохранители подошли ближе и достали оружие, - на красном кровь будет совершенно неэффектна.
   Федя слегка рыгнул. Бутафор отшатнулся от запаха чеснока и хорошей водки.
   - Спасибо. - Он быстро собирал свой чемоданчик, похожий на докторский саквояж. На пол упал карандаш. Поднимая его, бутафор увидел прикрепленный снизу большого круглого стола приборчик, похожий на большую оливку. Извините.
   Король сидел в доме напротив и видел колышущиеся на занавесках тени. Он был в наушниках и хорошо слышал даже натужное сопение костюмера, когда тот поднимал что-то с пола.
   Король устроился с комфортом в кабинете какого-то института, окна этого кабинета смотрели как раз на окна Макса-Черепахи. В институт Король мог пробираться только по выходным и после пяти вечера. Он влезал в окно туалета на первом этаже и отмычкой открывал нужный кабинет. Этот кабинет находился почти на предельном расстоянии, необходимом для прослушки. Вообще-то прослушка предназначалась для аппаратуры достаточно громоздкой, помещавшейся в фургонах. Фургон припарковывался недалеко от дома. Король приклеил прослушку месяц назад очень сильным клеем, так, для балды, как сказал бы Макс. Два металлических ящичка, наушники и небольшой магнитофон Король хранил тут же, в институте, в подвальном складе институтских приборов. С огромным удивлением он сейчас обнаружил написанный черной краской инвентарный номер на одном из ящиков - вероятно, в институте была инвентаризация, - посмеялся, жалея, что некому рассказать этот анекдот.
   Король сидел, положив ноги на стол. Шел двенадцатый час ночи. Король уныло думал, что утром часов в пять из института придется смотаться и найти место поспать. Через пару дней - выходные, сидеть можно будет весь день, но как долго это продлится? Скажет ли кто-нибудь что-нибудь про игру?