Вайман Наум. Щель обетованья

А в утреннем автобусе в Тель-Авиве ну кто ездит? - простонародье: пенсионеры, френки*, олим хадашим*. Не велика убыль. Со всех сторон только и слышишь:"А что делать?", "А какова альтернатива?" Прыгнули в пропасть, а тех, кто со страху завизжал, ехидно спрашивают: "Ну, так а что ви предлагаете?" Или, со снисходительным смешком:"Ну что, убивать их, выселять, да?" Конечно легче быть убитым и выселенным. Кибуцник по ТВ: "Если правительство (читай: родная партия) решит, что мое поселение не нужно, значит оно не нужно, значит будем эвакуироваться." Терем эрев навин, терем эрев навин... Поймем ли мы, пока еще не вечер... 30.11. Вчера по русскому ТВ был день Кончаловского. Когда-то мне понравились его американские фильмы "Поезд свободы" и особенно "Любовники Марии", очень русские, ностальгические. А тут он выступал в программе "Час пик", жаловался на русские туалеты общественные, утверждая, что это основной показатель уровня цивилизации, потом "Курочку рябу" показывали, где этой теме тоже внимание уделено, а потом всенародно "курочку" обсуждали, правдиво или не правдиво. Андрон, обычно хмуроватый и желчный, на этот раз был радостно возбужден, играл с курочкой, которая по залу носилась, чувствовалось, что мечта превзойти славу брата, наконец, начинает сбываться. Весь фильм ради этого, ради общественной дискуссии. Как хочется русскому художнику быть властителем дум! И от этого все норовит "в лоб заехать". Это тебе не танцующая курица Вернера Герцога в "Строшеке". 22.11. Наум, извини, что я тут заткнулся - честное слово, раз пять порывался за перо, но отходил. Жизнь слишком суматошная. Не знаю, слышал ли ты, но нашу станцию Клинтон придушил, а остатки должны в будущем году перевезти в Прагу. Возможно, мы окажемся там во второй половине будущего года, хотя пока нет уверенности. Мы там с женой уже побывали в частном порядке - город поразителдьной красоты, так что если будете опять в Европе, заглядывайте. Что касается моей поездки в Израиль, то это как с письмом - тоже раз пять собирался. Попробую ухитриться весной, хотя и без гарантий, если денег наскребу. Сейчас приходится считать каждую копейку, потому что будущее туманно. Спасибо за книжку. Не буду настаивать, что у тебя получился шедевр - ты ведь знаешь мою доброту, я собственных стишков не жалую. Но вообще мне твои стихи, начиная с прошлой книги, стали нравиться больше, жизнь в Израиле в каком-то смысле пошла тебе на пользу. Что касается моей писанины, то кусок был опубликован в "Знамени", по-моему еще в конце позапрошлого года. Ожидается еще обрывок в "Октябре", но не могу сказать в точности, когда. Это если "Октябрь" еще просуществует, а то ведь страна погружается в непроходимое говно. Я после нашей встречи был там еще два или три раза, больше ни за что не хочется. С Андреем я последнее время вижусь не часто. У него родился ребенок, человек занятой, трудящийся. Да и я тоже. Привет Римме. Пиши, не пропадай. Авось еще свидимся до полного мира на Ближнем Востоке. А. Ц. Здравствуй, Леша! Поздравляю тебя и всю твою семью с Рождеством и с Новым годом! Здоровья и побольше радостных дней в новом году. Рад был твоему письму, хотелось бы вообще встретиться, пообщаться, так что если удастся выбраться к нам весной - замечательно. Ну а ты, когда в Прагу переберешься, не потеряйся. Вообще-то у меня в Праге даже какие-то дальние родственники есть, приглашали в свое время, а поскольку город и вправду красивый и для русского слуха ( а также и для еврейского) не чужой, то рано или поздно я туда загляну. Ну а стихи (о своих говорю), они что ж, конечно не шедевр, да не в этом уже и дело-то, уж не призов ради все это, и не ради спасения души даж, а просто бормочешь что-то, по привычке?, себе самому, а то иногда и приятелю, или подруге. Даже и не по привычке "писать", а по привычке делиться, рассказывать о себе, ну, конечно - кому интересно. Если уж совсем никому неинтересно - это обидно, но если хоть у кого-то интерес этот остался, или от прочтения появился - и слава Богу. И "нетребовательность" сия не от скромности, а от глубокой горечи (возрастное?), что вот идут-грядут на нас орды варваров, то самое племя молодое-незнакомое, которое и знать-то не хочется, и как бы с жизнью уходит и все то, что мы вместе "надышали" в этом мире, а потому так и цепляешься еще за разговор, за письмо, за оброненную мысль, за напетую песню... Это ощущение, что мы "последние" - удел всех поколений, или чаще все-таки живет надежда на преемственность? Однако я увлекся "философией". Но ты и без нее уже давно понял, что я люблю писать письма, а для этого нужно их получать, и это я тоже очень люблю, так что не скупись приятелям на подарки, пиши, на небесах зачтется. Привет домашним. Наум 22.11. 1.12. По Лосеву "искусство - продукт удушения трансцедентных ценностей" и "выражает мироощущение либерально-буржуазного, самодовлеющего, капризного, деспотического, изолированного субъекта." А подлинное творчество - есть усовершенствование самого себя. 3.12. Гулял по Шенкин. Погода солнечная, празднично. 5.12. Газа превращается в маленький Ливан. Они что, не понимают, что там и атомную бомбу сварганят? 9.12. На работе началась травля. Наслали инспектора. Он нашел, что мой урок оставляет желать лучшего. Придет еще. Злюсь. Ездил в четверг в Иерусалим, в библиотеку Форума. Попиздели о русских журналах. 10.12. Читая Слонима "Три любви Достоевского", подумал, что и меня всегда тянуло к одиноким, а стало быть несчастным, даже ущербным, и я не раз в юности воображал себе "встречу" с женщиной умной, знатной и ущербной, скажем немолодой... Эти видения были довольно настойчивыми, и я объяснял их то своей мужской неуверенностью, ищущей "добычу полегче", то острым желанием доставить радость "отверженному" (а я и себя таким ощущал, так что тут было желание помочь "сестрице по разуму"), но, если вспомнить явный элемент сладострастия в этих мечтах о хромоножках, то можно заключить, что садо-мазохистская основа здесь была, и это смыкается с моей странной агрессивностью, ночными мечтаниями о гигантских взрывах, о пожарах и химчистках "грязных" кварталов и городов). Однако женщины, с которыми меня сводила судьба, изъянами уязвлены не были... Вдруг вспомнил платформу "Измайловского парка", реденький хиловатый лесок вокруг, какой-то ветеран газетку на лавке читает... Я - Синнахериб, царь Ассирии, премудрый пастырь, хранитель истины, совершенный герой, могучий мужчина, узда, смиряющая строптивых, от Верхнего моря, где закат солнца, до Нижнего моря, где восход солнца, склонил я черноголовых к стопам моим, цари четырех стран устрашились боя со мной, покинули крепости, как летучие мыши свои пещеры и улетели одиноко в места неведомые... Шузубу-халдей, арамей беглый, кровопийца лишенный мужской силы, Вавилон поднял, Шумер и Аккад, и Элам неблагоразумный, открыли они сокровищницу Эсагилы, золото и серебро бога Бела и богини Царпанит вынесли, вывели войско, как саранчу весной, пыль от ног их закрыла небо, как гроза в зимние холода, я же взмолился Ашшуру и он пришел мне на помощь. Опьянился я яростью, одел доспехи, украшение битвы, и взошел на колесницу высокую. Как связанных жирных волов я пронзил их, словно жертвенных баранов я их перерезал, дорогие им жизни их обрубил я, как нити ковра ткущегося, кровь их текла, словно половодье в сезон дождей, золотые колеса моей колесницы погружались в кровь их как в реку, разбрызгивая утробу и нечистоты. Я отрезал им бороды, обесчестив, я отрубил их руки, как зрелые огурцы, и кольца и пояса я забрал их, и не останавливал избиения, шатры свои они бросили, ради спасения жизней своих топтали раненых, как у пойманного птенца голубя трепетали сердца их, они мочу горячую испускали и кал оставили в своих колесницах. После разговора о русских журналах зашли в забегаловку на Мерказухе, пустую к ночи, Верник достал початый коньяк, завернутый в газетку, говорили о Сорокине, Верник признался, что не дочитал, не осилил "Сердца четырех", а Гольдштейну роман понравился, высказались о власти "структур" и структуре власти, потом Морев перескочил на мемуары Комаровского и Кузмина, я рассказал о фильме "Бруклин, последняя остановка", который меня увлек темой бунта. На обратном пути отвез Гольдштейна, очень смущался, ну просто не хотел отвозиться, видно сильно побаивается данайцев, как девица, привыкшая видеть в каждой услуге мужчины непрошенный аванс за грядущий зиюн*. Сегодня святая троица получает премию Нобеля. Премия мира - утешение за бесславие. Нужна новая эпоха рабства. Чернь обнаглела, тоскуя по подвалам. Вчера с утра поехали вдвоем грибы собирать. Погода солнечная, полно маслят. Обед у родни. Олимы. ИТеэРы. Юбеляру 70. Еще крепок. Перечень заслуг в мирное и военное время. Какие посты занимал, какое значение имел. Старушки-подружки читали посвящения в стихах. После нескольких рюмок, разбившись на кучки, талдычили о политике, о том, как их тут недооценили, и о собственной глупости, что не поняли в какую восточную, провинциальную, бескультурную, бестолковую и безалаберную страну их "тянут". 12.12. У Слонима: "... самое обидное для мужчины - знать, что для любимой он попросту один из многих и что она ничего не прочла на челе его. Очень многое в последующей жизни Достоеского объясняется этой обидой: ее редко прощают даже обыкновенные таланты." Вчера звонил профессор К., приглашал на сходку - русскую партию создают. "Юлик придет". Что-то мне совсем расхотелось играть в эти игры. На что ему и намекнул. А он почему-то обиделся... 16.12. Случайно встретил А. Всплеснула руками:"Так что ж ты не позвонил? Я день тогда освободила..." Я что-то промычал про неважное самочувствие. И вот опять мучаюсь: звонить - не звонить. Один солдатик, проезжая Рамаллу, не туда заехал, его забросали камнями, чуть не растерзали, повезло, случился рядом патруль. Первые страницы газет украсили фотографии его окровавленного, обезумевшего от страха лица и сакральную радость дикарей с камнями и ножами вокруг - пир ненависти. В официальном коммюнике армии солдат был морально осужден за то, что не пустил в ход оружие, даже обещали под суд за это отдать, когда из больницы выйдет. Сначала морально обезоружат нацию, и ее армию, а потом обвиняют ее в трусости. А если бы он стал стрелять и перебил бы человек 20, какой хай поднялся бы о резне, о погроме (может это была провокация, вокруг было полно фоторепортеров), и его наверняка осудили бы как нового Гольдштейна. Но наш доблестный воин на провокацию не поддался. Всегда легче, чем убить, быть убитым. 17.12. Дождит. Ночью русские начали войну в Чечне. Я так же радовался, когда Саддамушка лихо Кувейт захватил: ну, вляпались. Сама-то война плевая, Грозный быстро возьмут, но партизанщина. Буча может завариться немалая. Если встанет Россия грудями на басурман, то и мы бы свой навар поимели, конечно не с бейлиными и пересами. Прибалты уже дрожат, Европа напряглась. Так-то дразнить медведей, теперь держись! Люблю безобразия! И в России "Шалом ахшав" /"мира немедля"/. Какой-то "демократ", книжек обчитавшись, под стать нашим болтунам, выразился: "Никакие политические идеи не могут оправдать гибели даже одного невинного человека". В том числе и идея свободы? Иль там демократии? Да и в каком смысле "невинного"? 24.12. Отправил все письма и поздравления с Новым годом. Договорился с А. увидеться в среду. Старший вчера праздновал с приятелями свое 25-летие. А мы уехали к Г., поели, поболтали с ним о политике, он считает, что с Арафатом очень ловко провернули дело, втянули его в коллаборационизм и деваться ему некуда. А нам есть куда? Г. в профсоюзе инженеров серьезную карьеру сделал. Потом пошли на фильм с Гарисоном Фордом про борьбу с колумбийской мафией и предательскую сущность политиков, фильм для американских детей, потому что израильские дети дружно смеялись, когда благородный Гарисон Форд делает американскому президенту втык за аморалку. А своим политикам верят. Один учитель мне недавно говорит: но ведь генерал такой-то не боится отдать Голаны, он что хуже тебя понимает? А если, говорю ему, твой генерал - продажная шкура, и за джобик после армии родную маму продаст? Он говорит: тебя страшно слушать, и рукой отмахнулся. Утром в лес ездили, грибов полно, Кл°па с восторгом носится по хвойному ковру, совокупление по-собачьи, быстрое, жадное, Кл°па рядом, высунув язык, наблюдает. "Это мы были мерзкие животные?.., - жена мяукает. А вечером опять изнасиловала. Прочитал статью Мандельштама "О природе слова". Об "органической поэтике", об "эллинизме" русского языка, очень метко о Белом и Розанове, но никак нельзя согласиться, что Розанов "оказался ненужным и бесполезным писателем", справедливо боднул Брюсова, отхлестал теософию, расправился с "дурной бесконечностью эволюционной теории" и с "ее вульгарным прихвостнем - теорией прогресса". Порадовал тем, что "ум не есть совокупность знаний, а есть хватка, метод", и тем, что "Европа без филологии - даже не Америка; это цивилизованная Сахара, проклятая Богом, мерзость запустения". (Далась всем эта Америка. Общее место - презирать ее.) Но в главном статья не удалась, ее цель была выяснить, в чем единство русской литературы, о связующем принципе, но заявить, что "таким критерием единства может быть признан только "язык", это подмена одной дурной бесконечности - другой бесконечностью, дурной не менее, хотя и более модной. Интересно найти некий стержневой миф, если он есть... А еще взялся за Карлейля, о героях. И экзамены надо готовить... Сейчас поедем в лес жрать, опять стал жрать много и сразу прибавил в весе, и зуд внутренний, беспокойство раздражающее. В Ливане еще двух солдат убили, русские в Чечне закопались, ну и - тут как тут - миролюбы, чеченцев жалеют, права человека, нельзя бомбить мирное население, а вот правду о войне, о хитросплетениях личных и групповых интересов, из-за которых гибнут сотни людей, никто не напишет, страшно, за правду и замочить могут. Вечером к М. поедем, пожрем, в шахматы поиграем, музыку послушаем, живем, блин, мельтешим... 25.12. Отправил письма. Заказали с мамой букет дяде Самуилу, через моря и океаны, ему 80. Потом поехал на Алленби, по книжным. Зашел к Сове, Сова пяток книжек взял, а расплатился огромным томом писем Владимира Соловьева, вроде ни к чему, но взял, что с него еще взять, дела небось не шибко идут. Еще интересную брошюрку о символике в искусстве выклянчил. Сова, как всегда, шутковал-балагурил, и вдруг таинственно вывел меня в тупичок и завел такие речи: вот, мол, русские не хотят голосовать за богатых, за там всяких щаранских, а вот он со многими общается и понял, что за такого как он будут голосовать, что пора заняться политикой, что прочитал Геббельса и Жириновского, очень полезно, и понял - нужно обещать по-больше: налоги - нахуй, службу нахуй сократить, резервистскую - нахуй отменить, террор - в пизду, под корень и т.д., что у него родня 70 лет в Израиле, недавно на семейном торжестве была племянница Герцога и сам Папу, знаешь Папу? с гостиницами? что народ нихуя не знает, тут у нас на Аленби бюро помощи рабочим, никто нихуя об этом не знает, а там есть баба, ну совсем припизднутая, говорит, что Елин, ну знаешь Елина? министр внутренних дел России, поклялся ее извести, что ФеЭсКа и ФеБеЭр за ней следят.., я от него все отодвигаюсь, а он напирает, рыбьим супом от бороды несет, пуговицы крутит, я-то поначалу думал, что он стебается, как обычно, варежку раззявил из вежливости, а его вишь куда повело. Еле ноги унес. Да, а по дороге, в автобусе, встретил Жору, так он мне тоже всю дорогу вдохновенно мозги ебал что Рабин - клинический случай, Перес - сука, как бы их подзорвать не знаешь? у них блядей вертолеты есть на всякий случай, на американский авианосец удрать, а мы куда денемся? что от Рафуля он ушел, Рафуль полный мудак, что России скоро конец, что вся мафия там - евреи, и скоро им крышка, что "Маарив" он больше не читает, потому что они наглые суки и т.д. Напротив нас сидела сорокалетняя русская блядь с перебитым носом, ажурными черными чулками и декольте по пояс, день был солнечный, на редкость теплый. Карлейль:"Почитание героя - есть трансцендентное удивление перед величием... В груди человека нет чувства более благородного, чем удивление перед тем, кто выше его. Религия держится на нем... Почитание героя, удивление, исходящее из самого сердца и повергающее человека ниц, горячая, беспредельная покорность перед идеально-благородным, богоподобным человеком - не таково ли именно зерно самого христианства?" Назвал Христа "величайшим из всех героев". И дальше:"Я хорошо знаю, что в настоящее время почитание героев признается культом отжившим, окончательно прекратившим свое существование. Наш век есть век отрицающий самою желательность их. Покажите нашим критикам великого человека, например Лютера, и они начнут с так называемого "объяснения"; они не преклонятся перед ним, а примутся измерять его... Он был "продуктом своего времени", скажут они. Время вызвало его... Время вызвало? Увы, мы знали времена, довольно громко призывавшие своего великого человека, но не обретавшие его! Время, призывавшее его изо всех сил, должно было погрузиться в забвение, потому что он не пришел, когда его звали." В Ерушалаиме араб взорвал себя на автобусной остановке, но не удачно, всего с десяток раненых. Анита Шапира (опять взялся) цитирует Голумба:"Эти действия (атаки на арабские деревни под водительством Вингейта в 1938 - ом) нам не подходят, потому что мы таким образом испортим наши отношения с арабскими соседями." То, что они нас убивают - это не портит наших отношений. Ничего не изменилось. Не иначе как с Божьей помощью и ради какой-то Его коварной цели это государство возникло. Горький сетовал в "Несвоевременных", или это от Чаадаева еще?, что Россия существует только для того, чтоб время от времени преподносить человечеству какой-нибудь жестокий урок. Кажись и мы для того же. 29.12. Ездили с А. к Дани. Камин горел. За верандой шумело море - погода портилась. Ели креветки. Жирные. Воодушевлена новой ролью. Делилась любовью к театру. А я поучал, что театр - искусство толпы. Потом гуляли вдоль мола, целовались. На сердце повеселело, будто ловко созорничал. Ж., математик из Черновиц, сноб, читает на переменках Куприна, любит объяснять тайны мира женскими циклами и прочими половыми проблемами, при этом доверительно и чересчур приближаясь, так что котлетами домашними изо рта несет, кручу морду в сторону, криво улыбаясь, дыхание задерживаю, а он с другой стороны заходит, травит котлетной вонью, тошнит, бледнею, хочу удрать, а он - за пуговицу, и, изогнувшись, все в глаза, в глаза норовит заглянуть, которые у меня мечутся, как пьяная белка в клетке. 5.1.95. Звонил вчера Мише, поздравить с Новым годом, и вообще. Совсем плох. Голос ужаснейший. Почти умолял, чтобы я "звонил иногда". Не знаешь, что говорить, чем помочь. На Новый год у нас собирались. Были П. Лора мне всегда нравилась, добрая баба, податливая. П., конечно, "гусь". Амбиций неугасимых. Когда-то был, фактически, резидентом Бюро в Москве, еще до того, как, по словам Андропова, "диссидентство стало высокооплачиваемой профессией". Все нити к нему сводились. Энергичный, властный. Рабин его по приезде принял, все шансы были взлететь, но капиталом, нажитым в Москве, распорядился неловко, промотал, пустился в авантюры с Флато-Шароном... А с другой стороны и к левым в очередь за похлебкой не встал. Последние годы работал в посольстве. Говорят, не сработался. Сейчас ждет-ищет нового назначения. На "русской улице" вовсю шевеление, варганят партию. К. насмехался над самопожертвованием, мол, глупо, бесполезно, вот Гольдштейн, вс° его невероятное деяние - пузырь воздуха лопнувший, ни на что не повлияло, растворилось. Сам-то К. с советской властью тягался довольно решительно, вообще, это интересно, как все, кто "там" были героями, превратились здесь в циничных обывателей, слишком много сил ушло на прорыв? Завел меня на любимые рассуждения: индивидуальные героические усилия влияют, когда в массе есть атмосфера сочувствия, восхищения и стремления к подражанию, когда между актером и зрительным залом напряжение сопереживания одной и той же трагедии. А когда зал полон равнодушных, скучающих снобов: тема, понимаете ли, не нова, интерпретация грубовата и т.д., то спектакль мертв, никакой актер не поможет. (Но старость - это Рим, который взамен турусов и колес не читки требует с актера, а полной гибели всерьез... Кстати о птичках, вот Парамонов записывает Пастернака в "русские гении", цитируя самого Бориса Леонидовича, что в нем "кроме "крови" не было ничего еврейского". А "жизнь"?! Сестра моя, жизнь! "Благоговейное отношение к жизни"! "Евреи суть зримое воплощение этого принципа". Вас цитирую, товарищ Парамонов! У русских, извиняюсь, нет такого благоговейного отношения к этому делу.) Л. однажды рассказывал о былых подвигах: "В "Нью-Йорк Таймс" появилась статья их московского корреспондента, такой был пожилой жовиальный еврей, лет 20 уже сидел в Москве, "заплыл жиром" и мышей не ловил. Статья была об "активистах", с точным указанием, где они работают, из чего можно было сделать вывод, что они действительно владеют госсекретами и их нельзя выпускать. Мы вызвали его на ковер. К Хенкину. Хенкин ему говорит: "Вы от кого получили сведения о том, где мы работали или работаем? От КГБ? Так вот, если в три дня в "Нью-Йорк Таймс" не будет опровержения, мы сообщим в еврейские организации, что вы агент КГБ и ваша песня спета, вы поняли? Они вас сварят заживо!" Ты знаешь, он побледнел, вот как эта стена. Пришел такой веселый, самоуверенный. Вот как эта стена. В три дня было опровержение!" И он засмеялся. Авода (партия Труда) в опросах резко падает. Пока. Через год начнут деньги раздавать во все стороны, займут у американцев, мир принесут на тарелочке, мнение и изменится. Они свой народ знают, не впервой хозяйничать. В Грозном жестокие бои. Русских бьют. По своей инициативе влезли, а не подготовились, вот долбаебы. С утра шумели о мемуарах одного араба, который разболтал про сговор между ООП и партией Авода перед выборами, о том, как свалить Ликуд. Обсуждали, можно ли доверять этому арабу или нельзя. Да ведь это ежу ясно, без всяких арабов с мемуарами. Они ж его сами партнером называют. Шутаф. 8.1. В 10 утра звонок. "Так, голос послушать. Напиши поскорей. Прям сейчас иди и напиши. И дневник хочу. Ты мне еще за Москву должен". Вдруг залаяла Кл°па. "Кл°па чтоль лает?" "Ага." "Мой Кинг тоже рядом (белый кокер), пригрелся... ушами повел. Косится. Ты знаешь, это он Кл°пу услышал! Точно услышал! О, май гот!" Ездили в лес. Погода сказочная: солнечно, градусов 18, ветра нет. "Лес", ясно дело, битком набит, но к трем набежали тучи, закрапало. Народ смылся. Однако дождь так и не разразился, и опять распогодилось. Дамы пошли гулять, а мы с М. остались вдвоем, немного пьяненькие от вина, от озона, от грусти, делились своими разочарованиями... М.: "Дело даже не в том, что получается с женщиной или не получается, а просто их нет. Их нет вокруг, будто выход на них закрылся. То есть нет выхода на новых женщин. А те, кто нас постоянно окружают, уже... почти не женщины..." Я вдруг увидел, а уж сколько знакомы, что М. похож на Кафку. Тот же напряженный взгляд, горький извив губ... Чеченцы стоят насмерть. Достойно восхищения. Вот, наглядно - героизм целого народа. Их, как скот на бойню, не загонишь. Хочешь, чтоб евреи были, как чеченцы? Честно говоря, нет. По ТВ дискуссия, удивляются-возмущаются, почему это "русские" не хотят "сливаться" с израильтянами? С какими? Что это такое, израильтяне? Нации-то нет. Салат общин, вывихнутые "коленки". Восток нас слопает. Всосет, как Солярис. Топь Востока... Мерзость... Крутили по телеку "Машеньку" Райзмана. Мамина молодость ("второй курс..."). И чем-то трогательно... 22.1. Инспектор опять явился и опять выразил недовольство. Не доходчиво объясняю. Не пользуюсь современными средствами демонстрации. Еще раз придет. Заработает он у меня мел в жопу. Кто его, интересно, навел... Сегодня взорвали тремпиаду /перевалочный пункт для солдат/ у перекрестка Лид. 20 солдат погибло. Показывали теперь аккуратно, разбросанные куски тел в морду не тыкали: после взрыва автобуса на Дизенгоф власти критиковали телевидение за "жестокие кадры". Ну, как водится, объяснили нам, почему они это сделали. Чтобы помешать делу мира. Рабин на импровизированной пресс-конференции от легкого испуга (что народ возмутится) ляпнул, что погибло "мизерное количество" солдат (миспар заум), это был "прямой эфир", потом этот отрывок из всех сводок новостей вырезали. А испугался наш вождь зря. Народ смирный. Максимум - повизжат немного, как одна баба в телекамеру: "Ани истерит ми кета зе!" ( Я от всего этого в истерике!). Остановиться, как президент намекнул им, тем более повернуть назад, они не могут, это означает отказ от власти. В таком шатком положении задержаться, можно утерять контроль, один выход: еще быстрее впер°д, под откос, может в конце взлетим. На воздух. Все эти хитрые еврейчики, которые в самолете на Вену уговаривали меня держаться от евреев подальше, лучше с гоями, оказались правы, они знали свой народ лучше меня. А я накололся. Маху дал. Сглупил. Романтизм-то до добра не доводит. Недели за две до отъезда, когда пил горечь вечеров, ночей и людных сборищ, Миша повел меня на литературную вечеринку к Казарновскому, читали там всякое, один русский писатель с рыжей бородищей читал про прополку сорняков на приусадебном участке, Миша шепнул: он с тобой поговорить хочет, по еврейскому вопросу, ты не против? Отчего ж, говорю, вопрос важный. Мы удалились с писателем в отдельную комнату, где он, разгладив бороду, начал так: "Я вот тут роман пишу о русской жизни. Ну а какая может быть русская жизнь без евреев. Так у меня есть один важный персонаж, еврей, но мне не хватает натуры, я всегда эскизы с натуры готовлю к картине... вот, так нет ли у вас знакомого, такого настоящего еврея? Что значит "настоящего", говорю. Пиши хучь с меня! И подбоченился. Не, говорит, вы... не еврей. Мерси, говорю, за комплиман, однако.