Страница:
Когда я вошла в секретарскую, Миранда разговаривала по телефону, а на моем столе распласталось ее полупальто из змеиной кожи от Гуччи. У меня застучало в висках. Неужели она сдохнет, если сделает пару лишних шагов к шкафу, откроет его и повесит на плечики свое собственное пальто? Почему она позволяет себе бросать его на мой стол? Я поставила кофе, посмотрела на Эмили, которая разговаривала одновременно по трем телефонам и которой было не до меня, и повесила змеиную кожу в шкаф, вытащив оттуда свою собственную одежду и сложив ее, чтобы затолкать под стол: ведь она могла бы заразить ее пальто, если бы осталась висеть рядом.
Я схватила два куска нерафинированного сахара, ложечку и салфетку из запаса, который был у меня в ящике стола, и сжала их в кулаке. Подавила вспыхнувшее было желание плюнуть в ее кофе, достала с полки фарфоровую тарелочку и положила на нее жирное мясо и влажный сыр. Вытерла руки о ее грязные вещи, спрятанные у меня под столом, чтобы она не видела, что их еще не забрали. Теоретически я должна была мыть ее тарелку в раковине на кухне каждый раз, как она поест, – но тут уж я ничего не могла с собой поделать. Мыть ее тарелки на глазах у всех было слишком унизительно, поэтому я их не мыла, а вытирала салфетками и отскребала остатки желтка и сыра ногтями. Если тарелка была очень грязной – или все уже успело присохнуть, – я открывала бутылку «Пеллегрино» и наливала немного в тарелку. Я не очень переживала из-за моральной деградации – настораживало лишь, что планка снизилась так легко.
– Помните, я хочу, чтобы мои девочки улыбались, – говорила она в телефонную трубку. По интонации я поняла, что она разговаривает с Люсией, директором отдела моды, отвечающей за экстерьер манекенщиц на предстоящей фотосессии в Бразилии. – Счастливые, белозубые, здоровые, ухоженные девочки. Никакого уныния, никаких мрачных тонов, макияж только светлый. Я хочу, чтобы они сияли. Я говорю серьезно, Люсия, ничто другое неприемлемо.
Я поставила тарелку с сандвичем на край ее стола, рядом пристроила латте, салфетку и все прочие принадлежности. Она на меня не взглянула. Я помедлила с минуту: вдруг она даст мне стопку бумаг, которые надо отослать по факсу, или просмотреть, или разложить по папкам, – но она не обращала на меня никакого внимания, и я вышла. Восемь тридцать утра. Всего три часа, как я на ногах, а мне кажется, что я проработала все двенадцать. Сейчас я могла присесть – первый раз за все утро. Но лишь только я собралась залезть в свой электронный почтовый ящик, посмотреть, нет ли там каких-нибудь вестей из внешнего мира, как появилась она. На ней были жакет из твида с ремнем, туго стягивавшим ее и без того тонкую талию, и прекрасно гармонировавшая с жакетом узкая юбка. Она выглядела сногсшибательно.
– Ан-дре-а. Кофе ледяной. Не могу понять почему. Думаю, вы отсутствовали слишком долго. Принесите мне другой.
Я сделала глубокий вдох и постаралась, чтобы на моем лице не появилось выражение ненависти. Миранда поставила невыпитый кофе на мой стол и взяла оставленный для нее свежий номер «Вэнити фэар». Я чувствовала, что Эмили смотрит на меня и что во взгляде ее смешались сочувствие и злость: ей было жаль, что мне придется повторить чертову гонку, но она злилась на то, что я смею из-за этого расстраиваться. В конце концов, разве не ради такой работы, как у меня, миллионы девушек готовы на все, что угодно?
Я издала выразительный вздох – тщательно отрепетированный, настолько громкий, чтобы Миранда могла его слышать, но все же не настолько, чтобы она потребовала объяснений, – снова надела свое пальто и поплелась в направлении лифта. Мне предстоял мучительно долгий день.
Второй кофейный забег прошел более гладко. Народу перед кафе немного поубавилось, и Марион уже была на своем рабочем месте. Она лично принималась готовить кофе Миранде, когда я за ним приходила. На этот раз я не думала снова выступать в роли растратчицы – уж очень мне хотелось поскорее вернуться и сесть, – но все же заказала два добавочных капуччино для себя и Эмили в качестве компенсации. Когда я расплачивалась, зазвонил телефон. О, черт, эта женщина невыносима. Ненасытная, нетерпеливая, невозможная. Всего четыре минуты, как я ушла, из-за чего тут же лезть на стену? Снова одной рукой я держала поднос, а другой полезла в карман за телефоном. Я уже решила, что такое свинство с ее стороны дает мне право выкурить еще одну сигарету – и не важно, что это будет стоить ее кофе еще нескольких минут, – но тут увидела, что это звонит Лили со своего домашнего телефона.
– Ну как, плохи дела? – спросила она с восторгом в голосе. Я взглянула на часы и увидела, что ей полагалось быть на занятиях.
– Да так себе. Совершаю второй кофейный забег, все прекрасно. Я страшно довольна жизнью, если тебе это интересно. А что случилось? Разве ты не должна быть на занятиях?
– Ну да, но вчера я второй раз встречалась с Парнем в Розовой Рубашке, и мы оба выпили слишком много коктейлей. Восемь «Маргарит» – это чересчур. Он все еще в отключке, не могу же я бросить его и уйти. Но я не из-за этого звоню.
– Да? – Я почти не слушала, потому что из одной чашки начал выливаться кофе. Телефон я держала плечом и шеей, а освободившейся рукой пыталась вытянуть и зажечь сигарету.
– У хозяина квартиры хватило наглости постучаться ко мне сегодня в восемь утра и сказать, что меня выселяют. – В ее голосе слышалось ликование.
– Выселяют? Да почему? И что же ты будешь делать?
– Похоже, они наконец-то расчухали, что я не Сандра Гере и что она не живет здесь уже полгода. Поскольку мы с ней не родственницы, ей не разрешали передать мне квартиру. Естественно, мне пришлось сказать, что я – это она. Понятия не имею, как они узнали. Но это все фигня, потому что теперь мы с тобой будем жить вместе. Ведь у тебя помесячный договор с Шанти и Кендрой, верно? Ты ведь поселилась с ними только потому, что тебе было негде жить, ведь так?
– Так.
– Ну вот, а теперь мы можем снять квартиру вдвоем, где только захотим!
– Здорово! – Самой мне мой голос показался неискренним, хотя на самом деле я была очень рада.
– Так ты за? – спросила она, но ее энтузиазм несколько угас.
– Конечно, за, Лил. Правда, это классная идея. А что у меня голос такой, так это оттого, что я стою на улице с коробкой обжигающе горячего кофе, который уже начал подтекать, а идет дождь со снегом, и…
Бип-бип. Раздался второй звонок, и хотя я чуть не сожгла себе щеку сигаретой, пытаясь отвести телефон от уха, я все же умудрилась рассмотреть, что это звонит Эмили.
– Черт, Лил, это Миранда. Мне надо бежать. Поздравляю с выселением! Я очень рада за нас. Звякну попозже, ладно?
– Ладно, я поговорю с…
Но я уже прервала связь и мысленно приготовилась к обороне.
– Это опять я, – сдержанно сказала Эмили, – что ты там вытворяешь с этим чертовым кофе? Ты забыла, что я раньше выполняла твою работу и знаю, что для этого не нужно столько времени…
– Что? – громко переспросила я, зажимая пальцами микрофон. – Что ты сказала? Я тебя не слышу. Ты меня слышишь? Я сейчас буду.
Я захлопнула крышку телефона и сунула его поглубже в карман. Хотя сигарета у меня была еще не докурена, я бросила ее на тротуар и побежала обратно в офис.
Миранда милостиво согласилась принять чуть теплый кофе и даже подарила нам несколько минут покоя между десятью и одиннадцатью, пока за закрытыми дверями своего кабинета ворковала по телефону с Глухонемым Папочкой. Официально мы с ним познакомились неделю назад, в среду, когда я отвозила Книгу, что-то около девяти часов. Он как раз забирал свое пальто из шкафа в передней и десять минут проговорил о себе в третьем лице. С этой встречи он начал уделять мне особое внимание, всегда выкраивая несколько минут, чтобы расспросить о настроении или похвалить за хорошо выполненную работу. Конечно, все эти любезности не могли загладить грубость его жены, но с ним хоть можно было общаться.
Я как раз собиралась связаться с людьми из пиар-отдела, чтобы разжиться у них какой-нибудь подходящей для работы одеждой, когда голос Миранды оторвал меня от моих размышлений. «Эмили, я хочу получить свой обед». Снова она не обращалась ни к кому конкретно, потому что «Эмили» могло обозначать любую из нас. Настоящая Эмили посмотрела на меня и кивнула; это был сигнал к действию. Номер «Смита и Воленски» был заложен в память моего телефона, и я узнала голос девушки, снявшей трубку на другом конце линии.
– Привет, Ким, это Андреа из офиса Миранды Пристли. Себастьян там?
– О, привет! Как, ты сказала, тебя зовут?
Не имело значения ни то, что я всегда звонила в одно я то же время, дважды в неделю, ни то, что я уже назвала себя, – она всегда вела себя так, будто мы разговаривали впервые.
– Это из офиса Миранды Пристли. Из «Подиума». Слушай, я не хочу показаться невежливой, – да нет же, конечно, хочу, – но я спешу. Не могла бы ты просто дать мне Себастьяна? – Если бы мне ответил кто-то другой, я бы просто заказала обычный обед Миранды, но этой тупице нельзя было доверять, я по опыту знала, что лучше поговорить с самим управляющим.
– А-а-а, я сейчас посмотрю, не занят ли он.
Поверь мне, Ким, он не занят. Миранда Пристли – его богиня.
– Энди, милочка, ну как вы? – задышал в трубку Себастьян. – Надеюсь, вы звоните потому, что наш любимый редактор хочет чего-нибудь покушать, не так ли?
Интересно, что бы он запел, если бы я сказала ему – всего один разок, – что хочу покушать я, а не Миранда? Вообще-то они не практиковали вынос обедов за пределы ресторана, но для королевы делалось особое исключение.
– Да, именно поэтому. Она только что сказала, что с удовольствием съела бы что-нибудь вкусненькое из вашего ресторана, а вам она посылает наилучшие пожелания.
Даже под страхом мучительной смерти Миранда не смогла бы вспомнить не то что имя управляющего рестораном, но даже сам ресторан, откуда ей каждый день доставляют обед, но Себастьян бывал чертовски доволен, когда я говорила ему что-нибудь в этом роде. Сегодня он даже захихикал от восторга.
– Невероятно! Просто невероятно. К тому моменту как вы придете, все будет готово, я уже бегу. И разумеется, передайте ей мои наилучшие пожелания!
– Ну конечно, передам. Я сейчас буду.
Так подогревать его энтузиазм было утомительно, но он настолько упрощал мне жизнь, что дело того стоило. Каждый день, когда Миранда обедала в офисе, я накрывала ей на стол в ее кабинете, и она не спеша съедала свой обед за закрытыми дверями. На антресолях у меня специально для этих целей хранились фарфоровые тарелки. Большинство образцов присылалось дизайнерами, только что запустившими новые линии, но некоторые я сама принесла из столовой. Было бы чересчур хранить еще и подносы, ножи, льняные салфетки – Себастьян всегда посылал их вместе с едой.
И вот я снова влезла в свое черненькое пальтишко, сунула в карман сигареты и мобильник и вышла в серенький мартовский день, который не обещал никакого прояснения. Хотя до ресторана было всего пятнадцать минут ходу, я рассчитывала взять машину, но передумала, когда мои легкие ощутили свежий, чистый воздух. Я зажгла сигарету, втянула дым, выдохнула; уж не знаю, от холодного ли воздуха, от дыма или от раздражения, но мне было чертовски хорошо.
Уворачиваться от зевак-туристов теперь стало легче. Я, бывало, с неприязнью смотрела на пешеходов, разговаривающих по мобильным телефонам, но лихорадочный темп жизни приучил к этому и меня. Я достала сотовый и позвонила Алексу в школу; мне смутно помнилось, что сейчас у него обед.
Высокий, сдавленный женский голос ответил не сразу.
– Алло. Вы позвонили в муниципальную среднюю школу N района Бронкс, с вами говорит миссис Уитмор. Чем могу помочь?
– Могу я поговорить с Алексом Файнеманом?
– А кто его спрашивает, простите?
– Это Андреа Сакс, подруга Алекса.
– Ах Андреа! Мы столько слышали о вас.
Ее голос звучал так сдавленно, словно она задыхалась.
– Вот как? Это… э… это приятно. Я тоже много слышала о вас. Алекс очень тепло отзывается обо всех своих коллегах.
– Разве это не мило? Но похоже, Андреа, вы очень заняты. Должно быть, это так интересно – работать на столь талантливую женщину. Вам повезло, Андреа, вам в самом деле повезло.
О да, миссис Уитмор, мне в самом деле повезло. Так повезло, что вы и представить себе не можете. Я и передать не могу, какой везучей себя ощутила хотя бы вчера, когда меня послали за тампонами для моей хозяйки – и только для того, чтобы потом сказать, что я купила не те, и спросить, почему я ничего не могу сделать как надо. И не иначе, как везением, можно объяснить тот факт, что каждое утро мне приходится копаться в потной и грязной чужой одежде. Постойте-ка. Думаю, апофеоза везения я достигла, когда в течение трех недель обзванивала собаководов трех штатов в поисках безупречного щенка кокер-спаниеля для двух невероятно избалованных маленьких злючек. Да, не иначе!
– Конечно, это чудесная возможность, – машинально сказала я, – ради такой работы миллионы девушек готовы на что угодно.
– Можете не сомневаться, дорогая. И знаете что? Только что вошел Алекс. Даю вам его.
– Привет, Энди, как дела? Что у тебя творится?
– Лучше не спрашивай. Я сейчас иду за ее обедом. А как ты?
– Пока вроде все нормально. У моего класса сегодня после обеда музыка, поэтому у меня полтора часа свободного времени, что очень радует. А потом мы еще поделаем устные упражнения. – В его голосе был оттенок безнадежности. – Хотя, судя по тому, что мы имеем сейчас, читать они так никогда и не научатся.
– А как на сегодня с вооруженными нападениями?
– Ни одного.
– Ну так чем же ты недоволен? День проходит относительно спокойно и бескровно. Вот и наслаждайся им. Оставь премудрости чтения на потом. Ты знаешь, сегодня звонила Лили. Ее выселяют-таки из Гарлема, так что мы собираемся жить вместе. Здорово, правда?
– Еще бы! Пора уж. Повеселитесь на всю катушку. Только, если подумать, это не совсем безопасно. Все время рядом с Лили… и с ее парнями… Пообещай, что будешь приезжать ко мне почаще.
– Конечно, но ты будешь чувствовать себя как дома и у меня, совсем как в последний год в университете.
– Жаль, что она потеряла такую дешевую квартиру. Ну а в остальном это хорошие новости.
– Да, я рада. Шанти и Кендра очень славные, но я подустала жить с совершенно чужими людьми. – Да еще этот вечный запах карри. Мне нравилась индийская кухня, но этим запахом пропиталась вся моя одежда и постельное белье. – Я хочу повидаться сегодня с Лил, выпить и отпраздновать. Ты как, «за»? Встретимся где-нибудь в Ист-Виллидже, это не далеко от тебя.
– Ну да, конечно, здорово. Я сегодня еду в Ларчмонт, навестить Джоуи, но к восьми вернусь. Ты к тому времени еще даже не освободишься, так что я заеду к Максу, а потом уж мы соберемся все вместе. Кстати, как Лили, она сейчас встречается с кем-то? Макс вполне может… э…
– Может что? – засмеялась я. – Ну давай, не стесняйся. Уж не хочешь ли ты сказать, что моя подруга – шлюха? Она просто без комплексов, вот и все. Встречается ли она с кем-то? Ну что за вопрос! Некий Парень в Розовой Рубашке был у нее прошлой ночью. Не уверена, что знаю его настоящее имя.
– Ну ладно. Вообще-то только что прозвенел звонок. Звякни мне, когда закруглишься с Книгой.
– Ладно. Пока.
Я хотела убрать телефон, но тут он снова зазвонил. Номер был мне не знаком, и я ответила от одной только радости, что это не Миранда и не Эмили.
– Офис… э… алло? – Я часто отвечала по сотовому и по домашнему телефону: «Офис Миранды Пристли», – и испытывала крайнюю неловкость, когда звонил кто-нибудь, кроме родителей и Лили. Надо над этим поработать.
– Это очаровательная Андреа Сакс, которую я ненароком напугал на вечере у Маршалла? – спросил хрипловатый и очень сексуальный голос. Кристиан! Я уже почти успокоилась и забыла о нем, поскольку он ни разу не дал о себе знать после того, как водил тогда губами по моей руке. Но желание обаять его, блеснуть перед ним вновь вспыхнуло во мне, как и тогда, на вечере, – и я тут же поклялась себе не ударить в грязь лицом.
– Она самая. А с кем я говорю? В тот вечер было немало мужчин, которые заставили меня испытать страх по самым разным причинам.
Вот так, пока порядок. Вдохни поглубже, будь естественной.
– Я не предполагал, что у меня так много соперников, – сказал он спокойно. – Впрочем, мне следовало быть к этому готовым. Как вы поживаете, Андреа?
– Чудесно. Замечательно, – быстро солгала я, вспомнив статью в «Космо», которая учила быть «легкой в общении, веселой и всем довольной», когда разговариваешь с новым парнем, потому что большинство «нормальных» парней не слишком хорошо реагируют на отъявленный цинизм. – На работе все в порядке, пока мне на самом деле очень нравится. Очень интересно, есть чему поучиться, столько всего происходит. Да, просто здорово. А как вы?
«Не говори о себе слишком много, не пытайся доминировать в разговоре; создай ему необходимые условия, чтобы он мог говорить на любимую и наиболее близкую ему тему: о себе самом».
– Вы довольно убедительно врете, Андреа. Человек неподготовленный мог бы принять это за чистую монету, но вы же знаете – нельзя обмануть того, кто и сам обманщик. Впрочем, на этот раз вам это сойдет с рук. – Я открыла рот, чтобы отмести обвинение, но вместо этого просто засмеялась. Какой проницательный, однако. – Давайте-ка я перейду прямо к делу, потому что я уже готовлюсь сесть на самолет в Вашингтон и охранникам вовсе не нравится, что я собираюсь пройти через «рамку», разговаривая по сотовому телефону. У вас есть планы на субботний вечер?
Я терпеть не могла, когда люди так формулировали свой вопрос, спрашивали, есть ли у вас планы, не сказав, что собираются предложить. Может, он хочет устроить дочери соседей протекцию в «Подиум» и попросит меня взглянуть на ее резюме? А может, ему нужно, чтобы кто-нибудь погулял с его собакой, пока он будет давать очередное интервью «Нью-Йорк таймс»? Я соображала, как поуклончивее ответить на его вопрос, но тут он сказал:
– Дело в том, что у меня заказан столик в «Баббо» на эту субботу. На девять вечера. Будет дружеская компания, в основном редакторы журналов и просто интересные люди. Одна дама из «На слуху», кое-кто из «Нью-Йоркера». Хорошие ребята. Ну, как вы на это смотрите?
Мимо меня, завывая и сверкая мигалками, проехала карета «скорой помощи». Машина пыталась прорваться через безнадежно глухую пробку, но, как обычно, водители игнорировали «скорую», и ей пришлось встать на красном наравне со всеми.
Неужели он только что пригласил меня? Да, именно это и произошло. Он меня пригласил! Он пригласил меня. Кристиан Коллинсворт пригласил меня на свидание – и не просто так, а в субботу вечером, в «Баббо», где у него заказан столик на самое лучшее время и где соберутся такие же умные, интересные люди, как он сам. Что уж говорить о «Нью-Йоркере»! Я напрягала мозги, пытаясь припомнить, говорила ли я ему на вечере, что «Баббо» – тот самый нью-йоркский ресторан, который я больше всего хочу посетить, что я люблю итальянскую кухню. Я знала, как этот ресторан любит Миранда, и мне мучительно хотелось туда пойти. Я даже подумывала прокутить там недельный заработок, и звонила, чтобы заказать столик для нас с Алексом, но у них все было забито на ближайшие пять месяцев. И вот уже два с половиной года как мне не назначал свиданий никто, кроме Алекса.
– Э-э… Кристиан, ей-богу, мне бы хотелось… – начала я, пытаясь тут же забыть, что я только что сказала «ей-богу». «Ей-богу»! Ну кто так говорит?! В памяти всплыла неловкая сцена из «Грязных танцев», где Малышка гордо заявляет Джонни, что она «притаранила арбуз», но я затолкала ее поглубже и заставила себя перейти в наступление:
– Мне бы хотелось… – Ну да, идиотка, ты это уже сказала, теперь развей эту мысль. – Но я никак не могу. У меня… э… уже есть планы на субботу. – Хороший ответ, что так, что этак, подумала я. Из-за сирены «скорой» я была вынуждена кричать, но думаю, мне все же удалось продемонстрировать чувство собственного достоинства. Не стоит соглашаться на свидание, до которого остается всего два дня, не стоит и обнаруживать существование моего парня… в конце концов, это не его дело. Разве не так?
– У вас в самом деле какие-то планы, Андреа, или вы просто боитесь, что ваш друг не одобрит, если вы проведете время с другим мужчиной?
Догадливый, ничего не скажешь.
– Как бы то ни было, вас это не касается, – сказала я сдавленно, как та женщина в школе Алекса, и укоризненно покачала головой. Я переходила Третью авеню, не глядя на светофоры, и меня чуть не смел микроавтобус.
– Что ж, ладно, я не буду настаивать. Но я приглашу вас снова. И думаю, что в следующий раз вы скажете «да».
– Неужели? И почему вы так думаете?
Самоуверенность, делавшая его голос таким сексуальным, теперь очень походила на высокомерие; беда только, что от этого он стал звучать еще сексуальнее.
– Это предчувствие, Андреа, просто предчувствие. И не стоит забивать этим свою очаровательную головку – или голову вашего друга; я просто подбираю друзей для хорошего ужина и хорошей компании. Может быть, и он захочет к нам присоединиться, Андреа? Ваш друг. Он, должно быть, замечательный парень. Мне бы очень хотелось с ним познакомиться.
– Нет! – почти закричала я, ужаснувшись перспективе увидеть их двоих за одним столом, таких изумительных и таких разных.
Я буду чувствовать себя неловко перед Кристианом из-за правильности и добродетельности Алекса. Он наверняка сочтет его простоватым провинциалом. Но еще большую неловкость я испытаю перед Алексом – из-за того, что он своими глазами увидит все то, что мне так нравится в Кристиане: стиль, самонадеянность и такую непоколебимую уверенность в себе, что оскорбить его, казалось, невозможно.
– Нет, – засмеялась я, или, вернее, издала смешок, и постаралась, чтобы он звучал непринужденно, – я не думаю, что это хорошая идея. Хотя он наверняка тоже был бы рад с вами познакомиться.
Он засмеялся в ответ, но неискренне и немного покровительственно.
– Это была просто шутка, Андреа. Я уверен, что ваш друг действительно хороший малый, но мне не особенно интересно с ним знакомиться.
– Ну конечно. Да. Я хочу сказать, я знаю…
– Послушайте, мне надо идти. Почему бы вам не перезвонить мне, если вы вдруг передумаете… или измените свои планы? Ну как? Предложение остается в силе. Да, и всего хорошего. Пока. – И не успела я вымолвить и слова, как связь прервалась.
Что же, черт возьми, сейчас произошло? Я мысленно перебрала факты: знаменитый писатель каким-то образом нашел номер моего мобильного, позвонил по нему и пригласил меня в шикарный супермодный ресторан. Я не была уверена, что он с самого начала знал, что у меня есть парень, но такая возможность его явно не обескураживала. Единственное, в чем не приходилось сомневаться, так это в том, что я очень долго болтала по телефону; этот факт подтверждали и мои наручные часы. Прошло уже двадцать две минуты с тех пор, как я ушла из офиса; обычно за такое время я успевала вернуться.
Я убрала телефон, и до меня дошло, что я уже стою перед рестораном. Я открыла массивную деревянную дверь и вступила в тихий и темный обеденный зал. Хотя все места были заняты банкирами и юристами, поглощавшими свои любимые отбивные, шума практически не было слышно из-за хорошо продуманного расположения столиков и коврового покрытия с густым ворсом. Казалось, даже весьма удачное цветовое решение в красноватой гамме также поглощало звук.
– Андреа! – раздался восторженный голос Себастьяна. Он устремился ко мне, словно я была его последней надеждой. – Мы всегда так рады вас видеть!
Две девушки в серых костюмах серьезно кивнули, подтверждая его слова.
– Неужели? Почему бы это? – Я никогда не могла отказать себе в удовольствии поддразнить Себастьяна – так, слегка. Он был такой невероятный подхалим.
Он доверительно наклонился ко мне, его восхищение можно было потрогать пальцами.
– Ну, вы же знаете, как мы все тут в «Смит и Боленски» относимся к миз Пристли, не так ли? «Подиум» такой шикарный журнал, с такими грандиозными фотографиями, потрясающе стильный, ну и, конечно, с восхитительными литературными текстами. Мы его просто обожаем!
– Литературными текстами? – переспросила я, едва сдерживаясь, чтобы не ухмыльнуться.
Он важно кивнул и повернулся к официанту, который тронул его за плечо, чтобы передать сумку.
Себастьян буквально взвыл от восторга.
– Ага! А вот и он – лучший обед для лучшего редактора – и лучшего секретаря, – добавил он, подмигнув мне.
– Вот спасибо, Себастьян, мы обе очень вам признательны.
Я открыла холщовую сумку вроде тех, какие носят студенты Нью-Йоркского университета на Манхэттене (только эта была с логотипом «СВ»), и убедилась, что все в порядке. Бифштекс с кровью – такой сырой на вид, будто его вообще не жарили. На месте. Две крупные печеные картофелины, обе совсем горячие. На месте. Картофельное пюре, обильно сдобренное сливками и маслом. На месте. Ровно восемь превосходных побегов спаржи, пухленьких, сочненьких, чистеньких. На месте. Там же были металлический соусник с маслом, солонка с зернистой кошерной солью, столовый нож с деревянной ручкой и хрустящая белая льняная салфетка, сегодня сложенная в форме плиссированной юбки. Очаровательно. Себастьян пристально следил за моей реакцией.
– Как мило, Себастьян, – сказала я, словно давала конфетку ребенку за хорошее поведение, – вы сегодня превзошли самого себя.
Я схватила два куска нерафинированного сахара, ложечку и салфетку из запаса, который был у меня в ящике стола, и сжала их в кулаке. Подавила вспыхнувшее было желание плюнуть в ее кофе, достала с полки фарфоровую тарелочку и положила на нее жирное мясо и влажный сыр. Вытерла руки о ее грязные вещи, спрятанные у меня под столом, чтобы она не видела, что их еще не забрали. Теоретически я должна была мыть ее тарелку в раковине на кухне каждый раз, как она поест, – но тут уж я ничего не могла с собой поделать. Мыть ее тарелки на глазах у всех было слишком унизительно, поэтому я их не мыла, а вытирала салфетками и отскребала остатки желтка и сыра ногтями. Если тарелка была очень грязной – или все уже успело присохнуть, – я открывала бутылку «Пеллегрино» и наливала немного в тарелку. Я не очень переживала из-за моральной деградации – настораживало лишь, что планка снизилась так легко.
– Помните, я хочу, чтобы мои девочки улыбались, – говорила она в телефонную трубку. По интонации я поняла, что она разговаривает с Люсией, директором отдела моды, отвечающей за экстерьер манекенщиц на предстоящей фотосессии в Бразилии. – Счастливые, белозубые, здоровые, ухоженные девочки. Никакого уныния, никаких мрачных тонов, макияж только светлый. Я хочу, чтобы они сияли. Я говорю серьезно, Люсия, ничто другое неприемлемо.
Я поставила тарелку с сандвичем на край ее стола, рядом пристроила латте, салфетку и все прочие принадлежности. Она на меня не взглянула. Я помедлила с минуту: вдруг она даст мне стопку бумаг, которые надо отослать по факсу, или просмотреть, или разложить по папкам, – но она не обращала на меня никакого внимания, и я вышла. Восемь тридцать утра. Всего три часа, как я на ногах, а мне кажется, что я проработала все двенадцать. Сейчас я могла присесть – первый раз за все утро. Но лишь только я собралась залезть в свой электронный почтовый ящик, посмотреть, нет ли там каких-нибудь вестей из внешнего мира, как появилась она. На ней были жакет из твида с ремнем, туго стягивавшим ее и без того тонкую талию, и прекрасно гармонировавшая с жакетом узкая юбка. Она выглядела сногсшибательно.
– Ан-дре-а. Кофе ледяной. Не могу понять почему. Думаю, вы отсутствовали слишком долго. Принесите мне другой.
Я сделала глубокий вдох и постаралась, чтобы на моем лице не появилось выражение ненависти. Миранда поставила невыпитый кофе на мой стол и взяла оставленный для нее свежий номер «Вэнити фэар». Я чувствовала, что Эмили смотрит на меня и что во взгляде ее смешались сочувствие и злость: ей было жаль, что мне придется повторить чертову гонку, но она злилась на то, что я смею из-за этого расстраиваться. В конце концов, разве не ради такой работы, как у меня, миллионы девушек готовы на все, что угодно?
Я издала выразительный вздох – тщательно отрепетированный, настолько громкий, чтобы Миранда могла его слышать, но все же не настолько, чтобы она потребовала объяснений, – снова надела свое пальто и поплелась в направлении лифта. Мне предстоял мучительно долгий день.
Второй кофейный забег прошел более гладко. Народу перед кафе немного поубавилось, и Марион уже была на своем рабочем месте. Она лично принималась готовить кофе Миранде, когда я за ним приходила. На этот раз я не думала снова выступать в роли растратчицы – уж очень мне хотелось поскорее вернуться и сесть, – но все же заказала два добавочных капуччино для себя и Эмили в качестве компенсации. Когда я расплачивалась, зазвонил телефон. О, черт, эта женщина невыносима. Ненасытная, нетерпеливая, невозможная. Всего четыре минуты, как я ушла, из-за чего тут же лезть на стену? Снова одной рукой я держала поднос, а другой полезла в карман за телефоном. Я уже решила, что такое свинство с ее стороны дает мне право выкурить еще одну сигарету – и не важно, что это будет стоить ее кофе еще нескольких минут, – но тут увидела, что это звонит Лили со своего домашнего телефона.
– Ну как, плохи дела? – спросила она с восторгом в голосе. Я взглянула на часы и увидела, что ей полагалось быть на занятиях.
– Да так себе. Совершаю второй кофейный забег, все прекрасно. Я страшно довольна жизнью, если тебе это интересно. А что случилось? Разве ты не должна быть на занятиях?
– Ну да, но вчера я второй раз встречалась с Парнем в Розовой Рубашке, и мы оба выпили слишком много коктейлей. Восемь «Маргарит» – это чересчур. Он все еще в отключке, не могу же я бросить его и уйти. Но я не из-за этого звоню.
– Да? – Я почти не слушала, потому что из одной чашки начал выливаться кофе. Телефон я держала плечом и шеей, а освободившейся рукой пыталась вытянуть и зажечь сигарету.
– У хозяина квартиры хватило наглости постучаться ко мне сегодня в восемь утра и сказать, что меня выселяют. – В ее голосе слышалось ликование.
– Выселяют? Да почему? И что же ты будешь делать?
– Похоже, они наконец-то расчухали, что я не Сандра Гере и что она не живет здесь уже полгода. Поскольку мы с ней не родственницы, ей не разрешали передать мне квартиру. Естественно, мне пришлось сказать, что я – это она. Понятия не имею, как они узнали. Но это все фигня, потому что теперь мы с тобой будем жить вместе. Ведь у тебя помесячный договор с Шанти и Кендрой, верно? Ты ведь поселилась с ними только потому, что тебе было негде жить, ведь так?
– Так.
– Ну вот, а теперь мы можем снять квартиру вдвоем, где только захотим!
– Здорово! – Самой мне мой голос показался неискренним, хотя на самом деле я была очень рада.
– Так ты за? – спросила она, но ее энтузиазм несколько угас.
– Конечно, за, Лил. Правда, это классная идея. А что у меня голос такой, так это оттого, что я стою на улице с коробкой обжигающе горячего кофе, который уже начал подтекать, а идет дождь со снегом, и…
Бип-бип. Раздался второй звонок, и хотя я чуть не сожгла себе щеку сигаретой, пытаясь отвести телефон от уха, я все же умудрилась рассмотреть, что это звонит Эмили.
– Черт, Лил, это Миранда. Мне надо бежать. Поздравляю с выселением! Я очень рада за нас. Звякну попозже, ладно?
– Ладно, я поговорю с…
Но я уже прервала связь и мысленно приготовилась к обороне.
– Это опять я, – сдержанно сказала Эмили, – что ты там вытворяешь с этим чертовым кофе? Ты забыла, что я раньше выполняла твою работу и знаю, что для этого не нужно столько времени…
– Что? – громко переспросила я, зажимая пальцами микрофон. – Что ты сказала? Я тебя не слышу. Ты меня слышишь? Я сейчас буду.
Я захлопнула крышку телефона и сунула его поглубже в карман. Хотя сигарета у меня была еще не докурена, я бросила ее на тротуар и побежала обратно в офис.
Миранда милостиво согласилась принять чуть теплый кофе и даже подарила нам несколько минут покоя между десятью и одиннадцатью, пока за закрытыми дверями своего кабинета ворковала по телефону с Глухонемым Папочкой. Официально мы с ним познакомились неделю назад, в среду, когда я отвозила Книгу, что-то около девяти часов. Он как раз забирал свое пальто из шкафа в передней и десять минут проговорил о себе в третьем лице. С этой встречи он начал уделять мне особое внимание, всегда выкраивая несколько минут, чтобы расспросить о настроении или похвалить за хорошо выполненную работу. Конечно, все эти любезности не могли загладить грубость его жены, но с ним хоть можно было общаться.
Я как раз собиралась связаться с людьми из пиар-отдела, чтобы разжиться у них какой-нибудь подходящей для работы одеждой, когда голос Миранды оторвал меня от моих размышлений. «Эмили, я хочу получить свой обед». Снова она не обращалась ни к кому конкретно, потому что «Эмили» могло обозначать любую из нас. Настоящая Эмили посмотрела на меня и кивнула; это был сигнал к действию. Номер «Смита и Воленски» был заложен в память моего телефона, и я узнала голос девушки, снявшей трубку на другом конце линии.
– Привет, Ким, это Андреа из офиса Миранды Пристли. Себастьян там?
– О, привет! Как, ты сказала, тебя зовут?
Не имело значения ни то, что я всегда звонила в одно я то же время, дважды в неделю, ни то, что я уже назвала себя, – она всегда вела себя так, будто мы разговаривали впервые.
– Это из офиса Миранды Пристли. Из «Подиума». Слушай, я не хочу показаться невежливой, – да нет же, конечно, хочу, – но я спешу. Не могла бы ты просто дать мне Себастьяна? – Если бы мне ответил кто-то другой, я бы просто заказала обычный обед Миранды, но этой тупице нельзя было доверять, я по опыту знала, что лучше поговорить с самим управляющим.
– А-а-а, я сейчас посмотрю, не занят ли он.
Поверь мне, Ким, он не занят. Миранда Пристли – его богиня.
– Энди, милочка, ну как вы? – задышал в трубку Себастьян. – Надеюсь, вы звоните потому, что наш любимый редактор хочет чего-нибудь покушать, не так ли?
Интересно, что бы он запел, если бы я сказала ему – всего один разок, – что хочу покушать я, а не Миранда? Вообще-то они не практиковали вынос обедов за пределы ресторана, но для королевы делалось особое исключение.
– Да, именно поэтому. Она только что сказала, что с удовольствием съела бы что-нибудь вкусненькое из вашего ресторана, а вам она посылает наилучшие пожелания.
Даже под страхом мучительной смерти Миранда не смогла бы вспомнить не то что имя управляющего рестораном, но даже сам ресторан, откуда ей каждый день доставляют обед, но Себастьян бывал чертовски доволен, когда я говорила ему что-нибудь в этом роде. Сегодня он даже захихикал от восторга.
– Невероятно! Просто невероятно. К тому моменту как вы придете, все будет готово, я уже бегу. И разумеется, передайте ей мои наилучшие пожелания!
– Ну конечно, передам. Я сейчас буду.
Так подогревать его энтузиазм было утомительно, но он настолько упрощал мне жизнь, что дело того стоило. Каждый день, когда Миранда обедала в офисе, я накрывала ей на стол в ее кабинете, и она не спеша съедала свой обед за закрытыми дверями. На антресолях у меня специально для этих целей хранились фарфоровые тарелки. Большинство образцов присылалось дизайнерами, только что запустившими новые линии, но некоторые я сама принесла из столовой. Было бы чересчур хранить еще и подносы, ножи, льняные салфетки – Себастьян всегда посылал их вместе с едой.
И вот я снова влезла в свое черненькое пальтишко, сунула в карман сигареты и мобильник и вышла в серенький мартовский день, который не обещал никакого прояснения. Хотя до ресторана было всего пятнадцать минут ходу, я рассчитывала взять машину, но передумала, когда мои легкие ощутили свежий, чистый воздух. Я зажгла сигарету, втянула дым, выдохнула; уж не знаю, от холодного ли воздуха, от дыма или от раздражения, но мне было чертовски хорошо.
Уворачиваться от зевак-туристов теперь стало легче. Я, бывало, с неприязнью смотрела на пешеходов, разговаривающих по мобильным телефонам, но лихорадочный темп жизни приучил к этому и меня. Я достала сотовый и позвонила Алексу в школу; мне смутно помнилось, что сейчас у него обед.
Высокий, сдавленный женский голос ответил не сразу.
– Алло. Вы позвонили в муниципальную среднюю школу N района Бронкс, с вами говорит миссис Уитмор. Чем могу помочь?
– Могу я поговорить с Алексом Файнеманом?
– А кто его спрашивает, простите?
– Это Андреа Сакс, подруга Алекса.
– Ах Андреа! Мы столько слышали о вас.
Ее голос звучал так сдавленно, словно она задыхалась.
– Вот как? Это… э… это приятно. Я тоже много слышала о вас. Алекс очень тепло отзывается обо всех своих коллегах.
– Разве это не мило? Но похоже, Андреа, вы очень заняты. Должно быть, это так интересно – работать на столь талантливую женщину. Вам повезло, Андреа, вам в самом деле повезло.
О да, миссис Уитмор, мне в самом деле повезло. Так повезло, что вы и представить себе не можете. Я и передать не могу, какой везучей себя ощутила хотя бы вчера, когда меня послали за тампонами для моей хозяйки – и только для того, чтобы потом сказать, что я купила не те, и спросить, почему я ничего не могу сделать как надо. И не иначе, как везением, можно объяснить тот факт, что каждое утро мне приходится копаться в потной и грязной чужой одежде. Постойте-ка. Думаю, апофеоза везения я достигла, когда в течение трех недель обзванивала собаководов трех штатов в поисках безупречного щенка кокер-спаниеля для двух невероятно избалованных маленьких злючек. Да, не иначе!
– Конечно, это чудесная возможность, – машинально сказала я, – ради такой работы миллионы девушек готовы на что угодно.
– Можете не сомневаться, дорогая. И знаете что? Только что вошел Алекс. Даю вам его.
– Привет, Энди, как дела? Что у тебя творится?
– Лучше не спрашивай. Я сейчас иду за ее обедом. А как ты?
– Пока вроде все нормально. У моего класса сегодня после обеда музыка, поэтому у меня полтора часа свободного времени, что очень радует. А потом мы еще поделаем устные упражнения. – В его голосе был оттенок безнадежности. – Хотя, судя по тому, что мы имеем сейчас, читать они так никогда и не научатся.
– А как на сегодня с вооруженными нападениями?
– Ни одного.
– Ну так чем же ты недоволен? День проходит относительно спокойно и бескровно. Вот и наслаждайся им. Оставь премудрости чтения на потом. Ты знаешь, сегодня звонила Лили. Ее выселяют-таки из Гарлема, так что мы собираемся жить вместе. Здорово, правда?
– Еще бы! Пора уж. Повеселитесь на всю катушку. Только, если подумать, это не совсем безопасно. Все время рядом с Лили… и с ее парнями… Пообещай, что будешь приезжать ко мне почаще.
– Конечно, но ты будешь чувствовать себя как дома и у меня, совсем как в последний год в университете.
– Жаль, что она потеряла такую дешевую квартиру. Ну а в остальном это хорошие новости.
– Да, я рада. Шанти и Кендра очень славные, но я подустала жить с совершенно чужими людьми. – Да еще этот вечный запах карри. Мне нравилась индийская кухня, но этим запахом пропиталась вся моя одежда и постельное белье. – Я хочу повидаться сегодня с Лил, выпить и отпраздновать. Ты как, «за»? Встретимся где-нибудь в Ист-Виллидже, это не далеко от тебя.
– Ну да, конечно, здорово. Я сегодня еду в Ларчмонт, навестить Джоуи, но к восьми вернусь. Ты к тому времени еще даже не освободишься, так что я заеду к Максу, а потом уж мы соберемся все вместе. Кстати, как Лили, она сейчас встречается с кем-то? Макс вполне может… э…
– Может что? – засмеялась я. – Ну давай, не стесняйся. Уж не хочешь ли ты сказать, что моя подруга – шлюха? Она просто без комплексов, вот и все. Встречается ли она с кем-то? Ну что за вопрос! Некий Парень в Розовой Рубашке был у нее прошлой ночью. Не уверена, что знаю его настоящее имя.
– Ну ладно. Вообще-то только что прозвенел звонок. Звякни мне, когда закруглишься с Книгой.
– Ладно. Пока.
Я хотела убрать телефон, но тут он снова зазвонил. Номер был мне не знаком, и я ответила от одной только радости, что это не Миранда и не Эмили.
– Офис… э… алло? – Я часто отвечала по сотовому и по домашнему телефону: «Офис Миранды Пристли», – и испытывала крайнюю неловкость, когда звонил кто-нибудь, кроме родителей и Лили. Надо над этим поработать.
– Это очаровательная Андреа Сакс, которую я ненароком напугал на вечере у Маршалла? – спросил хрипловатый и очень сексуальный голос. Кристиан! Я уже почти успокоилась и забыла о нем, поскольку он ни разу не дал о себе знать после того, как водил тогда губами по моей руке. Но желание обаять его, блеснуть перед ним вновь вспыхнуло во мне, как и тогда, на вечере, – и я тут же поклялась себе не ударить в грязь лицом.
– Она самая. А с кем я говорю? В тот вечер было немало мужчин, которые заставили меня испытать страх по самым разным причинам.
Вот так, пока порядок. Вдохни поглубже, будь естественной.
– Я не предполагал, что у меня так много соперников, – сказал он спокойно. – Впрочем, мне следовало быть к этому готовым. Как вы поживаете, Андреа?
– Чудесно. Замечательно, – быстро солгала я, вспомнив статью в «Космо», которая учила быть «легкой в общении, веселой и всем довольной», когда разговариваешь с новым парнем, потому что большинство «нормальных» парней не слишком хорошо реагируют на отъявленный цинизм. – На работе все в порядке, пока мне на самом деле очень нравится. Очень интересно, есть чему поучиться, столько всего происходит. Да, просто здорово. А как вы?
«Не говори о себе слишком много, не пытайся доминировать в разговоре; создай ему необходимые условия, чтобы он мог говорить на любимую и наиболее близкую ему тему: о себе самом».
– Вы довольно убедительно врете, Андреа. Человек неподготовленный мог бы принять это за чистую монету, но вы же знаете – нельзя обмануть того, кто и сам обманщик. Впрочем, на этот раз вам это сойдет с рук. – Я открыла рот, чтобы отмести обвинение, но вместо этого просто засмеялась. Какой проницательный, однако. – Давайте-ка я перейду прямо к делу, потому что я уже готовлюсь сесть на самолет в Вашингтон и охранникам вовсе не нравится, что я собираюсь пройти через «рамку», разговаривая по сотовому телефону. У вас есть планы на субботний вечер?
Я терпеть не могла, когда люди так формулировали свой вопрос, спрашивали, есть ли у вас планы, не сказав, что собираются предложить. Может, он хочет устроить дочери соседей протекцию в «Подиум» и попросит меня взглянуть на ее резюме? А может, ему нужно, чтобы кто-нибудь погулял с его собакой, пока он будет давать очередное интервью «Нью-Йорк таймс»? Я соображала, как поуклончивее ответить на его вопрос, но тут он сказал:
– Дело в том, что у меня заказан столик в «Баббо» на эту субботу. На девять вечера. Будет дружеская компания, в основном редакторы журналов и просто интересные люди. Одна дама из «На слуху», кое-кто из «Нью-Йоркера». Хорошие ребята. Ну, как вы на это смотрите?
Мимо меня, завывая и сверкая мигалками, проехала карета «скорой помощи». Машина пыталась прорваться через безнадежно глухую пробку, но, как обычно, водители игнорировали «скорую», и ей пришлось встать на красном наравне со всеми.
Неужели он только что пригласил меня? Да, именно это и произошло. Он меня пригласил! Он пригласил меня. Кристиан Коллинсворт пригласил меня на свидание – и не просто так, а в субботу вечером, в «Баббо», где у него заказан столик на самое лучшее время и где соберутся такие же умные, интересные люди, как он сам. Что уж говорить о «Нью-Йоркере»! Я напрягала мозги, пытаясь припомнить, говорила ли я ему на вечере, что «Баббо» – тот самый нью-йоркский ресторан, который я больше всего хочу посетить, что я люблю итальянскую кухню. Я знала, как этот ресторан любит Миранда, и мне мучительно хотелось туда пойти. Я даже подумывала прокутить там недельный заработок, и звонила, чтобы заказать столик для нас с Алексом, но у них все было забито на ближайшие пять месяцев. И вот уже два с половиной года как мне не назначал свиданий никто, кроме Алекса.
– Э-э… Кристиан, ей-богу, мне бы хотелось… – начала я, пытаясь тут же забыть, что я только что сказала «ей-богу». «Ей-богу»! Ну кто так говорит?! В памяти всплыла неловкая сцена из «Грязных танцев», где Малышка гордо заявляет Джонни, что она «притаранила арбуз», но я затолкала ее поглубже и заставила себя перейти в наступление:
– Мне бы хотелось… – Ну да, идиотка, ты это уже сказала, теперь развей эту мысль. – Но я никак не могу. У меня… э… уже есть планы на субботу. – Хороший ответ, что так, что этак, подумала я. Из-за сирены «скорой» я была вынуждена кричать, но думаю, мне все же удалось продемонстрировать чувство собственного достоинства. Не стоит соглашаться на свидание, до которого остается всего два дня, не стоит и обнаруживать существование моего парня… в конце концов, это не его дело. Разве не так?
– У вас в самом деле какие-то планы, Андреа, или вы просто боитесь, что ваш друг не одобрит, если вы проведете время с другим мужчиной?
Догадливый, ничего не скажешь.
– Как бы то ни было, вас это не касается, – сказала я сдавленно, как та женщина в школе Алекса, и укоризненно покачала головой. Я переходила Третью авеню, не глядя на светофоры, и меня чуть не смел микроавтобус.
– Что ж, ладно, я не буду настаивать. Но я приглашу вас снова. И думаю, что в следующий раз вы скажете «да».
– Неужели? И почему вы так думаете?
Самоуверенность, делавшая его голос таким сексуальным, теперь очень походила на высокомерие; беда только, что от этого он стал звучать еще сексуальнее.
– Это предчувствие, Андреа, просто предчувствие. И не стоит забивать этим свою очаровательную головку – или голову вашего друга; я просто подбираю друзей для хорошего ужина и хорошей компании. Может быть, и он захочет к нам присоединиться, Андреа? Ваш друг. Он, должно быть, замечательный парень. Мне бы очень хотелось с ним познакомиться.
– Нет! – почти закричала я, ужаснувшись перспективе увидеть их двоих за одним столом, таких изумительных и таких разных.
Я буду чувствовать себя неловко перед Кристианом из-за правильности и добродетельности Алекса. Он наверняка сочтет его простоватым провинциалом. Но еще большую неловкость я испытаю перед Алексом – из-за того, что он своими глазами увидит все то, что мне так нравится в Кристиане: стиль, самонадеянность и такую непоколебимую уверенность в себе, что оскорбить его, казалось, невозможно.
– Нет, – засмеялась я, или, вернее, издала смешок, и постаралась, чтобы он звучал непринужденно, – я не думаю, что это хорошая идея. Хотя он наверняка тоже был бы рад с вами познакомиться.
Он засмеялся в ответ, но неискренне и немного покровительственно.
– Это была просто шутка, Андреа. Я уверен, что ваш друг действительно хороший малый, но мне не особенно интересно с ним знакомиться.
– Ну конечно. Да. Я хочу сказать, я знаю…
– Послушайте, мне надо идти. Почему бы вам не перезвонить мне, если вы вдруг передумаете… или измените свои планы? Ну как? Предложение остается в силе. Да, и всего хорошего. Пока. – И не успела я вымолвить и слова, как связь прервалась.
Что же, черт возьми, сейчас произошло? Я мысленно перебрала факты: знаменитый писатель каким-то образом нашел номер моего мобильного, позвонил по нему и пригласил меня в шикарный супермодный ресторан. Я не была уверена, что он с самого начала знал, что у меня есть парень, но такая возможность его явно не обескураживала. Единственное, в чем не приходилось сомневаться, так это в том, что я очень долго болтала по телефону; этот факт подтверждали и мои наручные часы. Прошло уже двадцать две минуты с тех пор, как я ушла из офиса; обычно за такое время я успевала вернуться.
Я убрала телефон, и до меня дошло, что я уже стою перед рестораном. Я открыла массивную деревянную дверь и вступила в тихий и темный обеденный зал. Хотя все места были заняты банкирами и юристами, поглощавшими свои любимые отбивные, шума практически не было слышно из-за хорошо продуманного расположения столиков и коврового покрытия с густым ворсом. Казалось, даже весьма удачное цветовое решение в красноватой гамме также поглощало звук.
– Андреа! – раздался восторженный голос Себастьяна. Он устремился ко мне, словно я была его последней надеждой. – Мы всегда так рады вас видеть!
Две девушки в серых костюмах серьезно кивнули, подтверждая его слова.
– Неужели? Почему бы это? – Я никогда не могла отказать себе в удовольствии поддразнить Себастьяна – так, слегка. Он был такой невероятный подхалим.
Он доверительно наклонился ко мне, его восхищение можно было потрогать пальцами.
– Ну, вы же знаете, как мы все тут в «Смит и Боленски» относимся к миз Пристли, не так ли? «Подиум» такой шикарный журнал, с такими грандиозными фотографиями, потрясающе стильный, ну и, конечно, с восхитительными литературными текстами. Мы его просто обожаем!
– Литературными текстами? – переспросила я, едва сдерживаясь, чтобы не ухмыльнуться.
Он важно кивнул и повернулся к официанту, который тронул его за плечо, чтобы передать сумку.
Себастьян буквально взвыл от восторга.
– Ага! А вот и он – лучший обед для лучшего редактора – и лучшего секретаря, – добавил он, подмигнув мне.
– Вот спасибо, Себастьян, мы обе очень вам признательны.
Я открыла холщовую сумку вроде тех, какие носят студенты Нью-Йоркского университета на Манхэттене (только эта была с логотипом «СВ»), и убедилась, что все в порядке. Бифштекс с кровью – такой сырой на вид, будто его вообще не жарили. На месте. Две крупные печеные картофелины, обе совсем горячие. На месте. Картофельное пюре, обильно сдобренное сливками и маслом. На месте. Ровно восемь превосходных побегов спаржи, пухленьких, сочненьких, чистеньких. На месте. Там же были металлический соусник с маслом, солонка с зернистой кошерной солью, столовый нож с деревянной ручкой и хрустящая белая льняная салфетка, сегодня сложенная в форме плиссированной юбки. Очаровательно. Себастьян пристально следил за моей реакцией.
– Как мило, Себастьян, – сказала я, словно давала конфетку ребенку за хорошее поведение, – вы сегодня превзошли самого себя.