Вайсбергер Лорен. Дьявол носит «Прада»

   – Доктор Айзенберг говорит, что «Зона» сработает, только если отказаться и от фруктов тоже, – вступила в разговор Джессика, снимая с вешалки юбку от Нарсисо Родригеса. Недавно состоялась ее помолвка с одним из самых молодых вице-президентов «Голдман и Сакс», и Джессика была крайне озабочена необходимостью соответствовать своей шикарной свадьбе. – И она права: со времени последней примерки я потеряла пять килограммов.
   Я прощала ей, что она голодает до полусмерти, но я не могла простить, что она об этом рассказывает. Мне было плевать, что она называет имена известных врачей и сообщает о чудесах похудания, – от всего этого следовало держаться подальше.
   Около часу офис и вправду забурлил: пришла пора обеда. Не то чтобы с этим связывались какие-то мысли о еде, но это было время приема гостей. Я лениво смотрела, как снуют туда-сюда стилисты, журналисты и просто друзья своих друзей, стремящиеся надышаться витающим в воздухе гламуром, который буквально исходил от дорогой одежды, красивых лиц и длинных – действительно очень длинных – ног.
   Джеффи пришел ко мне, как только убедился, что и Миранда, и Эмили ушли на обед. В руках у него были две огромные сумки.
   – Ну-ка, посмотри это. Для начала как будто неплохо.
   Я вытряхнула содержимое одного из пакетов на пол у себя за столом и принялась его разбирать. Там были очень мягкие серые шерстяные брюки от Жозефа – длинные, узкие, с заниженной талией; коричневые замшевые брюки от Гуччи, которые могли превратить в супермодель самую заурядную девчонку; две пары выбеленных джинсов от Марка Джекобса, сшитых, казалось, специально на меня. Для верха было восемь или девять вариантов – от обтягивающей, в рубчик, водолазки от Кельвина Кляйна до прозрачной приталенной блузки от Донны Каран. Сногсшибательное многоцветное кимоно от Дианы фон Фюрстенберг соседствовало с темно-синим бархатным брючным костюмом от Тахари. Я тут же влюбилась в плиссированную юбку из денима – длиной по колено, она будет здорово смотреться с цветастым пиджаком от Катайон Адели.
   – Это что… все мне? – спросила я, надеясь, что в моем голосе нет обиды, а есть только восторг.
   – Да это пустяки. Кое-какие вещички, которые без дела пылятся в кладовой. Мы иногда что-нибудь используем для фотографий, но дизайнерам одежду никогда не возвращаем. Каждые несколько месяцев я навожу порядок в кладовой и выношу все это оттуда, вот я и подумал, что тебя это, может, заинтересует. У тебя ведь шестой размер, верно?
   Я кивнула, все еще ничего не соображая.
   – Да, повезло тебе. Тут почти у всех четвертый или еще меньше. Так что на твою долю хватит с лихвой.
   Ну да.
   – Здорово. Просто здорово, Джеффи! Я и высказать не могу, как тебе благодарна. Все эти вещи просто чудо!
   – Посмотри вторую сумку, – сказал Джеффи, – ты ведь не наденешь этот бархатный костюм с задрипанной сумкой, которую повсюду таскаешь.
   Из второй, еще более разбухшей сумки так и посыпались туфли, сумочки и пальто. Там были две пары сапожек от Джимми Чу – одни до середины икры, другие по колено, две пары босоножек от Маноло, классические черные «лодочки» от Прады и сиротливая пара мокасин от Тода, про которые Джеффи тут же сказал, что в офисе их носить нельзя. Я повесила через плечо бесформенную красную замшевую сумку и обратила внимание на две переплетающиеся буквы С на ее боку, но она была далеко не такой красивой, как шоколадного цвета кожаная сумка от Селин. Венцом всего этого великолепия стало длинное пальто прямого покроя с крупными пуговицами, на которых были видны инициалы Марка Джекобса.
   – Ты шутишь, – мягко сказала я, поглаживая солнечные очки от Диора, которые он, по-видимому, положил не без умысла, – ты надо мной смеешься.
   Ему явно польстило мое восхищение; он кивнул:
   – Отблагодаришь меня тем, что будешь все это носить, идет? И никому не говори, что я снял для тебя сливки; дни, когда я выношу одежду из кладовой, здесь считаются самым большим праздником.
   Тут в коридоре послышался голос Эмили, и Джеффи испарился. Я спрятала свою новую одежду под стол.
   Вошла Эмили; она принесла из столовой свой обычный обед: фруктовое пюре и салат из латука с брокколи, сдобренный ароматным уксусом. Не положенной к такому салату смесью уксуса и оливкового масла – просто уксусом. Миранда вот-вот должна была приехать – только что звонил Юрий, – и у меня не оставалось моих семи драгоценных минут, чтобы слетать за супом. Вообще-то дело было даже не в этом: я просто не находила в себе сил на то, чтобы пробиться сквозь толпу трескунов, подвергнуться унизительному осмотру кассирши и потом спрашивать себя, не наношу ли я непоправимый ущерб своему здоровью, заглатывая обжигающе горячий (и очень жирный!) суп так быстро, что у меня ноет пищевод. Как-нибудь обойдусь, решила я. Ничего со мной не случится. Если верить моим здравомыслящим коллегам, это только укрепит мой дух. А кроме того, рассудила я, брюки стоимостью две тысячи долларов не будут смотреться так эффектно на девушке, которая не может справиться со своим аппетитом. Я вновь опустилась на стул и подумала, что вот теперь я вполне соответствую духу журнала «Подиум».
 
   Глубины моего сна пронзила яростная трель сотового телефона, и я, даже еще не покинув их, заволновалась: а не она ли это? После того как я с космической скоростью и более или менее твердо установила, кто такая «она», где я нахожусь и какой сегодня день, пришло осознание того, что звонок в восемь утра в субботу не предвещает ничего доброго. В такой час никто из друзей не стал бы меня будить; да и родители, несколько лет встречая глухое сопротивление с моей стороны, нехотя примирились с тем, что до полудня их дочь на звонки не отвечает.
   Примерно семь секунд я размышляла над этим и над тем, какой бы могла быть причина, по которой мне необязательно было бы отвечать на этот телефонный звонок, – но в памяти еще были свежи доводы Эмили, и я вытащила-таки руку из-под теплого одеяла. Я успела поднести к уху телефон до того, как звонивший нажал отбой.
   – Алло? – Я осталась довольна тем, как прозвучал мой голос – бодро, вполне отчетливо; можно было подумать, что последние несколько часов я провела достаточно деятельно, а не дрыхла без задних ног, – такой глубокий и тяжелый сон наверняка свидетельствовал о том, что у меня проблемы со здоровьем.
   – Доброе утро, малышка. Хорошо, что ты проснулась. Хотел сказать, что я сейчас на Третьей авеню, в районе Шестидесятых улиц, так что минут через десять подъеду, идет? – зарокотал в трубке голос отца. Я же переезжаю! Я же сегодня переезжаю! Я совсем забыла, что папа обещал мне помочь упаковать вещи и перевезти их на новую квартиру, которую мы сняли с Лили. Мы перевезем коробки с одеждой, дисками, фотографиями, пока настоящие грузчики будут сражаться с моей гигантской кроватью.
   – А, привет, папочка, – промямлила я, уже не пытаясь изображать бодрячка, – я думала, это она.
   – Нет уж, сегодня обойдемся без нее. Лучше скажи, где мне припарковаться. Там есть какой-нибудь гараж?
   – Да, как раз под моим домом, с выездом на Третью авеню. Назовешь им номер моей квартиры, и они дадут тебе скидку. Ладно, пап, пойду одеваться.
   – Да, малышка. Надеюсь, ты сегодня настроена поработать.
   Я рухнула на подушки и взвесила свои шансы еще немного поспать. Они были достаточно призрачными, если учесть, что папа специально приехал из Коннектикута для того, чтобы помочь мне переселиться. Тут привычно заверещал будильник. Ага! Так я, значит, еще вчера помнила, что мне сегодня переезжать. Это подтверждало, что я еще не совсем свихнулась. Что ж, все-таки утешение.
   Вылезать из постели было, пожалуй, даже тяжелее, чем в будни, хотя тогда мне приходилось это делать на несколько часов раньше. Тело бунтовало и всячески старалось напомнить о необходимости восполнить пресловутый «дефицит сна» (знаем из курса психологии), но я рывком подняла его с постели. Рядом с кроватью лежала кое-какая одежка – единственное, кроме моей зубной щетки, что еще оставалось неупакованным. Я натянула синие спортивные штаны, трикотажный свитер с капюшоном и сунула ноги в замызганные серые тапочки, объехавшие со мной полсвета. Только я все это проделала, как снизу, от входа, позвонили.
   – Да, пап, я тебя сейчас впущу, подожди секунду.
   Через пару минут в дверь постучали, и вместо отца на пороге появился взъерошенный Алекс. Выглядел он отлично, как и всегда; на нем были приспущенные на бедрах выбеленные джинсы и облегающий серый свитер. Он был в очках в тонкой оправе, которые носил, только когда глаза слишком уставали от линз (сегодня они у него были прямо-таки красные); волосы торчали в разные стороны. Мы не виделись с прошлого воскресенья, когда после полудня выпили по чашке кофе. Мы хотели провести вместе весь день и всю ночь, но Миранде срочно потребовалось, чтобы кто-нибудь посидел с Кэссиди, пока она повела к доктору Каролину, и я оказалась первой, кто ей подвернулся. Когда я добралась до дома, было уже слишком поздно, а ему уже порядком надоело приходить только ради того, чтобы посмотреть на меня, и я его вполне понимала. Он хотел остаться на эту ночь, но я стеснялась родителей. Хотя все, кому было до этого дело, знали, что мы с Алексом спим вместе, демонстрировать это вовсе не стоило. Поэтому не очень хорошо, что он оказался здесь, когда отец мог приехать с минуты на минуту.
   – Привет, детка. Я подумал, вдруг вам понадобится помощь? – В руках у него был пакет, в котором – я знала – были мои любимые соленые бейгели и кофе. – Твоего отца еще нет? Я и ему принес кофе.
   – А я думала, у тебя сегодня репетиторство, – сказала я. В этот момент из своей спальни вышла Шанти; на ней был черный брючный костюм. Проходя мимо нас, она кивнула, пробормотала что-то насчет «много работы» и тут же ушла. Мы с ней мало разговаривали; интересно, понимает ли она, что сегодня я от них уезжаю.
   – Ну да, должно было быть репетиторство, но я позвонил родителям этих девочек, и они сказали, что вполне можно перенести на завтра. Так что я в твоем полном распоряжении.
   – Энди! Алекс! – На пороге стоял отец; он так лучезарно нам улыбался, словно не мог представить себе лучшей картины.
   Я быстренько прикинула, что по пакету свежекупленной еды и по ботинкам Алекса отец поймет, что тот пришел всего пару минут назад. Да и дверь мы не закрывали. Ну и жизнь у меня!
   – Энди сказала, ты сегодня не придешь. – Отец поставил на стол в гостиной пакет, в котором были, по всей видимости, бейгели (конечно, соленые) и кофе. Он явно избегал встречаться с нами взглядом. – Ты только пришел или уже уходишь?
   Я улыбнулась и взглянула на Алекса; я боялась, что он уже начал жалеть, что сегодня поднялся из-за меня так рано.
   – Я только пришел, доктор Сакс, – бодро ответил Алекс, – я перенес репетиторство, думал, вдруг вам понадобится помощник.
   – Это хорошо. Это очень кстати. Вот, угощайся, тут бейгели. Жаль, я не купил еще один кофе, я не знал, что ты тут окажешься. – Меня тронуло, что отец был неподдельно расстроен. Ему не слишком-то нравилось, что его маленькая дочка спит с парнем, который ей не муж, но он изо всех сил старался этого не показывать.
   – Ничего, доктор Сакс. Я тут тоже кое-что принес. На всех хватит, еще и останется. – И вот мой папа и мой парень без тени смущения сели рядышком на полу в гостиной и разделили утреннюю трапезу.
   Я взяла по бейгелю из обоих пакетов и подумала о том, как здорово мы снова заживем с Лили. Весь год без малого после того, как мы окончили университет, мы пытались встречаться хотя бы по разу в неделю, но словно и не виделись. А теперь мы будем приходить домой и сварливо рассказывать друг дружке о том, какой скверный был сегодня день, – все как в старые добрые времена. Алекс и папа болтали о чем-то невразумительном вроде баскетбола, а я подписывала коробки. Вещей у меня оказалось немного: несколько коробок с постельным бельем и подушками, коробки с фотографиями и разнообразными письменными принадлежностями (хотя письменного стола у меня не было), косметика, предметы личной гигиены и сумки с одеждой «не из „Подиума“». Вряд ли на этот скудный скарб вообще стоило наклеивать ярлыки, но тут уж во мне заговорила секретарша.
   – Ну что, начнем помаленьку, – сказал папа.
   – Ш-ш-ш! Разбудишь Кендру! – громким шепотом ответила я. – Сегодня ведь суббота, всего девять утра.
   Алекс помотал головой:
   – Разве ты не видела, что она ушла с Шанти? По крайней мере мне так показалось. То есть их точно было две, обе в костюмах и обе какие-то грустные. Ты загляни к ним в спальню.
   Дверь в их комнату, где они умудрились поместиться, сдвинув вместе кровати, была приоткрыта, и я тихонько толкнула ее. Кровати были аккуратно застланы, подушки взбиты; на каждой сидела мягкая игрушечная собачка. Только тут мне пришло в голову, что ни разу за несколько месяцев, что я жила здесь, с этими девушками, я не переступала порог их комнаты и не разговаривала ни с одной из них дольше тридцати секунд. Я не знала ни чем они занимаются, ни где работают, не знала и того, есть ли у них еще какие-нибудь подруги. Хорошо, что я уезжаю.
   Между тем папа с Алексом убрали остатки завтрака и принялись согласовывать план кампании.
   – Ты прав, они обе ушли. Не уверена даже, что они знают, что я сегодня уезжаю.
   – Давай оставим им записку, – предложил папа, – на доске для игры в скраббл.
   Я унаследовала папину страсть к этой игре. У него была целая теория о том, что новый дом должен начинаться с новой доски для игры в скраббл. И вот последние шесть минут в этой квартире я провела, выкладывая на своей старой доске: «Спасибо за все, удачи вам. Целую. Энди». Тут, должно быть, куча очков. Молодец я все-таки.
   Почти час мы загружали обе их машины; причем я ничего не делала – только сторожила автомобили, пока мужчины бегали туда-сюда. Грузчики, возившиеся с кроватью – услуги их стоили дороже самой этой чертовой громадины, – опоздали, поскольку оба жили в пригороде. Нашу новую квартиру Лили нашла по объявлению в газете «Виллидж войс», и я ее еще ни разу не видела. В самый разгар рабочего дня она вдруг позвонила мне по сотовому и закричала в трубку:
   – Я нашла ее, нашла! Классная квартира! И ванная, и вода, и полы деревянные, немножко только покоробились. Я тут уже четыре минуты и пока не то что мышей – ни одного таракана не видела. Можешь приехать прямо сейчас?
   – Да ты что? – зашептала я. – Она здесь, ну куда я сейчас пойду?
   – Но надо, чтобы ты приехала прямо сейчас. Ты же знаешь, как это делается. У меня и документы с собой.
   – Лили, ну сама подумай. Даже если бы мне потребовалась срочная операция на сердце, я бы и тогда не смогла уйти, иначе меня тут же уволили бы. Ну как я могу уйти ради квартиры?
   – Между прочим, через полминуты уже может не быть никакой квартиры. Тут и без нас хватает желающих, они вовсю заполняют бумаги. Мы должны все решить сейчас же.
   Сколько-нибудь пристойное жилье на Манхэттене найти было труднее, чем сколько-нибудь приличного парня-натурала. А если вам к тому же хотелось, чтобы оно было и более-менее доступным по цене, то вы должны были быть готовы к тому, что проще арендовать необитаемый остров у побережья ЮАР, чем квартиру на Манхэттене. Невозможно представить себе, насколько это сложно. Чуть ли не все предлагаемые съемщикам квартиры не достигают и сорока квадратов, в них гнилые деревянные полы и осыпающиеся стены, а «удобства» безнадежно обветшали вместе с домом. Нет тараканов. Мышей нет. Так что вам еще надо?!
   – Лили, я тебе полностью доверяю, сделай все сама. Можешь скинуть по электронной почте, как она выглядит? – Надо было кончать этот разговор: в любую секунду могла появиться Миранда. Если она застукает меня болтающей по телефону с приятельницей, мне конец.
   – Вообще-то у меня твои платежные чеки – между прочим, у тебя на счету не слишком-то густо, – распечатки банковского баланса, досье заемщика и официальное письмо твоих нанимателей. Вот только с поручительством заминка. Поручитель должен быть жителем одного из трех штатов и в состоянии выплатить номинал ренты в сорокакратном размере. Моя бабка тут не годится, это ежу понятно. Может, за нас поручатся твои родители?
   – Да Господи, Лил, я не знаю. Я их не спрашивала и позвонить сейчас им не могу. Позвони сама.
   – Ладненько. Они ведь у тебя в год зарабатывают больше ста тысяч баксов?
   Я не была в этом уверена, но кого еще мы могли попросить?
   – Просто позвони им, – ответила я, – объясни насчет Миранды. Скажи, что мне очень жаль, но сама я позвонить никак не могу.
   – Будет сделано. Я должна оставить за нами эту квартиру. Я перезвоню. – Она прервала связь, но уже через двадцать секунд телефон зазвонил снова, и определитель высветил номер Лили. Эмили выразительно подняла брови. Я схватила телефон, но обратилась к Эмили.
   – Это важно, – выдавила я, – это моя лучшая подруга, ей приходится одной улаживать дела по аренде, потому что я сижу тут как…
   Я услышала три голоса одновременно: холодный, спокойный голос Эмили («Андреа, подумай…» – начала она); пронзительный голос Лили («Они согласились, Энди, согласились! Ты слышишь меня?») – и перекрывающий их громкий, отчетливый голос Миранды:
   – Какие-то проблемы, Ан-дре-а?
   Подумать только, она даже вспомнила ради такого случая мое имя. Она надвигалась на меня; выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.
   Я тут же оборвала разговор, надеясь, что Лили поймет, и отбила атаку:
   – Нет, Миранда, никаких проблем.
   – Что ж, в таком случае я хочу сливочное мороженое. Учтите, мороженое, а не отвратительную теплую массу. Ванильное мороженое – не йогурт, не холодное молоко, и чтобы никаких этих штучек с сахарозаменителями. Настоящее мороженое с шоколадным сиропом и взбитыми сливками. И чтобы сливки были не из баллона, поняли? Настоящие взбитые сливки. Это все.
   Она приняла чрезвычайно занятой вид и вновь вышла из кабинета. У меня осталось стойкое ощущение, что приходила она только затем, чтобы проконтролировать меня. Эмили явно была этим довольна. Зазвонил телефон. Снова Лили. Вот черт, ну почему бы ей просто не послать мне е-мэйл? Я включила телефон, поднесла его к уху, но не сказала ни слова.
   – Ну ладно, я знаю, что ты не можешь говорить, но я-то могу. Твои родители согласились быть поручителями, это здорово. В квартире только одна спальня, но мы перегородим гостиную, и как раз будет место для двуспальной кровати и стула. Ванны нет, но душ вроде в порядке. Посудомоечной машины нет, кондиционера тоже, но можно купить вентиляторы. Прачечная в подвале, приходящий консьерж, до метро всего один квартал. И – зацени! Балкон!
   Я, должно быть, не сдержалась и громко выдохнула, потому что она пришла в восторг оттого, что сумела-таки меня расшевелить.
   – Вот-вот! Очуметь, да? Вообще-то вид у него ненадежный – того и гляди обрушится, но он есть! Мы там как раз поместимся, будет где покурить. Здорово, просто супер!
   – Сколько? – выдавила я, решив, что больше уж точно не произнесу ни слова.
   – Все наше за две двести восемьдесят в месяц. Ты только подумай, у нас будет балкон всего за тысячу сто сорок долларов с носа. Эта квартира – находка века. Ну так что, я соглашаюсь?
   Я молчала. Я и хотела бы ответить, но Миранда приближалась к двери секретарской, на ходу громко распекая какую-то девушку из отдела рекламы. Она сегодня явно была не в духе, с меня хватило и одной стычки. Девушка, которой она сейчас делала выговор, поникла головой от стыда, щеки ее пылали. Я надеялась, что она не расплачется.
   – Энди, это смешно, наконец. Просто ответь: да или нет! Я и так сегодня не пошла на занятия, а ты не то что с работы отлучиться – даже ответить не можешь! Да что я тебе…
   Лили дошла до белого каления; я поняла, что единственное, что мне остается, – это оборвать разговор. Она кричала так громко, что слышно было в секретарской, а Миранда находилась уже в трех шагах от двери. Нервы у меня были на пределе; мне хотелось схватить за руку эту девушку, ассистента по рекламе, побежать с ней в дамскую комнату и там вместе выплакаться как следует. А может, действуя сообща, мы сумеем придушить Миранду шарфом от «Гермес», болтающимся сейчас на ее тощей шее? Что бы я выбрала: держать ее или затягивать шарф? Или проще было бы затолкать эту тряпку ей в глотку и смотреть, как она задыхается и…
   – Ан-дре-а! – В ее голосе звенела сталь. – Что я вам велела сделать вот уже пять минут назад? – О, черт, я забыла про мороженое. – Хотелось бы знать, есть ли какая-то особая причина, по которой вы сидите здесь, вместо того чтобы исполнять свои обязанности? Или такова ваша манера шутить? Неужели я сделала или сказала нечто, что дает вам повод думать, что я шучу с вами? Отвечайте, сказала я что-нибудь подобное? Ну же. – Ее глаза чуть не вылезли из орбит, она все еще не повышала голос, но подошла почти вплотную.
   Я открыла рот для ответа – и тут раздался голос Эмили:
   – Миранда, простите, пожалуйста. Это я виновата. Это я попросила Андреа ответить на телефонный звонок, думала, что это могут быть Кэссиди или Каролина, а я как раз заказывала ту блузку от Прады, которую вы хотели. Андреа уже собиралась уходить. Прошу прощения, такое больше не повторится.
   Чудо из чудес! Наша Отличница подала голос – и, как ни странно, в мою защиту.
   Миранда смягчилась:
   – Ну что ж, ладно. В таком случае идите за мороженым, Ан-дре-а. – И с этими словами она прошла в свой кабинет, набрала номер и принялась ворковать с Глухонемым Папочкой.
   Я взглянула на Эмили, но та притворилась, что ужасно занята. Тогда я послала ей по электронной почте всего одно слово; «Почему?»
   «Потому, что я не была абсолютно уверена, что она не уволит тебя, а на то, чтобы подготовить кого-нибудь другого, меня уже не хватит», – ответила она.
   Я отправилась на поиски супер-пупер-мороженого и позвонила Лили, едва только лифт коснулся вестибюля.
   – Прости, пожалуйста, я не хотела, просто…
   – Слушай, у меня на все это нет времени, – отрезала Лили, – мне кажется, ты чуточку переигрываешь – так, совсем немножко, а? Ведь не может быть, чтобы ты не могла сказать по телефону «да» или «нет»?
   – Это трудно объяснить, Лил, просто…
   – Забудь. Мне пора бежать. Я позвоню, если она нам достанется. Хотя тебя это все, конечно, мало интересует.
   Я запротестовала, но Лили уже отключилась. Вот черт! Нельзя было ждать от Лили понимания – ведь и я сама всего полгода назад сочла бы свое поведение смешным. Нельзя было и посылать ее одну рыскать по всему Манхэттену в поисках квартиры для нас обеих и при этом даже не отвечать на ее звонки – но разве у меня был выбор?
   Я звонила ей несколько раз в течение дня; после полуночи она наконец ответила и сказала, что квартира досталась нам.
   – Здорово, Лил. Не знаю, как тебя и благодарить. Я наверстаю, обещаю тебе!
   И тут меня осенило. Зачем тянуть. Нужно вызвать из «Элиас» машину, поехать в Гарлем и лично отблагодарить свою лучшую подругу. Да, именно так!
   – Лил, ты сейчас дома? Я приеду, отпразднуем вместе, а?
   Я думала, что она обрадуется, но она осталась спокойной.
   – Не трудись, – ответила она, – у меня тут бутылка «огненной с юга» и Парень с Колечком в Языке – это все, что мне нужно.
   Это было сказано, чтобы уколоть меня, но я ее поняла. Лили редко злилась, но если уж она это делала, уговорить ее было невозможно, оставалось только ждать, пока она сама отойдет. Я услышала, как льется в бокал что-то жидкое и звякает лед, а потом она сделала большой глоток.
   – Ну ладно. Но ты позвони мне, если что-нибудь понадобится, идет?
   – Зачем? Надеюсь, тебе сейчас достаточно хорошо и спокойно? В общем, не стоит благодарности.
   – Лил…
   – Не переживай за меня. У меня все в порядке, – еще глоток, – потом поговорим. Ах да. С новой квартирой нас.
   – Да-да. С новой квартирой, – повторила я, но она уже отключилась.
   Я тут же позвонила Алексу – узнать, нельзя ли приехать к нему, но в голосе у него не было того восторга, на который я надеялась.
   – Энди, ты знаешь, я всегда рад тебя видеть, но я, в общем… я сегодня встречаюсь с Максом и ребятами. Ты ведь всю неделю занята, вот я и договорился с ними на сегодняшний вечер.
   – А вы встречаетесь в Бруклине или где-нибудь поблизости? Я присоединюсь к вам? – Я знала, что они наверняка встречаются где-то недалеко от моего дома, потому что в этом районе жили все его друзья.
   – Послушай, в любой другой день – пожалуйста, с удовольствием, но сегодня вечеринка только для парней.
   – Да? Ну ладно. Я хотела повидаться с Лили, обмыть нашу новую квартиру, но мы… в общем, она на меня дуется. Не понимает, почему я не могу нормально говорить по телефону с работы.
   – Знаешь, Энди, вынужден сказать, что и я иногда этого не понимаю. То есть я знаю, у твоей начальницы тяжелый характер, – поверь, это я понимаю, но мне порой кажется, что ты воспринимаешь все слишком серьезно. – Ясно было, что он изо всех сил пытается смягчить свои слова, не дать прорваться раздражению.
   – Может, я и вправду воспринимаю все серьезно! Что в этом такого? – огрызнулась я, униженная донельзя тем, что он не хочет меня видеть и не упрашивает пойти на вечеринку, где соберутся все его друзья, и принимает сторону Лили, хотя она не права и он тоже не прав, – Ведь это моя жизнь. Моя карьера. Мое будущее. А как ты предлагаешь, чтобы я к этому относилась? Как к пустячку, забаве?
   – Энди, ты искажаешь мои слова. Ты же знаешь, что я не это имел в виду.
   Но меня уже прорвало, я ничего не могла с собой поделать. Сначала Лили, а теперь и Алекс? Мало мне одной Миранды, так еще и от них нет сочувствия? Это было уже слишком; мне хотелось разрыдаться, но вместо этого я кричала: