Страница:
– Да все в порядке, просто у мамы сегодня встреча с клиентами. Энди, у меня сейчас в самом деле нет времени на разговоры. Я звонил, чтобы сообщить тебе кое-что хорошее… а ты не перезвонила, – холодно добавил он.
Я с силой дернула шнур, который начал понемногу распускаться, и кровь в кончиках пальцев запульсировала.
– Мне очень жаль, – только и сказала я, потому что, хотя он был прав и я действительно повела себя как эгоистка, у меня сейчас не было сил изображать горькое раскаяние. – Алекс, ну пожалуйста. Не надо меня наказывать. Я уже так давно не слышала ничего хорошего, доброго. Ну пожалуйста, не лишай меня этого.
Он не мог не откликнуться на такую просьбу, я это знала.
– Да в общем-то ничего особенного. Просто я тут уладил кое-что для нашей первой встречи выпускников.
– Правда? Так мы едем? – Это была моя идея, я уже несколько раз предлагала это Алексу, но он никак не соглашался ехать со мной. Все знают, что первая встреча спустя год после выпуска – это великий праздник, и я подозревала, что он хочет разделить его не со мной, а с Максом и другими парнями. Я уже потеряла надежду уговорить его, решила, что мы с Лили сами что-нибудь придумаем, но он, конечно, почувствовал, как сильно я хочу вернуться вместе с ним – и ни с кем другим, – почувствовал и все устроил.
– Да, это дело решенное. Возьмем напрокат джип, я заказал номер в «Билтморе».
– В «Билтморе»?! Ты не шутишь? Это просто чудо какое-то!
– Да, ты вроде хотела пожить там, вот и попробуем. А еще я сделал заказ на десять человек в «Аль-Форно» – это на воскресенье, так что мы сможем собраться все вместе.
– Нет слов. Ты что, все это уже сделал?
– Ну конечно. Я думал, ты придешь в восторг, и прямо-таки предвкушал, как буду тебе все это рассказывать. Но у тебя не нашлось времени.
– Алекс, я и в самом деле в восторге, даже сказать не могу. И ты уже все сделал! Я так гадко себя вела, но я жду не дождусь октября. Это будет нечто, и все благодаря тебе.
Мы поговорили еще немного. Когда мы прощались, он уже не сердился, но я пальцем пошевелить не могла. Остатки энергии ушли на то, чтобы вновь завоевать его, вновь убедить его, что я думаю о нем, что я обрадована тем, что он придумал, и благодарна ему за заботу. Не помню, как я добралась до машины, не помню, как доехала до дома, не помню, поздоровалась ли с Джоном Фишером Гальяно. Помню только усталость, переполнявшую все тело, – такую глубокую, что она была даже приятна, и облегчение от того, что дверь в комнату Лили затворена и из-под нее не видно света. Мелькнула мысль, что не мешало бы поесть, но это означало, что вновь надо с кем-то разговаривать, что-то придумывать, – голодать было куда проще.
Вместо этого я вышла на свой пустой балкон, уселась на выщербленный бетон и вяло закурила. Затянулась, но сил на выдох уже не оставалось, и я просто сидела в полнейшей тишине, зажав в зубах сигарету. Дверь спальни Лили вдруг открылась, ее тапочки зашуршали по коридору, я тут же потушила сигарету и теперь сидела в кромешной тьме. Я проговорила сегодня пятнадцать часов напролет – на большее меня уже не хватит.
– Наймите ее! – постановила Миранда, когда увидела Аннабель – двенадцатую из девушек, с которыми мне пришлось иметь дело, и одну из двух, которых я решилась-таки допустить пред ее очи. Аннабель была француженкой из Франции (по-английски она почти не говорила, и мне приходилось просить близняшек переводить для меня), она окончила Сорбонну; другой ее примечательной чертой были крупное сухощавое тело и эффектные темно-русые волосы. Она умела выгодно себя подать, запросто носила туфли на высоченном каблуке и даже ухом не вела в ответ на резкие выпады Миранды. Чего там, она и сама была резкой и надменной и никогда не смотрела человеку в глаза. Весь ее вид говорил о едва скрываемом недовольстве, легкой скуке и безграничной самоуверенности. Когда Миранда одобрила ее кандидатуру, я пришла в восторг – и от того, что мне больше не нужно было опрашивать все новых и новых кандидаток, и от того, что это был верный знак: я наконец-то, наконец-то начала понимать.
Что именно понимать? Этого я бы сказать не могла, но чувствовала, что все вошло в свою колею и идет так гладко, как только возможно. Я привела в порядок ее гардероб и допустила лишь несколько промашек. А когда я показывала ей заказы от Живанши и случайно произнесла это имя так, как, казалось бы, оно и должно было произноситься (Ги-вен-чи), она даже не разозлилась по-настоящему. Последовало несколько уничтожающих взглядов и уничижительных комментариев, после чего мне было продемонстрировано правильное произношение, и жизнь вновь потекла относительно гладко – до тех пор, пока я не встала перед проблемой: как сообщить ей, что затребованные ею сарафаны от Роберто Кавалли не готовы и в ближайшие три недели готовы не будут? Но я уладила и это. Я обговорила и скоординировала встречи Миранды с портнихой, я почти закончила обустройство ее личной – домашней – гардеробной, по размеру превосходившей средней величины манхэттенскую квартиру.
Подготовка к банкету продолжалась и в отсутствие Миранды, а с ее приездом разгорелась в полную силу. Однако суматохи было на удивление мало, все шло как по маслу, и грядущая пятница обещала стать образцом организационного успеха. От Шанель доставили уникальное, ручной работы, красное платье, расшитое бисером, и я тут же переслала его в элитарную химчистку «на профилактику». Такое же платье – только черное – я месяц назад видела в журнале и сейчас сказала об этом Эмили. Та кивнула.
– Сорок тысяч, – бросила она, не отводя глаз от дисплея. Она дважды кликнула на паре черных брюк на сайте style.com. Вот уже несколько месяцев она выискивала в Интернете интересные идеи для предстоящей поездки с Мирандой в Европу.
– Сорок тысяч чего?
– Ну, то платье. Красное, от Шанель. Стоит сорок тысяч долларов, если ты обычная покупательница. Миранда, конечно, столько платить не будет, но и ей оно даром не достанется. Потрясающе, да?
– Сорок тысяч долларов? – опять переспросила я, не в состоянии поверить, что держала в своих руках вещь, которая может столько стоить. Ведь что такое сорок тысяч долларов? Плата за два года обучения в университете, базовый взнос за новый дом, средний годовой заработок средней американской семьи. Ну или по крайней мере много, очень много сумок от Прады. Но за одно платье? Я думала, что теперь уж меня ничто не удивит, но получила новый удар по мозгам, когда платье вернулось из элитарной чистки вместе с конвертом, на котором каллиграфическим почерком было написано: «Для миз Миранды Пристли». Внутри на дорогом кремовом картоне было вытиснено: «Вид изделия: вечернее платье. Модельер: Шанель. Длина: до лодыжки. Цвет: красный. Размер: нулевой. Описание изделия: ручная вышивка бисером, без рукавов, глубокое декольте, сбоку – потайная застежка-„молния“, подкладка из плотного шелка. Оказанные услуги: общая освежающая первичная чистка. Счет:.670 долларов».
Снизу была приписка от хозяйки заведения, женщины, которая, похоже, покрывала все расходы своего предприятия и своего домашнего хозяйства за счет поступлений от «Элиас-Кларк», оплачивающего неукротимую страсть Миранды к химической чистке: «Нам было необычайно приятно работать с такой изумительной вещью. Мы от души надеемся, что вы получите огромное удовольствие, надев его на банкет в Метрополитен-музее. Как условлено, в понедельник, 28 мая, мы заберем его в чистку. Если у вас есть какие-то дополнительные указания, пожалуйста, сообщите их нам. С наилучшими пожеланиями, Колетт».
Как бы то ни было, был всего лишь четверг, а у Миранды уже имелось готовенькое, с иголочки, свежевычищенное платье. Оно было заботливо убрано в шкаф, и туда же Эмили поместила серебристые босоножки от Джимми Чу – как раз такие какие потребовала Миранда. На следующий день, в пятницу, к ней должен был явиться парикмахер – в 5.30 вечера, визажист – в 5.45, и в 6.15 Юрий уже ждал их с мистером Томлинсоном, чтобы везти в музей.
В этот день Миранда ушла пораньше, чтобы понаблюдать, как Кэссиди занимается гимнастикой, и я тоже надеялась улизнуть. Мне хотелось обрадовать Лили. Она только что сдала последний экзамен за истекший учебный год, мы могли бы это отпраздновать.
– Слушай, Эм, как думаешь, ничего, если я сегодня уйду в половине седьмого или около того? Миранда сказала, что сегодня обойдется без Книги, все равно там ничего нового, – добавила я и разозлилась на себя за то, что прошу свою ровесницу и почти ровню разрешить мне уйти с работы после двенадцатичасового рабочего дня – а не четырнадцатичасового, как обычно.
– Хм, ну да. Да, конечно. Я пошла, – было всего пять вечера, – побудь здесь пару часиков, а потом уходи. Она сегодня с близняшками и вряд ли будет часто звонить.
Она шла на свидание с парнем, которого подцепила на новогодней пирушке, и сейчас меняла свои танкетки на шпильки от Джимми Чу. Парень из Лос-Анджелеса приехал-таки в Нью-Йорк и – чудо из чудес! – в самом деле позвонил. Встретиться они намеревались в баре, а оттуда она хотела повести его в «Нобу» (если он покажет себя достойным этого). Она сделала заказ аж пять недель назад, когда он только прислал сообщение, что собирается в Нью-Йорк, но и тогда ей пришлось воспользоваться именем Миранды.
– А что ты будешь делать, когда они увидят, что ты не Миранда? – имела я глупость спросить.
Как обычно, ответом мне были глубокий вздох и возведенные к небу глаза.
– Да просто сообщу им об отъезде Миранды, покажу ее визитку и скажу, что она хочет, чтобы я воспользовалась ее заказом. Всего и дел!
После того как Эмили ушла, Миранда позвонила только раз. Она предупредила, что завтра не появится в офисе до полудня, но пожелала получить ксерокопию заметки о новом ресторане, которую видела сегодня «в газетах». Мне хватило присутствия духа спросить, не помнит ли она названия ресторана или названия газеты, но это только разозлило ее:
– Ан-дре-а, я и так опаздываю на встречу. Не выводите меня из себя. Это был ресторан азиатской кухни, и это было в сегодняшних газетах. Это все.
И с этими словами она защелкнула свою «Моторолу-V60». Во мне теплилась надежда, что когда-нибудь крышечка прищемит ее превосходно наманикюренные пальчики и они переварятся во внутренностях телефона. Конечно, особенно трудно «мотороле» придется с безукоризненными красными ноготками.
Я набросала себе памятку, чтобы завтра первым делом искать ресторан, и побежала брать машину. Подъехав к дому, я позвонила Лили, но выходить не стала, а только помахала нашему Джону Фишеру Гальяно (он отрастил волосы и украсил свою униформу несколькими цепочками, – день ото дня становясь все больше похожим на знаменитого дизайнера).
Со своей собственной «Моторолы-V60» я набрала номер нашей квартиры.
– Эй, как дела? Это я.
– При-и-ивет, – пропела она, давно не слышала я у нее такого счастливого голоса. – Ну все! Теперь, слава Богу, никаких экзаменов! Осталось только набросать план для диссертации, но это можно сто раз поменять. В общем, до середины июля делать совершенно нечего. Представляешь? – ликовала она.
– Я так рада за тебя! Ты как, настроена отпраздновать? Заказывай, «Подиум» угощает.
– Да ну? Все, что хочу?
– Без вопросов. Я внизу, у меня тут машина. Спускайся, мы сейчас выберем местечко покруче.
Она даже взвизгнула от восторга.
– Здорово! Слушай, я тебе сейчас расскажу про Мальчика-Фрейдиста. Он просто прелесть. Подожди секунду, я натяну джинсы и спущусь.
Она появилась через пять минут – нарядная и довольная. На ней были узкие выбеленные джинсы, ловко обтягивающие бедра, и свободного покроя белая блуза с длинными рукавами. Довершали вид босоножки, которых я прежде не видела: коричневые кожаные ремешки, расшитые бирюзовыми бусинками. Она даже накрасилась, а ее локоны давали возможность заподозрить, что некоторое время назад она пользовалась феном.
– Шикарно выглядишь, – сказала я, когда она опустилась на заднее сиденье, – поделишься секретом?
– О, это все для Мальчика-Фрейдиста. Он просто чудо. Я, похоже, влюбилась. У него бесспорные девять из десяти, можешь себе представить?
– Ладно, давай-ка сначала решим, куда мы едем. Я еще пока не делала заказ, но сейчас позвоним, скажем, что выполняем поручение Миранды, и все будет тип-топ. Выбирай.
Она рассматривала себя в зеркало заднего вида и наносила на губы блеск.
– Выбирать? – спросила она рассеянно.
– Ну да. Может, в «Чикаму»? Там классные мохито! – Я знала, что в любом ресторане Лили больше заинтересует выбор крепких напитков, чем блюд. – А как начет «Космо-шампань» в «Бунгало»? Или, может, стоит поехать в отель «Гудзон» – там лучший в мире мартини. Вдруг нам даже удастся устроиться на свежем воздухе? А вот если пить вино, то надо ехать…
– Энди, давай смотаемся в «Бенихану» [12]? Я об этом всю жизнь мечтала, – застенчиво добавила она.
– В «Бенихану»? Ты хочешь в «Бенихану»? Туда, где собираются туристы с вечно хнычущими отпрысками, а еду готовят азиаты, которые никогда не учились кулинарии, – и готовят прямо у тебя на столе? Ты имеешь в виду эту «Бенихану»?
Она кивнула с таким воодушевлением, что мне не оставалось ничего другого, как позвонить, чтобы узнать адрес.
– Нет-нет, – прервала она, – я его знаю. Пятьдесят шестая улица, между Пятой и Шестой авеню. Северная сторона, – обратилась она к водителю.
Я очень удивилась, но моя восторженная спутница и ухом не повела. Тут же она принялась щебетать о Мальчике-Фрейдисте, прозванном так, вероятно, за то, что в этом году он заканчивал аспирантуру на психфаке. Познакомились они на семинаре в университетской библиотеке. Мне сразу были продемонстрированы его достоинства: 29 лет («не какой-нибудь сопляк, но и совсем не старый»), квебекское происхождение («такой милый французский акцепт, но звучит вполне по-американски»), шевелюра («волосы длинные, но не слишком, без дикарских извращений») и очень удачная степень небритости («прямо как Антонио Бандерас с трехдневной щетиной»).
Самурайского вида повара работали на публику: резали мясо кубиками и жонглировали ими, а Лили смеялась и хлопала в ладоши, словно впервые попавший в цирк ребенок. Мне было трудно поверить, что Лили и вправду увлеклась парнем, но я не находила другого объяснения ее нынешнему восторженному настроению. Еще более невероятным казалось ее утверждение, что они ни разу не переспали («Представляешь, уже две с половиной недели встречаемся – и ничего! Ну как, молодец я?»). А когда я спросила, почему же я до сих пор не видела его у нас, она гордо улыбнулась и ответила: «Я его еще не приглашала. Мы решили не торопить события». Мы стояли перед рестораном. Она с энтузиазмом пересказывала мне очередную занятную историю из его репертуара, и тут… передо мной возник Кристиан Коллинсворт.
– Андреа. Прелестная Андреа. Должен сказать, я не догадывался, что вы поклонница «Бениханы»… А что подумает о вас Миранда? – поддразнил он, полуобняв меня за плечи.
– Я… ну… – Язык немедленно начал заплетаться.
Да и что можно было сказать, если мысли запрыгали в голове, как шарики от пинг-понга: «Мы в „Бенихане“! Кристиан нас видел! Миранда в „Бенихане“! Как ему идет летная куртка! От меня, наверное, разит „Бениханой“! Не надо целовать его в щеку! Надо поцеловать его в щеку!»
– Э… ну… это совсем не то, что…
– Мы как раз думали, куда бы нам еще пойти, – безмятежно сказала Лили, протягивая руку Кристиану. До меня только сейчас дошло, что он один. – А мы даже не сообразили, что стоим посреди улицы, правда, Энди? Ха-ха. Меня зовут Лили, – сообщила она Кристиану; он вежливо пожал ей руку и отвел от глаз прядку, как делал это тогда, на вечере у Маршалла. И снова у меня появилось странное ощущение, что я могу простоять долго-долго, не двигаясь и ничего вокруг себя не замечая, кроме этого очаровательного жеста.
Я смотрела на него и на нее, смутно чувствуя, что должна что-то сказать, но они прекрасно справились и сами.
– Лили, – Кристиан покатал это имя на кончике языка, – Лили. Красиво звучит. Почти так же красиво, как Андреа.
Присутствие мое выражалось хотя бы в том, что я наблюдала за ними, и я не могла не заметить, что Лили сияет. Я знала, что она нашла Кристиана зрелым, сексуальным и обаятельным. Я чувствовала, что она сейчас прикидывает, интересует ли меня Кристиан, несмотря на мои отношения с Алексом, и если да, может ли она, Лили, что-нибудь сделать, чтобы ускорить события. Она очень любила Алекса – его нельзя было не любить, – но никогда не понимала, как двое молодых людей могут проводить вместе столько времени, – по крайней мере так она говорила, хотя я знала, что на самом деле ее просто напрягают постоянные партнеры. Если она заметит, что между мной и Кристианом есть хоть искра страсти, она не упустит случая ее раздуть.
– Очень приятно познакомиться с вами, Лили. А мое имя Кристиан, я друг Андреа. И часто вы так стоите и беседуете перед «Бениханой»? – У меня под ложечкой засосало от его улыбки.
Лили тыльной стороной ладони отбросила назад свои собственные локоны и ответила:
– Ну конечно, нет, Кристиан! Просто мы сейчас пообедали в «Тауне» и пытаемся сообразить, куда пойти выпить. Есть какие-нибудь предложения?
«Таун»! Один из самых шикарных и дорогих ресторанов Нью-Йорка! Миранда бывала там. Джессика с женихом бывали там. Эмили то и дело говорила, как она хочет побывать там. Но Лили?
– Ну надо же, – сказал Кристиан, явно купившись, – а я там только что обедал со своим агентом. Странно, что я вас не видел.
– А мы сидели в глубине, за баром. – Ко мне наконец стало возвращаться самообладание. Большая удача, что Эмили показывала мне скачанную из Интернета фотографию бара ресторана и я ее хорошо запомнила. Она тогда решала, подходящее это место для свиданий или нет.
– А… – Он рассеянно кивнул и стал еще симпатичнее. – Итак, вы, девушки, как раз собирались что-нибудь выпить?
Мне страшно хотелось смыть с себя зловоние «Бениханы», но Лили не дала мне такой возможности. Я подумала, чувствует ли Кристиан, как от меня несет, но он был так сексуален, а Лили настроена так решительно, что мне оставалось только промолчать.
– Ну да, мы как раз это решали. Можешь что-нибудь предложить? Мы обе будем рады, если ты к нам присоединишься, – заявила Лили, игриво подхватывая его под руку, – есть тут рядом что-нибудь приличное?
– Ну, в центре не так много подобных мест, но у меня встреча с моим агентом в «О-баре» [13], и если вы, девушки, ничего не имеете против… Он поехал в офис за кое-какими документами, но скоро должен вернуться. Вам, Энди, вероятно, интересно будет с ним познакомиться – никогда не знаешь, когда может понадобиться агент… Ну так как насчет «О-бара»?
Лили бросила на меня взгляд, исполненный восторга, взгляд, который кричал: «Он красавчик, Энди! Да еще какой! Понятия не имею, кто он, но он хочет тебя, так что бросай сомневаться и скажи, как тебе нравится „О-бар“.
– Мне нравится «О-бар», – сказала я довольно твердо, хотя никогда там не была. – Да, думаю, это то, что надо.
Лили улыбнулась, Кристиан улыбнулся, и мы направились в «О-бар». Кристиан Коллинсворт и я – мы вместе идем чего-нибудь выпить. Что это, свидание? Да нет, что за бред, одернула я себя. «Алекс, Алекс, Алекс», – бормотала я себе под нос, полная решимости не забыть, что у меня есть чудный парень, и одновременно злясь на себя за то, что мне приходится себе об этом напоминать.
Была всего лишь среда, но «вымогатели в бархатных перчатках» трудились вовсю: никто и не думал понижать ставки – двадцать баксов с носа только за то, чтобы нас впустили внутрь. Но прежде чем я успела раскошелиться, Кристиан уже вытянул три двадцатки из своего внушительных размеров бумажника. Я пыталась протестовать, но он прижал два пальца к моим губам:
– Андреа, дорогая, не забивайте этим свою милую головку.
И не успела я и рта раскрыть, как он взял в ладони мое лицо. Где-то в глубине моего замутненного сознания тревожной красной лампочкой вспыхнула мысль, что он хочет поцеловать меня. Я знала это, чувствовала это, но не могла пошевелиться. И, приняв мое колебание за разрешение, он наклонился ко мне и коснулся губами шеи. Коснулся быстро, легко, я ощутила кончик языка под нижней челюстью, возле уха, – а потом взял за руку и ввел внутрь.
– Кристиан, подождите! Я… мне надо вам кое-что сказать, – начала я, сама не до конца уверенная в том, что за этим нежданным-негаданным поцелуем-прикосновением действительно должен последовать длинный разговор о том, что у меня есть парень, и так далее и тому подобное. Кристиану явно было на все наплевать, он решительно увлек меня в глубь бара и там, в углу, в полумраке, велел сесть на диван. Я подчинилась.
– Я принесу нам выпить, идет? И не волнуйся так, я не кусаюсь. – Он засмеялся, а я почувствовала, что краснею. – А если б я начал кусаться, тебе бы это понравилось. – И он направился к стойке.
Чтобы не упасть в обморок и не забивать себе голову мыслями о его поступке, я оглядывала темную, похожую на пещеру комнату в поисках Лили. Мы пришли сюда всего три минуты назад, но она уже увлеченно болтала с высоким темнокожим парнем, хохоча над каждым его словом и восхищенно откидывая назад голову. Я пробралась сквозь разноязыкую толпу посетителей. Интересно, как они все узнают, куда можно прийти выпить и не имея американского паспорта. Я прошла мимо группки мужчин, кричащих что-то, вроде бы на японском, двух женщин, страстно жестикулирующих и щебечущих по-арабски, и какой-то унылой пары: он и она неприязненно взирали друг на друга и сердито шептали что-то по-испански. Впрочем, это вполне мог быть и португальский. Собеседник Лили уже успел положить руку ей на талию и, судя по всему, был куда как доволен положением дел. Нет времени на церемонии, подумала я. Кристиан Коллинсворт только что водил губами по моей шее. Не обращая внимания на темнокожего парня, я схватила Лили за руку и потянула за собой.
– Энди, перестань! – прошипела она, выдергивая руку, но не забывая подарить парню еще одну улыбку. – Как ты себя ведешь! Вот, познакомься с моим новым другом. Уильям, это моя лучшая подруга Андреа, она не всегда такая невежливая. Энди, это Уильям. – Мы пожали друг другу руки, и она милостиво улыбнулась.
– Ну так почему же вы уводите от меня свою подругу, Ан-дре-а? – спросил Уильям глубоким звучным басом. Возможно, в другом месте и в другое время я оценила бы его доброжелательную улыбку и то, как он встал, чтобы предложить мне сесть, но меня сразу резанул его британский акцент. Не имело значения, что передо мной был мужчина, крупный темнокожий мужчина, который ничем не походил на Миранду Пристли. Он говорил с тем же акцентом, он так же произносил мое имя – и этого хватило, чтобы у меня участилось сердцебиение.
– Извини, Уильям, я ничего против тебя не имею, просто мне очень нужно поговорить с Лили с глазу на глаз. Я ее сейчас верну. – И с этими словами я решительно схватила ее за руку и потащила за собой. Хватит уже этого безобразия, мне нужна моя подруга.
Мы шлепнулись на диван, где меня оставил Кристиан, я убедилась, что он до сих пор пытается привлечь к себе внимание бармена (этому парню, возможно, придется до утра торчать за стойкой), и сделала глубокий вдох.
– Кристиан поцеловал меня.
– Ну и что такого? Он плохо целуется? Да? Плохо? Нет более верного способа все испортить, чем…
– Лили! Плохо, хорошо – какая разница!
Ее брови поползли вверх, она открыла рот, но я не дала ей сказать:
– И может, все это не важно, но он поцеловал меня в шею. Не важно как, важно, что он вообще это сделал. А как же Алекс? Как я могу целоваться с другими парнями, если есть Алекс?
– Не понимаю, – пробормотала она задумчиво. – Энди, слушай, не дури. Ты любишь Алекса, он любит тебя, но что тут такого, если ты немножечко поцелуешься с другими ребятами? Тебе двадцать три года, доставь себе удовольствие!
– Но я его не целовала… Это он меня поцеловал!
– Давай-ка проясним кое-что. Помнишь, как Моника пересеклась с Биллом, и тут же вся страна, и наши родители, и Кен Старр – все встали на уши и начали кричать, что это СЕКС? Ну какой же это секс! И этот парень, может, всего-навсего хотел поцеловать тебя в щеку, а попал в шею. Это не в счет.
– Но…
– Помолчи и дай мне закончить. Намного важнее – хотела ты или нет, чтобы так случилось. Признайся, Энди, ты ведь хотела поцеловать Кристиана, и не важно, что это «плохо», «неправильно», «так не делается» и все прочее. И если ты сейчас будешь это отрицать, я тебе не поверю.
– Лили, серьезно, я думаю, это нечестно.
– Энди, я знаю тебя девять лет. У тебя же на лице написано, что ты от него без ума. Ты считаешь, что это нехорошо, а он тебя не слушается, ведь так? Но может, поэтому он тебе и нравится. Расслабься и получай удовольствие. Если Алекс – то, что тебе нужно, так оно и будет, никуда он не денется. А сейчас извини: я нашла… то, что нужно мне, по крайней мере сегодня. – И она упорхнула к Уильяму, который был явно очень этому рад.
Я с силой дернула шнур, который начал понемногу распускаться, и кровь в кончиках пальцев запульсировала.
– Мне очень жаль, – только и сказала я, потому что, хотя он был прав и я действительно повела себя как эгоистка, у меня сейчас не было сил изображать горькое раскаяние. – Алекс, ну пожалуйста. Не надо меня наказывать. Я уже так давно не слышала ничего хорошего, доброго. Ну пожалуйста, не лишай меня этого.
Он не мог не откликнуться на такую просьбу, я это знала.
– Да в общем-то ничего особенного. Просто я тут уладил кое-что для нашей первой встречи выпускников.
– Правда? Так мы едем? – Это была моя идея, я уже несколько раз предлагала это Алексу, но он никак не соглашался ехать со мной. Все знают, что первая встреча спустя год после выпуска – это великий праздник, и я подозревала, что он хочет разделить его не со мной, а с Максом и другими парнями. Я уже потеряла надежду уговорить его, решила, что мы с Лили сами что-нибудь придумаем, но он, конечно, почувствовал, как сильно я хочу вернуться вместе с ним – и ни с кем другим, – почувствовал и все устроил.
– Да, это дело решенное. Возьмем напрокат джип, я заказал номер в «Билтморе».
– В «Билтморе»?! Ты не шутишь? Это просто чудо какое-то!
– Да, ты вроде хотела пожить там, вот и попробуем. А еще я сделал заказ на десять человек в «Аль-Форно» – это на воскресенье, так что мы сможем собраться все вместе.
– Нет слов. Ты что, все это уже сделал?
– Ну конечно. Я думал, ты придешь в восторг, и прямо-таки предвкушал, как буду тебе все это рассказывать. Но у тебя не нашлось времени.
– Алекс, я и в самом деле в восторге, даже сказать не могу. И ты уже все сделал! Я так гадко себя вела, но я жду не дождусь октября. Это будет нечто, и все благодаря тебе.
Мы поговорили еще немного. Когда мы прощались, он уже не сердился, но я пальцем пошевелить не могла. Остатки энергии ушли на то, чтобы вновь завоевать его, вновь убедить его, что я думаю о нем, что я обрадована тем, что он придумал, и благодарна ему за заботу. Не помню, как я добралась до машины, не помню, как доехала до дома, не помню, поздоровалась ли с Джоном Фишером Гальяно. Помню только усталость, переполнявшую все тело, – такую глубокую, что она была даже приятна, и облегчение от того, что дверь в комнату Лили затворена и из-под нее не видно света. Мелькнула мысль, что не мешало бы поесть, но это означало, что вновь надо с кем-то разговаривать, что-то придумывать, – голодать было куда проще.
Вместо этого я вышла на свой пустой балкон, уселась на выщербленный бетон и вяло закурила. Затянулась, но сил на выдох уже не оставалось, и я просто сидела в полнейшей тишине, зажав в зубах сигарету. Дверь спальни Лили вдруг открылась, ее тапочки зашуршали по коридору, я тут же потушила сигарету и теперь сидела в кромешной тьме. Я проговорила сегодня пятнадцать часов напролет – на большее меня уже не хватит.
– Наймите ее! – постановила Миранда, когда увидела Аннабель – двенадцатую из девушек, с которыми мне пришлось иметь дело, и одну из двух, которых я решилась-таки допустить пред ее очи. Аннабель была француженкой из Франции (по-английски она почти не говорила, и мне приходилось просить близняшек переводить для меня), она окончила Сорбонну; другой ее примечательной чертой были крупное сухощавое тело и эффектные темно-русые волосы. Она умела выгодно себя подать, запросто носила туфли на высоченном каблуке и даже ухом не вела в ответ на резкие выпады Миранды. Чего там, она и сама была резкой и надменной и никогда не смотрела человеку в глаза. Весь ее вид говорил о едва скрываемом недовольстве, легкой скуке и безграничной самоуверенности. Когда Миранда одобрила ее кандидатуру, я пришла в восторг – и от того, что мне больше не нужно было опрашивать все новых и новых кандидаток, и от того, что это был верный знак: я наконец-то, наконец-то начала понимать.
Что именно понимать? Этого я бы сказать не могла, но чувствовала, что все вошло в свою колею и идет так гладко, как только возможно. Я привела в порядок ее гардероб и допустила лишь несколько промашек. А когда я показывала ей заказы от Живанши и случайно произнесла это имя так, как, казалось бы, оно и должно было произноситься (Ги-вен-чи), она даже не разозлилась по-настоящему. Последовало несколько уничтожающих взглядов и уничижительных комментариев, после чего мне было продемонстрировано правильное произношение, и жизнь вновь потекла относительно гладко – до тех пор, пока я не встала перед проблемой: как сообщить ей, что затребованные ею сарафаны от Роберто Кавалли не готовы и в ближайшие три недели готовы не будут? Но я уладила и это. Я обговорила и скоординировала встречи Миранды с портнихой, я почти закончила обустройство ее личной – домашней – гардеробной, по размеру превосходившей средней величины манхэттенскую квартиру.
Подготовка к банкету продолжалась и в отсутствие Миранды, а с ее приездом разгорелась в полную силу. Однако суматохи было на удивление мало, все шло как по маслу, и грядущая пятница обещала стать образцом организационного успеха. От Шанель доставили уникальное, ручной работы, красное платье, расшитое бисером, и я тут же переслала его в элитарную химчистку «на профилактику». Такое же платье – только черное – я месяц назад видела в журнале и сейчас сказала об этом Эмили. Та кивнула.
– Сорок тысяч, – бросила она, не отводя глаз от дисплея. Она дважды кликнула на паре черных брюк на сайте style.com. Вот уже несколько месяцев она выискивала в Интернете интересные идеи для предстоящей поездки с Мирандой в Европу.
– Сорок тысяч чего?
– Ну, то платье. Красное, от Шанель. Стоит сорок тысяч долларов, если ты обычная покупательница. Миранда, конечно, столько платить не будет, но и ей оно даром не достанется. Потрясающе, да?
– Сорок тысяч долларов? – опять переспросила я, не в состоянии поверить, что держала в своих руках вещь, которая может столько стоить. Ведь что такое сорок тысяч долларов? Плата за два года обучения в университете, базовый взнос за новый дом, средний годовой заработок средней американской семьи. Ну или по крайней мере много, очень много сумок от Прады. Но за одно платье? Я думала, что теперь уж меня ничто не удивит, но получила новый удар по мозгам, когда платье вернулось из элитарной чистки вместе с конвертом, на котором каллиграфическим почерком было написано: «Для миз Миранды Пристли». Внутри на дорогом кремовом картоне было вытиснено: «Вид изделия: вечернее платье. Модельер: Шанель. Длина: до лодыжки. Цвет: красный. Размер: нулевой. Описание изделия: ручная вышивка бисером, без рукавов, глубокое декольте, сбоку – потайная застежка-„молния“, подкладка из плотного шелка. Оказанные услуги: общая освежающая первичная чистка. Счет:.670 долларов».
Снизу была приписка от хозяйки заведения, женщины, которая, похоже, покрывала все расходы своего предприятия и своего домашнего хозяйства за счет поступлений от «Элиас-Кларк», оплачивающего неукротимую страсть Миранды к химической чистке: «Нам было необычайно приятно работать с такой изумительной вещью. Мы от души надеемся, что вы получите огромное удовольствие, надев его на банкет в Метрополитен-музее. Как условлено, в понедельник, 28 мая, мы заберем его в чистку. Если у вас есть какие-то дополнительные указания, пожалуйста, сообщите их нам. С наилучшими пожеланиями, Колетт».
Как бы то ни было, был всего лишь четверг, а у Миранды уже имелось готовенькое, с иголочки, свежевычищенное платье. Оно было заботливо убрано в шкаф, и туда же Эмили поместила серебристые босоножки от Джимми Чу – как раз такие какие потребовала Миранда. На следующий день, в пятницу, к ней должен был явиться парикмахер – в 5.30 вечера, визажист – в 5.45, и в 6.15 Юрий уже ждал их с мистером Томлинсоном, чтобы везти в музей.
В этот день Миранда ушла пораньше, чтобы понаблюдать, как Кэссиди занимается гимнастикой, и я тоже надеялась улизнуть. Мне хотелось обрадовать Лили. Она только что сдала последний экзамен за истекший учебный год, мы могли бы это отпраздновать.
– Слушай, Эм, как думаешь, ничего, если я сегодня уйду в половине седьмого или около того? Миранда сказала, что сегодня обойдется без Книги, все равно там ничего нового, – добавила я и разозлилась на себя за то, что прошу свою ровесницу и почти ровню разрешить мне уйти с работы после двенадцатичасового рабочего дня – а не четырнадцатичасового, как обычно.
– Хм, ну да. Да, конечно. Я пошла, – было всего пять вечера, – побудь здесь пару часиков, а потом уходи. Она сегодня с близняшками и вряд ли будет часто звонить.
Она шла на свидание с парнем, которого подцепила на новогодней пирушке, и сейчас меняла свои танкетки на шпильки от Джимми Чу. Парень из Лос-Анджелеса приехал-таки в Нью-Йорк и – чудо из чудес! – в самом деле позвонил. Встретиться они намеревались в баре, а оттуда она хотела повести его в «Нобу» (если он покажет себя достойным этого). Она сделала заказ аж пять недель назад, когда он только прислал сообщение, что собирается в Нью-Йорк, но и тогда ей пришлось воспользоваться именем Миранды.
– А что ты будешь делать, когда они увидят, что ты не Миранда? – имела я глупость спросить.
Как обычно, ответом мне были глубокий вздох и возведенные к небу глаза.
– Да просто сообщу им об отъезде Миранды, покажу ее визитку и скажу, что она хочет, чтобы я воспользовалась ее заказом. Всего и дел!
После того как Эмили ушла, Миранда позвонила только раз. Она предупредила, что завтра не появится в офисе до полудня, но пожелала получить ксерокопию заметки о новом ресторане, которую видела сегодня «в газетах». Мне хватило присутствия духа спросить, не помнит ли она названия ресторана или названия газеты, но это только разозлило ее:
– Ан-дре-а, я и так опаздываю на встречу. Не выводите меня из себя. Это был ресторан азиатской кухни, и это было в сегодняшних газетах. Это все.
И с этими словами она защелкнула свою «Моторолу-V60». Во мне теплилась надежда, что когда-нибудь крышечка прищемит ее превосходно наманикюренные пальчики и они переварятся во внутренностях телефона. Конечно, особенно трудно «мотороле» придется с безукоризненными красными ноготками.
Я набросала себе памятку, чтобы завтра первым делом искать ресторан, и побежала брать машину. Подъехав к дому, я позвонила Лили, но выходить не стала, а только помахала нашему Джону Фишеру Гальяно (он отрастил волосы и украсил свою униформу несколькими цепочками, – день ото дня становясь все больше похожим на знаменитого дизайнера).
Со своей собственной «Моторолы-V60» я набрала номер нашей квартиры.
– Эй, как дела? Это я.
– При-и-ивет, – пропела она, давно не слышала я у нее такого счастливого голоса. – Ну все! Теперь, слава Богу, никаких экзаменов! Осталось только набросать план для диссертации, но это можно сто раз поменять. В общем, до середины июля делать совершенно нечего. Представляешь? – ликовала она.
– Я так рада за тебя! Ты как, настроена отпраздновать? Заказывай, «Подиум» угощает.
– Да ну? Все, что хочу?
– Без вопросов. Я внизу, у меня тут машина. Спускайся, мы сейчас выберем местечко покруче.
Она даже взвизгнула от восторга.
– Здорово! Слушай, я тебе сейчас расскажу про Мальчика-Фрейдиста. Он просто прелесть. Подожди секунду, я натяну джинсы и спущусь.
Она появилась через пять минут – нарядная и довольная. На ней были узкие выбеленные джинсы, ловко обтягивающие бедра, и свободного покроя белая блуза с длинными рукавами. Довершали вид босоножки, которых я прежде не видела: коричневые кожаные ремешки, расшитые бирюзовыми бусинками. Она даже накрасилась, а ее локоны давали возможность заподозрить, что некоторое время назад она пользовалась феном.
– Шикарно выглядишь, – сказала я, когда она опустилась на заднее сиденье, – поделишься секретом?
– О, это все для Мальчика-Фрейдиста. Он просто чудо. Я, похоже, влюбилась. У него бесспорные девять из десяти, можешь себе представить?
– Ладно, давай-ка сначала решим, куда мы едем. Я еще пока не делала заказ, но сейчас позвоним, скажем, что выполняем поручение Миранды, и все будет тип-топ. Выбирай.
Она рассматривала себя в зеркало заднего вида и наносила на губы блеск.
– Выбирать? – спросила она рассеянно.
– Ну да. Может, в «Чикаму»? Там классные мохито! – Я знала, что в любом ресторане Лили больше заинтересует выбор крепких напитков, чем блюд. – А как начет «Космо-шампань» в «Бунгало»? Или, может, стоит поехать в отель «Гудзон» – там лучший в мире мартини. Вдруг нам даже удастся устроиться на свежем воздухе? А вот если пить вино, то надо ехать…
– Энди, давай смотаемся в «Бенихану» [12]? Я об этом всю жизнь мечтала, – застенчиво добавила она.
– В «Бенихану»? Ты хочешь в «Бенихану»? Туда, где собираются туристы с вечно хнычущими отпрысками, а еду готовят азиаты, которые никогда не учились кулинарии, – и готовят прямо у тебя на столе? Ты имеешь в виду эту «Бенихану»?
Она кивнула с таким воодушевлением, что мне не оставалось ничего другого, как позвонить, чтобы узнать адрес.
– Нет-нет, – прервала она, – я его знаю. Пятьдесят шестая улица, между Пятой и Шестой авеню. Северная сторона, – обратилась она к водителю.
Я очень удивилась, но моя восторженная спутница и ухом не повела. Тут же она принялась щебетать о Мальчике-Фрейдисте, прозванном так, вероятно, за то, что в этом году он заканчивал аспирантуру на психфаке. Познакомились они на семинаре в университетской библиотеке. Мне сразу были продемонстрированы его достоинства: 29 лет («не какой-нибудь сопляк, но и совсем не старый»), квебекское происхождение («такой милый французский акцепт, но звучит вполне по-американски»), шевелюра («волосы длинные, но не слишком, без дикарских извращений») и очень удачная степень небритости («прямо как Антонио Бандерас с трехдневной щетиной»).
Самурайского вида повара работали на публику: резали мясо кубиками и жонглировали ими, а Лили смеялась и хлопала в ладоши, словно впервые попавший в цирк ребенок. Мне было трудно поверить, что Лили и вправду увлеклась парнем, но я не находила другого объяснения ее нынешнему восторженному настроению. Еще более невероятным казалось ее утверждение, что они ни разу не переспали («Представляешь, уже две с половиной недели встречаемся – и ничего! Ну как, молодец я?»). А когда я спросила, почему же я до сих пор не видела его у нас, она гордо улыбнулась и ответила: «Я его еще не приглашала. Мы решили не торопить события». Мы стояли перед рестораном. Она с энтузиазмом пересказывала мне очередную занятную историю из его репертуара, и тут… передо мной возник Кристиан Коллинсворт.
– Андреа. Прелестная Андреа. Должен сказать, я не догадывался, что вы поклонница «Бениханы»… А что подумает о вас Миранда? – поддразнил он, полуобняв меня за плечи.
– Я… ну… – Язык немедленно начал заплетаться.
Да и что можно было сказать, если мысли запрыгали в голове, как шарики от пинг-понга: «Мы в „Бенихане“! Кристиан нас видел! Миранда в „Бенихане“! Как ему идет летная куртка! От меня, наверное, разит „Бениханой“! Не надо целовать его в щеку! Надо поцеловать его в щеку!»
– Э… ну… это совсем не то, что…
– Мы как раз думали, куда бы нам еще пойти, – безмятежно сказала Лили, протягивая руку Кристиану. До меня только сейчас дошло, что он один. – А мы даже не сообразили, что стоим посреди улицы, правда, Энди? Ха-ха. Меня зовут Лили, – сообщила она Кристиану; он вежливо пожал ей руку и отвел от глаз прядку, как делал это тогда, на вечере у Маршалла. И снова у меня появилось странное ощущение, что я могу простоять долго-долго, не двигаясь и ничего вокруг себя не замечая, кроме этого очаровательного жеста.
Я смотрела на него и на нее, смутно чувствуя, что должна что-то сказать, но они прекрасно справились и сами.
– Лили, – Кристиан покатал это имя на кончике языка, – Лили. Красиво звучит. Почти так же красиво, как Андреа.
Присутствие мое выражалось хотя бы в том, что я наблюдала за ними, и я не могла не заметить, что Лили сияет. Я знала, что она нашла Кристиана зрелым, сексуальным и обаятельным. Я чувствовала, что она сейчас прикидывает, интересует ли меня Кристиан, несмотря на мои отношения с Алексом, и если да, может ли она, Лили, что-нибудь сделать, чтобы ускорить события. Она очень любила Алекса – его нельзя было не любить, – но никогда не понимала, как двое молодых людей могут проводить вместе столько времени, – по крайней мере так она говорила, хотя я знала, что на самом деле ее просто напрягают постоянные партнеры. Если она заметит, что между мной и Кристианом есть хоть искра страсти, она не упустит случая ее раздуть.
– Очень приятно познакомиться с вами, Лили. А мое имя Кристиан, я друг Андреа. И часто вы так стоите и беседуете перед «Бениханой»? – У меня под ложечкой засосало от его улыбки.
Лили тыльной стороной ладони отбросила назад свои собственные локоны и ответила:
– Ну конечно, нет, Кристиан! Просто мы сейчас пообедали в «Тауне» и пытаемся сообразить, куда пойти выпить. Есть какие-нибудь предложения?
«Таун»! Один из самых шикарных и дорогих ресторанов Нью-Йорка! Миранда бывала там. Джессика с женихом бывали там. Эмили то и дело говорила, как она хочет побывать там. Но Лили?
– Ну надо же, – сказал Кристиан, явно купившись, – а я там только что обедал со своим агентом. Странно, что я вас не видел.
– А мы сидели в глубине, за баром. – Ко мне наконец стало возвращаться самообладание. Большая удача, что Эмили показывала мне скачанную из Интернета фотографию бара ресторана и я ее хорошо запомнила. Она тогда решала, подходящее это место для свиданий или нет.
– А… – Он рассеянно кивнул и стал еще симпатичнее. – Итак, вы, девушки, как раз собирались что-нибудь выпить?
Мне страшно хотелось смыть с себя зловоние «Бениханы», но Лили не дала мне такой возможности. Я подумала, чувствует ли Кристиан, как от меня несет, но он был так сексуален, а Лили настроена так решительно, что мне оставалось только промолчать.
– Ну да, мы как раз это решали. Можешь что-нибудь предложить? Мы обе будем рады, если ты к нам присоединишься, – заявила Лили, игриво подхватывая его под руку, – есть тут рядом что-нибудь приличное?
– Ну, в центре не так много подобных мест, но у меня встреча с моим агентом в «О-баре» [13], и если вы, девушки, ничего не имеете против… Он поехал в офис за кое-какими документами, но скоро должен вернуться. Вам, Энди, вероятно, интересно будет с ним познакомиться – никогда не знаешь, когда может понадобиться агент… Ну так как насчет «О-бара»?
Лили бросила на меня взгляд, исполненный восторга, взгляд, который кричал: «Он красавчик, Энди! Да еще какой! Понятия не имею, кто он, но он хочет тебя, так что бросай сомневаться и скажи, как тебе нравится „О-бар“.
– Мне нравится «О-бар», – сказала я довольно твердо, хотя никогда там не была. – Да, думаю, это то, что надо.
Лили улыбнулась, Кристиан улыбнулся, и мы направились в «О-бар». Кристиан Коллинсворт и я – мы вместе идем чего-нибудь выпить. Что это, свидание? Да нет, что за бред, одернула я себя. «Алекс, Алекс, Алекс», – бормотала я себе под нос, полная решимости не забыть, что у меня есть чудный парень, и одновременно злясь на себя за то, что мне приходится себе об этом напоминать.
Была всего лишь среда, но «вымогатели в бархатных перчатках» трудились вовсю: никто и не думал понижать ставки – двадцать баксов с носа только за то, чтобы нас впустили внутрь. Но прежде чем я успела раскошелиться, Кристиан уже вытянул три двадцатки из своего внушительных размеров бумажника. Я пыталась протестовать, но он прижал два пальца к моим губам:
– Андреа, дорогая, не забивайте этим свою милую головку.
И не успела я и рта раскрыть, как он взял в ладони мое лицо. Где-то в глубине моего замутненного сознания тревожной красной лампочкой вспыхнула мысль, что он хочет поцеловать меня. Я знала это, чувствовала это, но не могла пошевелиться. И, приняв мое колебание за разрешение, он наклонился ко мне и коснулся губами шеи. Коснулся быстро, легко, я ощутила кончик языка под нижней челюстью, возле уха, – а потом взял за руку и ввел внутрь.
– Кристиан, подождите! Я… мне надо вам кое-что сказать, – начала я, сама не до конца уверенная в том, что за этим нежданным-негаданным поцелуем-прикосновением действительно должен последовать длинный разговор о том, что у меня есть парень, и так далее и тому подобное. Кристиану явно было на все наплевать, он решительно увлек меня в глубь бара и там, в углу, в полумраке, велел сесть на диван. Я подчинилась.
– Я принесу нам выпить, идет? И не волнуйся так, я не кусаюсь. – Он засмеялся, а я почувствовала, что краснею. – А если б я начал кусаться, тебе бы это понравилось. – И он направился к стойке.
Чтобы не упасть в обморок и не забивать себе голову мыслями о его поступке, я оглядывала темную, похожую на пещеру комнату в поисках Лили. Мы пришли сюда всего три минуты назад, но она уже увлеченно болтала с высоким темнокожим парнем, хохоча над каждым его словом и восхищенно откидывая назад голову. Я пробралась сквозь разноязыкую толпу посетителей. Интересно, как они все узнают, куда можно прийти выпить и не имея американского паспорта. Я прошла мимо группки мужчин, кричащих что-то, вроде бы на японском, двух женщин, страстно жестикулирующих и щебечущих по-арабски, и какой-то унылой пары: он и она неприязненно взирали друг на друга и сердито шептали что-то по-испански. Впрочем, это вполне мог быть и португальский. Собеседник Лили уже успел положить руку ей на талию и, судя по всему, был куда как доволен положением дел. Нет времени на церемонии, подумала я. Кристиан Коллинсворт только что водил губами по моей шее. Не обращая внимания на темнокожего парня, я схватила Лили за руку и потянула за собой.
– Энди, перестань! – прошипела она, выдергивая руку, но не забывая подарить парню еще одну улыбку. – Как ты себя ведешь! Вот, познакомься с моим новым другом. Уильям, это моя лучшая подруга Андреа, она не всегда такая невежливая. Энди, это Уильям. – Мы пожали друг другу руки, и она милостиво улыбнулась.
– Ну так почему же вы уводите от меня свою подругу, Ан-дре-а? – спросил Уильям глубоким звучным басом. Возможно, в другом месте и в другое время я оценила бы его доброжелательную улыбку и то, как он встал, чтобы предложить мне сесть, но меня сразу резанул его британский акцент. Не имело значения, что передо мной был мужчина, крупный темнокожий мужчина, который ничем не походил на Миранду Пристли. Он говорил с тем же акцентом, он так же произносил мое имя – и этого хватило, чтобы у меня участилось сердцебиение.
– Извини, Уильям, я ничего против тебя не имею, просто мне очень нужно поговорить с Лили с глазу на глаз. Я ее сейчас верну. – И с этими словами я решительно схватила ее за руку и потащила за собой. Хватит уже этого безобразия, мне нужна моя подруга.
Мы шлепнулись на диван, где меня оставил Кристиан, я убедилась, что он до сих пор пытается привлечь к себе внимание бармена (этому парню, возможно, придется до утра торчать за стойкой), и сделала глубокий вдох.
– Кристиан поцеловал меня.
– Ну и что такого? Он плохо целуется? Да? Плохо? Нет более верного способа все испортить, чем…
– Лили! Плохо, хорошо – какая разница!
Ее брови поползли вверх, она открыла рот, но я не дала ей сказать:
– И может, все это не важно, но он поцеловал меня в шею. Не важно как, важно, что он вообще это сделал. А как же Алекс? Как я могу целоваться с другими парнями, если есть Алекс?
– Не понимаю, – пробормотала она задумчиво. – Энди, слушай, не дури. Ты любишь Алекса, он любит тебя, но что тут такого, если ты немножечко поцелуешься с другими ребятами? Тебе двадцать три года, доставь себе удовольствие!
– Но я его не целовала… Это он меня поцеловал!
– Давай-ка проясним кое-что. Помнишь, как Моника пересеклась с Биллом, и тут же вся страна, и наши родители, и Кен Старр – все встали на уши и начали кричать, что это СЕКС? Ну какой же это секс! И этот парень, может, всего-навсего хотел поцеловать тебя в щеку, а попал в шею. Это не в счет.
– Но…
– Помолчи и дай мне закончить. Намного важнее – хотела ты или нет, чтобы так случилось. Признайся, Энди, ты ведь хотела поцеловать Кристиана, и не важно, что это «плохо», «неправильно», «так не делается» и все прочее. И если ты сейчас будешь это отрицать, я тебе не поверю.
– Лили, серьезно, я думаю, это нечестно.
– Энди, я знаю тебя девять лет. У тебя же на лице написано, что ты от него без ума. Ты считаешь, что это нехорошо, а он тебя не слушается, ведь так? Но может, поэтому он тебе и нравится. Расслабься и получай удовольствие. Если Алекс – то, что тебе нужно, так оно и будет, никуда он не денется. А сейчас извини: я нашла… то, что нужно мне, по крайней мере сегодня. – И она упорхнула к Уильяму, который был явно очень этому рад.