Страница:
У садовой калитки можно было прочесть на табличке: «Билл Краузе», это имя было гарантией добросовестной работы. Фрэнк передал мастеру свое ружье и заявил при этом, что оно начинает стрелять из-за угла.
— Что-то удивительное, Фрэнк. Шутки свои можешь оставить при себе.
Индеец сел на верстак и смотрел на руки Краузе; эти руки действовали аккуратно, с уважением к своему делу, почти как руки индейца.
— Оставь эту штуку тут, Фрэнк.
— Я оставляю ее тебе, Краузе.
Морнинг Стар мог бы, собственно, теперь уйти, но не ушел, а схватил свежий номер «Нью-Сити Ньюс», который висел на стене, позади старого ружья, допотопного музейного экспоната, и еще раз вслух прочитал сообщение об исчезнувших молодых людях. Брата и сестру, юношу девятнадцати и девушку восемнадцати лет, видели месяц назад в лесу, на холмах севернее Нью-Сити. С тех пор — никаких следов…
— Удивительно, что они не свалили это на вашего Джо, — сказал Краузе.
Морнинг Стар сразу не ответил. Он вздрогнул, словно его ударило током; в его черных глазах мелькнул гнев, но он тотчас опустил веки. Наконец он сказал:
— На такую величайшую глупость они, конечно, не решатся…
— Они не глупцы, Фрэнк, они злыдни. Эсма распространяет слухи. Они словно искры от маленького приглушенного костра, но, если кто-то примется раздувать его, он может вспыхнуть пламенем. Найдутся люди, которые захотят поднять ветер.
Морнинг Стар прочел сообщение в третий раз.
— Мы должны Эсмины искры погасить прежде, чем их раздуют в огонь. Хау. Могу я взять газету с собой?
— Можешь взять. Но как ты собираешься заглушить слухи, которые уже ползут по городу?
— Ах, уже так?
— Вот именно.
— Значит, время что-то делать.
Фрэнк соскользнул с верстака, поднял, приветствуя, руку и исчез в дверях. Он тронулся немного осторожнее, чем в начале поездки, и пустил автомобиль катиться вниз по «серпантину». Он поехал в редакцию «Нью-Сити Ньюс». Без промедления был принят редактором вне очереди, хотя, или, наверное, как раз потому, что в редакции газеты уже появился другой посетитель.
— Отлично, что вы пришли, Морнинг Стар. Я вас должен представить: мистер Морнинг Стар, заместитель вождя резервации; мистер Холлоуэй, частный детектив. Я полагаю, мистер Холлоуэй, что имеет смысл дополнить сообщение.
— Я не думаю, чтобы то, что я намереваюсь сделать, пойдет в дополнение, — сказал Фрэнк, — но перейдем к делу. Вы, мистер Холлоуэй, являетесь адвокатом, уполномоченным доктором Бергеном из Сан-Франциско, дети которого, Джером и Каролина, разыскиваются?
— Совершенно верно, уполномоченный.
Редактор попросил обоих своих посетителей сесть.
— Вам уже известно, наверное, больше, чем напечатано в газете? — спросил Фрэнк и следил при этом, не изменится ли невозмутимое выражение лица Холлоуэя.
Детектив только выпятил нижнюю губу.
— Я знаю немногим больше. В следующем номере это будет дано. Я проинформирую вас предварительно, мистер Морнинг Стар. Вы знаете лично вашего товарища по племени Джо Кинга?
— Мистера Кинга-младшего? Да, конечно. Но я думал, нас интересуют Джером и Каролина Берген.
— Исчезновение обоих. — Холлоуэй вытащил из внутреннего кармана куртки бумажник и вынул из него фотографию.
— Вот — Джо Кинг.
— Полицейское фото?
— Да.
— Почему это вас интересует, мистер Холлоуэй?
— Пожалуйста. Джо Кинг молод, худ, жилист. У него должен быть неприятный взгляд. Он был вором и гангстером, он — хулиган и, наверное, прирожденный убийца. Вот он недавно в драке поранил шестнадцать человек, четверо полицейских едва совладали с ним. После ареста у него теперь условный срок. Он не должен оставлять резервации, но нет никаких заборов вокруг этой забытой богом области, и кто может сказать, как часто он пребывает в Нью-Сити или в Хилее? Управление уголовной полиции все еще подозревает его в убийстве.
— Эсмеральда Хорвуд вас не совсем правильно информировала, мистер Холлоуэй. Приговор по обвинению Джо Кинга в воровстве пересмотрен, Джо не воровал. Он от отчаяния в заключении стал гангстером, однако точно известно, что, несмотря на грозящую ему опасность, он развязался с бандитами. А если он дрался в гостинице, то лишь ради того, чтобы защитить нескольких товарищей по племени от возбужденной толпы белых людей. Он женился на красивой уважаемой девушке, построил ранчо, он победил на родео. Не подозревайте никого наобум, мистер Холлоуэй. Вы заблуждаетесь.
— Этот парень владеет оружием, поднаторел в разных уловках, прошел огонь и воду — его можно подозревать в чем угодно.
— Почему же только в плохом?
— Надо полагать, что для ранчо ему нужны деньги. Он пустился в спекуляции скотом. Вам это, несомненно, известно, мистер Морнинг Стар.
— У него есть великолепные лошади. Не получал ли доктор Берген шантажирующих писем?
— Пока нет.
— О'кей. Остальное я, разумеется, могу узнать в полиции. Так же как и вы, мистер Холлоуэй.
Морнинг Стар попрощался со строго отмеренной вежливостью и поехал в полицейский участок, который был расположен рядом с банком, школой и почтой на главной улице Нью-Сити. Ему опять не пришлось ждать, он был тотчас же направлен в уголовное отделение.
— Дело Бергенов? Не сможете ли вы нам помочь, Морнинг Стар? Отец объявил вознаграждение сорок тысяч долларов.
Индеец представил себе внутренний мир знакомого ему служащего криминальной полиции и тотчас понял, чем он отличается, например, от оружейного мастера Билла Краузе. Краузе любил людей, со времени смерти своей жены и своего сына был печален, он никогда не проявлял больше смелости, чем это приличествовало деловому человеку. Его поседевшие волосы стояли упрямой щетиной на голове, светлые, цвета соломы, брови были еще густы и кустисты. А служащий, в общем, не любил людей, он считал их потенциальными преступниками, за исключением, наверное, своей собственной семьи. Чувство печали вряд ли было ему известно, но зато было чувство страха перед неудачей. Смелости для риска у него от природы хватало, о чем свидетельствовало строгое лицо янки, но тоже не ради каких-то высоких целей он ее растрачивал. В процветающем городе с его постоянно изменяющимся населением люди каждый день делали что-то, что не соответствовало законам, начиная от нарушений правил дорожного движения и до убийства. Борьба с преступлениями была привычной работой служащего; он разделял моменты подозрения и снятия вины точно так же четко, как гребень делил его волосы на пробор. Особые случаи раздражали его, вызывали чувство отвращения.
Он не был другом индейцев, потому что ему всегда было трудно понять их, и наверняка ненавидел Джо Кинга, который, как знать, не обошел бы полицию. И вряд ли он мог так просто отметать голословные утверждения, как мистер Холлоуэй. Раскрытие или нераскрытие того или иного отдельного случая отражается на его служебной карьере, в отличие от него для частного детектива это не имеет такого значения.
Но Фрэнк все же спрашивал себя, насколько отношение к Джо Кингу определяет антипатия к нему, которую этот служащий в постоянном служебном общении разделяет со всеми полицейскими Нью-Сити.
— Вы уже знаете, — сказал служащий, — что мы подозреваем Джо Кинга.
— Я ручаюсь за своего товарища по племени. Могу я прочитать полицейское донесение?
Служащий подумал.
— Нет. Но суперинтендент вашей резервации информирован. Поезжайте туда. Вы в его подчинении, и он имеет право сообщить вам, если найдет это целесообразным.
Во Фрэнке моментально вспыхнул гнев, как всякий раз, когда ему давали почувствовать опеку белых. Но он призвал себя к спокойствию.
— Мы, само собой разумеется, — добавил служащий, — не хотим, чтобы Джо Кинг знал, что нам известно.
— А почему бы нет? На восемьсот миль вокруг не найдешь лучшего скаута и детектива. И уж если вообще кто-нибудь в состоянии их найти, то это именно он.
Служащий усмехнулся, и это напомнило Фрэнку усмешку Эсмы.
— Ну, если бы Кинг обнаружил пропавших, он бы мог облегчить свою участь. Но он ведь не имеет права покидать территорию резервации, а мы тоже не дадим ему разрешения шататься вокруг и, возможно, уничтожить последние слабые следы.
— Суперинтендент может попросить у вас на этот случай разрешение.
— Не у меня. У судьи.
— Да, у судьи. — Фрэнк подумал, что вот и проблеск во тьме, ведь судья Элджин, женатый на чероки, считался другом индейцев.
— Вы не будете протестовать, если судья по ходатайству суперинтендента даст моему сотоварищу по племени Джо Кингу соответствующее разрешение? Или имеются какие-либо вызывающие подозрение обстоятельства?
Служащий уклонился от прямого ответа.
— Говоря о Джо Кинге, нет надобности приводить конкретные доказательства его вины. Известно, человек он бывалый и жестокий. Почему вы считаете его невиновным? Он живет на уединенном ранчо, и его алиби может подтвердить только семья. Но жена зависима от него. Мы не можем приводить ее к присяге.
— Это дело суда племени.
— Преступления вне резервации — это наше дело.
— Есть еще свидетель — ничем не запятнанный гражданин Канады Гарри Окуте.
— Этот старый индеец?
— Да.
— Родственник, не так ли?
— Да, со стороны матери.
— Значит, тоже исключается.
— Почему вы считаете, что виноват Джо? Нет же никаких мотивов.
— Мотивы? — Служащий вытянул губы в трубочку. — Мотивы? Кинг был долгие годы профессиональным преступником. Значит, деньги. Или маниакальная страсть к убийству. Или какая-то соблазнительная случайность.
— Если вы захотите, вы можете выдвинуть тысячи таких мотивов. Или вы смеетесь надо мной?
Служащий выложил свой козырь.
— Мы предложили отдать приказ об аресте Джо Кинга. Эсмеральда Хорвуд видела Кинга примерно в это время в лесу.
— И она у вас главный свидетель! Вам не стыдно? Гуд бай. Я отправляюсь к суперинтенденту.
Фрэнк погнал свой «Фольксваген» по пустынному шоссе назад в резервацию. Лишь к концу рабочего дня достиг он поселка агентуры посреди прерии, миновал здание управления, дома белых служащих, заключающее Агентур-стрит новое строение совета племени, наконец достиг новых домов индейцев, работающих в управлении или состоящих в совете племени. К суперинтенденту он не мог явиться в неурочное время как частное лицо, но он мог после ужина зайти к судье племени Эду Крези Иглу. Так как в кухне маленького деревянного домика еще горел свет, Фрэнк направился к нему сразу по приезде и, поздоровавшись, сел в кухне на табуретку рядом с Эдом.
Индейский судья был еще молод, с детства слепой, он с необыкновенной энергией завершил свое учение. Фрэнк доверял ему, хотя Эд и не был уроженцем его собственного племени. Прежде чем изложить свое дело, Фрэнк побеседовал с мальчиком, рассматривавшим книжку сказок, молча понаблюдал за Марго, споласкивавшей посуду. Однако через час ему все же стало известно, что судья Элджин и не думал выдавать приказ об аресте Джо Кинга, но зато просил суперинтендента по телефону порекомендовать толкового индейца-скаута.
— Кого же нам направить к нему? — спросил Эд.
— Джо Кинга, именуемого Стоунхорном. Это единственный, кто здесь может чего-то добиться. И это надо сделать как можно быстрее. Иначе произойдет что-нибудь еще.
— Хау. Откуда ты знаешь об этом нелепом подозрении, Эд?
— От соседа Стоунхорна — Гарольда Бута. Гарольд и Эсма знакомы. Гарольд должен был принести мне поручительство с тем, чтобы я его до слушания дела о краже лошадей на ранчо Кинга оставил на свободе. Джо — частный обвинитель. Гарольд заинтересован подорвать авторитет Джо Кинга. Оба как кошка с собакой, ты же знаешь это.
— Есть у тебя донесение полиции, Эд?
— Вот, читай заметки об этом. Ты поедешь к Джо?
Фрэнк подумал.
— Хау. Завтра.
Морнинг Стар выехал рано утром. Круглое и красное, висело над горизонтом солнце, как щит воина на стенке палатки. Скоро оно стало золотым и его лучи озарили иссушенную землю, рано пожелтевшую траву, поблекшую, полную таинственности даль прерии. Просыпались коровы, змеи выползали на солнечные местечки. Мычали быки. Это был единственный посторонний звук, который слышал Фрэнк во время своей поездки в долину Белых скал. Когда справа появились скалы и ранчо Бутов, а слева на склоне можно было увидеть старую, потемневшую бревенчатую хибару, Фрэнк понял, что он у цели. Он повернул полевой дорогой налево наверх, к этой хибаре, местожительству семьи Кинг. Рядом стояла большая палатка из бизоньих шкур. Фрэнк услышал в доме голоса, он вошел и оказался в до первобытности просто обставленном помещении. Два лежака для спанья и сиденья стояли по углам. Между ними грубо сколоченный стол. Труба железной печки была выведена через крышу. На стене на крюках висели одежда, патронташ, кобура с пистолетом. В углу стояло охотничье ружье. В единственном очень прочном ящике были, наверное, убраны патроны.
Джо Кинг поднялся и поприветствовал гостя. Фрэнк невольно мысленно сравнил внешний вид Джо с описанием детектива и служащего криминальной полиции. Реальность почти соответствовала описанию: молодой, рослый, худой, жилистый. Линии его рта придавали лицу какое-то огорченное и даже циничное выражение, которое не могло расположить к доверию, а свет в глазах, напоминающий о труднообъяснимых таинственных чувствах и представлениях индейцев, должно быть, удивил бы белого человека и показался бы скрытым безумием. Миссис Квини, которая стояла около мужа и пыталась уловить намерения гостя по его лицу, выглядела иначе. Восемнадцатилетняя женщина казалась нежной, как лунный свет, и удивленной, в ее вопрошающем взгляде был и страх, возможно связанный с протестом и испугом ее домашних, которыми они встретили ее супружество. Фрэнк знал, что Джо и Квини сошлись вопреки воле родителей Квини. В основе этого брака была страсть, а не рассудок.
Когда Джо Кинг услышал, что Фрэнк собирается сообщить нечто важное, он позвал своего праотца Инеа-хе-юкана Гарри Окуте из палатки в хижину. Сели на лежаки вокруг стола. Мужчины закурили. Фрэнк и Джо — дешевые сигареты. Окуте — не такой уж дешевый табак в своей искусно вырезанной трубке. Квини тихо сидела на кончике лежака. Первые минуты царило молчание.
Фрэнк размышлял, как бы ему начать. Он смотрел на худые руки Джо, и не верилось ему, что они обладают большой силой. Он смотрел на всех троих. Хозяин дома был в голубых джинсах, клетчатой рубашке и сапогах с отворотами, которые у ковбоев были обычной одеждой, а Квини была в просторном платье, которое уже почти не скрывало, что она ждала ребенка. Старый индеец был в кожаной одежде. Его волосы спадали до плеч.
— Ну, что же ты хотел, Фрэнк? — наконец спросил Джо.
— У меня есть к тебе просьба, Стоунхорн. — Морнинг Стар предпринял обходный маневр. — Послушай. В хозяйстве нашей резервации не хватает работы для молодежи, которая заканчивает школу. Ты знаешь это. Но большинство юношей и девушек не хотят искать работу вне резервации. Они знают трущобы Нью-Сити и не хотят лишиться той защиты своих прав, которая им обеспечена в резервации. Это нездоровое положение. Хозяйству в этом году еще так и не помогли. Значит, члену совета по культуре предстоит работа! И Фрэнк Морнинг Стар спрашивает тебя, Джо. Не возьмешься ли ты снова организовать спортивную группу?
— Семь лет назад.
— Почему же ты не можешь теперь?
— Ты должен это знать, Фрэнк, и ты знаешь. Почему ты это скрываешь?
— Я думаю, ты можешь и теперь организовать спортивную группу, Стоунхорн. Но если у тебя есть свои соображения, так скажи их.
Джо отвечал медленно, цепляя слово за слово:
— Фрэнк, мне тяжело, потому что речи бесполезны… ну хорошо, ты требуешь, тебе надо это. Приговор, который был началом зла, ликвидирован. Вы теперь все знаете, что, когда мне было шестнадцать, я не был вором. Но потому, что вы когда-то все в это поверили, я стал гангстером. Я не принес с собой нескольких сотен долларов, как Майк, в качестве взноса. У меня не было в кармане ни цента, и боссы использовали меня в рискованных ситуациях. У меня не было никакой защиты и никакой опоры. Если бы я издох, это никого бы не опечалило. За семь лет я имел один костюм и одну очень хорошую лошадь, это было все. Но ты знаешь, Фрэнк, что меня дважды подозревали в убийстве, и только из-за недостатка доказательств я был освобожден. Мои прежние судимости — за угрозу белому учителю, за попытку помочь в крупном грабеже, за дерзкое бегство из тюрьмы, за тяжкое телесное повреждение, за сопротивление полиции — все еще не сняты, и я не свободный человек. Я условно осужден и еще десять с половиной месяцев буду под надзором. Ты, Фрэнк, знаешь, что суперинтендент не порекомендует меня в воспитатели молодежи. Это не пойдет, это ерунда. Выброси свой проект из головы, Фрэнк. Я не пойду на это.
— Может быть, через год, Джо. Я еще с этим приду. Но есть у меня еще кое-что другое. Может быть, это тебя больше порадует. В холмах недосчитались двух туристов. Поиски пока не дали результата. Отчаявшийся отец назначил награду. Сорок тысяч долларов. Найти живых или мертвых. Как это, а? Скаут, это традиционная индейская профессия! Ты подходящий человек. Здесь, на твоем ранчо, три лошади, это для тебя не работа. С этим справятся твоя жена и твой прадедушка.
— Фрэнк, то, о чем ты говоришь, требует сотрудничества с полицией. Еще не скажи этим там, в Нью-Сити, что ты хочешь сосватать им Джо Кинга. Хотя я с большим удовольствием занялся бы этим делом, ну, а моя художница никогда не станет мне мешать в этом.
— Джо!
— Я знаю, Квини, что ты хочешь сказать. Оставим это. С меня довольно, если будет продана твоя картина.
— Сорок тысяч долларов! — продолжал соблазнять Фрэнк. Более важную причину он не называл.
Джо, кажется, из-за сомнений, одолевавших его, еще ничего не подозревал. Сразу деньги за шестнадцать лет работы на фабрике рыболовных принадлежностей, прикинул он. Хватит, пожалуй, на основание «Дикого Запада».
— Позволь мне, по крайней мере, Джо, замолвить за тебя в Нью-Сити словечко. Это счастливый случай, а у тебя есть способности, чтобы им воспользоваться, и ты еще подумай о том, что это на пользу всему нашему племени, если хотя бы в одно место и в одном случае в резервацию поступят какие-то деньги. Мы не должны упускать ни единого цента, которым сами можем распорядиться и который нам не надо выпрашивать у суперинтендента. Ты понимаешь? Так решайся же. Я сообщу о тебе. Прошу тебя, Джо!
— Оставь это, Фрэнк, вообще — что значит «недосчитались этих людей»? Может быть, они похищены вымогателем? Не подозревают ли тут убийство или они просто глупы и заблудились? В обращении отца сказано: «живыми или мертвыми», не кажется ли тебе, что слишком поспешная формулировка?
— Пожалуй, ты прав.
— Кто же отец?
— Адвокат. Весьма уважаемый и поэтому, конечно, великолепно зарабатывающий адвокат в Сан-Франциско.
— У тебя поразительно хорошая информация, Фрэнк. Откуда ты все это узнал?
— Самым простым путем, у Крези Игла. Судья Элджин обратился к суперинтенденту. Они ищут скаута.
— Так о ком идет речь?
— О девятнадцатилетнем парне и его восемнадцатилетней сестре. Джероме и Каролине Берген. Согласно сообщению, это довольно способные молодые люди. Они уже бакалавры. Но вопреки воле отца не хотят идти сразу в колледж для подготовки в университет, а хотят сперва годика два понаслаждаться свободой. Их сумасбродство до сих пор не переходило обычных границ. Джером — сильный, развитой для своего возраста парень, спортивен, играет в футбол. Оба курящие, в компании не прочь выпить виски, немало поездили на автомобиле и, случалось, платили штрафы за превышение скорости. Они с азартом играли на автомобильных гонках, заключали пари по поводу каких-нибудь исключительных прогнозов личного и политического характера. При этом они проявляли известное чутье и не теряли особенно много денег. Девушка была подружкой хорошо зарабатывающего бухгалтера-ревизора, а у ее брата была приятельница чуть постарше его, но все же еще очень молодая вдова двадцати четырех лет. Эти отношения не мешали дружбе, которая связывала брата и сестру с детства. Они часто предпринимали поездки в Лос-Анджелес и Мехико, на Аляску и в Йеллоустоунский парк, наконец, в наши ничем не примечательные Холмы. В их обычае было посылать родителям через день видовую открытку. Но вот уже тридцать дней, как никакой почты не поступало. Последняя послана из мотеля Фаульауге. Точно установлено, что брат с сестрой оставили этот мотель на автомобиле в день, когда они написали последнюю открытку. Они отыскали в горном лесном массиве место для палатки, уже почти совершенно заброшенное. На контрольном посту у въезда в природоохранный заповедник, в котором находилось место для палатки, вспомнили, что брат с сестрой в тот же день, когда покинули мотель, миновали их контрольный пункт. Когда — их принялись искать, то обнаружили на лужайке автомобиль и палатку почти со всем инвентарем, за исключением заплечного мешка и провианта. Молодые люди до полудня участвовали в осмотре большой пещеры-лабиринта, а после полудня были приглашены одной супружеской парой на Дарк-Ейе — горное озеро. Там они распрощались. Эта пара объявилась — инженер из Канады с супругой. С тех пор о молодых людях ничего не известно.
— Так. — Стоунхорн закурил новую сигарету, некоторое время помолчал, потом сказал: — Значит, сорок тысяч за то, чтобы отыскать обоих… В девятнадцать мне тоже удалось на некоторое время так спрятаться, что меня никто не нашел.
— Это я мог бы сказать и о себе, — заметил старый Окуте.
— Кто оплатит расходы, которые возникнут при поисках? Кто уже отправился на поиски? — поинтересовался Джо.
— Расходы тем, кто претендует на вознаграждение, не возмещаются. Если не найдут, они несут убытки сами. Служащие заповедника подняты по тревоге, родители наняли частного детектива по имени Холлоуэй. Он остановился сейчас в Нью-Сити, это человек средних способностей, и в данном случае он не знает, что делать. Полиция обыскала озеро и его окрестности, несколько подозрительных личностей было арестовано и снова отпущено, другие безо всяких оснований подпали под подозрение.
— Другие? Кто?
Когда Фрэнк какую-то долю секунды помедлил с ответом, Стоунхорн понял:
— Значит, я. Кто же это подозревает меня?
Фрэнк отказался от своей игры в прятки.
— Эсма. Она говорит, что в тот самый день видела тебя в Холмах.
— Она всегда готова на ложное свидетельство. Это не в первый раз.
— За что она тебя ненавидит?
— Сейчас не время для разговоров об этом.
В наступившей тишине Стоунхорн задумался, он закрыл глаза. Когда он открыл их, он объявил о своем решении:
— Если ты, Фрэнк, достанешь мне разрешение покинуть резервацию на семь дней, я, пожалуй, попытаюсь с моими незаконно приобретенными знаниями послужить закону. Забавно, но, в случае удачи, семь лет жестокого учения не напрасно потеряны. Прогулка мне во всех случаях будет стоить бензина. Еды мне требуется немного, спать я могу в своем автомобиле. В Холмах — попытаюсь, дальше не пойду. Самое позднее, на седьмой день я буду снова здесь, в нашем райском саду. Предстоит процесс по обвинению моего соседа в краже лошадей, и я не могу отсутствовать.
— Ты действительно надеешься за несколько дней найти брата и сестру?
— Я попытаюсь испортить музыку этим, что сговорились…
— Испортить музыку? Что это значит?
— Подумай, Морнинг Стар. Молодые люди не таясь направились пешком от палатки к пещере-лабиринту — я еще потом посмотрю полицейское донесение, — но предположим, я в этом прав. Говорит это о каком-то абсурдном плане?
— Конечно.
— Отправиться пешком, когда есть дорога и автомобиль, — это совершенно не американский образ действия, и даже если бы они приехали на чужом автомобиле, это все равно было бы странно. Они что-то задумали, причем не могли воспользоваться автомобилем. Какое-нибудь преступление… при этих обстоятельствах вряд ли возникает такой вопрос. Но кто знает? Богатые молодые люди экстравагантны. Зачем им понадобилось идти пешком?
— Конечно, это надо выяснить.
— Что им надо было или на что они подбили какого-нибудь таинственного незнакомца? Но выкинем пока его из игры. Что им надо было?
— Не знаю, Джо.
— Подумаем о привычках Джерома и Каролины. И что же мы увидим?
— Дело кажется мне очень загадочным.
— Возможно, молодые люди считают, что родители не станут слишком огорчаться и волноваться. О других людях они, вероятно, думать не научились. Все у детей идет слишком хорошо, поэтому они и бродяжничают. У меня все шло слишком плохо, и я поэтому бродяжничал. Вот и причины, хотя и совершенно различные.
— Ты циник, Джо. Здесь действительно могло быть преступление или несчастье,
— Возможно, они со своим легкомыслием во что-то подобное и попали. Но это может быть только случайность. Заранее организованное преступление против них я считаю по разным причинам невероятным. У богатых молодых людей, которые путешествуют с чеком, многим не разживешься. Родителям тоже ведь требования выкупа не поступало. Или поступало?
— Нет.
— Сказать, что кто-нибудь покусился на честь Каролины, так у нее была защита в лице атлетического и, вероятно, вооруженного брата, да и молодежные банды роятся вокруг городов, а не в Холмах. Значит, так. Попытайся получить для меня разрешение на время оставить резервацию, и даю тебе слово, что на седьмой день я снова буду здесь. Если буду жив, конечно. За свой труп я не даю никакой гарантии.
— Что-то удивительное, Фрэнк. Шутки свои можешь оставить при себе.
Индеец сел на верстак и смотрел на руки Краузе; эти руки действовали аккуратно, с уважением к своему делу, почти как руки индейца.
— Оставь эту штуку тут, Фрэнк.
— Я оставляю ее тебе, Краузе.
Морнинг Стар мог бы, собственно, теперь уйти, но не ушел, а схватил свежий номер «Нью-Сити Ньюс», который висел на стене, позади старого ружья, допотопного музейного экспоната, и еще раз вслух прочитал сообщение об исчезнувших молодых людях. Брата и сестру, юношу девятнадцати и девушку восемнадцати лет, видели месяц назад в лесу, на холмах севернее Нью-Сити. С тех пор — никаких следов…
— Удивительно, что они не свалили это на вашего Джо, — сказал Краузе.
Морнинг Стар сразу не ответил. Он вздрогнул, словно его ударило током; в его черных глазах мелькнул гнев, но он тотчас опустил веки. Наконец он сказал:
— На такую величайшую глупость они, конечно, не решатся…
— Они не глупцы, Фрэнк, они злыдни. Эсма распространяет слухи. Они словно искры от маленького приглушенного костра, но, если кто-то примется раздувать его, он может вспыхнуть пламенем. Найдутся люди, которые захотят поднять ветер.
Морнинг Стар прочел сообщение в третий раз.
— Мы должны Эсмины искры погасить прежде, чем их раздуют в огонь. Хау. Могу я взять газету с собой?
— Можешь взять. Но как ты собираешься заглушить слухи, которые уже ползут по городу?
— Ах, уже так?
— Вот именно.
— Значит, время что-то делать.
Фрэнк соскользнул с верстака, поднял, приветствуя, руку и исчез в дверях. Он тронулся немного осторожнее, чем в начале поездки, и пустил автомобиль катиться вниз по «серпантину». Он поехал в редакцию «Нью-Сити Ньюс». Без промедления был принят редактором вне очереди, хотя, или, наверное, как раз потому, что в редакции газеты уже появился другой посетитель.
— Отлично, что вы пришли, Морнинг Стар. Я вас должен представить: мистер Морнинг Стар, заместитель вождя резервации; мистер Холлоуэй, частный детектив. Я полагаю, мистер Холлоуэй, что имеет смысл дополнить сообщение.
— Я не думаю, чтобы то, что я намереваюсь сделать, пойдет в дополнение, — сказал Фрэнк, — но перейдем к делу. Вы, мистер Холлоуэй, являетесь адвокатом, уполномоченным доктором Бергеном из Сан-Франциско, дети которого, Джером и Каролина, разыскиваются?
— Совершенно верно, уполномоченный.
Редактор попросил обоих своих посетителей сесть.
— Вам уже известно, наверное, больше, чем напечатано в газете? — спросил Фрэнк и следил при этом, не изменится ли невозмутимое выражение лица Холлоуэя.
Детектив только выпятил нижнюю губу.
— Я знаю немногим больше. В следующем номере это будет дано. Я проинформирую вас предварительно, мистер Морнинг Стар. Вы знаете лично вашего товарища по племени Джо Кинга?
— Мистера Кинга-младшего? Да, конечно. Но я думал, нас интересуют Джером и Каролина Берген.
— Исчезновение обоих. — Холлоуэй вытащил из внутреннего кармана куртки бумажник и вынул из него фотографию.
— Вот — Джо Кинг.
— Полицейское фото?
— Да.
— Почему это вас интересует, мистер Холлоуэй?
— Пожалуйста. Джо Кинг молод, худ, жилист. У него должен быть неприятный взгляд. Он был вором и гангстером, он — хулиган и, наверное, прирожденный убийца. Вот он недавно в драке поранил шестнадцать человек, четверо полицейских едва совладали с ним. После ареста у него теперь условный срок. Он не должен оставлять резервации, но нет никаких заборов вокруг этой забытой богом области, и кто может сказать, как часто он пребывает в Нью-Сити или в Хилее? Управление уголовной полиции все еще подозревает его в убийстве.
— Эсмеральда Хорвуд вас не совсем правильно информировала, мистер Холлоуэй. Приговор по обвинению Джо Кинга в воровстве пересмотрен, Джо не воровал. Он от отчаяния в заключении стал гангстером, однако точно известно, что, несмотря на грозящую ему опасность, он развязался с бандитами. А если он дрался в гостинице, то лишь ради того, чтобы защитить нескольких товарищей по племени от возбужденной толпы белых людей. Он женился на красивой уважаемой девушке, построил ранчо, он победил на родео. Не подозревайте никого наобум, мистер Холлоуэй. Вы заблуждаетесь.
— Этот парень владеет оружием, поднаторел в разных уловках, прошел огонь и воду — его можно подозревать в чем угодно.
— Почему же только в плохом?
— Надо полагать, что для ранчо ему нужны деньги. Он пустился в спекуляции скотом. Вам это, несомненно, известно, мистер Морнинг Стар.
— У него есть великолепные лошади. Не получал ли доктор Берген шантажирующих писем?
— Пока нет.
— О'кей. Остальное я, разумеется, могу узнать в полиции. Так же как и вы, мистер Холлоуэй.
Морнинг Стар попрощался со строго отмеренной вежливостью и поехал в полицейский участок, который был расположен рядом с банком, школой и почтой на главной улице Нью-Сити. Ему опять не пришлось ждать, он был тотчас же направлен в уголовное отделение.
— Дело Бергенов? Не сможете ли вы нам помочь, Морнинг Стар? Отец объявил вознаграждение сорок тысяч долларов.
Индеец представил себе внутренний мир знакомого ему служащего криминальной полиции и тотчас понял, чем он отличается, например, от оружейного мастера Билла Краузе. Краузе любил людей, со времени смерти своей жены и своего сына был печален, он никогда не проявлял больше смелости, чем это приличествовало деловому человеку. Его поседевшие волосы стояли упрямой щетиной на голове, светлые, цвета соломы, брови были еще густы и кустисты. А служащий, в общем, не любил людей, он считал их потенциальными преступниками, за исключением, наверное, своей собственной семьи. Чувство печали вряд ли было ему известно, но зато было чувство страха перед неудачей. Смелости для риска у него от природы хватало, о чем свидетельствовало строгое лицо янки, но тоже не ради каких-то высоких целей он ее растрачивал. В процветающем городе с его постоянно изменяющимся населением люди каждый день делали что-то, что не соответствовало законам, начиная от нарушений правил дорожного движения и до убийства. Борьба с преступлениями была привычной работой служащего; он разделял моменты подозрения и снятия вины точно так же четко, как гребень делил его волосы на пробор. Особые случаи раздражали его, вызывали чувство отвращения.
Он не был другом индейцев, потому что ему всегда было трудно понять их, и наверняка ненавидел Джо Кинга, который, как знать, не обошел бы полицию. И вряд ли он мог так просто отметать голословные утверждения, как мистер Холлоуэй. Раскрытие или нераскрытие того или иного отдельного случая отражается на его служебной карьере, в отличие от него для частного детектива это не имеет такого значения.
Но Фрэнк все же спрашивал себя, насколько отношение к Джо Кингу определяет антипатия к нему, которую этот служащий в постоянном служебном общении разделяет со всеми полицейскими Нью-Сити.
— Вы уже знаете, — сказал служащий, — что мы подозреваем Джо Кинга.
— Я ручаюсь за своего товарища по племени. Могу я прочитать полицейское донесение?
Служащий подумал.
— Нет. Но суперинтендент вашей резервации информирован. Поезжайте туда. Вы в его подчинении, и он имеет право сообщить вам, если найдет это целесообразным.
Во Фрэнке моментально вспыхнул гнев, как всякий раз, когда ему давали почувствовать опеку белых. Но он призвал себя к спокойствию.
— Мы, само собой разумеется, — добавил служащий, — не хотим, чтобы Джо Кинг знал, что нам известно.
— А почему бы нет? На восемьсот миль вокруг не найдешь лучшего скаута и детектива. И уж если вообще кто-нибудь в состоянии их найти, то это именно он.
Служащий усмехнулся, и это напомнило Фрэнку усмешку Эсмы.
— Ну, если бы Кинг обнаружил пропавших, он бы мог облегчить свою участь. Но он ведь не имеет права покидать территорию резервации, а мы тоже не дадим ему разрешения шататься вокруг и, возможно, уничтожить последние слабые следы.
— Суперинтендент может попросить у вас на этот случай разрешение.
— Не у меня. У судьи.
— Да, у судьи. — Фрэнк подумал, что вот и проблеск во тьме, ведь судья Элджин, женатый на чероки, считался другом индейцев.
— Вы не будете протестовать, если судья по ходатайству суперинтендента даст моему сотоварищу по племени Джо Кингу соответствующее разрешение? Или имеются какие-либо вызывающие подозрение обстоятельства?
Служащий уклонился от прямого ответа.
— Говоря о Джо Кинге, нет надобности приводить конкретные доказательства его вины. Известно, человек он бывалый и жестокий. Почему вы считаете его невиновным? Он живет на уединенном ранчо, и его алиби может подтвердить только семья. Но жена зависима от него. Мы не можем приводить ее к присяге.
— Это дело суда племени.
— Преступления вне резервации — это наше дело.
— Есть еще свидетель — ничем не запятнанный гражданин Канады Гарри Окуте.
— Этот старый индеец?
— Да.
— Родственник, не так ли?
— Да, со стороны матери.
— Значит, тоже исключается.
— Почему вы считаете, что виноват Джо? Нет же никаких мотивов.
— Мотивы? — Служащий вытянул губы в трубочку. — Мотивы? Кинг был долгие годы профессиональным преступником. Значит, деньги. Или маниакальная страсть к убийству. Или какая-то соблазнительная случайность.
— Если вы захотите, вы можете выдвинуть тысячи таких мотивов. Или вы смеетесь надо мной?
Служащий выложил свой козырь.
— Мы предложили отдать приказ об аресте Джо Кинга. Эсмеральда Хорвуд видела Кинга примерно в это время в лесу.
— И она у вас главный свидетель! Вам не стыдно? Гуд бай. Я отправляюсь к суперинтенденту.
Фрэнк погнал свой «Фольксваген» по пустынному шоссе назад в резервацию. Лишь к концу рабочего дня достиг он поселка агентуры посреди прерии, миновал здание управления, дома белых служащих, заключающее Агентур-стрит новое строение совета племени, наконец достиг новых домов индейцев, работающих в управлении или состоящих в совете племени. К суперинтенденту он не мог явиться в неурочное время как частное лицо, но он мог после ужина зайти к судье племени Эду Крези Иглу. Так как в кухне маленького деревянного домика еще горел свет, Фрэнк направился к нему сразу по приезде и, поздоровавшись, сел в кухне на табуретку рядом с Эдом.
Индейский судья был еще молод, с детства слепой, он с необыкновенной энергией завершил свое учение. Фрэнк доверял ему, хотя Эд и не был уроженцем его собственного племени. Прежде чем изложить свое дело, Фрэнк побеседовал с мальчиком, рассматривавшим книжку сказок, молча понаблюдал за Марго, споласкивавшей посуду. Однако через час ему все же стало известно, что судья Элджин и не думал выдавать приказ об аресте Джо Кинга, но зато просил суперинтендента по телефону порекомендовать толкового индейца-скаута.
— Кого же нам направить к нему? — спросил Эд.
— Джо Кинга, именуемого Стоунхорном. Это единственный, кто здесь может чего-то добиться. И это надо сделать как можно быстрее. Иначе произойдет что-нибудь еще.
— Хау. Откуда ты знаешь об этом нелепом подозрении, Эд?
— От соседа Стоунхорна — Гарольда Бута. Гарольд и Эсма знакомы. Гарольд должен был принести мне поручительство с тем, чтобы я его до слушания дела о краже лошадей на ранчо Кинга оставил на свободе. Джо — частный обвинитель. Гарольд заинтересован подорвать авторитет Джо Кинга. Оба как кошка с собакой, ты же знаешь это.
— Есть у тебя донесение полиции, Эд?
— Вот, читай заметки об этом. Ты поедешь к Джо?
Фрэнк подумал.
— Хау. Завтра.
Морнинг Стар выехал рано утром. Круглое и красное, висело над горизонтом солнце, как щит воина на стенке палатки. Скоро оно стало золотым и его лучи озарили иссушенную землю, рано пожелтевшую траву, поблекшую, полную таинственности даль прерии. Просыпались коровы, змеи выползали на солнечные местечки. Мычали быки. Это был единственный посторонний звук, который слышал Фрэнк во время своей поездки в долину Белых скал. Когда справа появились скалы и ранчо Бутов, а слева на склоне можно было увидеть старую, потемневшую бревенчатую хибару, Фрэнк понял, что он у цели. Он повернул полевой дорогой налево наверх, к этой хибаре, местожительству семьи Кинг. Рядом стояла большая палатка из бизоньих шкур. Фрэнк услышал в доме голоса, он вошел и оказался в до первобытности просто обставленном помещении. Два лежака для спанья и сиденья стояли по углам. Между ними грубо сколоченный стол. Труба железной печки была выведена через крышу. На стене на крюках висели одежда, патронташ, кобура с пистолетом. В углу стояло охотничье ружье. В единственном очень прочном ящике были, наверное, убраны патроны.
Джо Кинг поднялся и поприветствовал гостя. Фрэнк невольно мысленно сравнил внешний вид Джо с описанием детектива и служащего криминальной полиции. Реальность почти соответствовала описанию: молодой, рослый, худой, жилистый. Линии его рта придавали лицу какое-то огорченное и даже циничное выражение, которое не могло расположить к доверию, а свет в глазах, напоминающий о труднообъяснимых таинственных чувствах и представлениях индейцев, должно быть, удивил бы белого человека и показался бы скрытым безумием. Миссис Квини, которая стояла около мужа и пыталась уловить намерения гостя по его лицу, выглядела иначе. Восемнадцатилетняя женщина казалась нежной, как лунный свет, и удивленной, в ее вопрошающем взгляде был и страх, возможно связанный с протестом и испугом ее домашних, которыми они встретили ее супружество. Фрэнк знал, что Джо и Квини сошлись вопреки воле родителей Квини. В основе этого брака была страсть, а не рассудок.
Когда Джо Кинг услышал, что Фрэнк собирается сообщить нечто важное, он позвал своего праотца Инеа-хе-юкана Гарри Окуте из палатки в хижину. Сели на лежаки вокруг стола. Мужчины закурили. Фрэнк и Джо — дешевые сигареты. Окуте — не такой уж дешевый табак в своей искусно вырезанной трубке. Квини тихо сидела на кончике лежака. Первые минуты царило молчание.
Фрэнк размышлял, как бы ему начать. Он смотрел на худые руки Джо, и не верилось ему, что они обладают большой силой. Он смотрел на всех троих. Хозяин дома был в голубых джинсах, клетчатой рубашке и сапогах с отворотами, которые у ковбоев были обычной одеждой, а Квини была в просторном платье, которое уже почти не скрывало, что она ждала ребенка. Старый индеец был в кожаной одежде. Его волосы спадали до плеч.
— Ну, что же ты хотел, Фрэнк? — наконец спросил Джо.
— У меня есть к тебе просьба, Стоунхорн. — Морнинг Стар предпринял обходный маневр. — Послушай. В хозяйстве нашей резервации не хватает работы для молодежи, которая заканчивает школу. Ты знаешь это. Но большинство юношей и девушек не хотят искать работу вне резервации. Они знают трущобы Нью-Сити и не хотят лишиться той защиты своих прав, которая им обеспечена в резервации. Это нездоровое положение. Хозяйству в этом году еще так и не помогли. Значит, члену совета по культуре предстоит работа! И Фрэнк Морнинг Стар спрашивает тебя, Джо. Не возьмешься ли ты снова организовать спортивную группу?
— Семь лет назад.
— Почему же ты не можешь теперь?
— Ты должен это знать, Фрэнк, и ты знаешь. Почему ты это скрываешь?
— Я думаю, ты можешь и теперь организовать спортивную группу, Стоунхорн. Но если у тебя есть свои соображения, так скажи их.
Джо отвечал медленно, цепляя слово за слово:
— Фрэнк, мне тяжело, потому что речи бесполезны… ну хорошо, ты требуешь, тебе надо это. Приговор, который был началом зла, ликвидирован. Вы теперь все знаете, что, когда мне было шестнадцать, я не был вором. Но потому, что вы когда-то все в это поверили, я стал гангстером. Я не принес с собой нескольких сотен долларов, как Майк, в качестве взноса. У меня не было в кармане ни цента, и боссы использовали меня в рискованных ситуациях. У меня не было никакой защиты и никакой опоры. Если бы я издох, это никого бы не опечалило. За семь лет я имел один костюм и одну очень хорошую лошадь, это было все. Но ты знаешь, Фрэнк, что меня дважды подозревали в убийстве, и только из-за недостатка доказательств я был освобожден. Мои прежние судимости — за угрозу белому учителю, за попытку помочь в крупном грабеже, за дерзкое бегство из тюрьмы, за тяжкое телесное повреждение, за сопротивление полиции — все еще не сняты, и я не свободный человек. Я условно осужден и еще десять с половиной месяцев буду под надзором. Ты, Фрэнк, знаешь, что суперинтендент не порекомендует меня в воспитатели молодежи. Это не пойдет, это ерунда. Выброси свой проект из головы, Фрэнк. Я не пойду на это.
— Может быть, через год, Джо. Я еще с этим приду. Но есть у меня еще кое-что другое. Может быть, это тебя больше порадует. В холмах недосчитались двух туристов. Поиски пока не дали результата. Отчаявшийся отец назначил награду. Сорок тысяч долларов. Найти живых или мертвых. Как это, а? Скаут, это традиционная индейская профессия! Ты подходящий человек. Здесь, на твоем ранчо, три лошади, это для тебя не работа. С этим справятся твоя жена и твой прадедушка.
— Фрэнк, то, о чем ты говоришь, требует сотрудничества с полицией. Еще не скажи этим там, в Нью-Сити, что ты хочешь сосватать им Джо Кинга. Хотя я с большим удовольствием занялся бы этим делом, ну, а моя художница никогда не станет мне мешать в этом.
— Джо!
— Я знаю, Квини, что ты хочешь сказать. Оставим это. С меня довольно, если будет продана твоя картина.
— Сорок тысяч долларов! — продолжал соблазнять Фрэнк. Более важную причину он не называл.
Джо, кажется, из-за сомнений, одолевавших его, еще ничего не подозревал. Сразу деньги за шестнадцать лет работы на фабрике рыболовных принадлежностей, прикинул он. Хватит, пожалуй, на основание «Дикого Запада».
— Позволь мне, по крайней мере, Джо, замолвить за тебя в Нью-Сити словечко. Это счастливый случай, а у тебя есть способности, чтобы им воспользоваться, и ты еще подумай о том, что это на пользу всему нашему племени, если хотя бы в одно место и в одном случае в резервацию поступят какие-то деньги. Мы не должны упускать ни единого цента, которым сами можем распорядиться и который нам не надо выпрашивать у суперинтендента. Ты понимаешь? Так решайся же. Я сообщу о тебе. Прошу тебя, Джо!
— Оставь это, Фрэнк, вообще — что значит «недосчитались этих людей»? Может быть, они похищены вымогателем? Не подозревают ли тут убийство или они просто глупы и заблудились? В обращении отца сказано: «живыми или мертвыми», не кажется ли тебе, что слишком поспешная формулировка?
— Пожалуй, ты прав.
— Кто же отец?
— Адвокат. Весьма уважаемый и поэтому, конечно, великолепно зарабатывающий адвокат в Сан-Франциско.
— У тебя поразительно хорошая информация, Фрэнк. Откуда ты все это узнал?
— Самым простым путем, у Крези Игла. Судья Элджин обратился к суперинтенденту. Они ищут скаута.
— Так о ком идет речь?
— О девятнадцатилетнем парне и его восемнадцатилетней сестре. Джероме и Каролине Берген. Согласно сообщению, это довольно способные молодые люди. Они уже бакалавры. Но вопреки воле отца не хотят идти сразу в колледж для подготовки в университет, а хотят сперва годика два понаслаждаться свободой. Их сумасбродство до сих пор не переходило обычных границ. Джером — сильный, развитой для своего возраста парень, спортивен, играет в футбол. Оба курящие, в компании не прочь выпить виски, немало поездили на автомобиле и, случалось, платили штрафы за превышение скорости. Они с азартом играли на автомобильных гонках, заключали пари по поводу каких-нибудь исключительных прогнозов личного и политического характера. При этом они проявляли известное чутье и не теряли особенно много денег. Девушка была подружкой хорошо зарабатывающего бухгалтера-ревизора, а у ее брата была приятельница чуть постарше его, но все же еще очень молодая вдова двадцати четырех лет. Эти отношения не мешали дружбе, которая связывала брата и сестру с детства. Они часто предпринимали поездки в Лос-Анджелес и Мехико, на Аляску и в Йеллоустоунский парк, наконец, в наши ничем не примечательные Холмы. В их обычае было посылать родителям через день видовую открытку. Но вот уже тридцать дней, как никакой почты не поступало. Последняя послана из мотеля Фаульауге. Точно установлено, что брат с сестрой оставили этот мотель на автомобиле в день, когда они написали последнюю открытку. Они отыскали в горном лесном массиве место для палатки, уже почти совершенно заброшенное. На контрольном посту у въезда в природоохранный заповедник, в котором находилось место для палатки, вспомнили, что брат с сестрой в тот же день, когда покинули мотель, миновали их контрольный пункт. Когда — их принялись искать, то обнаружили на лужайке автомобиль и палатку почти со всем инвентарем, за исключением заплечного мешка и провианта. Молодые люди до полудня участвовали в осмотре большой пещеры-лабиринта, а после полудня были приглашены одной супружеской парой на Дарк-Ейе — горное озеро. Там они распрощались. Эта пара объявилась — инженер из Канады с супругой. С тех пор о молодых людях ничего не известно.
— Так. — Стоунхорн закурил новую сигарету, некоторое время помолчал, потом сказал: — Значит, сорок тысяч за то, чтобы отыскать обоих… В девятнадцать мне тоже удалось на некоторое время так спрятаться, что меня никто не нашел.
— Это я мог бы сказать и о себе, — заметил старый Окуте.
— Кто оплатит расходы, которые возникнут при поисках? Кто уже отправился на поиски? — поинтересовался Джо.
— Расходы тем, кто претендует на вознаграждение, не возмещаются. Если не найдут, они несут убытки сами. Служащие заповедника подняты по тревоге, родители наняли частного детектива по имени Холлоуэй. Он остановился сейчас в Нью-Сити, это человек средних способностей, и в данном случае он не знает, что делать. Полиция обыскала озеро и его окрестности, несколько подозрительных личностей было арестовано и снова отпущено, другие безо всяких оснований подпали под подозрение.
— Другие? Кто?
Когда Фрэнк какую-то долю секунды помедлил с ответом, Стоунхорн понял:
— Значит, я. Кто же это подозревает меня?
Фрэнк отказался от своей игры в прятки.
— Эсма. Она говорит, что в тот самый день видела тебя в Холмах.
— Она всегда готова на ложное свидетельство. Это не в первый раз.
— За что она тебя ненавидит?
— Сейчас не время для разговоров об этом.
В наступившей тишине Стоунхорн задумался, он закрыл глаза. Когда он открыл их, он объявил о своем решении:
— Если ты, Фрэнк, достанешь мне разрешение покинуть резервацию на семь дней, я, пожалуй, попытаюсь с моими незаконно приобретенными знаниями послужить закону. Забавно, но, в случае удачи, семь лет жестокого учения не напрасно потеряны. Прогулка мне во всех случаях будет стоить бензина. Еды мне требуется немного, спать я могу в своем автомобиле. В Холмах — попытаюсь, дальше не пойду. Самое позднее, на седьмой день я буду снова здесь, в нашем райском саду. Предстоит процесс по обвинению моего соседа в краже лошадей, и я не могу отсутствовать.
— Ты действительно надеешься за несколько дней найти брата и сестру?
— Я попытаюсь испортить музыку этим, что сговорились…
— Испортить музыку? Что это значит?
— Подумай, Морнинг Стар. Молодые люди не таясь направились пешком от палатки к пещере-лабиринту — я еще потом посмотрю полицейское донесение, — но предположим, я в этом прав. Говорит это о каком-то абсурдном плане?
— Конечно.
— Отправиться пешком, когда есть дорога и автомобиль, — это совершенно не американский образ действия, и даже если бы они приехали на чужом автомобиле, это все равно было бы странно. Они что-то задумали, причем не могли воспользоваться автомобилем. Какое-нибудь преступление… при этих обстоятельствах вряд ли возникает такой вопрос. Но кто знает? Богатые молодые люди экстравагантны. Зачем им понадобилось идти пешком?
— Конечно, это надо выяснить.
— Что им надо было или на что они подбили какого-нибудь таинственного незнакомца? Но выкинем пока его из игры. Что им надо было?
— Не знаю, Джо.
— Подумаем о привычках Джерома и Каролины. И что же мы увидим?
— Дело кажется мне очень загадочным.
— Возможно, молодые люди считают, что родители не станут слишком огорчаться и волноваться. О других людях они, вероятно, думать не научились. Все у детей идет слишком хорошо, поэтому они и бродяжничают. У меня все шло слишком плохо, и я поэтому бродяжничал. Вот и причины, хотя и совершенно различные.
— Ты циник, Джо. Здесь действительно могло быть преступление или несчастье,
— Возможно, они со своим легкомыслием во что-то подобное и попали. Но это может быть только случайность. Заранее организованное преступление против них я считаю по разным причинам невероятным. У богатых молодых людей, которые путешествуют с чеком, многим не разживешься. Родителям тоже ведь требования выкупа не поступало. Или поступало?
— Нет.
— Сказать, что кто-нибудь покусился на честь Каролины, так у нее была защита в лице атлетического и, вероятно, вооруженного брата, да и молодежные банды роятся вокруг городов, а не в Холмах. Значит, так. Попытайся получить для меня разрешение на время оставить резервацию, и даю тебе слово, что на седьмой день я снова буду здесь. Если буду жив, конечно. За свой труп я не даю никакой гарантии.