Страница:
Наступила очередь Джо. Он сидел на стенке бокса, готовый обрушиться на беснующегося Пегого. Когда был подан знак — бокс в этот момент должен был быть одновременно открыт, что всегда происходило с молниеносной быстротой, — он соскользнул на спину коня. В ту же самую долю секунды жеребец взвился на дыбы, еще стиснутый боксом. Дверь открылась недостаточно быстро, животное вздыбилось, попятилось к задней стенке бокса и прижало наездника своим телом к доскам. Дверь бокса была между тем распахнута, и жеребец на задних ногах выскочил наружу, завалился на спину и замахал копытами в воздухе. Джо в такой ситуации не мог оставаться наверху. Пегий перевернулся, снова встал на ноги, но и без наездника продолжал брыкаться, бить копытами, кусаться, не подпуская конных помощников. Он утихомирился, когда Джо сам рискнул подойти и ослабил ему ремень. Животное гордо вскинуло голову, так скоро была одержана победа!
Джо в этот момент не чувствовал боли от ушибов — это ему еще предстояло. Он только понимал, что победный заезд он проиграл и по времени и по очкам. Внешне его разочарования никто бы не мог заметить.
Но с трибун и еще больше со стоячих мест раздалось единодушное:
— О-о-х!
Это было сожаление, что лошадь не дала всаднику возможности показать себя, отчасти также и сожаление об упущенном зрелище. Самым глубоким, естественно, было огорчение обитателей индейской деревни, которые возлагали надежды на единственного своего представителя, знали уже о его успешном предварительном заезде и теперь были свидетелями такого позорного финала.
Джо пошел обратно. Кое-кто из коллег ухмылялся:
— Великолепен твой Пегий! Теперь тебе это тоже известно… Не вешай нос, мальчик. Это у тебя получилось не хуже, чем у меня, только на несколько секунд быстрее!
Джо равнодушно кивнул.
Следующий номер все еще не был объявлен. В бокс, который занимал Пегий, еще не завели другой лошади. Понемногу росло любопытство, что же теперь будет, в особенности у разочарованных, частью даже возбужденных многочисленных участников пари, которые ставили на Джо. Говорили о надувательстве, предварительном сговоре между всадником, судьями и помощниками на арене; спрашивали, за какую сумму отступного Джо отдал свою победу, кто содействовал обману при жеребьевке лошадей.
Джо, который кроме позора еще попал и под подозрение, совершенно замкнулся в себе.
Судейская коллегия распорядилась вызвать его.
Ему было не по себе, когда он предстал перед ними. Губы у него сжались.
— Это не родео-лошадь, которую вы нам сдали напрокат, — сказал старший из них — Дональд, — это outlaw60 и кусака!
— Он прошел отборочные состязания.
— Но вы сами-то все-таки ездить умеете. Это мы твердо установили на отборочных заездах, так ведь?
Джо Кинг молчал.
— Можете вы что-нибудь сказать?
— Нет.
— Индеец до мозга костей! Слушайте, вы, мальчик, на вашем месте я бы что-нибудь сказал, и я даже могу вам посоветовать что. Нельзя было вам эту лошадь по жеребьевке давать, это же ваша лошадь. Наши ребята к тому же недостаточно быстро открыли двери, недостаточно быстро для такого разбойника, чтобы вы могли выехать. Такая бестия, он, кажется, уже откалывал подобный номер — я видел фотографию в Нью-Сити, — но если он уже немного натренировался и догадался, что все заключается в четырех ногах, тогда вы с этим ничего не поделаете. Ну, как вы себя чувствуете?
Джо равнодушно пожал плечами:
— А что?
— Заезд не зачтен, так как не были соблюдены правила. Вы снова вытянете жребий, и бокс будет в этот раз открыт достаточно быстро, это так же верно, как то, что я Дональд-старший. Так вы готовы выйти второй раз?
Джо подтянулся, его глаза блеснули.
— Да.
Старый Дональд широко усмехнулся, сверкнув зубами:
— О'кей, вы же ведь родственник Коллинза, а? Великолепное воспитание!
Джо вытянул новый жребий и побежал назад к боксу. По радио объявили: «Номер одиннадцатый Джо Кинг получает еще раз лошадь. Он едет на Born to buck61, бронке — чемпионе прошлого года».
— На трибуне и стоячих местах весело захлопали. Держатели пари вздохнули. Коллеги смеялись в зависимости от темперамента: добродушно или злобно.
— Мальчик, ты пересаживаешься с одного черта на другого!
Джо снова залез на дощатую перегородку и уставился вниз, на жеребца, с которым ему надо было теперь выступать. Лошадь была поджарая и гибкая, у нее были тугие сухожилия, сильный темперамент и опыт борьбы.
Джо спрыгнул вниз, ворота были в ту же долю секунды распахнуты, гнедой в два прыжка выскочил и тут же взвился в воздух всеми четырьмя. Сохраняя равновесие, Джо казался мячиком на спине лошади. Первое удивленное «Ах!» раздалось в рядах публики, Гнедой зашагал как под музыку, потом высоко взбрыкнул задом, наездник одновременно, балансируя, откинулся далеко назад. Наконец, жеребец принялся извиваться словно змея. Публика не раз опасалась, что наездник будет сброшен. Несмотря на напряженную борьбу, в которой гармонично сочетались человеческая сила и ловкость, казалось, идет шуточная борьба лошади и наездника. Когда эта игра была остановлена свистком, наездник какое-то время еще оставался в позе борьбы и лишь потом расслабился и перепрыгнул на лошадь помощника.
Лошадь оставила арену, Джо услышал еще рев и буйство аплодисментов позади, но он больше ничего не видел, и только крайнее напряжение нервов позволило ему удержаться на ногах, слезая с лошади.
— Тайм Джо Кинга! — Только очки объявлены еще не были.
Стоунхорн оставил место состязаний и пошел в конюшню к своему Пегому, который приветствовал его резвее, чем хотелось бы в этот момент изможденному всаднику. Джо потом пошёл опять назад к арене. На очереди уже был номер 14. Произошло еще одно падение, при котором наездник отделался сравнительно легко, и второе, когда пришлось вмешаться врачу «скорой помощи». Успешные выступления состоялись в конце у номера 19 и у номера 20.
Был объявлен окончательный результат состязания бронков без седла. Джо еще не вполне отдавал себе во всем отчет, когда услышал:
— Победители: первое место — Джо Кинг, по времени и по очкам; второе место… третье место…
Еще не вполне ясно сознавая, что это прозвучало его имя, он поспешил как можно скорее скрыться с глаз и исчез в индейской палатке, в которой располагался с семьей.
Квини смеялась и плакала и от запоздалого волнения и от радости. У Унчиды стояли в глазах слезы. Окуте улыбался.
Стоунхорн произнес только одно слово: «Проклятье»— и основательно проверил, целы ли у него руки и ноги.
— Ты можешь своего жеребца использовать как племенного, — заметил Окуте. — Конюшни родео не берут у тебя «кусаку», им он не нужен.
Стоунхорн поразмышлял некоторое время, сидя на медвежьей шкуре, и наконец обнародовал свое решение:
— На раздачу призов я не пойду. Я всегда могу сказать, что я был слишком разбит. На деньги ты, Квини, получишь мою доверенность. Я не желаю десятки раз слышать, что я, индеец, добился первого приза, и при таких вот обстоятельствах! Я не хочу десять и двадцать раз заявлять, что я не пью, что я не имею права пить, что мне нельзя сидеть за одним столом с теми, кто пьет, что я победил на родео в Нью-Сити и был приговорен к трем месяцам тюрьмы, потому что не мог спокойно смотреть, как оскорбляют и избивают индейцев, — может быть, после этого люди иначе себя вести будут.
Окуте ответил:
— Радуйся, Инеа-хе-юкан. Ты сохраняешь своего Пегого. Я боялся, что ты застрелишь его, если зайдет речь о продаже. Ты ведь таков. Животное спасло себя и тебя.
— Может быть. Но я потрачу деньги на свое ранчо. Если я и не люблю американский образ жизни, то живу я все же в Америке.
— У тебя первый приз, на что ты потратишь деньги — это твое дело. Я бы мог тебе сказать это раньше, однако я решил подождать, что скажешь ты.
— Мне стыдно. — Это было верное слово для такого человека, как Джо.
— Ты не торговец лошадьми, Инеа-хе-юкан. Наши предки скакали на мустангах и убивали бизонов. Ты и твои друзья скачут на бронках, и ты покупаешь скот. Хау.
— Хау.
Палатка стала наполняться. Все, кто располагался в деревне, хотели поздравить победителя, которым индейцы гордились. Нерешительно интересовались также уже и тем, что собирается победитель выделить для совместного праздника.
— Вы хотите чего-нибудь выпить?
— Как же иначе, Джо!
— Нам это не позволено.
— Не позволено! В киоках не спрашивают о том, есть у нас разрешение или нет. Главное, мы платим.
— Я не выдам на это ничего.
Люди сердито морщились:
— Он слишком высокого мнения о себе, — сказал снаружи один другому. — Мы не из его племени.
— Идем, обойдемся и без него. Индеан-бой получил первую премию! За это мы должны выпить.
В конце концов Джо остался с владельцами палатки и со своей семьей.
ЧЕЛОВЕК СРЕДНЕГО РОСТА
Джо в этот момент не чувствовал боли от ушибов — это ему еще предстояло. Он только понимал, что победный заезд он проиграл и по времени и по очкам. Внешне его разочарования никто бы не мог заметить.
Но с трибун и еще больше со стоячих мест раздалось единодушное:
— О-о-х!
Это было сожаление, что лошадь не дала всаднику возможности показать себя, отчасти также и сожаление об упущенном зрелище. Самым глубоким, естественно, было огорчение обитателей индейской деревни, которые возлагали надежды на единственного своего представителя, знали уже о его успешном предварительном заезде и теперь были свидетелями такого позорного финала.
Джо пошел обратно. Кое-кто из коллег ухмылялся:
— Великолепен твой Пегий! Теперь тебе это тоже известно… Не вешай нос, мальчик. Это у тебя получилось не хуже, чем у меня, только на несколько секунд быстрее!
Джо равнодушно кивнул.
Следующий номер все еще не был объявлен. В бокс, который занимал Пегий, еще не завели другой лошади. Понемногу росло любопытство, что же теперь будет, в особенности у разочарованных, частью даже возбужденных многочисленных участников пари, которые ставили на Джо. Говорили о надувательстве, предварительном сговоре между всадником, судьями и помощниками на арене; спрашивали, за какую сумму отступного Джо отдал свою победу, кто содействовал обману при жеребьевке лошадей.
Джо, который кроме позора еще попал и под подозрение, совершенно замкнулся в себе.
Судейская коллегия распорядилась вызвать его.
Ему было не по себе, когда он предстал перед ними. Губы у него сжались.
— Это не родео-лошадь, которую вы нам сдали напрокат, — сказал старший из них — Дональд, — это outlaw60 и кусака!
— Он прошел отборочные состязания.
— Но вы сами-то все-таки ездить умеете. Это мы твердо установили на отборочных заездах, так ведь?
Джо Кинг молчал.
— Можете вы что-нибудь сказать?
— Нет.
— Индеец до мозга костей! Слушайте, вы, мальчик, на вашем месте я бы что-нибудь сказал, и я даже могу вам посоветовать что. Нельзя было вам эту лошадь по жеребьевке давать, это же ваша лошадь. Наши ребята к тому же недостаточно быстро открыли двери, недостаточно быстро для такого разбойника, чтобы вы могли выехать. Такая бестия, он, кажется, уже откалывал подобный номер — я видел фотографию в Нью-Сити, — но если он уже немного натренировался и догадался, что все заключается в четырех ногах, тогда вы с этим ничего не поделаете. Ну, как вы себя чувствуете?
Джо равнодушно пожал плечами:
— А что?
— Заезд не зачтен, так как не были соблюдены правила. Вы снова вытянете жребий, и бокс будет в этот раз открыт достаточно быстро, это так же верно, как то, что я Дональд-старший. Так вы готовы выйти второй раз?
Джо подтянулся, его глаза блеснули.
— Да.
Старый Дональд широко усмехнулся, сверкнув зубами:
— О'кей, вы же ведь родственник Коллинза, а? Великолепное воспитание!
Джо вытянул новый жребий и побежал назад к боксу. По радио объявили: «Номер одиннадцатый Джо Кинг получает еще раз лошадь. Он едет на Born to buck61, бронке — чемпионе прошлого года».
— На трибуне и стоячих местах весело захлопали. Держатели пари вздохнули. Коллеги смеялись в зависимости от темперамента: добродушно или злобно.
— Мальчик, ты пересаживаешься с одного черта на другого!
Джо снова залез на дощатую перегородку и уставился вниз, на жеребца, с которым ему надо было теперь выступать. Лошадь была поджарая и гибкая, у нее были тугие сухожилия, сильный темперамент и опыт борьбы.
Джо спрыгнул вниз, ворота были в ту же долю секунды распахнуты, гнедой в два прыжка выскочил и тут же взвился в воздух всеми четырьмя. Сохраняя равновесие, Джо казался мячиком на спине лошади. Первое удивленное «Ах!» раздалось в рядах публики, Гнедой зашагал как под музыку, потом высоко взбрыкнул задом, наездник одновременно, балансируя, откинулся далеко назад. Наконец, жеребец принялся извиваться словно змея. Публика не раз опасалась, что наездник будет сброшен. Несмотря на напряженную борьбу, в которой гармонично сочетались человеческая сила и ловкость, казалось, идет шуточная борьба лошади и наездника. Когда эта игра была остановлена свистком, наездник какое-то время еще оставался в позе борьбы и лишь потом расслабился и перепрыгнул на лошадь помощника.
Лошадь оставила арену, Джо услышал еще рев и буйство аплодисментов позади, но он больше ничего не видел, и только крайнее напряжение нервов позволило ему удержаться на ногах, слезая с лошади.
— Тайм Джо Кинга! — Только очки объявлены еще не были.
Стоунхорн оставил место состязаний и пошел в конюшню к своему Пегому, который приветствовал его резвее, чем хотелось бы в этот момент изможденному всаднику. Джо потом пошёл опять назад к арене. На очереди уже был номер 14. Произошло еще одно падение, при котором наездник отделался сравнительно легко, и второе, когда пришлось вмешаться врачу «скорой помощи». Успешные выступления состоялись в конце у номера 19 и у номера 20.
Был объявлен окончательный результат состязания бронков без седла. Джо еще не вполне отдавал себе во всем отчет, когда услышал:
— Победители: первое место — Джо Кинг, по времени и по очкам; второе место… третье место…
Еще не вполне ясно сознавая, что это прозвучало его имя, он поспешил как можно скорее скрыться с глаз и исчез в индейской палатке, в которой располагался с семьей.
Квини смеялась и плакала и от запоздалого волнения и от радости. У Унчиды стояли в глазах слезы. Окуте улыбался.
Стоунхорн произнес только одно слово: «Проклятье»— и основательно проверил, целы ли у него руки и ноги.
— Ты можешь своего жеребца использовать как племенного, — заметил Окуте. — Конюшни родео не берут у тебя «кусаку», им он не нужен.
Стоунхорн поразмышлял некоторое время, сидя на медвежьей шкуре, и наконец обнародовал свое решение:
— На раздачу призов я не пойду. Я всегда могу сказать, что я был слишком разбит. На деньги ты, Квини, получишь мою доверенность. Я не желаю десятки раз слышать, что я, индеец, добился первого приза, и при таких вот обстоятельствах! Я не хочу десять и двадцать раз заявлять, что я не пью, что я не имею права пить, что мне нельзя сидеть за одним столом с теми, кто пьет, что я победил на родео в Нью-Сити и был приговорен к трем месяцам тюрьмы, потому что не мог спокойно смотреть, как оскорбляют и избивают индейцев, — может быть, после этого люди иначе себя вести будут.
Окуте ответил:
— Радуйся, Инеа-хе-юкан. Ты сохраняешь своего Пегого. Я боялся, что ты застрелишь его, если зайдет речь о продаже. Ты ведь таков. Животное спасло себя и тебя.
— Может быть. Но я потрачу деньги на свое ранчо. Если я и не люблю американский образ жизни, то живу я все же в Америке.
— У тебя первый приз, на что ты потратишь деньги — это твое дело. Я бы мог тебе сказать это раньше, однако я решил подождать, что скажешь ты.
— Мне стыдно. — Это было верное слово для такого человека, как Джо.
— Ты не торговец лошадьми, Инеа-хе-юкан. Наши предки скакали на мустангах и убивали бизонов. Ты и твои друзья скачут на бронках, и ты покупаешь скот. Хау.
— Хау.
Палатка стала наполняться. Все, кто располагался в деревне, хотели поздравить победителя, которым индейцы гордились. Нерешительно интересовались также уже и тем, что собирается победитель выделить для совместного праздника.
— Вы хотите чего-нибудь выпить?
— Как же иначе, Джо!
— Нам это не позволено.
— Не позволено! В киоках не спрашивают о том, есть у нас разрешение или нет. Главное, мы платим.
— Я не выдам на это ничего.
Люди сердито морщились:
— Он слишком высокого мнения о себе, — сказал снаружи один другому. — Мы не из его племени.
— Идем, обойдемся и без него. Индеан-бой получил первую премию! За это мы должны выпить.
В конце концов Джо остался с владельцами палатки и со своей семьей.
ЧЕЛОВЕК СРЕДНЕГО РОСТА
Джо отдыхал. От чрезмерной дневной жары остальные тоже устали. Уже загорелись огни всех цветов и разной яркости. Звуки танцевальной музыки раздавались под открытым небом внутри павильонов, растекались по местности. Это был последний день мероприятий родео; каждый хотел извлечь из него все, что возможно. Территория наполнялась приезжими, которых интересовало не спортивное зрелище, а развлечения.
Индейская деревня не была самым притягательным местом, однако туда тоже закатывались все время небольшие волны публики. Посетители горели желанием заглянуть и внутрь палаток и с трудом удовлетворялись одной специально для этого открытой типи.
— У нас уже есть первый пьяный, — объявила Квини мужу, входя в типи с ведром воды.
— Что с парнем?
— Ему бы надо назад в палатку, а он не хочет. Двое подхватили его справа и слева и бегают с ним по кругу, чтобы он каких-нибудь бед не натворил.
— Хорошая полицейская служба. Может быть, им для белых пьяных тоже организовать что-то подобное?
— Ах, Джо, он же попадет в тюрьму, если его заметят, а там уж ничему хорошему не научат.
— Ты думаешь?
Квини опустила глаза.
Джо поднялся и вышел наружу.
Он увидел группу, о которой говорила жена. Дело было в совсем молоденьком парнишке, наверное шестнадцати или семнадцати лет: напившись, он вдруг заартачился, но был добродушно настроен, и весь его пьяный кураж состоял в том, что он не хотел идти в свою палатку.
Джо заменил одного из провожатых, минутой спустя он уложил упрямца на его одеяло. Джо связал его, как теленка, руку с ногой с каждой стороны вместе, и так предоставил ему провести наступающую ночь. Семья была благодарна.
Так как Джо разошелся, он уже больше не лег, а надел свою белую рубашку и джинсы.
— Пойдем танцевать, Квини?
— Куда же нам идти танцевать, Джо? Здесь, в палаточной деревне, сегодня вечером war-dans и war-hoop, потом chicken-dans62.
— Я не клоун для белых — они мне за это, может быть, еще чаевые дадут.
— Значит, тогда?..
Джо не ответил…
— …значит, тогда вместе с белыми, не с нашими? Значит, опять битсы?
— Что ты хочешь сказать, Квини?
— Плохие воспоминания.
— Что я тогда остался жив?
— Ах, Джо, не выдумывай! Пойдем танцевать!
Они покинули палатку и огороженное для демонстрации индейцев место.
Они пошли вместе через толпу, вместе с толпами, которые медленно пробирались между киосками на простор. Через несколько минут им попались Джером и Каролина, слегка подвыпившие, приветливые и очень обрадовавшиеся встрече. Дальше отправились вместе. Джером уже знал, где играет лучший ансамбль. Танцплощадка здесь была переполнена, но искусным танцорам нашлось место. Джо не стал возражать, чтобы Джером пригласил Квини, и не отказался станцевать с Кэрол шейк, хотя она и не обладала темпераментом, какого он от нее ожидал.
И тут он вдруг увидел совсем рядом с собой — ему и в голову не могло прийти такое — лицо, которое он узнал бы всегда, где бы, как бы, в каком бы обличье оно не появилось. В этот момент он изображал из себя ковбоя, типичного завсегдатая родео, и наряд-то у него был маскарадный — ковбоя, а танцевал он с молодой негритянкой. «Проклятье, — подумал Джо, — ведь это Джеффри Николсон. Оставит он меня когда-нибудь в покое? Или я должен вмешаться в его жизнь?»
При этом Джо продолжал танцевать, еще чуть оживленнее. Пистолет был при нем: ремень через плечо, оружие под курткой, которую он не оставил, несмотря на то что и вечером было все еще очень тепло. В сапоге был заткнут стилет.
Тот танцевал плохо, негритянка — восхитительно. Что он за подонок, думал Джо, воплощение подлейшей посредственности, водянисто-голубые глаза, слегка веснушчатое лицо, немного полноватый. Рост средний, по цвету волос темный блондин, особые приметы — татуировка. Порода — свинья, вид — кабан злобный.
Ни Джо, ни маскарадный ковбой не подали виду, обнаружили ли они друг друга.
Негритянка танцевала восхитительно.
Несмотря на то что ее партнер, замаскировавшийся под ковбоя, держался напряженно, у него были и кое-какие сторонние мысли. Проклятье, подумал он, это — Джо Кинг.
«Надо ли мне вмешиваться в его жизнь? Для этого не было никаких причин. Но это же чертов индсмен! Глаза полусумасшедшие, кожа как у чистокровного длинноголового63 — темная, особые приметы — татуировка: Бут тогда с его показаниями действовал замечательно. Лесли Джонсон — настоящий осел. Если бы не он, этого индсмена давно бы не было на свете, или он бы был моей креатурой64. Люди, которые слишком крепки и оказывают мне сопротивление, в принципе должны исчезать. Собственно, если я желаю, чтобы они молчали, они не должны раскрывать рта.
А есть у меня основание подозревать, что этот грязный индеец проболтался? Подождем».
«Нет больше никакого сомнения, — размышлял Джо, — что паршивый койот узнал меня. Такие люди — специалисты в опознании, иначе им надо бросать свою профессию. Как ему удалась эта наглая выходка с проникновением в организацию Лесли Джонсона. Он убил Лесли Джонсона, как только ему понадобилось по какой-то причине от него отделаться. И сам скрылся, и ничего не осталось от большой организации преступников. Но, наверное, в резервации я слишком редко читаю газеты, почти не слушаю радио. Это должно стать иначе. По разным причинам».
Джо пригласил Кэрол на следующий танец. Джерому Квини досталось во второй раз. Бит-группа отлично играла в своей манере, барабан акцентировал ритм. Но в большом городе родео такое щекотание нервов было обычным делом, и фаны дополняли музыку еще громкими воплями.
Тот штатский, который, как узнал утром Джо, носит под отворотом костюма значок, вдруг вынырнул из толпы и принялся за джин с тоником, в то время как другие танцевали. Когда Джо наконец вынужден был прерваться и решил угостить Кэрол грейпфрутовым соком, штатский заметил Джо, показал ему из-под руки фотографию и спросил, не знает ли он этого человека.
— Вы даже не догадываетесь, как вы меня удивляете, — ответил Джо. — Что за вопрос!
Кинг взял напиток и отнес своей партнерше. Замаскировавшийся ковбоем переменил даму. Негритянка решила попытать счастья с Джо, которого она уже давно приметила, и кокетничала с ним с поистине африканской грацией. Стоунхорн был бы не против, но он не считал случайным ее знакомство с водянисто-голубоглазым, а значит, она представляла враждебную группу, с которой он не хотел, или, во всяком случае, еще не хотел, входить в соприкосновение.
Между тем Джерому пришла в голову характерная для него идея. Он заплатил значительную сумму бит-ансамблю с тем, чтобы они исполнили туш в честь победителя бронка без седла. Музыка прервалась, и в громкоговорителях прогремело имя Джо Кинга, разнесшееся над танцплощадкой и далеко вокруг, где на широком просторе танцевали и веселились сотни людей. Джо не оставалось ничего другого, как показаться на подиуме. Стройный, молодой, хороший наездник, он был встречен аплодисментами, хотя, или даже потому, что он был индейцем, — это уж в зависимости от вкусов. Вдруг он бросился на пол, и направленный в него выстрел не достиг цели. Многие не удивились тому, что после всего пережитого у человека, которого лошадь придавила к стене, вдруг подломились колени.
Джо быстро поднялся, спрыгнул с подиума и скользнул в танцующую толпу. Он схватил Квини, и оба стали танцевать снаружи, под открытым небом, со звонкими криками, в первый раз снова после такого долгого перерыва, в огромной толпе совсем одни. Их тела играли в движении, они притоптывали в ритм, они размахивали руками, полные веселых затей; их руки спрашивали и отвечали друг другу и музыке. Оба были молоды и задорны, двое в одном.
Джо готов был схватить Квини и снести в свою типи. Он хотел быть с ней одной. Какое отношение имеют к ним эти люди? Они им чужие.
Эти люди, шатающиеся крутом в праздничном шуме, дергались, визжали, крутились, как марионетки в руках битсов.
Громкоговорители разносили волны звуков различных ансамблей по всей местности, но не только музыка раздавалась тут, светильники, словно копьями на турнире, кололи друг друга разноцветными лучами.
Джо потерял из виду своего врага.
«Куда скрылся индеец? — спрашивал себя в то же время человек среднего роста. — Он реагировал быстро, надо с ним покончить, прежде чем он, может быть, все же предоставит себя в распоряжение этих ищеек».
Было далеко за полночь, когда Джо и Квини снова добрались до индейской палатки. Хозяйка была, как всегда, приветлива и ничего не сказала о том, что отсутствие Джо и Квини на индейских танцах вечером было замечено, что она была обижена их поведением.
Как только все легли спать, в палатку вошел Окуте и подошел к Джо.
— Кто был этот, который хотел тебя застрелить?
— Ты это заметил?
— За кого ты меня принимаешь, Стоунхорн!
— Имя его я не могу тебе назвать: Джеффри Николсон, наверное, только псевдоним. Это гангстер, он проник в организацию, борющуюся с гангстерами. Когда я прошедшим летом развязался с гангом и полиция хотела от меня узнать о гангстерских делах и сделать меня шпионом, он меня допрашивал. Такие допросы всегда очень жестокие и с медицинской точки зрения изощренные, и это несмотря на то, что я ведь был привлечен как свидетель, а не как обвиняемый. Джеффри ненавидит меня, как изменника, лично и использовал свою приобретенную хитростью служебную власть со всеми средствами «третьей степени»: он хотел меня раздавить и деморализовать введением наркотиков. Эйви хлопотал за меня через своего высокопоставленного друга в Вашингтоне; в конце концов, я индеец из резервации и подчинен официальным органам; ответственность за их фокусы нести опекунам. Лесли Джонсон, которому был подчинен Джеффри, узнал о его проделках и выпустил меня. Лесли был не враг себе, но он никогда не был негодяем. Джеффри убил его, как только узнал все, что ему было надо, и вернулся в свою банду. Это кажется мне взаимосвязанным. Лесли был уже слишком стар для своих функций, недостаточно подвижен. Когда мы возвращались, мы втроем ехали в одном автомобиле целых два дня, но тогда Джеффри не отважился на убийство, хотя он наверняка нас обоих с радостью бы прикончил.
— Ты действие наркотиков преодолел?
— Я не стал рабом этой страсти, как надеялся Джеффри и к чему Лесли все-таки относился безучастно. Лесли знал и применял такие методы сам, хотя применять их против меня не стал, вероятно после лживых показаний Бута. Сделать наркоманом — это очень удобно, наркоман может быть использован в чем угодно, но наркоман-медик может быть опасен. Целых несколько месяцев я боролся с последствиями, и на меня находило обычно по ночам. Я тогда не мог видеть Квини дома. Это один раз было на руку Гарольду Буту. В общем, меня очень беспокоит, что Джеффри еще жив.
— Очевидно, ты его беспокоишь тоже. Я наблюдал за ним. Он водитель «Кадиллака».
— Водитель — это, должно быть, у него просто маскировка. Он и у Лесли Джонсона был шофером, пока не представился случай убить его.
— Так мы уезжаем или ты хочешь остаться с этим парнем?
— У меня жена и дети, Окуте, у меня ранчо, у меня есть бизоны, которых очень трудно пасти. У меня есть ты и Коллинз и теперь представление о том, как нам, индейцам, все же выйти из унижения и нищеты. У меня есть в совете племени Фрэнк Морнинг Стар и первый приз в Калгари. Я могу теперь начать что-то делать для нашего племени, ведь если из Джо Кинга что-то получилось, разве другие не последуют за ним!
— Значит, мы едем?
— Я еще не готов. Этот субъект, который напоминает мне Гарольда Бута, так со мной обращался, что такой человек, как я, не забудет. Он убийца, подлец и свинья. Блондин Дженни, например, был бестией. Но он и выглядел как бестия. Но этот, в переводе на гангстерский язык, ничего более, как обитая дверь и шариковая ручка. Он работает хладнокровно, понимаешь ты, в температуре, для всякой жизни смертельной. Я могу забыть все пытки, но я никогда не забуду, что это лицо их предписывало и что эти водянисто-голубые глаза могли смотреть и ждать, не сдамся ли я. Джонсон знал меня немного. Он знал, что кого-нибудь другого то, что они со мной делали, убило бы. Я — дикарь. Ты знаешь, что это значит. Люди, как ты и я, могут ждать часы, дни, годы. Я ждал. Теперь, раз он мне снова перебежал дорогу, дело его дрянь.
— Ты решил сотрудничать с полицией?
— Окуте! Это было тут, во время танцев. Он показал мне фотографию с водянисто-голубым и спросил меня, не знаю ли я этого человека. Джеффри Николсон мог нас заметить. Это еще хуже.
— Вряд ли заметил. А вот посмотри, что делают, почитай-ка!
У Окуте была с собой газета. Это был не листок из Калгари, который в этот день мог быть заполнен только известиями о родео, а большая ежедневная газета.
«Четыре свидетеля, которые дали показания по гангстерскому процессу, найдены на севере убитыми. Следы ведут в Штаты».
— Да здравствует Дикий Запад, Окуте!
— Ну хорошо. Я поеду на своей машине на общую стоянку и посмотрю, что предпримет дальше шофер «Кадиллака».
— Ты это делаешь с охотой? — Джо помолчал. — Здесь, на родео, болтается четыре или пять типов подобного рода. У каждого из них, наверное, четыре или пять добротных документов, Человек среднего роста, может быть, подкрепление. Пожалуй, некоторые его даже ни в чем не подозревают.
— А отпечатки пальцев?
— Они не обладают лицами.
Окуте оставил типи. Стоунхорн сделал то, что и должен был делать спокойный, уравновешенный человек. Он лег спать.
На следующее утро горожане и приезжие узнали не только о том, что родео прошло с блестящим успехом, но также и о том, что удалось схватить человека, сильно подозреваемого в убийстве четырех свидетелей.
Окуте присел на корточки перед Стоунхорном.
— Я думаю, они ошиблись, — сказал он. — Бедняга., Со временем круто ему придется. Твой Джеффри Николсон поехал на «Кадиллаке»к отелю «Джорджия». Надо следить за ним, а то вместо него умрет невиновный. Полицию введут в заблуждение его безупречные документы, и их будет не разубедить в ошибке.
— С какой стати ошибка?
— Ну ты же знаешь этих парней.
Стоунхорн наморщил лоб:
— Ты кому-нибудь об этом сказал?
— Нет. Но я хотел надоумить их насчет убитого Лесли Джонсона. Это мне не удалось. Они верят в безупречность подтвержденных запросами документов, как в своего бога, и считают себя непогрешимыми. Возможно, какая-нибудь высшая служебная инстанция подкуплена и в сговоре.
— Может быть. Или Джефф работает на полицию так же хорошо, как и на банду.
— Тогда есть только два пути: застрелить негодяя, что бы я тебе не советовал, если уж только неизбежность заставит, или спровоцировать его на новое, доказуемое преступление.
— Ты думаешь против меня? Трудно. Он кажется специалистом в своем ремесле и больше на глупости не пойдет. Кому принадлежит «кади»?
— Лори Бергену.
— Такая мелкая рыбешка моему другу ни к чему. Может быть, для него это только способ незамеченным возвратиться в Штаты. Какой маршрут наметил Берген?
— Через Холмы, где он попутно хочет осмотреть пещеру-лабиринт и национальный памятник, через Бэд Ленд в Сан-Франциско.
— Несомненно, кратчайший путь. А Джером и Каролина?
— Вместе с отцом.
— Хм-м.
— Стоунхорн, я люблю тебя как своего единственного сына, но я знаю, что тебе этот подлый господин стал поперек горла. Я доставлю лошадь, Квини с детьми и Унчиду на твое ранчо. А ты добейся приглашения Джерома и Каролины принять участие в поездке через Холмы и Бэд Ленд.
Индейская деревня не была самым притягательным местом, однако туда тоже закатывались все время небольшие волны публики. Посетители горели желанием заглянуть и внутрь палаток и с трудом удовлетворялись одной специально для этого открытой типи.
— У нас уже есть первый пьяный, — объявила Квини мужу, входя в типи с ведром воды.
— Что с парнем?
— Ему бы надо назад в палатку, а он не хочет. Двое подхватили его справа и слева и бегают с ним по кругу, чтобы он каких-нибудь бед не натворил.
— Хорошая полицейская служба. Может быть, им для белых пьяных тоже организовать что-то подобное?
— Ах, Джо, он же попадет в тюрьму, если его заметят, а там уж ничему хорошему не научат.
— Ты думаешь?
Квини опустила глаза.
Джо поднялся и вышел наружу.
Он увидел группу, о которой говорила жена. Дело было в совсем молоденьком парнишке, наверное шестнадцати или семнадцати лет: напившись, он вдруг заартачился, но был добродушно настроен, и весь его пьяный кураж состоял в том, что он не хотел идти в свою палатку.
Джо заменил одного из провожатых, минутой спустя он уложил упрямца на его одеяло. Джо связал его, как теленка, руку с ногой с каждой стороны вместе, и так предоставил ему провести наступающую ночь. Семья была благодарна.
Так как Джо разошелся, он уже больше не лег, а надел свою белую рубашку и джинсы.
— Пойдем танцевать, Квини?
— Куда же нам идти танцевать, Джо? Здесь, в палаточной деревне, сегодня вечером war-dans и war-hoop, потом chicken-dans62.
— Я не клоун для белых — они мне за это, может быть, еще чаевые дадут.
— Значит, тогда?..
Джо не ответил…
— …значит, тогда вместе с белыми, не с нашими? Значит, опять битсы?
— Что ты хочешь сказать, Квини?
— Плохие воспоминания.
— Что я тогда остался жив?
— Ах, Джо, не выдумывай! Пойдем танцевать!
Они покинули палатку и огороженное для демонстрации индейцев место.
Они пошли вместе через толпу, вместе с толпами, которые медленно пробирались между киосками на простор. Через несколько минут им попались Джером и Каролина, слегка подвыпившие, приветливые и очень обрадовавшиеся встрече. Дальше отправились вместе. Джером уже знал, где играет лучший ансамбль. Танцплощадка здесь была переполнена, но искусным танцорам нашлось место. Джо не стал возражать, чтобы Джером пригласил Квини, и не отказался станцевать с Кэрол шейк, хотя она и не обладала темпераментом, какого он от нее ожидал.
И тут он вдруг увидел совсем рядом с собой — ему и в голову не могло прийти такое — лицо, которое он узнал бы всегда, где бы, как бы, в каком бы обличье оно не появилось. В этот момент он изображал из себя ковбоя, типичного завсегдатая родео, и наряд-то у него был маскарадный — ковбоя, а танцевал он с молодой негритянкой. «Проклятье, — подумал Джо, — ведь это Джеффри Николсон. Оставит он меня когда-нибудь в покое? Или я должен вмешаться в его жизнь?»
При этом Джо продолжал танцевать, еще чуть оживленнее. Пистолет был при нем: ремень через плечо, оружие под курткой, которую он не оставил, несмотря на то что и вечером было все еще очень тепло. В сапоге был заткнут стилет.
Тот танцевал плохо, негритянка — восхитительно. Что он за подонок, думал Джо, воплощение подлейшей посредственности, водянисто-голубые глаза, слегка веснушчатое лицо, немного полноватый. Рост средний, по цвету волос темный блондин, особые приметы — татуировка. Порода — свинья, вид — кабан злобный.
Ни Джо, ни маскарадный ковбой не подали виду, обнаружили ли они друг друга.
Негритянка танцевала восхитительно.
Несмотря на то что ее партнер, замаскировавшийся под ковбоя, держался напряженно, у него были и кое-какие сторонние мысли. Проклятье, подумал он, это — Джо Кинг.
«Надо ли мне вмешиваться в его жизнь? Для этого не было никаких причин. Но это же чертов индсмен! Глаза полусумасшедшие, кожа как у чистокровного длинноголового63 — темная, особые приметы — татуировка: Бут тогда с его показаниями действовал замечательно. Лесли Джонсон — настоящий осел. Если бы не он, этого индсмена давно бы не было на свете, или он бы был моей креатурой64. Люди, которые слишком крепки и оказывают мне сопротивление, в принципе должны исчезать. Собственно, если я желаю, чтобы они молчали, они не должны раскрывать рта.
А есть у меня основание подозревать, что этот грязный индеец проболтался? Подождем».
«Нет больше никакого сомнения, — размышлял Джо, — что паршивый койот узнал меня. Такие люди — специалисты в опознании, иначе им надо бросать свою профессию. Как ему удалась эта наглая выходка с проникновением в организацию Лесли Джонсона. Он убил Лесли Джонсона, как только ему понадобилось по какой-то причине от него отделаться. И сам скрылся, и ничего не осталось от большой организации преступников. Но, наверное, в резервации я слишком редко читаю газеты, почти не слушаю радио. Это должно стать иначе. По разным причинам».
Джо пригласил Кэрол на следующий танец. Джерому Квини досталось во второй раз. Бит-группа отлично играла в своей манере, барабан акцентировал ритм. Но в большом городе родео такое щекотание нервов было обычным делом, и фаны дополняли музыку еще громкими воплями.
Тот штатский, который, как узнал утром Джо, носит под отворотом костюма значок, вдруг вынырнул из толпы и принялся за джин с тоником, в то время как другие танцевали. Когда Джо наконец вынужден был прерваться и решил угостить Кэрол грейпфрутовым соком, штатский заметил Джо, показал ему из-под руки фотографию и спросил, не знает ли он этого человека.
— Вы даже не догадываетесь, как вы меня удивляете, — ответил Джо. — Что за вопрос!
Кинг взял напиток и отнес своей партнерше. Замаскировавшийся ковбоем переменил даму. Негритянка решила попытать счастья с Джо, которого она уже давно приметила, и кокетничала с ним с поистине африканской грацией. Стоунхорн был бы не против, но он не считал случайным ее знакомство с водянисто-голубоглазым, а значит, она представляла враждебную группу, с которой он не хотел, или, во всяком случае, еще не хотел, входить в соприкосновение.
Между тем Джерому пришла в голову характерная для него идея. Он заплатил значительную сумму бит-ансамблю с тем, чтобы они исполнили туш в честь победителя бронка без седла. Музыка прервалась, и в громкоговорителях прогремело имя Джо Кинга, разнесшееся над танцплощадкой и далеко вокруг, где на широком просторе танцевали и веселились сотни людей. Джо не оставалось ничего другого, как показаться на подиуме. Стройный, молодой, хороший наездник, он был встречен аплодисментами, хотя, или даже потому, что он был индейцем, — это уж в зависимости от вкусов. Вдруг он бросился на пол, и направленный в него выстрел не достиг цели. Многие не удивились тому, что после всего пережитого у человека, которого лошадь придавила к стене, вдруг подломились колени.
Джо быстро поднялся, спрыгнул с подиума и скользнул в танцующую толпу. Он схватил Квини, и оба стали танцевать снаружи, под открытым небом, со звонкими криками, в первый раз снова после такого долгого перерыва, в огромной толпе совсем одни. Их тела играли в движении, они притоптывали в ритм, они размахивали руками, полные веселых затей; их руки спрашивали и отвечали друг другу и музыке. Оба были молоды и задорны, двое в одном.
Джо готов был схватить Квини и снести в свою типи. Он хотел быть с ней одной. Какое отношение имеют к ним эти люди? Они им чужие.
Эти люди, шатающиеся крутом в праздничном шуме, дергались, визжали, крутились, как марионетки в руках битсов.
Громкоговорители разносили волны звуков различных ансамблей по всей местности, но не только музыка раздавалась тут, светильники, словно копьями на турнире, кололи друг друга разноцветными лучами.
Джо потерял из виду своего врага.
«Куда скрылся индеец? — спрашивал себя в то же время человек среднего роста. — Он реагировал быстро, надо с ним покончить, прежде чем он, может быть, все же предоставит себя в распоряжение этих ищеек».
Было далеко за полночь, когда Джо и Квини снова добрались до индейской палатки. Хозяйка была, как всегда, приветлива и ничего не сказала о том, что отсутствие Джо и Квини на индейских танцах вечером было замечено, что она была обижена их поведением.
Как только все легли спать, в палатку вошел Окуте и подошел к Джо.
— Кто был этот, который хотел тебя застрелить?
— Ты это заметил?
— За кого ты меня принимаешь, Стоунхорн!
— Имя его я не могу тебе назвать: Джеффри Николсон, наверное, только псевдоним. Это гангстер, он проник в организацию, борющуюся с гангстерами. Когда я прошедшим летом развязался с гангом и полиция хотела от меня узнать о гангстерских делах и сделать меня шпионом, он меня допрашивал. Такие допросы всегда очень жестокие и с медицинской точки зрения изощренные, и это несмотря на то, что я ведь был привлечен как свидетель, а не как обвиняемый. Джеффри ненавидит меня, как изменника, лично и использовал свою приобретенную хитростью служебную власть со всеми средствами «третьей степени»: он хотел меня раздавить и деморализовать введением наркотиков. Эйви хлопотал за меня через своего высокопоставленного друга в Вашингтоне; в конце концов, я индеец из резервации и подчинен официальным органам; ответственность за их фокусы нести опекунам. Лесли Джонсон, которому был подчинен Джеффри, узнал о его проделках и выпустил меня. Лесли был не враг себе, но он никогда не был негодяем. Джеффри убил его, как только узнал все, что ему было надо, и вернулся в свою банду. Это кажется мне взаимосвязанным. Лесли был уже слишком стар для своих функций, недостаточно подвижен. Когда мы возвращались, мы втроем ехали в одном автомобиле целых два дня, но тогда Джеффри не отважился на убийство, хотя он наверняка нас обоих с радостью бы прикончил.
— Ты действие наркотиков преодолел?
— Я не стал рабом этой страсти, как надеялся Джеффри и к чему Лесли все-таки относился безучастно. Лесли знал и применял такие методы сам, хотя применять их против меня не стал, вероятно после лживых показаний Бута. Сделать наркоманом — это очень удобно, наркоман может быть использован в чем угодно, но наркоман-медик может быть опасен. Целых несколько месяцев я боролся с последствиями, и на меня находило обычно по ночам. Я тогда не мог видеть Квини дома. Это один раз было на руку Гарольду Буту. В общем, меня очень беспокоит, что Джеффри еще жив.
— Очевидно, ты его беспокоишь тоже. Я наблюдал за ним. Он водитель «Кадиллака».
— Водитель — это, должно быть, у него просто маскировка. Он и у Лесли Джонсона был шофером, пока не представился случай убить его.
— Так мы уезжаем или ты хочешь остаться с этим парнем?
— У меня жена и дети, Окуте, у меня ранчо, у меня есть бизоны, которых очень трудно пасти. У меня есть ты и Коллинз и теперь представление о том, как нам, индейцам, все же выйти из унижения и нищеты. У меня есть в совете племени Фрэнк Морнинг Стар и первый приз в Калгари. Я могу теперь начать что-то делать для нашего племени, ведь если из Джо Кинга что-то получилось, разве другие не последуют за ним!
— Значит, мы едем?
— Я еще не готов. Этот субъект, который напоминает мне Гарольда Бута, так со мной обращался, что такой человек, как я, не забудет. Он убийца, подлец и свинья. Блондин Дженни, например, был бестией. Но он и выглядел как бестия. Но этот, в переводе на гангстерский язык, ничего более, как обитая дверь и шариковая ручка. Он работает хладнокровно, понимаешь ты, в температуре, для всякой жизни смертельной. Я могу забыть все пытки, но я никогда не забуду, что это лицо их предписывало и что эти водянисто-голубые глаза могли смотреть и ждать, не сдамся ли я. Джонсон знал меня немного. Он знал, что кого-нибудь другого то, что они со мной делали, убило бы. Я — дикарь. Ты знаешь, что это значит. Люди, как ты и я, могут ждать часы, дни, годы. Я ждал. Теперь, раз он мне снова перебежал дорогу, дело его дрянь.
— Ты решил сотрудничать с полицией?
— Окуте! Это было тут, во время танцев. Он показал мне фотографию с водянисто-голубым и спросил меня, не знаю ли я этого человека. Джеффри Николсон мог нас заметить. Это еще хуже.
— Вряд ли заметил. А вот посмотри, что делают, почитай-ка!
У Окуте была с собой газета. Это был не листок из Калгари, который в этот день мог быть заполнен только известиями о родео, а большая ежедневная газета.
«Четыре свидетеля, которые дали показания по гангстерскому процессу, найдены на севере убитыми. Следы ведут в Штаты».
— Да здравствует Дикий Запад, Окуте!
— Ну хорошо. Я поеду на своей машине на общую стоянку и посмотрю, что предпримет дальше шофер «Кадиллака».
— Ты это делаешь с охотой? — Джо помолчал. — Здесь, на родео, болтается четыре или пять типов подобного рода. У каждого из них, наверное, четыре или пять добротных документов, Человек среднего роста, может быть, подкрепление. Пожалуй, некоторые его даже ни в чем не подозревают.
— А отпечатки пальцев?
— Они не обладают лицами.
Окуте оставил типи. Стоунхорн сделал то, что и должен был делать спокойный, уравновешенный человек. Он лег спать.
На следующее утро горожане и приезжие узнали не только о том, что родео прошло с блестящим успехом, но также и о том, что удалось схватить человека, сильно подозреваемого в убийстве четырех свидетелей.
Окуте присел на корточки перед Стоунхорном.
— Я думаю, они ошиблись, — сказал он. — Бедняга., Со временем круто ему придется. Твой Джеффри Николсон поехал на «Кадиллаке»к отелю «Джорджия». Надо следить за ним, а то вместо него умрет невиновный. Полицию введут в заблуждение его безупречные документы, и их будет не разубедить в ошибке.
— С какой стати ошибка?
— Ну ты же знаешь этих парней.
Стоунхорн наморщил лоб:
— Ты кому-нибудь об этом сказал?
— Нет. Но я хотел надоумить их насчет убитого Лесли Джонсона. Это мне не удалось. Они верят в безупречность подтвержденных запросами документов, как в своего бога, и считают себя непогрешимыми. Возможно, какая-нибудь высшая служебная инстанция подкуплена и в сговоре.
— Может быть. Или Джефф работает на полицию так же хорошо, как и на банду.
— Тогда есть только два пути: застрелить негодяя, что бы я тебе не советовал, если уж только неизбежность заставит, или спровоцировать его на новое, доказуемое преступление.
— Ты думаешь против меня? Трудно. Он кажется специалистом в своем ремесле и больше на глупости не пойдет. Кому принадлежит «кади»?
— Лори Бергену.
— Такая мелкая рыбешка моему другу ни к чему. Может быть, для него это только способ незамеченным возвратиться в Штаты. Какой маршрут наметил Берген?
— Через Холмы, где он попутно хочет осмотреть пещеру-лабиринт и национальный памятник, через Бэд Ленд в Сан-Франциско.
— Несомненно, кратчайший путь. А Джером и Каролина?
— Вместе с отцом.
— Хм-м.
— Стоунхорн, я люблю тебя как своего единственного сына, но я знаю, что тебе этот подлый господин стал поперек горла. Я доставлю лошадь, Квини с детьми и Унчиду на твое ранчо. А ты добейся приглашения Джерома и Каролины принять участие в поездке через Холмы и Бэд Ленд.