Вельскопф-Генрих Лизелотта. Токей Ито (Сыновья Большой Медведицы - 3)

   - Вы разберете ночью палатки. Женщины и дети все упакуют. Рэд Фокс уволил своих молодчиков. Граница не охраняется. Глаза и уши белых людей устремлены на Тачунку Витко. Если мы двинемся сегодня ночью, они не смогут нам помешать. Я пойду с вами в Канаду, на нашу новую родину, где мы сможем жить свободно.
   Чапа - Курчавый посмотрел на огонь, потом на исхудалого человека, который сидел против него.
   - Ты хочешь женщин и детей выгнать на снег и мороз из-за того, что сам не можешь остаться у нас? В тебе говорит лихорадка!
   - С тобой говорит твой вождь!
   Чапа - Курчавый поднялся.
   - Наши большие вожди разбиты и изгнаны. Ты что же, больше их?
   - Я их сын и младший брат.
   - Покинуть наше большое племя?..
   - Мы не забудем наших отцов.
   - Отказаться от последнего, что нам еще оставили уайтчичуны?
   - От всего, но только не от свободы! - Токей Ито подошел к Чапе и глянул ему прямо в лицо. - Чапа - Курчавый! Я могу тебе сказать не более того, что уже слышали твои уши. У меня тоже нет времени. Немного часов нам осталось на то, чтобы опередить врагов и вступить в большой путь...
   - Уайтчичуны придут и туда, постреляют бизонов и снова нас схватят. Нам никогда больше не придется охотиться.
   - Ты прав. Нужно идти другой дорогой. Ты сидишь здесь, на этой иссушенной земле, как пленник. Не лучше ли нам заиметь хорошую землю и научиться разводить скот, сеять и жать?
   Воин широко раскрыл глаза:
   - Ты знаешь, что я давно об этом мечтаю, но мы побеждены. И дакоты терпеливо сносят это почти так же, как когда-то черные люди, которые были моими отцами. Мой отец бежал к дакотам, чтобы стать свободным, но я вместе с вами снова стал рабом!
   - Пойдем! Пойдем! - Вождь крепко обхватил своего товарища за плечи. - Мы долго скитались с тобой. Ты и сегодня не оставишь меня, Чапа!
   - То, что ты говоришь, - это хорошо, - пробормотал Чапа и судорожно сжал кулаки. - Но у нас нет больше сил. - Он отошел от вождя к стенке палатки, прижался лбом к еловой жерди. Лицо его перекосилось словно от невыносимой боли...
   Токей Ито снова уселся и взял остывшую трубку. В глубине палатки сидели две женщины, которые молча слушали разговор мужчин. Лицо Уиноны дрогнуло, когда Чапа сказал, что брат ее пришел для того, чтобы снова уйти. Но последние слова брата потрясли девушку и пробудили ее от болезненных мечтаний, толкнули на решительные действия. Ее бросило в жар, и, подчиняясь воле брата, она оставили палатку и пошла искать Хапеду, сына Четанзапы. Мальчик оказался совсем один в ночной прерии.
   - Где Часке? - спросила она. - И почему ты не идешь в типи?
   - Мы с Часке бегали к скалам. Токей Ито оставил там Буланого и Охитику. Часке караулит животных. Я задумался.
   - Беги, отыщи своего отца! Мой брат хочет говорить с ним!
   - Уинона! - Хапеда так и подпрыгнул. - Отец позволил мне навещать его в убежище среди скал, если у меня есть важные новости. Вождь хочет с ним говорить?! Это важно! Нет ничего важнее этого! - Хапеда убежал.
   Вокруг было тихо и уже совсем темно. Девушка вернулась в палатку и снова села рядом с Монгшоншей.
   - Четанзапа скоро придет, - сказала она. Монгшонша вздрогнула. Все стали ждать.
   Наконец Четанзапа пришел. Его появление было совершенно бесшумно. Он подполз к палатке, протащил свое длинное, до ужаса исхудалое тело под полотнищем палатки внутрь. Приподнявшись, он осмотрел воспаленными от лихорадки глазами палатку и всех присутствующих и лишь тогда, по-видимому с трудом, поднялся на ноги и подошел к огню. Он огляделся еще раз, словно бы его преследовали. Но потом все пересилила неудержимая радость, что весть Хапеды оказалась правдой.
   Он не садился. Токей Ито поднялся.
   - Токей Ито, - торопливо заговорил Четанзапа. - Мой вождь, брат наш! Ты тут! Я не выдам тебя этим койотам из моей палатки!
   - Я знаю, Четанзапа, что ты меня защищаешь и за меня борешься.
   Четанзапа возразил.
   - Ты тоже меня не забыл. Шонка не пронюхал, что ты здесь?
   - Он будет меня здесь искать.
   Поднялась Монгшонша. У нее в руках были две поджаренные вороны, которые она хотела дать мужу с собой.
   Четанзапа издал звук, который, должно быть, изображал смех.
   - Ешь ворон сама, - ответил он на безмолвный жест Монгшонши, - или отдай Хапеде. Мне больше не надо мяса.
   Согнувшись, Монгшонша пошла назад на свое место.
   - Силы мои иссякли, - заявил воин вождю. - Раны не заживают. Я умираю, и это не огорчает меня. Я не хочу больше жить скрываясь и, по ночам крадучись, пробираться в свою палатку, чтобы отбирать у Хапеды пищу. Я умираю, но не один я умираю.
   - Ты не умрешь, Четанзапа.
   Но тот, казалось, ничего не слышит. Поток его мыслей продолжал изливаться. Он схватил вождя за руку:
   - Ты слышишь, Токей Ито? Я умру! Но ты должен мстить за меня! Созови наших мужчин. Пусть они возьмутся за ножи и борются! Мы здесь не живем, а околеваем! Нельзя больше это терпеть!
   - Мы будем жить не здесь, - ответил молодой вождь. - Уверяю тебя. Мы уйдем отсюда сегодня же ночью.
   Четанзапа хотел сесть, но упал. Токей Ито подскочил к нему, поднял его на одеяла и шкуры и опустился рядом на колени.
   Воин тяжело дышал. Наступила долгая тишина.
   - Что ты сказал? - наконец спросил он.
   - Мы будем жить.
   Четанзапа, казалось, окаменел при этих словах.
   - Татанка Йотанка убежал от нас, Тачунка Витко покорился, и Токей Ито становится трусом, он хочет жить! - Раненому было трудно говорить, но волнение его было так велико, что и остановиться он не мог. - Скажи мне сразу... Ты будешь бороться, ты дашь мне с собой в места вечной охоты скальпы Длинных Ножей?
   - Четанзапа, мы будем бороться не так, как ты думаешь. Ты пойдешь с нами. Ты нам нужен.
   Четанзапа, казалось, силился понять Токей Ито или по крайней мере поверить ему, но потом в нем снова взяло верх ожесточение преследуемого, затравленного человека.
   - Токей Ито, - сказал он, - ты же мой младший брат, ты это знаешь. Но если ты стал трусом... мне стыдно за тебя. Чтобы ты снова стал воином, я скажу тебе слова, которые не дадут тебе отступать.
   - Я не отступаю. Я иду своей дорогой и забираю с собой наши палатки... даже если мне придется принудить их силой оружия.
   - Слушай мои слова: ты - сын предателя. Если ты хочешь быть воином и вождем, так борись... но если ты не хочешь бороться...
   Токей Ито поднялся.
   - Ты говоришь со мной, - сказал он, - как Шонка. Ты можешь убить меня, как только я сделаю для сыновей Большой Медведицы, для их женщин и детей то, что должен сделать. Но не раньше.
   Четанзапа попытался было подняться, но снова упал.
   Токей Ито подал знак Монгшонше и Уиноне. Женщины подошли к ложу Четанзапы. Они наложили на раны целебные травы, забинтовали их. Оказав помощь, Монгшонша осталась у постели мужа.
   - Ему нельзя находиться в палатке, - сказала она Уиноне. - Придет Шонка и убьет его. Нам надо отнести его назад в скалы.
   - Он останется с нами, - спокойно сказала Уинона. - В скалах, под открытым небом, он умрет еще до восхода солнца.
   - Пошли! - настаивала Склонившаяся Ива с расширенными от страха глазами. Они убьют не только его, они убьют и Хапеду, моего единственного сына, если найдут здесь Четанзапу.
   Токей Ито отстранил Монгшоншу.
   - Пока я здесь, Шонка не тронет ни одного ребенка. Уинона сказала правильно. Четанзапа останется здесь. Это его собственное желание. Кто вздумает на него нападать, будет иметь дело со мной. Хау.
   Раненый посмотрел на своего вождя. Но это был всего лишь мимолетный взгляд... Токей Ито подошел к очагу, но не сел. Лихорадка трясла и его, и он с трудом сохранял ясность мысли. Скоро он и сам мог свалиться, как Четанзапа. Враги сыновей Медведицы добились многого. Токей Ито и Четанзапа, два бесстрашных воина, были теперь словно подстреленная дичь. А Чапа - Курчавый в безнадежном отчаянии так и стоял у шеста палатки.
   Уинона подошла к брату. Она поднесла ему маленький мешочек с сильно пахнущей травой.
   - Пожуй немного, это одолеет дух твоей болезни. И разреши сказать, что я придумала.
   - Что ты предлагаешь?
   - Надо во всех палатках упаковать вещи, чтобы сегодня же ночью покинуть резервацию. Я обойду палатки и скажу об этом женщинам. Мы пойдем с тобой, потому что ты прав. Мы должны поступить так, как ты сказал.
   - Иди, Уинона, и говори с женщинами.
   Девушка без промедления оставила палатку.
   - Где Хапеда? - бормотала себе под нос Монгшонша.
   - Уже ночь. Куда же он пошел?.. Ему ведь всего двенадцать зим...
   Токей Ито развернул шкуру гризли и достал то, что ему показала Уинона. Он надел головной убор из перьев орла: он хотел предстать перед сыновьями Большой Медведицы их вождем.
   Чапа с опущенной головой подошел к очагу.
   - Брат мой, - начал он запинаясь. - Уинона пойдет во все палатки... значит, и в мою тоже... В матери моей живет злой дух, и его буйство становится все опаснее. Я боюсь, что этот дух накинется на Уинону. Я хочу пойти с ней и защитить ее в моей палатке.
   - Здесь ты мне нужнее.
   Чапа подчинился и остался, готовый помочь своему вождю.
   Под полог палатки проскользнул Хапеда. Он сразу же подбежал к Токей Ито, вождь разрешил ему говорить.
   - Я лежал с Часке в дозоре, - быстро и взволнованно начал мальчик. - Я хотел предупредить, если появится Шонка, чтобы он не застал палатку врасплох. Его еще нет. Но пришел Шеф Де Люп, которого уайтчичуны зовут Тобиасом, и он там у скал, где стоит Буланый. Шеф Де Люп сообщил, что Шонка с тремя вооруженными людьми уже в пути. Шеф Де Люп хочет знать, приходить ли ему в палатку, или продолжать нести дозор.
   - Пусть он едет к ближайшей границе в направлении к Блэк Хилсу и разведает, свободна ли там дорога. На своем пегом он за два часа обернется туда и обратно. А ты оставайся с Часке у скал и продолжай нести дозор.
   - Хорошо. - Глаза мальчика засияли, он тотчас исчез.
   Молодой вождь вышел из сумеречной типи в черную ночь. Плотные тучи скрыли месяц и звезды. Ни огонька вокруг, только еле заметно поблескивали замерзшие лужи. Ветер утих. Должно быть, вот-вот пойдет снег. Где-то выли собаки. Их оставалось всего несколько. Остальных съели голодные люди.
   Вождь прислушивался и всматривался в темноту. Он заметил, как от палатки к палатке снуют люди. Они исчезали в типи и снова выходили, чтобы прошмыгнуть в соседнюю. Несмотря на темноту, он узнал Уинону. С ней были две девочки. Когда одна пробегала неподалеку, он окликнул ее:
   - Грозовая Тучка!
   Малышка проворно подбежала к нему.
   - Что слышно в палатках?!
   - Женщины все хотят идти, потому что их дети здесь голодают. Те, кто знает твой план, уже готовятся в дорогу.
   - Мужчины молчат?
   - Некоторые молчат, а сами ждут, что скажет жрец Хавандшита. Но трое Воронов уже решились, они согласны с твоим планом. Они не так рассудительны, как Чапа - Курчавый, и потому не видят всех опасностей, и они не так горды, как Четанзапа, и потому не собираются браться за оружие. Они тебя когда-то предали, вождь, но теперь, когда ты указываешь им путь и подаешь надежду, они хотят быть с тобой.
   - Это сказала Уинона?
   - Да, это ее слова. Женщины и некоторые мужчины считают Уинону колдуньей, потому что она уверяла всех, что ты еще жив...
   - Беги дальше. Сейчас вы услышите мой сигнал. Тогда пусть все собираются. Хау. С Хавандшитой я поговорю сам.
   Вождь приложил к губам свисток, который ему доверил Тачунка Витко, и издал резкий чистый звук.
   Как по волшебству пооткрывались в темноте палатки. Звук военного свистка был знаком каждому дакоте с детства, еще мальчиками они были приучены при этом сигнале вскакивать среди ночи ото сна, и если кто, услышав свисток, еще потягивался и протирал глаза, все смеялись над ним. Ноги и руки словно бы сами повиновались этому пронзительному звуку. В дни вольной жизни дакотов никто не мог себе представить, чтобы воины через минуту после сигнала не были бы возле вождя. Сегодня никто не знал, будет ли это так, ведь единство дакотов было разрушено. Но когда мужчины один за другим поспешили из палаток и каждый видел, что другие тоже идут, всех охватило сильное волнение. Старый Ворон и два его сына первыми оказались около вождя. Подошли Чотанка, Острие Копья, Ихазапа. За воинами спешили женщины, девушки, дети. Они сгрудились против входа в палатку. Однако Унчиды не было, и молодой вождь заметил ее отсутствие. Огонь в очаге раздули, и в его свете все увидели Токей Ито в уборе из орлиных перьев.
   Послышались возгласы радости и удивления. Одно то, что человек, в чью смерть они уже поверили, стоял перед ними живой, было для них знамением духа, и они готовы были следовать ему.
   Молодой вождь молчал, его ищущий взгляд снова и снова устремлялся в темноту. Еще одного не хватало тут - Хавандшиты - жреца, целителя, старейшины. Его прихода ждали все, потому что он должен был сказать затеваемому походу "да", прежде чем военный вождь примется за его осуществление.
   Почему не пришел Хавандшита? Четанзапа, присутствия которого потребовал жрец, был тут. Он был тут, хотя он ничего и не слышал, не говорил и не мог подняться. Но людей больше не смущало присутствие этого, объявленного белыми вне закона, человека. Они не гнали его.
   Хавандшита не шел...
   Молодой вождь взял себя в руки, и сам обратился к воинам. И хотя голос его был негромок и прерывался кашлем, он доносился в ночной тишине до всех обитателей стойбища.
   - Люди дакота! Я вернулся после того, как Рэд Фокс и Длинные Ножи Джекмана обманули меня и захватили в плен. Я вернулся, чтобы увести вас из резервации на север, в далекие луга и леса, где мы еще можем жить свободно. - Молодой вождь перевел дух. Он почувствовал, как возрастает волнение его слушателей. Но прежде чем вы сделаете со мной первый шаг, - продолжал он, - я хочу вам сказать правду о вашей жизни здесь, на Бэд Ленд, и про путь, которым я вас хочу повести. Мужественные люди не должны бояться правды, в этом меня убедила жизнь.
   - Хау! - выкрикнул из толпы Старый Ворон.
   - Я знаю, что вы голодаете, что у вас не хватает воды и что вас обманывают, - снова заговорил вождь. - Может быть, Большое Ухо Вашингтона наконец услышит об этом и вы когда-нибудь получите и пятнистых бизонов и мясные консервы, которые вам полагаются. Многим из нас придется погибнуть от голода и болезней, а кое-кто потом, может быть, и наестся досыта и будет танцевать перед белыми людьми, чтобы развлекать их.
   Вождь посмотрел на людей. Никто не шелохнулся.
   - Неужели нас ждет собачья участь и мы позволим уайтчичунам издеваться над нами? - спросил Чотанка.
   - Может быть, уайтчичуны и не будут издеваться, - ответил вождь. - Но вам придется обрезать ваши волосы, потому что они так прикажут. Вы не сможете говорить со своими братьями по племени, потому что уайтчичуны нас разъединят. Вы не сможете здесь на этой земле добыть столько пищи, чтобы обеспечить ваши палатки, и будете всегда голодать или ожидать подачек.
   - Уведи нас отсюда! - раздались голоса.
   - Вот поэтому я и хочу вести вас туда, - говорил вождь, - где вдоволь воды и где травы растут зеленее и гуще. Дорога туда очень длинная, а зима сурова. Некоторые смелые воины уже прошли этот путь или пытаются пройти. Чтобы вы знали, какие подстерегают вас опасности, я перескажу вам речь вождя Хинматон Ялаткит перед своим племенем сахаптин. Когда племя сахаптин переживало то же самое, что сейчас дакоты, и не смогло жить в отведенных им местах охоты, они начали зимой, в беспрестанной борьбе с преследователями, великий путь в земли Большой Матери(Канаду). Но когда они достигли границы, мужчины, женщины и дети настолько обессилели, а Длинные Ножи были в таком численном превосходстве, что храбрым сахаптинам в одном шаге от границы вольных прерий пришлось сдаваться. Вождь Хинматон Ялаткит сказал в тот час своим людям такие слова: "Я устал от борьбы. Ваши вожди убиты. Зрячее Стекло - мертв, Тохульхульзате - мертв. Старые люди все мертвы. Только молодые могут теперь сказать "да" или "нет". И тот, кто вел молодых, тоже мертв. Холодно, и у нас нет одеял. Маленькие дети замерзают. Много народу убежало в горы, но у них нет ни пищи, ни одеял. И кто знает, что с ними... может быть, они замерзли... Слышите меня, вожди, я устал. Сердце мое болит и полно печали. Солнце заходит. Я больше никогда не буду бороться". Так сказал вождь, который сдался Длинным Ножам за несколько шагов до границы вольной земли. Нам предстоит путь, такой же длинный и холодный. Мы будем мерзнуть и голодать, и, вероятно, нас тоже будут преследовать Длинные Ножи. Но они не выставят против нас на позиции большое таинственное железо(пушки), как они это сделали против отряда Тачунки Витко. Мы лишь небольшая часть племени. В этом наше спасение. Если наша воля будет достаточно сильна, мы пройдем сквозь зиму. Наше сердце не должно уставать и печалиться. Уже сегодня ночью нам надо выступить. Мы уйдем отсюда. Ничего другого не могли бы посоветовать и наши большие верховные вожди и наши большие жрецы, если бы они были сегодня тут с нами. Если их уши услышали бы, что мы решили добиваться свободы, то их сердца были бы рады. Я сказал, хау!
   Когда вождь закончил говорить, пришел старик Хавандшита.
   Одновременно к женщинам подошла Унчида.
   Молодой вождь покинул свое место. Следуя обычаю, он пошел навстречу старому жрецу, подал ему руку и повел в типи Черного Сокола. Никто не закрывал входа, и палатка осталась открытой, так что стоящие вокруг могли видеть и Токей Ито и старца. Вождь подвел Хавандшиту к очагу, и старик медленно сел.
   Токей Ито сел напротив него и кивнул Уиноне, которая возвратилась в палатку. Девушка знала, что ей надо делать. Она достала тщательно завернутый в кожу предмет, развернула его, и все узнали священную трубку, которую она вручила своему брату, и вместе с ней вышитый мешочек с табаком.
   Вождь взял трубку. Длинный чубук ее был сделан из ясеня; он был до половины обернут окрашенными в красный цвет иглами дикобраза, украшен мехом горностая и хвостом редкого белого бизона. Головка трубки была из красной глины с берегов Миссури. На священных холмах, откуда доставали эту глину, господствовал вечный мир. Так, по верованиям индейцев, велела людям таинственная, никогда не родившаяся и никогда не умирающая Птица Гром. И это было напоминанием о том, что сперва, в начале всех времен, на земле царил мир, и не только между людьми, но и между людьми и животными. При восходе солнца сыновья и дочери дакота и теперь не забывали просить Вакантанку - Великого и Таинственного - о мире. Но мир так и не приходил. И вот сегодня надо было раскурить трубку мира и совета, раскурить для того, чтобы подготовиться к большому походу.
   Токей Ито зажег трубку от своего собственного огнива, и наступил момент, которого все ждали с тайным волнением. По обычаю, вождь перед началом важного предприятия подносил жрецу священную трубку. Если жрец брал из рук вождя трубку и курил ее, - значит, заявлял этим о своем согласии. Если не брал, значит, отклонял предлагаемое.
   - Мы вступаем в путь!
   Старец медлил.
   - Мы уходим отсюда прочь!
   - Я слышу мычание бизонов и голоса наших отцов. - Взгляд жреца устремился вдаль, будто он там что-то видел. - Мы идем назад к горам Большой Медведицы! Вернитесь мертвые и бизоны!
   - Мы пойдем через Миссури - нас ведет имя Тачунки Витко!
   Воины испугались, потому что в резких словах вождя уже проявлялся разлад. Что же закрепит клятва священной трубки?!
   - Мы уходим отсюда прочь... - И Токей Ито хорошо раскурил трубку и подал ее старцу.
   Старик протянул руку и взял трубку. "Мы уходим отсюда прочь". Как только прозвучали эти слова, установилась полнейшая тишина. Пророни кто-нибудь хоть слово, и. Хавандшита должен был бы отдать трубку, и ее нельзя было бы снова раскурить.
   Старик поднялся и с благоговением сделал шесть затяжек: небу, земле и четырем сторонам света - востоку, западу, югу и северу. Потом он опять сел и подал трубку молодому вождю, который сделал шесть таких же затяжек. Затянувшись последний раз и выпустив дым, он передал трубку Уиноне. Та убрала ее.
   Хавандшита поднялся, и вождь повел его в типи. В тишине все ждали возвращения Токей Ито. И вот он снова обратился к ним:
   - Люди дакота! Мы уходим отсюда! Хавандшита решился на это. Решайтесь и вы!
   Вождь раскурил маленькую красную, искусно сделанную военную трубку и ждал ответа воинов. С давних времен повиновение вождю было добровольным.
   Чапа - Курчавый первый выступил вперед и принял военную трубку, чтобы сделать следующую затяжку.
   - Я пойду с тобой, мой вождь! Я знаю теперь, что ты не вслепую собрался вести нас по опасной дороге, но с верным взглядом и твердым сердцем. Я иду с тобой. Хау.
   Когда после жреца согласился и этот, которого считали умнейшим среди молодых воинов, другие больше не сомневались. Трубка пошла по кругу, и каждый, кто делал из нее затяжку, объявлял этим о своей готовности следовать за вождем.
   Пока трубка обходила по кругу, полетели первые снежинки. Все знали, что начнется сильный снегопад. Женщины и дети вернулись в палатки, чтобы закончить приготовления. Токей Ито позвал воинов в палатку Четанзапы.
   - В любой момент может появиться Шонка, - сообщил он. - Как ведут себя Шонка и его пособники, когда приходят?
   - Они идут всегда по двое, - объяснил Старый Ворон. - Сначала обыскивают палатки Четанзапы и Чапы, потом идут дальше.
   - Значит, так же они поступят и в этот раз, ведь они подумают, что я в палатке Черного Сокола или Бобра. Шонка придет с тремя своими людьми, и они могут разделиться на две группы. Я предлагаю и нам тоже разделиться. Три воина останутся со мной в палатке Четанзапы, трое пойдут с Чапой в его палатку. Как только Шонка или кто-то из его людей войдут, нужно схватить их в темноте, обезоружить, связать. Хау.
   - Хау! - крикнули воины.
   Три Ворона остались с вождем в палатке Четанзапы, остальные пошли с Чапой. Вождь почувствовал, что целительные травы, которые ему дала Уинона, оказывают свое действие. Его сердце билось ровнее, правда, он еще ощущал усталость и его продолжало лихорадить. Но он уже не боялся, что силы совсем оставят его. Дав еще несколько указаний, он вышел наружу в темноту зимней ночи, чтобы взять Буланого и собаку. Шонке раньше времени не следовало их видеть.
   Он подошел к отвесной скале и различил наверху, на гребне, мальчиков Хапеду и Часке. Они несли дозор.
   - Придут враги - прокричите совой, но только раз, ведь можно вызвать у Шонки подозрение! - крикнул он наверх отважным мальчикам; они знаком подтвердили, что поняли.
   Вождь взял животных. Он отвел их не в табун около стойбища, а значительно дальше на запад. Затем осторожно вернулся в стойбище.
   Вскоре он услышал условный крик совы. Огонь в палатке Четанзапы совсем притушили. Только несколько тлеющих угольков оставила Уинона в круглом углублении посередине. Четанзапа лежал в стороне, укрытый одеялами. Монгшонша сидела около мужа и судорожно сжимала печальную колыбель.
   Прямо у входа в палатку притаились на земле Токей Ито и три Ворона. Они уже слышали топот копыт. Шонка и его полицейские приближались к стойбищу галопом. Они подъезжали, не таясь, без всяких предосторожностей. За короткое время господства над своими разоруженными товарищами по племени эти люди уже усвоили привычки белых. Они были уверены, что их боятся, и надеялись на этот страх больше, чем на свою силу.
   Топот копыт стих. Четверо всадников остановились неподалеку от палаток. Токей Ито и Вороны услышали голоса и поняли, что враги решили сперва отвести коней в табун на краю стойбища. На это не требовалось много времени. Когда четверо полицейских собрались снова, о чем свидетельствовали их голоса, Шонка дал новый приказ. Те, что спрятались в палатке, не расслышали его, но скоро смогли понять, что он значил.
   Двое легкими шагами направились в типи Четанзапы. Вплотную друг за другом, словно один человек, шмыгнули они внутрь.
   В тот же самый миг Токей Ито и три Ворона были на ногах и повалили обоих. Старый Ворон и Токей Ито прижали их к земле, а оба молодых Ворона в это время отобрали у них оружие: сперва ружья, потом револьверы, ножи из-за пояса. Веревки были уже приготовлены, и оба были тут же связаны по рукам и ногам. Опомнившись от испуга, Шонка принялся громко кричать и браниться.
   Токей Ито и Старый Ворон выбрали себе по вкусу оружие. Горькая усмешка скользнула по губам молодого вождя, когда он снова взял в руки свое старое ружье. Это ружье имело длинную историю. Последний раз он лишился ружья, когда был пленён в форту, и Шонка получил его, наверное, от Рэда Фокса.
   Пока вождь и Старый Ворон вооружались, молодые Вороны взвалили обоих пленников на плечи и потащили вон из типи.
   Из палатки Чапы тоже послышались крик и брань. Молодые Вороны встретили по дороге Чапу - Курчавого и Острие Копья, которые точно так же тащили своих пленников.
   Связанных оставили в палатке Шонки, единственной, которая оставалась на месте. Младший из Воронов остался охранять их.
   Пленники прекратили ругаться, они уже поняли, что это бесполезно. Молодой Ворон курил и пытался сдержать злобу, которую он испытывал к изменникам. Токей Ито запретил убивать пленников, чтобы не вызвать без нужды месть белых. Молодой человек был не согласен с этим, но подчинился.
   В глубине палатки сидела Белая Роза, молодая жена Шонки. При свете раздутого ею очага она выглядела очень бледной. Плененный Шонка смотрел на нее выжидающе, потому что она не была связана. Для охраняющего молодого Ворона жена изменника была пустым местом; он смотрел мимо нее и даже словно бы сквозь нее. И под этим взглядом Белой Розе начинало казаться, что плоть и кровь ее уже и верно не существуют. И она пела про себя песню смерти, заставляла свое сердце навсегда заснуть. Люди прерий имели большую власть над собственным телом. А Белая Роза хотела умереть, потому что ее муж был предатель.