Вельскопф-Генрих Лизелотта. Токей Ито (Сыновья Большой Медведицы - 3)

   Судно сразу стало сносить. Никто не произносил лишних слов. Все следили за рекой. На берегу собрались люди поглазеть на" переправу. Их очень интересовало, как справится паром с высокой водой и ледоходом.
   Суденышко уже пересекло середину реки и направлялось к западному берегу, когда его завертело. Река завладела им. Паром содрогнулся от сильного подводного удара. Все дальнейшее разыгралось с ужасающей быстротой. Руль отказал. Неуправляемое судно понесло вниз по течению. Последовал еще один удар, сбоку. Паром сел на мель. Тотчас у его борта взгромоздились ледяные глыбы. Паромщик завопил:
   - Спасайся, кто может!
   Седой пассажир сбросил куртку, чтобы легче было плыть. Водяной вал, кроша застрявшие льдины одна о другую, покатился через палубу, обдавая холодом, слизнул его куртку. Боб снял единственный на борту спасательный круг и протянул его незнакомцу. Тот смутился, но круг взял.
   Пит был уже в воде и плыл. Мул, который оказался плохо привязанным, вместе с грузом поплыл вниз по течению. Боб и индеец с дорогой цепью на шее освободили лошадей. Животные скользили, падали, становились на дыбы, бились от страха. Понка подскочил к ним. Жестом он распорядился, чтобы хорошо одетый индеец позаботился о седом господине, а сам с Бобом занялся лошадьми. Седой господин со своим спутником одновременно прыгнули в воду. Понка, оставшийся с Бобом, показал, что умеет обращаться с лошадьми: не прошло и полминуты, как животные были в воде. А сам Джек, бросаясь в реку, не счел нужным снять что-нибудь и даже стесняющее движение пончо оставил на себе.
   Питу первому удалось достичь берега. Он выбрался на сушу и помчался к тому месту, куда должны были подплыть лошади. Ждать ему пришлось недолго; вскоре охваченные страхом животные уже, отряхиваясь, вылезали на берег, карабкались по склону наверх. Пит схватил за узду своего гнедого. Понка еще в воде забрался на пегого, принадлежащего незнакомому индейцу. Серого в яблоках он держал за повод. Потом Пит и Джек заметили ниже по течению мула, который вместе с багажом выбрался на берег и понесся к югу. Пит занялся его поимкой.
   Спасся и седой господин, которому помогли индеец и Боб. Насквозь мокрые, дрожащие от холода, спотыкаясь, они поднялись на высокий берег в хижину из коры, которая, видимо, служила пристанищем паромщику. Хозяина нигде не было...
   Понка и Боб остались вдвоем под открытым небом. Они набрали дров, разложили костер и разделись, чтобы согреться и высушить у огня одежду и оружие. Понка и тут не снял хлопчатобумажной рубашки, оставив ее сохнуть на теле.
   Боб посматривал на хижину и лошадей. Незнакомый индеец снова вышел наружу обтереть своих коней, которые были такие же озябшие и жалкие, как и люди. Пит возвратился с неудавшейся охоты за навьюченным мулом.
   - Настоящее свинство! - Он остановился, широко расставив ноги. - Все мокрое! И выстрелить не из чего! Но письма у меня в сохранности. Карман не промок!
   Боб кивнул.
   - Злая река, дикая река. - Пит исчез в хижине, а Боб повернулся к Джеку. До сих пор он разговаривал с понкой по-английски, теперь же заговорил по-индейски:
   - Ты знаешь, кто эти люди? Это Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Волшебная палочка, который умеет рисовать картины, и его краснокожий брат Длинное Копье, шайен, которого он выкупил из резервации.
   Понка кивнул.
   - Боюсь, что Длинное Копье узнал тебя, - тихо добавил Боб на языке дакотов.
   - Ему знаком мой шрам на лбу, который я получил еще ребенком в схватке с орлом. Но он будет молчать.
   Тут они оборвали разговор, потому что Пит снова вышел из хижины и шел к ним. Боб и Джек безмолвно поднялись.
   - Ну что ж? Отчего мы замолчали? - заговорил Пит. - Художник остался без денег, его бумажник уплыл вместе с курткой. Хочет с нами поехать в Рэндол, там он свяжется с банком и снова станет богат...
   Спасшиеся скоро двинулись в путь. Пит уселся на своего гнедого, шайен Длинное Копье - на пегого. Боб держал наготове серого в яблоках для художника, который последним покинул хижину. Лошади поскакали, скороходы побежали, и никому уже не было холодно. А когда они наконец достигли форта Рэндол, то и сами они, и лошади, и оружие были сухие.
   Путники подъехали к воротам. Страж засомневался, впустить ли художника и его спутника, и спросил, кто они.
   - Дан Моррис и Длинное Копье - шайен.
   Кто-то из вольных всадников по просьбе Пита сбегал к коменданту и вернулся, сообщив, что Моррис и его спутник - желанные гости на форту.
   - Входите и вы! - покровительственным тоном позвал Пит обоих скороходов, Боба и Джека. - Вы несете у нас службу, и для вас найдется местечко в конюшне.
   Боб Курчавый вопрошающе посмотрел на Джека-понку. Тот как будто выразил согласие, и предложение было принято. Группа разделилась. Пит с Моррисом отправились к коменданту. Длинное Копье и оба скорохода повели в конюшню лошадей. Индейцы и негр не сказали друг другу ни слова. Когда животные были размещены, Длинное Копье удалился. Боб и Джек взяли себе чистой соломы и улеглись в углу конюшни: они очень устали.
   В середине дня в конюшне снова появился Длинное Копье. Он посмотрел лошадей и подошел к Джеку и Бобби.
   - Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Волшебная Палочка хочет нарисовать Джека-понку.
   - Бумага и краски гуляют вместе с мулом где-то на берегу Миссури, ответил Джек. - Уж не поехать ли мне назад, поймать этого мула и доставить его художнику Моррису, Желтой Бороде?
   Длинное Копье опустил глаза.
   - Ты придешь? - только и спросил он.
   - Я приду, - ответил после некоторого раздумья понка. Он проворно поднялся с земли и последовал за шайеном.
   Длинное Копье провел понку через двор к похожему на башню строению. Светлое помещение, предоставленное художнику, видимо, обычно служило для наблюдения. Моррис сидел за столом и рассматривал какие-то бумаги.
   Когда вошел понка, он поднялся, чтобы, как подобает, приветствовать своего гостя, предложил ему сесть, а когда уселся индеец, сел сам. Сея и Длинное Копье. Моррис предложил табаку. Понка и шайен набили трубки. Но и когда они сделали по затяжке, а художник раскурил дорогую сигару, - наверное, подарок коменданта, - разговор так и не завязался. Из окна комнаты открывался вид на территорию форта и окружавшую его холмистую местность. Все трое долго смотрели в окно, потом постепенно стали приглядываться друг к Другу.
   Художник схватил маленький клочок бумаги, написал что-то и протянул пойке. Тот прочел: "Гарри-Токей Ито". Понка свернул бумажку, высек огонь и сжег ее.
   - Что тебе от меня надо? - спросил он художника.
   - Мы молчим.
   - Я знаю. Иначе вы бы так и плавали в Миссури.
   - Я просил тебя прийти. - Художник подыскивал наиболее простые и понятные для гостя слова; раскрашенное лицо индейца не позволяло видеть выражение его лица. - Мы в первый раз встретились с тобой тринадцать лет назад в палатке твоего отца Матотаупы. Ты был тогда еще мальчиком. Мы встречались с тобой потом еще два раза... Твоего отца дакоты изгнали, белые люди погубили его своим виски. А ты стал нашим разведчиком, и было тебе девятнадцать лет. Теперь тебе двадцать четыре, и ты вождь своего племени. Что с твоим отцом?
   - Белый человек по имени Джим, эта лисица, которая называет себя еще Фредом Кларком, убил моего отца.
   - Такой конец... - Художника передернуло.
   И снова воцарилось молчание. Художник взял в руки один из листочков, лежащих перед ним на столе.
   - Может быть, не к месту, - сказал он наконец, испытывая сомнения, - но все же тебе надо это прочесть. Ты слышал что-нибудь о племени сахаптин?
   - Маленькое племя на северо-западе, - индеец снова раскурил погасшую трубку.
   - Маленькое отважное племя. Сахаптин хотели переселиться за границу, в Канаду, чтобы их у нас в штатах не загнали в резервацию. В середине зимы они тронулись в путь, по снегу и льду брели они с женщинами и детьми, через горы. Много их замерзло и заблудилось, и границы достигла лишь горстка людей. Здесь у меня корреспонденция о выступлении вождя, когда ему пришлось капитулировать. - И художник протянул индейцу листок.
   Тот медленно прочитал. Возвращая листок, он сказал:
   - Большой Отец в Вашингтоне и многие маленькие отцы, которые помогают ему править, - удивительные люди. Они подобны всаднику, который тянет лошадь за повод назад и в то же время стегает ее. Они тратят много усилий, чтобы удержать краснокожих людей, и сами же мучают их в резервациях.
   - Ты знаешь, что дакоты месяц назад должны были переселиться?
   - Хау. В середине зимы.
   Моррис задумался, стоит ли задавать другие волнующие его вопросы. И решил - стоит:
   - Что будут делать дакоты?
   - Об этом тебе надо спросить верховных вождей.
   - Возможно, у тебя есть вопросы к нам... Джек?
   - Нет. Или вы хотите мне сказать, по какому праву белые нарушают скрепленные священными клятвами договоры?
   Художник опустил глаза.
   - Тебе известно, - запинаясь произнес он, - что я не убил и не предал ни одного дакоту. Я не знаю, будете ли вы бороться против нашей армии, но если будете, вы потерпите поражение...
   - Но может быть, - сказал Джек-понка, который в действительности звался Токей Ито и был дакотой, - может быть, ты знаешь, Далеко Летающая Птица, почему те самые белые люди, которые боролись, чтобы освободить негров-рабов, теперь борются за то, чтобы запереть дакотов в огромную тюрьму, которую они называют резервацией?
   Художник пристально посмотрел на индейца.
   - Негры остаются рабочей силой для наших фермеров и предпринимателей и в том случае, если они свободны. Дакоты же хотят устроить свое собственное государство и жить по таким принципам, от которых нет пользы для их хозяйства.
   - Значит, раз люди не приносят вам пользы, им не надо и жить?
   - Джек, победители в гражданской войне подверглись коррупции и зазнайству. Нами совершенно непостижимым образом распоряжаются республиканские стальные магнаты. Наверное, это когда-нибудь изменится, но для вас уже будет поздно...
   - Ты слышал, Далеко Летающая Птица, что-нибудь о дакотах из Миннесоты, которые четырнадцать лет назад ушли в Канаду?
   - Они и сейчас живут там на реке Су рис.
   - Я ухожу. - Индеец поднялся. - Ты никогда не нарисуешь моего портрета, Далеко Летающая Птица, Волшебная Палочка.
   - Мы еще увидимся?
   - Я думаю - нет. - Индеец взялся уже за дверную ручку, художник остановил его.
   - Джек, ты был разведчиком, и ты должен помнить Генри-Генри - инженера, молодого друга Джо Брауна, этого известного пионера Юнион Пасифик. Помнишь его?
   - Я помню.
   - Генри собирается ехать на форт в верховьях Найобрэры. Он промотал свои деньги, потерпел большую неудачу на службе и хочет теперь хоть чего-нибудь добиться. Через Блэк Хилс должны строить железнодорожную ветку, Генри...
   - Генри лучше вернуться в города востока.
   - Ты не пощадишь и его?
   Индеец сделал вид, будто бы не слышал этого вопроса. Он вышел и тихо затворил за собой дверь. Художник Моррис сидел в светлой комнате, но ему показалось, что стало темно.
   - Длинное Копье?
   - Да?
   - Я потерял дружбу человека, которого ценю. Они будут убивать друг друга... - Художник испугался и замолчал: он услышал на лестнице шаги поднимающегося человека; индеец ушел совершенно бесшумно.
   Постучали. В комнату вошел человек лет тридцати.
   - Моррис! - крикнул он. - Мы у коменданта так скоропалительно поздоровались! Что за свиданье после многих лет! Это же должно быть гораздо торжественнее! Я притащил тут отборного виски!
   - Генри, ты губишь себя!
   - Только сегодня, последний раз! На прощанье! Завтра я еду к Смиту! Снова начинается жизнь в глуши! Мой старый покровитель и наставник Джо Браун строит Норт Пасифик, а Генри-Генри будет строить дорогу к золотым приискам Блэк Хилса! Итак!..
   Моррис глотнул виски.
   Длинное Копье отставил в сторону наполненный стакан.
   - С кем ты едешь на Найобрэру? - с тревогой спросил Моррис.
   - С двумя отличными скаутами Бобом и Джеком. Пит говорит, что неохота ему появляться среди дакотов.
   - И тебе тоже не надо, Генри! О боже мой, оставь ты это!
   - Ну что ты, Моррис! Так бояться нашего бывшего скаута Гарри? Теперь он, правда, вождь рода Медведицы и орудует у Найобрэры...
   - Откровенно говоря, я боюсь за тебя! - Художнику стало немного легче, потому что он с чистой совестью смог сказать по крайней мере половину правды. - Если Джо Браун, твой старый друг, был бы здесь, он бы посоветовал тебе то же, что и я.
   Генри опрокинул содержимое стакана в глотку.
   - О нашем Гарри насочиняли много легенд! Держи револьвер наготове - и вот вождь уже валяется носом в траве.
   Моррис содрогнулся.
   - О Моррис, такая нежная натура! Если уж на форту Рэндол тебя при одном упоминании Гарри бросает в холодный пот, то поезжай лучше домой! Ведь этим летом в прерии будет, пожалуй, пожарче, чем обычно!
   - Оставь свои смешки, Генри! И, во имя самого неба, не езди с этими скаутами на Найобрэру! Подожди! Через четыре дня туда отправятся кавалеристы, транспорт с оружием...
   - Я же не ребенок! Я везу туда письмо, в котором полковник Джекман и сообщает об этом подкреплении.
   - Непостижимо! Гражданское лицо в роли курьера! Просто невероятно, с каким легкомыслием мы подчас действуем!
   - Успокойся! Комендант дал мне надежных скаутов! У меня есть еще и поручение прессы. Я буду первым, кто напишет о Найобрэре по личным впечатлениям. До скорого свиданья!
   - Будем надеяться...
   Когда индеец Джек-Гарри покинул комнату художника, он через окно заметил инженера, проходящего через двор. Поэтому по лестнице в башне он направился не вниз, а немного наверх. Как только Генри захлопнул за собой дверь, индеец бесшумно спустился по ступенькам к двери и стал прислушиваться. Так он узнал, о чем говорили Моррис и Генри. Оставив помещение несколько раньше Генри, индеец вышел из башни и направился к конюшне, в которой они спали вместе с Бобби Курчавым. Он нашел негра сидящим на корточках в уголке конюшни и подсел к нему.
   - Генри завтра едет на Найобрэру с письмом к Смиту, - сказал он на языке дакотов. - Мы с тобой сопровождаем его. Письмо майор Смит не получит.
   Боб ничего не ответил. Генри в его глазах был слишком мелкой рыбешкой.
   - Здесь у форта затевают резервацию для дакотов. Это будет восточный угол, - сказал он.
   - Больше ты ничего не узнал? - спросил индеец.
   - Как же, узнал. Резерваций будет несколько, и племя дакотов должно быть разделено. У форта Робинсон они строят бараки агентуры. Там поселятся люди, которые будут командовать воинами-дакотами. Они все уже тут собрались. Майор Джонс уходит на пенсию и будет агентом резервации. Но он не хочет доживать век свой в глуши и возьмет себе заместителя. Джонни Толстый, плешивый букмекер, собирается открыть при агентуре гостиницу. Беззубый Бен подумывает о том, чтобы форт на Найобрэре снова превратить в факторию, конечно когда он перестанет нас опасаться! Границы резервации все еще не определены.
   - Границы существуют только на карте, а не в прерии. Нас господа не принимают в расчет. Если бы только явились восемьдесят воинов, о которых я просил нашего верховного вождя, я бы разворотил весь форт Рэндол, пока играли в хоккей.
   - Ты бы это сделал. Но восьмидесяти воинов не было, и тебе удалось только сунуть нос в кое-какие бумаги да прихватить сигару. А форт Рэндол остался существовать. Брат мой, ты знаешь, я боюсь, что дакоты совершают большую ошибку. Они до сих пор охотятся на бизонов. Бизонов становится меньше и меньше. А дакоты так и не научились разводить скот.
   - А как с твоим коневодством, Чапа - Курчавый?
   - Тебе это известно. Два жеребенка у меня околели.
   - Чапа, этим летом нам надо посерьезнее подумать о домашних бизонах.
   - Этим летом нам придется думать об оружии, я вижу к тому идет. А вот что мы будем делать потом?
   - В резервации? - гневно спросил индеец.
   - В резервациях, которые нам выделяет Большой Отец, мы не сможем жить как фермеры. Они слишком малы и слишком много в них негодной земли. Но мы не можем и вечно охотиться на бизонов. За два последние лета бизонов стало вдвое меньше.
   - Ну что же? - не отставал Курчавый.
   - Мы должны оставаться свободными и чему-то учиться. Только свободный человек хорошо учится. Я заслужил теперь у наших людей достаточный авторитет и буду говорить с ними о тебе и о твоих палатках, как только окончится большая борьба.
   Курчавый положил руки на плечи своего товарища.
   - Хорошо, ты сказал правильно. Я был сыном раба. Отец убежал со мной к вам. Я не хочу снова стать рабом вместе с вами.
   - Тебе никто не мешает уйти, куда тебе нравится.
   - Брат мой, ты можешь сказать это и самому себе. Ты десять лет и зим жил вдали от племени. Только два лета как ты вернулся, чтобы разделить с нами тяжесть борьбы и нелегкий конец нашего пути пройти с нами вместе. Ты думаешь, я уйду от вас и все забуду? Если бы я и хотел это сделать, я все равно не смогу. Моя жизнь -это наши палатки, наши женщины, дети, моя жизнь - это мои товарищи. И мои товарищи мне дороже, чем моя жизнь! - Чапа - Курчавый произнес все это очень тихо, взгляд его был устремлен на дощатую переборку конюшни, и ничто не выдавало его чувств.
   На следующее утро Генри-Генри сидел у себя в комнате и перебирал содержимое бумажника. Да куда же запропастился этот ниггер? Ага, стук копыт! Значит, все-таки у парня заговорила совесть и он ведет ему лошадь.
   Молодой инженер, он же - курьер и газетный корреспондент, выбрался наружу и взгромоздился на коня. Быстрой рысью он поскакал через двор. Ворота раскрылись перед ним. Завывал северный ветер, но солнце светило ярко, и небо над холмистой прерией было голубым. Генри миновал ворота. От столба отделилась высокая фигура в хлопчатобумажной рубашке, бархатных штанах в пончо. Черные, расчесанные на пробор волосы были заплетены в косы, черты худого лица искажены черно-белой раскраской.
   Жестом, похожим на жест Роуча, Генри плеткой указал скороходам, что их место впереди. Он пустил кона в галоп и, несмотря на свое состояние, испытывал безумную радость, что и скороходам придется бежать так же быстро. Однако казалось, им это не стоило никаких усилий. Генри же в седле выматывался, пожалуй, больше, чем они.
   Около полудня ландшафт изменился. Трава стала чахлой, под копытами запылил песок. Форт Рэндол давно исчез из поля зрения. Генри сделал остановку и поел. Скороходы безмолвно ждали.
   И остальной день прошел в дороге. Они пересекали песчаные гребни, поросшие высокой травой долины. Когда стало смеркаться, индеец и негр вывели Генри на берег Найобрэры и предложили сделать привал. Тот согласился.
   - Разведи костер! - приказал он Джеку.
   Человек в пончо уселся против белого:
   - Мы не разведем костра.
   - Вздумал дерзить мне! Тон, как когда-то у Гарри! Но эти времена для вас, индсменов, миновали. Собирай дрова и разводи костер. За что только тебе платят?
   Тихо шумела река, посвистывал ветер. Генри стукнул рукояткой плетки по земле:
   - Ну, скоро ты?!
   - Нет.
   Вскипающая ярость побуждала Генри хлестнуть индейца плеткой. Но был он в глуши, наступала ночь, а у индейца был револьвер. "Лучше бы приказать разжечь костер Бобби Курчавому", - подумал Генри; однако зло брало его, и не мог он идти на поводу у этого дерзкого индейца, и отступить он уже не мог. Но он мог еще сделать шаг в сторону.
   - Грязный краснокожий! Соскреби эту краску со своей рожи!
   Генри не получил, как ожидал, дерзкого ответа. Индеец молча достал маленькую баночку, лоскуток кожи и принялся тщательно стирать жиром раскраску с лица.
   Генри был доволен, что его второй приказ незамедлительно исполняется. Он с интересом наблюдал превращение раскрашенной маски в человеческое лицо. Индеец удалил последние следы краски. Выглянувший месяц заиграл на поверхности реки, осветил индейца. Лишения и страдания иссушили и обострили черты его лица.
   Генри вгляделся в этого человека и узнал его. Нижняя челюсть Генри так и отвисла, уголки рта задрожали. Он выхватил из-за пояса револьвер, но прежде чем успел спустить курок, свалился на землю. Индеец поднялся и вытащил из тела Генри нож. Вычистил лезвие, воткнув его в землю, сунул в ножны. Револьвер Генри дакота отдал Бобби Курчавому, бумажник с письмом майору Смиту взял себе. Сияв с трупа одежду, индеец закурил с Курчавым в темноте трубку.
   Об убитом дакота больше не вспоминал. Народ боролся, дакотов никто не щадил, и Гарри никто не учил милосердию. Краснокожие люди и белые люди с детства приучили его к тому, что иначе и быть не может и что убить врага большая заслуга...
   - Что же дальше? - спросил Чапа - Курчавый у своего вождя.
   - Наш разведчик Ихазапа должен быть поблизости с лошадьми.
   - Ты веришь этим пауни, которые убили твою мать, когда ты был еще ребенком, ты веришь абсарокам, против которых Татанка Йотанка боролся еще молодым воином?
   - Тем, которые придут, я верю.
   - Ну как хочешь. Я не буду стоять на пути твоих планов.
   Дакота взбежал на самую высокую из ближних возвышенностей и завыл койотом. В течение получаса он четырежды повторил этот сигнал. И вот в свете луны показался индеец на коне. Он вел в поводу двух мустангов. Одного - с большим трудом. Это был буланый жеребец, который поднимался на дыбы, бил копытами и пытался вырваться. Вождь помахал рукой. Молодой воин отпустил жеребца, и животное понеслось к своему хозяину, который приветствовал его тихими певучими словами. Другого коня индеец передал Чапе - Курчавому. Вождь подал знак говорить.
   - Для того чтобы с тобой говорить, тут есть больший, чем я, - ответил молодой воин. - Верховный вождь Тачунка Витко прибыл ночью с тремя воинами.
   Едва прозвучали эти слова, Токей Ито был уже на коне.
   - Веди нас к нему, Ихазапа!
   Галоп не длился и четверти часа. В долине они нашли четырех мужчин. Окружающие холмы бросили длинные тени. Здесь тоже не было разведено огня.
   Когда подъехавшие спешились, один из сидевших на земле мужчин поднялся. У него была такая же гордая осанка, как и у молодого военного вождя, и одет он был так же, как он. В неясном ночном свете взгляды их встретились. Они впервые виделись с тех пор, как Гарри вернулся в свое племя. Раньше эти люди враждовали друг с другом. В последний раз они были соперниками в мирном состязании на большом летнем празднике нескольких племен. С минуту оба молчали.
   - И вот ты здесь, - мрачно произнес глухим голосом верховный вождь. - У меня был твой посланник. Я сам принес тебе ответ. Шестьдесят воинов-дакотов приходят к вашим палаткам. Также дали согласие десять воинов пауни со своим вождем и пять воинов абсарока с вождем. Мы готовы принять их бороться на нашей стороне. Все эти воины и вожди будут у нас, как только сменится луна.
   - Слишком поздно. - Молодой вождь сказал это без упрека, без сожаления. Длинные Ножи еще до смены луны получат шесть фур со снаряжением и продовольствием. Нам надо напасть на эти фуры. Они не должны достичь форта на Найобрэре. Раз наши братья, которые хотят вместе с нами бороться, придут поздно, нам надо действовать самим.
   - Да. И я верю, что ты с этим справишься. Уже два лета и три зимы ты кружишь над Смитом и его людьми, как орел над стадом хромых антилоп. Сколько воинов у тебя?
   - Двадцать четыре человека из союза Красных Оленей. - Токей Ито снова повернулся к Ихазапе: - Где сейчас наши палатки? Где Четанзапа?
   - Наши палатки уже покинули горные леса, - сообщил разведчик. - Они на Лошадином ручье. Четанзапа вместе со всеми, кто принадлежит к союзу Красных Оленей, на полпути между нашим стойбищем и фортом майора Смита. Они готовы идти с тобой в бой.
   - Вот это и есть двадцать четыре. Достаточно, если будем действовать быстро и разумно! Скачи назад к Четанзапе и скажи ему, что в ближайшие дни я буду у них. Чапа - Курчавый, - продолжал давать указания молодой вождь, - ты останешься здесь и выслушаешь, что сообщит разведчик, который есть у нас теперь в форту Рэндол. Нам надо точно знать день, когда выступит лейтенант Роуч со снаряжением. Я же сам тем временем съезжу в Сент Пьер.
   Молодой вождь подошел к своему Буланому.
   - Мне надо в форт Сент Пьер, - повторил он верховному вождю. - Или, может быть, ты дашь мне магазинное ружье? Оно нужно мне для захвата колонны.
   Тачунка Витко усмехнулся:
   - Я не могу тебе дать магазинное ружье, Токей Ито, но в Сент Пьер мы поедем вместе.
   Мужчины вскочили на коней. Ихазапа и Чапа готовились к выполнению данных им поручений, а молодой вождь уже скакал с Тачунка Витко и его воинами на северо-восток.
   Путь вождей лежал через травянистые прерии, через пустынные, оставленные людьми и животными каменистые пространства. Мустанги были неутомимы. Буланый молодого вождя хорошо отдохнул и несся с завидной энергией. Они ехали все утро и только около полудня сделали первую продолжительную остановку у озерца, под прикрытием холмов и кустарника. Они растянулись на своих одеялах, однако не спали, а лишь немного поели.
   Тут им представилась возможность в первый раз спокойно рассмотреть друг друга. Молодому вождю показалось, что его верховный вождь за прошедшие четыре года, что они не виделись, почти не постарел. Но все же он изменился. В обычном для его лица выражении отваги затаилась какая-то горечь. Уголки рта опустились, складки, сбегавшие вниз от крыльев носа, стали глубже. Глаза, которые индеец от солнца, ветра и пыли обычно прикрывает опущенными веками, были у Тачунка Витко широко раскрыты. И этим открытым взглядом встречал он теперь младшего - Токей Ито. Верховный вождь принялся объяснять то, на что предшествующей ночью не было времени.