Пири постарался подавить вырвавшееся у него восклицание.
   — О, какие же поганые языки у этих девчонок! Как давно это было?
   — Кажется, лет пять назад.
   — Хм. Могу сказать подобное и относительно себя. Как-то я подслушал, как Варберт называет меня странным гибридом совы, цапли и росомахи. В другой раз Юссери говорил обо мне как о домашнем дьяволе и советовал подарить мне цепи, чтобы я гремел ими, разгуливая по дому.
   — Какая грубость! — возмутилась Уэйнесс, однако с трудом подавила смех.
   — Я тоже так думаю. Три дня спустя я созвал всех их на семейный совет. Я сказал им, что меняю свое завещание и решил посоветоваться с ними, оставить ли все Обществу натуралистов или Союзу Защиты Сов и Росомах. Они замолчали, потом, наконец, Шалис, очень нервно сказала, что возможно и то, и другое. Я заявил, что она, без сомнения, права, и я еще подумаю над этим вопросом, когда буду ставить подпись, и встал. Мойра спросила, зачем я пристегнул к поясу цепочку, на что я ответил, что мне нравится, как она звенит, когда я хожу по дому. — Пири снова закашлялся. — С тех пор и Варберт, и Юссери стали вполне вежливы. Они, кстати, выразили гораздо больше энтузиазма относительно твоего приезда, чем мои доченьки, и все хотят тебя познакомить с подходящими молодыми людьми. Вернее, с теми, кого они таковыми считают.
   — То есть сначала они меня осмотрят, а потом решат, что мне больше всего подходит какой-нибудь собачник или долговязый студент богословия, а то и того более, какой-нибудь юный писец из конторы Юссери. Начнут выспрашивать, как мне понравилась Старя Земля и где в точности находится Кадвол, поскольку ни один из них там ни разу так и не удосужился побывать.
   Пири залился каким-то отрывистым, отдаленно напоминающим лай собаки, смехом.
   — Ну, такие разговоры здесь неизбежны. Разве что ты встретишь какого-нибудь члена нашего Общества, которых, к несчастью, осталось всего восемь.
   — Девять, дядя Пири, девять! Разве вы забыли?
   — Да нет. Тебя-то я как раз сосчитал, но на сегодняшний день мы должны вычеркнуть сэра Реджиса Эверарда, поскольку он, увы, скончался.
   — Какая ужасная новость, — прошептала девушка.
   — Увы, увы, — Пири посмотрел куда-то через плечо. — Что-то темное стоит позади меня, и тени сгущаются вокруг его пальцев.
   Уэйнесс тревожно вгляделась в темноту.
   — Вы загадываете мне загадки…
   — Возможно, — хмыкнул Пири. — Ах, да, надо бы мне выражаться поточнее. Не забывай, что смерть заготовила множество дел живущих! И сколько их — священники, мистики, могильщики, слагатели од и эпитафий, доктора, палачи, похоронные клерки, резчики по камню, а также те, кто вскрывает могилы… Последнее обстоятельство заставляет меня спросить, не наткнулась ли ты еще на Адриана Монкурио? Нет? Это имя раньше или позже все равно всплывет на твоем пути. Как ты помнишь, именно он «презентовал» мне две греческие амфоры.
   — Иметь в приятелях профессионального грабителя могил дело полезное, — задумчиво изрекла Уэйнесс.
IV
   Прошло две недели. Пири пригласил на обед своих дочерей, Мойру и Шалис, с их мужьями Варбертом и Юссери. По этому случаю Уэйнесс решила надеть свой новый костюм. Он состоял из темно-багрового пуловера с высоким воротником и такого же цвета юбки, плотно облегающей бедра и заканчивающейся где-то у щиколоток.
   Увидев ее спускающейся по лестнице в этом наряде, Пири не смог удержаться от восклицания:
   — Клянусь всеми святыми, Уэйнесс! Ты час от часу становишься все очаровательней!
   Девушка подошла и чмокнула его в щеку.
   — Опять ты мне льстишь, дядя.
   Пири недоверчиво хмыкнул.
   — Да уж я не думаю, что ты сомневаешься в своем очаровании.
   — Стараюсь, — с улыбкой вздохнула его племянница.
 
   Вскоре начали прибывать гости. Пири встречал их у двери, и на какое-то время зал заполнился гулом приветствий и радостных восклицаний в адрес Уэйнесс. Кузины сначала придирчиво осмотрели ее со всех сторон и затем возбужденно защебетали.
   — Боже, как ты выросла! Шалис, ты только посмотри, девочку просто не узнать!
   — Вот уж действительно, в тебе теперь трудно увидеть ту ужасную дикарку, которая считала нашу землю странным и пугающим местом.
   — Так или иначе, но время действительно меняет нас всех, — виновато улыбалась в ответ девушка. — Я тоже помню вас гораздо более молодыми.
   — У них теперь слишком много светских обязанностей, и потому жизнь крайне тяжела, — язвительно вставил Пири.
   — О чем ты, папа?! — возмутилась Мойра.
   — Ах, не обращай внимания, Уэйнесс, дорогая. Мы всего лишь самые обыкновенные женщины, хотя и принадлежим к высшему обществу, — примирительно прощебетала Шалис.
   Тут подошли мужья, и их сразу же представили девушке.
   Варберт оказался высоким и тощим, с орлиным носом, пепельно-светлыми волосами и небольшим подбородком. Юссери был пониже, поплотнее, с пухлыми щеками, медоточивым голосом и сентенциозной манерой говорить. Варберт вел себя как утонченный эстет, какового может удовлетворить лишь полное совершенство. Юссери же казался более терпимым в своих суждениях, хотя и не уступал своему шурину в меткости суждений.
   — Так вот она, знаменитая Уэйнесс! Помесь сорванца и книжного червя! Я же говорил тебе, Варберт! Она оказалась совсем другой!
   — Я предпочитаю избегать предварительных оценок, — равнодушно изрек Варберт.
   — Да, да! — вмешался Пири. — Это признак дисциплинированного ума!
   — Согласен. Таким образом, я всегда оказываюсь готовым ко всему в любое время и в любой ситуации. Никто не знает заранее, что именно может принести нам внешний мир в следующую минуту.
   — Ну а я сегодня по такому случаю все-таки надела туфли, — продолжала развивать свою тему Шалис.
   — Какая странная девица! — прошептал Варберт на ухо Мойре.
   — Пройдемте, выпьем по стакану вина перед обедом, — предложил Пири.
   Все отправились в гостиную, где был сервирован шерри, и где Уэйнесс снова стала объектом всеобщего внимания.
   — Почему ты решила приехать на этот раз? — поинтересовалась Мойра. — Есть какая-то особая причина?
   — Я занимаюсь некоторыми исследованиями в области раннего периода Общества натуралистов, — ответила девушка. — А также хочу немного попутешествовать.
   — Одна? — изумилась кузина, вскинув брови. — Это неразумно для молодой и неопытной девушки.
   — Одна она не останется, — вполне разумно заметил Юссери. — Во всяком случае, надолго.
   Шалис быстро остудила своего слишком горячего муженька пронзительным взглядом.
   — Мойра совершенно права. Наш мир, конечно, замечателен, но на самом деле по темным углам здесь прячется немало странных существ.
   — Я сам часто вижу их, — подхватил Пири. — Например, они очень любят прятаться в клубе Университета.
   Тут Варберт счел нужным вмешаться.
   — Что вы говорите, Пири! Я бываю в клубе Университета каждый день! У нас там самое изысканное общество.
   — Может быть, я слишком резок в суждениях, — передернул плечами Пири. — Но вот мой друг Адриан Монкурио гораздо более бескомпромиссен. Он утверждает, что все порядочные люди уже покинули Землю, оставив на ней только выродков, всяких нимпов, суперинтеллектуалов и сладкопевцев.
   — Это полный абсурд, — процедила Мойра. — Ни один из нас не подпадает под эти категории.
   — Кстати, о музыке, — примирительно вступил в разговор Юссери. — Ты будешь участвовать в концерте?
   — Меня просили об этом, — с важностью ответила Мойра. — Я буду играть или «Реквием по мертвой русалке» или «Птичью песню Йестерайра».
   — Особенно хорошо тебе удается именно «Песня»! — подхватила Шалис. — Там есть прелестные куски.
   — Я бы с удовольствием выпил еще этого замечательного шерри, — опять сменил тему Юссери. — Шалис, ты уже пригласила на концерт Уэйнесс?
   — Разумеется, я с радостью ее жду. Но там в этот раз не будет свободных молодых людей, да я и сомневаюсь, что ее кто-нибудь вообще заинтересует.
   — Не важно, — ответила Уэйнесс. — Если бы я хотела, чтобы мной интересовались, я осталась бы на Кадволе.
   — Неужели? — вздохнула Мойра. — А я думала, что Кадвол это такая резервация, где единственным развлечением является уход за больными животными!
   — А ты бы как-нибудь посетила Кадвол и увидела бы все собственными глазами. Думаю, ты сделала бы немало открытий!
   — Без сомнения, но я не способна на такие авантюры. Я плохо переношу отсутствие удобств, плохую кухню и надоедливых насекомых.
   — Разделяю твое мнение вполне, — согласился Варберт. — Кто-то в свое время справедливо изрек, что другие миры не созданы для обитания человека, и вообще Сфера Гаеан — образование неестественное.
   Юссери весело рассмеялся.
   — Да уж, мы, земляне, по крайней мере, избавлены от таких экзотических болезней, как большеглазие, трясоножество, чанг-чанг и лихорадка Денге.
   — Не говоря уже о пиратах, рабах и прочих ужасных вещах, что творятся повсюду за пределами Земли.
   — Обед подан! — появилась в дверях Агнес.
 
   Вечер закончился весьма галантно. Юссери официально пригласил Уэйнесс на концерт, и не успела она ответить, как Шалис язвительно процедила:
   — Будь же милостив, Юсси! Дай бедной девочке возможность решить самой. Если она захочет пойти, то сумеет нас и так известить об этом.
   — Вот это разумно, — улыбнулась Уэйнесс. — Спокойной ночи всем!
   Гости уехали. Пири и Уэйнесс остались в гостиной одни.
   — Они люди неплохие, но, увы, не типичные земляне, — вздохнул Пири. — И не проси меня более точно определить тип своих соотечественников, поскольку типы их чрезвычайно разнообразны, и порой удивительны. Конечно, есть и чрезвычайно опасные особи, как говорила Мойра. Земля — планета очень старая, поэтому гнили на ней достаточно.
   Потекли дни, складывавшиеся в недели. Уэйнесс читала всевозможные документы, включая подзаконные акты Общества, множество дополнений к ним, наслоившихся за века. Эти акты были почти наивными в своей простоте и, казалось, покоились на принципах всеобщего альтруизма, не иначе.
   Уэйнесс обсуждала эти акты с дядей.
   — Они удивительно курьезные, и порой почти вынуждают секретаря становиться жуликом. Я вообще удивляюсь, что Нисфиту еще что-то осталось. Секретарь, в первую очередь, член Общества, и должен быть джентльменом и человеком безукоризненной честности почти по определению. Мы, натуралисты, и сейчас, и всегда, рассматриваем себя как элиту населения — и мы никогда не ошибались в этом. До тех пор, пока не появился Нисфит.
   — Но меня интересует и вот еще что — почему интерес к Обществу за последнее время падал так катастрофически?
   — Об этом уже много говорили и думали, — вздохнул Пири. — Называлось много причин: успокоение, отсутствие новых идей, потеря энтузиазма. Публика начинает представлять нас каким-то убогим сборищем старых энтомологов, и мы не делаем ничегошеньки, чтобы разубедить ее в этом. Мы даже не упрощаем членство, и не делаем его более привлекательным… Кандидату по-прежнему необходимо ручательство четырех активных членов или при отсутствии таковых — что бывает с кандидатами из других миров — он должен предоставить резюме, curriculum vitae[6], справку из полиции о благонадежности, заявку на научную работу и так далее, и тому подобное. Ужасная рутина, одним словом.
   — Но как же в таком случае был принят Нисфит?
   — Система дала сбой…
 
   Уэйнесс продолжала свои изыскания и вскоре наткнулась на список проданных Нисфитом материалов. Список оказался составленным новым секретарем Майхаком и заканчивался недвусмысленным резюме: «Каналья, надул нас весьма ловко! Что это, черт побери, может вообще значить: порождения, принятые на активированный счет BZ-2? Это просто издевательство! К счастью, Хартия и грант остались в сейфе».
   Вот здесь-то, подумала Уэйнесс, и кроется, возможно, источник таинственного убеждения Моунетты — или скажем более точно, надежды — на то, что Хартия все еще благополучно пребывает в банке.
   Собственность, секвестированная Нисфитом, оказалась весьма разнообразной: рисунки и схемы, созданные натуралистами в период экспедиций в другие миры, любопытные образчики эстетики, произведенные жизненными формами, находящимися вне Сферы Гаеан, включая таблицы все еще нерасшифрованной мирхийской письменности, статуэтки из мира на задворках Малой Урсы, вазы, чаши и другие предметы обихода из Нинарка. Были там и коллекции малых жизненных форм, собрание из сотни магических каменных сфер, расписанных банджи с Кадвола, исчезли безделушки, носимые болотными бегунами на Джемини 333. В другую категорию похищенного входили архивы Общества, касающиеся старинных документов, рукописей, фолиантов и некая черная литолития, написанная микроскопическими символами, древние книги и фотографии, различные хроники, примечания и биографические заметки.
   Весь похищенный материал, подумала девушка, в силу своей разнородности явно не мог быть сразу продан оптом какому-то одному покупателю или даже какой-то одной организации. С большим вниманием она принялась за бумаги самого Нисфита; тут она обнаружила заявление о вступлении, меморандум об обязанностях члена, корреспонденцию в связи с разными юридическими прецедентами, школьный аттестат, проекты экспедиций и исследований, а также документы о различных инвестициях, которые давали доход в том числе и натуралистам на Штроме.
   Материалов оказалась куча, и поначалу Уэйнесс попыталась разложить их по темам, потом сконцентрировалась на наиболее провоцирующих из них, потом использовала поиск с отсылкой «Хартия» — но ничего интересного так и не нашла.
   Подумав хорошенько, она еще раз проверила все файлы, записанные во время секретарства Нисфита, и, наконец, среди всякой незначащей ерунды, натолкнулась на то, что весьма ее заинтересовало.
   Это была запись ежегодной сессии последнего года пребывания Нисфита на своем посту. Запротоколированный разговор между Джеймсом Джеймерсом, председателем Действенного комитета Общества, и Фронсом Нисфитом, секретарем Общества.
   «Джеймерс: Господин секретарь, поскольку это не относится впрямую к моим обязанностям, я обращаюсь к вам в надежде, что вы прояснимте мне некоторые вопросы, которые я нахожу странными. Например, что такое „замещение“?
   Нисфит: Это совершенно просто, сэр. Это статья документа, использование которой Обществом может быть замещено.
   Джеймерс: Ваше словотворчество здесь неуместно, это просто жаргон! Будьте любезны выразиться более разумно.
   Нисфит: Слушаюсь, сэр.
   Джеймерс: Например, что означает эта абракадабра «порождения, принятые на активированный счет»?!
   Нисфит: Большая часть терминологии взята из языка номенклатуры.
   Джеймерс: Но что это значит?
   Нисфит: В широком смысле — фонды, изъятые из необходимых материалов и считающиеся фондами универсального использования, как то: вклады, пожертвования, школьные сочинения и тому подобное. Также гонорары типа ежегодного стимулирующего гранта по Хартии Кадвола.
   Джеймерс: Так. И все эти документы у вас в порядке?
   Нисфит: Разумеется, сэр.
   Джеймерс: А почему Хартия Кадвола находится не на своем обычном месте?
   Нисфит: Я перевел ее в Банк Маргравии наряду с остальными документами.
   Джеймерс: Все это кажется несколько запутанным и сложным. Я думаю, надо предпринять инвентаризацию всей нашей собственности, чтобы мы знали, что и где находится в действительности.
   Нисфит: Отлично, сэр. Я сделаю все необходимые приготовления».
 
   Именно в последовавшую за сессий неделю Нисфит покинул офис и скрылся навсегда.
   И тут в голову Уэйнесс пришла мысль, крайне разгорячившая ее. Фронс Нисфит стал членом Общества почти без традиционных формальностей. Кто продвинул его в члены? Уэйнесс снова стала копаться в файлах и нашла имена, ничего ей не говорившие. А Моунетт, присоединившаяся к Обществу уже спустя тридцать лет — кто рекомендовал ее? Уэйнесс снова полезла в записи.
   Но в указанный период никакого члена или работника Общества с именем Моунетт не оказалось.
   Странно! Уэйнесс заставила себя просмотреть все еще более тщательно — и совершенно случайно сделала удивительное открытие.
 
   К концу дня она сообщила о своих находках Пири:
   — Моунетт, как вы говорили, была человеком из другого мира, и, соответственно, при вступлении с нее требовалось полицейское удостоверение личности и благонадежности, не так ли? И оно действительно есть — ее звали Симонетта Клаттук.
V
   Уэйнесс немедленно рассказала дяде все анекдоты об этой даме, в разных ситуациях слышанные ею от Глауена.
   — Она всем известна своим бешеным темпераментом, и любое противоречие вызывает у нее бурю гнева. Когда она была еще молодой, то потерпела одно любовное фиаско и почти в тоже время оказалась изгнанной из Дома Клаттуков по причине низкого статуса. Она покинула Араминту в безумной ярости и пропала навсегда.
   — До тех пор, пока не стала помощницей Нисфита, — задумчиво произнес Пири. — Что же было у нее на уме? Ведь знать о том, что Хартия и грант пропали, она никак не могла.
   — Именно поэтому она и хотела проверить сейф.
   — Конечно — но она ничего не нашла ни там, ни где-нибудь еще, поскольку известий о том, что грант перерегистрирован, так и нет.
   — И то слава богу! С другой стороны, она могла бы покопаться в файлах, как сделала я — и, возможно, с тем же эффектом.
   — Вовсе необязательно! Она могла не утруждать себя поисками, если ожидала, что Хартия и грант хранятся в сейфе.
   — Надеюсь, вы правы. Иначе я просто теряла время, ища там, где уже все выискано.
   Пири ничего не ответил, поскольку про себя подумал, что племянница время все же действительно теряла.
   Но Уэйнесс все продолжала работать, и по-прежнему без толку — никакого намека, проливавшего свет на преступную деятельность Нисфита так и не находилось.
   Снова потекли дни и недели. Уэйнесс начинала потихоньку впадать в отчаяние. Ее самой интересной находкой и оказалась всего лишь фотография Нисфита, на которой ее взору предстал тощий блондин неопределенного возраста, с высоким, но узким лбом, щеточкой усов и сухим, чуть приоткрытым ртом. Лицо на фотографии ей крайне не понравилось, но она списала это на общую усталость и разочарование результатами столь упорных поисков.
   Промелькнули еще недели, и юной искательнице стало трудно бороться с убеждением, что всю ее энергию лучше было бы приложить куда-нибудь в другое место. Тем не менее, она все упорствовала, и каждый день изучала все новые и новые документы: письма, звонки, рукописи, предложения, жалобы, расследования, доклады. Все безрезультатно — Нисфит хорошо замел свои следы.
   Однажды после обеда она как-то невольно задремала и в этом полусне вдруг отчетливо поняла тот ход, которым ушел Нисфит. Ход этот вполне отчетливо подтверждался в конце одного примитивно письма от какого-то Эктора ван Бруде, резидента города Санселейд, в двухстах милях к северо-западу. Эктор писал по совершенно другому делу, но в конце письма стояло странное нота-бене:
   «Мой друг Эрнст Фольдекер, работающий в местной фирме „Мишап и Дорн“, рассказывал мне о своих делах, предпринятых вместе с вами как с секретарем Общества. Я серьезно озабочен разумностью такой политики. Действительно ли она в интересах Общества и настолько ли уж законна? Прошу вас, объясните мне причины этих странных действий».
   Встрепенувшись и забыв о сне, Уэйнесс, помчалась к Пири.
   — Это действительно интересная информация, — согласился он. — «Мишап и Дорн» в Санселейде, говоришь? Мне кажется, я уже слышал это название, но не помню где именно. Давай-ка войдем в соответствующую директорию.
   Компьютер без труда выдал им необходимую информацию: «Мишап и Дорн», брокерские, грузовые и комиссионные продажи. Фирма расположена в Санселейде. Далее шли координаты контор, часы приема и т. д.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I
   — Возможно, наша проблема решится в ближайшие же пять минут, — пообещал Пири и набрал номер конторы в Санселейде. Экран засветился, высветив сине-красную надпись «Мишап и Дорн», а в правом нижнем углу голову и плечи худощавой молодой женщины с длинным острым носом и короткими светлыми волосами, стоявшими вокруг головы каким-то немыслим ореолом. Во всяком случае, так показалось Уэйнесс. Глаза женщины блестели и она вся как-то прямо подергивалась от нервного возбуждения, однако сказала совершено спокойным вышколенным голосом:
   — Пожалуйста, назовите ваше имя, местоположение, занятия и настоящую цель обращения.
   Пири назвал себя и свою должность в Обществе натуралистов.
   — Прекрасно, сэр, что вы хотите от нас?
   Пири нахмурился, явно раздраженный манерами дамы, однако ответил как можно вежливей:
   — Некий Эрнст Фальдекер являлся сотрудником вашей фирмы около сорока лет назад. Теперь, надеюсь, он на пенсии?
   — Этого я сказать не могу. Но сейчас у нас его точно нет.
   — Может быть, вы можете сообщить мне его нынешний адрес?
   — Минутку, сэр. — Лицо на экране исчезло.
   Пири пробормотал себе под нос:
   — Удивительно, не так ли? Эти функционерки, вероятно, считают себя ангелами, порхающими в облаках, в то время, как мы грешные копошимся где-то далеко внизу, и в грязи.
   — Она, кажется, обладает огромной выдержкой, — заметила Уэйнесс. — И если она на самом деле архисентиментальна, то эта работа для нее полезна.
   — Возможно, возможно, — проворчал Пири.
   Лицо вернулось.
   — К сожалению, сэр, мне поставили на вид, что я не имею права распоряжаться такого рода информацией.
   — Тогда кто же имеет?
   — Берл Баффумс является нашим менеджером — может быть, вы поговорите с ним? Ему все равно нечего делать в данный момент.
   «Какое странное замечание», — подумала Уэйнесс
   — Свяжите нас, — согласился Пири.
   Экран замигал, но через несколько секунд на нем снова появилась та же нервная дама.
   — Господин Баффумс в данный момент на конференции и не может переговорить с вами.
   — Тогда, возможно, вы сами скажете мне все необходимое, — окончательно разозлился Пири. — Ваша фирма вела некоторые дела с Обществом натуралистов приблизительно лет сорок назад. Я хотел бы узнать о судьбе тех сделок.
   Дама рассмеялась.
   — Если я скажу вам об этом хотя бы в виде простого намека, Баффумс меня просто растерзает! От нас требуется полное неразглашение коммерческих тайн. И все файлы такого рода закрыты секретными кодами.
   — Какая жалость. Но к чему такая осторожность?
   — Не знаю. Свои поступки он никому не объясняет — и мне меньше всего.
   — Спасибо, вы были очень любезны, — Пири прервал связь, а потом медленно повернулся к племяннице. — Странная фирма, а? Странная даже для Старой Земли. Может это потому, что они сидят в Санселейде, городе странном самом по себе.
   — Но теперь, по крайней мере, у нас есть ключ, ниточка, или как там это называть.
   — Воистину. Но это только начало.
   — Я немедля отправлюсь в этот Санселейд. И так или иначе постараюсь убедить Берла Баффумса поделиться со мной информацией.
   Пири тяжело вздохнул.
   — Всем сердцем я проклинаю ту болезнь, которая поразила меня куда больше, чем ты думаешь! Где мое мужество? Я всего лишь старый рассыпающийся гоблин, который еле-еле ползает по дому, заставляя тебя, девочку, делать ту работу, которую должен был бы выполнять сам!
   — О, прошу вас, дядя Пири, не говорите так! Вы делаете все, что в ваших силах и я тоже, и ничего страшного в этом нет!
   Пири положил руку на голову девушки — иначе он не мог выразить свой восторг.
   — Больше ничего не скажу. Наша общая цель все равно выше, чем наши желания по отдельности. И все-таки я не хочу, чтобы тебе угрожали, мешали или даже просто пугали.
   — Я вполне осторожна, дядя, везде и в большинстве случаев. А теперь мне все равно нужно отправиться в Санселейд и узнать об этих Мишапе и Дорне как можно больше.
   — Так-то оно так, — без всякой убежденности протянул Пири. — Но не буду говорить, что тебя ждет упорное сопротивление в лице многих — и в первую очередь в лице этого Берла Баффумса.
   Уэйнесс нервно рассмеялась.
   — Надеюсь, все будет хорошо не только со мной, но и с Хартией.
   — Но что я должен тебе сказать, так это то, что Санселейд — город особенный, с удивительной историей, — как-то хрипло вдруг заговорил Пири, после чего старик изложил племяннице пару странных фактов. Он рассказал о том, что этот старый город был совершенно разрушен в ходе так называемого Чужеземного потрясения[7]. Двести лет он стоял в развалинах, никем не посещаемый и зарастающий кустарником, пока некий аристократ Тибальт Тимм не приказал отстроить на этом месте новый город. Он спланировал нынешний Санселейд до малейших подробностей, создав шесть городских районов, каждый с уникальной, но взаимоперекликающейся с другими районами архитектурой.