Веснина Елена. Уроки жизни

   Катя была готова на все, чтобы искупить свою вину:
   — А я пойду и расскажу, что я у тебя украла эти лекарства. Ведь так оно и было, правда!
   — Нет, — решительно сказал Костя. — Ты не пойдешь. И не спорь со мной.
   — С тобой — не буду. Но ты…
   — Я выкручусь, — перебил ее Костя.
   — Костя, скажи, а то, чем ты сейчас занимаешься… из-за чего исчезаешь так надолго… Это противозаконно?
   — А это неважно, Катя. Ты сама говорила, что тебя не волнует, какой ценой я заработаю деньги. Я действительно тебя обеспечу! Мы будем сказочно богаты! Но — не спрашивай как!
   — Но я не хочу, чтобы ты рисковал из-за меня! Я не хочу, чтобы отец моего ребенка подвергал себя риску из-за каких-то денег!
   Костя замер. Катя поняла, что сболтнула лишнего.
   — Что ты сказала, Катя? Отец твоего ребенка? — переспросил Костя. — Катя, ты что? Какого ребенка?
   — Ну… я имела в виду… Будущего ребенка. У нас же будут дети, правда?.. — Катя заглянула Косте в глаза.
   Костя расслабился:
   — Вот когда будут, тогда и будешь волноваться. А сейчас — напои меня чаем, да я пойду.
   — В милицию? — ахнула Катя.
   — В милицию тоже, — кивнул Костя. Он помолчал и заметил: — А про ребенка — это интересная мысль… Только выразила ты свое желание… как-то странно.

* * *

   Ксюха думала, что ее выдумка удалась, и программный директор ее также похвалит, как и звукорежиссер. Еще бы — весь город слушал ее передачу!
   Программный директор действительно пришел к ней.
   — Догадываешься, Комиссарова, о чем я хочу с тобой поговорить?
   — Наверное, о моем последнем эфире, — скромно заметила Ксюха.
   — Верно. А что именно я хочу тебе сказать о последнем эфире, знаешь?
   — Не знаю, но догадываюсь, — сияла Ксюха.
   — Тогда поделись своими догадками. Может быть, мне не нужно будет лишних слов произносить.
   — Вы хотите похвалить меня… — Ксюха даже зажмурилась от предвкушаемого удовольствия. — Нет! Вы хотите выписать мне премию!
   Программный директор удивился:
   — Что-о-о?!
   — А что — нет? — растерялась Ксюха.
   — Как тебе такое могло прийти в голову? — хмуро спросил начальник.
   — Но Вадик сказал…
   — Мне плевать на то, что сказал звукорежиссер. Ты сама, как я понимаю, еще не до конца осознала того, что натворила…
   Начальство не успело подробно объяснить, что натворила Ксюха, потому что у нее зазвонил мобильник, и она быстро ответила в трубку:
   — Да, Женя, я сейчас буду! Только выслушаю комплименты от начальства!
   После этого Ксюха снова обратилась к программному директору:
   — Я понимаю, Александр Иванович, что вы сейчас не в том эмоциональном состоянии, поэтому давайте, вы мне выскажете свои претензии с утра.
   Но начальство было настроено решительно:
   — Тебя здесь завтра уже не будет. Ты уволена.
   Вот так результат передачи! Ксюха стала собирать свои вещи в рюкзачок. Прощай, любимая работа!

* * *

   Озадаченная поведением Андрея и Алеши, Маша направилась домой. У самой калитки ее ждала Таисия. Маша сделала вид, будто не замечает ее, и попыталась пройти. Но Таисия окликнула:
   — Маша, здравствуй!
   — Здравствуйте, — вынуждена была ответить Маша.
   — Маша, нам надо поговорить, — сказала Таисия. У Маши не было желания ни с кем говорить, а с Таисией особенно:
   — Я думаю, говорить нам не о чем.
   — Маша, я понимаю, ты очень зла на мою дочь. И я сочувствую тебе от всей души. Но пойми — Катя уже сама себя наказала… — Таисия замолчала.
   — Интересно, как? — поинтересовалась Маша.
   — Этим… — Таисия подбирала слово, — дурацким выступлением. Она же обрекла себя на всеобщее осуждение, на публичный позор!
   — И вы предлагаете мне ее пожалеть? — изумилась Маша.
   — Нет. Я понимаю, что жалости от тебя ждать нельзя. Но я хочу просто поговорить с тобой. Ведь я ее мать. И какое бы преступление не совершил мой ребенок, мое сердце всегда будет на его стороне.
   Маша подумала и сказала:
   — Хорошо, идемте в дом.
   Ксюха встретилась с Женей в кафе и стала жаловаться ему на несправедливость.
   — И знаешь, что обидно? — возмущалась она. — Я ведь пострадала за правду. Хотела вывести эту лживую Катьку на чистую воду, в итоге — ей как с гуся вода, а меня увольняют!
   Женя уже разобрался в ситуации и был не согласен с Ксюхой:
   — Увольнение, конечно, крайняя мера. Но мне кажется, Ксения, что ты в своей борьбе за справедливость несколько увлеклась.
   Ксюха ждала от него не критики, а поддержки.
   — Ты считаешь, что я была не права? — удивилась она.
   — А ты считаешь правильным устраивать — даже лживому человеку — публичную казнь на весь город? — ответил вопросом на вопрос Женя.
   — Ну ты и выразился — «казнь! Но Женя не преувеличивал:
   — А что ты думаешь, как она себя сейчас чувствует? Вряд ли как гусь после воды. Скорее… как мышь после потопа.
   Ксюха считала, что все сделала правильно:
   — Она это заслужила!
   Женя посмотрел внимательно на жену и спросил:
   — Разве тебе это решать?
   Ксюха задумалась. Ей не хотелось сознаваться, что она не права:
   — Я старалась ради друзей, между прочим.
   — И между прочим, выставила их отношения на публичное обозрение, — напомнил Женя. — Тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь рассказывал о наших с тобой ссорах всему городу?
   Ксюха поняла, что сделала что-то не то.
   — Так ты считаешь, что я перегнула палку? — растерянно спросила она.
   — Вот именно! — подтвердил Женя.
   — Увы, я не очень деликатный журналист. А теперь еще и неразумная жена, которая лишила семью стабильного заработка, — подвела печальный итог Ксюха.
   Услышав слова о заработке, Женя встрепенулся:
   — А вот по этому поводу у меня для тебя есть новость. Скоро я ухожу в рейс.
   Ксюха обмерла:
   — Как? Уже? Женя кивнул.
   — Тебя — в рейс? Да я не верю! Тебя все время куда-то собираются отправить, а потом в последний момент передумывают.
   — На этот раз все серьезно, — подтвердил Женя. — И надолго. Контракт на десять месяцев. Это очень важно для фирмы Буравина.
   Ксюху не волновали интересы какой-то фирмы:
   — А для тебя? А для нас?
   — Ты же знаешь, Ксюха, как я привязан к «Верещагино». Кроме того, в новом рейсе меня повышают — теперь я буду стармехом.
   — А я буду тобой гордиться, — подхватила Ксюха грустным голосом.
   — А вот и Лешка! — сказал Женя.
   Между столиками, направляясь к Ксюхе с Женькой, шел Алеша.
   — Привет морякам и журналистам, — поздоровался он.
   — Ой, только умоляю, ни слова о моих журналистских методах, — взмолилась Ксюха. — Я от мужа уже наслушалась критики!
   Алеша только пожал плечами:
   — Не понимаю, о чем ты.
   — Ну что, показал ты новому другу достопримечательности нашего города? — поинтересовался Женя.
   — Не обижайся, Женька, но я не мог вмешивать тебя в наш разговор, — объяснил Алеша.
   — Ладно, мне некогда обижаться. Я хочу попрощаться.
   — В рейс? — догадался Алексей. Женя грустно кивнул.
   — Как не вовремя этот рейс, ей-богу! — воскликнула Ксюха. — Вышел бы такой закон — молодоженов на полгода освободить от дальних рейсов!
   — А я бы сейчас мечтал оказаться на твоем месте, Женька! — признался Алеша.
   — Ладно, — сказала Ксюха, — я пойду, а то тут у вас свои мужские разговоры начинаются. — Она поцеловала мужа и ушла.
   — Что значит, ты хотел бы оказаться на моем месте? — переспросил Женя.
   Алеша уже загорелся этой идеей:
   — Я хотел бы пойти с тобой в рейс. Впрочем, почему хотел бы? Я хочу и пойду с тобой в рейс!
   — Конечно, Алеша, я был бы счастлив пойти с тобой в рейс, но…
   — Что — но?
   — Ты не забыл, что судно принадлежит Буравину? — напомнил Женя.
   — Плевать! — махнул рукой Алеша.
   — А как твой отец к этой идее отнесется? Тут Алеша помрачнел:
   — Думаю, плохо. Но ничего, как-нибудь договорюсь.
   — А Маша? Что ты ей скажешь?
   — Маше я ничего говорить не буду. И тебя прошу — не рассказывай, ладно? Пусть Ксюха тоже не знает о том, что я пойду с тобой в рейс, — попросил Алеша.
   — Раз ты так хочешь…
   — Да, именно так я хочу, — твердо сказал Алеша. Женя его не понимал:
   — Но почему, Алеша? Маша ведь любит тебя, хочет выйти за тебя замуж.
   Алеша помолчал и с грустью признался:
   — Мне кажется, что Маша встретила другого человека. И они больше подходят друг другу, чем мы с ней.
   — Вот этого твоего… Андрея, да? — догадался Женя.
   — Да. Сейчас она может мне и себе солгать — из чувства долга, потому что подала заявление в ЗАГС. Но я сам ведь влюбился в Машу накануне свадьбы с другой…
   Женя стал понимать, к чему Алеша клонит:
   — Ты хочешь сказать, что Маша влюбилась в этого Андрея?
   — Он в нее — точно, — уверенно сказал Алеша. — А она… наверное, еще не разобралась. Но мне кажется, что они хорошая пара.
   — Ты сумасшедший, Алешка! — воскликнул Женя.
   — Сумасшедшая судьба, Женька! — поправил его Алеша. — Она подкидывает такие сюрпризы! Если мне когда-то мешало ложное чувство долга перед Катей, то Машу я должен освободить от этого бремени.
   — Но ты же не знаешь, что Ксюха разоблачила Катю! — вспомнил Женя. — Она все подстроила, Маша должна знать, что ты не виноват… Эх, жаль, что Ксюха уже убежала, она бы тебе рассказала.
   — Не надо. Ксюхин рассказ ничего не изменит. Я и так знал, что Катя все подстроила. Но это сейчас уже не важно.
   — Но я не верю, что Маша так быстро могла забыть тебя и переключиться на другого! Тебе это, наверное, показалось, — предположил Женя.
   Алеша был уверен в своей правоте:
   — Нет, к сожалению. Дело в том, Женька, что мы уже после нашей размолвки однажды встречались… Кстати, по инициативе твоей жены! Так вот. Мы встречались на нейтральной территории и пообещали друг другу, что даже во время нашей разлуки мы будем в одиночестве, никаких парней и девушек не будет.
   — И Маша нарушила слово?
   — Да! Она пришла на день рождения к Кириллу Леонидовичу с этим Андреем. И они так танцевали! — Алеша, вспомнив это, инстинктивно сжал кулаки.
   — Но, может быть, она просто хотела позлить тебя? — спросил Женя. — Глупо, конечно, но у женщин это бывает.
   Но Алеша решил все по-своему:
   — Если я ошибаюсь и она действительно любит меня… Тогда никакая разлука нам не страшна!

* * *

   Зайдя к Маше в дом, Таисия продолжила свой монолог:
   — Машенька, я прошу тебя об одном — будь, пожалуйста, снисходительнее к моей дочери. Сейчас весь мир настроен против нее. И весь мир на твоей стороне.
   — Вам так кажется? — грустно улыбнулась Маша.
   — Конечно! — подтвердила Таисия. — На твоей стороне правда, на твоей стороне справедливость, на твоей стороне… любовь.
   — И что вы от меня хотите? — спросила Маша, понимая, что все эти похвалы звучат неспроста.
   — Хочу, чтобы ты не опускалась до мести,, до-ненависти. Хочу, чтобы ты не подавала заявление в милицию на Катю. Я вижу по тебе, Маша, ты добрая девочка. Я мечтала бы, чтобы моя дочь была такая, как ты.
   — Не верю я вам, — тихо сказала Маша.
   — Почему же? — поинтересовалась Таисия.
   — Если вы хотели видеть дочь такой… доброй, отзывчивой, немстительной… то почему воспитали ее по-другому?
   Таисия вздохнула:
   — Увы, ошибки в воспитании я заметила слишком поздно. А долгое время просто баловала как единственного ребенка в семье. И не заметила, как моя дочь привыкла получать то, чего хочет, причем незамедлительно. И не просить желаемое, а требовать. Я это все понимаю, Машенька.
   Маша не стала скрывать своих намерений:
   — Таисия Андреевна, я могу посочувствовать вам. Но Кате я сочувствовать не собираюсь, так же как и писать заявление в милицию. Об этом я даже не думала.
   Таисия обрадовалась. Одна проблема уже решена!
   — А Леша? Ты не знаешь, он не собирается подавать заявление против Кати? — поинтересовалась она.
   — Понятия не имею, — ответила Маша.
   — А ты выясни, а? — попросила Таисия. — И поговори с ним, чтобы тоже ничего не писал. Я не переживу, если мою дочку будут судить!
   Но Маша не хотела общаться с Алешей:
   — Я не буду писать заявление, я вам уже сказала. Но с Алешей, если хотите, разговаривайте сами. А меня — увольте!
   Таисия стала умолять:
   — Маша, девочка моя! Пожалуйста, договорись с Алешей, я не хочу, чтобы дочку наказывали!
   — А почему вы с ним сами не хотите поговорить?
   — Для нас с Катей Алеша — это прошлое, — призналась Таисия, невольно объединяя себя с дочерью, — на которое пока больно оглядываться. Я не хочу ворошить старое, не хочу даже невольно причинять вам зло.
   — Но Алеша, например, хотел, чтобы мы с Катей подружились, — напомнила Маша. — Они с Костей так придумали.
   — Я вижу, что вы с ней очень разные, — призналась Таисия, — к сожалению.
   А я, к сожалению, должна вам отказать. Не потому что не сочувствую вам. Просто мы с Алешей еще не помирились.
   — Я уверена, что у вас все будет хорошо! — притворно нежно сказала Таисия.

* * *

   Буравин вернулся к своей машине на то место, где произошло столкновение с «Жигулями». Полина встретила его усталая и расстроенная. Она довольно долго его ждала.
   — Пришлось с гаишниками общаться, я чуть с ума не сошла! — призналась она.
   — Я тоже чуть с ума не сошел, — сообщил Буравин.
   — Ну, что там, у Кати? — сразу же забыла о гаишниках Полина.
   — Не что, а кто. Твой сын. Костя.
   — Расскажи, — попросила Полина.
   — А, ну их! Пусть сами сходят с ума. Я больше ни во что вмешиваться не буду, — пробурчал Буравин.
   — Вот интересно, а что же ты убежал, как ошпаренный? — спросила Полина.
   — Поехали, — сказал Буравин, — дорогой все объясню.
   Он вел машину и пытался ввести Полину в курс дела:
   — Я уходил разбираться со своей дочерью, потому что чувствовал в тот момент полнейшую ответственность за нее. А теперь я убедился, что за нее отвечает другой человек. Твой сын, Костя. Он четко мне дал понять, что все Катины проблемы — это его проблемы. И я понял, что он прав.
   — А я не согласна! — возразила Полина. — Как можно спокойно относиться к информации, которую мы получили? Теперь понятно, что раздор между Машей и Алешей спровоцировала Катерина и…
   И Маша с Алешей могут сами во всем спокойно разобраться, потому что наверняка тоже знают о выступлении Кати по радио. Или узнают в ближайшее время.
   Полина немного растерялась:
   — А нам что делать?
   — Учиться жить на дистанции от наших детей. Они повзрослели, — спокойно сказал Буравин.

* * *

   Смотритель возился со взрывчаткой. Он завернул ее в целлофан, достал бикфордов шнур и прикрепил его так, чтобы тот торчал наружу. Производство самодельного взрывчатого устройства смотритель сопровождал пением:
   — «Я помню тот Ванинский порт, гудок парохода угрюмый, как шли мы по трапу на борт в холодные мрачные трюмы»…
   Голос у него был хриплый, и он время от времени покашливал.
   В это же время Костя подошел к милиции. Он еще раз достал повестку и посмотрел на нее. В припаркованном неподалеку от милиции «газике» сидел Марукин и наблюдал за Костер!. Когда тот зашел внутрь, Марукин удовлетворенно кивнул и завел машину. Ему было важно, чтобы Костя как можно дольше побыл в милиции. Костя же подошел к дежурному и протянул ему повестку:
   — Вот. Меня вызывали на это время.
   — К Марукину? — прочитал повестку дежурный. — Придется подождать. Нет его еще.
   — А сколько мне ждать? — спросил Костя.
   — Сколько положено, столько и ждите, — строго сказал дежурный.
   — Но у меня еще полно других дел! — возмущался Костя.
   — Знаете, молодой человек, когда вас вызывают повесткой в милицию, об остальных делах нужно забыть, — объяснил дежурный.
   — Почему это? — не понял Костя.
   — Потому что вызов в милицию — и есть самое важное дело.

* * *

   Смотритель поглядывал на часы и спрашивал сам себя:
   — Где ж ты, Костик, загулял?
   Наконец он решил, что сделает дело сам. Морщась от боли, он надел акваланг и вышел из дока.
   В это же время Марукин выбрался из воды и снял акваланг. В руках у него был трос, уходящий под воду. Марукин подошел к милицейскому «газику», к переднему бамперу которого была прикреплена лебедка. Он включил лебедку, приговаривая:
   — Ловись, рыбка, большая и золотая.

* * *

   Смотритель подплыл к сундуку, заваленному обломком катера, и увидел, что к нему прикреплен трос, который расшатывает сундук и обломок, поднимая со дна песок. Через секунду сундук выскочил из-под обломка катера, и трос потянул его к берегу. Смотритель попытался схватить сундук, но это ему не удалось. Он понял, что его опередили.
   Через несколько минут Марукин уже перегружал золотые монеты и другие сокровища из сундука в черный блестящий пакет, а смотритель наблюдал за ним, вынырнув из воды.

* * *

   Костя все сидел в милиции. Наконец ему надоело это томительное ожидание, он подошел к дежурному и решительно сказал:
   — Все! Я ухожу! Ваш сотрудник либо заболел, либо передумал со мной общаться!
   Э, нет, парень, никуда ты не уйдешь. У меня приказ: если ты захочешь уйти, не дождавшись, — помешать тебе. И задержать до приезда следователя.
   — Но… — начал Костя.
   — Никаких «но», — перебил его дежурный. — Или ты сидишь спокойно и ждешь, или я закрою тебя с бомжами в «телевизоре». Ясно? На вот, почитай пока. Полезная книжка.
   Дежурный протянул Косте брошюру «Уголовный кодекс».
   Именно в это время смотритель вылез на берег, где Марукин бросил сундук. Сундук был пуст. Только одна монетка блестела на земле — это все, что осталось от его богатств. Смотритель поднял эту монетку.
   — Боже мой, боже мой! — воскликнул он. — Столько лет псу под хвост! Сыночки мои зря погибли… При жизни сплошные лишения, и… Это мне наказание, дураку!

* * *

   Алеша пришел в офис к Буравину. Тот ему очень обрадовался:
   — Здорово, Лешка, рад тебя видеть! Проходи! Ты, наверное, пришел поговорить о Кате? Согласен, брат, некрасивая история вышла. И мне стыдно за свою дочь…
   Но Алеша жестом остановил Буравина.
   — Нет, я пришел поговорить не о Кате.
   — Тогда о ком? Или о чем? — удивился Буравин.
   — Я хочу пойти в рейс. Срочно.
   — В рейс? А ты не торопишься? Ты не так давно после болезни…
   — Я чувствую себя прекрасно! — заверил его Алеша. — Я совершенно здоров.
   — Но… тогда поговори с отцом, — предложил Буравин. — У него есть суда.
   — Вы меня не так поняли, Виктор Гаврилович. Я не советоваться к вам пришел, а наниматься на работу.
   Буравин продолжал удивляться:
   — Ко мне? Ты серьезно? Не ожидал. Знаешь что, приходи в середине недели, обсудим…
   — Вы опять не хотите понять! Я хочу в рейс! Сейчас, срочно. И ближайший рейс — ваш. Вы же отправляете Женьку на, «Верещагине»?
   — Да, отправляю, — подтвердил Буравин.
   — Я хочу пойти с ним.
   — Из-за Женьки? — не понял Буравин.
   — Из-за себя. Поймите, мне очень надо.
   — Хорошо… а что на это скажет твой отец? — сомневался Буравин.
   — Я сам решаю, что мне делать, — твердо сказал Алеша.
   — Я тебя не понимаю, Алешка, а как же Маша? Ты же собрался жениться, — удивился Буравин.
   Но Алеша уже все для себя решил.
   — Ничего страшного, тар даже лучше будет для нас, — сказал он. — Если любит — дождется. Если нет — увы…
   Тут Буравин все понял:
   — Ясно. Ты решил проверить ее любовь. Это мы уже проходили.
   — А мы — нет, — с вызовом ответил Алеша.
   — Послушай меня, Алешка, не испытывай судьбу! Сгоряча можно все потерять, — посоветовал Буравин.
   — Виктор Гаврилович, я вас очень прошу, отправьте меня в море! — настаивал на своем Алеша.
   Буравин вздохнул:
   — Я понимаю, что спорить с тобой сейчас бесполезно. Ох, молодежь, не слушаете вы старших, не учитесь на чужих ошибках. Все норовите своих насовершать! Ладно, иди, оформляй документы.
   Алеша просиял:
   — Спасибо, Виктор Гаврилович, я знал, что вы меня поймете!
   — Я тебя не понял, — признался Буравин. — Но готов поддержать без понимания. С матерью хоть попрощаешься?
   — Прямо сейчас побегу! — пообещал Алеша.
   — Сначала документы, — улыбнулся Буравин.

* * *

   Катя с Таисией завтракали. Таисия подкладывала дочери кусочки получше и слушала ее рассказ.
   — Мама, я никак не ожидала от Кости такого. Он вступился за меня перед папой, да так решительно, смело! — восторгалась Катя. — Это, говорит, моя жена, и я отвечаю за нее, а не вы!
   — Так прямо и сказал? — переспросила Таисия. — Удивительно. На Костю это не похоже.
   — Почему не похоже? — обиделась Катя.
   — Потому что он всегда с такой покорностью сносил твои капризы…
   — Это нисколько не умаляет его достоинств! Наоборот! Рыцари духа всегда уступали слабым женщинам! — заговорила Катя высоким слогом.
   — Ух ты, — восхитилась Таисия. — Ты назвала Костю — рыцарем духа? Или с тобой что-то… Гормональные изменения, наверное. Или он изменился.
   — И то, и другое, мама. И Костя изменился. И я стала другой. Я его люблю.
   — Ну слава Богу. Ты его любишь. Он тебя любит. А я рада, что у моего внука будет отец! — подвела итог Таисия.
   Катя подумала и сказала:
   — Ты знаешь, мама… Мне как-то расхотелось его обманывать. Я думаю, что Косте надо рассказать всю правду про ребенка!
   — Ты бы не торопилась, Катюша, со своей откровенностью, — посоветовала Таисия. — Подумай, зачем вам сейчас, когда только-только формируются ваши отношения, такие признания!
   — Да, я понимаю, о чем ты говоришь, мама… Но не сейчас, так позже. Я ему все обязательно расскажу, потому что семью на обмане не построишь!
   Таисия понимала Катины сомнения:
   — Может быть, ты и права. Но и правду, дочка, нужно уметь говорить. Вовремя, чтобы она не была как снег на голову.
   — Но как готовить к правде человека? Как? — спросила Катя.
   — Постепенно. Сначала ты должна стать для Кости необходимой, незаменимой… А потом… Потом ты сама почувствуешь момент, когда возможно будет признаться ему в каких-то ошибках прошлого.
   — Да-а, — протянула Катя, — сложная ситуация. С одной стороны, ребенок не может быть ошибкой, и то, что он есть, — это правильно. А с другой…
   — В жизни, дочка, не так, как в школьных учебниках, — единственный правильный ответ, записанный в конце книги. Посмотрел — и подогнал. В жизни все неоднозначно. По большому счету, конечно, твоя беременность — это огромная радость, удача. А с точки зрения отношений с Костей — это сложная информация, которую надо суметь преподнести.
   — Хорошо, мама, я подумаю, как и когда это можно сделать.
   Мать и дочь, действительно, были как единое целое, так хорошо они понимали друг друга.

* * *

   Алеша, как и обещал Буравину, отправился к маме попрощаться. Полина обрадовалась и даже поцеловала сына.
   — Какой ты молодец, что зашел, — сказала она.
   — Я ненадолго. На пять минут. Поговорить.
   — Я слушаю тебя, сын!
   — Знаешь, мама, я долго думал о том, как и почему усложнились наши отношения в последнее время…
   — Наверное, я в этом виновата, сынок, — грустно призналась Полина.
   — Нет. Это я был неправ. Я слишком резко, слишком строго судил тебя. А я не имею на это права. Так не должно быть.
   — Ну что ты!.. Ты правильно все сказал. Я долго думала после твоего ухода. Знаешь, сын… Любовные страсти действительно должны быть на втором месте. А на первом — наши родительские обязательства. А я… я забыла об этом.
   Алеша обнял мать: "
   — Нет, ты самая прекрасная мама на свете.
   — Да уж. Ты так говоришь, потому что не "с —кем сравнить. Другой-то мамы у тебя нет, — улыбнулась Полина.
   — Другой мамы у меня и не может быть. Ты моя единственная, а потому самая правильная мама на свете! Прости меня, ладно?
   — Я счастлива, что ты готов и можешь меня понять. Только… ты так извиняешься, как будто прощаешься. Что за интонации, Лешка? — Полина понимала, что все это неспроста.
   — Я на самом деле пришел к тебе попрощаться, мама, — признался Алеша. — Я ухожу в рейс, на «Верещагино».
   Полина изменилась в лице:
   — Какой рейс? Алеша… ты с ума сошел… Ты же еще совсем слаб… Ты жениться собрался… мы так не договаривались. Какой рейс, Алеша, какой рейс?
   — Рейс долгий.
   — Ну я покажу твоему отцу! — погрозила Полина Самойлову. — Нашел чем загрузить сына! Долгим рейсом!
   — Отец здесь ни при чем. Я иду в рейс на судне Буравина.
   — Тебя Виктор отправил? Ничего не понимаю! Как это произошло? Как он позволил…
   — А что особенного? Я здоров как бык, я люблю море. А тут — отличный шанс.
   Полине все это не нравилось:
   — Нет, это невозможно, это неправильно. Я тебе не разрешаю!
   — Мама, значит, мне придется идти в рейс без твоего разрешения. Извини, но я все решил, — твердо сказал Алеша.
   Полина поняла, что надо смириться.
   — А Маша-то хоть знает? — спросила она.
   — Не знает. И ты ей, пожалуйста, не говори…
   — Не говорить? Но почему?
   — Это мое дело. И моя к тебе просьба.
   Полина не собиралась выполнять эту просьбу. Только Алеша ушел, она тут же позвонила Маше.
   — Здравствуйте, Полина Константиновна. Что-то случилось с Алешей? — заволновалась Маша.
   — Да, Маша, случилось. QH уходит в рейс.
   — Уходит в рейс? Кто?
   — Алеша, Алешка уходит в рейс! — почти кричала Полина.
   — Ничего не понимаю… — растерялась Маша.
   — Машенька, я сама ничего не могу понять!..
   — Когда? — прошептала Маша.
   — Сейчас, на «Верещагине». С минуты на минуту. Останови его, Машенька! — взмолилась Полина.