Страница:
Последние несколько недель Остин активно работал над восстановлением здоровья как у себя дома, так и в больнице. Он уже куда лучше и быстрее, чем прежде, застегивал рубашку и мог при наличии известного терпения завязать себе шнурки. Он даже выразил желание научиться пользоваться стиральной машиной, чтобы после того, как Молли съедет, не отсылать вещи в прачечную.
Остин сосредоточенно слушал объяснения Молли, которая рассказывала ему о температурном режиме, особенностях красителей и свойствах различных материалов – от хлопка до полиэстера.
Как человек внутренне организованный и методичный, он всякую работу делал хорошо. Довольно скоро Молли заметила, что со стиркой он справляется даже лучше ее.
Чтобы побыстрее выздороветь и обрести независимость, Остин был готов на все.
Остин сидел на смотровом столе в кабинете врача после очередного осмотра и застегивал пуговицы на рубашке. Пока он одевался, доктор Фишер записывал свои наблюдения на диктофон.
– Пациент поправляется очень быстро, – говорил врач в микрофон. – Улучшились связи типа «рука – глаз». Возросли проворство и ловкость. Пациент научился обращаться с тростью. Налицо все признаки активной жизненной позиции. Физическое состояние удовлетворительное. Холестерин – сто пятьдесят, кровяное давление сто тридцать на…
Остин особого внимания бормотанию врача не уделял. Во-первых, он все это уже слышал, а во-вторых, доктор Фишер не вызывал у него особого доверия. Хотя ассистент доктора Хэнка казался вполне компетентным и знающим специалистом, на вкус Остина, у него было слишком много апломба, а главное, он был чертовски молод и больше походил на студента, нежели практикующего врача.
– Что же касается секса…
Остин мигом навострил уши. О чем, интересно знать, болтает этот молокосос?
– Пациенту рекомендуется возобновить регулярную сексуальную жизнь. Посещения же логопеда можно сократить до одного раза в неделю, при условии, что пациент будет заниматься самостоятельно.
Фишер выключил диктофон, посмотрел на Остина и улыбнулся.
– Хорошо выглядите, – сказал он, пряча диктофон в карман. – Продолжайте делать упражнения, а главное – не забывайте о диете. Кстати, как вы уже, наверное, слышали, вам не возбраняется заниматься сексом. Так что вперед – открывайте сезон скачек.
Открывайте сезон скачек? Вот как, оказывается, выражаются молодые доктора!
– Скажите, после удара у вас была эрекция?
Доктор Хэнк наверняка не стал бы задавать такие вопросы. Он – человек тактичный.
– Я имею в виду настоящую эрекцию, – продолжал наседать на Остина доктор Фишер. – А не просто вялое шевеление плоти.
Остин вспомнил, как Молли приходила к нему в спальню в своем разношенном до прозрачности пеньюаре и делала ему массаж. Тогда у него точно была эрекция, а не «вялое шевеление плоти», как изволил выразиться доктор Фишер.
Пряча глаза, Остин утвердительно кивнул.
– Прекрасно, просто прекрасно. Хочу, правда, предупредить, что в вашем состоянии достичь эрекции не так просто, а поддерживать ее – еще сложнее. Главное не волноваться. Большинство проблем в сексуальной сфере проистекает именно из-за ненужных волнений.
Фишер присел на край смотрового стола.
– Очень важно также правильно выбрать позу. Поза при сношении, особенно в вашем случае, – это все.
Тут доктор Фишер хлопнул себя по лбу, сорвался с места и быстрым шагом направился к двери.
– Думаю, этот разговор лучше продолжить в присутствии вашей жены.
Фишер распахнул дверь, высунул голову в коридор и громким голосом попросил пригласить в кабинет миссис Беннет.
Не прошло и десяти секунд, как Молли вошла в кабинет и уселась на один из стульев, полукругом окружавших стол врача. Доктор Фишер закрыл дверь и сел напротив.
– Что-нибудь не так? – спросила Молли, нервно переплетая пальцы.
– Наоборот, – сказал врач, похлопав Остина по плечу. – Ваш муж в прекрасной форме. У него нет предрасположенности к инсульту, поэтому мы скорее всего так никогда и не узнаем, отчего это с ним произошло. Зато это дает нам возможность надеяться, что повторения инсульта не будет.
Остин попытался застегнуть последнюю пуговицу и с досадой понял, что начал застегивать рубашку не с той петельки. Теперь рубашку надо было расстегивать и застегивать снова.
Молли заметила ошибку, подошла к мужу и стала расстегивать на нем рубашку.
– У меня для вас хорошая новость, – сказал между тем доктор Фишер. – Вы можете возобновить интимные отношения.
Молли вздрогнула, вскинула голову и посмотрела на Остина.
Остин застенчиво улыбнулся и неопределенно пожал плечами: дескать, не я это выдумал.
– Необходимо выбрать позицию, которая не угнетала бы сексуальной активности вашего мужа и не заставляла его слишком перенапрягаться, – продолжал Фишер.
Молли прикусила губу. Ее пальцы слепо шарили по рубашке мужа, не находя нужных петелек.
«А ведь она смутилась – да еще как!» – подумал Остин, неожиданно приходя к выводу, что смущение жены ему очень даже по сердцу.
– Предлагаю так называемую «миссионерскую позу», – продолжал разливаться соловьем доктор Фишер. – Но если вам, Остин, трудно находиться в верхней позиции, ложитесь на спину и предоставьте активную роль супруге.
Молли закончила застегивать рубашку Остина, но с места не сдвинулась. Не хотела привлекать к своей персоне излишнее внимание со стороны врача.
– Главное, все надо делать осторожно и не торопясь. – Доктор Фишер перевел взгляд с Остина на Молли и, понизив голос, произнес: – Важную роль играет стимуляция. Больного можно стимулировать рукой или прибегнуть к оральному сексу.
Молли густо покраснела.
Остин почувствовал «вялое шевеление плоти».
Это ж надо! Доктор рекомендует Молли заняться с ним оральным сексом.
Теперь Остин в прямом смысле смотрел жене в рот. До тех пор, пока «вялое шевеление» не стало трансформироваться в самую настоящую эрекцию. Тогда он торопливо отвел взгляд от лица Молли и стал рассматривать висевшую на стене кабинета какую-то таблицу.
На ней было изображено ухо в разрезе. Кто бы только знал, какое у него сложное устройство! Даже удивительно.
– У меня тут есть кое-какие пособия, – сказал доктор Фишер.
– О господи, – пробормотала Молли, закатив глаза. Потом она сделала шаг в сторону, давая доктору возможность пройти.
Доктор Фишер подошел к шкафу с медицинской литературой, открыл дверцу, некоторое время копался внутри, после чего извлек из шкафа три брошюры и вручил их Остину.
Они назывались: «Обретенная мужественность», «Как удовлетворить партнера, не достигая эрекции» и «Радости без проникновения». Все они были объединены общей рубрикой «Жизнь после инсульта».
Молли с шумом втянула в себя воздух и, стараясь не смотреть на врача, обратилась к нему с вопросом:
– Зря вы все это нам говорите, доктор Фишер… Дело в том, что Остин и я… Я и Остин… Короче, когда у Остина случился инсульт, мы давно уже не жили вместе как муж и жена. Так что я в этом городе временно. Пока он не поправится…
Доктор некоторое время обдумывал сказанное, потом кивнул в знак того, что принимает информацию к сведению.
– Понятно… Глупо было с моей стороны распространяться на эту тему, не выяснив прежде, какие чувства вы друг к другу испытываете. Извините.
Хотя доктор Фишер извинялся, на его лице не было и тени раскаяния или смущения. Более того, он предпринимал отчаянные усилия, чтобы не расхохотаться. Справившись с овладевшим им приступом веселья, он обратился к Остину и произнес:
– Как бы то ни было, Остину нужно знать одну вещь. А именно: он еще молод и скоро поправится. Между тем секс занимает в жизни здорового мужчины важное место. Когда приходится подыскивать себе нового партнера, возникает проблема, как обезопасить свой секс, чего не наблюдается в случае моногамных отношений. Но коль скоро вам, Остин, снова предстоит выходить на охоту, то…
Доктор Фишер покачал головой, открыл шкаф и извлек оттуда белую коробку.
– Вот. Как говорится, проявляйте в любовных баталиях осторожность. – С этими словами он вручил Остину упаковку презервативов.
Остин покрутил упаковку в руках и сделал попытку вернуть ее доктору.
– Нет уж, – запротестовал Фишер. – Держите их у себя. Это – образцы, следовательно, они ничего вам стоить не будут. А если понадобятся еще – милости просим. У нас их тонны. – Фишер перевел взгляд на Молли и добавил: – Думаю, и вам это может пригодиться. – Он снова полез в шкаф, достал точно такую же упаковку и протянул ее Молли.
По пути домой они довольно долго хранили молчание. Наконец Молли не выдержала. Не спуская глаз с дороги и держа руки на рулевом колесе, она словно между прочим заметила:
– Что-то не понравился мне этот доктор.
– О-он… н-ничего. – Остин хотел сказать «забавный», но слово было слишком трудное, и он не отважился.
– Нетактичный какой-то, – продолжала гнуть свое Молли. – Вот у доктора Хэнка проблем с тактом не наблюдается.
– С-сейчас не д-до т-такта. Н-не т-то в-время.
Они уже подъезжали к дому, когда Молли задала Остину вопрос, который немало его удивил:
– Ты собираешься их использовать?
– К-кого, их? К-кондомы?
Она кивнула.
Честно говоря, Остин ни с какой другой женщиной, кроме Молли, себя не представлял. Но говорить ей об этом не хотел.
– Н-не з-знаю, – сказал он, пожав плечами.
Остин не стал спрашивать у Молли, как она распорядится с полученными от доктора презервативами. Не хотел этого знать и уж тем более не собирался обсуждать эту тему.
Глава 17
Глава 18
Остин сосредоточенно слушал объяснения Молли, которая рассказывала ему о температурном режиме, особенностях красителей и свойствах различных материалов – от хлопка до полиэстера.
Как человек внутренне организованный и методичный, он всякую работу делал хорошо. Довольно скоро Молли заметила, что со стиркой он справляется даже лучше ее.
Чтобы побыстрее выздороветь и обрести независимость, Остин был готов на все.
Остин сидел на смотровом столе в кабинете врача после очередного осмотра и застегивал пуговицы на рубашке. Пока он одевался, доктор Фишер записывал свои наблюдения на диктофон.
– Пациент поправляется очень быстро, – говорил врач в микрофон. – Улучшились связи типа «рука – глаз». Возросли проворство и ловкость. Пациент научился обращаться с тростью. Налицо все признаки активной жизненной позиции. Физическое состояние удовлетворительное. Холестерин – сто пятьдесят, кровяное давление сто тридцать на…
Остин особого внимания бормотанию врача не уделял. Во-первых, он все это уже слышал, а во-вторых, доктор Фишер не вызывал у него особого доверия. Хотя ассистент доктора Хэнка казался вполне компетентным и знающим специалистом, на вкус Остина, у него было слишком много апломба, а главное, он был чертовски молод и больше походил на студента, нежели практикующего врача.
– Что же касается секса…
Остин мигом навострил уши. О чем, интересно знать, болтает этот молокосос?
– Пациенту рекомендуется возобновить регулярную сексуальную жизнь. Посещения же логопеда можно сократить до одного раза в неделю, при условии, что пациент будет заниматься самостоятельно.
Фишер выключил диктофон, посмотрел на Остина и улыбнулся.
– Хорошо выглядите, – сказал он, пряча диктофон в карман. – Продолжайте делать упражнения, а главное – не забывайте о диете. Кстати, как вы уже, наверное, слышали, вам не возбраняется заниматься сексом. Так что вперед – открывайте сезон скачек.
Открывайте сезон скачек? Вот как, оказывается, выражаются молодые доктора!
– Скажите, после удара у вас была эрекция?
Доктор Хэнк наверняка не стал бы задавать такие вопросы. Он – человек тактичный.
– Я имею в виду настоящую эрекцию, – продолжал наседать на Остина доктор Фишер. – А не просто вялое шевеление плоти.
Остин вспомнил, как Молли приходила к нему в спальню в своем разношенном до прозрачности пеньюаре и делала ему массаж. Тогда у него точно была эрекция, а не «вялое шевеление плоти», как изволил выразиться доктор Фишер.
Пряча глаза, Остин утвердительно кивнул.
– Прекрасно, просто прекрасно. Хочу, правда, предупредить, что в вашем состоянии достичь эрекции не так просто, а поддерживать ее – еще сложнее. Главное не волноваться. Большинство проблем в сексуальной сфере проистекает именно из-за ненужных волнений.
Фишер присел на край смотрового стола.
– Очень важно также правильно выбрать позу. Поза при сношении, особенно в вашем случае, – это все.
Тут доктор Фишер хлопнул себя по лбу, сорвался с места и быстрым шагом направился к двери.
– Думаю, этот разговор лучше продолжить в присутствии вашей жены.
Фишер распахнул дверь, высунул голову в коридор и громким голосом попросил пригласить в кабинет миссис Беннет.
Не прошло и десяти секунд, как Молли вошла в кабинет и уселась на один из стульев, полукругом окружавших стол врача. Доктор Фишер закрыл дверь и сел напротив.
– Что-нибудь не так? – спросила Молли, нервно переплетая пальцы.
– Наоборот, – сказал врач, похлопав Остина по плечу. – Ваш муж в прекрасной форме. У него нет предрасположенности к инсульту, поэтому мы скорее всего так никогда и не узнаем, отчего это с ним произошло. Зато это дает нам возможность надеяться, что повторения инсульта не будет.
Остин попытался застегнуть последнюю пуговицу и с досадой понял, что начал застегивать рубашку не с той петельки. Теперь рубашку надо было расстегивать и застегивать снова.
Молли заметила ошибку, подошла к мужу и стала расстегивать на нем рубашку.
– У меня для вас хорошая новость, – сказал между тем доктор Фишер. – Вы можете возобновить интимные отношения.
Молли вздрогнула, вскинула голову и посмотрела на Остина.
Остин застенчиво улыбнулся и неопределенно пожал плечами: дескать, не я это выдумал.
– Необходимо выбрать позицию, которая не угнетала бы сексуальной активности вашего мужа и не заставляла его слишком перенапрягаться, – продолжал Фишер.
Молли прикусила губу. Ее пальцы слепо шарили по рубашке мужа, не находя нужных петелек.
«А ведь она смутилась – да еще как!» – подумал Остин, неожиданно приходя к выводу, что смущение жены ему очень даже по сердцу.
– Предлагаю так называемую «миссионерскую позу», – продолжал разливаться соловьем доктор Фишер. – Но если вам, Остин, трудно находиться в верхней позиции, ложитесь на спину и предоставьте активную роль супруге.
Молли закончила застегивать рубашку Остина, но с места не сдвинулась. Не хотела привлекать к своей персоне излишнее внимание со стороны врача.
– Главное, все надо делать осторожно и не торопясь. – Доктор Фишер перевел взгляд с Остина на Молли и, понизив голос, произнес: – Важную роль играет стимуляция. Больного можно стимулировать рукой или прибегнуть к оральному сексу.
Молли густо покраснела.
Остин почувствовал «вялое шевеление плоти».
Это ж надо! Доктор рекомендует Молли заняться с ним оральным сексом.
Теперь Остин в прямом смысле смотрел жене в рот. До тех пор, пока «вялое шевеление» не стало трансформироваться в самую настоящую эрекцию. Тогда он торопливо отвел взгляд от лица Молли и стал рассматривать висевшую на стене кабинета какую-то таблицу.
На ней было изображено ухо в разрезе. Кто бы только знал, какое у него сложное устройство! Даже удивительно.
– У меня тут есть кое-какие пособия, – сказал доктор Фишер.
– О господи, – пробормотала Молли, закатив глаза. Потом она сделала шаг в сторону, давая доктору возможность пройти.
Доктор Фишер подошел к шкафу с медицинской литературой, открыл дверцу, некоторое время копался внутри, после чего извлек из шкафа три брошюры и вручил их Остину.
Они назывались: «Обретенная мужественность», «Как удовлетворить партнера, не достигая эрекции» и «Радости без проникновения». Все они были объединены общей рубрикой «Жизнь после инсульта».
Молли с шумом втянула в себя воздух и, стараясь не смотреть на врача, обратилась к нему с вопросом:
– Зря вы все это нам говорите, доктор Фишер… Дело в том, что Остин и я… Я и Остин… Короче, когда у Остина случился инсульт, мы давно уже не жили вместе как муж и жена. Так что я в этом городе временно. Пока он не поправится…
Доктор некоторое время обдумывал сказанное, потом кивнул в знак того, что принимает информацию к сведению.
– Понятно… Глупо было с моей стороны распространяться на эту тему, не выяснив прежде, какие чувства вы друг к другу испытываете. Извините.
Хотя доктор Фишер извинялся, на его лице не было и тени раскаяния или смущения. Более того, он предпринимал отчаянные усилия, чтобы не расхохотаться. Справившись с овладевшим им приступом веселья, он обратился к Остину и произнес:
– Как бы то ни было, Остину нужно знать одну вещь. А именно: он еще молод и скоро поправится. Между тем секс занимает в жизни здорового мужчины важное место. Когда приходится подыскивать себе нового партнера, возникает проблема, как обезопасить свой секс, чего не наблюдается в случае моногамных отношений. Но коль скоро вам, Остин, снова предстоит выходить на охоту, то…
Доктор Фишер покачал головой, открыл шкаф и извлек оттуда белую коробку.
– Вот. Как говорится, проявляйте в любовных баталиях осторожность. – С этими словами он вручил Остину упаковку презервативов.
Остин покрутил упаковку в руках и сделал попытку вернуть ее доктору.
– Нет уж, – запротестовал Фишер. – Держите их у себя. Это – образцы, следовательно, они ничего вам стоить не будут. А если понадобятся еще – милости просим. У нас их тонны. – Фишер перевел взгляд на Молли и добавил: – Думаю, и вам это может пригодиться. – Он снова полез в шкаф, достал точно такую же упаковку и протянул ее Молли.
По пути домой они довольно долго хранили молчание. Наконец Молли не выдержала. Не спуская глаз с дороги и держа руки на рулевом колесе, она словно между прочим заметила:
– Что-то не понравился мне этот доктор.
– О-он… н-ничего. – Остин хотел сказать «забавный», но слово было слишком трудное, и он не отважился.
– Нетактичный какой-то, – продолжала гнуть свое Молли. – Вот у доктора Хэнка проблем с тактом не наблюдается.
– С-сейчас не д-до т-такта. Н-не т-то в-время.
Они уже подъезжали к дому, когда Молли задала Остину вопрос, который немало его удивил:
– Ты собираешься их использовать?
– К-кого, их? К-кондомы?
Она кивнула.
Честно говоря, Остин ни с какой другой женщиной, кроме Молли, себя не представлял. Но говорить ей об этом не хотел.
– Н-не з-знаю, – сказал он, пожав плечами.
Остин не стал спрашивать у Молли, как она распорядится с полученными от доктора презервативами. Не хотел этого знать и уж тем более не собирался обсуждать эту тему.
Глава 17
Два дня спустя Молли просунула голову в кабинет Остина и осведомилась, не хочет ли он съездить с ней в магазин за продуктами.
– Тебе надо сменить обстановку, – сказала она.
Остин представил себе, как он, тяжело опираясь на палку, будет ходить среди прилавков, а дети будут указывать на него пальцами и спрашивать у своих мамаш:
– Мама, что случилось с этим дядей? Почему он так смешно ходит?
Смешавшись и запаниковав, Остин проблеял:
– Са-ма… ид-ди…
– Может быть, тебе хочется сходить в какое-нибудь другое место? – спросила она. – В парк, к примеру, или в музей?
Остин покачал головой. Там тоже полно людей.
Молли понимающе ему улыбнулась. Эта улыбка едва не заставила его дать согласие на совместную прогулку. Со дня его рождения они с Молли стали ладить гораздо лучше, чем прежде. Не то, чтобы они жили совсем уж хорошо, но, по крайней мере, в открытую конфронтацию не вступали. Это было достижение.
– Ты уверен, что не хочешь со мной пойти? – спросила она в последний раз, прежде чем выйти из дома.
Остин покачал головой. Ровно через десять минут, после того как Молли ушла, в дверь позвонили.
Остин заколебался. Видеть других людей – кто бы там ни стоял за дверью – ему не хотелось. Но он знал также, что не открыть дверь, значит, проявить трусость, а трусости ни в себе, ни в других людях он не терпел.
Остин открыл дверь и замер.
На пороге стоял Стенли.
Вот черт!
Меньше всего на свете ему хотелось видеть кого-нибудь из бывших коллег по работе. Но еще больше ему не хотелось, чтобы они видели его.
– Здравствуй, Остин.
Стенли был хорошим актером, но не до такой степени, чтобы полностью скрыть испытанное им потрясение. Дело усугублялось тем, что Остин решил в этот день дать себе послабление, джинсы и рубашку надевать не стал, а остановился на серых спортивных брюках и белой футболке. На ногах же у него были отвратительные стариковские шлепанцы, которые подарила ему Эми. За годы супружеской жизни Остин усвоил одну важную вещь: если тебе подарили что-то из одежды или обуви, изволь это носить, вне зависимости от того, нравится тебе это или нет. В противном случае ты наверняка обидишь дарителя.
– Был поблизости и решил тебя навестить, – сказал Стенли. – Мы на работе все очень за тебя переживаем.
Молли приносила Остину визитные карточки, которые оставляли посетители, но среди них карточки Стенли не было, как и карточки Грега – еще одного его приятеля. Нельзя сказать, чтобы Остин по этому поводу слишком горевал. Стенли, Грег и вся остальная компания брокеров казались ему частью прошлой жизни, которая никак не соприкасалась с его нынешним существованием.
Поначалу у Остина были мысли в случае выздоровления вернуться на прежнее место работы и он даже устраивал себе проверки, которые, надо признать, закончились полным крахом. Цифры и числа, которыми он раньше жонглировал, как хотел, представляли для него теперь китайскую грамоту. Отныне финансами занималась Молли, но не потому, что у него после удара сильно испортился почерк – при желании можно было исправить и это, – а потому, что даже простейший банковский документ ставил его в тупик.
– «Медко» грозит банкротство, – сказал Стенли, чтобы прервать затянувнуюся паузу. – Но акции «Америки» поднялись с тридцати до пятидесяти.
Стенли говорил о покупке и продаже акций, не зная того, что Остин совершенно отдалился от этого мира. Теперь у него в жизни были другие задачи – подняться с постели, не растянувшись при этом на полу, надеть джинсы, правильно застегнуть рубашку, налить кофе в чашку, не залив скатерти.
Размышляя над всем этим, Остин продолжал стоять в дверях, не предлагая Стенли войти. Он мечтал о том, чтобы вернулась Молли. Она бы развлекла гостя или просто-напросто выпроводила его из дома, воспользовавшись каким-нибудь невинным предлогом.
– А ты неплохо выглядишь… – после минутного молчания произнес Стенли, не зная, чем еще можно ободрить больного.
«Черта с два! – подумал Остин. – Я выгляжу, как задница, а ты бессовестно мне врешь».
Стенли относился к тому типу мужчин, которые не чуждаются хорошей выпивки и общества симпатичных женщин. Будучи на несколько лет старше Остина, он отчаянно молодился и старательно прикрывал лысину длинной прядью, которую отращивал у уха.
Теперь он смотрел на Остина с плохо скрытым ужасом, а на лице у него проступило выражение, которое можно было расшифровать так: «Следующим могу стать я».
Остин криво улыбнулся. Он понимал, что ему нужно заговорить со Стенли, но выстраивать из слогов слова в его присутствии ему было мучительно стыдно.
Делать, однако, было нечего: Молли все не шла, и развлекать гостя, кроме него, было некому.
– Х-хочешь в-выпить? – пробормотал он.
– С удовольствием.
Черт! И зачем только он предложил ему выпить? Знал же, что Стенли от выпивки никогда не откажется.
Где же Молли? Почему она так долго не возвращается?
Остин кивком головы предложил Стенли войти, захлопнул дверь и отправился в кабинет, где у него хранились крепкие напитки.
В кабинет было два входа – из гостиной и из кухни. Остин пошел через гостиную – это был кратчайший путь.
Оставалось решить, что налить Стенли. Остин помнил, что его коллега предпочитал джин со льдом, но выковыривать кубики льда из морозилки ему было не под силу.
Решив, что сойдет и так – Стенли в принципе не был привередливым парнем, – Остин потянулся за стоявшей на шкафу большой пузатой бутылкой. Однако достать бутылку – это еще не все. Это, как говорится, полдела, даже четверть дела. Открыть ее – вот задача. Левая рука Остина по-прежнему действовала плохо и для откручивания крышек не годилась. Прижав бутылку левой рукой к животу, Остин, используя правую руку, отвинтил крышку. Вот оно! Свершилось!
Вот так он теперь и жил. Двигался от одного маленького успеха и достижения – к другому. А ведь бывали еще и неудачи, когда хотелось все бросить и лечь лицом к стене, чтобы, укрывшись с головой пледом, отгородиться от остального мира. Все-таки судьба обошлась с ним слишком жестоко. Он, Остин, этого не заслуживал…
Бутылка выскользнула из пальцев, упала на письменный стол, и ее содержимое стало выливаться из горлышка и растекаться по полированной столешнице. Бульк, бульк, бульк…
Хотя Остин делал все очень медленно, ему удалось поднять бутылку прежде, чем джин успел до конца из нее вылиться. В воздухе резко запахло спиртом и можжевельником.
Чтобы не затягивать этот процесс, оскорблявший его достоинство, Остин торопливо схватился за стакан, сжав пальцы изо всех сил. Когда он начал наливать джин, горлышко бутылки то и дело клацало о его край, а прозрачная жидкость частично проливалась, частично попадала в стакан, смачивая и холодя его пальцы.
Покончив с этой крайне неприятной и весьма сложной работой, Остин, стиснув совершенно мокрый стакан обеими руками, отнес его Стенли. Тот в полном молчании с любопытством наблюдал за действиями Остина сквозь стеклянную дверь кабинета.
«Вот ведь задница какая, – со злобой подумал Остин, глядя на своего коллегу. – Видел же, что мне трудно, но у него даже мысли не возникло войти в кабинет и мне помочь».
Хорошо еще, что Стенли не стал засиживаться. Прикончив напиток двумя глотками, он поднялся с дивана и, пятясь, стал отступать из гостиной к двери.
– Можешь не беспокоиться, – сказал он, заметив, что Остин направляется к двери, чтобы его проводить. – Я сам открою. И вот еще что, – добавил он, на мгновение останавливаясь. – Я обязательно тебя как-нибудь навещу. Выберу время – и приеду.
Лицо Стенли дышало искренностью выступающего по телевизору проповедника, но Остин почему-то ему не поверил.
«Черта с два ты приедешь, – подумал он, опираясь на свою трость и продолжая вышагивать к двери, несмотря на протесты Стенли. – Испугаешься. Ты уже испугался…»
Неожиданно Остин понял, что ни напряжения, ни смущения больше не испытывает. Более того, ему было совершенно наплевать, что думает о нем Стенли.
– К-как т-ты с-смотришь на т-то, чтобы с-сыграть в г-гольф? – с кривой улыбкой спросил он. Как только сковывавшее его напряжение исчезло, говорить ему стало не в пример легче.
У Стенли от удивления отвисла челюсть.
– В гольф?
Остин сжал свою трость обеими руками и взмахнул ей в воздухе.
– Н-ну д-да…в г-гольф.
В свое время они со Стенли были партнерами по гольфу, но теперь его коллега старательно делал вид, что не может понять, о чем это Остин толкует.
– Что-нибудь придумаем. – Стенли растянул губы в неискренней улыбке. – Как я уже говорил, я обязательно тебя навещу…
С этими словами Стенли распахнул дверь, сбежал по ступенькам и быстрым шагом направился к своему красному «Корвету», стремясь побыстрее укрыться в его салоне от насмешливого взгляда Остина, его кривой улыбки и подпрыгивающей походки.
Хозяин дома, стоя в дверном проеме, наблюдал за тем, как уезжал его гость. Он видел, как Стенли, выезжая с участка, одной рукой вращал рулевое колесо, а другой – доставал из кармана мобильный телефон. Он даже не посчитал нужным отъехать подальше от дома – до того ему не терпелось поделиться своими впечатлениями с товарищами по работе.
«Только что видел Остина Беннета. Забудьте о нем. Это не Остин, а черт знает кто. Развалина какая-то. Так что не надейтесь – он не вернется…»
Так – или примерно так – будет рассказывать о нем Стенли. Пожалуй, только в эту минуту Остин до конца осознал, что его жизнь полностью и окончательно переменилась.
Закрыв дверь, он, опираясь на трость, похромал в кабинет. Стенли прав, думал он, вытирая со стола пролитый джин. Он, Остин, на старое место не вернется. Да и к чему? Он больше не может приносить пользу. По телефону разговаривать он не в состоянии – это раз. Потерял всякое представление о цифрах, числах и математике в целом – это два. Да что там математика! Он даже стакан налить не может. На что он, спрашивается, теперь годится?
Ему надо было умереть. Так было бы лучше для всех.
Чтобы промокнуть со стола джин, он использовал два кухонных полотенца. Тем не менее в воздухе по-прежнему пахло спиртным. А он-то надеялся, что никаких следов пребывания Стенли в доме не останется. Он не хотел, чтобы Молли знала о его визите.
Остин ставил бутылку с остатками джина на шкаф, как вдруг с него спланировала на пол какая-то белая бумага.
Вернее, не бумага, а конверт.
Остин нагнулся и поднял конверт с пола. Письмо было адресовано Молли, причем адрес был написан твердым мужским почерком. Марка и штемпель указывали на то, что письмо послано из Флориды.
Конверт был надорван. Казалось, Молли до такой степени не терпелось узнать, о чем ей пишут, что она напрочь забыла о существовании специального ножичка для вскрывания писем.
Остин сунул два пальца в конверт и вытащил оттуда сложенный вдвое разлинованный листок.
Очень медленно, слово за словом он прочитал письмо. И почувствовал, как по его телу прокатилась дрожь. Сейчас он испытывал примерно те же чувства, которые им владели, когда год назад он прочитал прощальное письмо Молли.
Итак, у нее есть другой.
Фраза, конечно, избитая, зато верно отражает действительность.
Конечно, мысли об измене жены не раз приходили ему в голову, но, по большому счету, слишком серьезно он никогда к ним не относился.
Остин рассмеялся каким-то нечеловеческим, похожим на орлиный клекот смехом. Почему, в самом деле, и не быть другому? Ведь был же, был другой – на протяжении всех совместно ими прожитых двадцати лет был. Одна только разница: тот умер, а этот – живой и, судя по всему, отлично себя чувствует.
Остин не знал, сколько прошло времени с того момента, как он обнаружил злосчастное письмо. Из состояния ступора его вывел звук мотора подъехавшего к дому автомобиля. Это не был универсал Молли – уж его-то он как-нибудь бы узнал. Нет, это была другая машина и, судя по приглушенному, но мощному рокоту двигателя, не иначе как спортивная.
Продолжая держать в руке адресованное Молли письмо, он вышел в коридор и подошел к окну. На улице уже было темно. У подъезда стоял спортивный «Эм Джи» Марка Эллиота. В эту самую минуту из него вылезала Молли.
У Остина перехватило горло, а на лбу выступил холодный пот.
Все остальное виделось ему, как в замедленной съемке.
Марк Эллиот.
Открывает дверцу машины. Выходит.
Захлопывает дверцу. Улыбается.
Достает с заднего сиденья пакет с продуктами.
Направляется к дому.
Молли останавливает его. Кладет ему руку на предплечье. Забирает у него покупки.
Разговаривает с ним.
Марк возвращается к машине. Садится.
Молли не торопится входить в дом. Поднимает руку, машет Марку на прощание, затем наблюдает, как он отъезжает от дома.
У Остина оставалось еще довольно соображения, чтобы понять: он – сплошной комок нервов. В таком состоянии он только все испортит. Ему требовалось время, чтобы обдумать, как себя вести, и немного успокоиться.
По этой причине встречаться сейчас с Молли он не хотел.
Просто не мог.
Торопливым подпрыгивающим шагом он направился в кабинет, закрыл за собой дверь и плюхнулся за стол.
Ревность подкосила Остина. В этом чувстве не было никакой логики, поскольку Остин считал, что эмоциональные связи с женой у него потеряны уже довольно давно. Выяснялось, однако, что это далеко не так.
В полной прострации, не зная хорошенько, что делать, что говорить и как реагировать на почерпнутую из письма информацию, он принялся один за другим выдвигать ящики стола. Ничто не привлекало его внимания до тех пор, пока Остин не наткнулся на белый бумажный пакет. Дрожащими, как у немощного старика, руками он вынул пакет из ящика, положил на стол и разорвал белую упаковочную бумагу.
Его взгляду, который застилала алая пелена ярости, предстала «грибная» птица.
Купленная им год назад для Молли.
Но не для той Молли, какой она стала нынче.
Ему казалось, что он купил эту птицу в какой-то другой жизни и для совершенно другой женщины. Ему пришло в голову, что он совершенно не знает свою жену. Она совершенно незнакомый для него человек, попросту говоря, чужая.
Но знал ли он ее хоть когда-нибудь? Разве она не была для него чужой все эти годы, всю их совместную жизнь?
Но даже при этом условии он мог бы догадаться, что она завела себе другого. Хотя бы по одежде или по поведению. Та, прежняя, Молли никогда так не одевалась и не поступала, как Молли нынешняя.
Остин дышал тяжело, как кузнечный мех, а сердце его неистово билось. И не болезнь была тому причиной, а первобытная, страшная в своей примитивности животная злоба.
Дрожащим пальцем он провел по крылу «грибной» птицы. Потом, сморщившись от отвращения, Остин схватил птицу и с размаху швырнул ее в стоявшую под столом корзинку для бумаг.
И почему он не выбросил ее раньше? Чего ждал? Непонятно…
– Тебе надо сменить обстановку, – сказала она.
Остин представил себе, как он, тяжело опираясь на палку, будет ходить среди прилавков, а дети будут указывать на него пальцами и спрашивать у своих мамаш:
– Мама, что случилось с этим дядей? Почему он так смешно ходит?
Смешавшись и запаниковав, Остин проблеял:
– Са-ма… ид-ди…
– Может быть, тебе хочется сходить в какое-нибудь другое место? – спросила она. – В парк, к примеру, или в музей?
Остин покачал головой. Там тоже полно людей.
Молли понимающе ему улыбнулась. Эта улыбка едва не заставила его дать согласие на совместную прогулку. Со дня его рождения они с Молли стали ладить гораздо лучше, чем прежде. Не то, чтобы они жили совсем уж хорошо, но, по крайней мере, в открытую конфронтацию не вступали. Это было достижение.
– Ты уверен, что не хочешь со мной пойти? – спросила она в последний раз, прежде чем выйти из дома.
Остин покачал головой. Ровно через десять минут, после того как Молли ушла, в дверь позвонили.
Остин заколебался. Видеть других людей – кто бы там ни стоял за дверью – ему не хотелось. Но он знал также, что не открыть дверь, значит, проявить трусость, а трусости ни в себе, ни в других людях он не терпел.
Остин открыл дверь и замер.
На пороге стоял Стенли.
Вот черт!
Меньше всего на свете ему хотелось видеть кого-нибудь из бывших коллег по работе. Но еще больше ему не хотелось, чтобы они видели его.
– Здравствуй, Остин.
Стенли был хорошим актером, но не до такой степени, чтобы полностью скрыть испытанное им потрясение. Дело усугублялось тем, что Остин решил в этот день дать себе послабление, джинсы и рубашку надевать не стал, а остановился на серых спортивных брюках и белой футболке. На ногах же у него были отвратительные стариковские шлепанцы, которые подарила ему Эми. За годы супружеской жизни Остин усвоил одну важную вещь: если тебе подарили что-то из одежды или обуви, изволь это носить, вне зависимости от того, нравится тебе это или нет. В противном случае ты наверняка обидишь дарителя.
– Был поблизости и решил тебя навестить, – сказал Стенли. – Мы на работе все очень за тебя переживаем.
Молли приносила Остину визитные карточки, которые оставляли посетители, но среди них карточки Стенли не было, как и карточки Грега – еще одного его приятеля. Нельзя сказать, чтобы Остин по этому поводу слишком горевал. Стенли, Грег и вся остальная компания брокеров казались ему частью прошлой жизни, которая никак не соприкасалась с его нынешним существованием.
Поначалу у Остина были мысли в случае выздоровления вернуться на прежнее место работы и он даже устраивал себе проверки, которые, надо признать, закончились полным крахом. Цифры и числа, которыми он раньше жонглировал, как хотел, представляли для него теперь китайскую грамоту. Отныне финансами занималась Молли, но не потому, что у него после удара сильно испортился почерк – при желании можно было исправить и это, – а потому, что даже простейший банковский документ ставил его в тупик.
– «Медко» грозит банкротство, – сказал Стенли, чтобы прервать затянувнуюся паузу. – Но акции «Америки» поднялись с тридцати до пятидесяти.
Стенли говорил о покупке и продаже акций, не зная того, что Остин совершенно отдалился от этого мира. Теперь у него в жизни были другие задачи – подняться с постели, не растянувшись при этом на полу, надеть джинсы, правильно застегнуть рубашку, налить кофе в чашку, не залив скатерти.
Размышляя над всем этим, Остин продолжал стоять в дверях, не предлагая Стенли войти. Он мечтал о том, чтобы вернулась Молли. Она бы развлекла гостя или просто-напросто выпроводила его из дома, воспользовавшись каким-нибудь невинным предлогом.
– А ты неплохо выглядишь… – после минутного молчания произнес Стенли, не зная, чем еще можно ободрить больного.
«Черта с два! – подумал Остин. – Я выгляжу, как задница, а ты бессовестно мне врешь».
Стенли относился к тому типу мужчин, которые не чуждаются хорошей выпивки и общества симпатичных женщин. Будучи на несколько лет старше Остина, он отчаянно молодился и старательно прикрывал лысину длинной прядью, которую отращивал у уха.
Теперь он смотрел на Остина с плохо скрытым ужасом, а на лице у него проступило выражение, которое можно было расшифровать так: «Следующим могу стать я».
Остин криво улыбнулся. Он понимал, что ему нужно заговорить со Стенли, но выстраивать из слогов слова в его присутствии ему было мучительно стыдно.
Делать, однако, было нечего: Молли все не шла, и развлекать гостя, кроме него, было некому.
– Х-хочешь в-выпить? – пробормотал он.
– С удовольствием.
Черт! И зачем только он предложил ему выпить? Знал же, что Стенли от выпивки никогда не откажется.
Где же Молли? Почему она так долго не возвращается?
Остин кивком головы предложил Стенли войти, захлопнул дверь и отправился в кабинет, где у него хранились крепкие напитки.
В кабинет было два входа – из гостиной и из кухни. Остин пошел через гостиную – это был кратчайший путь.
Оставалось решить, что налить Стенли. Остин помнил, что его коллега предпочитал джин со льдом, но выковыривать кубики льда из морозилки ему было не под силу.
Решив, что сойдет и так – Стенли в принципе не был привередливым парнем, – Остин потянулся за стоявшей на шкафу большой пузатой бутылкой. Однако достать бутылку – это еще не все. Это, как говорится, полдела, даже четверть дела. Открыть ее – вот задача. Левая рука Остина по-прежнему действовала плохо и для откручивания крышек не годилась. Прижав бутылку левой рукой к животу, Остин, используя правую руку, отвинтил крышку. Вот оно! Свершилось!
Вот так он теперь и жил. Двигался от одного маленького успеха и достижения – к другому. А ведь бывали еще и неудачи, когда хотелось все бросить и лечь лицом к стене, чтобы, укрывшись с головой пледом, отгородиться от остального мира. Все-таки судьба обошлась с ним слишком жестоко. Он, Остин, этого не заслуживал…
Бутылка выскользнула из пальцев, упала на письменный стол, и ее содержимое стало выливаться из горлышка и растекаться по полированной столешнице. Бульк, бульк, бульк…
Хотя Остин делал все очень медленно, ему удалось поднять бутылку прежде, чем джин успел до конца из нее вылиться. В воздухе резко запахло спиртом и можжевельником.
Чтобы не затягивать этот процесс, оскорблявший его достоинство, Остин торопливо схватился за стакан, сжав пальцы изо всех сил. Когда он начал наливать джин, горлышко бутылки то и дело клацало о его край, а прозрачная жидкость частично проливалась, частично попадала в стакан, смачивая и холодя его пальцы.
Покончив с этой крайне неприятной и весьма сложной работой, Остин, стиснув совершенно мокрый стакан обеими руками, отнес его Стенли. Тот в полном молчании с любопытством наблюдал за действиями Остина сквозь стеклянную дверь кабинета.
«Вот ведь задница какая, – со злобой подумал Остин, глядя на своего коллегу. – Видел же, что мне трудно, но у него даже мысли не возникло войти в кабинет и мне помочь».
Хорошо еще, что Стенли не стал засиживаться. Прикончив напиток двумя глотками, он поднялся с дивана и, пятясь, стал отступать из гостиной к двери.
– Можешь не беспокоиться, – сказал он, заметив, что Остин направляется к двери, чтобы его проводить. – Я сам открою. И вот еще что, – добавил он, на мгновение останавливаясь. – Я обязательно тебя как-нибудь навещу. Выберу время – и приеду.
Лицо Стенли дышало искренностью выступающего по телевизору проповедника, но Остин почему-то ему не поверил.
«Черта с два ты приедешь, – подумал он, опираясь на свою трость и продолжая вышагивать к двери, несмотря на протесты Стенли. – Испугаешься. Ты уже испугался…»
Неожиданно Остин понял, что ни напряжения, ни смущения больше не испытывает. Более того, ему было совершенно наплевать, что думает о нем Стенли.
– К-как т-ты с-смотришь на т-то, чтобы с-сыграть в г-гольф? – с кривой улыбкой спросил он. Как только сковывавшее его напряжение исчезло, говорить ему стало не в пример легче.
У Стенли от удивления отвисла челюсть.
– В гольф?
Остин сжал свою трость обеими руками и взмахнул ей в воздухе.
– Н-ну д-да…в г-гольф.
В свое время они со Стенли были партнерами по гольфу, но теперь его коллега старательно делал вид, что не может понять, о чем это Остин толкует.
– Что-нибудь придумаем. – Стенли растянул губы в неискренней улыбке. – Как я уже говорил, я обязательно тебя навещу…
С этими словами Стенли распахнул дверь, сбежал по ступенькам и быстрым шагом направился к своему красному «Корвету», стремясь побыстрее укрыться в его салоне от насмешливого взгляда Остина, его кривой улыбки и подпрыгивающей походки.
Хозяин дома, стоя в дверном проеме, наблюдал за тем, как уезжал его гость. Он видел, как Стенли, выезжая с участка, одной рукой вращал рулевое колесо, а другой – доставал из кармана мобильный телефон. Он даже не посчитал нужным отъехать подальше от дома – до того ему не терпелось поделиться своими впечатлениями с товарищами по работе.
«Только что видел Остина Беннета. Забудьте о нем. Это не Остин, а черт знает кто. Развалина какая-то. Так что не надейтесь – он не вернется…»
Так – или примерно так – будет рассказывать о нем Стенли. Пожалуй, только в эту минуту Остин до конца осознал, что его жизнь полностью и окончательно переменилась.
Закрыв дверь, он, опираясь на трость, похромал в кабинет. Стенли прав, думал он, вытирая со стола пролитый джин. Он, Остин, на старое место не вернется. Да и к чему? Он больше не может приносить пользу. По телефону разговаривать он не в состоянии – это раз. Потерял всякое представление о цифрах, числах и математике в целом – это два. Да что там математика! Он даже стакан налить не может. На что он, спрашивается, теперь годится?
Ему надо было умереть. Так было бы лучше для всех.
Чтобы промокнуть со стола джин, он использовал два кухонных полотенца. Тем не менее в воздухе по-прежнему пахло спиртным. А он-то надеялся, что никаких следов пребывания Стенли в доме не останется. Он не хотел, чтобы Молли знала о его визите.
Остин ставил бутылку с остатками джина на шкаф, как вдруг с него спланировала на пол какая-то белая бумага.
Вернее, не бумага, а конверт.
Остин нагнулся и поднял конверт с пола. Письмо было адресовано Молли, причем адрес был написан твердым мужским почерком. Марка и штемпель указывали на то, что письмо послано из Флориды.
Конверт был надорван. Казалось, Молли до такой степени не терпелось узнать, о чем ей пишут, что она напрочь забыла о существовании специального ножичка для вскрывания писем.
Остин сунул два пальца в конверт и вытащил оттуда сложенный вдвое разлинованный листок.
Очень медленно, слово за словом он прочитал письмо. И почувствовал, как по его телу прокатилась дрожь. Сейчас он испытывал примерно те же чувства, которые им владели, когда год назад он прочитал прощальное письмо Молли.
Итак, у нее есть другой.
Фраза, конечно, избитая, зато верно отражает действительность.
Конечно, мысли об измене жены не раз приходили ему в голову, но, по большому счету, слишком серьезно он никогда к ним не относился.
Остин рассмеялся каким-то нечеловеческим, похожим на орлиный клекот смехом. Почему, в самом деле, и не быть другому? Ведь был же, был другой – на протяжении всех совместно ими прожитых двадцати лет был. Одна только разница: тот умер, а этот – живой и, судя по всему, отлично себя чувствует.
Остин не знал, сколько прошло времени с того момента, как он обнаружил злосчастное письмо. Из состояния ступора его вывел звук мотора подъехавшего к дому автомобиля. Это не был универсал Молли – уж его-то он как-нибудь бы узнал. Нет, это была другая машина и, судя по приглушенному, но мощному рокоту двигателя, не иначе как спортивная.
Продолжая держать в руке адресованное Молли письмо, он вышел в коридор и подошел к окну. На улице уже было темно. У подъезда стоял спортивный «Эм Джи» Марка Эллиота. В эту самую минуту из него вылезала Молли.
У Остина перехватило горло, а на лбу выступил холодный пот.
Все остальное виделось ему, как в замедленной съемке.
Марк Эллиот.
Открывает дверцу машины. Выходит.
Захлопывает дверцу. Улыбается.
Достает с заднего сиденья пакет с продуктами.
Направляется к дому.
Молли останавливает его. Кладет ему руку на предплечье. Забирает у него покупки.
Разговаривает с ним.
Марк возвращается к машине. Садится.
Молли не торопится входить в дом. Поднимает руку, машет Марку на прощание, затем наблюдает, как он отъезжает от дома.
У Остина оставалось еще довольно соображения, чтобы понять: он – сплошной комок нервов. В таком состоянии он только все испортит. Ему требовалось время, чтобы обдумать, как себя вести, и немного успокоиться.
По этой причине встречаться сейчас с Молли он не хотел.
Просто не мог.
Торопливым подпрыгивающим шагом он направился в кабинет, закрыл за собой дверь и плюхнулся за стол.
Ревность подкосила Остина. В этом чувстве не было никакой логики, поскольку Остин считал, что эмоциональные связи с женой у него потеряны уже довольно давно. Выяснялось, однако, что это далеко не так.
В полной прострации, не зная хорошенько, что делать, что говорить и как реагировать на почерпнутую из письма информацию, он принялся один за другим выдвигать ящики стола. Ничто не привлекало его внимания до тех пор, пока Остин не наткнулся на белый бумажный пакет. Дрожащими, как у немощного старика, руками он вынул пакет из ящика, положил на стол и разорвал белую упаковочную бумагу.
Его взгляду, который застилала алая пелена ярости, предстала «грибная» птица.
Купленная им год назад для Молли.
Но не для той Молли, какой она стала нынче.
Ему казалось, что он купил эту птицу в какой-то другой жизни и для совершенно другой женщины. Ему пришло в голову, что он совершенно не знает свою жену. Она совершенно незнакомый для него человек, попросту говоря, чужая.
Но знал ли он ее хоть когда-нибудь? Разве она не была для него чужой все эти годы, всю их совместную жизнь?
Но даже при этом условии он мог бы догадаться, что она завела себе другого. Хотя бы по одежде или по поведению. Та, прежняя, Молли никогда так не одевалась и не поступала, как Молли нынешняя.
Остин дышал тяжело, как кузнечный мех, а сердце его неистово билось. И не болезнь была тому причиной, а первобытная, страшная в своей примитивности животная злоба.
Дрожащим пальцем он провел по крылу «грибной» птицы. Потом, сморщившись от отвращения, Остин схватил птицу и с размаху швырнул ее в стоявшую под столом корзинку для бумаг.
И почему он не выбросил ее раньше? Чего ждал? Непонятно…
Глава 18
У Молли забарахлил мотор. Воспользовавшись этим как предлогом, она заехала к Марку. И… засиделась дотемна.
Они заболтались, и Молли потеряла чувство времени. Так что ее машину Марк так и не осмотрел.
– Мне пора ехать, – сказала Молли, взглянув на висевшие на кухне часы. Взяв сумочку, она направилась к двери.
Марк шел за ней как привязанный.
– Не уезжай, – тихо попросил он.
Молли взялась за ручку двери.
– Мне надо ехать. Надо, понимаешь?
Марк нежно коснулся ее запястья, указав на темное пятно с внутренней стороны.
– Откуда это у тебя?
Синяк! Молли раньше его не замечала и знать не знала, откуда он взялся.
– Представления не имею. Кожа у меня очень нежная, так что синяки появляются от малейшего удара или щипка.
Они заболтались, и Молли потеряла чувство времени. Так что ее машину Марк так и не осмотрел.
– Мне пора ехать, – сказала Молли, взглянув на висевшие на кухне часы. Взяв сумочку, она направилась к двери.
Марк шел за ней как привязанный.
– Не уезжай, – тихо попросил он.
Молли взялась за ручку двери.
– Мне надо ехать. Надо, понимаешь?
Марк нежно коснулся ее запястья, указав на темное пятно с внутренней стороны.
– Откуда это у тебя?
Синяк! Молли раньше его не замечала и знать не знала, откуда он взялся.
– Представления не имею. Кожа у меня очень нежная, так что синяки появляются от малейшего удара или щипка.