Вейр Тереза. Вся ночь впереди

   Единение, которое возникло между ними, продолжалось, пока они не вошли в дом и взгляд Остина не упал на стоявший у кухонной двери потрепанный чемодан Молли.
   Увидев его, он ощутил странную пустоту под ложечкой, ни слова не говоря, отстранился от Молли и, едва переставляя ноги, побрел в гостевую комнату, которая стала его спальней с тех пор, как он вышел из больницы.
   Молли молча смотрела вслед мужу, не зная, идти ли за ним или оставить лучше его на время в покое. Она продолжала над этим раздумывать, пока не услышала шум льющейся воды. Она поняла, что Остин принимает душ, и решила, что он вовсе не так плохо себя чувствует, как это ей казалось минутой раньше.
   «Ни о чем не думай, – сказала она себе. – А главное, не пытайся анализировать то, что случилось у тебя с Остином во дворе. Потом об этом подумаешь – когда как следует отоспишься».
   Занимаясь домашними делами, она старательно следовала этой данной себе установке, как вдруг обнаружила, что прошло уже двадцать минут, а вода в ванной все еще льется.
   Подойдя к комнате для гостей, она решительно постучала в дверь.
   – Остин!
   Поскольку он не отозвался, Молли вошла в его комнату и первым делом направилась в ванную.
   Дверь была не заперта.
   Моли приоткрыла ее и заглянула в щелку.
   – Остин?
   Из-за болезни Остина ванную комнату переоборудовали в душевую. Ванну вынесли, на ее месте установили деревянную скамью и, чтобы Остин не упал, обнесли ее деревянными перилами, за которые в случае необходимости он мог держаться.
   За матовым стеклянным ограждением сквозь клубы пара едва проглядывали контуры его фигуры. С забившимся от дурного предчувствия сердцем Молли приоткрыла дверцу душевой.
   Остин, закрыв глаза, неподвижно сидел на скамье, привалившись головой к кафельной стене. Лившаяся сверху вода омывала его тело, собиралась под ногами в ручеек и исчезала в крохотном бурливом водовороте стока.
   – Остин! – воскликнула Моли, чувствуя, как в ней нарастает паника.
   Очень медленно, словно ему требовалось сделать для этого огромное усилие, он приоткрыл глаза и посмотрел на нее в упор.
   – Знаешь что, Молли? – задумчиво произнес он, словно продолжая начатый с ней разговор. – Я вот о чем подумал…
   Неожиданно Остин запнулся, а потом и вовсе замолчал. Вместо того чтобы закончить свою мысль, он протянул к ней руки.
   Молли не ожидала такого порыва с его стороны и так растерялась, что позволила втащить себя внутрь, хотя и была полностью одета. В следующую минуту, впрочем, она опомнилась и могла бы, если б того хотела, выскользнуть наружу, но не сделала этого. Она осталась и, более того, даже прикрыла за собой дверцу душевой кабинки.
   Все так же молча и не сводя с нее глаз, Остин усадил ее к себе на колени, и теперь лившаяся из душа вода равно поливала их обоих. Потом, взяв Молли за руку, Остин поднес ее пальцы к губам и поцеловал. Во взгляде его проступило какое-то странное выражение: казалось, он сам над собой подсмеивался.
   Молли, честно говоря, не знала, что и думать. Что делать, она тоже не знала. До сих пор она без особого успеха пыталась выбросить из головы то, что произошло между ними во дворе, но теперь, когда Остин затащил ее в душевую, ей и вовсе стало невозможно отделаться от этих мыслей. В голове у нее царил страшный сумбур, да и Остин не давал ей расслабиться, продолжая преподносить сюрприз за сюрпризом.
   – Я собираюсь податься на север, – неожиданно сказал он, будто отвечая на какие-то свои тайные мысли. Нечего и говорить, что подобное заявление со стороны мужа удивило Молли ничуть не меньше, чем его действия.
   – На север? – удивленно переспросила она.
   – Ну да, на север. Может, в Висконсин, а может, в Миннесоту.
   Он отпустил ее руку, прикрыл глаза и снова откинул назад голову, упершись затылком в кафельную стену.
   Остин сидел так довольно долго, и Молли уже стала подумывать, что он уснул. Поэтому, когда он заговорил снова, она невольно вздрогнула.
   Не открывая глаз, он сказал:
   – Сниму себе хижину… на озере. Буду ловить рыбу… вечером сидеть у костра.
   Какая рыба? Какой костер? Он ведь всегда отказывался ехать с ней за город? Говорил, что глупо спать на улице, когда у тебя есть свой дом.
   – Хорошо проснуться… где-нибудь за городом, под открытым небом…
   И это ее практичный, расчетливый Остин, который терпеть не может всякие палатки и лагерные костры? Молли просто отказывалась что-либо понимать.
   Нет, в самом деле, не случилось ли у него чего с головой?
   – Ну и как ты намереваешься туда добраться? – поинтересовалась она.
   Остин беззаботно пожал плечами:
   – Откуда я знаю? Может, на автобусе?
   Хм! И это говорил человек, у которого в прошлом весь год был расписан по дням и по часам. Невероятно.
   Бедняга. Он даже не знает, насколько он не подготовлен к такого рода путешествиям.
   Она подумала об авиационном билете, который лежал у нее в сумочке, и о снятом ею номере в гостинице на окраине города. А потом подумала об Остине, который на свой страх и риск собирался ехать на рыбалку в глухой озерный край.
   – Слушай, может, мне тебя туда отвезти? – предложила она.
   Он открыл глаза.
   – А как же твоя… Фло-ри-да? – произнес он по слогам.
   – У меня билет на самолет на восьмое сентября.
   Остин с минуту подумал, потом спросила:
   – А сегодня какое?
   – Двадцать шестое.
   Поскольку у него на лице появилось странное, какое-то отстраненное выражение, она сочла необходимым повторить дату еще раз раздельно, чуть ли не по слогам произнося слова.
   – Сегодня – двадцать шестое августа.
   «Неужели возможно такое, что он не знает, какой сегодня месяц и день?» – подумала Молли, но сказала другое:
   – Нагреватель перестал работать. Вода становится холодной.
   Он кивнул, но выйти из душевой даже не попытался.
   Молли выключила воду. Поскольку Остин, казалось, снова погрузился в оцепенение, она встала, стянула с себя мокрое платье и отбросила его в сторону.
   С промокшим бельем пришлось повозиться. Когда трусики упали на мокрый кафельный пол и она после этого подняла глаза на Остина, то обнаружила, что он откровенно, без малейшего смущения ее разглядывает. Его по-прежнему занимал ее загар, вернее, полоски от купальника, которых на загорелом теле Молли вроде бы и не было заметно.
   Стоя под его пристальным взглядом, Молли почувствовала, как в ней разгорается желание. Она хотела уже было прикрыться полотенцем, как вдруг Остин протянул руку и коснулся гладко выбритой кожи внизу живота.
   – Это… очень эротично, – глубокомысленно произнес он. – Это могло бы мне понравиться…
   – Что? – спросила она, замирая. – Что могло бы тебе понравиться?
   Он покачал головой.
   – Неважно…
   – Нет, скажи… – попросила она тихо.
   – Ну… я представил себе, что касаюсь этого места языком. Интересно все-таки, какова ты на вкус. И еще: хотелось бы знать, что бы ты при этом… подумала…
   – Подумала бы, что ты начитался книжонок доктора Фишера, – сказала она едва слышно.
   Остин криво улыбнулся и убрал руку.
   Тут она вдруг поняла, до какой степени он утомлен. Не отдавая себе в том отчета, он говорил ей все, что приходило к нему в голову, не подвергая свои речи ни малейшей цензуре.
   – Ну, хватит, – сказала Молли, снимая с крючка полотенце и в него заворачиваясь.
   Прикрывшись, она взяла еще одно полотенце и стала вытирать им Остина. Потом она обернула полотенцем бедра мужа и повела его к кровати. Он повалился на нее как подкошенный.
   – Всегда хотел… принять душ с тобой вместе, – произнес он перед тем, как погрузиться в сон.
 
   Через шесть часов Молли проснулась. Она лежала на постели рядом с Остином, который все еще спал.
   Как известно, увидеть вещи в перспективе можно только на свежую голову.
   «Ты что, с ума сошла? – первым делом спросила себя Молли, когда проснулась. – Ты вообще думаешь, что творишь, или нет?»
   Сильнейший стресс, в котором она пребывала последние двадцать четыре часа, довел ее, что называется, до точки. В самом деле, за последние сутки она пережила попытку изнасилования со стороны Остина, провела бессонную ночь, прошла через кризис в ее с Марком отношениях…
   «Сколько еще нужно событий, чтобы поставить человека на грань нервного срыва?» – задавалась она вопросом, разглядывая оклеенные обоями в цветочек стены гостевой комнаты.
   Думать о том, что произошло между ними, ей по-прежнему не хотелось. Еще меньше ей хотелось рассуждать на тему об открывшейся вдруг перед ней мужской привлекательности Остина.
   Остин между тем перекатился на бок, открыл глаза и посмотрел на нее в упор.
   – Забудь о том, что произошло вчера, – неожиданно, прежде всего для самой себя, произнесла она.
   Правильно сказала. Только это в ее положении и можно было сказать.
   Остин замигал, а потом неожиданно улыбнулся. Улыбка у него получилась такая очаровательная, такая сексуальная, что у нее екнуло сердце.
   – Уже забыл, – сказал он.
   «Ну и хорошо, – подумала она. – Просто отлично».
   Остин поднял руку и дотронулся до бретельки ее тонкой ночной рубашки.
   – А как же… обещанный тобой выезд на природу? – спросил он.
   Если Молли сейчас уедет, значит, она вернулась в Айову напрасно. И все, что она до сих пор делала, тоже немногого стоит. Она-то приехала сюда для того, чтобы поставить Остина на ноги, а до этого еще далеко. Так что хочешь не хочешь, а обещание придется выполнять…
   Да, она отвезет Остина на озера, как ему хочется. Но это будет не просто поездка. Для Остина это путешествие станет завершающей стадией в процессе его реабилитации. Он, конечно, этого пока не знает, но ему предстоит пройти курсы на выживание в экстремальных условиях.

Глава 25

   Марк постучал в дверь дома Молли.
   Тишина.
   Он снова постучал, на этот раз куда настойчивее.
   Никакой реакции.
   Марк приезжал сюда уже в третий раз. И в третий раз на его стук никто не отзывался. Он был близок к панике, и его воображение угодливо рисовало ему сцены, которые были одна страшнее другой. Он уже всерьез начал подумывать о том, что пора идти в полицию, как вдруг его окликнул какой-то человек.
   – Зря стучите. У них никого нет дома.
   Марк обернулся и увидел на соседнем участке поливавшего газон мужчину со шлангом в руках.
   Марк спутился с крыльца и подошел к забору.
   – Вы знаете, когда они вернутся? – спросил он.
   Мужчина пожал плечами.
   – Но они точно уехали вместе?
   Сосед Молли промолчал и стал посматривать на Марка с некоторым подозрением. Уж не преступник ли это, пытающийся выяснить, надолго ли уехали хозяева, чтобы без помех обчистить дом?
   Марк прижал руку к сердцу и, как мог, убедительно сказал:
   – Я – друг этого семейства. – Потом, махнув рукой в сторону парковочной площадки, добавил: – Вы наверняка уже видели здесь мою машину.
   Сосед посмотрел туда, куда указывал Марк.
   – Может, и видел. У вас «Триумф», если не ошибаюсь?
   – «Эм Джи».
   – Когда-то у меня был «Порше». Потом я женился, завел детей и теперь езжу на «универсале».
   Марк решил, что этот человек, сменив спортивную машину на «универсал», совершил не такой уж глупый поступок. В вождении «универсала» тоже был свой кайф.
   – Тоже неплохо, – сказал он. – Когда ведешь «универсал», куда бы ты ни ехал, кажется, что едешь на пикник.
   Сосед расхохотался.
   – Это вы верно говорите.
   – А сколько вашим детям? – поинтересовался Марк.
   – Тринадцать и десять.
   – Совсем уже большие. Вы и оглянуться не успеете, как они станут водить собственные машины.
   – Да, жизнь не остановишь, – произнес мужчина и направил свой шланг на очередную клумбу. – Кстати, о Молли и Остине. Они уехали пару дней назад. Сказали, что в отпуск. Мои детишки вызвались приглядывать за домом в их отсутствие. Что же до того, когда Остин с Молли вернутся, ничего определенно сообщить вам не могу. Они об этом не говорили. Похоже, и сами точно об этом не знали.
   Молли и Остин? Уехали в отпуск? Вместе? Марк сделал над собой усилие, чтобы охватившее его изумление не отразилось у него на лице.
   Поблагодарив соседа, Марк, как сомнамбула, прошел к своей машине, сел за руль и поехал домой. Он давил на педали, крутил руль и переключал передачи автоматически, поскольку его голова была занята другим.
   Это что же получается? Молли с Остином вместе поехали в отпуск, словно какие-нибудь молодожены? Невероятно!
   Вернувшись домой, Марк плюхнулся на кровать, подложил под голову руки и стал гипнотизировать взглядом потолок.
   Бывает, что незначительные на первый взгляд события полностью изменяют существование человека.
   Лично он, Марк, что называется, попал. Какой-нибудь час – да нет, не час, а всего несколько минут – будто стерли всю его прошедшую жизнь. Три дня назад, когда Молли пришла к нему в дом, и произошли те самые события, которые теперь, задним числом, он мог назвать судьбоносными. Молли была опечалена, нуждалась в его участии, а он… а он все испортил.
   «Может, хватит обманывать себя? Ты ведь еще раньше ее потерял – и в глубине души всегда об этом знал!» – сам себе сказал Марк.
   – Ты когда-нибудь видел стриптиз?
   Габриэль! Стоит в дверном проеме, принимает соблазнительные позы…
   Марку было непросто вернуться к реальности. К своему дому, своим делам, к той же Габриэль…
   Кажется, Габриэль задала ему вопрос?
   – Конечно, видел, – сказал Марк. Он, правда, не сказал, что это произошло, когда он учился в университете. При этом он был настолько пьян, что мало что помнил из происходящего.
   – Зато ты никогда не видел, как танцую стриптиз я.
   – Тебе отдыхать надо, а не о стриптизе думать…
   Никакого желания общаться с Габриэль у него не было. По крайней мере, сейчас. Особенно сейчас. Ведь ему ничего не стоило возложить на Габриэль вину за то, что у него случилось с Молли. Когда у тебя что-то не ладится, всегда проще обвинить в этом другого человека, тем более если такой человек у тебя, что называется, под рукой.
   Габриэль включила радио и вертела ручку настройки до тех пор, пока не послышалась классическая музыка.
   На душе у Марка было скверно. Очень скверно.
   Поэтому он переключился со своих невеселых дум на музыку. Ну, и отчасти на Габриэль, конечно.
   – Я думал, ты не любишь классику.
   – Да, не люблю. Но иногда могу послушать.
   Она стала двигаться в такт с музыкой, высоко поднимая руки, чтобы под одеждой лучше обрисовывалась грудь. Опухоль у нее на лице прошла, но кровоподтеки на шее и под левым глазом никак не хотели рассасываться.
   – Послушай, Габриэль, я не хочу смотреть стриптиз.
   Она пожала плечами.
   – Не хочешь, не надо.
   На ней были тесные, облегающие шорты и короткий, открывающий живот топ.
   Из-под шортов выглядывала каемка черных атласных трусов.
   Чувство одиночества, охватившее Марка, все усиливалось. Так, что и жизнь казалась ему не мила. Тогда он попытался сосредоточить все свое внимание на Габриэль. На этот раз он даже порадовался, что она оказалась с ним рядом. Опершись на локоть, он приподнялся на постели и с любопытством посмотрел на Габриэль:
   – Скажи, у тебя загар сплошной?
   – А то… – сказала она, похлопав себя ладошкой по животу. – В специальный кабинет ходила, под кварцевой лампой лежала.
   – Искусственный загар вреден ничуть не меньше, чем солнечный, – назидательно сказал Марк.
   Габриэль скрестила перед собой руки и, резким движением вскинув их вверх, стащила с себя топ. Черный бюстгальтер, который она носила, не только поддерживал грудь, но и позволял ее созерцать в самом выгодном ракурсе. Кроме того, в нем были круглые дырки, открывавшие для взглядов ее соски. Марк округлившимися от любопытства глазами впился в наготу Габриэль.
   Она подошла к кровати, оперлась о ее край коленом и сказала:
   – Люблю эротичное бельишко.
   Хотя у Марка на душе скребли кошки, легкое возбуждение он все-таки чувствовал.
   Заведя руки за спину, Габриэль расстегнула бюстгальтер, резким движением плеч стряхнула его с себя и обнажила груди.
   Марк сглотнул.
   – Габриэль, ни к чему это все…
   Он знал, что ему лучше всего отвернуться от нее или предложить ей удалиться, но не сделал ни того, ни другого. Продолжал смотреть на нее словно завороженный.
   Между тем она стащила с себя шорты и трусики, после чего покрутилась во все стороны, позволяя лучше себя рассмотреть. Потом, не спрашивая у Марка разрешения, залезла к нему в постель и потянулась к «молнии» у него на джинсах…
   Марк перекатился на спину и лежал, устремив глаза в потолок, чувствуя, что реальность медленно от него ускользает, уступая место слепому желанию.
   «Ну и что? – подумал Марк. – В конце концов, это всего только секс. Будь проще и смотри на происходящее под этим углом. Тогда и угрызений совести никаких не будет».
   – Вот это да! – восхищенно сказала Габриэль, рассматривая то, что открылось ее взгляду. – Да и сам ты тоже ничего. Симпатичный…
   Хотя Марк, если не считать расстегнутых брюк, был все еще полностью одет, Габриэль, ничуть этим не смутившись, вынула из упаковки презерватив и сказала:
   – А теперь я тебя поимею… Уж очень хочется.
   Она не лгала. В глазах ее светилось желание, а дыхание из ее уст вырывалось быстрыми, короткими толчками.
   А потом она опустилась на него и увела в заповедный край, где не было места мрачным мыслям и рассуждениям о судьбоносных моментах жизни, но царило одно только наслаждение.
 
   Для Габриэль Марк был ценной добычей. Она хотела его, добивалась того, чтобы он тоже ее захотел, и наконец получила желаемое. Более того, подсознательно стремясь низвести Марка до своего уровня, она преуспела и в этом, ибо он, бывший скромник и аскет, вкусив от ее прелестей, довольно быстро превратился в ярого поклонника сексуальных удовольствий. Теперь они занимались сексом постоянно и всюду – даже, казалось бы, в совершенно не приспособленных для получения чувственных удовольствий местах. Они занимались любовью на кухне, в коридоре, в подъезде дома, когда, чтобы сохранить равновесие, приходилось упираться руками и ногами в голые, обшарпанные стены. Но любимым устройством, предназначенным для извлечения физических наслаждений, стал для них тренажер, который Марк приобрел, чтобы поддерживать себя в форме.
   Когда Марка не было дома, Габриэль погружалась в эротические фантазии, изобретая все новые способы для удовлетворения своей чувственности. Когда же Марк возвращался с работы, они воплощали эти фантазии в жизнь.
   За годы своей беспутной жизни Габриэль пришла к выводу, что большинству мужчин нравится разыгрывать из себя опытных любовников, которые знают о сексе все. Но Марк к их числу не относился. Он задавал вопросы, хотел все познать и всему научиться. И она его учила. Тому, к примеру, как сделать женщине приятное, продлить для нее удовольствие, заставить ее стонать от наслаждения и выкрикивать в экстазе его имя.
   У Габриэль было множество мужчин, но так уж получилось, что только в объятиях Марка она познала истинное наслаждение. По этой причине она в буквальном смысле не могла от него оторваться. Он стал для нее своеобразным наркотиком. Чем больше она с ним трахалась, тем больше ей его хотелось.
 
   – Дай затянуться, – попросил Марк, откидываясь в изнеможении на подушки после более чем трехчасового любовного марафона.
   – Ты же не куришь?
   – Не курил. Впрочем, мне и требуется всего-то одна затяжка. Чтобы выпустить колечко дыма.
   Габриэль, не сказав больше ни слова, протянула ему сигарету. Она ни в чем не могла ему отказать.
   Он сделал затяжку, выпустил к потолку голубоватое кольцо дыма, потом затянулся снова.
   – Марк!..
   Подумать только, тот самый Марк, который запрещал ей курить в открытой машине и читал ей лекции о вреде никотина, закурил!
   Габриэль попыталась отобрать у него сигарету, но он не позволил ей этого сделать. Вместо этого Марк прикурил новую и протянул ей.
 
   Вернувшись на следующий день с работы, он первым делом бросил на стол две пачки сигарет и сказал:
   – Одна – тебе, другая – мне.
   Потом Марк запустил руку в коричневый бумажный пакет, который принес с собой, и извлек оттуда две упаковки пива – по шесть банок в каждой.
   – Как утверждает Бобби Голдсборо, после занятий любовью начинает томить жажда.
   – Что? – в удивлении спросила Габриэль, поднимая на него глаза.
   – Да так, ничего особенного… Просто услышал по радио какую-то глупую песенку…
   Он был пьян. Габриэль прежде никогда не видела его пьяным. Да что там пьяным! Она даже ни разу не видела, чтобы Марк употреблял алкоголь.
   – Хочешь пивка? – Не дожидаясь ответа, он всунул ей в руку банку с пивом, после чего откупорил другую и, закинув голову, одним глотком ее ополовинил.
   Ну вот, свершилось. Она, втайне желавшая хотя бы самую малость измарать его в грязи, чтобы приблизить к себе и сбить с него то, что она называла спесью и фанаберией, своего добилась.
   Но Марк, как человек цельный и увлекающийся, никогда ничего не делал наполовину. Упав с вершины, он, не совершая никаких попыток задержать свое падение, безоглядно летел на самое дно пропасти.

Глава 26

   Озеро Голубая Луна.
   Остин выбрал это место, потому что ему понравилось название: озеро Голубая Луна, Миннесота. Как он позже осознал, в этих словах заключалась определенная символика.
   Прозрачная, с голубоватым отливом вода плескалась вокруг выдававшейся в озеро маленькой пристани. Из радиоприемника доносились тягучие звуки песенки, рассказывавшей о знойных радостях лета. Жаркое солнце припекало спину даже сквозь плотную, из джинсовой материи рубашку. Остин стоял на шаткой деревянной пристани и, осваивая навыки обращения с рыболовной снастью, раз за разом забрасывал поплавок в воду, потом подтягивал его за леску к себе и повторял операцию снова. В ветвях росших на берегу деревьев голосили птицы.
   Чувствовалось приближение осени.
   Хотя листья кленов были еще зелены, а солнце по-прежнему грело жарко, все-таки это было не совсем то солнце, что в разгар лета. Оно чуть ниже висело над горизонтом и чуть иначе освещало землю. Поэт наверняка бы сказал, что его свет сделался более меланхоличным, чем прежде.
   Ничего удивительного: сентябрь был не за горами.
   Мимо проплыла, поднимая волну, моторная лодка. Сидевшие в ней люди смеялись и махали Остину руками. Остин тоже помахал им в ответ.
   Поднятые лодкой волны достигли низеньких деревянных мостков, на которых примостился Остин, лизнули его босые ноги, а потом снова вернулись в свою родную стихию.
   Когда волны улеглись, Остин снова забросил удочку. У него это получилось не слишком изящно, но все-таки значительно лучше, чем два дня назад. Когда он забросил свою снасть в первый раз, ему не удалось даже закинуть поплавок в воду – он упал на доски настила прямо ему под ноги.
   Если честно, Остин пока ни одной рыбы не поймал. Он просто практиковался, и ни крючка, ни наживки у него не было. К леске были привязаны только грузило и поплавок.
   Смотав леску, Остин повторил попытку. В общем, он был доволен достигнутыми успехами хотя бы по той причине, что прежде ни разу на рыбалке не был, и это дело было для него в новинку. Правда, лет десять назад соседу удалось разок выманить его на замерзшее озеро, но опускать снасть в лунку во льду куда легче, чем забрасывать ее далеко в воду. Это прежде всего требовало отличной координации движений, а у Остина после инсульта с этим были проблемы.
   Размахнувшись, Остин забросил удочку. Грузило со всплеском ушло на глубину, а поплавок запрыгал на поверхности воды.
   Здорово!
   Интересно, Молли видит, как он забрасывает удочку?
   Остин глянул через плечо.
   Она лежала на берегу на полотенце, согнув одну ногу в колене. Поскольку на ней были темные очки, он не мог понять, открыты у нее глаза или нет. Обрезанные джинсы Молли подвернула выше колен, а топ она подоткнула под бюстгальтер, чтобы подставить солнцу живот.
   Остин едва ли не воочию ощущал исходивший от нее запах кокосового лосьона.
   «Забудь о том, что между нами было», – так, кажется, сказала она ему три дня назад? Но как он мог об этом забыть? Все его помыслы были сосредоточены именно на этом. Кстати, Остин не сомневался, что Молли тоже не забыла о той ночи. Иногда, когда он оборачивался в ее сторону, то замечал, что она тоже на него смотрит. Но как только их глаза встречались, она сразу же отводила взгляд. Странное дело, при этом у нее на щеках всякий раз появлялся легкий румянец.
   После стольких лет совместной жизни он наконец понял, что интимная близость, которая была между ними три дня назад, являлась своеобразным идеальным воплощением того, как должны складываться отношения между супругами. Заниматься любовью так значило похоронить недоброжелательство, навсегда забыть об эгоизме и относиться к своему партнеру с нежностью и пониманием.
   Остин, однако, был реалистом и понимал, что такое, возможно, никогда больше не повторится. В том, что произошло между ними, было нечто особенное, труднообъяснимое.