— Не собираюсь прихорашиваться для Титуса Хаммерсмита, — сказала она, резко отворачиваясь к бухте Голуэя. — Пусть смотрит на меня такую, какая я есть, и какой вы сделали меня.
   Весли мучило чувство вины. За время перехода до Голуэя он выдержал множество насмешек по поводу пленницы. Английские моряки упрекали его в том, что он выбрал такую упрямую и потрепанную девку, когда в Ирландии полно нежных, красивых женщин.
   Весли вынужден был терпеть глуповатые насмешки и покровительственные похлопывания по спине, тогда как его охватывала ярость и желание потребовать уважительного отношения к главе Макбрайдов. Но ради ее же безопасности он скрыл, кто она такая, поэтому моряки обращали на нее не больше внимания, чем на овцу, выставленную для продажи на рынке.
   Он был рад, что она не выходила из своей каюты, и старался не говорить с ней больше, чем необходимо, потому что, как только он заговаривал, голос и глаза предательски выдавали его нежность.
   Даже сейчас, в этой переполненной шлюпке, направляющейся на пристань Голуэя, ему хотелось взять ее за руки и сказать: «Скоро, Кэтлин. Скоро все станет ясно». Однако он не надеялся, что она простит его.
   Лодка глухо ударилась о причал. Прекрасный город Голуэй был окутан туманом. Величественные когда-то мраморные дома жались друг к другу в своей жалкой запущенности. На рыбном рынке несколько военных снабженцев и поставщиков ходили, торгуясь, вокруг продавцов рыбы.
   Отец Тулли, к которому Весли проникся уважением за его здравый смысл и силу духа, забрался на причал и протянул руку Кэтлин.
   — Я помогу леди, — вызвался один из моряков, отодвигая в сторону священника. Он схватил Кэтлин за талию и поднял ее, крепко прижав к себе.
   Как только он поставил ее, Кэтлин ударила его босой ногой. Реакция моряка, натренированного опасностями плавания, была мгновенной: он отскочил, а Кэтлин не удержалась на ногах и упала коленями на деревянный настил.
   Ярость, словно яд, бешеным потоком пронеслась по венам Весли. Кэтлин поднялась на ноги. Весли изобразил на лице легкомысленную улыбку, вспрыгнул на причал и всадил локоть в ребра моряка, стоявшего на краю причала. Не сумев удержать равновесие, тот шлепнулся в холодные воды залива Голуэя.
   — Извини, мой добрый друг, — сказал Весли, перекрывая своим голосом смех товарищей моряка по команде. — Ноги после морской качки еще не привыкли к твердой земле.
   Капитан Тейт и несколько вооруженных мушкетами солдат повели Весли, Кэтлин и отца Тулли в резиденцию Титуса Хаммерсмита на Литтл Гейт Стрит. Адъютант направил их за угол здания, где Хаммерсмит стоял у походного стола, расплачиваясь с охотниками на волков, выглядевшими такими же дикими и опасными, как и их жертвы.
   Адъютант пошептал что-то на ухо Хаммерсмиту. Командующий повернулся с изумленным видом.
   — Хокинс, неужели это вы? Боже, я думал, вы погибли! — он рассеянно потянулся к виску, где был срезан локон его прекрасных блестящих волос. Вновь отрастающий, как с удовлетворением отметил Весли, он был похож на ершик для мытья бутылок.
   Несколькими минутами позже капитана Тейта отпустили, поблагодарив за хорошо проделанную работу, а Весли и его спутников под вооруженной охраной провели в гостиную Хаммерсмита.
   Босая и грязная, Кэтлин стояла возле отца Тулли и рассматривала комнату, отметив и бархатные занавески на окнах, и граненый хрустальный сервиз на комоде палисандрового дерева, и шерстяной ковер цвета слоновой кости.
   Весли знал, что она никогда раньше не бывала в городском доме. Он не сомневался, что Кэтлин поняла, что все эти роскошные атрибуты, начиная с медных и гравированных стеклянных ламп на каминной решетке и кончая парчовым диваном напротив камина, когда-то принадлежали какой-нибудь ирландской семье.
   — А кто эти… — Хаммерсмит запнулся, изучая Кэтлин и отца Тулли, —…люди?
   Весли прочистил горло.
   — Сэр, это…
   Кэтлин толкнула его в грудь и выступила вперед.
   — Не желаю, чтобы за меня говорил англичанин. Я Кэтлин Макбрайд из Клонмура, а это мой пастор отец Тулли.
   — Пусть господь Бог благословит вас, сэр, — вежливо сказал отец Тулли.
   Хаммерсмит наклонился к адъютанту и о чем-то вполголоса поговорил с ним. Когда тот ушел капитан повернулся к Весли.
   — Я уверен, у вас есть объяснение всему этому. — Прежде чем Весли успел ответить, Кэтлин перешагнула через ковер, уперла руки в бедра и вздернула подбородок.
   — Нет, это вы, сэр, должны дать объяснения. Меня вытащили из собственного дома ваши круглоголовые, и теперь меня держит как пленницу этот… этот… — не сумев подыскать подходящее оскорбительное слово, она сердитым жестом указала на Весли.
   Хаммерсмит недовольно посмотрел на нее.
   — Мадам, никому не позволительно разговаривать со мной в таком тоне, тем более ирландской девушке, — он приглашающим жестом протянул руку к двери. — Мистер Хокинс?
   Весли вошел в зал и почти столкнулся с Эдмундом Ледименом. Солдат побледнел, затем прошипел проклятие через обвисшие усы.
   — Я не привидение, Ледимен, — усмехаясь, уверил его Весли.
   — Приставьте к ним охрану, — проинструктировал своих людей Хаммерсмит, затем жестом пригласил в комнату Ледимена. — Если она будет так вести себя, надень на нее и священника кандалы, — он сморщил нос. — О, и не разрешай ей садиться на мебель.
   Весли еле удержался от желания задушить своего командующего. Однако он понимал, что презрение Хаммерсмита к Кэтлин было лишь слабым предзнаменованием того, с чем ей вскоре придется столкнуться. Хаммерсмит вошел в свой кабинет, высунул оттуда голову, сделал знак, что Весли может войти, и захлопнул дверь.
   — Черт побери, Хокинс, что вы тут устроили? Если бы протектор Кромвель не был такого высокого мнения о ваших способностях, я бы отправил вас на Барбадос, где и должны находиться подонки общества и такие сумасшедшие, как вы.
   Весли свободно стоял возле массивного резного кресла.
   — Вы кончили, капитан?
   Ехидно улыбаясь, Хаммерсмит отвесил небольшой поклон.
   — Ожидаю ваших объяснений.
   — Все достаточно просто, — начал Весли, озабоченный тем, сработает ли его план. — Я взял в плен вожака Фианны и готов отплыть обратно в Англию.
   Брови Хаммерсмита резко взметнулись вверх. — Вы пленили этого дьявола? Почему вы сразу не сказали об этом? Где этот негодяй, мистер Хокинс?
   — В вашей гостиной.
   — Священник? Невероятно! Судя по его виду, этот папистский мужлан не способен повести за собой даже стадо ягнят, не говоря уже об отряде повстанцев. Это невозможно, говорю я вам.
   — Вы правы. Это не священник.
   Покраснев от замешательства, Хаммерсмит взорвался.
   — Хватит загадок, Хокинс. Просто скажите мне…
   — Это девушка.
   Шок, недоверие и подозрение сменяли друг друга на лице круглоголового.
   — Невозможно!
   — Это так же поразило и меня, — в памяти Весли возникло яркое воспоминание о той ночи, когда он чуть не убил Кэтлин. — Но это правда. Я сам был свидетелем ее боевых действий во время набега у Лох-Каррибского озера.
   — Никто из выживших тогда не упоминал о девушке.
   — Она была в шлеме с вуалью.
   Хаммерсмит задумчиво потер челюсть. — Да, действительно, Ледимен упоминал, что видел, как вы повергли наземь всадника на черной лошади. У него осталось впечатление, что вы погибли в том бою.
   — Человеком на лошади была Кэтлин Макбрайд.
   Раскачиваясь на пятках, Хаммерсмит зажал губу между большим и указательным пальцами.
   — Удивительно!
   — Согласен. Она похожа на Жанну дАрк.
   — А кто это? — спросил Хаммерсмит. — Еще одна женщина-предводительница?
   Весли внезапно почувствовал желание оказаться среди семинаристов в Дуэ, которые не только знали о Жанне, но и могли рассказать о ней на семи языках.
   — Не имеет значения.
   — Раз вы и Ледимен являетесь свидетелями ее вероломства, я думаю, мы можем обойтись без судебного разбирательства.
   — Думаю, это прекрасная идея, сэр.
   — Рад, что вы согласны. Честно говоря, Хокинс, у меня были сомнения относительно вас. Но теперь у нас полное взаимопонимание по этому вопросу. Так, завтра у меня день полностью расписан, мы подготовили к отправке в английские колонии партию женщин и…
   — Партию чего?
   — Женщин, мистер Хокинс.
   — Ирландских женщин?
   — Конечно. Не думаете ли вы, что мы подвергнем переселению добрых английских женщин?
   — Эти женщины сами захотели, чтобы их переселили в колонии?
   — Вы что, идиот? Конечно, нет.
   Взгляд Весли затуманился от гнева.
   — Так вы заставили их?
   Хаммерсмит засмеялся.
   — Ну и словечко вы выбрали. Их деревни разрушены, на полях не растет ничего, кроме сорняков, мужчины убиты или высланы. У них здесь нет будущего.
   «Потому что мы отняли его», — подумал Весли. Затем, будто собранная по кусочкам, в его памяти восстановилась картина. Рука потянулась к кармашкам в ремне, где хранились документы, включая и список имен, который он похитил у Хаммерсмита. Теперь он понял, что это была не перепись, а расписка в получении денег.
   — Боже, — сказал он, с трудом подавляя гнев, — вы продали их в рабство.
   — Ложь! Это законное предпринимательство, санкционированное Английской республикой.
   — Нет. — Весли шагнул вперед. Рука Хаммерсмита легла на рукоятку меча. — Вы получили деньги за этих женщин. И я сомневаюсь, что Английская республика получит хоть пенни из них.
   Хаммерсмит покраснел еще больше.
   — Мы отклонились от темы. Я как раз пытался объяснить, почему казнь не может совершиться раньше, чем послезавтра.
   Весли уперся руками в бока.
   — Вы не казните ее, — теперь он был уверен в этом.
   — Кромвелю нужна только ее голова. Учитывая, как она ведет себя, я думаю, вы должны быть довольны. Живая, она приносит много неприятностей.
   — Более чем согласен с вами, капитан. Она действительно обещает много хлопот.
   — Черт, вы опять взялись за свое и говорите загадками.
   — Я не хотел этого делать. Капитан Хаммерсмит, молодая леди не будет казнена, — ощущение власти над круглоголовым переполняло его.
   Хаммерсмит стукнул по столу своим мясистым кулаком. — Ради Бога, почему нет, черт возьми?
   — Потому что я собираюсь жениться на ней.
* * *
   — Невозможно! — Кэтлин стояла в каюте английского торгового фрегата «Мэри Констант» перед Джоном Весли Хокинсом. — Уверена, что это самая большая глупость, которую я когда-либо слышала.
   Хокинс согласно кивнул. — Несколько месяцев назад я сам бы не поверил в это. Но это было до того, как я встретил тебя, Кэтлин.
   — Оставьте при себе свою дьявольскую болтовню. Хоть раз в жизни скажите, мистер Хокинс, правду. Что у вас на уме?
   — Во-первых, жениться на тебе, во-вторых, доставить тебя в Лондон. А в-третьих, возвратиться в Клонмур, предпочтительно до того времени, пока он не превратится в руины без главы клана.
   — Лондон? Причем здесь Лондон?
   — Именно туда мы направляемся.
   — Я не поеду. Хаммерсмит накажет жителей Клонмура.
   —Нет, Кэтлин. Я ручаюсь за Хаммерсмита.
   — У меня нет доверия к англичанам. А к вам тем более.
   Он твердо взял ее руку и подвел к сидениям в кормовой части корабля. Торговое судно скользнуло по глубоким водам бухты Голуэя с трюмами, переполненными награбленным в ирландских городах и крепостях добром.
   — Кэтлин, ты должна прекратить возмущаться хотя бы на то время, пока не выслушаешь меня.
   Она откинула назад спутанные волосы, к которым не притрагивалась расческа с того дня, как Весли захватил их рыболовецкое судно и обманом похитил ее.
   — Я слушаю.
   Кэтлин вгляделась в него с чувством, которое сама не понимала.
   — Я прибыл в Ирландию с секретным поручением протектора Оливера Кромвеля.
   Она впала в ярость, руки сжались в кулаки.
   — Я знаю это! Ты, трусливый чужеземец, мне надо было…
   Он сжал ее запястья.
   — Мы договорились, что ты будешь слушать, помнишь?
   Она отбросила его руки и свирепо посмотрела на него.
   — В мою задачу входило найти вождя Фианны и доставить Кромвелю его голову.
   Ужас охватил Кэтлин, но она не выдала своего потрясения.
   — Понимаю, — холодно произнесла она.
   — Нет, Кэтлин, ты не понимаешь…
   — И вам захотелось развлечь себя, сделав меня своей женой, а потом остаться вдовцом.
   — Конечно же, нет. Послушай. Кромвель хочет, чтобы ты прекратила набеги, и для этого он отправил меня. Если я не выполню поручение, он найдет другого убийцу, у которого не будет ни совести, ни жалости.
   — А у вас и нет совести. Вы лгун, обманщик…
   — Моя ложь спасет твою голову. Видишь ли, у меня есть клятвенное обязательство Кромвеля, что он не причинит вреда никому из членов моей семьи.
   — У вас есть семья?
   Он открыл рот, снова закрыл его и посмотрел на нее взглядом, в котором она увидела такую глубокую боль, которую не хотела бы видеть.
   — Сомневаюсь, что есть, мистер Хокинс, — она выдавила из себя оскорбление. — Вы, наверно, выползли из-под какой-нибудь скалы.
   Его взгляд изменился. «Нервничает?» — удивилась она.
   — У меня хватило предусмотрительности оговорить в обязательстве всех членов моей семьи.
   — А почему вы так боялись за свою собственную жизнь, что заставили этого дьявола поклясться в этом?
   —Потому что был приговорен к смерти за свою папистскую деятельность. Государственный секретарь Кромвеля буквально снял меня с виселицы. — Он рассеянно дотронулся до шеи, а ей тотчас вспомнились шрамы, которые она видела, когда купала его.
   — Так вот как обстоят дела, — заключила она. — Кромвель обещал сохранить вам жизнь в обмен на мою. — Наконец она поняла его, но это не означало, что теперь он должен больше понравиться ей.
   — Разве ты не понимаешь, Кэтлин? Наш брак это способ решить обе наши проблемы.
   «И способ, — подумала она, — разбить все мои мечты, которые я лелеяла в своем сердце целых четыре года». Когда она представила, что Алонсо, придя за ней, обнаружит, что она замужем за англичанином, ей захотелось заплакать. Однако даже в таком состоянии она понимала гуманность плана Хокинса. Он мог просто убить ее, другой на его месте так бы и сделал.
   — Предположим, я соглашусь на этот фарс, мистер Хокинс. Однако он ни к чему не приведет, потому что браки между англичанами и ирландцами объявлены вне закона.
   — Титус Хаммерсмит тоже указал на это. Тем не менее, брак считается законным, если совершается в море. Интересная лазейка, не правда ли?
   — Нелепо. Как вы можете надеяться, что замужество превратит меня в покорную жену англичанина…
   — А кто говорит, что мне нужна покорная жена, Кэт?
   —… и не даст возможности Кромвелю совершить свое злодеяние?
   Весли взял ее за руки.
   — Черт возьми, мне остается только верить в это.
   Смущенная его настойчивостью, она отклонилась.
   — А вы действительно надеетесь, что я перестану бороться с круглоголовыми?
   — Кэтлин, ты слишком часто испытывала свою удачу. Ты бросала вызов судьбе и выигрывала. Но однажды этому придет конец, и тебя остановят силой, если ты не остановишься сама. Мы найдем более безопасный способ сопротивляться круглоголовым.
   — Мы? Вы так говорите, будто собираетесь вернуться в Клонмур.
   — На самом деле собираюсь.
   — Зачем?
   — Потому что больше не считаю Англию своей страной. Кромвелю не удалось сохранить мир. Он отнимает свободу у добропорядочных мужчин и женщин. Мы воюем с Италией, Нидерландами, а, возможно, уже и с Францией. Я сделал все возможное, чтобы помочь королю Карлу вернуться на престол, но это ни к чему не привело.
   — А почему я должна заботиться о Карле Стюарте? Еще ни один английский монарх честно не обращался с Ирландией. Генрих VIII дал нам в правители своего внебрачного сына. Елизавета объявила нашу веру вне закона. Король Яков раздал наши земли своим подданным. Карл I забыл бы о нашем существовании, если бы не надо было сдирать с нас налоги. Почему же я должна ждать честности от нового короля?
   — Может ли кто-нибудь принести вреда Ирландии больше, чем Кромвель?
   Мучительная надежда проснулась в ней.
   — Кажется, вы отдали свою преданность кому-то другому.
   Прижав ее к себе, он коснулся губами ее волос.
   — Да, Кэт. Кажется, это так.
   В течение какого-то времени она позволила ему держать ее в объятиях, наслаждаясь, вопреки здравому смыслу, надежностью его рук.
   — Зачем тогда ехать в Англию? Почему бы вам просто не затеряться где-нибудь в сельской местности или не отправиться на корабле в колонии?
   — Я должен вернуться в Лондон.
   Она освободилась из его рук.
   — Почему? — повторила она.
   Боль снова появилась в его глазах. — Я связан словом.
   Она повернулась к окошкам и посмотрела на залив, где увидела большое неповоротливое судно. Нагруженные людьми лодки подплывали к большому кораблю. Кэтлин прищурилась от яркого солнечного света. От ужаса у нее свело желудок.
   —Святая Мария, — прошептала она, — там ведь женщины.
   Хокинс тоже подошел к окну.
   — Да.
   — Откуда они? Куда они направляются?
   — Боже, Кэтлин, я не хотел бы, чтобы ты видела это.
   — Скажите мне, я должна знать.
   — Их везут на Барбадос, чтобы населить этот остров.
   — Как рабов, вы имеете в виду, — она прижала руку к горлу, чтобы ей не стало плохо. Однако ее чуть не вырвало при мысли о том, что эти женщины были насильно отторжены от семей и вырваны из собственных домов.
   Она резко обернулась к Хокинсу.
   — Ненавижу всех англичан. Включая и вас, мистер Хокинс. Вы будете несчастны, став моим мужем.
   — Несчастье хорошо знакомо мне.
   — Я не выйду за вас замуж.
   — Выйдешь, Кэтлин.
   — Ни один приличный священник не согласится на этот фарс.
   — Отец Тулли полностью согласен со мной.
   — Это неправда.
   Прежде, чем она сообразила, что происходит, он крепко прижал ее к себе.
   — Ты выйдешь за меня замуж, Кэтлин Макбрайд.
   — Никогда.
   — В таком случае, боюсь, тебе никогда не придется увидеть Клонмур.
   Она содрогнулась.
   — Это убьет меня, мистер Хокинс, поверьте.
   — А что тогда произойдет с Клонмуром? Том Генди в одиночку не сможет выполнять роль главы клана. Твой отец тоже не лидер. Клонмур разрушится, — он указал на корабль, где вдоль перил выстроились женщины. — Твоих друзей тоже, возможно, переселят, тех, конечно, кто не погибнет, отстаивая свою свободу.
   — О, Боже, — прошептала она. У нее нет выбора. Нет выбора! Английский негодяй загнал ее в ловушку, как лисицу, и западня захлопнулась.

Глава 11

   Мистер Хоупвел, капитан торгового судна «Мэри Констант», всегда ходил в плавание с женой, которая была моложе Кэтлин и не имела детей. Эта леди щебетала словно жаворонок, устроив с утра суматоху в каюте.
   — Вы всех удивите, конечно, о да. Идите сюда, ванна готова, а я поищу для вас что-нибудь из одежды.
   Кэтлин опустилась в сидячую ванну. Свежая, ароматизированная вода давала божественное ощущение, и ей хотелось бы, чтобы ванна была большего размера, способного вместить ее всю.
   — Вот бархат, — миссис Хоупвел вытащила из сундука платье. — Оно будет ошеломляюще выглядеть на вас, о да. Видите?
   Оранжевое изделие, украшенное кружевом и бантами, похоже было скорее на цветочную клумбу, нежели на платье.
   — Благодарю вас, я надену собственную одежду. — Кэтлин наклонилась, чтобы окунуть голову в воду.
   — Нет, вы не должйы этого делать. Ваше… э, как называется вот это?
   — Юбка.
   — Да это просто лохмотья! — она вытащила еще одно платье, на этот раз желто-черное. Оказалось, на «Мэри Констант» находится бесчисленное количество одежды и мебели, частично отнятых у ирландцев, а частично конфискованных у английских поселенцев, выступивших на защиту ирландской независимости. — Вы не должны выглядеть нищенкой на собственной свадьбе.
   Кэтлин нахмурилась. Поделом было бы Хокинсу, если бы она выглядела именно так.
   — Миссис Хоупвел, — сказала она холодно, но вежливо. — Все это английские, наряды. Знаю, что вам трудно это понять, но я горжусь тем, что одета как ирландка.
   — Английская одежда подходит в нашем случае гораздо больше. Нравится вам это или нет, мисс Макбрайд, но вы уже относитесь к Англии, потому что собираетесь стать женой англичанина.
   Яростно скребя голову, Кэтлин поморщилась.
   — Вам следует начать одеваться и вести себя, как подобает англичанке, — щебетала миссис Хоупвел.
   — Некоторые покоренные народы подчиняются образу жизни своих завоевателей, — сказала Кэтлин. — Но не ирландцы. Англичане, пришедшие сюда во времена правления Елизаветы, переняли наши традиции, культуру, фасоны одежды. Сейчас они так же принадлежат Ирландии, как и поющая арфа. Многие из них сражаются с Кромвелем бок о бок с их кельтскими хозяевами, — она окатила волосы водой. — Я пойду на это бракосочетание, одетой так же, как моя мать шла. на свое, так же, как была одета моя бабушка.
   «Но без того желания в сердце, которое было у них», — уныло подумала она.
   Маленькая женщина тихо пробормотала:
   — Упряма, как мистер Хоупвел в воскресный день. Возможно, есть что-нибудь здесь… — Она открыла другой сундук. — Эта одежда доставлена из замка Келларх.
   — Военная добыча, — с неприязнью и раздражением констатировала Кэтлин.
   — Боюсь, что да. Но ирландцы оказали твердое сопротивление. У армии не было иного выхода, как опустошить эту территорию. Они отравили колодцы, сожгли поля и дома.
   Кэтлин посмотрела на свою хозяйку пронизывающим взглядом.
   — А вам когда-нибудь приходило в голову, что армия сделала женщин и детей бездомными, заставила их голодать? — она указала на сундук. — И оставила их голыми?
   Миссис Хоупвел твердо стояла на своем.
   — Война — это уродство, мисс Макбрайд. Страдают невинные жертвы. Я молюсь за то, чтобы ваши сельские жители побыстрее капитулировали и приняли бы английский образ жизни.
   — А зачем нам добровольно лишать себя самоуправления, объявлять нашу веру вне закона? Я вынуждена вас разочаровать, миссис Хоупвел. Потому что мы, ирландцы, обдумываем планы, как вышвырнуть вас с нашего побережья.
   Миссис Хоупвел потерла лоб. — У меня разболелась голова от этой дискуссии. Я никогда не понимала вас, ирландцев. Никогда. Надевайте, в таком случае, что вам нравится.
   Завернувшись в полотенце, Кэтлин вышла из ванны. С забившимся сердцем она обследовала награбленное добро, не решаясь надеть вещи, отобранные у невинных ирландок. Однако не предпочли бы владельцы этих вещей, чтобы их прекрасная одежда украсила главу Макбрайдов, а не какую-нибудь лондонскую леди?
   Уверенная в ответе, Кэтлин выбрала платье, настолько красивое и настолько несомненно ирландское, что оно могло принадлежать только какой-нибудь благородной даме из сельской местности.
   — Это подойдет, — решила она.
   Весли стоял посреди «Мэри Констант», ожидая невесту.
   С северо-запада дул сильный ветер, наполняя паруса, и корабль упрямо разрезал тугие волны цвета расплавленного железа.
   Ветер трепал широкие поля его шляпы. Он глубже надвинул ее на голову. В Голуэе он купил прекрасный головной убор, украшенный плюмажем; набор одежды, которому позавидовал бы любой придворный: сапоги с отворотами, широкие желтовато-коричневые брюки, перехваченные в талии широким ремнем, стеганый камзол и кожаное пальто с такими широкими плечами, что он еле протиснулся через главный вход на корабле. Недавно вымытые мылом, пахнущие амброй, его волосы спадали на плечи красновато-коричневой волной.
   Он стоял со своим невероятным союзником — отцом Тулли, волнующимся хозяином — капитаном Хоупвелом и нежелательным сопровождающим — Маккензи.
   — Прекрасный день для бракосочетания, — сказал отец Тулли, похлопывая обветренными руками.
   — Чудесный, — пробормотал Весли. Боже! Что он затеял? Чтобы жениться на Кэтлин, ему пришлось шантажировать Титуса Хаммерсмита и угрожать самой Кэтлин. Какое сумасшествие рисковать своими жизнями и жизнью Лауры тоже.
   Но альтернативой была казнь Кэтлин и доставка ее головы в мешке Кромвелю. При одной только мысли об этом его чуть не стошнило в это Кельтское море.
   Брак означает для него и Лауры переселение в Клонмур. Весли с трудом мог представить себе другое место, более подходящее для его жизни.
   Носовой визгливый звук резанул его уши. Маккензи, человек Хаммерсмита, ангельски улыбался. В руках он держал волынку.
   — Что за свадьба без музыки? — сказал он, вытирая нос тыльной стороной руки. Это был большой нос, который имел фиолетово-красный цвет, свидетельствующий о беспробудном пьянстве.
   Брови Хокинса поднялись от удивления.
   — Музыка? На этой штуке, мистер Маккензи? — Да, конечно. Ничто не звучит лучше старой волынки, правда, отец?
   Отец Тулли неодобрительно кашлянул.
   Весли с интересом посмотрел на этого человека. Плотный, кривоногий, тупоголовый, Маккензи был так же похож на шотландца, как Карл Стюарт.
   — Говорят, волынка была изобретена в Ирландии, — пояснил Маккензи. — Вам наверняка известна эта легенда, отец?
   — Да, ирландцы шутя выдумали это хитроумное изобретение, а потом отдали шотландцам. Но строгие шотландцы никогда не понимали ее.
   Так же, как не понимает ее и Маккензи. Надувшись, он извлек из трубы оглушительную мелодию.
   В разгар этой какофонии в водовороте соленых брызг от разбившейся о борт волны, в проходе появилась невеста Весли.