Виггз Сьюзен. Волшебный туман

   Весли готов был крикнуть ей, чтобы она остановилась, повернула назад и отказалась от своего тяжкого бремени, но заставил себя промолчать. Она была женщиной, готовой встретиться с опасностью, приветствовать ее, радоваться ей.
   Когда Кэтлин достигла круглой вершины скалы, музыка прекратилась, уступив место тишине, нарушаемой только ударами волн и одиноким криком баклана.
   Кэтлин обернулась. Белые одежды распахнулись и обнажили черный камзол, на котором была изображена золотая арфа. Она подняла жезл к ярко освещенному утреннему небу.
   — Слушайте девиз клана Макбрайдов! — крикнула она на чистом гэльском. — Народ сильнее своего повелителя!
   — Народ сильнее своего повелителя! — повторили за ней остальные.
   Примитивная церемония заставила Весли похолодеть от волнения, когда Кэтлин медленно повернулась, обозревая свои владения.
   «Это все принадлежит ей», — осознал Весли. Да, англичане могут завладеть землей, но Кэтлин Макбрайд владеет душой этой земли. Он увидел это в ее горящих глазах, в покровительственном поведении, в странной тишине, которая окутала ее, несмотря на сильный завывающий ветер.
   Ощущение нереальности происходящего нарастало. Кэтлин Макбрайд была утренней звездой, свет от которой не мог затмить даже начинающийся день. Еще долго после того, как ее тело превратится во прах, она будет, как звезда, сиять на небосклоне вечности.
   — Макбрайд! — выкрикнул Симус, перекрыв своим звучным голосом шум моря.
   — Макбрайд! — закричали все собравшиеся, за исключением угрюмого Логана Рафферти и открывшего от изумления рот Весли Хокинса. Крик, подобный раскатам грома, разнесся далеко вокруг.
   С отраженными в ее глазах желаниями и надеждами людей, Кэтлин спустилась со скалы Мур. Слезы неудержимым потоком лились по ее щекам. Она прошла мимо Весли совсем близко, но не взглянула на него, ее взор был устремлен вперед, в вечность, невидимую для него. Она казалась зачарованной, ее удивительный ум был наполнен мыслями, которые он не мог себе даже представить. никогда прежде ли одна женщина так не манила Весли к себе. Она вызывала дрожь в теле, вносила путаницу в мысли, вызывала в нем огонь, не поддающийся контролю. Недовольный собой, он вспомнил о своем плане.
   Ради спасения Лауры он должен доставить Кэтлин в Лондон. Ради же ее спасения он должен… Снова острое желание охватило его. Однако он сумеет сделать то, что должен.
   На следующий после инаугурации день Кэтлин проснулась совершенно изможденной. В сотый раз спрашивала она себя, какой дьявол подбил ее принять на себя мантию Макбрайдов, звание главы этого клана. В сотый раз она заставляла себя признать, что ею руководили в равной степени отчаяние, преданность и честолюбие.
   Держа в руках большую в деревянном переплете книгу, она вместе с другими обитателями замка стояла во дворе, провожая отца в дальний путь. Ей будет не доставать его лучезарной улыбки, жизнерадостной беседы, даже его легкого безумия. Она будет беспокоиться о нем.
   Брайан, вооруженный мечом, выглядел внушительно. Обладая искрометным остроумием, он составит хорошую компанию Симусу, которого будет сопровождать как охранник и верный друг.
   Хокинс стоял посреди двора, прислонившись к колодцу. Пушечное ядро лежало у его ног. Кавалерийские панталоны и белая рубашка, расстегнутая у ворота и открывающая мускулистую шею, трепетали на ветру. Он весело улыбнулся ей и помахал рукой.
   «Ну почему, — раздраженно подумала она, — я должна прилагать столько усилий, чтобы не смотреть в его сторону? « Атмосфера ли привлекательности, окружающая англичанина, любопытство ли приковывали к нему взгляд и возбуждали воображение? Возможно, это было вызвано неожиданным красноватым оттенком волос или необычным, принимающим в тени оттенок мха, цветом глаз. Или улыбкой, которая схватила ее за сердце и не отпускает его. Она оторвала взгляд от своего пленника и прижала к груди тяжелую книгу.
   Симус выехал из конюшни верхом на своем высоком пони. Брайан следовал за ним, тоже верхом, ведя на поводу лошадь с поклажей. При виде отца Кэтлин испытала приступ печали. Он обладал добрым сердцем и даром предвидения, хотя этот дар и затмевал повседневные проблемы, возникающие прямо у него под носом. Оставаясь глухим к спорам своих людей, равнодушным к настроениям дочери, он ставил перед собой более важные цели, которые большинство других мужчин считало безнадежными.
   — Я отправляюсь в путь, чтобы отыскать священников Ирландии, — торжественно объявил он. — Где мой прощальный кубок?
   Рори вышел вперед с оловянной кружкой.
   — Вот он, дорогой. Береги себя.
   С плачем выбежала Мэгин и поцеловала отца. Он выпрямился и повернулся к Кэтлин.
   — Помни — ты сейчас глава клана Макбрайдов. Защищай это место от Кромвеля. Он очень плохой человек.
   Кэтлин выразительно кивнула головой. — Пусть Бог хранит тебя в пути, Даида.
   Он передал кружку Рори, затем поднял руки, как будто собирался обнять весь замок.
   — Сотни тысяч благословений вам, друзья моего сердца, — закричал он. — И большого вам счастья!
   Все замахали ему платками. Мужчины давали последние напутствия, женщины благословляли его. Симус Макбрайд выехал через главные ворота.
   — Вот и уехал наш Донки-Хот, — заметил Том Генди.
   — Кто? — рассеянно переспросила Кэтлин.
   — Донки Хот. Персонаж драмы, написанной чьими-то слугами (Генди принимает фамилию Сервантес за английское слово servants, означающее «слуги». (Прим редактора).). Хокинс рассказал мне о нем. И раз уж речь зашла о нашем пленнике, что ты намереваешься сделать с ним?
   Пленник в это время сидел на железном шаре и объяснял младшему сыну Джэнет, как сделать свистульку из листика сухой травинки. Остальные дети, даже застенчивая Бригитта, столпились вокруг них. Казалось, что восхищенные малыши так же покорены обаянием англичанина, как и Кэтлин.
   Она похлопала по книге.
   — Я как раз ищу здесь ответ на этот вопрос.
   — А! «Древо сражений». — Она кивнула.
   — Макбрайды следуют ее законам вот уже три столетия.
   — И что же советует книга?
   Она присела на корточки и стала перелистывать толстые пергаментные страницы. Текст был написан от руки, каждая страница украшена орнаментом и рисунками.
   — Вот, — показала она.
   — На пленника, захваченного на поле сражения, распространяются законы войны, — прочитал вслух Том. — Захвативший его в плен должен обращаться с ним так, чтобы сохранить его честь и охранять от нарушения его прав. Пленник должен быть помещен в комнате с большим соломенным тюфяком… мясо через день… вино по рациону… — Нахмурившись, Том бегло просмотрел отрывок, описывающий детали. — Сохрани нас, Бог, — пробормотал он, — эта книга предписывает нам обращаться с ним лучше, чем с собственными людьми.
   — Ничего не поделаешь, — заявила Кэтлин. — Я собираюсь следовать указанным правилам. Чтобы никто и никогда не мог сказать, что Макбрайды плохо обращаются с пленными. Это присуще круглоголовым, но не нам.
   — Да, действительно. — Том заглянул в книгу через ее плечо. — Посмотри… мы должны дать пленнику шанс быть освобожденным под честное слово. Если он его даст, мы должны разрешить ему свободно передвигаться в пределах крепостной стены.
   — Я не согласна с этим, — возразила Кэтлин. — Он лживый насквозь англичанин, готовый поклясться своей проклятой протестантской душой, что не попытается бежать, и тут же сделает это, как только мы повернемся к нему спиной.
   На лице Тома появилось плутовское выражение.
   — Тем не менее, ты поклялась следовать букве закона.
   — Да. И буду следовать, — подытожила Кэтлин.
   Том продолжил чтение.
   — А, вот кое-что интересное. «Пленник должен быть вымыт и облачен в чистое одеяние главной правительницей дома». Что ты скажешь на это, моя леди?
   — Дай, я посмотрю. — Она сердитым взглядом окинула страницу. Вымыть Хокинса? Ее обдало жаром при одной только мысли о необходимости дотрагиваться до его тела. «Мэгин, — вспомнила она. — Мэгин может это сделать». Как только эта идея пришла ей в голову, она тут же отвергла ее. Логан и так сердит на свою непокорную жену; если же он узнает, что она мыла англичанина, ему может прийти в голову удвоить свои требования.
   — Хорошо, — покорно сказала она. — Если мы не сделаем это, мы будем опозорены. Будем следовать проверенным временем правилам.
   Брови Тома поднялись до полей шляпы.
   — Начнем с купания? — Она искренне вздохнула.
   — Да. Начнем с купания.
   Охраняемый Рори, сопровождаемый веселым взглядом Тома и ведомый твердой рукой Кэтлин Макбрайд, Весли вошел в кухню Клонмура. Он, прищурясь, посмотрел сквозь дым на сводчатый оштукатуренный потолок, покрытый копотью от приготовляемой пищи и черного дыма. Шириной в размах рук и высотой в рост крупного мужчины очаг бушевал огнем. С одной его стороны стояла складная ширма. Над крепким деревянным столом висел ряд железных приспособлений зловещего вида: похожий на ножницы инструмент с загнутыми концами, длинный острый клинок, винтовой зажим.
   Мрачное подозрение закралось в душу Весли. Он чуть было не перекрестился, но железный шар в руках и здравый смысл остановили его.
   — Подождите здесь. — Кэтлин отодвинула складную ширму.
   Весли глубоко вздохнул. Возле очага стояла громадная деревянная кадушка, из которой валил пар.
   —…мой…Бог, — прошептал он в панике, слова с трудом слетали с его губ. Он бросился к двери и рывком открыл ее.
   — Не так быстро, негодяй, — Рори Бреслин захлопнул ее снова.
   Нахмурившись, Кэтлин заложила за ухо прядь рыжевато-каштановых волос.
   — В чем дело?
   Однако Весли едва ли услышал ее спокойный вопрос, едва ли увидел мерцающие блики огня на ее прекрасном лице. Им овладело привычное безрассудство, окружающие напоминали ему бесформенных чудовищ. Невинное торфяное пламя превратилось в очаг предсмертных мучений. Пар над котлом походил на дыхание дракона, который был готов обжечь его кожу, отравить ядом его легкие.
   — Хотелось бы знать, как ты дошла до применения пыток, — отчужденно прозвучал его ровный, твердый голос. — Ты не очень-то отличаешься от Оливера Кромвеля.
   — О чем вы? — резко спросила она. Обезумев от страха, Весли почувствовал, как комната превратилась в ловушку, в которой летают ангелы смерти. И вот он уже летит, и чьи-то невидимые ласковые руки прячут его в невидимое убежище, где не чувствуется боль, где можно найти уединение в ослепительном свете… Чья-то рука дернула его за рукав. Нетерпеливое прикосновение вытащило его из темноты.
   — Боже милостливый, мистер Хокинс, — произнесла Кэтлин, — вы что, потеряли рассудок? Что вы там бормочете?
   Он уставился в сверкающие отраженным пламенем глаза и удивился смущенному выражению ее лица.
   — Бормочу? Я бормотал? Но я ничего не говорил, я…
   — Должно быть, это ваша странная английская речь. — Она отпустила его рукав. — В какой-то момент мне показалось, что вы читаете двадцать третий псалом на латыни.
   Весли подумал, что никогда раньше не был так неосторожен. Он заставил себя улыбнуться, избегая смотреть на орудия пытки.
   — Ваши уши, наверно, подвели вас. Англичане молятся на родном языке, а не на латыни.
   — А они всегда молятся, прежде чем начать мыться?
   — Мыться? — Колени Весли начали дрожать, он чуть не уронил себе на ноги пушечное ядро. — Но я думал… — Его взгляд был прикован к мотку веревки, длинным ножам, похожим на щипцы инструментам.
   — Пресвятая дева Мария, вы подумали, что я намереваюсь пытать вас, так ведь?
   Он не ответил, продолжая стоять неподвижно.
   — Вы так подумали, — настаивала она. Ее низкий музыкальный голос дрожал от волнения, как звук натянутой струны. — Святой Иисус, мистер Хокинс, что с вами сделали, чтобы вы могли подумать такое?
   — Я просто сильно напуган, — объяснил он, пытаясь придать беззаботность своему голосу.
   — Ну да, — скептически заметила Кэтлин. — Впрочем, вы ошибаетесь. Я объясню.
   Он осторожно опустил на пол пушечное ядро.
   — Пожалуйста, объясни.
   — Эти приспособления, которые вы с таким страхом рассматриваете, предназначены для убоя скота. Прошло уже много лет с тех пор, как мы держали овец на мясо, но Джэнет хранит эти инструменты для приготовления колбас.
   Он жестом указал на бадью.
   — А это?
   — Я намеревалась следовать нашим законам, мистер Хокинс. Согласно им, с вами нужно обращаться в зависимости от вашего положения в армии. Я вымою вас и дам. вам одежду. Том Генди, мой управляющий, составил документ, как руководить вашим поведением.
   — Мне не нужен клочок бумаги, чтобы… — Весли остановил себя. Впрочем, пусть, если это поможет Кэтлин чувствовать себя с ним непринужденно.
   —…снять с вас оковы, — продолжила она. Эта возможность привлекла его внимание. Он двинул ногой: кандалы до крови стерли его лодыжку.
   — Ты хочешь сказать, что я буду избавлен от этого?
   — Да, если выполнишь одно условие.
   — Любое. Боже, я за это заложу свою душу, если понадобится.
   Она тихо вздохнула.
   — Я никогда этого не потребую, даже от моего заклятого врага. Мне просто нужно ваше честное слово, ваша клятва, что вы не попытаетесь бежать.
   — Вот она, — ответил он без колебания. — Я клянусь, что не буду пытаться убежать.
   Ее глаза сузились.
   — Этого недостаточно, мистер Хокинс.
   — Кэтлин, человек, сидящий в лохани для купания, не может причинить большого вреда.
   Улыбка тронула уголки ее губ.
   — Верно, но мы с Томом решили, что нужно поставить ловушку для чести англичанина, — она пошарила в обширных карманах фартука и, выi тащив оттуда несколько предметов, разложила их на столе. — Вот крест святого Георгия, покровителя Англии. Это часть знамени, которое захватил Рори в последней схватке в Белтане. А вот это монета с изображением проклятого мясника Кромвеля. Так как он требует вашей преданности, я не буду возражать, чтобы вы поклялись на ней. Да, и вот это, — она положила Библию с изображением креста на обложке, на которую были приклеены кусочки пластыря. — Я закрыла фигуру Христа. Кажется, вы, протестанты, считаете его изображение оскорбительным для себя и предпочитаете только изображение креста.
   — Ты проделала большую работу, размышляя о сердце англичанина, Кэтлин Макбрайд.
   — У англичан нет сердца, — возразила она. — Однако у некоторых из вас осталось немного чести.
   — И ты думаешь, что я один из них?
   — Нет, — честно ответила она. — Я сниму с вас кандалы, но за вами будут следить каждую минуту. Я искренне надеюсь, что у вас нет странных тайных привычек, в противном случае вы почувствуете себя смущенным.
   — Меня не так-то легко смутить, — он уставился в пол, чтобы спрятать свои смеющиеся глаза.
   — Это мы еще посмотрим. Положите руки на все эти предметы, которые должны быть святыми для всех англичан, и дайте честное слово.
   Весли подошел к столу и положил левую руку на кусок шелка с изображением креста святого Георгия, а правую на Библию.
   — На монету тоже, — подсказала Кэтлин. Весли отодвинул ее на дальний конец стола.
   — Только не на эту. Ты попросила меня поклясться на святых для меня предметах. Кромвель не относится к их числу.
   — Разве?
   — Для меня не относится.
   — Тогда зачем вы воюете, убиваете и покоряете других ради него?
   — Потому что у меня нет выбора.
   — Тогда, может быть, он платил вам за это, мистер Хокинс? Вы пришли сюда в надежде набить карманы?
   — Нет! Боже мой, Кэтлин… — он заглушил готовый сорваться с его губ протест. — Может быть, продолжим?
   — Минуточку. Нужны свидетели, — усмешка коснулась ее губ. — То есть, видимые свидетели. — Подойдя к двери, она резко открыла ее. Рори и Том буквально ввалились в комнату.
   — Удивляюсь, как у тебя не появились занозы, когда ты так тщательно прижимал это… — Кэтлин шутливо погладила ухо Тома, —…к двери.
   Рори густо покраснел. Генди пожал плечами и положил на стол написанный на пергаменте документ.
   — Поклянитесь, — велела Кэтлин.
   Весли накрыл руками разложенные на столе предметы.
   — Клянусь святым Георгием и святой Библией, что я дал честное слово захватившей меня в плен Кэтлин Макбрайд, главе Клонмура.
   — Подпишите, — сказал Том.
   Весли взял птичье перо, которое когда-то видывало лучшие времена. Острие пера было расщеплено и подпись получилась нечеткой. Несколько смущенный этим, он передал перо Кэтлин. Она подписала соглашение быстрым, уверенным движением. Том Генди подписался красивым старинным шрифтом, а Рори Бресли сделал это так грубо, что перо уже не подлежало починке.
   — Вот и все, — подытожила Кэтлин. — С этого момента я могу руководить мистером Хокинсом.
   — Ты уверена? — спросил Рори, затем добавил по-гэльски: — Я доверяю ему меньше, чем голодному волку.
   — И я не доверяю ему, — ответила Кэтлин тоже на гэльском. — Но он не глуп. Он поклялся и будет вести себя соответственно.
   Рори покачал своей большой лохматой головой.
   — Мне надоело следить.
   Он толкнул локтем Тома Генди. Том взял текст клятвы и быстро исчез. Рори неохотно последовал за ним.
   — Ну? — спросил Весли. — Ты готова проверить мою честь, Кэтлин Макбрайд?
   Она вытащила из фартука большое кольцо, выбрала большой старинный ключ и склонилась к его лодыжке. Он вздрогнул, когда Кэтлин повернула кандалы. Она виновато посмотрела на него.
   — Кандалы прорвали вам сапог, и нога стерта до крови.
   — Как видишь.
   — Почему вы ничего не сказали?
   — Я не был уверен, что мои неудобства интересуют тебя.
   — Это Клонмур, — возмутилась она, — а не камера пыток.
   Ловкими и нежными руками она сдвинула кандалы, затем сняла сапоги. Наслаждаясь свободой движений, Весли согнул ногу.
   — А сейчас мыться, — велела она.
   Странное возбуждение охватило его. Раздевание в присутствии этой очень привлекательной женщины предоставляло ему интересные возможности.
   Он подавил желание. Уже однажды он нарушил обет безбрачия и получил Лауру. То, что она оказалась в руках у Кромвеля, — Божья кара.
   Возвращение ее, неважно какой ценой, и будет его платой за грех.
   Вот уже три года он верен своей клятве. С тех пор, как у него появилась Лаура, он подчинил свои плотские желания необходимости воздержания. Это было ему не трудно. До сих пор. До Кэтлин.
   Весли снял рубашку и льняное белье. Взгляд Кэтлин скользнул вниз. Усмехнувшись, он расстегнул ремень и потянул за шнурки панталон.
   — Подождите, — прозвучал настойчивый голос Кэтлин. Она раздвинула между ними ширму, так что теперь ей были видны только его голова и плечи.
   Весли хихикнул.
   — Ты боишься, что я нападу на тебя?
   — Дотроньтесь до меня пальцем, и вы покажете цену клятвы англичанина. Кроме того, вы будете не первым из англичан, с кем я боролась и победила.
   Он ясно вспомнил ее действия во время сражения, быстроту движений, безошибочность интуиции и силу хитрости.
   — Я не ожидал от главы Макбрайдов такой скромности.
   — Я могу быть главой клана, но я также и женщина, с присущей женщине чувствительностью.
   Он посмотрел на ее плечи, на слегка склоненную голову, на яркие пряди волос. Вдруг до него дошло, что она легкоранима в той области, о которой сама, может быть, и не подозревает. Она приняла на себя ответственность за Клонмур и полагалась на силу, но под ее доспехами солдата билось сердце женщины, которой нужна была так-же и нежность.
   — Ах, Кэтлин, — вздохнув, сказал он, — прости меня.
   Она удивленно прищурила глаза; затем, поняв, что он имеет в виду, улыбнулась.
   — Нечего прощать, по крайней мере, в настоящий момент. Мужчины всегда забывают, что я женщина.
   — Я никогда не забываю. — Он медленным взглядом обвел округлые очертания ее груди. — Я не могу забыть.
   Она опустила голову. — Мыться, мистер Хокинс.
   Он опустился в воду по самую грудь. Вода была очень горячая, такая, какую он любил. Весли удовлетворенно вздохнул.
   — Достаточно теплая?
   — О, да. Я не мылся с… — Он остановил себя. Боже, как легко разговаривать с этой свирепой ирландской незнакомкой, —… давних пор.
   Кэтлин отодвинула ширму. В руках у нее были мочалка и кусок желтоватого мыла. Она обошла вокруг лохани.
   — Разве ты никогда раньше не мыла мужчину? — спросил Весли.
   — Конечно, мыла. Это входило в мои обязанности со дня смерти матери.
   Он услышал, как она затаила дыхание.
   — А когда это случилось?
   — Прошло уже шесть лет. У нее внутри что-то росло. Бродячий парикмахер назвал это фистулой.
   — Прости меня, Кэтлин.
   — Два «прости меня» в течение одного недолгого разговора. Вы могли бы быть порядочным человеком, если бы не принадлежали к круглоголовым, мистер Хокинс.
   Весли вспомнил свою мать. Она была так же чужда ему, как Новый Мир, находящийся за океаном. От нее остались смутные образы: жесткий женский рот, произносящий слова осуждения; безжалостный голос, отправляющий его в изгнание в Лувейн.
   — Какая она была? — спросил Весли.
   — Моя мать?
   —Да.
   — А какого черта вы интересуетесь моей матерью?
   — Ну, пожалуйста, Кэтлин, мне интересно. — Она рассеянно потянула выбившийся локон.
   — Ее звали Собан. Ее отец был лордом, и он ни разу не заговорил с ней и не дал ей никакого приданого после того, как она вышла замуж за моего отца, который, как вы уже знаете, не был богатым человеком.
   — Как же они ладили, сводили концы с концами?
   — Я уверена в том, мистер Хокинс, — живо откликнулась она, — что настоящая любовь украшала каждый день, который они проводили вместе. Это облегчало жизнь.
   — Итак, ты веришь в настоящую любовь?
   — Конечно, — подтвердила Кэтлин. — Я же ирландка.
   Она подтянула к лохани стул.
   — В последний раз я купала котенка Мэгин. Бедное животное визжало так, что было наверняка слышно на небесах.
   — Обещаю, что не буду визжать, — заверил Весли.
   Однако, он не смог сдержать вздох настоящего наслаждения, когда она провела намыленной мочалкой по его плечам и груди, скользя своими сильными пальцами по гладкой коже и массируя мускулы. Руки, так беспощадно владевшие мечом в сражении, двигались сейчас с успокаивающей нежностью. Ее быстрые, уверенные прикосновения были наполнены неуловимым волшебством. Легкий аромат распространился в воздухе.
   — Туалетное мыло? — удивленно спросил Весли.
   — Из дикого вереска. Наши урожаи могут погибнуть, а вереск продолжает цвести. Даже англичане не смогли уничтожить его, хоть, не сомневаюсь, пытались. Мэгин делает лучшее мыло в округе.
   — Как-то я не могу представить Мэгин, которая варит мыло.
   — Да, она не совсем такая, какой видят ее большинство мужчин, мистер Хокинс.
   — Весли. Пожалуйста, называй меня Весли.
   — Нет. Это уж слишком.
   — А мое купание в обнаженном виде не слишком?
   Ее рука задержалась у него на плече, затем возобновила мягкие кругообразные движения.
   — Это возложенное на меня задание. Наклонитесь вперед, пожалуйста.
   Он уперся локтями в колени. Она отвела в стороны длинные пряди его волос. Мочалка двинулась по его шее, затем ниже, между лопаток и…
   — Пресвятая дева Мария, — воскликнула она. Весли посмотрел на дверь. Схватившись за края лохани, он приготовился выпрыгнуть из нее.
   — Что случилось? — требовательно спросил он. — В чем дело?
   — Вы весь израненный.
   Весли провел рукой по волосам. Проклятие. Он не предусмотрел ее реакцию на шрамы, исполосовавшие всю его спину.
   — Да, — беззаботно ответил он. — Но твои прикосновения заставляют меня забыть о боли.
   Ее рука неуверенно двинулась вниз по позвоночнику. Глупо, но он представил себе, как шрамы разглаживаются и исчезают в тех местах, которых коснулась ее рука.
   — Кто же сделал это с вами?
   — Не знаю, я стоял спиной.
   — Это не смешно.
   — Я тоже так тогда думал, — по правде говоря, он тогда ни о чем не думал. Пытки связывались в его памяти с непроглядной темнотой, которая охватывала его и скрывала от боли.
   — За что вы подверглись наказанию… Весли? Ему понравилось звучание имени в ее устах.
   — За… непокорность.
   — Кому? Хаммерсмиту? Вас пороли за дезертирство? — Она приняла его молчание за подтверждение. — Но это уже зажившие раны.
   — Возможно, я не в первый раз дезертировал.
   — Но в последний? — потребовала она ответа.
   — Думаю, только благодаря тебе.
   — Вы лжете. Вы всегда лжете, мистер Хокинс.
   — Я получил эти шрамы в Англии. — Не будет вреда, если он признается в этом или позволит ей делать собственные выводы. Если бы он сказал ей, что пострадал за то, что был католиком, она бы не поверила, а он открыл бы себя перед предателями, которые лишили Клонмур священника.
   — Это имеет какое-то отношение к причине, по которой вы воюете в Ирландии? — спросила она.
   — Ты задаешь слишком много вопросов. Это мое первое купание за большой промежуток времени, и мне хотелось бы насладиться им.
   К его облегчению, она сменила тему и тщательно намылила его волосы.
   — Длинные, — отметила она, — а не подстриженные, как у большинства круглоголовых.
   Три месяца назад его волосы представляли собой великолепную волнистую мантию красноватого цвета. Отсутствие надлежащего ухода превратило их в массу спутанных прядей.
   — Я не похож на большинство круглоголовых. —
   — А чем вы отличаетесь?
   — Я роялист.
   Кэтлин выронила мочалку. Он усмехнулся, наслаждаясь ее изумлением.
   — Очередная ложь. Если бы вы были роялистом, то сейчас занимались бы интригами с Карлом Стюартом во Франции или Саксонии, или где-либо еще, куда он добрался.