Страница:
— Я опережу их, — поклялся он.
— Подожди минутку, — попросил Том, — тебе надо разуться, потому что ты должен бежать босиком.
Весли стянул сапоги и отдал их. Песчаная земля двора мягко коснулась ступней. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал, что он, полураздетый, будет бежать по горам Коннемары, он ответил бы, что этот человек сошел с ума.
И если бы кто-нибудь тогда сказал ему, что он отдаст свое сердце ирландской воинственной женщине, он ответил бы, что сам сошел с ума.
Остановившись на краю леса, он ощутил волшебство происходящего на этой земле, раскинувшейся перед ним, полной солнца и тайн, и теней воинов, чья храбрость сформировывалась тысячелетиями борьбы.
Боже, какая самонадеянность думать, что он стоит великанов, которые впитали силу этой суровой земли.
— Они все были всего лишь людьми, — сказал Том, словно прочитав мысли Весли. — Их сила исходила от человечности их сердец.
Весли кивнул, прогоняя из головы все мысли. Решительность обострила его интуицию.
— Готов? — спросил Том. Весли перекрестился.
На черном жеребце подъехала Кэтлин. Радостная надежда светилась у нее в глазах.
— Пусть удача сопутствует тебе, Весли, — произнесла она.
Раздался звук барабана, волынки заиграли в бурном темпе, переходя от крещендо к оглушительным звукам.
Бросив последний взгляд на Кэтлин, Весли кинулся в лес. Острые камни врезались в ноги. Колючие ветки хлестали по лицу. А сзади, неуклонно приближаясь, доносился настигающий топот погони.
Рядом просвистел топор, разрезав воздух в опасной близости от уха.
— Иисус! — задохнулся Весли.
Тропинка, усеянная камнями, становилась круче. Впереди маячил ольховый сук, который проверит его ловкость и проворность.
Он почувствовал, что слабеет; боль в кровоточащих ступнях пронизывала тело. Сук приближался… неприступный, невероятно высокий. Простая ветка дерева стала мерилом его личности.
Он не может перепрыгнуть ее.
Мысленно он представил, как врезается в крепкое дерево, падает, как раненый олень, запутавшись в кустах ежевики и колючках. Он проиграет все, потеряет Кэтлин и Лауру.
Боль от этой мысли подхлестнула его, словно бич с шипами. Затем вспышка ослепляющего света прошла через его сознание. Он не существовал больше, втянутый в пылающе-белое небытие.
Держась рядом с преследующими воинами, Кэтлин почувствовала нарастающий страх. Весли достиг предела своих возможностей, она видела это по вымученным движениям его сильных ног и затрудненному дыханию. Она благодарила Бога, что он обладал большей скоростью, чем любой из воинов, даже Конн, который выигрывал все соревнования в Белтане.
Весли оставлял за собой кровавые следы. Задыхающийся и кровоточащий, с отекшей синевато-багровой раной на плече, он ни за что не сможет совершить этот прыжок.
Она заметила перемену в нем, когда он был в нескольких футах от сука. Его дыхание стало ровным, и он что-то произнес. Его ноги напряглись, и в прыжке, которому позавидовал бы самый одаренный атлет, он пролетел над суком. Кэтлин закрыла глаза и покачала головой. На какую-то минуту ей показалось, что его сопровождала яркая вспышка, которая позолотила листья и ветви на его пути.
К ней подъехал Том Генди.
— О, небеса, видела ли ты что-нибудь подобное в жизни?
Весли приземлился на тропинку, не издав ни звука, когда его кровоточащие ступни ударились о каменистую землю.
Том понизил голос.
— Кэтлин, ты видишь? — Впервые в жизни бард Клонмура не нашел подходящих слов.
Прежде чем Кэтлин успела ответить, Рори издал вопль, бросился за преследуемым и метнул копье. Не оглядываясь, Весли быстро нагнул голову. Он был человеком, одержимым дьяволом, но одновременно охраняемым Богом, недосягаемым для простого смертного. Снова Кэтлин почувствовала в нем какую-то необычность и сначала не смогла определить ее. Затем поняла: когда Весли бежал, казалось, его ступни не касаются земли, его движение не всколыхнуло ни единого листка, ни единой ветви.
— Клянусь, он не осознает, что делает, — удивленно сказал Том.
Благоговейный трепет появился в глазах у воинов. Лайам прикусил большой палец против сглаза. У Кэтлин покалывало в шее. Какая-то неестественная сила овладела Весли. Подобно Руаду из легенды, он оседлал невидимого крылатого коня.
Бег продолжался еще четверть мили. Весли мчался с энергией, которая обескуражила преследователей и сбила с толку зрителей. Он казался настоящим демоном, когда увертывался и уклонялся от ударов, перепрыгивал через препятствия, не замедляя шага, и на высокой скорости приблизился к финишу.
Достигнув трепещущего флажка, обозначающего конец погони, Весли понял, что произошло что-то необычайное. Ослепительная белизна забытья стала приобретать очертания реальности. Вернулась боль, пронзив грудь и опустившись к ногам. С изумлением он осознал, что смертоносная погоня осталась позади.
Он остановился у флажка, схватился за шест и опустился на колени. Рука поднялась, чтобы проверить волосы. Косы были в порядке.
— Боже мой, — выдохнул он, — я выдержал.
— Да, — закричал Том, подъезжая на пони. — Хвала всем святым и проклятье всем грешникам, ты, парень, выдержал это!
На жеребце подъехала Кэтлин. Ее сияющие большие глаза смотрели на него со смешанным чувством гордости и благоговения.
— Как, Весли? Как ты сумел? Схватившись за шест, он с трудом встал и покачал головой, не в состоянии объяснить.
— Вы настоящий победитель, — ликовал Курран Хили.
Пот ручьем тек по лицу Весли, спине и плечам.
— Нет, Курран, — ответил он. — Я… — он взял фляжку у Бригитты, сделал глоток и тотчас же выплюнул. — Вода? Боже, что должен совершить мужчина, чтобы получить пиво?
Девочка вручила ему другую фляжку.
— Промочите горло этим, сэр, — сказала она, и ее лицо расплылось в улыбке.
—Осушив фляжку, Весли повернулся к Кэтлин.
— У меня было странное ощущение, что все это сделал не я.
Он услышал нервозность в ее голосе, когда она откинула голову и засмеялась.
— А кто же тогда? Ведь каждый из нас видел, что ты пронесся через лес словно дыхание ангела.
Прежде чем Весли смог ответить, вперед выступил Рори Бреслин, дергая себя за латный воротник и пыхтя от напряжения.
— Ничего подобного я не видел за свою жизнь.
— Я вижу в этом мудрую и справедливую руку Господа, — заявил Симус. — Он один из нас, иначе он бы не выжил.
— А ты ничего не забыл? — спросил Рори. Весли криво улыбнулся.
— Да, что я смертный человек в конце концов. Фианна требует многого от мужчины.
— А я напоминаю тебе о поэтическом произведении, — перейдя на ирландский, Рори добавил: — Тело может оказаться подходящим, хотя я очень сомневаюсь в некоторых его частях, но как насчет ума и ирландского языка?
Все еще испытывая боль, Весли глотнул немного пива.
— Разве правда, что он должен сложить песни и стихотворения на ирландском? — обеспокоенно спросил Курран.
— Да, — подтвердил Том Генди. — так это записано.
Неофициальная обрядовая тишина повисла над собравшимися в зале. Кэтлин сидела за круглым столом между Симусом и Томом. Со взвинченными нервами и бьющимся сердцем она напряженно ждала.
Последний этап обряда посвящения был решающим. Воин не может быть принят в Фианну, пока не докажет способности ума так же, как и способности тела.
Симус играл кончиком бороды.
— Я хотел бы видеть этого человека среди нас. Но бедная душа не знает ирландского.
Рори сделал большой глоток самогона и захихикал.
— Я бы не стал беспокоиться об этом, Симус. Хокинс еще не созрел до этого.
Кэтлин овладела печаль. Она тоже хотела, чтобы Весли все удалось. Как просто все было бы, если бы он отдал Ирландии свое сердце. И она открыла бы ему душу, как и должна делать жена.
Тогда она свободно полюбила бы его.
Однако Джон Весли Хокинс был прирожденным англичанином, и этот факт станет мучительно очевидным, когда он появится перед собранием и окажется, что не может говорить на ирландском. Ею овладела мрачная уверенность, что после сегодняшнего вечера он покинет ее. И она останется с горьковато-сладкими воспоминаниями о любви, которую из-за своего упрямства и гордости не сумела удержать.
Через открытую дверь был виден надвигающийся вечер. Сумерки окрасили мир в голубовато-холодный цвет. Отдаленное блеяние овец Маджа смешивалось с плещущимися звуками моря и свистом ветра.
В дверном проеме появился Весли. Тишина в зале стала еще более ощутимой. Кэтлин затаила дыхание.
Его расплетенные рыжие волосы развевались величественной гривой вокруг лица, которое, увидев однажды, невозможно было забыть. Строгие линии носа и скул смягчались широким ртом с полными губами. Глаза светились затаенной глубиной, которая обещала женщине раскрыть его душу и положить к ее ногам спрятанные там чудеса.
Простая одежда, состоящая из штанов и туники, перехваченной в поясе широким ремнем, придавала Весли вид кандидата на принятие обета.
«Каковым он когда-то и был», — с неудовольствием вспомнила Кэтлин. Она представила его распростертым перед алтарем с зажженными свечами. И произнесла про себя слова благодарности за то, что он не нашел в этом своего призвания.
Весли подошел к столу и опустился перед ней на одно колено. Несмотря на почтительный поклон, Кэтлин не смогла обнаружить ничего, даже отдаленно напоминающего смиренность, в мужчине, который склонился перед ней.
Следуя традиционным предписаниям, она сказала:
— Встань и расскажи нам песни древних, — Кэтлин говорила на ирландском и не надеялась, что он поймет ее.
Весли поднялся. Она старалась придать безразличие своему лицу, но чувства, отраженные в ее глазах, сделали это невозможным.
Что он увидел, когда посмотрел на нее?
«Боже, я так люблю ее». Он прошептал эти слова в молельне, словно молитву.
Сейчас его глаза посылали ей то же самое признание.
Ее сердце услышало и поверило. На губах появилась изумительная улыбка. Ответная улыбка Весли согрела ее сердце.
— Если можно, я начну.
Ее настроение резко упало, потому что он говорил на английском. На языке ее врагов. Она заставила себя кивнуть.
Весли сделал шаг назад и обвел взглядом все собрание. Его присутствие наполнило светом эту комнату.
Весли начал говорить.
Прекрасные ирландские слова текли словно мед из его горла. Каждый слог, каждая интонация звучали словно песня, издаваемая ветром в долинах Коннемары, словно крик птицы в степи, словно отдаленный звон церковных колоколов.
— Из него вышел бы хороший священник, — прошептал Том.
Все собрание сидело, очарованное его мастерством, долгими печальными взглядами, которыми он обводил комнату, волнующим тембром его голоса.
Голос Весли, говорящего по-ирландски, звучал как у древнего кельта.
— Клянусь, он оставит меня без работы, — пробормотал Том Генди.
Весли рассказывал о выигранных сражениях и потерянных судьбах, о сильных женщинах и доблестных мужчинах. О любви, яркой и глубокой, как душа Ирландии.
Когда декламация закончилась на неотразимо волнующей ноте, женщины плакали, а мужчины вздыхали и возводили глаза к небесам.
— Как, черт возьми, ты выучил наш язык? — с удивлением спросил Конн.
Блуждающий взгляд Весли остановился на слабо горящем очаге, как будто он смотрел в далекое прошлое.
— Я воспитывался вместе с ирландскими монахами в Лувейне. Они заставляли меня работать в типографии, где печатались на ирландском произведения, запрещенные здесь, — его плечи опустились. — Я должен покинуть вас, друзья. Этот день вынул из меня всю душу. — Он вышел из зала, сопровождаемый изумленными перешептываниями.
Не помня себя, Кэтлин поднялась из-за стола. Том что-то сказал ей, но она не услышала. Огромное обаяние Весли неумолимо тянуло ее из зала.
Не стыдясь, очарованная мужчиной, она открыла дверь их комнаты и вошла. Он стоял, отогревая руки над жаровней, и не повернулся, не показал, что чувствует ее приближение. Голова его поникла, лицо было мрачным и замкнутым. Тем не менее, он был окружен прекрасным сиянием, которое подсвечивало золотисто-красные волны его волос и спокойную величавость его фигуры.
Полная благоговейного трепета, страстного желания и страха, Кэтлин встала рядом с ним. Он не среагировал; было похоже, что испытания этого дня истощили его энергию, а постоянные отказы Кэтлин иссушили его душу.
Она молилась, чтобы не оказалось, что она пришла слишком поздно.
Молча она пошла и наполнила таз водой с лечебными травами, затем поставила его на пол перед ним.
— Тебе необходимо вымыть ноги, — пробормотала она.
Он поднял бровь в искреннем удивлении, затем опустился на стул и потянулся к завязкам на сапогах.
Она положила руку на его запястье.
— Нет. Позволь мне.
Удивление еще больше возросло, но он только пожал плечами и откинулся назад, пока она развязывала его сапоги и опускала ноги в воду. Ее руки осторожно прикасались к пораненным местам. Она вздрогнула, вспомнив его дикую гонку через лес.
— Скажи, Кэт, — спросил он тихо. — Ты тоже прошла это суровое испытание?
— Конечно. — Она не смотрела на него. — Но для меня… для всех нас… оно было совсем другим. У нас были скидки, которых тебе не делалось.
— Потому что я англичанин?
— Да.
Он встал, вытер ноги о полотенце и, подойдя к окну, выглянул в ночь. Кэтлин смотрела на его широкую спину, красноватые волосы, вьющиеся на концах, на руку, напряженно ухватившуюся за» проем окна.
«О, Весли, неужели я опоздала?» Она мягко подошла к нему, надеясь, что он обернется и улыбнется. Затем, впервые с тех пор, как ею овладело необузданное желание его близости, Кэтлин первая потянулась к нему.
Ее руки обняли его сзади. Прижавшись щекой к его спине, она услышала участившееся дыхание и сильное биение сердца.
Сто раз он умолял позволить любить ее.
Сто раз она отказывала ему.
Сейчас просьба исходила от нее.
Она не знала, с чего начать. Затем вспомнила его декламацию в зале, простоту слов, возникших в глубине тысячелетнего тоскующего сердца.
— Его прикосновение покорило мою душу и наполнило мое сердце благородством.
Он медленно повернулся и обхватил руками ее плечи.
— Кэтлин?..
Робкая улыбка появилась на ее губах.
— Приди, моя любовь, — продолжала она декламировать, — и пойди со мной туда, куда зовут нас пугливые птицы…
—…и земля приближается к морю, чтобы поцеловать его, — закончил он удивленно тихим и глубоким голосом.
Кэтлин обвила руками его шею и притянула к себе голову.
— Ах, ты — для меня море, мой Весли, — прошептала она. — Такое же ужасное, глубокое и прекрасное, как то, что создал Бог собственными руками. И вот я здесь, пришла и прошу тебя…
— Что просишь, Кэтлин? — У него в глазах мелькнул гнев. — Бог мой, женщина, что еще я могу дать тебе?
Она поднялась на цыпочки и прижала губы к его щеке.
— Я только надеюсь, что не слишком поздно.
— Поздно для чего?
— Сказать, что я люблю тебя.
Звук радости, боли и тоски вырвался из него. Он схватил ее в объятия и прикоснулся губами к ее губам. Их поцелуй был обоюдным, глубоким и открытым, он наполнил ее нежностью, ласково дотронулся до ее души.
Кэтлин хотела прошептать слова, рвущиеся из сердца, но это чудесное мгновение не требовало разговоров. Это был момент вечности, в котором сошлись свет и тьма; момент, бесконечный во времени, когда все становится ясным и понятным.
Желание окатывало ее, словно теплый летний дождик. Ответная страсть пылала в Весли, она чувствовала жар, исходящий от его кожи.
Слившись в одно сердце, одну душу, одно созвучие, они сняли одежду и стояли, освещенные золотистым светом жаровни.
Весли наслаждался ее видом; его нежный взгляд перенес ее в королевство, где прошлое было забыто, а будущее манило золотыми обещаниями.
— Ты заставляешь меня почувствовать себя диким человеком, обретшим дом, — прошептал он.
Он накрыл рукой ее грудь, и плоть бурно ответила на это движение; она отдалась его ласкам, слова мольбы слетали с ее губ, яркие вспышки восторга пронзали ее.
— Весли. — Она прошептала его имя между соприкосновениями их губ, их рук, их плеч. — Однажды ты сказал, что создашь поэзию на моей коже.
Его улыбающиеся губы коснулись ее виска.
— Кэтлин, ты просишь меня об этом?
Она задержала ладони на его стройных, твердых бедрах.
— Нет, я умоляю тебя.
Он притянул ее к себе. Она наслаждалась его крепким объятием, голодными, настойчивыми поцелуями, которые он обрушил на ее рот, горло, грудь. Ей нравилась грубоватость его прикосновений, откровенное вожделение, смягченное нежностью. Ее прежние мечты о чопорном, изысканном любовнике исчезли под напором его страсти. Это было то, что она хотела, то, чего страстно желала женщина внутри нее, быть унесенной на крыльях урагана.
Он положил ее на кровать и, с трудом пытаясь овладеть собой, лег рядом. Его глаза были наполнены и удивлением, и страстным желанием, и неуверенностью. Его руки ласкали ее с нежностью, которая отзывалась дрожью в каждой клеточке ее тела.
— Кэтлин, родная, — слова, произнесенные на ирландском, ласкали ее слух, звучали удивительно и странно. — Это чудо, что ты, наконец, пришла ко мне.
Она запустила пальцы в его волосы.
— Чудо произошло тогда, когда я сорвала розу и пожелала тебя, и ты пришел ко мне.
— Иногда я думаю, что был послан.
Она замерла, удивляясь его словам.
— Волшебство это или случайность, — заявила она, — не имеет никакого значения, — она дотронулась до него, восхищаясь тем, как оживает его тело под ее нетерпеливой рукой.
Он глубоко вздохнул.
— Ради Бога! Помедленнее, женщина!
Она радостно засмеялась и замедлила, но не прекратила свои ласки.
— Я беспокою тебя, Весли? Он поднялся на колени.
— Да, и ей-богу, мне нравится это. Такая открытая, страстная и честная. Но не ты ли умоляла о поэзии?
Она кивнула, глядя на блики от огня, мерцающие на его теле.
— Отлично, — сказал он, — потому что на меня нашло вдохновение.
Его большие сильные руки ласково двинулись по ее груди и животу к бедрам. Она выгнулась ему навстречу, задохнувшись от желания. Его губы следовали по тропинке, проложенной руками, погружаясь в теплые тайные места, и Кэтлин потеряла голову, не заботясь больше ни о чем, кроме волнующих обещаний мужчины, окутавшего ее своим нежным очарованием. Она неслась как крупинки песка в песочных часах.
— Весли, — выдохнула она.
Ее дыхание опалило страстью, которая вихрем отозвалась в нем. Он не привык к чувствам, таким сильным и глубоким, к любви, такой безумной и отчаянной.
Он видел Кэтлин уже тысячу раз, но, тем не менее, ее глаза не переставали удивлять. Их янтарная глубина светилась как солнечный свет, струящийся через рябь спелой пшеницы.
— Я люблю тебя, Кэтлин, — его рука провела по нежной поверхности внутренней стороны бедер, поднявшись вверх от колена, нашла ее мягкую и повлажневшую плоть.
— Я люблю тебя, — повторил он снова.
— Тогда докажи мне, Весли. Докажи.
Его поцелуи, словно легкий дождь, падали на ее запрокинутое лицо. Он погрузился в ее влажное манящее тепло, затем проник глубже, до шелковистых глубин, которые охватили его своим пульсирующим жаром.
Как бы в ответ ему она застонала. Он хотел отстраниться, но она выгнулась ему навстречу, обхватив руками его плечи и дотянувшись поцелуем до его губ.
Сладкий вздох сказал ему о ее блаженстве. Он почувствовал, как она приподнимается, увидел, как дрожат ресницы на закрытых глазах, как приоткрылись губы в восторге и удивлении. Они плыли в потоке чувственности, пока она, отдавшись во власть экстаза, не вызвала у него ответной пульсации. Невыразимое блаженство захлестнуло его, когда наступил момент сладостной развязки, освободившей от напряжения его тело, но не душу, потому что подобно тому, как солнечный свет проникает в самые отдаленные долины Коннемары, Кэтлин Макбрайд проникла в него, и не было слов, чтобы выразить счастье. Он стал другим, связанным сердцем и разумом со своей возлюбленной.
Он целовал ее долго и настойчиво, пытаясь отогнать мысли о предательстве, которое ему придется совершить еще до того, как на горизонте появятся предрассветные лучи солнца.
Ему надо было сказать ей об этом. Сказать о том, что он собирается отдать клонмурских лошадей Титусу Хаммерсмиту.
Это остудит ее сердце быстрее, чем внезапно наступившие заморозки. Если он объяснит, как он планирует обмануть круглоголовых, она, возможно, простит его, но, как глава Макбрайдов, будет настаивать на своем участии. А это он не может ей позволить, потому что задача была слишком опасной. Не для того он завоевал ее сердце, чтобы потерять его в сражении.
Он тайно договорится с мужчинами, которые теперь были преданы ему. А Кэтлин вообще не надо знать, что лошади исчезли.
Он ни за что не подвергнет испытанию хрупкие узы только что начавшейся любви.
Ради Лауры ему придется еще раз обмануть Кэтлин.
— Весли, — она посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц с томной улыбкой удовлетворенности на губах. — Это было чудо. Ты действительно поэт и очень талантливый.
Им овладела усталость. День выдался длинный, испытание оказалось трудным и эмоционально опустошающим. «Завтрашний день принесет еще большие испытания», — подумал он, целуя на виске завиток золотистых волос. Он прижался к ее телу и удивился тому, что раньше засыпал как-то иначе.
Он прошел долгий путь с момента повешения на Тибурнской виселице. Но если завтра все пройдет по его плану, скоро он обретет дом. Сон охватил его, как сложенные крылья ангела.
Кэтлин почувствовала, как он расслабился. — Я люблю тебя, — прошептала она, понимая, что говорит это слишком поздно, потому что он уже не слышит ее признания. Но какое это имеет значение, если впереди у них целая жизнь.
Завтра она посмотрит в его глубокие, таинственные глаза и скажет, сама наслаждаясь этими словами, более ста раз, что любит его. Но утром его уже не было рядом.
Глава 17
— Подожди минутку, — попросил Том, — тебе надо разуться, потому что ты должен бежать босиком.
Весли стянул сапоги и отдал их. Песчаная земля двора мягко коснулась ступней. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал, что он, полураздетый, будет бежать по горам Коннемары, он ответил бы, что этот человек сошел с ума.
И если бы кто-нибудь тогда сказал ему, что он отдаст свое сердце ирландской воинственной женщине, он ответил бы, что сам сошел с ума.
Остановившись на краю леса, он ощутил волшебство происходящего на этой земле, раскинувшейся перед ним, полной солнца и тайн, и теней воинов, чья храбрость сформировывалась тысячелетиями борьбы.
Боже, какая самонадеянность думать, что он стоит великанов, которые впитали силу этой суровой земли.
— Они все были всего лишь людьми, — сказал Том, словно прочитав мысли Весли. — Их сила исходила от человечности их сердец.
Весли кивнул, прогоняя из головы все мысли. Решительность обострила его интуицию.
— Готов? — спросил Том. Весли перекрестился.
На черном жеребце подъехала Кэтлин. Радостная надежда светилась у нее в глазах.
— Пусть удача сопутствует тебе, Весли, — произнесла она.
Раздался звук барабана, волынки заиграли в бурном темпе, переходя от крещендо к оглушительным звукам.
Бросив последний взгляд на Кэтлин, Весли кинулся в лес. Острые камни врезались в ноги. Колючие ветки хлестали по лицу. А сзади, неуклонно приближаясь, доносился настигающий топот погони.
Рядом просвистел топор, разрезав воздух в опасной близости от уха.
— Иисус! — задохнулся Весли.
Тропинка, усеянная камнями, становилась круче. Впереди маячил ольховый сук, который проверит его ловкость и проворность.
Он почувствовал, что слабеет; боль в кровоточащих ступнях пронизывала тело. Сук приближался… неприступный, невероятно высокий. Простая ветка дерева стала мерилом его личности.
Он не может перепрыгнуть ее.
Мысленно он представил, как врезается в крепкое дерево, падает, как раненый олень, запутавшись в кустах ежевики и колючках. Он проиграет все, потеряет Кэтлин и Лауру.
Боль от этой мысли подхлестнула его, словно бич с шипами. Затем вспышка ослепляющего света прошла через его сознание. Он не существовал больше, втянутый в пылающе-белое небытие.
Держась рядом с преследующими воинами, Кэтлин почувствовала нарастающий страх. Весли достиг предела своих возможностей, она видела это по вымученным движениям его сильных ног и затрудненному дыханию. Она благодарила Бога, что он обладал большей скоростью, чем любой из воинов, даже Конн, который выигрывал все соревнования в Белтане.
Весли оставлял за собой кровавые следы. Задыхающийся и кровоточащий, с отекшей синевато-багровой раной на плече, он ни за что не сможет совершить этот прыжок.
Она заметила перемену в нем, когда он был в нескольких футах от сука. Его дыхание стало ровным, и он что-то произнес. Его ноги напряглись, и в прыжке, которому позавидовал бы самый одаренный атлет, он пролетел над суком. Кэтлин закрыла глаза и покачала головой. На какую-то минуту ей показалось, что его сопровождала яркая вспышка, которая позолотила листья и ветви на его пути.
К ней подъехал Том Генди.
— О, небеса, видела ли ты что-нибудь подобное в жизни?
Весли приземлился на тропинку, не издав ни звука, когда его кровоточащие ступни ударились о каменистую землю.
Том понизил голос.
— Кэтлин, ты видишь? — Впервые в жизни бард Клонмура не нашел подходящих слов.
Прежде чем Кэтлин успела ответить, Рори издал вопль, бросился за преследуемым и метнул копье. Не оглядываясь, Весли быстро нагнул голову. Он был человеком, одержимым дьяволом, но одновременно охраняемым Богом, недосягаемым для простого смертного. Снова Кэтлин почувствовала в нем какую-то необычность и сначала не смогла определить ее. Затем поняла: когда Весли бежал, казалось, его ступни не касаются земли, его движение не всколыхнуло ни единого листка, ни единой ветви.
— Клянусь, он не осознает, что делает, — удивленно сказал Том.
Благоговейный трепет появился в глазах у воинов. Лайам прикусил большой палец против сглаза. У Кэтлин покалывало в шее. Какая-то неестественная сила овладела Весли. Подобно Руаду из легенды, он оседлал невидимого крылатого коня.
Бег продолжался еще четверть мили. Весли мчался с энергией, которая обескуражила преследователей и сбила с толку зрителей. Он казался настоящим демоном, когда увертывался и уклонялся от ударов, перепрыгивал через препятствия, не замедляя шага, и на высокой скорости приблизился к финишу.
Достигнув трепещущего флажка, обозначающего конец погони, Весли понял, что произошло что-то необычайное. Ослепительная белизна забытья стала приобретать очертания реальности. Вернулась боль, пронзив грудь и опустившись к ногам. С изумлением он осознал, что смертоносная погоня осталась позади.
Он остановился у флажка, схватился за шест и опустился на колени. Рука поднялась, чтобы проверить волосы. Косы были в порядке.
— Боже мой, — выдохнул он, — я выдержал.
— Да, — закричал Том, подъезжая на пони. — Хвала всем святым и проклятье всем грешникам, ты, парень, выдержал это!
На жеребце подъехала Кэтлин. Ее сияющие большие глаза смотрели на него со смешанным чувством гордости и благоговения.
— Как, Весли? Как ты сумел? Схватившись за шест, он с трудом встал и покачал головой, не в состоянии объяснить.
— Вы настоящий победитель, — ликовал Курран Хили.
Пот ручьем тек по лицу Весли, спине и плечам.
— Нет, Курран, — ответил он. — Я… — он взял фляжку у Бригитты, сделал глоток и тотчас же выплюнул. — Вода? Боже, что должен совершить мужчина, чтобы получить пиво?
Девочка вручила ему другую фляжку.
— Промочите горло этим, сэр, — сказала она, и ее лицо расплылось в улыбке.
—Осушив фляжку, Весли повернулся к Кэтлин.
— У меня было странное ощущение, что все это сделал не я.
Он услышал нервозность в ее голосе, когда она откинула голову и засмеялась.
— А кто же тогда? Ведь каждый из нас видел, что ты пронесся через лес словно дыхание ангела.
Прежде чем Весли смог ответить, вперед выступил Рори Бреслин, дергая себя за латный воротник и пыхтя от напряжения.
— Ничего подобного я не видел за свою жизнь.
— Я вижу в этом мудрую и справедливую руку Господа, — заявил Симус. — Он один из нас, иначе он бы не выжил.
— А ты ничего не забыл? — спросил Рори. Весли криво улыбнулся.
— Да, что я смертный человек в конце концов. Фианна требует многого от мужчины.
— А я напоминаю тебе о поэтическом произведении, — перейдя на ирландский, Рори добавил: — Тело может оказаться подходящим, хотя я очень сомневаюсь в некоторых его частях, но как насчет ума и ирландского языка?
Все еще испытывая боль, Весли глотнул немного пива.
— Разве правда, что он должен сложить песни и стихотворения на ирландском? — обеспокоенно спросил Курран.
— Да, — подтвердил Том Генди. — так это записано.
Неофициальная обрядовая тишина повисла над собравшимися в зале. Кэтлин сидела за круглым столом между Симусом и Томом. Со взвинченными нервами и бьющимся сердцем она напряженно ждала.
Последний этап обряда посвящения был решающим. Воин не может быть принят в Фианну, пока не докажет способности ума так же, как и способности тела.
Симус играл кончиком бороды.
— Я хотел бы видеть этого человека среди нас. Но бедная душа не знает ирландского.
Рори сделал большой глоток самогона и захихикал.
— Я бы не стал беспокоиться об этом, Симус. Хокинс еще не созрел до этого.
Кэтлин овладела печаль. Она тоже хотела, чтобы Весли все удалось. Как просто все было бы, если бы он отдал Ирландии свое сердце. И она открыла бы ему душу, как и должна делать жена.
Тогда она свободно полюбила бы его.
Однако Джон Весли Хокинс был прирожденным англичанином, и этот факт станет мучительно очевидным, когда он появится перед собранием и окажется, что не может говорить на ирландском. Ею овладела мрачная уверенность, что после сегодняшнего вечера он покинет ее. И она останется с горьковато-сладкими воспоминаниями о любви, которую из-за своего упрямства и гордости не сумела удержать.
Через открытую дверь был виден надвигающийся вечер. Сумерки окрасили мир в голубовато-холодный цвет. Отдаленное блеяние овец Маджа смешивалось с плещущимися звуками моря и свистом ветра.
В дверном проеме появился Весли. Тишина в зале стала еще более ощутимой. Кэтлин затаила дыхание.
Его расплетенные рыжие волосы развевались величественной гривой вокруг лица, которое, увидев однажды, невозможно было забыть. Строгие линии носа и скул смягчались широким ртом с полными губами. Глаза светились затаенной глубиной, которая обещала женщине раскрыть его душу и положить к ее ногам спрятанные там чудеса.
Простая одежда, состоящая из штанов и туники, перехваченной в поясе широким ремнем, придавала Весли вид кандидата на принятие обета.
«Каковым он когда-то и был», — с неудовольствием вспомнила Кэтлин. Она представила его распростертым перед алтарем с зажженными свечами. И произнесла про себя слова благодарности за то, что он не нашел в этом своего призвания.
Весли подошел к столу и опустился перед ней на одно колено. Несмотря на почтительный поклон, Кэтлин не смогла обнаружить ничего, даже отдаленно напоминающего смиренность, в мужчине, который склонился перед ней.
Следуя традиционным предписаниям, она сказала:
— Встань и расскажи нам песни древних, — Кэтлин говорила на ирландском и не надеялась, что он поймет ее.
Весли поднялся. Она старалась придать безразличие своему лицу, но чувства, отраженные в ее глазах, сделали это невозможным.
Что он увидел, когда посмотрел на нее?
«Боже, я так люблю ее». Он прошептал эти слова в молельне, словно молитву.
Сейчас его глаза посылали ей то же самое признание.
Ее сердце услышало и поверило. На губах появилась изумительная улыбка. Ответная улыбка Весли согрела ее сердце.
— Если можно, я начну.
Ее настроение резко упало, потому что он говорил на английском. На языке ее врагов. Она заставила себя кивнуть.
Весли сделал шаг назад и обвел взглядом все собрание. Его присутствие наполнило светом эту комнату.
Весли начал говорить.
Прекрасные ирландские слова текли словно мед из его горла. Каждый слог, каждая интонация звучали словно песня, издаваемая ветром в долинах Коннемары, словно крик птицы в степи, словно отдаленный звон церковных колоколов.
— Из него вышел бы хороший священник, — прошептал Том.
Все собрание сидело, очарованное его мастерством, долгими печальными взглядами, которыми он обводил комнату, волнующим тембром его голоса.
Голос Весли, говорящего по-ирландски, звучал как у древнего кельта.
— Клянусь, он оставит меня без работы, — пробормотал Том Генди.
Весли рассказывал о выигранных сражениях и потерянных судьбах, о сильных женщинах и доблестных мужчинах. О любви, яркой и глубокой, как душа Ирландии.
Когда декламация закончилась на неотразимо волнующей ноте, женщины плакали, а мужчины вздыхали и возводили глаза к небесам.
— Как, черт возьми, ты выучил наш язык? — с удивлением спросил Конн.
Блуждающий взгляд Весли остановился на слабо горящем очаге, как будто он смотрел в далекое прошлое.
— Я воспитывался вместе с ирландскими монахами в Лувейне. Они заставляли меня работать в типографии, где печатались на ирландском произведения, запрещенные здесь, — его плечи опустились. — Я должен покинуть вас, друзья. Этот день вынул из меня всю душу. — Он вышел из зала, сопровождаемый изумленными перешептываниями.
Не помня себя, Кэтлин поднялась из-за стола. Том что-то сказал ей, но она не услышала. Огромное обаяние Весли неумолимо тянуло ее из зала.
Не стыдясь, очарованная мужчиной, она открыла дверь их комнаты и вошла. Он стоял, отогревая руки над жаровней, и не повернулся, не показал, что чувствует ее приближение. Голова его поникла, лицо было мрачным и замкнутым. Тем не менее, он был окружен прекрасным сиянием, которое подсвечивало золотисто-красные волны его волос и спокойную величавость его фигуры.
Полная благоговейного трепета, страстного желания и страха, Кэтлин встала рядом с ним. Он не среагировал; было похоже, что испытания этого дня истощили его энергию, а постоянные отказы Кэтлин иссушили его душу.
Она молилась, чтобы не оказалось, что она пришла слишком поздно.
Молча она пошла и наполнила таз водой с лечебными травами, затем поставила его на пол перед ним.
— Тебе необходимо вымыть ноги, — пробормотала она.
Он поднял бровь в искреннем удивлении, затем опустился на стул и потянулся к завязкам на сапогах.
Она положила руку на его запястье.
— Нет. Позволь мне.
Удивление еще больше возросло, но он только пожал плечами и откинулся назад, пока она развязывала его сапоги и опускала ноги в воду. Ее руки осторожно прикасались к пораненным местам. Она вздрогнула, вспомнив его дикую гонку через лес.
— Скажи, Кэт, — спросил он тихо. — Ты тоже прошла это суровое испытание?
— Конечно. — Она не смотрела на него. — Но для меня… для всех нас… оно было совсем другим. У нас были скидки, которых тебе не делалось.
— Потому что я англичанин?
— Да.
Он встал, вытер ноги о полотенце и, подойдя к окну, выглянул в ночь. Кэтлин смотрела на его широкую спину, красноватые волосы, вьющиеся на концах, на руку, напряженно ухватившуюся за» проем окна.
«О, Весли, неужели я опоздала?» Она мягко подошла к нему, надеясь, что он обернется и улыбнется. Затем, впервые с тех пор, как ею овладело необузданное желание его близости, Кэтлин первая потянулась к нему.
Ее руки обняли его сзади. Прижавшись щекой к его спине, она услышала участившееся дыхание и сильное биение сердца.
Сто раз он умолял позволить любить ее.
Сто раз она отказывала ему.
Сейчас просьба исходила от нее.
Она не знала, с чего начать. Затем вспомнила его декламацию в зале, простоту слов, возникших в глубине тысячелетнего тоскующего сердца.
— Его прикосновение покорило мою душу и наполнило мое сердце благородством.
Он медленно повернулся и обхватил руками ее плечи.
— Кэтлин?..
Робкая улыбка появилась на ее губах.
— Приди, моя любовь, — продолжала она декламировать, — и пойди со мной туда, куда зовут нас пугливые птицы…
—…и земля приближается к морю, чтобы поцеловать его, — закончил он удивленно тихим и глубоким голосом.
Кэтлин обвила руками его шею и притянула к себе голову.
— Ах, ты — для меня море, мой Весли, — прошептала она. — Такое же ужасное, глубокое и прекрасное, как то, что создал Бог собственными руками. И вот я здесь, пришла и прошу тебя…
— Что просишь, Кэтлин? — У него в глазах мелькнул гнев. — Бог мой, женщина, что еще я могу дать тебе?
Она поднялась на цыпочки и прижала губы к его щеке.
— Я только надеюсь, что не слишком поздно.
— Поздно для чего?
— Сказать, что я люблю тебя.
Звук радости, боли и тоски вырвался из него. Он схватил ее в объятия и прикоснулся губами к ее губам. Их поцелуй был обоюдным, глубоким и открытым, он наполнил ее нежностью, ласково дотронулся до ее души.
Кэтлин хотела прошептать слова, рвущиеся из сердца, но это чудесное мгновение не требовало разговоров. Это был момент вечности, в котором сошлись свет и тьма; момент, бесконечный во времени, когда все становится ясным и понятным.
Желание окатывало ее, словно теплый летний дождик. Ответная страсть пылала в Весли, она чувствовала жар, исходящий от его кожи.
Слившись в одно сердце, одну душу, одно созвучие, они сняли одежду и стояли, освещенные золотистым светом жаровни.
Весли наслаждался ее видом; его нежный взгляд перенес ее в королевство, где прошлое было забыто, а будущее манило золотыми обещаниями.
— Ты заставляешь меня почувствовать себя диким человеком, обретшим дом, — прошептал он.
Он накрыл рукой ее грудь, и плоть бурно ответила на это движение; она отдалась его ласкам, слова мольбы слетали с ее губ, яркие вспышки восторга пронзали ее.
— Весли. — Она прошептала его имя между соприкосновениями их губ, их рук, их плеч. — Однажды ты сказал, что создашь поэзию на моей коже.
Его улыбающиеся губы коснулись ее виска.
— Кэтлин, ты просишь меня об этом?
Она задержала ладони на его стройных, твердых бедрах.
— Нет, я умоляю тебя.
Он притянул ее к себе. Она наслаждалась его крепким объятием, голодными, настойчивыми поцелуями, которые он обрушил на ее рот, горло, грудь. Ей нравилась грубоватость его прикосновений, откровенное вожделение, смягченное нежностью. Ее прежние мечты о чопорном, изысканном любовнике исчезли под напором его страсти. Это было то, что она хотела, то, чего страстно желала женщина внутри нее, быть унесенной на крыльях урагана.
Он положил ее на кровать и, с трудом пытаясь овладеть собой, лег рядом. Его глаза были наполнены и удивлением, и страстным желанием, и неуверенностью. Его руки ласкали ее с нежностью, которая отзывалась дрожью в каждой клеточке ее тела.
— Кэтлин, родная, — слова, произнесенные на ирландском, ласкали ее слух, звучали удивительно и странно. — Это чудо, что ты, наконец, пришла ко мне.
Она запустила пальцы в его волосы.
— Чудо произошло тогда, когда я сорвала розу и пожелала тебя, и ты пришел ко мне.
— Иногда я думаю, что был послан.
Она замерла, удивляясь его словам.
— Волшебство это или случайность, — заявила она, — не имеет никакого значения, — она дотронулась до него, восхищаясь тем, как оживает его тело под ее нетерпеливой рукой.
Он глубоко вздохнул.
— Ради Бога! Помедленнее, женщина!
Она радостно засмеялась и замедлила, но не прекратила свои ласки.
— Я беспокою тебя, Весли? Он поднялся на колени.
— Да, и ей-богу, мне нравится это. Такая открытая, страстная и честная. Но не ты ли умоляла о поэзии?
Она кивнула, глядя на блики от огня, мерцающие на его теле.
— Отлично, — сказал он, — потому что на меня нашло вдохновение.
Его большие сильные руки ласково двинулись по ее груди и животу к бедрам. Она выгнулась ему навстречу, задохнувшись от желания. Его губы следовали по тропинке, проложенной руками, погружаясь в теплые тайные места, и Кэтлин потеряла голову, не заботясь больше ни о чем, кроме волнующих обещаний мужчины, окутавшего ее своим нежным очарованием. Она неслась как крупинки песка в песочных часах.
— Весли, — выдохнула она.
Ее дыхание опалило страстью, которая вихрем отозвалась в нем. Он не привык к чувствам, таким сильным и глубоким, к любви, такой безумной и отчаянной.
Он видел Кэтлин уже тысячу раз, но, тем не менее, ее глаза не переставали удивлять. Их янтарная глубина светилась как солнечный свет, струящийся через рябь спелой пшеницы.
— Я люблю тебя, Кэтлин, — его рука провела по нежной поверхности внутренней стороны бедер, поднявшись вверх от колена, нашла ее мягкую и повлажневшую плоть.
— Я люблю тебя, — повторил он снова.
— Тогда докажи мне, Весли. Докажи.
Его поцелуи, словно легкий дождь, падали на ее запрокинутое лицо. Он погрузился в ее влажное манящее тепло, затем проник глубже, до шелковистых глубин, которые охватили его своим пульсирующим жаром.
Как бы в ответ ему она застонала. Он хотел отстраниться, но она выгнулась ему навстречу, обхватив руками его плечи и дотянувшись поцелуем до его губ.
Сладкий вздох сказал ему о ее блаженстве. Он почувствовал, как она приподнимается, увидел, как дрожат ресницы на закрытых глазах, как приоткрылись губы в восторге и удивлении. Они плыли в потоке чувственности, пока она, отдавшись во власть экстаза, не вызвала у него ответной пульсации. Невыразимое блаженство захлестнуло его, когда наступил момент сладостной развязки, освободившей от напряжения его тело, но не душу, потому что подобно тому, как солнечный свет проникает в самые отдаленные долины Коннемары, Кэтлин Макбрайд проникла в него, и не было слов, чтобы выразить счастье. Он стал другим, связанным сердцем и разумом со своей возлюбленной.
Он целовал ее долго и настойчиво, пытаясь отогнать мысли о предательстве, которое ему придется совершить еще до того, как на горизонте появятся предрассветные лучи солнца.
Ему надо было сказать ей об этом. Сказать о том, что он собирается отдать клонмурских лошадей Титусу Хаммерсмиту.
Это остудит ее сердце быстрее, чем внезапно наступившие заморозки. Если он объяснит, как он планирует обмануть круглоголовых, она, возможно, простит его, но, как глава Макбрайдов, будет настаивать на своем участии. А это он не может ей позволить, потому что задача была слишком опасной. Не для того он завоевал ее сердце, чтобы потерять его в сражении.
Он тайно договорится с мужчинами, которые теперь были преданы ему. А Кэтлин вообще не надо знать, что лошади исчезли.
Он ни за что не подвергнет испытанию хрупкие узы только что начавшейся любви.
Ради Лауры ему придется еще раз обмануть Кэтлин.
— Весли, — она посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц с томной улыбкой удовлетворенности на губах. — Это было чудо. Ты действительно поэт и очень талантливый.
Им овладела усталость. День выдался длинный, испытание оказалось трудным и эмоционально опустошающим. «Завтрашний день принесет еще большие испытания», — подумал он, целуя на виске завиток золотистых волос. Он прижался к ее телу и удивился тому, что раньше засыпал как-то иначе.
Он прошел долгий путь с момента повешения на Тибурнской виселице. Но если завтра все пройдет по его плану, скоро он обретет дом. Сон охватил его, как сложенные крылья ангела.
Кэтлин почувствовала, как он расслабился. — Я люблю тебя, — прошептала она, понимая, что говорит это слишком поздно, потому что он уже не слышит ее признания. Но какое это имеет значение, если впереди у них целая жизнь.
Завтра она посмотрит в его глубокие, таинственные глаза и скажет, сама наслаждаясь этими словами, более ста раз, что любит его. Но утром его уже не было рядом.
Глава 17
Натянув через голову простую тунику, Кэтлин поспешила в зал. Женщины сидели вокруг стола, расправляясь с говядиной из Брокача и запивая ее пивом.
— Где Весли? — спросила она.
Эйлин Бреслин по-матерински улыбнулась ей.
— Это первое утро, когда тебе вздумалось спросить о своем муже. Я думаю, уже давно пора. Хвала всем святым на небесах, обе дочери Клонмура счастливы в своем замужестве.
Кэтлин вспыхнула, но напоминание доставило ей удовольствие, потому что внутри нее эхом отдалось наслаждение, которое она испытала этой темной ночью.
— Видели вы его?
Женщины переглянулись и пожали плечами. Кэтлин нахмурилась.
— Тогда где же остальные?
— Они все отправились на остров за жеребцами для случки, — ответила Эйлин.
Кэтлин поджала губы. Она всегда с удовольствием принимала участие в ежегодном ритуале. Каждую весну они переплавляли коннемарских пони на высокий остров, где были прекрасные пастбища с зеленой сочной травой. Позже они возвращали их для случки с кобылами. Процесс был захватывающим и опасным, и он нравился Кэтлин. Но после вчерашней ночи ничто не могло испортить ей настроения.
— Даже Даида? — спросила она. Эйлин кивнула.
— Да, даже он.
Кэтлин вышла во двор посмотреть, какая погода. Приятный теплый дождик оросил ее лицо. Почувствовав, что кто-то есть рядом, она обернулась и увидела Бригитту, которая присоединилась к ней. Кэтлин улыбнулась.
— Хороший день, — отметила она.
— Да, — Бригитта прикусила губу. — Миледи?
— Да, Бригитта?
Девочка ковырнула босой ногой влажную землю.
— Вы знаете, что я всегда люблю спать на сеновале над конюшней?
— Да, ты так привязана к пони. Ты напоминаешь меня, когда я была маленькой.
— Ну вот, миледи, как раз перед рассветом я слышала то, что не было предназначено для моих ушей.
Кэтлин пригладила блестящие черные волосы девочки.
— И что такое ты слышала, моя девчурка? Бригитта глубоко вздохнула.
— Ну, разговаривал ваш муж с Рори. Они немного поспорили. Ваш муж не хотел вас брать с собой сегодня.
Холодная тень скользнула в сердце Кэтлин, но она засмеялась, отмахиваясь от предчувствий.
— Знаешь, он ведет себя как все мужья. Слишком предупредителен. Я приведу его в порядок, когда он вернется.
Узкие плечи Бригитты расслабились.
— Да, миледи, не сомневаюсь, что приведете. В эту минуту в ворота въехал Логан Рафферти. Он был явно рассержен. Кэтлин побежала встретить его.
— Логан, что случилось? Что-нибудь с Мэгин или…
Он махнул ей, чтобы она замолчала. Кошелек с деньгами болтался на руке.
— С Мэгин все отлично, и весь Брокач боится ее острого языка.
Кэтлин опустила глаза в землю, вспомнив о набеге на скот.
— Где твой муж, Кэтлин?
Его язвительный тон заставил ее нервно вздрогнуть.
— Он и мужчины отправились на остров за жеребцами.
Логан встряхнул своей большой черной гривой, и его глаза сверкнули.
— Кэтлин, я думаю, твой муж предал тебя. Когда Логан объяснил свои подозрения, тени в сердце Кэтлин превратились в черный лед.
— Ты уверен, что все пройдет успешно? — Рори, Весли и остальные мужчины Клонмура взбирались по скалам, находящимся на краю острова.
— Нет, — мрачные предчувствия мучали Весли, и он забыл о жгучей боли в мышцах. У него не было времени оправиться от процедуры посвящения, а еще меньше времени, чтобы осмыслить новое ощущение мира с Кэтлин.
— Где Весли? — спросила она.
Эйлин Бреслин по-матерински улыбнулась ей.
— Это первое утро, когда тебе вздумалось спросить о своем муже. Я думаю, уже давно пора. Хвала всем святым на небесах, обе дочери Клонмура счастливы в своем замужестве.
Кэтлин вспыхнула, но напоминание доставило ей удовольствие, потому что внутри нее эхом отдалось наслаждение, которое она испытала этой темной ночью.
— Видели вы его?
Женщины переглянулись и пожали плечами. Кэтлин нахмурилась.
— Тогда где же остальные?
— Они все отправились на остров за жеребцами для случки, — ответила Эйлин.
Кэтлин поджала губы. Она всегда с удовольствием принимала участие в ежегодном ритуале. Каждую весну они переплавляли коннемарских пони на высокий остров, где были прекрасные пастбища с зеленой сочной травой. Позже они возвращали их для случки с кобылами. Процесс был захватывающим и опасным, и он нравился Кэтлин. Но после вчерашней ночи ничто не могло испортить ей настроения.
— Даже Даида? — спросила она. Эйлин кивнула.
— Да, даже он.
Кэтлин вышла во двор посмотреть, какая погода. Приятный теплый дождик оросил ее лицо. Почувствовав, что кто-то есть рядом, она обернулась и увидела Бригитту, которая присоединилась к ней. Кэтлин улыбнулась.
— Хороший день, — отметила она.
— Да, — Бригитта прикусила губу. — Миледи?
— Да, Бригитта?
Девочка ковырнула босой ногой влажную землю.
— Вы знаете, что я всегда люблю спать на сеновале над конюшней?
— Да, ты так привязана к пони. Ты напоминаешь меня, когда я была маленькой.
— Ну вот, миледи, как раз перед рассветом я слышала то, что не было предназначено для моих ушей.
Кэтлин пригладила блестящие черные волосы девочки.
— И что такое ты слышала, моя девчурка? Бригитта глубоко вздохнула.
— Ну, разговаривал ваш муж с Рори. Они немного поспорили. Ваш муж не хотел вас брать с собой сегодня.
Холодная тень скользнула в сердце Кэтлин, но она засмеялась, отмахиваясь от предчувствий.
— Знаешь, он ведет себя как все мужья. Слишком предупредителен. Я приведу его в порядок, когда он вернется.
Узкие плечи Бригитты расслабились.
— Да, миледи, не сомневаюсь, что приведете. В эту минуту в ворота въехал Логан Рафферти. Он был явно рассержен. Кэтлин побежала встретить его.
— Логан, что случилось? Что-нибудь с Мэгин или…
Он махнул ей, чтобы она замолчала. Кошелек с деньгами болтался на руке.
— С Мэгин все отлично, и весь Брокач боится ее острого языка.
Кэтлин опустила глаза в землю, вспомнив о набеге на скот.
— Где твой муж, Кэтлин?
Его язвительный тон заставил ее нервно вздрогнуть.
— Он и мужчины отправились на остров за жеребцами.
Логан встряхнул своей большой черной гривой, и его глаза сверкнули.
— Кэтлин, я думаю, твой муж предал тебя. Когда Логан объяснил свои подозрения, тени в сердце Кэтлин превратились в черный лед.
— Ты уверен, что все пройдет успешно? — Рори, Весли и остальные мужчины Клонмура взбирались по скалам, находящимся на краю острова.
— Нет, — мрачные предчувствия мучали Весли, и он забыл о жгучей боли в мышцах. У него не было времени оправиться от процедуры посвящения, а еще меньше времени, чтобы осмыслить новое ощущение мира с Кэтлин.