Виктор Мережко. Кандидат

   – Мама, кстати, бывшая чемпионка страны по гимнастике.
   Лозовский цокнул языком:
   – Ого! Хотя завидовать особенно нечему. Гимнастки с возрастом превращаются в редких фурий. Истерии, депрессии, скандалы – полный набор!
   Мамонов рассмеялся:
   – Вот вы уже и в материале. Будем работать по всем фронтам, Семен Маркович. В том числе и по семейному.
   Лозовский снова помолчал, снова пожевал губами, щелкнул тонкими нервными пальцами и в упор посмотрел на собеседника.
   – Петр Иванович, только честно… Вы ищете во мне союзника?
   – Соратника.
   – Любопытно… – Олигарх активно что-то просчитывал. – Вы завариваете кашу без меня и теперь хотите, чтобы я в этом участвовал? А если меня не устраивает ни ваш главный герой, ни ход вашего сценария?
   – Значит, я откланяюсь и покину ваши прекрасные апартаменты.
   Лозовский мелко рассмеялся, позвонил в крохотный золотой колокольчик.
   – Начну с того, что никуда я вас не отпущу. Вы – мой пленник! Ну и второе – вы не ответили на мой самый главный вопрос.
   – Относительно Долгова?
   – Относительно вас и Долгова.
   Вошел вышколенный и элегантный молодой человек, замер у порога.
   Лозовский приказал:
   – Принеси напитки.
   Тот быстро и бесшумно вернулся, неся поднос с бутылкой дорогого виски, разлил его по рюмкам и удалился. Мамонов и Лозовский чокнулись, сделали по маленькому глотку.
   – Вы решили сменить фаворита? – стремился понять интригу Лозовский.
   Мамонов не без превосходства улыбнулся, сделал еще один глоток виски.
   – Фаворит остается прежним. Изменилась, скорее, общая ситуация в стране. К сожалению, уважаемый Дмитрий Дмитриевич в последнее время допустил ряд существенных промахов и его победа на выборах не представляется однозначной. К тому же он стал совершенно неуправляемым.
   Лозовский то ли не понимал, то ли хитрил.
   – Что-то, Петр Иванович, я путаюсь. Вам нужен подстраховочный кандидат или кандидат на «вышибаловку»?
   – Нам, Семен Маркович, – уточнил гость. – Нам! Надеюсь, теперь мы будем под одними знаменами. – Они чокнулись, сделали по глотку. – У нас действительно нет намерения менять фаворита. Но мы не хотим зависеть от экспромтов президента. Нам нужен свой кандидат. Погодина мы просчитали и постараемся привести к президентскому креслу.
   – Но по пути к президентскому креслу он может стать таким же придурковатым, как и Долгов. Власть развращает.
   – Будем следить. Мы это умеем. А заметим придурь – быстренько отправим на свалку.
   Лозовский снова откинулся на спинку кресла, с веселым удивлением посмотрел на гостя.
   – Дмитрий Дмитриевич еще не в курсе вашей игры?
   Мамонов ответил ему таким же взглядом и с явной подковыркой ответил:
   – Еще нет. Если вы, конечно, не поспешите ему доложить.
   – Обижаете, Петр Иванович. Я не из породы стукачей.
   – Знаю. Потому и пришел именно к вам. Вы один из немногих, кто посвящен в эту «игру».
   – Намек понял. Благодарю.
   Олигарх благодарно склонил голову, подлил виски.
   – И все равно Долгов вскоре что-то заподозрит, – промурлыкал он. – Не может не заподозрить.
   – Почему?
   – Потому что он опытный волчара! Ваш Крупин ведь уже озвучил, что Погодин – возможный кандидат в президенты?
   – И что?
   – А то, что Крупин – член вашей команды!
   Мамонов достал носовой платок, шумно высморкался.
   – Во-первых, господин Крупин уже не наш. Сегодня я его уволил. А во-вторых, пусть Долгов подозревает. Это придаст дополнительную интригу выборам.
   Лозовский, похоже, понял весь расклад, поэтому напрямую поинтересовался:
   – Как я догадываюсь, вы предлагаете мне финансировать Погодина?
   Мамонов сам налил виски себе и Лозовскому, коснулся его рюмки, отпил.
   – Я, Семен Маркович, сказал вам больше, чем следовало. И уж вам решать, финансировать Погодина или нет.
   – Но на мне уже висит Долгов! И Кумаков не позволит мне соскочить. А две телеги, которые явно несут вразнос, я не потащу!
   – А вы хорошенько подумайте, какую из телег вам целесообразнее тащить.
   Лозовский усмехнулся:
   – Предложение, от которого трудно отказаться, да? Хорошо, я подумаю.
   – Ну вот и ладненько. – Мамонов допил виски, пожал руку олигарху.
 
   Когда Лозовский уже провожал гостя к выходу, тот задержался у двери и спросил:
   – Сергей Горленко… тележурналист… он ведь ваш человек?
   – Скажем так, я плачу ему небольшую зарплату.
   – Но он успешно мочит как Долгова, так и вас, своего кормильца. Как это понимать? Разве ворон клюет ладонь, в которой лежит зерно?
   Лозовский мелко, с удовольствием рассмеялся, приобнял Мамонова:
   – Дорогой Петр Иванович! Пусть это будет моей профессиональной тайной. У вас ведь есть свои тайны? Вот на том и сойдемся.
 
   Маша сидела за рулем довольно потрепанного «жигуленка», мать расположилась рядом. Они выехали с территории больницы, выскочили на широкую улицу и понеслись в сторону Центра.
   Некоторое время женщины молчали, затем Елена то ли для себя, то ли для дочери негромко произнесла:
   – Не могу понять, что он мог такого сделать, чтобы в него стреляли.
   Маша не расслышала, повернулась к ней:
   – Что?
   – Кто и за что хотел убить отца? – повторила мать.
   – Или псих, или по делу.
   – По какому делу?
   Маша взглянула на мать:
   – Ты хорошо представляешь, чем занимался наш папочка?
   – Ни черта я не знаю.
   – Именно! Ни ты, ни я не имели ни малейшего представления о его деятельности.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Да все что угодно! – хохотнула дочь. – Бизнес, государственные тайны, просто служебные интриги! Мы же ничего о его работе не знаем, мама! Может, он там убивал! Людей ел! Откуда ты знаешь? Бред, конечно, но все же!
   – Я знаю, Маша, главное! – жестко произнесла Елена. – Твой отец – кристально честный человек! Жил только на зарплату, пользовался только тем, что полагалось по службе. Честный, порядочный, принципиальный! К сожалению…
   – Вот за это и подстрелили!
   – Что? Что ты сказала?
   – Честных, порядочных, принципиальных как раз и убирают в первую очередь! – объяснила Маша матери. – Потому что они как бельмо в глазу! Они мешают жить остальным! Нормально жить! Богато, в удовольствие!
   Елена недоуменно смотрела на дочку.
   – Как ты можешь так говорить, Маша?
   – Могу! Потому что обидно за отца! Крупный государственный чиновник… замсекретаря Совбеза, а живем, как бомжи, в несчастной трехкомнатной квартирке! И на смешную зарплату. Вот поэтому и подстрелили – чтоб другим совесть не мутил.
   Мать некоторое время молчала, глядя на дочь удивленно и печально, затем откинула голову назад, усмехнулась.
   – Жестокая ты, дочь… Хотя я тоже часто об этом думала, даже пыталась поговорить с ним. Бесполезно.
   – А выводы? – ухмыльнулась Маша. – Хоть какие-то выводы он сделает после случившегося?
   – Вряд ли.
   Она вдруг что-то вспомнила, села поровнее, произнесла так, будто открывала какую-то страшную тайну:
   – Знаешь, Маша… Отец предчувствовал, что в него будут стрелять.
   – С чего ты взяла?
   – Он действительно вчера был какой-то странный. Раздраженный, злой… уснул только под утро.
   Дочка отмахнулась:
   – У тебя все злые и раздраженные.
   Елена отрицательно покачала головой, серьезно повторила:
   – Нет, правда. Таким его я еще не видела. Писал что-то, потом рвал написанное. Он, правда, что-то предчувствовал.
 
   Погодин долго и как-то нервно осматривал палату, затем дотянулся до кнопки висячего звонка, нажал на нее. На звонок в палату заглянул один из охранников. Погодин недовольно поморщился, спросил с насмешкой:
   – Медбрат?
   – Охранник, – почему-то смущенно ответил охранник.
   – Где мой помощник?
   – Отошел.
   – Надеюсь, не навсегда. Позовите врача.
   – Есть, – едва ли не козырнул охранник и исчез.
   Погодин попытался приподняться, но решил этого не делать, дотянулся до бутылки с минералкой, сделал пару глотков.
   В палату неожиданно протиснулся Утилов, зашептал взволнованно и радостно:
   – Алексеич, живой! Живой, слава богу!
   – Все нормально, Коля. Главное, присмотри за моими женщинами.
   – Понял, Алексеич! Все будет нормально! Главное, не волнуйся.
   Вошел врач, сердито посмотрел на помощника.
   – Почему в палате посторонние? Сейчас же выйдите отсюда!
   Утилов послушно покинул помещение, врач внимательно осмотрел больного, пощупал пульс. Больной поинтересовался:
   – Как мои дела?
   – В пределах нормы.
   – Можете яснее?
   Врач прикрыл его простынкой, внятно объяснил:
   – Вас прооперировали. Главные неприятности позади.
   – А неглавные? – Погодин начинал злиться.
   – Теперь все зависит от вас.
   – Жена, дочь… Они здесь?
   Врач устало посмотрел на пациента, отрицательно качнул головой:
   – Они уехали. Вам рекомендован щадящий режим.
   – Черт, – злился Юрий Алексеевич. – А газеты, радио, телефон? Я могу получить хоть какую-нибудь информацию о том, что творится в мире?
   – Вам интересно, что говорят и пишут о покушении?
   – А почему бы нет?
   – Нет. Пока нет. Профессор категорически запретил вам любые эмоциональные встряски.
   – А ни черта не знать – это разве не встряска? – взорвался Погодин.
   Врач, направляясь к двери, спокойно ответил:
   – Это ненадолго. Буквально несколько дней. Вам необходим отдых.
   Профессор ушел. Погодин остался один. Лежал неподвижно, откинув голову назад, остановившимся взглядом смотрел на стену, на которой играл солнечный зайчик.
 
   Долгов был в ярости. Он тяжело ходил из угла в угол комнаты, бросал гневные взгляды в сторону помощника и Мамонова, говорил прямолинейно, не подбирая слов. Помощник стоял бесстрастно, навытяжку, Мамонов расслабленно сидел в кресле, слушал преемника, смотрел в одну точку на полу.
   – Кто такой этот Погодин? Что он из себя представляет, этот профсоюзный придурок? Откуда вынырнул? Что это за игра, когда человек находится в больнице, а его уже чуть ли не объявляют официальным кандидатом в президенты?! Чья это инициатива? Чьи деньги здесь работают? Что вы молчите?
   – Слушаю вас, Дмитрий Дмитриевич, – спокойно ответил Мамонов.
   Тот удивленно остановился перед ним, некоторое время молча разглядывал в упор.
   – Что значит – «слушаю вас»? Вы помните, что вы руководитель моего предвыборного штаба?
   – Помню.
   – Слава богу! В таком случае объясните, почему ваш заместитель талдычит во все телекамеры про нового кандидата, а вы при этом безмятежно отвечаете мне – «слушаю вас»? Что вы слушаете? Вы что, не в курсе были по поводу всей этой аферы? Куда смотрела ваша агентура? Чем вообще занимались ваши люди? За что они получают деньги?.. И деньги немалые!
   Мамонов выслушал речь шефа, негромко спросил:
   – Я могу отвечать?
   – Можете.
   – Начну с немалых денег. Мои люди их отрабатывают, и вы не можете не видеть этого по росту вашей популярности в обществе.
   – Чепуха! Моя популярность никак не связана с работой ваших людей. Она была, есть и будет! Ваши люди зарабатывают на мне! На моей популярности!
   Мамонов пропустил мимо ушей реплику Дмитрия Дмитриевича, негромко продолжил:
   – Что касается господина Погодина. Мне непонятна ваша, Дмитрий Дмитриевич, болезненная реакция на столь случайную персону в общем раскладе сил. С чего вы взяли, что он ваш главный противник? Вы фактический преемник власти! Равной личности в стране сейчас просто нет! И это знает страна! Народ!
   – Да, страна и народ знают! – выкрикнул Долгов. – И лидера действительно другого нет. Но – интуиция… Моя интуиция никогда меня не подводила, дорогой Петр Иванович! Тут что-то заваривается очень гаденькое, и я это чувствую.
   Мамонов:
   – На сей раз, Дмитрий Дмитриевич, интуиция вас подвела. Да, Крупин позволил себе некую импровизацию… фантазию, что ли… по поводу Погодина. Но, во-первых, он у меня больше не работает. А во-вторых, мало ли какой сумасшедший пожелает объявить себя кандидатом в президенты России. Стоит ли из-за этого устраивать такую панику… истерику?
   Долгов наклонился к Мамонову, приблизил почти вплотную свое лицо к его лицу.
   – Ваши слова… ваше спокойствие еще больше убеждают… не-ет, интуиция меня не подводит… Вы знаете… прекрасно знаете… за любым сумасшедшим всегда стоят сумасшедшие деньги. Теперь важно понять, чьи это деньги? Кто оплачивает эту игру с «темной лошадкой»…
   – Будем узнавать.
   Долгов наклонился к Мамонову еще ближе, прошептал:
   – Вы все-таки что-то знаете. Я чувствую… Пожалуйста, не играйте со мной в эти игры. Это опасно. Очень опасно. Я хоть и старый конь, но могу понести так, что мало не покажется. Так что будьте осмотрительнее, дорогой Петр Иванович.
   Мамонов поднялся, бесстрастным голосом сказал:
   – Вы тоже, не менее дорогой Дмитрий Дмитриевич, в своих «догадках»…
 
   Долгов все-таки решил проводить Мамонова к выходу. Они шагали по длинному пустому коридору молча. Перед тем как расстаться, Дмитрий Дмитриевич спросил:
   – Вы не смотрели очередную пакость Горленко?
   – Бог миловал, – сухо бросил Мамонов.
   – Он вчера опять упражнялся по поводу моей персоны.
   – Мы пытались его перекупить, но кто-то его уже финансирует.
   – Есть информация, что финансирует его наш общий друг Семен Маркович Лозовский.
   Мамонов повернул голову к преемнику:
   – Лозовский?! Исключается. Горленко мочит Лозовского не меньше, чем вас!
   – Тактика, – пояснил тот. – Семен Маркович ведь уникальный интриган. Я от горленковской «мочиловки» теряю, а он, наоборот, приобретает. Вес его, как влиятельного человека, растет!
   – Нет, нет. Лозовский к Горленко не имеет никакого отношения.
   – Значит, найдите, кто имеет к нему отношение! Сверните ему шею! Сколько, черт подери, можно терпеть эту сволочь?
   – Найдем, обязательно найдем. Вы, главное, Дмитрий Дмитриевич, не нервничайте по пустякам. Мы все уладим.
   Они обменялись рукопожатием, и Мамонов покинул офис.
 
   В пустом больничном коридоре мощный и неуклюжий Утилов крепко держал за рукав тщедушного человека и смотрел на него мрачно и решительно.
   – Нельзя! Человек отдыхает! Тихий час!.. К тому же после операции! Нельзя тревожить! Запрещено!
   Человек отбивался, громким шепотом сообщая:
   – Я следователь Генпрокуратуры, и мне необходимо именно сегодня, сейчас допросить пострадавшего!
   Утилов стоял насмерть:
   – Плевать! Я отвечаю за жизнь этого человека и никуда вас не пущу! Назад!
   Вдали показался заведующий отделением – Савельев увидел его, замахал руками. Когда профессор подошел, следователь достал удостоверение и продемонстрировал:
   – Генпрокуратура. Старший следователь Савельев. Мне необходимо провести допрос господина Погодина, а человек не понимает. Хамит, грубит. Видите, вцепился в пиджак.
   Профессор посмотрел удостоверение, согласно кивнул:
   – Грубить и хамить, конечно, не следует, но по сути все верно. Есть больничное правило, и его следует уважать.
   – Кроме больничного, есть еще правило следствия, и ему надо подчиняться.
   Профессор взглянул на свои часы.
   – Сколько времени у вас займет разговор?
   – Не больше получаса.
   – Думаю, не больше пяти минут, – хмыкнул Утилов.
   Погодин спал, когда дверь палаты приоткрылась и вошли профессор с Савельевым. Следователь остался возле двери, доктор подошел к больному, просмотрел лежащие на тумбочке листки состояния больного, тронул Погодина за плечо:
   – Юрий Алексеевич, простите…
   Тот открыл глаза, попытался сесть, но профессор не дал ему это сделать.
   – Можете лежать. К вам следователь из Генпрокуратуры, я не имел права отказать.
   Савельев приблизился к постели больного, представился:
   – Следователь Савельев. Вы простите, но идут следственно-розыскные мероприятия, и каждый день стоит года. Нам крайне необходимы ваши показания.
   Погодин с иронией смотрел на следователя.
   – Какие показания? Споткнулся, очнулся, гипс. Вот и все показания.
   – И тем не менее вас необходимо допросить, – терпеливо ответил следователь. – Как потерпевшего, естественно.
 
   Профессор, направляясь к выходу, предупредил:
   – Как условились, не более получаса.
   Следователь взял стул, пристроился рядом с постелью Погодина.
   – Пожалуйста, постарайтесь довольно точно назвать время происшествия. Вплоть до минут. Это важно.
   Погодин молчал, мрачно глядя на следователя.
   – Время покушения. Вы помните, во сколько ваш автомобиль въехал во двор?
   Больной продолжал молчать.
   – Вы меня плохо слышите? – заглянул ему в лицо Савельев. – Или не понимаете вопроса? В котором часу с минутами…
   Погодин негромко произнес:
   – Пошел к черту.
   – Что? – не понял Савельев.
   – Пошел к черту!
   – Я вас не понимаю.
   – А я тебя не понимаю! – Погодин был в ярости. – Ты что здесь дурака из меня делаешь? Вы что, не допрашивали моего помощника? Или того же водителя?
   – Безусловно, допрашивали. Но они…
   – Вот они точнее всех укажут вам и часы, и минуты! Потому что это происходило у них на глазах! А со мной зачем эта бодяга? Ради проформы?!
   – Есть положение о ведении уголовных дел, которое мы не имеем права игнорировать, – разъяснил следователь.
   – Вот и засунь это положение себе в задницу!.. – заорал Юрий Алексеевич. – Все, беседа закончена! Освободите палату! Я устал!
   – Но ведь…
   – Вы видели парней за дверью?! Вот я позову их сейчас, и они выставят вас! Покиньте помещение!
   Следователь послушно и довольно торопливо собрал бумаги, дошел до двери и укоризненно посмотрел на больного.
   – Напрасно вы так, Юрий Алексеевич. Наши пути ведь еще обязательно пересекутся, и как бы не пришлось вам пожалеть об этой выходке.
   Погодин схватил с тумбочки чашку для воды и запустил ею в посетителя.
   – Пошел!
   Савельев исчез за дверью.
   Утилов, увидев выскочившего из палаты следователя, улыбнулся ему:
   – Я ж говорил, не более пяти минут.
   Погодин тяжело дышал, приходя в себя после нервного срыва, но повернул голову на шум открывшейся двери. Это был профессор.
   – Что здесь произошло?
   – Больше его ко мне не пускайте! Предупредите охрану.
   – Он звонил начальству, жаловался, – объяснил доктор.
   – Страна дебилов! Зачем он явился? Инструкцией предписано, вот и явился! А то, что ничего это не даст, – ему до фонаря! Все равно никого не найдут и не посадят! Исполнителя давно уже убрали, а заказчик так и останется в тени! Явился – «в котором часу да еще с минутами…». Идиот!
   Профессор присел на табуретку.
   – А вы потребуйте, чтобы это преступление было поставлено на особый контроль! Вы ведь чиновник высокого ранга.
   Погодин усмехнулся:
   – Смеетесь? Какой «особый контроль»? Сколько покушений брали под «особый контроль», и какой толк?!. Хоть одно было раскрыто?
   – Странно все-таки – все всё понимают, но никто ничего не делает. Все живут одним днем. Почему? А ведь деградируем. На глазах деградируем. Гибнем фактически!
   – Хозяина нет. Нет сильной руки. Отсюда весь бардак.
   – Да, хозяина действительно нет, – согласился профессор. – Беда какая… – Он прикрыл больного простынкой и покинул палату.
 
   Богатый трехэтажный особняк был обнесен высоким кирпичным забором, по периметру которого располагались миниатюрные видеокамеры.
   В небольшой уютной гостиной особняка сидели трое: хозяин дома, Алексей Кириллович Додин, по кличке Батя, – немолодой, ухоженный, в затемненных очках; напротив него – полный, с одышкой, «окольцованный» многочисленными перстнями и кольцами Петрович; а рядом с ним, как бы чуточку в сторонке, самый молодой из них, спортивный, интеллигентного вида Вадим Тихомиров.
   Разговаривали они негромко, доверительно, с полным пониманием друг друга.
   – Сколько на сегодняшний день кандидатов на президентское кресло? – поинтересовался Батя.
   – Восемь, – ответил Вадим.
   – Похоже, Погодина они собираются вбросить всего за два месяца до выборов, – предположил Петрович.
   – Они – это кто? – не понял Батя-Додин.
   – Главный вопрос, – загадочно улыбнулся Петрович.
   – В моем представлении – это игра Лозовского, – выдвинул свою версию Вадим.
   – Против кого? – повернул к нему голову Додин.
   – Думаю, против Долгова.
   – Ты чего, парень? – возмутился Петрович. – Кто Долгова может остановить? Он прет как паровоз, и любую шелупонь в виде того же Погодина он раздавит как таракана! Долгов – кандидат номер один!
   Вадим со спокойной улыбкой выдержал паузу, затем разъяснил:
   – Да, Долгов прет. Но в последнее время стал заметно пробуксовывать. И надо срочно искать запасной вариант. Лозовский мастер таких комбинаций!
   – Согласен, – кивнул Батя. – Надо ставить на Погодина. Серьезно ставить.
   – Классный вариант, – хлопнул в ладоши Вадим. – Ставим на Погодина!
   – Вы чего, народ?! – Петрович смотрел на них, как на идиотов. – Совсем с костылей съехали?.. В таком случае я ничего не понимаю!
   – Не понимаешь – помолчи! – осадил его Батя.
   – Понял, молчу.
   – Я полез в Интернет и кое-что накопал, – Вадим был на коне. – Во-первых, у него идеальная репутация бессребреника. Во-вторых, такие серые личности чаще всего способны преподносить сюрпризы. И в-третьих, он глубоко влез во многие опасные дела. Например, «Обьнефть», Чечня, торговля оружием…
   – Ну так надо поскорее с ним встретиться, пока другие умники не очнулись! – снова заговорил Петрович.
   – Его материальное положение? – спросил Батя.
   – Более чем скромное, – ответил Вадим. – Живет в норе, зарплата мизер, серый незаметный чиновник, хоть и замсекретаря Совбеза!
   – Так надо ему бабла насыпать, и он из серого станет золотым! Какие проблемы? – опять высунулся Петрович.
   – Проблема в том, что не мы одни такие умные, – обьяснил Вадим. – Его уже прочесывают люди покруче нас, уверен. Все прекрасно понимают, что предложенная игра стоит сумасшедших денег и перспектив.
   Додин потянулся за виски.
   – Надо спешить. До выборов осталось меньше трех месяцев, а тут вдруг такая загогулина. Это неспроста… – Он взглянул на Вадима: – Поищи кого-нибудь из бывших корешей Погодина. Наверняка такие имеются.
   – Обязательно поищем, Батя.
 
   Утилов провожал Елену через больничный двор к автостоянке, на которой находилась служебная машина Погодина. Шли молча, помощник аккуратно поддерживал молодую женщину под локоток и сосредоточенно о чем-то думал. Неожиданно он остановился, внимательно посмотрел Елене в глаза. Она, наморщив лоб, тревожно спросила:
   – Что?
   Утилов покопался в папке, которую нес в свободной руке, достал одну из газет, протянул ей. Елена недоуменно развернула ее и на первой полосе увидела крупно набранный заголовок: «ЮРИЙ ПОГОДИН – БУДУЩИЙ ПРЕЗИДЕНТ СТРАНЫ: ФАНТАЗИИ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?» Она подняла недоуменный взгляд на помощника мужа:
   – Что это?
   – Сам не понимаю.
   – Шутка?
   – Не думаю. Эта шутка напечатана сразу в нескольких газетах
   Елена снова взглянула на заголовок, бегло прочитала комментарий.
   – Юрий Алексеевич видел?
   – Пока нет.
   – Не показывайте. По крайней мере, в ближайшие дни. Думаю, это или шутка, или… провокация. А ему надо выздоравливать.
   Они направились к машине, двери которой уже предупредительно распахнул водитель.
 
   Елена Погодина пересекла двор и увидела возле своего подъезда двух мужчин – милиционера и человека в штатском.
   Когда она стала набирать код квартиры, милиционер довольно вежливо поинтересовался:
   – Простите, вы в какую квартиру?
   Человек в штатском улыбнулся Елене, кивнул милиционеру:
   – Все нормально. – Он открыл дверь. – Проходите, пожалуйста.
   – Спасибо, – кивнула Елена.
   Она вошла в подъезд, поднялась в лифте на свой этаж, позвонила в квартиру.
 
   Дверь открыла Маша – она взяла у матери сумку, на ходу поинтересовалась:
   – Охрану видела? В честь чего это? Боятся, что нас тоже подстрелят?
   Мать молча достала из сумки газету, положила перед дочерью. На первой полосе было крупно напечатано: «ЮРИЙ ПОГОДИН – БУДУЩИЙ ПРЕЗИДЕНТ СТРАНЫ: ФАНТАЗИИ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?»
   Маша, прочитав, удивленно уставилась на мать.
   – Ни фига себе… Это про нашего папочку?
   – Это про нашего папочку. Поэтому и охрана, – ответила Елена и тяжело опустилась на кухонный стул.
   – Но это же кислотная туфта! Какой из него президент?
   – Не знаю, дочь. Мне тоже это непонятно. Но люди пишут.
   – Может, потому что подстрелили? – предположила дочка.
   – Если каждого, кого подстрелили, будут выдвигать в президенты – бедная страна! – усмехнулась Елена.
   – Отец читал?
   – Нет, я не стала ему показывать.
   – Как он?
   – Вроде неплохо. Мне профессор позволил пробыть у него всего пять минут.
   Маша снова пробежала глазами заголовок, прочитала пару строк из последующего комментария, села на стул и рассмеялась.
   – Мам, ну правда… Это похоже на издевку.
   – Послушай, дочь! – раздраженно и почему-то с обидой произнесла мать. – Почему ты так недооцениваешь своего отца?!
   – Да оцениваю я его! – махнула обеими руками дочка. – Оцениваю! Люблю, горжусь, дорожу! Нормальный чел! Двинутый слегка, но в пределах! Но чтоб в президенты?! Мам, ты что, сама не въезжаешь? Нужен другой масштаб личности! Выйду во двор, все станут тыкать пальцами: дочь недостреленного президента!