Виктор Мережко
Кандидат

Темная лошадка

   Это было странно и неожиданно.
   Во-первых – за что?
   А во-вторых, как-то обыденно и поначалу совсем не страшно. Но только поначалу…
   Сорокапятилетний Юрий Погодин, невысокий, лысоватый, в очках от близорукости, вышел из подъезда собственного дома, сделал несколько шагов в направлении к своему автомобилю, и тут совершенно неожиданно из соседней арки выскочил некий человек, выхватил из кармана куртки пистолет и стал в упор расстреливать Погодина. Юрий Алексеевич схватился за окровавленную грудь, попытался что-то крикнуть, позвать на помощь, но крик не получился – одни лишь стоны. К нему бежал его помощник Утилов, из «ауди» выбирался водитель, а Погодин все не мог подняться с земли, стонал, размахивал руками…
   Причем стонал так громко и беспомощно, что жена его Елена, высокая, с явными следами еще неувядшей красоты, быстро вошла в спальню и увидела мужа, лежащего на постели, сдавленно стонущего, размахивающего руками, словно он отбивался от кого-то, и это выглядело крайне комично.
   – Юра, ты чего? – испуганно затеребила мужа жена. – Проснись! Юра!
   Он раскрыл глаза, какое-то время удивленно и ошалело смотрел на жену, сел на постели, потер виски пальцами.
   – Кошмар какой-то…
   – Что случилось? – Жена была испугана.
   – Сон… Совершенно идиотский.
   – Ты так стонал, размахивал руками. – Елена присела рядом.
   – Бред… Приснилось, что меня расстреливают… – ответил муж и тут же испуганно поинтересовался: – А который час?
   – Скоро девять.
   – Проспал. – Он сполз с постели. – Почему не разбудила?
   – Ты же не велел, сказал, сам проснешься.
   – Черт…
   Погодин вскочил с постели, стал быстро одеваться. Из своей комнаты неторопливо и грациозно вышла восемнадцатилетняя дочь Маша, махнула отцу:
   – Привет!
   – Сегодня не смогу подвезти, – торопливо объяснил отец. – Опаздываю.
   – А мне и не надо. – Маша направилась в ванную. – Мне к третьей паре.
   – Кофе? Чай? – спросила Елена мужа.
   – Свежую сорочку и галстук, – торопливо ответил тот и стал ломиться в ванную. – Дочь, пропусти меня первым. Сама сказала, что к третьей паре!
 
   Служебная черная «ауди» неслась на предельной скорости, на заднем сиденье расположились сам Погодин и его помощник Николай Утилов, массивный, неповоротливый, который просматривал сегодняшнюю прессу.
   – А я уж стал беспокоиться – не случилось ли чего, – заметил он.
   – Элементарно проспал. – Погодин открыл папку, стал изучать документы к сегодняшнему заседанию. – К тому же сон дурацкий. Будто в меня киллер стрелял.
   – С чего это вдруг?
   – А черт его знает. Хоть и сон, но было страшно.
   – Во сне всегда страшно, – успокоил шефа Утилов. – Раз во сне убивали, долго жить будете.
   Водитель вдруг остановил машину, упершись в милицейский кордон.
   – В чем дело? – раздраженно спросил Погодин.
   – Стоят красавцы, не пускают, – кивнул водитель на милицейский кордон.
   – Разберись, – велел Юрий Алексеевич Утилову.
   Тот быстро покинул машину, Погодин видел, как помощник что-то объяснял ленивым милиционерам, показывая корочки. Затем Утилов почти бегом вернулся в салон и объяснил:
   – Бесполезно, не проедешь. Долгов проводит митинг.
   – И что делать? – Лоб Погодина взмок. – Я ведь сегодня докладчик на Совете, Чаянов сожрет!
   – Только в объезд, – обреченно пожал плечами помощник.
   Автомобиль, развернувшись, решительно двинулся в объезд площади.
 
   Октябрьская площадь Москвы была до предела заполнена неравнодушным народом. Над головами плавали разнообразные плакаты с лозунгами и призывами.
ДОЛГОВ – НАШ БУДУЩИЙ ПРЕЗИДЕНТ!
ДОЛГОВ – МЫ В ДОЛГУ ПЕРЕД ТОБОЙ!
ДОЛГ РОССИИ – ИЗБРАТЬ ДОЛГОВА!
НАРОД ДОЛЖЕН ДОЛГОВУ!
МЫ ВЕРИМ ТЕБЕ, ДОЛГОВ!
СПАСИБО, ПРЕЗИДЕНТ! ТЫ ВЫПОЛНИЛ СВОЙ ДОЛГ – ДОЛГОВ ДОСТОЙНЫЙ ПРЕЕМНИК!
МЫ ДОЛГО ЖДАЛИ ДОЛГОВА-ПРЕЕМНИКА!
ДОЛГОВУ – ДОЛГОЕ УРА!
Я ЛЮБЛЮ ДОЛГОВА!
   На трибуне под памятником Ленину стоял сам Долгов – чуть старше пятидесяти, плотный, уверенный, властный. Шея, воротник, коротко стриженные волосы – всё в поту.
   За его спиной маячил первый помощник Пименов, спокойный, интеллигентный, ироничный. За Пименовым стеной стояла остальная команда.
   Долгов говорил уверенно, твердо, короткими емкими фразами. Выступление время от времени прерывалось криками поддержки, аплодисментами.
   – Наша Родина находится на переломном этапе! И мы четко должны понимать – либо сегодня, либо никогда! Именно сегодня мы обязаны взять курс на полную демократизацию общества. После восьмидесятилетнего коммунистического режима… режима тоталитарного, беспощадного!.. Россия должна стать естественной частью цивилизованного мира! Мы – не изгои! Мы – нормальные! (Аплодисменты, крики.) Мы – талантливые! Мы – самобытные! Мы – миролюбивые! Мы – россияне! Мы – великая и таинственная нация! И мы хотим любить, дружить, понимать! Поэтому мы протягиваем руки всему миру – примите нас! Мы с вами! И я убежден, что пройдет совсем немного времени и планета станет одной семьей! (Аплодисменты, возгласы одобрения.) Скажу вам больше – я не исключаю, что через пять-десять лет бывшие заклятые враги Россия и Америка могут стать единой страной! Да, вы не ослышались! Россия и Америка – единая супердержава! (Аплодисменты.) Через Аляску, через Чукотку мы создадим могучую империю, которая будет управлять миром! И Россия вновь станет великой и непобедимой! (Аплодисменты, крики восторга, поддержки.) Это при условии, что я стану президентом России! А я при вашей поддержке стану президентом!
 
   Площадь взрывается криками, аплодисментами, ревом собравшихся.
   В узком переулке, недалеко от Октябрьской площади, стоял пятисотый «мерседес», за затемненными стеклами которого на заднем сиденье расположился немолодой мужчина чуть за пятьдесят, – он внимательно наблюдал с помощью автомонитора происходящее на митинге. Это был директор ФСБ Николай Власов.
   Звонок мобильного оторвал его от экрана, он включил связь.
   – Слушаю…
   Звонила Лубянка – заместитель директора Илья Коробов.
   Он сидел в просторном кабинете перед монитором и тоже следил за митингом на Октябрьской площади.
   – Николай Николаевич, смотришь Долгова? – спросил Коробов.
   Власов дожевал карамельку, не сразу ответил:
   – К сожалению.
   – По-моему, у него окончательно поехала крыша, – заключил Коробов.
   – По-моему, тоже, – согласился директор.
   – Какое объединение с Америкой? Какая империя? Что он несет?
   – Такой у нас преемник, – хмыкнул Власов. – президент сам выбрал.
   – Может, позвонишь президенту? – предложил Коробов. – Объяснишь?
   – Он в больнице, – коротко буркнул директор.
   – Что с ним?
   – То же, что и всегда.
   Была короткая пауза, каждый в этот момент подумал о своем, и наконец Коробов заключил:
   – Черт… Что же делать? С таким преемником мы получим геморрой по полной.
   – Есть одно соображение, – спокойным тоном произнес Власов. – Свяжись с Мамоновым, пусть подъедет.
 
   В закрытом клубе-ресторане в отдельной кабине сидели трое крупных немолодых мужчин. Не спеша поглощали закуску, изредка, без тостов, запивая ее водкой, и внимательно смотрели телевизор, по которому шла трансляция митинга Долгова. Судя по уверенной позе и уважительному отношению, главным здесь был лысоватый господин с крупными чертами лица. Это был лидер Компартии России Гвоздев Федор Федорович.
   Один из сидящих, первый заместитель Гвоздева Куклин, бросив короткий взгляд на Гвоздева, осторожно прокомментировал выступление преемника:
   – По-моему, здорово.
   Последовала небольшая пауза, после чего Гвоздев по-хозяйски налил каждому коньяка, одобрительно кивнув:
   – По-моему, тоже. Давайте выпьем за здоровье Дмитрия Дмитриевича.
   Третий из присутствующих, второй зам Гвоздева Бугаев, удивленно посмотрел на коллег. Он ничего не понял.
   – Пить за идиота? Послушайте, что он несет!
   – Вот за это и надо выпить, – улыбнулся Гвоздев. – Хорошо, что несет такое!
   Они чокнулись, с удовольствием выпили.
   – Но он же роет себе могилу! – воскликнул Бугаев.
   – Отлично, что роет! – с иронией оборвал его Гвоздев. – А ты хотел бы, чтоб он был на коне?
   – Но какой-то дурак пишет ему такие тексты?
   Куклин наколол на вилку грибочек, смачно проглотил его.
   – Пишет. И далеко не дурак. Петр Иванович Мамонов пишет. Если пишет, конечно.
   – Вот именно, – кивнул Гвоздев. – Думаю, преемник уже давно никого не слышит. Что надумает, то и городит. Но нам, господа, это только на руку. Мы в дамках, господа! Если, конечно, какая-нибудь умная голова не выкинет чего-нибудь эдакого.
   – Не выкинет, – хмыкнул Бугаев. – До выборов осталось всего ничего – меньше двух месяцев. – Повернулся к Гвоздеву: – За тебя, Федор Федорович! За будущего президента.
   Снова налив, они дружно выпили.
 
   На площади между тем продолжался митинг. После Долгова выступали другие, к чему-то призывали, чего-то требовали, и народ с энтузиазмом откликался на их речи.
   Кто-то читал:
ЕСЛИ КТО В НАРОД НЕ ВЕРИТ, ПУСТЬ ТОГО НАРОД ПОХЕРИТ! А ЧТОБ НЕ БЫЛО ХЕРНИ, МАНДАТ ДОЛГОВУ ПРОТЯНИ!
   Еще одна машина с тонированными окнами стояла в другом дальнем переулке от площади. Тяжеловатый человек с одышкой с заднего сиденья иномарки внимательно наблюдал за площадью, одновременно сопоставляя происходящее там с картинкой на экране автомобильного телевизора. Это был знаменитый политтехнолог Петр Мамонов – пройдоха и умница.
   Мамонов, увидев, как к его автомобилю в сопровождении охранников решительно направляется Долгов, отодвинулся в глубь салона, оставляя место гостю. Преемник оставил Пименова и команду, шумно и возбужденно рухнул рядом с Петром Ивановичем.
   – Ну что скажешь, Петр Иванович?.. Как?
   – А вы как считаете? – ухмыльнулся Мамонов.
   – По-моему, здорово! – Долгов был крайне возбужден. – Народ просто озверел! Правда, опасался по поводу слияния с Америкой, но прошло! На «ура» прошло! Ты же сам все видел!
   Мамонов через паузу кивнул:
   – Видел. Есть смысл кое-что обсудить.
   – Что обсуждать?.. – взорвался Долгов. – Все как по маслу!
   – В Москве. Но Москва еще не Россия!
   – Да пошли вы все к черту! – Долгов был возмущен. – Достали! Я лучше всех вас знаю, что говорить и на какие точки нажимать! Вы живете в прошлом веке! А народ ждет другого! Народ ждет перемен! Глобальных перемен! Время изменилось, господа! И это прекрасно понимает наш президент! Поэтому и назначил меня преемником!
   Зазвонил мобильный Мамонова.
   – Слушаю, – Мамонов включил связь.
   Звонил Коробов.
   – Приветствую, Петр Иванович. Коробов. Смотрели митинг своего Долгова?
   Мамонов бросил взгляд на Долгова, нейтрально ответил:
   – Естественно.
   – Ваше впечатление?
   – Я освобожусь только через полчаса, – ушел от ответа Мамонов.
   – Понял. – Коробов догадался, что Мамонов не один. – Ждем вас через час.
   – Хорошо.
   Мамонов отключил связь, снова повернулся к преемнику:
   – И все-таки поговорить надо. Есть очевидные просчеты.
   Долгов решительно отодвинулся от него.
   – Не хочу! Понимаешь – не хочу! По крайней мере, не сегодня! Народ меня любит, понимает, верит! Мне президент верит! А ваше нытье, брюзжание – не что иное, как зависть или маразм!
   – Спасибо. Но если надумаете, дайте знать.
   – Если надумаю…
   Долгов с возмущением выбрался из салона, с силой захлопнул дверь машины. Мамонов помолчал, потом негромко бросил водителю:
   – Поехали.
 
   В просторном, светлом, с большим телеэкраном на стене кабинете директора ФСБ Власова сидели трое – сам Власов, его зам Илья Ильич Коробов и приглашенный сюда Петр Иванович Мамонов. Пили чай, просматривали идущие на экране фрагменты из выступления Долгова на Октябрьской площади.
   – …Скажу вам больше – я не исключаю, – заверял будущий президент, – что через пять-десять лет бывшие заклятые враги Россия и Америка смогут стать единой страной! Да, вы не ослышались! Россия и Америка – единая супердержава! Через Аляску, через Чукотку мы создадим могучую империю, которая будет управлять миром! Это при условии, что я стану президентом России! А я при вашей поддержке стану президентом!
   Власов с помощью пульта выключил экран, вопросительно и спокойно посмотрел на присутствующих.
   – А ведь он действительно может стать президентом. Тем более при регалиях преемника.
   – Вряд ли, – возразил Коробов, пригубив чай. – «Патриоты» после этой его выходки поднимут такой вой – мало не покажется. Сметут к чертовой матери.
   – И что в этом хорошего? – усмехнулся директор. – Сметут Долгова, а кто останется? В списке претендентов ни одного достойного человека. Шушера!
   – Значит, придется пригласить господина преемника и внятно кое-что разъяснить.
   Мамонов коротко хихикнул:
   – Это проблематично. Его уже понесло.
   Власов повернулся к нему:
   – Вы с ним беседовали?
   – Пытался. Не слышит.
   – Значит, мы его зевнули, – заключил Власов.
   – Похоже, что да. Свой бред о объединении России и Америки он в данный момент уже излагает американской телекомпании.
   – Идиот. – Власов поднялся, прошелся по кабинету.
   – Нет, не идиот, – не согласился Коробов. – Он все делает правильно. Америкосы на идею упадут, им под любым предлогом надо влезть в Россию. И преемник кроме президентской поддержки получит серьезное финансирование из-за океана. Фактически он уже президент. А выборы – чистая проформа.
   – Сволочь, – чертыхнулся Власов.
   Мамонов подлил чая, сделал глоток.
   – Он может взорвать страну. Чего стоит, например, еще одна его «идея» – предоставление полной самостоятельности автономиям.
   – Ну да, – пожал плечами Коробов. – Поддержка удельными князьками у него в кармане.
   – Надо срочно его отстранять, – решительно заявил Власов.
   Мамонов удивленно посмотрел на него:
   – Как вы себе это представляете? И кто будет вместо него?
   – Будем искать.
   Коробов тоже встал, подошел к окну, посмотрел на густой поток автомобилей на Лубянской площади.
   – Для поисков совсем не осталось времени. До выборов чуть больше двух месяцев.
   – Начнем уже сегодня, – директор был настроен решительно.
   Мамонов надкусил конфету, отрицательно мотнул головой:
   – Я в этом принимать участия не буду. У меня есть определенные обязательства и перед президентом, и перед Долговым.
   Власов подошел к нему.
   – У вас прежде всего есть обязательства перед страной. Вы хоть и ушли в тень… в политтехнологи, но все равно остаетесь офицером.
   – Спасибо за напоминание. Но я использовал еще не все способы влияния на преемника.
   – Хорошо, – согласился Власов. – Работайте с ним, а мы тем временем кого-нибудь поищем.

Старая площадь. Зал заседаний Совета Безопасности России

   Большая и неуютная комната, в которой проходили заседания Совета Безопасности, располагалась на третьем этаже основного корпуса комплекса зданий Администрации президента.
   Пока члены Совета входили в зал, не спеша рассаживались, обмениваясь репликами, секретарь Совета Безопасности сухопарый Виктор Иванович Чаянов внимательно и цепко наблюдал за каждым.
   Последним в зал вошел худощавый господин с небольшой бородкой – он прямиком направился к свободному стулу по правую руку от Чаянова. Это был влиятельнейший глава Администрации президента Сергей Кумаков, которого смертельно боялись чиновники любого уровня и люто ненавидели все, кто шел в Администрацию с «прошением».
   Чаянов обменялся с Кумаковым рукопожатием, позвонил в небольшой колокольчик.
   – Уважаемые члены Совета. По-моему, все собрались. Слово для экстренного сообщения имеет первый заместитель секретаря Совета Юрий Алексеевич Погодин.
   Все заоглядывались, зашушукались – Погодина среди присутствующих не было.
   Чаянов окинул удивленным взглядом собравшихся.
   – Господин Погодин! Юрий Алексеевич! Не подошел еще, что ли?
   – Наверно, на подходе! – отреагировал кто-то.
   Чаянов бросил короткий взгляд на Кумакова, раздраженно заметил:
   – Я прошу впредь… на будущее! На заседание Совета Безопасности не опаздывать!
   В это время дверь открылась и в комнату деловито, с чувством собственного достоинства вошел Погодин и направился к своему месту.
   Чаянов не сводил с него испепеляющего взгляда.
   – Юрий Алексеевич, мы ждем! Вы забыли, что вы не только докладчик, но еще и один из моих заместителей?!
   – Я все помню, Виктор Иванович, – спокойно ответил Погодин, занимая свое место. – Спасибо господину Долгову за его многотысячный митинг!
   – У вас сегодня важное сообщение!
   – Я бы сказал, традиционно важное, – огрызнулся Погодин.
   – Можно без комментариев?
   – Попытаюсь.
   Докладчик взял в руки листок бумаги, стал читать негромко, подчеркнуто внятно, с едва уловимой иронией:
   – Доводим до вашего сведения, что президент Российской Федерации этой ночью был срочно госпитализирован в Центральную клиническую больницу с диагнозом «острое кишечное отравление». Президент почувствовал себя плохо в 3 часа 40 минут после полуночи, была вызвана бригада врачей, и в результате обследования было принято решение о немедленной госпитализации. В настоящее время состояние президента стабилизировалось, однако для окончательной поправки здоровья больного потребуется довольно продолжительный реабилитационный период. Средства массовой информации будут извещены о госпитализации президента сразу после нашего заседания.
   Новость вызвала немедленную реакцию присутствующих. В комнате заговорили, зашумели, загалдели. Чаянов снова взял колокольчик.
   – Прошу тишины, товарищи… Слово для уточнения предоставляется главе Администрации президента Сергею Антоновичу Кумакову.
   Аудитория притихла сразу. Кумаков цепко взглянул на сидящих, и каждому могло показаться, что смотрит он только на него.
   – Хочу сразу заявить, – голос у него был тихий, скрипучий, – ничего экстраординарного в данном сообщении нет. Президент, к сожалению, болеет давно и регулярно, поэтому будем сохранять спокойствие и благоразумие. Для нас сейчас главное – предстоящие выборы президента страны, и нам крайне необходимо обсудить сегодня, сейчас кандидатуру возможного преемника.
   – А чего обсуждать, Сергей Антонович? – хохотнул Погодин. – Он и так известен!
   В комнате сдержанно засмеялись.
   Кумаков перевел на него тяжелый желчный взгляд:
   – Вы, господин Погодин, предлагаете нам разойтись?
   – Предлагаю заняться более существенными вопросами, их у нас предостаточно.
   Кумаков выдержал небольшую паузу, перевел взгляд на присутствующих:
   – У нас нет более существенного вопроса, чем будущие президентские выборы… Да, преемник известен – Дмитрий Дмитриевич Долгов. Достойный, серьезный, проверенный политик и промышленник.
   – Достойные и серьезные политики, – снова не выдержал Погодин, – между прочим, не должны допускать ляпсусов, которые позволяет себе господин Долгов на митингах последнее время!
   – Можно не перебивать?
   – Я не перебиваю. Я высказываю мнение!
   Кумаков беззвучно пожевал губами, глубоко вздохнул и продолжил:
   – Любые мнения после меня… Да, Дмитрий Дмитриевич в митинговом запале позволил себе несколько популистских, непродуманных заявлений, но это лишний раз подтверждает необходимость разговора на эту тему! Да, президент сделал свой выбор! Он назвал преемника! Теперь этот выбор должен подтвердить народ! Вы потому и именуетесь Советом Безопасности, чтобы предусмотреть все возможные негативные нюансы в предвыборной гонке и обеспечить обществу нормальную, спокойную жизнь. Без эксцессов и сюрпризов! Не дай бог, за то короткое время, что осталось до выборов, в стране случится нечто такое, о чем мы потом будем сожалеть и горько расплачиваться! Не дай бог, господа члены Совета Безопасности!
   Чаянов осторожно придвинул к себе какие-то бумаги, осторожно заметил:
   – Не могу не согласиться с Юрием Алексеевичем по поводу призыва Дмитрия Дмитриевича слиться в Америкой. Это не только непродуманное, но и взрывоопасное заявление. Оно способно повредить и преемнику, и стране в целом!
   – Во-первых, Совет Безопасности должен поддерживать инициативы президента, а не сомневаться в них! – резко произнес Кумаков. – А во-вторых, я как раз и призываю подумать, как, каким образом смягчить, нивелировать митинговые высказывания Дмитрия Дмитриевича! Давайте выработаем рекомендации!
   Погодин шумно захлопнул папку с бумагами, поднялся и двинулся к выходу. От двери бросил Кумакову:
   – Боюсь, вашему Дмитрию Дмитриевичу глубоко наплевать на наши размышления. А тем более на рекомендации!
 
   На телевидении Останкино к тележурналисту Горленко относились двояко. С одной стороны, его не любили за самоуверенность и ироничность, доходящую до откровенного хамства. С другой – его программу всегда ждали, так как в любом выпуске всегда был скандальный, беспроигрышный сюжет, который заставлял общество и власти «колбаситься».
   Так было и в этот раз.
   Сергей Горленко занял место ведущего в студии, привычно и бегло перелистнул листочки с записями, взглянул на телеоператоров, свойски подмигнул кому-то.
   В студии прозвучал голос режиссера:
   – Приготовились!.. До эфира 30 секунд…
   На экране монитора возникла заставка программы «Болевая точка», затем ее сменило мрачноватое лицо знаменитого тележурналиста, который еще раз – теперь уже для зрителя – продемонстрировал занятость и озабоченность, прочитал что-то на тех самых листочках, поднял глаза и заговорил мягко, вкрадчиво:
   – Сообщаем пренеприятную новость. Наш многострадальный и стремительно дряхлеющий во всех смыслах президент в очередной раз загремел в больницу. Мы ждали этого момента, караулили его, и нашей съемочной группе удалось-таки снять президентский кортеж, мчащийся по ночной Москве…
   На экране появилось изображение несущейся по улице автомобильной вереницы – с мигалками, с громкоговорителями, с несметным количеством милицейских машин. Вереница стремительно сворачивает с широкого проспекта и скрывается за высокими больничными воротами.
   – Остается только гадать – что на этот раз стряслось с нашим всенародно избранным лидером. А разброс предположений самый широкий – от очередного крутого застолья сотоварищи до потери способности адекватно воспринимать мир. Но не это больше всего беспокоит нас. Главный вопрос – кто! Кто придет на смену уставшему от жизни и проблем президенту? Выбор, увы, невелик и более чем скромен. Безусловным лидером, естественно, считается Дмитрий Дмитриевич Долгов. И вроде так получается, что ему, как говорится, и власть в руки. Но давайте внимательно и беспристрастно посмотрим, кто же таков господин Долгов. С одной стороны, безусловный авторитет страны…
   На экране пошла хроника – Долгов в Кремле на высочайшем приеме. Долгов встречается с президентом США. Долгов отдыхает на высококлассном зарубежном курорте. Долгов получает высокую государственную награду.
   – С другой – один из самых богатых людей не только России, но и Европы. Его личное состояние, по оценкам западных экспертов, составляет – ни много ни мало – более девяти миллиардов долларов. Откуда же взял такие денежки скромный в прошлом красный директор, а ныне владелец контрольных пакетов акций многих нефтяных, газовых, металлургических и прочих гигантов отечественного бизнеса?! Кто ведет по жизни этого удачливого и бесцеремонного к собственной судьбе кандидата на высший государственный пост нашего Отечества? А разобраться надо. Тем более что президент болен, до выборов остается всего ничего, а преемник возьми да и открой нам карты! Послушайте, если не слышали! И если не удивлялись, удивитесь!
   На экране пошли кадры из выступления Долгова на недавнем митинге, его призывы к объединению с Америкой.
   – Теперь вы поняли? Дошло? Денежки-то заморские, оказывается! Из-за океана! Видите, как все просто… Значит, под кем мы будем жить, господа хорошие?! Правильно, под американцами! Мы их приглашаем, они загребают наши природные и прочие богатства, вводят войска, чтоб охранять наш мирный храп, и творят на нашей земле все что хотят! А господин Долгов будет у них пожизненным вассалом. А может, и не будет! Янки ведь народ принципиальный, они холуев не любят!
 
   Астрологическая лаборатория при ФСБ была глубоко засекречена, сотрудников насчитывалось не более пяти человек, и к общению с ними допускались только высшие руководителли ведомства, и то лишь за единственной визой – директора ФСБ.
   Представляла она собой довольно большую и просторную комнату с плотно закрытыми жалюзи, на стенах висели многочисленные карты Вселенной, Млечного Пути, Солнечной системы. Боковые бра горели вполнакала, бросая слабый свет на круглый стол с несколькими суперсовременными компьютерами.
   В данный момент в лаборатории находились трое – хозяин лаборатории Колмогоров Андрей Павлович, невысокого росточка, головастый, подвижный, похожий на гнома-переростка; Илья Ильич Коробов да начинающий, но уже продвинутый политтехнолог комсомольской внешности Олег Петрович Крупин.
   Завлаб господин Колмогоров сидел за компьютером и вводил данные, которые сообщал ему Крупин.