Виктор Мережко. Кандидат

   – Ты плохо знаешь своего отца, – убежденно выложила Елена. – И его размах! Привыкла, что он все рядом, все под рукой. Утром уходит, вечером приходит. А он, Маша, умный и незаурядный.
   – Мама! Президентов готовят заранее! Должна быть команда, партия, деньги! А наш папик? Не смеши! Придут какие-нибудь сумасшедшие корреспонденты, их принять в этой дыре стыдно! Мамань, ну ты чего?
   Дочь подошла, обняла мать, прижалась к ней. Некоторое время обе молчали. Елена отстранилась от Маши, с холодной усмешкой посмотрела на нее.
   – А я в него верю! И все может случиться? Поверь, дочь.
 
   Была глубокая ночь. Вокруг царили тишина и покой, как это бывает только в больнице.
   Юрий спал. От ночника шел мягкий свет, тихо шелестели шторы от слабого сквозняка, в больничном парке время от времени нежно вскрикивала ночная птица.
   На тумбочке зашелестел мобильный телефон, Погодин дотянулся до него, поднес к уху и сонным голосом произнес:
   – Слушаю…
   – Юрочка, сынок, это я, – послышался голос в трубке.
   – Мамочка? – Погодин даже привстал, опершись на локоть. – Мамуля, привет! А ты мне снилась!
   – Да ты мне каждую ночь снишься, сынок, – сказала мать. – И все никак не могу дозвониться. С Леночкой говорила, с Машенькой, а с тобой никак! Как ты, сынок?
   – Нормально, мамуля! Выкарабкиваюсь!
   – За что ж они тебя, сынок? Что ты им сделал? Кому перешел дорогу?
   – Видать, кому-то перешел. Но все уже позади, мамуль! Ты там как?
   – По-стариковски, – печально и устало сообщила мать. – О тебе беспокоюсь… Может, приедешь? Отдохнешь, о делах хоть на время забудешь. Я ж тебя уже почти три года не видела, сынок.
   – Приеду. Обязательно приеду. Не знаю, правда, когда, но приеду.
   – Сыночек, я хочу тебя попросить. Не влезай никуда. Никого не трогай. Господь и так тебя не обидел. Живи, сыночек, как живешь, и не хватай больше. Послушай меня, пожалуйста, – попросила мать.
   – Хорошо, мамочка. Я тебе позвоню. Целую тебя.
   – Я тебя благословляю. Выздоравливай, сынок.
   Погодин положил аппарат на тумбочку, подтянул простыню под подбородок, поднял глаза и не мигая стал смотреть в тусклый, слабо освещенный потолок.
 
   Далеко за полночь к высоким воротам больницы подъехал микроавтобус «скорой помощи» и коротко посигналил. Охранник вышел из сторожевого домика, взял документы у человека в белом халате и стал проверять. Вдруг тот набросился на него, быстро и натренированно повалил на землю, скрутил.
   Из микроавтобуса тут же выскочили несколько мужчин в белых халатах ринулись в сторону сторожевого домика.
   Охрана была локализована быстро и бесшумно.
   Мужчины вернулись в автомобиль, и он помчался в сторону больничных корпусов.
   Спустя несколько минут тишину ночи резанули частые автоматные очереди. Стреляли по окнам и стенам больницы.
   Микроавтобус развернулся и понесся назад, к воротам…
 
   Утром в больничном дворе работали группы ФСБ и оперативники МВД. Молчаливо и сосредоточенно измеряли что-то, фотографировали, собирали вещдоки, допрашивали охранников.
   Больные с интересом и настороженностью наблюдали за происходящим из окон, медперсонал пересекал двор быстро и без лишнего любопытства.
   Крупин расположился в палате на стуле напротив Погодина, сам же Юрий Алексеевич сидел на кровати вполне свободно.
   – Вы думаете, ночная стрельба каким-то образом связана с моей персоной? – не без иронии спросил он.
   – Трудно сказать, – пожал плечами Крупин. – Здесь лежат многие известные личности. Но может быть, и с вами. Следственные органы работают.
   – Какому дьяволу я нужен? Что они хотят от меня? Больше всего я боюсь за семью.
   – Нормальное чувство. Оно присуще всем нам. А что они хотят от вас? Это любопытный вопрос.
   Крупин помедлил, вытащил из дипломата одну из газет, улыбнулся.
   – Вообще-то я не хотел вас волновать раньше времени… Но коль так начинают складываться обстоятельства, рискну. Надеюсь, вы меня простите.
   Погодин прочитал вначале газетную шапку – «ПОГОДИНА – В ПРЕЗИДЕНТЫ?», затем пробежал глазами текст, насмешливо посмотрел на гостя.
   – Ваш самиздат? Чтоб мне веселее было?
   – Нет. Все серьезно. Все сегодняшние газеты вышли с аналогичными заголовками.
   Крупин вынул все газеты, передал их больному. Тот перелистал их, в недоумении пожал плечами:
   – Кто это придумал?
   – Жизнь.
   – Более идиотской фразы не придумаешь. Чья это шутка?
   – Самое удивительное, Юрий Алексеевич, – улыбнулся Олег, – что это не шутка. Надеюсь, вы помните последний разговор в кабинете Николая Николаевича?
   – Где мой помощник? – вдруг сменил тон Погодин.
   – Я попросил его пока не заходить.
   – Вы что, теперь самый главный здесь?
   – Хотел бы надеяться.
   – А вы кто такой?
   Крупин снисходительно улыбнулся, негромко пояснил:
   – Вам, кажется, в кабинете Николая Николаевича объяснили: ваш новый помощник. А отныне – доверенное лицо. Единственное пока.
   – Да я вас не знаю!
   – Узнаете.
   – Вообще второй раз вижу!
   – Теперь будете видеть значительно чаще.
   Погодин взял газеты, свернул их в тугой жгут и выбросил в мусорную корзину.
   – Вон отсюда!
   – Как скажете, Юрий Алексеевич.
   Он не спеша вынул скомканные газеты из корзины, аккуратно сложил их снова в дипломат.
   – Зачем вы это делаете? – удивился Погодин.
   – Для истории. Однажды будем перечитывать, вспоминать и смеяться. До свидания, Юрий Алексеевич.
   Дверь за Крупиным закрылась, Погодин некоторое время сидел неподвижно, затем дотянулся до кнопки звонка, стал нервно нажимать на нее. Когда в палату заглянула сестра, он чуть ли не прокричал:
   – Где мой помощник?!
   – Куда-то вышел. Позвать?
   – Срочно!
   Девушка быстро повернулась уходить и в дверях столкнулась с Утиловым.
   – А вот он.
   – Какого черта?! – закричал Погодин. – Где ты шляешься?! Тут мне всякую белиберду подсовывают, а ты ни черта не знаешь! Клопа где-то давишь! Сейчас же купи все сегодняшние газеты!
   Утилов кивнул.
   И выволок из-под полы плотную кипу газет.
 
   Был тихий и теплый вечер. Пахло вялыми одуванчиками, усталой жарой, ближним озером.
   Додин в загородном особняке проводил совещание со своим приближенными – Вадимом и Петровичем. Они пили чай и вели неспешную беседу. На столе лежали газеты с материалами о Погодине.
   – Просеял все возможные варианты и, кроме вечного помощника Утилова, нарыл только одного любопытного субъекта, – доложил Вадим.
   – Чем любопытного? – уточнил Додин.
   – Во-первых, они учились в одной школе и чуть ли не в одном классе. А во-вторых, он полковник в отставке.
   – Вот от этих держись подальше, – посоветовал Петрович. – Тупость, глупость, жадность.
   Вадим не обратил на него внимания, продолжал излагать, глядя на Батю:
   – Живет в бараке, в полной нищете. И купить его – два пальца обсосать!
   – Да не надо такого покупать! – опять вмешался Петрович. – Он как купится, так и продаст всех с потрохами! Батя, скажи ему!
   – Скажу. Заткнись! – рявкнул Батя.
   – Понял. Извини.
   – Ну что, Батя, будем работать над полковником? – спросил Вадим.
   – Попробуем. А вдруг из этого Погодина и действительно толк выйдет. И мы тут раз – и рядышком!
 
   На телевизионном экране сначала появилась заставка «Болевой точки», затем сам Сергей Горленко. Как всегда мрачновато-ироничный.
   – Сенсация недели… Из пыльного политического небытия вынырнул некто Юрий Погодин. Вы удивитесь – кто это? И для чего? Я тоже удивляюсь. Скорее, теряюсь. Теряюсь в догадках, предположениях. И опасениях. Пока наш всенародный любимец господин президент лечится во имя дальнейшего развала страны, некие неугомонные персоны изо всех сил пытаются заморочить наши без того замороченные мозги. Есть слишком очевидный господин Долгов. До того очевидный, что прибегать к рвотному не надо. Стошнит и без того. Кто еще? Их тьма! И все, как правило, убогие, безликие. Значит, что? Необходимо вытащить некую персону, желательно с незапятнанной репутацией, чтобы создать видимость противовеса главному кандидату. То есть Долгову. И в этом случае, выбирая из двух зол худшее, избиратель, конечно, возьмет сторону господина Долгова. Кто, спросите, те самые неугомонные персоны? Ну, назову хотя бы одну из них. Хотя вы и сами прекрасно догадываетесь, о ком идет речь. Конечно, о Семене Марковиче Лозовском. Но сначала давайте разберемся, кто такой Юрий Алексеевич Погодин и почему именно он возник в финальной части предвыборного марафона…
 
   Полковник в отставке Гриднев, худощавый, замученный былой службой и сегодняшними проблемами, сидел со своей женой Полиной перед блеклым экраном телевизора, смотрел программу Горленко. Квартира, в которой они жили, была бедненькая, маленькая, со старой потертой мебелью. Из второй крохотной комнаты вышел семнадцатилетний сын Никита, махнул родителям:
   – Я пошел.
   – Смотри, ненадолго! – скандально приказала Полина. – Вечно где-то шляешься!
   – Не где-то, а с корешами!
   Парень с силой хлопнул ветхой дверью, и мать со вздохом покачала головой:
   – Чего с ним делать? Не поступил в институт, теперь болтается с утра до ночи черт-те с кем.
   Гриднев, не отреагировав на ее слова, продолжал смотреть телевизор.
   – Слышь, чего я говорю? Что с парнем делать?
   Гриднев показал на экран телевизора, прошептал:
   – Это ж Юрка Погодин. Я с ним учился в школе! На Дальнем Востоке!
   – Ну и какой толк? – выкрикнула жена.
   – У меня есть где-то ихний телефон. Домашний. Надо мужика проведать, а там, глядишь, и зацеплюсь каким-то местом.
   – Ой, ладно. Цеплялся все, цеплялся, вот и живем на старости лет в коровнике.
   Полковник обнял жену, чмокнул в лоб.
   – А глядишь, это судьба! Вдруг окажусь рядом с будущим президентом! А ему мозги мои пригодятся, как-никак полковник! Сейчас позвоню… Жену его, кажись, зовут Леной. Позвоню!
   И пошел шарить по карманам куртки в поисках мобильного.
 
   Движение в Москве, как всегда, было адским, Крупин, стараясь не обращать на это внимания, сидел на заднем сиденье «Волги» с сильно затемненными стеклами и просматривал газеты. Услышав сигнал мобильного телефона, включил его.
   – Слушаю…
   – Мамонов! – сообщила трубка. – Почему не звоните?
   – Нет особого повода.
   – Что наш клиент?
   – В полном недоумении, – Крупин даже рассмеялся.
   – И все? – удивился Мамонов.
   – Я не стал его больше напрягать, пусть подумает.
   – А если он подумает в ненужном нам направлении?
   – Исключается. – Крупин сложил газеты, сунул их в портфель. – С такого живца люди, как правило, не соскакивают.
   – Но он проявил хотя бы какую-то заинтересованность? – не унимался Мамонов.
   – Пока трудно сказать.
   – Когда вы опять будете у него?
   – Через пару дней, – неопределенно ответил Крупин. – Пусть немножко подумает.
   – Держите меня в курсе, – попросил Мамонов.
   – Обязательно, Петр Иванович.
   Черная «Волга» выскочила на кольцевую, через пару километров свернула на «Минку», не доезжая Жаворонков свернула направо, миновала знак запрета въезда, пролетела мимо длинного высоченного забора. Водитель набрал номер по телефону, произнес:
   – Пятый на подъезде.
   Вскоре они оказались перед серыми глухими воротами, «Волга» вползла в небольшой тенистый двор особняка, подрулила к самому входу.
   Крупин вышел из машины, направился к бревенчатому трехэтажному особняку, возле входа в который дежурил молодой охранник.
   Охранник кивком отдал честь прибывшему и пропустил его внутрь.
   На втором этаже Крупина встретил еще один охранник в строгом темном костюме, молча посмотрел удостоверение посетителя, кивнул и повел в сторону кабинета с высокой двустворчатой дверью.
   Власов, бритоголовый, с неподвижным бесстрастным лицом, пожал руку Крупину.
   – Здравия желаю, Николай Николаевич, – поздоровался Крупин.
   – Здрасьте. – Власов кивнул на одно из кресел возле низкого столика: – Присаживайтесь.
   Власов цепко проследил, как его гость усаживается, сел напротив.
   – Слушаю, Николай Николаевич, – натянуто улыбнулся Крупин.
   – Это я вас слушаю, – поправил его директор.
   Крупин от неловкости уселся поудобнее, стал докладывать:
   – Разговор с Погодиным, как и ожидалось, был нервным, дурацким. Он кричал, я слушал. Иногда слабо огрызался.
   – Ваши выводы?
   – Все будет нормально. Человек не может вот так сразу согласиться с тем, что на него обрушилось. Конечно, для него это был шок. И это замечательно.
   Власов не сводил с него тяжелого взгляда.
   – Почему?
   – После шока, как правило, наступает депрессия. А после нее любого можно брать голыми руками. Главное, не спешить напоминать о себе. Пусть помучается неизвестностью.
   Директор согласно кивнул, взял со стола тонкую изящную сигарету.
   – О Мамонове… Насколько, по-вашему, мы ему можем доверять?
   – В игре на Погодина? – уточнил Крупин.
   – Да. Не станет ли он вести двойную игру – и на Долгова, и на Погодина?
   – Думаю, не станет, – с некоторой наивностью сказал Крупин. – Он серьезно разочарован в Долгове. К тому же мы всегда в состоянии его отслеживать. Меня больше беспокоит Погодин. Он неопытен и все-таки непредсказуем.
   – Это ваши проблемы. Опыту научите, непредсказуемость уберете.
   – Понял, Николай Николаевич.
   – Начните с семьи, с жены и дочери. Это самое уязвимое и тонкое место. Прежде всего предоставьте им серьезную охрану. Пусть они почувствуют себя не только защищенными, но и принадлежащими к иному, более элитному классу.
   Крупин смахнул ладонью пот со лба.
   – У подъезда охрана уже выставлена – милиционер и наш сотрудник.
   – Вы меня не расслышали, – без раздражения, но жестко произнес Власов. – Охрана нужна персональная. И жене, и дочери. С персональными автомобилями.
   – Они могут не согласиться. Это ведь очень деликатный момент.
   – В нашей работе не должно быть деликатных моментов.
   – Понял, Николай Николаевич. – Олег поднял палец. – У меня вопрос. На кого работает Сергей Горленко? Ну, телевизионщик.
   – А какие проблемы?
   – Нам бы не помешал такой журналист.
   Власов сделал затяжку, согласно кивнул:
   – Я подумаю.
 
   Погодин, опираясь на палку, прогуливался в одиночестве по дальней аллее пустого больничного двора. Оглянувшись, он увидел своего помощника Утилова и еще какого-то человека, направлявшихся в его сторону. И вдруг узнал в незнакомце давнего своего друга Виктора Гриднева.
   Он быстро пошел им навстречу, они крепко обнялись.
   – Господи, какими путями?
   Гриднев смотрел на старого знакомого, как на что-то неземное – с умилением и неверием.
   – Считай, что через забор. К тебе ведь по-другому не попадешь. Кругом охрана.
   – Да ну их к чертям, – отмахнулся Погодин. – Не объяснишь, не докажешь, что мне это не нужно.
   Гриднев все еще не верил своим глазам.
   – Господи, сколько лет не виделись, лет, наверно, десять! Или больше. Ты хоть помнишь меня? Узнал?
   – Конечно помню. Завидовал когда-то, что ты в военное училище поступил.
   – Ах, чему тут завидовать?! Вот тебе я завидую. Шишка! Как самочувствие?
   – Видишь, хожу!
   Помощник деликатно подошел к Погодину и показал мобильный телефон.
   – Прости, Алексеич, очень много звонков. Что отвечать?
   – Кто-нибудь серьезный? – спросил Юрий Алексеевич.
   – Надо просеивать, – тонко улыбнулся Утилов.
   – Вот и просеивай. А ко мне друг приехал, видишь? Одноклассник! Скажи, что на процедуре.
   – Понял. Через сколько подойти?
   – Я сам тебя найду. Но если жена или дочь – бегом сюда!
   – Понял. – Помощник шутливо погрозил гостю пальцем: – Вы тут не очень напрягайте больного! У него режим!
   Помощник ушел, друзья присели на скамейку, Гриднев взволнованно закурил.
   – Надо же! Сам не верю, что нашел тебя!
   – Что там говорят? – кивнул Погодин в сторону забора.
   – Где? – не понял Гриднев.
   – Ну, на воле… Я ж тут как в заточении.
   – О тебе?
   – Ну да.
   – Никто не понимает, за что тебя хотели грохнуть.
   – Сам не понимаю. – Юрий Алексеевич посмотрел по сторонам. – Хотя кое-кого я по бизнесу зацепил. И зацепил серьезно.
   – Значит, следаки найдут, – заверил Гриднев. – Ты ж фигура в стране не последняя. Кстати, тебе привет от жены. И сына. Ты их не знаешь, но все равно привет. А убийцу обязательно найдут, не переживай!
   – Не найдут. Заведут дело, полгода помурыжат и спустят, как всегда, в «висяк». – Погодин в упор посмотрел на одноклассника. – А что насчет «президентства»?
   Тот пожал плечами:
   – Не совсем ясно, кто тобой играет.
   – А кто может мной играть? – насторожился Погодин.
   – Черт его знает, есть разные предположения… От олигархов до криминала.
   – Ты тоже так считаешь?
   – Я пока никак не считаю. Слушаю, что пишут и что говорят.
   – Ну а ты-то сам?
   Гриднев уселся поудобнее, тоже зачем-то огляделся, негромко произнес:
   – Конечно, тебя крупно зарядили. Ну, суди сам. Был человек в полной, извините, жопе. И вдруг – кандидат в президенты страны.
   – Ну, тоже извините, в полной жопе я никогда не был.
   – Хорошо, наполовину. Но чтоб кандидат в президенты?!
   – Я еще не дал согласия.
   – Дашь. Куда ты денешься при таком прессинге? Газеты, телевидение только об этом и орут.
   Погодин досадливо мотнул головой, выругался:
   – Черт! А мои девки? Ну, Ленка и дочь. Они ведь наверняка знают обо всей этой катавасии?
   – А то! Говорю ж, нет ни одной газетенки, которая б не поупражнялась на эту тему. А потом… это ж Ленка сказала мне, в какой клинике ты отлеживаешься. Я ей позвонил, она обрадовалась.
   Погодин засмеялся.
   – Надо же. Была у меня, но даже не заикнулась. Будто ничего не знает.
   – Обо мне?
   – Ни о тебе, ни о газетной катавасии.
   – Щадит. Или ждет, когда сам прорежешься.
   Погодин помолчал, чертя что-то прутиком на мягкой земле, потом посмотрел на гостя:
   – Ты-то сам как?
   Тот усмехнулся, пожал плечами:
   – Никак. Почти год на пенсии. Иногда, правда, подхалтуриваю на строительстве дач. Вместе с хохлами.
   – В каком звании тебя шуганули на заслуженный отдых?
   – Как в каком? Гвардии полковник!
   – И ты пришел ко мне?
   – Честно?
   – Честно.
   – Да, – кивнул полковник, – пришел к тебе проситься в команду.
   – Но команды еще нет, – засмеялся Погодин.
   – Будет, – решительно заявил военный. – Создадим! Я ведь еще в отличной форме, несмотря на свои сорок пять лет. Не болею, голова на месте, рука при стрельбе не дрожит.
   Погодин с легкой укоризной посмотрел на друга:
   – И ты тоже загоняешь меня в этот капкан!
   Гриднев неожиданно придвинулся почти вплотную к приятелю, зашептал страстно, убежденно:
   – Пойми, это шанс! Шанс, который редко кому выпадает! Чего ты боишься? Бери! Хватай, не раздумывая! Может, ты и есть тот мужик, который спасет страну! Родину спасет! А она нуждается сейчас в этом как никогда! Гибнет Россия! Народ вырождается! Неужели сам не видишь?
   Погодин отцепил его пальцы.
   – Вижу. Конечно, все вижу, не слепой.
   – Вот и не упирайся!.. – продолжал Гриднев. – Тебе помогут, за тобой пойдут.
   – Кто?
   – Народ! Страна! Тебя помнят! Ты для простых людей – икона!
   – Да брось ты, – отмахнулся Юрий Алексеевич. – «Икона…» Никто ничего уже не помнит! Кто я сейчас? И кто за мной стоит? Ни денег! Ни партии, которая бы поддержала! А опыт вообще нулевой!
   Гриднев продолжал переть как танк:
   – Все будет – и деньги, и партия, и опыт! Ты только дай отмашку, и очередь выстроится до самых ворот! Ты что, не понимаешь, что за два месяца до выборов просто так никого не вбрасывают?! Это спаленные бабки! А тебя вбрасывают! Видать, у них что-то там засбоило! Почему они выдергивают из колоды именно Погодина?! Потому что железно просчитали твой шанс!
   Погодин молчал, глядя под ноги. Молчал и Гриднев, не сводя с него вопрошающего взгляда.
   – Не знаю… Не готов. Это не только ответственность, но и груз. Очень тяжелый груз. И надо понять, осилю ли я его. А потом все это смахивает на какой-то дурацкий розыгрыш! Клянусь…
   – Старина, вперед! И никаких сомнений. Я всегда рядом. И не только я. Армия! Наши вооруженные силы – оболганные, обнищавшие, ждущие своего часа. Вот какая сила пойдет за тобой.
 
   Погодин вернулся в отделение, прошел по длинному пустому коридору, где его и встретил Утилов. Он взял под его руку и повел в сторону палату. По пути они поздоровались с какими-то больными, сестра предупредительно открыла дверь, и они вошли в палату.
   Утилов помог Погодину лечь, поправил пододеяльник, подушки. Быстро, по-хозяйски навел порядок на тумбочке, на подоконнике.
   – Могу удалиться?
   – Подожди.
   Погодин помолчал, раздумывая о чем-то, повернулся к помощнику:
   – Вот что, Николай… Надо подбирать команду.
   Утилов не понял.
   – Какую команду?
   – Мне команду. Для выборов.
   – Ты чего, Алексеич? Неужели решился?
   – Еще не решился, но команду надо иметь. На всякий случай.
   – А какой случай может быть? – Утилов присел рядом. – Либо идешь на выборы, либо не идешь.
   – Возьми на заметку человека, который приходил ко мне.
   – Мне он не понравился, – откровенно признался помощник. – Глупый и болтливый. На всю больницу раззвонил, что твой друг.
   – Он офицер, – тоном приказа сказал Юрий Алексеевич. – Военный. Я помню его, когда он начинал лейтенантом. Верный человек.
   – Может, и верный, но от болтливости способен наворотить беды.
   – Это ты от ревности.
   – Ты что, баба, чтоб ревновать? Что вижу, то и говорю! Будто ты меня не знаешь.
   Утилов помолчал, обиженно, совсем по-детски сопя, неожиданно спросил:
   – Чей человек Крупин?
   – Мамонова, – несколько удивился вопросу Погодин.
   – Он у него работает?
   – Работал. Теперь будет работать у меня. Тоже ревнуешь?
   Утилов не ответил на последний вопрос, вел дознание дальше:
   – Его прикрепила к тебе «контора»?
   – Пошел ты к черту! – шутя толкнул его Юрий Алексеевич. – Не задавай дурацких вопросов.
   Утилов поднялся.
   – Понял, больше вопросов нет.
   Погодин помолчал, произнес, глядя в потолок, не поворачивая головы:
   – Паника… Меня начинает охватывать паника. Особенно по ночам. Что делать? Отказаться? Нельзя. По всем позициям нельзя. Решиться? А вдруг прокатят? Ведь времени совсем не осталось. Нет времени. Меньше двух месяцев осталось.
 
   В больницу никого из пишущей братии не пускали – на входе стояли бесстрастные мрачные омоновцы.

Проба пера

   За больничным забором находилась довольно большая автостоянка, закрытая со всех сторон тонкими хрупкими березками. Припаркованных машин было немного, суеты никакой. И лишь одна иномарка могла привлечь к себе внимание.
   В иномарке сидели двое крепких парней, лениво потягивали из баночек пепси и следили за входящими и выходящими из больницы. Наконец они заметили Гриднева, покидавшего с оглядкой главный больничный вход.
   Полковник торопливой трусцой приблизился к своим задрипанным «жигулям», стал возиться с замком, наконец открыл его и нырнул внутрь.
   Один из парней набрал по мобильнику номер.
   – Сапог вышел. Через минут десять можно встречать.
 
   Больница осталась далеко позади, старенький «жигуленок» Гриднева лихо несся по укатанной дороге, встречного транспорта почти не было.
   Вдали белела высокими домами Москва, до нее оставалось каких-то километров пять.
   Вдруг под «жигулями» что-то громко хлопнуло, машину с силой крутануло, занесло в сторону, и Гриднев с трудом удержал руль, чтобы не свалиться в довольно глубокий кювет.
   Он выбрался из салона, обошел вокруг «четырехколесного коня», увидел вспоротое заднее колесо.
   Чертыхнувшись, Гриднев открыл багажник и стал доставать оттуда запаску. Затем достал домкрат, баллонные ключи, принялся отвинчивать гайки на прорванном колесе.
   Со стороны города вынырнула белоснежная иномарка, с серьезной скоростью подкатила к пострадавшим «жигулям», резко затормозила.
   Из нее выглянул Вадим Тихомиров, поинтересовался:
   – Земляк! Помощь не нужна?
   Гриднев раздраженно бросил взгляд в его сторону и огрызнулся:
   – Спасибо, справлюсь.
   – Нет, так не годится.
   Тихомиров надел тряпичные перчатки, вышел из машины, подошел к «жигулям».
   – В дороге надо выручать друг друга.
   Он оттащил прорванное колесо, помог Гридневу приладить запаску точно на болты, принес из своей машины насос, стал подкачивать шину.
   – Чего на таком металлоломе ездишь? – спросил Вадим.
   – На лучшую не заработал, – пожал плечами полковник.
   – Так не бывает. Мужик вроде молодой еще, крепкий. По профессии кто?
   – Никто. Вояка. Бывший.
   – Звание?
   Гриднев бросил на незнакомого крутого парня недовольный взгляд.
   – Звание нормальное. Серьезное.
   – И что, не можешь устроиться?
   Полковник вытер ветошью руки, более миролюбиво объяснил:
   – Да вот ездил к дружку в больничку, может, со временем возьмет.
   – А давай ко мне! – вдруг предложил Вадим. – От меня как раз начальник охраны ушел.
   – Не, – повертел головой полковник, – я подожду друга. Там перспектива дай боже.
   – Да пока твой дружок будет очухиваться, ты у меня поработай, – продолжал уговаривать Вадим. – Мне вот как нужен начальник! Плачу по-божески.