Виктория Шавина. Научи меня летать

   - Из отборных, значит, войск, - протянул лысый.
   - Но ведь простой воин, - заметил третий.
   - Мало ли, как их там учат, - откликнулся ещё голос.
   - Ненадёжны все эти догадки.
   - Однако Ченьхе же он одолел!
   - То Ченьхе, а тут дело другое…
   - … чужому верить нельзя! Нельзя!
   - … войска Весны нас лихо били, верно у них какой секрет. Не зря же говорят: не спрашивай старого, а спрашивай бывалого.
   Орур нахмурился. Он не пытался перекричать десяток стариков, каждому из которых не терпелось высказать своё мнение, но, созерцая спор, всё больше убеждался в принятом решении. Годы подарили летням перед ним трусость и осторожность. "Лучше вовремя испугаться, чем не вовремя умереть, - любили приговаривать они. - Осторожность - мать мудрости".
   - Неподходящее всё это сейчас, - громко сказал человек, едва страсти улеглись. - Как вы не видите: настал такой момент, когда нужно поступить не так, как прежде. Нужно изменить привычкам… Да, именно! Не поможет нам осторожность, да и отчаянная храбрость не поможет - если не будет её направлять уверенная рука, спокойный ум. Нам нужно что-то необычное, новая тактика, которая удивит и опрокинет врага. Может быть, не бояться надо того, что он не человек, а радоваться этому. Меня он поймал, так ведь и Марбе зацепил чем-то, да и с Ченьхе, верно, не в силе одной дело было. И ведь правильно говорите: била нас армия Весны, и почти без потерь для себя - легко, будто в сказке. Пусть оружие у них лучше было и выучка - не в том их секрет.
   Старейшины уставились на него: кто озадаченно, кто подозрительно.
   - Так ведь он же и довёл до войны, - наконец, произнёс третий.
   - Ой ли, - неожиданно откликнулся лысый. - Да просто соседи наши сообразили, что никакого проклятия акаши нет. Или ты думаешь, если мы спиной повернёмся к уану, чужие войска, довольные, тут же уйдут с нашей земли?
   Четверо старейшин едва слышно засмеялись. Третий побагровел и хотел ответить, как вдруг, точно эхо, взрыв хохота донёсся снаружи. Летни переглянулись и высунули головы во двор. Людям, покинувшим свои дома и знавшим, что возвратятся они на пепелища - и то если возвратятся - смеяться было решительно не с чего.
   Во дворе никого не оказалось. Даже стражники, которым приказано было охранять собрание, самовольно покинули посты. А хохот по-прежнему доносился из-за крепости, с заднего двора.
   - Я посмотрю, - решил Орур, но все старейшины увязались за ним.
   Стоило им повернуть за угол, как они увидели людей. Те сбились в плотную толпу и, не отрываясь, смотрели вверх на стену. Собрание вытянуло шеи и попыталось разглядеть, что там происходит. Летни снова грохнули хохотом. Смеялись даже дети, которых взрослые посадили себе на плечи.
   Глаза Орура округлились. Из стены торчал чешуйчатый хвост, ярко красный, длинный. За него, вцепившись изо всех сил, тянуло жуткого вида существо, напоминающее дракона в миниатюре - не больше взрослого человека в длину, если исключить хвост, кстати, очень похожий на тот, что торчал из стены. Существо пыхтело и попеременно окрашивалось в разные цвета.
   Приглядевшись внимательнее, старейшина понял, что застрявшее в стене создание не только тянут наружу, но при этом тянут ещё и внутрь. Оно изо всех сил отбивалось от благодетеля хвостом. Тот, сообразив, наконец, в чём дело, принялся, разогнавшись, врезаться боком в торчащую наружу тушку, пытаясь впихнуть несчастное создание в крепость. Летни затаили дыхание, будто предвкушая что-то, и тут Орур понял: оба благодетеля - и тот, что был внутри, и тот, которого они видели снаружи - мыслили в точности похоже. Если тянул один, то тянул и второй. Но как только первому приходило на ум толкать, второй, словно по наитию, следовал его примеру.
   Хвост, торчавший из стены, снова завертелся как бешеный. "Так вот оно что! - не удержал хохота летень. - Вот кто, оказывается, здесь служит наитием". И точно: чудище снаружи, восприняв сигнал, озадаченно почесало лапой в затылке (чем вызвало новый взрыв хохота), пожало плечами и стало тянуть.
   - Толкай, дурачок! - крикнул ему кто-то из людей.
   И тотчас сотня глоток дружно завопила:
   - Толкай!
   Чудище захлопало перепончатыми крыльями, развернулось и уставилось на летней. Ему стали показывать руками, оно озадаченно повторило движение, потом щёлкнуло пальцами и вдохновенно врезалось в хвост. Тот слегка углубился в стену. Чудище, обрадованное, засияло солнечным светом и врезалось снова. Хвост быстро исчез в окне. Люди, пересмеиваясь, поддержали успех весёлым гулом. Чудище хмыкнуло, перекрасилось в белый, с достоинством несколько раз наклонило длинную шею и спланировало ко входу в крепость.
   Гулко вздохнула каменная дверь, а летни всё не расходились. Даже собрание ождало, само не понимая чего. Должно быть, именно тех торжественных раскатов, что, приглушённые массивными стенами, вдруг наполнили воздух.
   - Кто людей веселит, за того и свет стоит. Так что ли? - неожиданно выговорил третий старейшина, без злобы или насмешки.
   - Захочешь - на гору вскочишь, а не захочешь - и с горы не съедешь, - в тон ему ответил Орур. - Всё будем у подножия топтаться или решим что?
   Собрание переглянулось.
   - Будь по-твоему, - решил лысый старейшина, и остальные поддержали его нестройным хором.
   - Только у уана Керефа есть условия, - спокойным голосом сообщил Орур и приготовился, как ему казалось, к любой реакции, даже к взрыву негодования.
   - Ну что же, - рассудительно заметил третий старейшина - Может, в конце концов, он и знает, что делает, раз так в себе уверен. А какой он вообще? Вот как этот гад летающий?
   Хин с отчаянием смотрел в окно. Солнце поднималось всё выше, назначенный час приближался. "Не раньше и не позже". Мальчишка сорвался с места и со всей силы ударил по двери - та даже не шелохнулась. Шум снаружи стал громче, потом люди захохотали, и Хину показалось, что они смеются над ним: его отчаянием и бессилием. Он опустился на пол, уткнулся носом в колени. Ушедший день оказался самым счастливым в его жизни, но день прошёл, и чудеса кончились.
   Мальчишка с отчаянной злостью ударил кулаком по полу. Люди за окном снова разразились хохотом. Хин наморщил лоб, что было силы, сражаясь с подступающими слезами. Глаза жгло, рука болела - он разбил костяшки пальцев в кровь.
   Неожиданно дверь отворилась. Хин даже не пошевелился - он мог по шагам различить, пришла ли Меми, мать или, может быть, Тадонг. Снаружи летни веселились, как никогда прежде, от двери донёсся лёгкий шорох. Мальчишка резко поднял голову, злой и взъерошенный, сморгнул и протёр глаза - у порога никого не было. Он осторожно поднялся, стараясь ступать бесшумно, перебрался ближе к косяку и быстро выглянул в щель. Коридор тоже оказался пуст: должно быть, слуги убежали посмотреть, что творится во дворе.
   Не раздумывая, Хин выбрался из комнаты и плотно притворил дверь, как будто она была всё так же заперта, а затем бегом помчался к лестнице на третий этаж. До полудня оставалось всего несколько минут. Запыхавшийся, он остановился в тёмном тупике и, несмотря на спешку, прежде отдышался, затем точно вспомнил, где в полу были ловушки и провалы, сосредоточился и только тогда зашагал, не торопясь и тщательно ощупывая стену от метки до метки. Вытянутые руки, наконец, коснулись невидимой преграды. Вздохнув с облегчением, Хин обвёл давно знакомый камень и протиснулся в узкий проход.
   В подвесных чашах уже не горело пламя, зато можно было ясно видеть, как узкие пучки света пробиваются через оконца, и падают, почти не рассеиваясь, в полумрак. Мальчишка отряхнул одежду, сделал вдох и побежал по коридору. Ноги сами привели его к одной из дверей; та ушла в стену, приглашая войти, но Хин лишь нерешительно заглянул внутрь. Он увидел большую залу, стены которой были скрыты волнами драпировок из чёрной материи. Ближняя к выходу половина комнаты отчего-то пустовала - лишь одно высокое кресло, ничуть не похожее на те, что стояли у матери в кабинете, высилось там. А в дальней половине собрались все чудовища разом. Тонкие, изящные зелёные свечи в высоких канделябрах мягко мерцали, чуть слышно потрескивая. Их огни отражались и блестели на чешуе трёх чёрных тварей с тонкими и сильными руками, оканчивавшимися четырьмя пальцами, до удивления похожими на человеческие. Напротив них и будто подражая им, устроились три червя, облачённые в чёрные же накидки. В лапах и те, и другие держали одинаковые пузатые, блестящие, багровые причудливых форм вещи и длинные палки - быть может, волшебные? Такие же вещи, только очень большие, стояли на полу: одна перед Келефом, сидевшим последним в ряду чешуйчатых страшилищ, вторая - неподалёку от него. У её блестящих изогнутых боков устроились сразу две пушистые твари. Коричневая сидела на подставке, окутав мехом тонкую длинную ручку с витиеватым закруглением на конце, серая устроилась на полу и держала волшебную палочку. В центре образованного чудищами полукруга стоял высокий чёрный короб, и на нём спиной к мальчишке примостился жирный, мохнатый паук. Он постучал очень маленькой и тонкой белой палкой по металлической скрижали, лежавшей перед ним.
   Келеф взглянул на Хина, плавно взмахнул рукой и указал на кресло. Мальчишка вжал голову в плечи, быстро пересёк пустое пространство и забрался с ногами на своё место. Паук торжественно воздел белую палку. Чудища, не заговаривая, исполнили диковинный ритуал. Черви и чешуйчатое семейство подняли любопытные багровые диковинки и положили их горизонтально на плечи (а черви - на вздувшиеся под накидкой, припухлые кольца), держа левыми лапами. Отвечая поднятой белой палке паука, все занесли над странными вещами свои длинные волшебные палочки.
   Паук взмахнул лапами, пальцы чудовищ прижались к длинным металлическим нитям, натянутым во всю длину багровых вещиц, палочки припали к ним, и тишину разорвал торжественный звук, испугавший мальчишку: неожиданный, громкий. Белая палка паука качнулась в другую сторону, звук стал тише, распался на множество голосов, каждый из которых пел свою песню, но все они удивительным образом стремительно двигались куда-то вместе, казались одной мелодией ^[10]. Хин начал вслушиваться: то одни голоса - высокие - звучали отчётливее, то вдруг пробивались низкие, до того лишь подчёркивавшие движение: они вступали размеренно, словно барабаны, отбивавшие ритм на деревенских праздниках.
   Громкая песня закончилась, голоса зазвучали тихо, тепло. Мальчишка подпёр щёку кулаком, слушая их неторопливый рассказ, поглядывая то за движениями волшебных палочек и перемещениями пальцев вдоль нитей, то за взмахами лап паука. Тот колдовал, творя плавные, округлые движения. Вдруг, его лапы стали двигаться точнее, но всё так же аккуратно, и тотчас музыка забилась волнующим пульсом. Хин напрягся, ожидая появления чего-то враждебного, но вместо этого вновь зазвучала прежняя широкая и светлая мелодия, и когда громкие звуки возвратились, он уже не испугался их - то была гордая и торжественная поступь неведомых духов или людей, услышавших однажды в голосе ветра эту песню.
   Музыка потекла легко и шутливо. Теперь мальчишке даже нравилось, когда голоса волшебных вещиц звучали громко: тогда он чувствовал в крови дрожащий, гулкий отзвук и всё тянулся вперёд, рискуя выпасть из кресла. Ему хотелось последовать за мелодией, стать одним из её голосов.
   Тишина наступила неожиданно. Чудища поднялись, стали расходиться. Незнакомый голос что-то говорил на чужом языке, ему отвечали, а Хин только моргал, ошеломлённый. Рядом с креслом замерла высокая фигура уана.
   - Уже всё? - тихо, чтобы не мешать чужой беседе, и робко, оттого, что никак не мог придти в себя, спросил мальчишка.
   Сил'ан ответил ему долгим взглядом, а потом жестом поманил за собой и поплыл к выходу из залы. Хин вскочил, поклонился шумным чудовищам, обступившим короб деловито суетившегося паука, и побежал следом за уаном. Им не пришлось далеко идти. Келеф подплыл к двери, у которой не так давно Хин отыскал Вельрику. Он сложил вместе ладони, развёл их в стороны, будто разгладил невидимую ткань, витавшую над полом, и дверь сама отворилась. Мальчишка только разинул рот.
   В небольшой и светлой комнате за прозрачными дверцами высоких шкафов лежали разные диковинные вещицы. Иные из них напоминали дудочку, на которой умел играть сторожевой, но были куда больше и сложнее устроены. В углу, куда Солнце не заглянуло бы и на закате, стояла блестящая багровая громада - с человеческий рост, а то и больше. Хин бросился к ней, оглядел со всех сторон. Толстые бока, отливавшие бронзой тугие нити, фигурные прорези и ароматный запах, доселе незнакомый мальчишке, вызвали у него трепетное уважение к таинственной вещи. Уан что-то произнёс. Хин не понял его слов, но тотчас обернулся к нему.
   Келеф стоял у красиво раскрашенного стола, по форме напоминавшего птичье крыло. Драгоценные камни в его отделке искрились и переливались, мозаика на крышке изображала чёрно-зелёную воду, туманные лики двух Лун и фигуру на берегу. Хин осторожно подошёл ближе и, встав на цыпочки, пригляделся к фигуре, опасаясь дышать. Ему показалось, что изображена женщина, и она простирает руки к небесам в мольбе или, может быть, торжествуя.
   Сил'ан поднял крышку спереди, продемонстрировав длинную и узкую чёрную ленту, разбитую на равные отрезки и прорезанную белыми выступающими полосами: то двумя, то тремя. Неожиданно, он стал намного ниже, будто сел на невидимый стул, снял перчатки и положил руки на тускло блестящую лаком тёмную гладь. Хин узнал звонкие серебристые звуки, вмиг наполнившие комнату. Широко открыв глаза, он смотрел, как чёрные или белые полоски, уступая силе нажатия, погружаются в ровное полотно, а потом сами поднимаются вверх, сразу же возвращаясь на место. Оказалось, что совсем не Лирия, а чёткие прикосновения тонких бледных пальцев с перламутровыми пластинами коротко остриженных ногтей рождали чудесную лунную музыку ^[11].
   Он слушал, не понимая, что с ним происходит. Сводило живот, тело становилось сухим и лёгким, казалось полым корпусом, откликающимся на гул басовых струн. Дыхание перехватывало, и тогда он тянулся вперёд, приподнимаясь на носках, наклонял голову.
   Сил'ан играл долго, а потом неожиданно поднялся и стремительно выплыл из комнаты. Хин прижал руки к груди, огляделся и осторожно потянулся к чёрной полосе, надавил. Та откликнулась упруго, зазвенела, и мальчишка испуганно отдёрнул руку.
   Тотчас в комнату протиснулась коричневая тварь, тащившая в зубах высокую подставку, на которой недавно сидела сама. Подтянув её близко к Хину, она взглянула на крыловидный стол, поправила подставку, отошла чуть в сторону, убедилась, что та стоит прямо напротив середины лакированной полосы и выкатилась прочь. Келеф вернулся, сменил перчатки на плотные и с довольным видом похлопал рукой по сидению. Хин озадаченно уставился на него, недоверчиво нахмурился, шагнул ближе. Сил'ан слегка опустил веки, удовлетворённый. Мальчишка взобрался на подставку и уселся лицом к нему. Келеф подплыл ближе, развернул его к столу. Сам устроился рядом, взял ребёнка за правую руку, заставил собрать ладонь так, будто он накрыл ею небольшой шарик, и, удерживая указательный палец, с красивым взмахом опустил его на одну из чёрных полос.
   Ченьхе, осадив динозавра посреди площади, удивлённо крутил головой, оглядывая покинутое селение. Йнаи догнал его, тоже остановился и нахмурился.
   - Не понимаю! - воскликнул беловолосый. - Где все люди? Эту деревню я помню, мы приехали правильно. Крепость стоит пустая, в деревнях - никого. Что за шутки такие? Может они перебили друг друга уже, но тогда где трупы?
   - В другой деревне мы нашли десяток, - мрачно сказал советник.
   - Этого мало, - резонно заметил Ченьхе. - Я ничего не понимаю.
   - Раз здесь их нет, значит они ушли, - Йнаи был раздражён.
   - Куда они могли уйти без приказа? - изумился сын Каогре. - Ладно, спешивайся. Ящерам надо отдохнуть.
   Советник, не возражая, открепил поводья от перчатки и спрыгнул на землю.
   - А нам надо поискать еду, - спокойно добавил Ченьхе, подходя к нему. Оба направились к ближайшему дому, силач продолжил на ходу: - Йнаи, ты же умный. Скажи мне, что такое творится, а то это уже на проклятие тянет. Я вчера, когда засыпал, подумал даже: ладно проиграть поединок - нет, ты представь себе, я о том позоре подумал "ладно, дескать". Но приехать командовать гарнизоном приграничной крепости и потерять людей…
   - Никого вы не теряли, - убеждённо и хмуро промолвил советник, выбивая плечом хлипкую дверь. - Они сами ушли. Мы можем и в третью деревню съездить, только там их тоже не будет. Неужто сами не понимаете: по эту сторону границы их нет.
   Ченьхе почесал спину, пригнулся и тоже вошёл в хижину.
   - Твоё, значит, мнение, - таким густым голосом, точно десяток лет просидел в болоте, сказал он, - что я тут ничего сделать не могу.
   Йнаи опустился на колени, спиной к нему, и зашарил в горшках.
   - А что вы можете сделать? - спросил он.
   - Коли я с такими вестями вернусь, отец сочтёт меня вовсе бесполезным.
   - А если не вернётесь, уан и совет ещё долго не узнают, что здесь творится.
   - Но пока они узнают, да пока решат, что делать… А ведь и правда: что отец делать будет? Он же говорил, что войско взять неоткуда, не с восточных же границ?
   - Это уану виднее, - хмыкнул Йнаи, оборачиваясь к силачу. - Ченьхе, дело серьёзное, так что медлить нельзя. Надо возвращаться.
   Силач поковырял большим пальцем земляной пол.
   - В крепости же были птицы, - сказал он.
   - Были, да теперь нет, - настороженно отозвался советник. - Что с того?
   - Я думаю, что много мы уже времени потеряли. А коли я вернусь, так потеряем ещё больше. Надо этих гадов догнать и вразумить. Сын я или не сын своего отца? Они меня послушают!
   - Они пошли против воли самого уана Каогре! - воскликнул летень и резко поднялся. - Бросьте вы эту затею. Путь один - назад!
   - Я не трус, - ровно выговорил Ченьхе. - Отчего, едва завидев сложность, я должен прятаться за спину отца?
   - Да не в том дело, - взмахнул руками Йнаи. - Думаете, он бы на вашем месте бросился их догонять, сломя голову? Их образумить теперь можно только силой, а не словом.
   Беловолосый силач расширил ноздри и упрямо тряхнул головой.
   - Отец всегда совершал то, на что другие не решались - так он и добыл себе славу!
   Советник скрестил руки на груди.
   - Я решительно не согласен! - высказался он.
   Сын Каогре усмехнулся:
   - Тогда поезжай в лагерь. Давай! Я тебя не неволю.
   - Храбрость без ума не дорого стоит, - глядя ему в глаза, произнёс Йнаи.
   - Я решил, - только и ответил Ченьхе, твёрдо и уверенно.
   Советник болезненно сморщился и уставился куда-то в сторону.
   - Это плохо кончится, - наконец, сказал он. - Но я вас не оставлю.

Глава X

   Ополчение размазывалось по земле как жирная весенняя грязь, которую уан никогда не видел, хотя слышал о ней не раз. Линия войска сильно растянулась. Промежутки между авангардом, центром и арьергардом становились всё больше, и это было опасно - две сотни храбрых и стойких воинов сейчас могли бы приостановить наступление трёхтысячного ополчения, а под умелым командованием и с милости Дэсмэр - разгромить врага.
   Во время привала уан велел собрать совет на вершине плешивого холма, плоской и длинной. Стоя спиной к старейшинам, правитель смотрел вдаль - на деревеньку у самого горизонта, наверняка покинутую, на ровную как ладонь, унылую, прокалённую Солнцем землю. То было впереди, а позади - летни, суеверные и боязливые, с проворством насекомых покрыли склоны, поросшие колючей сухой травой. Уан сравнил их с последним валом окаменевшего моря - он привык к волнообразному рисунку дюн или холмистым краям, где землю будто обхватил и сжал весёлый великан. Саванна, однообразная, мёртвая, вызывала у Марбе предчувствие близкой беды.
   Глухая, давно привычная боль хватала правителя за сердце. Он осторожно прижал левую руку к груди и со счастливой улыбкой представил, как однажды именно сюда - куда-то между совершенными пальцами смертного Бога - войдёт гладко отполированное лезвие ножа.
   - Мой повелитель, - робко просипел Голос. - Все, кто мог, собрались. Нет семерых, - он перечислил имена. - Их воины очень встревожены.
   - Чем на этот раз? - потребовал уан, оборачиваясь.
   Голос ответил далеко не сразу.
   - Мы идём по безлюдной земле, - наконец, объяснил он, неловко потупившись. - Ни куста, ни травинки, ни птицы в небесах.
   Марбе запрокинул голову. Высь, раскалённая добела, ослепила его.
   - Опять, - прошептал он. - Повсюду вам чудятся проклятия да знамения несчастий. Стадо дураков…
   Старейшины неуверенно переглянулись. Уан опустил голову и крепко зажмурился.
   - И вы тоже? - насмешливо вопросил он. - Успокоят они воинов, как же.
   Многие старики помрачнели, но стоило правителю открыть глаза, как они тотчас изобразили угодливое внимание.
   - Мой повелитель, - забормотал Голос, словно боялся тишины, - мы всего лишь люди, и…
   - Войско с востока, - резко перебил Марбе. - Мы будем говорить о нём.
   Старейшины переглянулись вновь, но никто из них не возразил. Голос, осторожно ступая, отошёл в сторону. Поднялся высохший древний старец с доверчивыми голубыми глазами.
   - Почему оно убегает от нас? - спросил он сухо. - Может, это тайный союзник уана Керефа?
   Правитель коротко рассмеялся.
   - А деревни он жёг для отвода глаз?
   - Чтобы запутать нас, - пояснил старик. - Даже Ченьхе мог понять, что нельзя нападать на людей владения, потому что сражаться с уаном, лишённым поддержки народа, приятно и просто. Так же рассчитывали поступить мы, и подданные уана Керефа наверняка опустили бы для нас мост крепости. Теперь же нам навязан образ беспощадных врагов.
   - Противоречишь себе, - с улыбкой ответил Марбе. - Если деревни жгли, чтобы нас запутать, то жгли бы пустыми. По-твоему, уан Кереф опоил людей привораживающим зельем? Если не было настоящей угрозы, то я не вижу иного объяснения тому, как неожиданно они встали на его сторону, забыв о гордости и амбициях. Незачем искать сказочных причин - тайный союзник, которого вы испугались, ведёт себя не как союзник вовсе.
   - Ящерица, чтобы спастись, отбрасывает хвост, - сосредоточенно возразил старейшина. - Зверь, попавший в капкан, иной раз отгрызает себе лапу.
   - Не голову, нет? - оскалившись, переспросил правитель. - Очень жаль, а ведь этот пример подошёл бы нам.
   Старик нахмурился. Марбе медленно поднял брови:
   - Неужто ты не шутил, заговаривая о союзнике? - недоверчиво уточнил он.
   Старейшины сгорбились, подняв плечи, и стали похожи на хитрых, всклокоченных птиц-падальщиков, скромно ожидающих своего часа. Правитель широко улыбнулся им.
   - Не о чем думать, - зазвучал его весёлый и властный голос. - Уан Каогре не ответил бы на мольбы о помощи, а уан Кереф не столь глуп, чтобы молить о ней. И хотел бы я понять, кто ведёт восточное войско и чего он хочет. Одно точно - сейчас мы не можем двинуться к крепости, оставляя неизвестной силе прекрасную возможность ударить нам в тыл. Напротив, я предлагаю отступить на велед.
   - Но что нам даст отступление, мой повелитель? - сипло осведомился Голос.
   Марбе смерил его неприятным взглядом и продолжил, не отвечая:
   - Да, и кроме того, отправьте к чужому войску ещё одну птицу. Пусть сбросит такое послание: "Я, уан Ирил Марбе, требую: назовите себя. Даю вам срок до рассвета нового дня. Если требование не будет выполнено, я догоню и разобью наголову ваши жалкие четыре сотни, а потом уже без лишних волнений примусь за уана Керефа".
   Ветер весь день, не уставая, упрямо толкал в спину; низко летели облака. Ченьхе казалось, их можно ухватить, стоит вытянуть руку.
   - Какие странные, - пробормотал он.
   Йнаи отозвался тотчас:
   - Вестники зловещего края, где не бывал никто живой.
   Небеса полнились мятущимися тенями, они слетелись отовсюду, чтобы оплакать погибшее селение. Там, где прежде стояли дома, теперь лежали обгорелые кости и куски обожжённой глины - остатки стен, под ними пряталась зола. Если и было здесь что другое прежде, добычу поделили меж собой ветер и время. Кое-где черепки сложились аккуратными кучками, словно хижины людей обратились в домики духов.
   - Нужно ехать дальше, - негромко позвал советник.
   Беловолосый силач всё смотрел на пепелище, лицо его кривилось в болезненной гримасе.
   - Ты видишь?! - с негодованием воскликнул он. - Посмотри! Посмотри же! Все были убиты в своих домах - они, должно быть, спали, когда их подожгли. Бросались к двери в поисках спасения, и стрелы несли им верную гибель. Где, где следы честного сражения? Что, что это за войско, сотворившее такое?!
   Он сбился, окинул пепелище диким взглядом, точно сейчас на его глазах повторялась бойня: пылали хижины, озаряя ночь багровым заревом, в воздухе носились искры, сухо треща, рушились соломенные крыши, кричали дети, рычали и хрипели мужчины, захлёбывались слезами ужаса и бессилия женщины да с тугим звоном пели тетивы.
   Йнаи соскочил с динозавра и осторожно подошёл к сыну Каогре, остановился рядом, вздохнул.
   - Я не понимаю, что за озорство: крадучись, нападать на безоружных? - хрипло пробормотал силач. - Неужто предатель, ведущий это войско, думает так добыть себе честь и славу? Да он просто грабитель и трус!
   - Если б так, - с сомнением ответил советник, - разве пошли бы за ним четыре сотни летней? Не горячитесь, прошу вас - предатель изворотлив и хитёр, а сердцем копья у недруга не переломишь. Нужно понять, что увлекло людей…
   - Я вызову его на поединок, и дело с концом! - запальчиво перебил Ченьхе.