Виктория Шавина. Научи меня летать

   - Вы дурно поступили с юным Одезри, мой повелитель. Знаете ли вы, каково это: быть брошенным, нелюбимым? Мать боится его - она хотела "идеального младенца" вместо живого человеческого существа, в котором от зверя всегда немало. Хин разочаровал её ожидания, в сердце госпожи Одезри их сменили отчуждение и злоба. А для ребёнка это стало шоком - вот почему Хин не испытывает привязанности ни к одному человеку. Вместе с тем одиночество вызывает в нём ужас, ему кажется, что он не принадлежит к этому миру, а всё происходящее вокруг - не более чем сон.
   Его окружают холодность и жестокость, и он лишь отвечает на них по-своему, учится выживать. Однако, он не переменится и когда повзрослеет - маски и приёмы, за которыми он прячется от нас сейчас, навсегда останутся частью его натуры. Он ждал вашего возвращения год, понимал и не хотел верить, что вы не вернётесь. Потом пришло отчаяние и, наконец, он подчинился тому, что не в силах был изменить. Покинутый, он делает всё, чтобы привыкнуть к разочарованию и брошенности. Пытаясь сдержать боль, он перестаёт жить - уже ничего не желает, ни к чему не стремится, обращается против собственных потребностей, против себя самого. Он так старается ненавидеть вас, но больше всего он ненавидит себя и уже давно. Единственные мечты, которые у него остались - мечты о смерти.
   Во дворе показался Данастос, окружённый двумя весёлыми, нарядными девочками. Маг улыбался, но стоило ему взглянуть на стену, как улыбка сошла с его лица. Он что-то коротко сказал и едва ли не бегом бросился к лестнице.
   Вазузу виновато потянула носом и торопливо окончила речь:
   - Он привязался к вам, мой повелитель. Прошу вас, не бросайте его снова, поговорите с ним!
   Весен, встревоженный и запыхавшийся, остановился рядом с женой.
   - Почему бы людям самим не заботиться о своих детях? - холодно и недобро спросил Сил'ан, глядя на ведунью.
   Та хотела ответить, но Данастос схватил её за волосы и вынудил опуститься на колени, точно провинившегося ученика.
   - Молчи, - мрачно велел он, - достаточно уже.
   Затем и сам медленно опустился на одно колено, наклонил голову.
   - Мой повелитель, прошу вас о снисхождении.
   Келеф долго молчал, наконец, ответил на морите:
   - В первый и последний раз.
   Маг наклонил голову ниже, поднялся и, грубо схватив жену за руку, потащил за собой.
   - Как тебе только в голову могло придти говорить с ним в таком тоне, да ещё о ребёнке-чужаке! - возмущался Данастос по дороге домой, нисколько не стесняясь присутствия девочек. - Вазузу, милая, ты умом повредилась? Солнце голову напекло? Объясни мне!
   Женщина только вздыхала и, морщась, вытирала слёзы.
   - Жалко тебе этого мальчишку? - не унимался весен. - Так учила бы госпожу Одезри, как воспитывать детей! Что, неужели это не так занимательно?
   Летни всхлипнула и отвернулась.
   - Глупая, Хину он не мать и не отец. Он даже не человек! - воскликнул маг. - Вазузу, милая, как же ты не понимаешь, что этот мальчишка Келефу и так поперёк горла? Из-за кого, как ты думаешь, он теряет годы среди песков и диких людей? Здешнее Солнце для него губительно, не говоря уж о том, как сокращают его жизнь суета и хлопоты. Он ли не одинок? Что ты, милая, знаешь о Сил'ан? Уж, конечно, не то, что они не привыкли и не могут быть одни. Он здесь сходит с ума, притворяясь тем, кем летни хотят его видеть - человеческим мужчиной. И ещё ты со своим мальчишкой: "Ах, бросил! Ах, предал!" Уан заботится о том, чтобы твой Хин получил не разорённый крошечный кусок земли, который падёт, стоит ветру дунуть, а могучее и обширное, прекрасно укреплённое владение. Разве есть в тексте клятвы хоть строчка с подобным требованием? Я не припоминаю. Подумай! Пять лет трудиться над тем, от чего откажешься ради глупого человека. Может, ему просто вырезать из груди сердце и положить к ногам безмозглого рыжего мальчишки? Ты тогда будешь довольна?!
   Женщина вдруг обняла мужа и уткнулась носом ему в грудь. Данастос вздохнул, остановился и погладил её по голове.
   - Ладно, хватит, - сказал он, смягчившись. - Добрая, да без ума. Что тут злиться - только слова попусту тратить.
   Старшая из двух сестёр вдруг испуганно вскрикнула. Весен, закатив глаза, медленно повернулся к ней.
   - У тебя-то что случилось?
   - Моя серёжка, - грустно пробормотала девушка. - Я положила её в той комнате, где мы ждали, и забыла взять.
   Маг с недовольным видом оглянулся на крепость.
   - Что ж, беги, - разрешил он.
   Вирра расплылась в улыбке, скинула сандалии, подвернула подол и помчалась по песку босиком.
   Хин в одиночестве сидел на заднем дворе и рисовал на земле обломком камня тонких змей с большими головами, крючковатыми когтями и крыльями. Убогие чудища вызывали у него жалость, но хорошо отвлекали от мыслей. Он так увлёкся, что не услышал шагов, не ощутил чужого присутствия и с удивлением уставился на чью-то тень, упавшую на рисунки. Раздосадованный, он резко вскинул голову, да так и застыл с открытым ртом.
   - Облачный день, Хин, - неловко сказала юная девушка, взволновання и раскрасневшаяся после бега.
   - Вирра? - прошептал мальчишка, глупо моргая.
   Та переступила с ноги на ногу.
   - Хин, я…
   Рыжий упрямец потупился.
   - Чего ты вдруг пришла? - резко перебил он.
   Девушка не нагрубила в ответ, как делала прежде. Напротив, успокоилась.
   - Я пришла попрощаться, - сказала она, застенчиво улыбаясь.
   Мальчишка взглянул на неё исподлобья.
   - Что ты ещё выдумала? - хмуро осведомился он.
   - И ничего не выдумала, - улыбка Вирры стала шире. - Я на самом деле уезжаю учиться в Весну, завтра же ночью. Меня уан Кереф отвезёт, он домой едет. Я стану жрицей, представляешь?
   Хин сглотнул и вцепился пальцами в землю.
   - Что? Как? - он не узнал собственный голос. - Но…
   - Мне пора бежать, - взглянув на Солнце, заторопилась девушка. - Отец ждёт, а я сказала, что за серёжкой.
   - Да… но… - мальчишка сгорбился и провёл рукой по лицу.
   - Удачи тебе, Хин, - искренне пожелала Вирра, коснулась его плеча и пошла прочь.
   Он лежал в пыли, прижимая руки к груди. Ветер пронизывал его насквозь, несмотря на палящее Солнце, а мальчишка слушал, как время мчится мимо и сквозь него, неостановимое и невозвратное, пробивая в теле и душе тысячи тысяч дыр и унося с собой потускневшие обломки. Он хотел рассыпаться песком на потеху ветру - лишь бы уже ничего не знать и не чувствовать. С отчаянной надеждой он полз и полз к краю, желая только одного: провалиться в чёрное небытие.
   Всё менялось. Вирра и та вырвалась из пут, её ожидала яркая жизнь, полная новых пейзажей, которые он, Хин, не увидит никогда, удивительных людей, которых никогда не узнает. Весна, сказочный мир, открывал перед ней свои врата. А мальчишка оставался в прошлом, к которому она никогда не пожелает вернуться, и только вспомнит через пару десятков лет с мягкой, чуть грустной улыбкой.
   Все уйдут. Хин и сам сбежал бы, если бы знал куда и мог объяснить - зачем; если бы нашёл силы бороться. Он чувствовал, что обречён, так же как тонкая костяная трубочка под ногой матери. Горсть осколков стекла - разноцветных чешуек - прах волшебства.
   Мальчишка поднялся, отошёл к стене. Копать обломком камня было трудно, Хин помогал руками и часто отирал грязным рукавом пот, заливавший глаза. Наконец, он ухватил край серого платка и осторожно вытащил его из земли, отряхнул, развязал полусгнившую нить. Чешуйки тускло заблестели. Мальчишка пересыпал их на ладонь и некоторое время молча разглядывал, потом вновь завернул в платок и сунул его в карман.
   Хин долго бродил вдоль берега реки - Солнце уже клонилось к закату. Рыбы безмятежно шевелили плавниками и, ничуть не опасаясь человека, выпрыгивали из воды, чтобы поймать аппетитного балопа ^[15]. Чёрное платье уана мальчишка отыскал почти сразу - аккуратно сложенное, оно было присыпано багровым песком. Юный Одезри заключил, что оно лежит на берегу не менее часа, а значит хозяин скоро вернётся за ним. Но минул час, шёл второй, а Сил'ан не появлялся.
   Мальчишка вздохнул и сел на песок. Две рыбы прыгнули и едва не столкнулись, Хин лишь мрачно хмыкнул. Что-то большое и белое показалось в реке, но мельтешащие рыбьи тела тотчас скрыли своего сородича. Хин снова вздохнул и посмотрел в небеса.
   - Ты не собираешься уходить? - вдруг раздался голос уана.
   Мальчишка поднялся на ноги и удивлённо пришурился. Сил'ан стоял к нему спиной, по пояс в блестящей от Солнца воде. Густые чёрные волосы окутывали его мокрым шёлком, точно плащ.
   - Отвернись, - потребовал уан, не дожидаясь ответа.
   - Зачем? - удивился Хин.
   - Если не сделаешь этого, клянусь Сайеной, я и слова больше тебе не скажу.
   - Ну, хорошо, - удивлённо протянул мальчишка, отворачиваясь. - Откуда мне было знать, что это так важно.
   Позади него раздался тихий шорох осыпающегося песка и шелест платья.
   - Что тебе нужно от меня? - недовольно спросил Келеф.
   Мальчишка повернулся было, и тотчас неведомая сила крутанула его обратно.
   - Стой как стоишь, - мрачно добавил Сил'ан.
   Хин поджал губы, подумал и сказал громко, но отрешённо:
   - Я тебя ненавижу.
   - А, - Келеф усмехнулся. - И я не достоин более выразительной ненависти?
   Рыжий упрямец опустил плечи.
   - Я тебя ненавижу! - вдруг крикнул Сил'ан, пронзительно, судорожно, надрывно.
   Мальчишка, вздрогнув, резко обернулся, потрясённо раскрыв рот и выкатив глаза.
   - Убедительней, не правда ли? - довольно поинтересовался Келеф.
   Хин прижал руку к груди и медленно выдохнул, внимательно и настороженно глядя в оранжевые глаза.
   - Ты зря стараешься в любом случае, - спокойно сообщил ему уан. - Меня ненавидит вся моя кёкьё… Как тебе объяснить это слово? Пусть будет "семья" или "род". Вот это больно. А ты… Сам подумай, кто ты для меня?
   - Причина многих неприятностей? - неуверенно предположил юный Одезри.
   Келеф улыбчиво прищурился:
   - Не переоценивай себя. Разве ты заключил договор и заставил меня прекословить аадъё? Если бы я знал, чем обернётся ослушание…
   - Ты бы повиновался?
   Сил'ан приоткрыл губы, его взгляд стал задумчивым. Потом он провёл рукой по волосам, уже высохшим, и усмехнулся:
   - Твоё ли дело?
   Мальчишка молча склонил голову. Келеф посмотрел на реку, кипящую жизнью.
   - По нашему календарю этой ночью замкнётся кольцо лет…
   - Когда ты вернёшься? - перебил его Хин, нахохлившись.
   Уан скосил на него глаза, помолчал и признался:
   - Когда аадъё велят мне убираться.
   - А если нет? - всё с тем же отчаянным и упрямым выражением лица возразил мальчишка. - Наверняка они скучают по тебе.
   Оранжевые глаза потеплели.
   - Детёныш, - задумчиво выговорил Келеф. - Запомни: лес по дереву, а море по рыбине не тоскует.
   Он опустился на песок и Хин последовал его примеру. Сил'ан хитро прищурился:
   - Загадать тебе загадку?
   Мальчишка неуверенно поджал губы.
   - Я вряд ли отгадаю.
   - А я отгадал в детстве, - похвасталось изящное существо. - Она нетрудная. Слушай: слюну Бога не могут клюнуть птицы.
   Хин захлопал глазами.
   - Э-э… И всё? И в чём загадка?
   Келеф весело рассмеялся.
   - Сдаёшься? Так быстро?
   Мальчишка не удержал улыбку.
   - Пожалуй, да. И каков ответ?
   - Солнечный зайчик, - обняв руками хвост - так как люди обнимают колени - шепнуло дитя Океана и Лун.
   Хин задумался, а потом со смехом покачал головой. Уан благосклонно наблюдал за ним, и едва юный Одезри вновь помрачнел, заговорил ласково и выразительно:
   "Гораздо лучше знать, что ты презренен,
   Чем, будучи презренным, слушать лесть.
   Последние судьбы отбросы могут
   Надеяться и жить без спасенья.
   Плачевна перемена для счастливцев.
   Несчастным поворот - на радость. Здравствуй,
   Бесплотный воздух, что меня объемлешь ^[16]".
   Мальчишка то хмурился, то заглядывал в глаза, настороженный, постоянно ожидающий беды. А когда Келеф умолк, попросил тихо и жалобно:
   - Не уезжай, пожалуйста.
   Сил'ан опустил ресницы, не отвечая на ищущий взгляд:
   - Если я тебе нужен - дождись. (Хин вздохнул.) Я напишу Хахмануху, чтобы они возвращались и привозили с собой инструменты. Тебе придётся заниматься усердно, чтобы наверстать пропущенные годы.
   Рыжий упрямец сотворил согласный жест с сосредоточенным и серьёзным видом.
   - Хочешь встретить со мной начало нового кольца лет?
   Мальчишка робко улыбнулся. Уан довольно хмыкнул и распорядился:
   - Тогда отправляйся в крепость за чистой одеждой. Вернёшься сюда, искупаешься, отмоешь грязь, избавишься от запаха, переоденешься, приведёшь в порядок волосы. Хорошо бы ещё обстричь ногти. Да, умоляю тебя, не забудь сменить обувь.
   Хин поднялся на ноги, но медлил уходить.
   - Что? - поинтересовался Келеф. - Да, грубо, но я рискую задохнуться.
   Мальчишка вытащил из кармана ветхую серую тряпицу и с виноватым видом развернул её. Сил'ан посмотрел на чешуйки.
   - Ты сломал калейдоскоп, - заключил он. - Спросишь у Синкопы - он видел, как я его делал. Кость можно взять у местных, только… - Уан умолк, внимательно пригляделся к человеку. - Не вынуждай меня гадать, что у тебя на уме. Я не в настроении.
   - Ты сделал его сам? - изумлённо молвил Хин.
   Келеф тихо рассмеялся.
   - Скоро ты повторишь мой подвиг, - безмятежно откликнулся он. - Я не волшебник и не творю чудес - это и не нужно. Они и так повсюду вокруг. Наверное, ты их не замечаешь. Вчера я нашёл во дворе старое колесо с потрескавшейся ступицей. Как по-твоему, есть в нём что-нибудь удивительное?
   Они искали подходящее место до темноты, а потом дожидались, пока звёзды заблестят над гладью реки. Наконец, незадолго до восхода Лирии, Сил'ан велел мальчишке спуститься вниз и встать шагах в десяти от края обрыва. Хин с трудом мог различить в густой синеве собственные руки. Он спотыкался и падал, но, сам себе удивляясь, лишь улыбался всё шире.
   В ночи зазвучал голос, сильный и нежный, выпевающий сложный, непривычный слуху человека мотив, утончённый и однообразный. По вершине холма вдруг покатилось горящее колесо. Вращающийся огонь устремился к обрыву, сорвался в пропасть. Всё так же кружась, рукотворное солнце полетело над тёмной водой. Миг его падения растянулся для Хина на долгие минуты.
   Ярко вспыхнув, словно в последнем, отчаянном крике, огненный дух погас, проглоченный ночной рекой.

Глава XIV

   Дикие и опасные, хищники крались, сливаясь с сумерками. Их мех и перья отливали тускло-голубым светом, словно необычайно острые клинки из вуца ^[17]. Глаза на макушке - два чёрных пятна в форме капли - видели добычу сквозь каменные колонны, уши настороженно подрагивали. Передние пары глаз, хитро прищуренные, то наливались ртутью, то подёргивались белёсой поволокой.
   Бестии приближались, неумолимые, словно сама судьба. В разинутых клювах за стеклянными нитями слюны нетерпеливо шевелились чёрные языки. У следующей колонны на полу сидела жертва и читала книгу при свете лампы, не подозревая о том, что уже не успеет перевернуть страницу - твари изготовились к решающему прыжку.
   Пророкотала дверь, заскребли когти.
   - Эй! - окликнул флегматичный бас.
   Жертва вскочила на ноги, точно подброшенная:
   - Приехал?
   По свеженатёртому полу торопливо застучали каблуки, удаляясь. Хищники, обиженные и возмущённые, переглянулись, потом серый вздохнул, почесал за ухом сгибом крыла и захлопнул клюв.
   Солнце недавно взошло и пряталось за облаками, утренний холод пробирал до костей. Мальчишка поёжился, потёр руками плечи и пожалел, что не надел вамс - рубашка, старая и тонкая, совсем не грела. Червя нигде не было видно.
   - И не знал, что он такой проворный, - себе под нос пробормотал Хин.
   Во дворе слышались голоса и смех. Юный Одезри добежал до угла, остановился, прижался к остывшим за ночь камням и высунул голову, стараясь остаться незамеченным, а разглядеть как можно больше. Не только стража собралась вокруг кареты из тумана, пришли воины, женщины из деревни и даже дети. "Ну просто праздник, - хмыкнул мальчишка про себя. - Скучно же им жить".
   Он нарочно старался как можно дольше не замечать чёрную фигуру, возвышавшуюся над людьми на добрую треть роста. Хин знал, что увидит всё ту же маску, но его не оставляло тревожное чувство, что существо за ней теперь совсем другое. Люди снова захохотали, и мальчишка вышел из-за угла, медленно зашагал по двору, пытаясь что-нибудь разглядеть за плотно сомкнутыми спинами. В конце концов, он встал позади одной из женщин в тунике, открывавшей грудь. За спиной у неё был привязан годовалый ребёнок, тотчас уставившийся на Хина глупыми, любопытными глазами. Мальчишка поморщился и отодвинулся.
   Он так и не понял, что забавляло людей, столпившихся вокруг кареты. Рабар, мускулистый и сильный, опытный загонщик, опираясь на протянутую руку уана, поднимался с земли, озадаченный и смущённый. Воины довольно перемигивались, Орур широко улыбался.
   - Говорил же - не одолеть! - довольно приговаривал он.
   Из-за кареты выбрался червь, мальчишка заметил, что в скоплении людей Хахманух тоже чувствовал себя неуютно. Робко волоча по земле брюхо, он подошёл ближе к Келефу и, осторожно вытянув лапу, тронул того за край подола. Гребень червя то прижимался к голове, то, вздрагивая, воинственно топорщился.
   - Мне нужно отдохнуть с дороги, - доброжелательно, с едва уловимыми нотками снисхождения, обратился к людям Сил'ан. - И, Орур, я не стану больше говорить на общем - представим, что я не умею.
   Старейшина усмехнулся, потом сотворил жест незначения.
   - Как угодно.
   Келеф погладил червя по голове и поплыл прямо к Хину. Люди торопливо расступились, мальчишка тоже шарахнулся в сторону. Он не был уверен, что уан его узнает.
   Червь встретился взглядом с рыжим упрямцем и, выгнув спину, неловко окликнул правителя на морите.
   - Одезри-сиэ нна.
   - А, - был равнодушный ответ. Маска повернулась к Хину анфас.
   - Онге аведаь, Келеф-уан, - низко опустив голову, проговорил тот.
   Сил'ан негромко рассмеялся.
   - Иль деа альвеомир-тет е-маит ттэ. Нарэньсама. Улелао-тет ша даэебьах. Так, значит, ты теперь говоришь на морите? Ну и ну. Следуй за мной.
   Хин повиновался.
   - Я только учусь, - вежливо ответил он, стараясь не стучать зубами.
   - А чему ещё ты учишься? - всё тем же странным новым тоном спросил Келеф.
   Мальчишка открыл рот, чтобы ответить, но его перебил Хахманух, пришедший в себя, едва толпа людей скрылась за поворотом.
   - Детёныш, да ты ведь замёрз совсем! - громко возмутился червь. - Что за пренебрежение к себе! Не мог теплее одеться? Говорил же я: приедет утром - а то ты не знаешь, как тут жарко в это время! Быстро - беги в крепость, ишь чего удумал. Ты бы ещё голышом вышел!
   Хин зажмурился, чувствуя, как горит кожа на лице.
   - Я не детёныш, - не слишком мужественным, тонким голосом возразил он. - Мне тринадцать лет. Через год я буду взрослым. Да я уже выше старейшины!
   - Рост это, конечно, прямо-таки показатель ума и сознательности, - червь встопорщил гребень. - Ну-ка марш отсюда!
   Мальчишка кашлянул и, вжав голову в плечи, побежал по двору.
   - Вот ведь, - пожаловался Хахманух уану расслабленным тоном, но слишком уж оживлённо. - Нашёлся мне тоже "не детёныш". Всегда молодняк сначала торопится вырасти, а потом не знает, что делать с собой, и мечтает вернуться в детство.
   Келеф молчал, и червь извернулся, заглядывая ему в лицо.
   - Ты играешь, - сказал, наконец, Сил'ан ровным голосом.
   - Ты тоже, - сам себя удивив, откликнулся лятх.
   Уан, наконец, взглянул в его сторону.
   - Да, наверное, - после долгой паузы согласился он. - Это пройдёт.
   Червь хмыкнул с недоверием.
   - Похоже, слухи добрались и сюда, - заключил Келеф.
   - Какие? О том маге - как его?
   - Лье-Кьи.
   - Чудн?е имя, - на этот раз лятх хмыкнул неодобрительно.
   - О, дело, конечно, только в имени, - раздражённо подхватил уан. - Предубеждение тут ни при чём, не так ли?
   - Предубеждение? - червь свил тело в тугую пружину. - Милый мой, не влюбился ли ты? Что тебе застило зрение? Этот человек идёт по головам!
   - Он знает, чего хочет, и он этого добьётся.
   - А я знаю, - Хахманух выскочил вперёд и преградил Сил'ан путь, - что твой круг общения резко изменился. И с изгнанием это не связано - прежние знакомцы не отвернулись от тебя, но ты отвернулся от них. А о твоих новых приятелях я не могу сказать ничего хорошего. Каждый из них способен всадить нож тебе в спину - ты другой, в тебе нет коварства: нет и не будет. Не такова твоя природа!
   - Моя природа? - делано изумился Келеф, усмехнулся, качнул головой. - О да, конечно. Жаль, тебя не было в комнате при первом разговоре с Парва-уаном. Природа, подумать только, - он вдруг рассмеялся.
   Червь настороженно переступил на месте.
   - Я одно хочу сказать, - тихо пробормотал он, - ты выбрал зыбкую дорожку. Понимаю, изображать в Лете борьбу за власть - это фарс, но так нужно. Да и скоро всё закончится. Но зачем тебе понадобилось затевать такие игры в Весне?
   Сил'ан медленно опустил ресницы.
   - Потому что я могу в них играть, Хахманух, - ровно сказал он.
   Червь прижал гребень.
   - Это не повод губить свою жизнь. Ты понимаешь, что туда повернуть - легко, а вот назад вернуться…
   - Я понимаю, - перебил его уан. - Кажется, ты не понимаешь: либо играю я, либо играют мной.
   - Так в Лете…
   - Уж конечно, в Весне всё иначе, - иронично согласился Сил'ан, помолчал, открыл глаза. - Оказалось, что и у меня есть амбиции.
   Червь насупился.
   - Всё равно. В тебе слишком много хорошего, и кто-то погреет на этом руки.
   Келеф ловко обогнул кольчатое тело и поплыл дальше. Лятх поспешил за ним, изо всех сил стараясь говорить убедительно:
   - Подумай: это ли не хуже всякой игры - отказаться от себя? Тебе нужны власть и слава? Как бы не так! Совсем другое - забота, нежность, доверие.
   - О да, - ядовито молвило изящное существо. - Все вокруг только и жаждут окружить меня ими. Нет, Хахманух, лучше балоп в руках, чем воргус ^[18]в небе. По-крайней мере, я верну себе прежнее положение в кёкьё.
   - Как же надежда? - тихо и грустно спросил червь.
   Сил'ан бросил на него изумлённый взгляд, а потом улыбчиво прищурился.
   Каменная плита откатилась в сторону, и наружу вырвались звуки: шлёпанье лап, стук когтей, гул встревоженных голосов. Потом один - человеческий - громко шепнул: "Тшшш", и всё стихло. Келеф озадаченно хмыкнул и медленно поплыл вперёд. Хахманух вышагивал рядом с ним и, похоже, был посвящён в нелепую затею - он быстро забыл о разговоре снаружи и лучился довольством.
   В коридоре у лестницы зачем-то стоял клавесин.
   - Мы э-э, - негромко предупредил червь, - кое-что поменяли в зале. Так, слегка.
   Сил'ан нахмурился под маской, не слишком довольный новостью и небрежным обращением с инструментом.
   - Надеюсь, это значит, что вы оттёрли, наконец, пол, - сообщил он.
   - Хм, не совсем, - признал Хахманух. - Но м-м… этот эффект был достигнут как раз при попытке его очистить.
   - Эффект? - озадачился уан.
   - И, в силу некоторых причин, мы решили его сохранить - на время, - не слушая, продолжил червь.
   - Каких ещё причин?
   Из-за колонны показался Хин.
   - Прошу тебя, встань здесь, - попросил он Келефа. Червь тут же куда-то убежал. - Мы как раз хотим объяснить.
   Сил'ан остановился, он слышал и чувствовал, что в коридоре собрались все обитатели крепости, но они отчего-то прятались. "Мы" - отметил он про себя в речи мальчишки.
   Три чешуйчатых злодея, сияя нежно-голубым, выкатились в ту часть залы, что была хорошо видна в просвет между колоннами. Они скользили по полу, точно по льду, грациозно отталкиваясь длинными задними лапами и помогая хвостами. Миг - и на их месте появились три хорошенькие, взволнованные девушки в коротких туниках. Пушистые твари выбрались из-за колонны и облепили виолончель, один из червей обвился вокруг арфы, оперся на хвост и приготовил все четыре лапы. Мальчишка сел за клавесин. Хахманух взял скрипку, ещё один его сородич - альт.
   Келеф взволнованно приоткрыл губы, но не смог найти слов. Синкопа постучал палочкой по камню.
   - Ну, - весело провозгласил он, - добро пожаловать!
   И, едва зазвучала музыка ^[19], девушки одна за другой помчались над блестящей гладью пола.
   На следующий день в окно комнаты, где хранились инструменты, просунулась длинная морда одного из драконикусов.
   - Эй, - тихо окликнул он мальчишку.
   Тот оборвал этюд и повернулся к окну.
   Вдобавок к первой там показалась ещё одна любопытная голова.
   - Нас послал Синкопа, - хихикнула она. - Просил передать тебе…
   Третья морда, втиснувшаяся между двумя другими весьма некстати прервала рассказ. Все трое задёргались и завозились, кое-как освободили место, чтобы хоть один из них мог открыть пасть.
   - Мечтатель сегодня проверит твои успехи! - провозгласил избранный, и драконикусы, злорадно расхохотавшись, моргнули тремя парами глаз.
   Хин вздохнул и поднялся с места.
   - Застряли? - полюбопытствовал он.
   Братцы попытались переглянуться.
   - Да, - объявил один из них, а двое молчавших дружно закатили глаза.
   Хин широко ухмыльнулся и скрестил руки на груди, приподнял ногу - так чтобы чешуйчатые злодеи могли её видеть - задумчиво осмотрел крепкий каблук, хмыкнул и уточнил:
   - Так кто из вас больше всего рад за меня?
   В этот раз моргнули две пары глаз.
   - Знаешь, - в один голос умильно забормотали оба хитрых брата, - да нет, мы это, как его…
   Они просительно уставились на Хина.