Страница:
- И вправду: как его? - словно и не замечая их взглядов, поинтересовался тот.
- Кого? - озадачился Бекар.
Братья попытались уничтожить его взглядом. Хин серьёзно качнул головой.
- Вот и мне любопытно.
- Это когда не злорадствуют, а напротив, - нашёлся с объяснением один из злодеев.
- Есть такое слово, - убедительно заверил другой.
- Со… - выговорил мальчишка и взмахнул рукой, предлагая продолжить.
- Собрание? - радостно воскликнул средний брат, тут же пискнул и покраснел - двое других чувствительно лягнули его.
- Сосредоточение? - подумав, предположил один из хитрецов.
- Содействие? - выпалил другой. - Нет? Соблазнение? Содрогание? Сокрушение? Соответствие? Состязание? Сопротивление? Собирать на голову горящие уголья?
- Соблазн велик - и совесть молчит?
- Совать нос? Со всеми потрохами? Солжёт не дорого возьмёт?
- Сон в руку? Сорвать на ком-нибудь сердце? Софизм?
- Боги мои, - вздохнул мальчишка. - Даже я уже знаю эти слова на вашем языке: сопереживать, сочувствовать, сожалеть, сострадать.
Драконикусы переглянулись:
- А, точно! Именно это и вертелось на языке.
- Почему же тогда вы не угадали? - поинтересовался Бекар и тут же взвыл.
- Ну так? - деловито спросили злодеи, уставившись на человека. - Поможешь нам выбраться? Спины напекает.
- А вы объясните клубкам, что я не дичь? - строго прищурился Хин.
- Объясним?! - братья изумлённо скосили глаза друг на друга. - Ты что! Не будь жестоким самовлюблённым эгоистом: нельзя лишать их смысла жизни!
Мальчишка топнул ногой:
- А если они однажды меня сожрут?
- Нам будет очень… - парочка задумалась. - Как его…
Хин вздохнул:
- Тогда болтайтесь до вечера. Я занят, - он повернулся к инструменту.
- Хорошо-хорошо, постой! - наперебой заголосили злодеи.
Юный Одезри оглянулся, не скрывая довольной улыбки:
- Итак?
Братья тяжело вздохнули и трагическими голосами, словно переступая через себя, изрекли:
- Можешь пнуть Бекара, - повисла пауза. Хитрая парочка умильно оскалилась и объяснила: - Он вылетит, и мы освободимся. Только ты не жалей, размахнись как следует. А мы уж позаботимся о том, чтобы он тебе не отомстил. Ну как: хороша сделка?
Мальчишка тихо зарычал:
- Упрямцы!
- Хе-хе, - откликнулись братья.
- Нет, не хороша, - разочаровал их Хин и плюхнулся на подставку перед клавесином.
Злодеи озадаченно насупились, но вскоре просияли:
- Последнее предложение: можешь пнуть его дважды!
Келеф медленно вплыл в комнату. Синкопа вбежал следом за ним и направился было к клавесину, но уан предупреждающе взмахнул рукой.
- Хочешь присутствовать - устраивайся здесь, - изящная ладонь указала на потолок над дверью.
Паук не стал спорить и вернулся обратно. В коридоре притаились пушистые твари, у порога сели три червя. Сил'ан окинул взглядом несчастные морды драконикусов, торчавшие из окна, и подытожил:
- Все в сборе. Ты, - он обернулся к Хину и велел, - за инструмент.
Мальчишка уже шагнул к клавесину, но остановился:
- За который? - уточнил он.
- Правильно идёшь, - заверил его Келеф.
Хин привычно уселся на подставку.
- Итак, - проговорил Сил'ан, проплывая мимо, - с тобой занимались Синкопа и Хахманух. Музыкальной грамотой, аккомпанементом, сольфеджио - пока, что касается музыки, больше ничем?
- Нет, только этим, - вежливо согласился мальчишка.
Хахманух расправил гребень и глянул на паука. Тот и сам казался довольным.
Келеф проплыл обратно.
- Каждый день час на три дисциплины, час на отработку техники и ещё час или два на разучивание произведений?
- Всё, как ты требовал, - подтвердил мальчишка.
Уан остановился в шаге от него:
- Порядок диезов.
- Фа-до-соль-ре-ля-ми-си, - улыбнулся Хин.
- Бемолей.
- В точности наоборот. Рассказывать?
- Три бемоля. Тональности?
- Ми бемоль мажор, до минор.
- В любой из них квартсекстаккорд доминанты с разрешением в шестую ступень, - велел Келеф.
Синкопа поджал лапы, Хахманух нервно переступил на месте и прижал брюхо к полу. Мальчишка, не задумываясь, сыграл оба аккорда в малой октаве.
- Четыре диеза, - продожил уан.
- Фа-до-… - мальчишка неожиданно рассмеялся. - А! Ми мажор, до диез минор.
- Трезвучия главных ступеней… Хорошо. Назови все обращения доминантсептаккорда.
- Терцкварт-, квинтсекст- и секундаккорды.
- Спой их в ля-диез мажоре. С разрешениями.
Хин впервые посерьёзнел, кашлянул.
- У него голос ломается, - осторожно вступился Синкопа. - Прозвучит ужасно.
- Если я сказал: "пой", то пусть поёт, - ответил Келеф.
Мальчишка вздохнул и подчинился.
- Нарэньсама, - выдохнул Сил'ан после первого же "соль диез-ля диез-до дубль диез-ми диез", - нет, я передумал. Можешь сыграть.
Хин потупился, прозвучали шесть аккордов, объединённых легато по два.
- От ре бемоль - тритоны, - распорядился уан. - От си диез малая септима. Фа бемоль - децима. В любой тональности построй уменьшённый и малый вводный с разрешениями. Хорошо. Гаммы с расходящимися, фа минор: натуральная, гармоническая и мелодическая. Потом две в параллельной тональности.
Мальчишка не сбился ни разу, но после каждой гаммы тщательно вытирал руки платком.
- Не надо волноваться, - усмехнувшись, подбодрил его Келеф. - В любом случае, я уже доволен.
Синкопа с облегчением повис на паутине, а черви довольно потёрлись друг о друга. Хин наклонил голову и счастливо улыбнулся. Сил'ан провёл по крышке клавесина ладонью:
- В пределах одной октавы покажи мне пентатонику, затем натуральный звукоряд, хроматический, дорийский минор, миксолидийский, снова дорийский и натуральный. Закончим диктантом, и, если справишься, можешь по праву гордиться собой: я позволю тебе учиться обращению с копьём у Орура.
- У старейшины? - мальчишка нахмурился. - Он обо мне не лучшего мнения.
- Обсудим позже, - прервал его Келеф. - В крепости мне уже надоело, и есть позволение Каогре-уана осмотреть его владение. Поедешь со мной, наследник?
Хин хмыкнул, пытаясь понять, что кроется за сдержанным, но неискренним тоном правителя и новым обращением.
- Поеду, - сказал он прямо. - Почему нет?
Сил'ан равнодушно прищурился:
- Тогда играй, и смотри не разочаруй меня.
Келеф объезжал селения стороной, а на четвёртый день путешествия и вовсе приказал охране не следовать за ним и расположиться на отдых. Воины не посмели перечить, спешились и стали рассёдлывать ящеров. Сил'ан развернул своего динозавра туда, где простирались необжитые земли. Хин поравнялся с ним. Уан только взглянул в его сторону, но ничего не сказал.
В небе, чистом и безоблачном, медленно занимался рассвет. Мальчишка плотнее закутался в меховую шкуру. Чужие владения отличались от родных краёв только изредка встречавшимися нагромождениями камней и торчавшими из земли красными скалами, которые поначалу удивили воинов, но вскоре всем наскучили. К виду сухой саванны юный Одезри давно привык и оглядывался лишь потому, что пытался понять, куда и зачем собрался уан. Едва охрана осталась за горизонтом, Келеф перевёл ящера на шаг, словно и вовсе не торопился, и это окончательно сбило Хина с толку.
- Куда мы направляемся? - спросил он.
Сил'ан подъехал ближе.
- Я наблюдал за тобой и людьми, - заговорил он напевно. - Ваши глаза не видят того, что мои - тебе следовало остаться с воинами.
- Воины считают меня неженкой и слабаком, - ответил Хин, - оставаться с ними радости мало.
Уан посмотрел на него:
- Это из-за музыки?
Хин сотворил жест незначения:
- Орур дважды пытался меня вразумить - дескать, что я за мужчина, если не знаю, какой стороной держать дубинку. Образно выражаясь.
- И ты дважды ему отказал?
- Просто я больше доверяю тебе.
Правитель склонил голову набок и, казалось, пытался прочесть мысли человека.
- Я и секунды не думал о том, как будет лучше для тебя, - признался Келеф, наконец. - Руки воина обретают силу, но его кисть, ладонь, пальцы - грубеют, делаются негибкими и неспособными к закруглённому исполнению пассажей. Вот единственная причина моего запрета.
Мальчишка улыбнулся:
- Да я знаю. Злодеи подбросили мне твоё письмо к Синкопе и Хахмануху, думали, я буду очень страдать.
- Сказать честно, меня удивляет твоё спокойствие.
Хин улыбнулся шире:
- Просто ты смотришь на это со своей стороны, - объяснил он. - Хорошим воином я, может быть, и стал бы, но не лучшим - нет таланта. И потом, как бы хорош я ни был, если Орур и остальные пожелают от меня избавиться - они найдут способ. Учиться обращению с той же дубинкой для меня всё равно, что тешить себя иллюзией защиты - воду не удержать в ладонях. После того, как ты передашь мне власть, я проживу недолго, потому что как правитель я ничего не умею, но, по крайней мере, я не растрачу время зря. Только когда я слышу, как всё более сложные и прекрасные лунные мелодии рождаются от прикосновений моих пальцев, я счастлив.
Сил'ан пристально уставился на человека.
- Сколько тебе лет? - спросил он серьёзно.
- Я уже говорил: тринадцать.
Келеф опустил ресницы:
- Вот чему я верю меньше всего.
Некоторое время оба ехали в молчании, потом мальчишка вдруг оживился и с любопытством спросил:
- А что ты видишь, чего не видим мы?
- Мгновения, которые хотел бы остановить.
Юный Одезри недоверчиво хмыкнул. Сил'ан встретился с ним глазами и указал рукой направо:
- Вот, например, эта скала. Освещение изменится - небеса не повторяют себя. Посмотри, и увидишь живую картину; такой же в точности не будет больше никогда, - он выдержал паузу и посоветовал. - Взгляни на небо.
Молочно-белое в высоте, оно переходило в нежный и тёплый жёлтый свет у горизонта. Тёмная, почти чёрная, скала, всё ещё укрытая ночной мглой, прорез?ла золотистую дымку над саванной. Шершавый каменный бок горел рыжим.
Мальчишка только теперь заметил, что песок кончился и навстречу восходящему Солнцу стелется по земле сухая трава, а к вечному запаху пыли примешивается горьковатый аромат.
Динозавры шагали неторопливо и размеренно. Каждый раз как их массивные лапы ударяли в землю, облачка пыли взмывали вверх и окутывали начищенную, толстую зелёную шкуру, силясь дотянуться до ног всадников.
Солнце поднялось высоко, но Хин не чувствовал скуки. Красные скалы оказались непохожи друг на друга. Иные из них образовывали столь удивительные формы, что казались мальчишке домами неведомых духов.
- Музыка, застывшая в камне - так описали их весены, - согласился Келеф.
- А ты о чём думаешь, глядя на них?
Сил'ан улыбчиво прищурился, на сей раз искренне. Глаза его потускнели, выдавая задумчивость. Он повернулся лицом к скалам и заговорил неторопливо, словно диктовал послание.
- Принято считать, что жизнь развивается путём усложнения форм: например, от балопа к динозавру. Вместе с тем… - он запнулся, посмотрел на мальчишку. - Хахманух уже начал учить тебя математике?
- Да, - удивлённо согласился Хин. - Дроби, задачи на проценты, уравнения с одним неизвестным.
Правитель поджал губы, вздохнул и сказал:
- Забудь. Попробую объяснить на словах. Однажды, было это очень давно, дети Океана и Лун задумались о том, как и для чего мы были созданы, каким образом устроен мир вокруг, насколько мы способны его изменить. С тех пор нам досталось в наследство множество догадок, оформленных в виде гипотез, теорий или даже доктрин. С некоторыми из этих ответов на древние вопросы принято соглашаться - это не значит, что они верны, даже не значит, что они больше всего похожи на правду. Очень часто они остаются в ходу потому, что к ним привыкли, и на них опираются сонмы применяемых на практике следствий. Все новые идеи в любом случае обречены на недоверие или забвение.
Кроме догадок предков есть ещё одно великое наследство: наблюдения за жизнью мира, ничего не знающего о наших теориях. Если бы между тем, что мы способны предсказать и объяснить, и тем, что происходит на самом деле, не было никаких противоречий, это означало бы, что мы постигли суть. Но противоречия есть, и в каждой новой теории, приходящей на смену прежней - потопленной их грузом -, они тоже будут найдены.
Мальчишка слушал как заворожённый.
- Вернёмся к моим словам о развитии жизни, - продолжил уан. - Принято считать, что движение по пути усложнения продолжается. Но, к примеру, те же люди производят потомство, не заботясь о его качестве - они не стремятся отыскать партнёра, который укрепил бы сильные линии [20]и предоставил хороший материал там, где линии повреждены, вырождены или ослаблены. Более того, молодняку не создают подходящую среду для развития.
Исконные животные Йёлькхора и те, что выведены Богами для человека, ведут себя так же. Странно при этом то, что их развитие подтверждает существующую теорию: формы усложняются и становятся всё более изощрёнными.
Мы увидели скалы на второй день пути по земле Каогре-уана. Ты заметил, что те из них, которые встречались нам в следующие два дня, сильно отличались от этих? - он взмахнул рукой, точно крылом. - Похоже, нет. Они тоже были красными, но застывшей в камне музыкой их не назвал бы никто - они сложены из песчаника, который легко выветривается, и громада тает, не образуя затейливых форм.
Если же скалы сложены из гранита, - лёгкое движение кисти, - сам видишь, какие возникают чудеса. Но ведь и они тоже обратятся в песок однажды.
До сих пор я пересказывал чужие мысли и сомнения. Мы считаем, что постоянное усложнение и развитие - свойство живого, ищем закономерности, чтобы объяснить столь удивительное движение против естественного для неживой материи порядка.
Я подумал, глядя на эти скалы, что, может быть, мы ошибаемся. Что если, как и в случае с гранитом, усложнение - лишь промежуточная стадия? Начальная точка нашего развития - бесчисленное множество линий, но уже сейчас многие из них потеряны невозвратно с гибелью последних носителей; многие мы называем редкими, и однажды их тоже не станет. Пока возникает больше нового, чем теряется старого, однако вновь появившиеся комбинации становятся всё слабее и, зачастую, отличаются друг от друга одним элементом. Всё это напоминает бурный рост побегов, которому не устаёт радоваться садовник, в то время как корень гниёт.
Келеф вдруг тихо рассмеялся:
- Сложные рассуждения. Быть может, они даже нелепы там, где - опять же, возможно, - стоит видеть лишь красоту, - он сделал паузу и весёлым тоном предложил. - Давай наперегонки - вон до той скалы?
- Я проиграю, - вздохнул Хин.
- Ты проиграешь, - чарующим голосом заверило изящное существо. - На счёт четыре!
К вечеру трава стала гуще, красные скалы пропали, зато вдалеке показались горные хребты. Холмы, подражавшие им, удивляли чёткими треугольными формами.
- Может, это какие-нибудь постройки? - вполголоса спросил Хин.
Келеф посмотрел туда, куда указывал мальчишка.
- Сохраним загадку, - предложил он.
Облака, воздушные, огромные - в половину небосвода - медленно плыли навстречу обоим всадникам. Ближние красовались белизной. Через жёлтый и серый она переходила в тёмную синеву у нижнего края, прятавшегося за горами. Вдали, обгоняя белое облако, тянулись по небу рваные серо-филетовые края мохнатой тучи.
Темнота будто сгущалась вокруг горы, светло-бежевой, а кое-где белёсой, похожей по цвету на человеческую кожу. Тёмная сухая зелень трав поднималась по склонам, но не достигала вершины - кто-то словно нарисовал летящую, почти ровную линию, разделившую гору на две половины. Верхняя напоминала профиль огромной женщины, прилегшей отдохнуть: был виден один глаз, закрытый, широкий нос во всё лицо, но дальше сходство терялось.
- Пока тебя не было, к нам снова приезжали близнецы, - заговорил Хин. - Лодак фехтует - придворные Онни сейчас покупают дорогое иноземное оружие, так что владеть им считается хорошим тоном. Мать сказала, что я тоже должен что-нибудь показать, и я спел несложное ариозо. Тогда мой голос звучал чисто, я мог исполнять альтовые партии. Ларан всегда стремится высмеять меня, и он ответил мне незатейливой быстрой песенкой из тех, которые воины порою с умыслом поют женщинам. Его похвалили, а мне сказали, утешая, что я тоже был неплох, только бы чуть живее, легче, выразительней.
- Неудивительно, - улыбчиво прищурился Келеф. - Люди хвалят то, что понимают, когда им не велит иного мода.
Мальчишка улыбнулся в ответ:
- Хахманух сказал почти то же. Я был огорчён, а он ещё и обругал меня. Накинулся, кричит: и не пытайся кого-то впечатлить! Ты для того ли часами отсиживаешь то место, что пониже спины? Потом, когда разобрался в чём дело, успокоился и сказал сурово: "Твою игру и пение оценит только тот, кто разбирается в искусстве. Для остальных же что "мурка" [21], что симфония, последняя, пожалуй, и скучнее".
На закате Солнце растеклось золотом у земли, окрасило облака в фиолетовый, алый, чёрный, словно неведомый художник сотнями густых мазков гуаши нарисовал над пустой саванной тревожное небо.
Хин опустил спинку седла, закрепил ремнями шкуру и лёг, устроив голову на шее динозавра. Он долго смотрел в холодное небо, не думая ни о чём, и не заметил, как уснул.
Его разбудила неожиданная остановка. Светало, пар вырывался изо рта, веяло лёгкой свежестью воды. Ёжась, мальчишка выбрался из под тёплой шкуры, спрыгнул на землю и осмотрелся.
- Кольцо рек? - изумлённо спросил он.
Над неподвижной серой водой поднимался слабый туман. Синие горы на дальнем берегу отражались в речной глади, словно в зеркале.
- Я хочу подняться туда, - Келеф выглянул из-за динозавра. Волосы правителя, заплетённые в тугую косу, скрывались под одеждой. - Побродить по краю мира. В Весне мне никогда не позволят этого сделать.
- Опасно? - задумчиво поинтересовался Хин, глядя на холодную воду.
- Суеверие, - отозвался Сил'ан, проверяя последнее из креплений седла.
- Но как мы перейдём реку? - удивился мальчишка.
Уан погладил динозавра по шее:
- Ящеры пойдут по дну. Я поеду на своём, а ты - вплавь.
- Переплыву реку? - юный Одезри округлил глаза. - Она же ледяная!
- Упрячь шкуру в плотный мешок. На том берегу она тебе пригодится, сухая, - невозмутимо продолжил Сил'ан. - И не пугайся: какое-то время я буду спать, но Солнце и тепло ящера [22]скоро меня отогреют.
- Может быть, подождём дня? - предложил Хин.
Келеф сел в седло, закрепил ремень вокруг талии.
- Можешь ждать, - разрешил он. - Я не стану торопиться, так что ты скоро меня догонишь.
Динозавр побрёл по воде, постепенно погружаясь всё глубже. Наконец, безмолвие цвета утреннего неба с лёгким всплеском сомкнулось над его головой. Хин убрал шкуру, по примеру уана проверил седло, снял набедренную повязку и велел ящеру идти вперёд. Остановившись у кромки воды, мальчишка вдохнул грудью стылый воздух и шагнул вперёд. Дрожь пробежала по телу, Хин постарался забыть о ней. Сквозь чистую воду он видел, как ящеры один за другим ступают по дну, точно в диковинном сне: бесшумно, медленно и плавно.
Далёкие горы окрасились розовым светом зари, их покрывали сотни чёрных точек. На берегу обнюхивали землю и жевали траву незнакомые мальчишке животные. Некоторые из них повернули к реке крупные головы с округлыми ушами, другие не стали прерывать трапезу ради случайных гостей. Солнечный свет медленно стекал по склонам в долину, к редким, дрожащим деревьям и упрямо торчащим из земли чёрным ветвям кустов. Хин выбрался на берег, подбежал к динозавру, с трудом развязал мешок закоченевшими пальцами, закутался в шкуру и опустился на землю, часто дрожа. Одно из животных - самое молодое и любопытное - осторожно подошло ближе, понюхало лицо мальчишки, обдавая его тёплым дыханием и тычась колючими усами, фыркнуло и пошло прочь.
Почувствовав, что вновь начал засыпать, рыжий упрямец поднялся на ноги и побежал по траве, держась вровень с грузно ступавшими ящерами. Изредка он поглядывал на белое лицо уана - тот бессильно свесился на бок, от падения его удерживал лишь натянувшийся ремень. Велев динозавру остановиться, мальчишка опустил подножку, и попытался уложить Сил'ан удобнее, но не смог и на дайр [23]сдвинуть тело, холодное, нечеловечески тяжёлое.
Первыми пошевелились руки, потом дрогнули ресницы. Келеф сонно вздохнул. Мальчишка дёрнул его за рукав:
- Смотри, а то пропустишь!
- Вот ещё, - снова закрыв глаза, усмехнулся уан и прижался к шее ящера.
- Я переплыл реку, - не удержавшись, похвастался Хин.
- Я догадался, - лениво откликнулся Сил'ан и затих.
Мальчишка снова посмотрел на жёлто-коричневые горы, припорошённые снегом, белым в лучах Солнца и синеватым в густой тени.
- А почему ты решил больше не говорить на общем? - спросил он.
Правитель вздохнул, на сей раз раздражённо.
- Много воды утекло с тех пор, как одна из двух древнейших рас совершила ошибку, изменившую жизнь всех прочих народов. Вздрогнули даже Боги, и, не желая повторения, они запретили исполнение той музыки, последствия которой оказались столь разрушительны. И, чтобы другие народы следовали иным путём, они ввели новую гамму и науку песнопений, приветствующих ясный день и облачное небо, утреннюю и вечернюю зарю, движение звёзд и полуденный жар Солнца. Я верю в их мудрость, и вижу, как сильно изменился, пренебрегая ей только для того, чтобы легче преодолеть недоверие людей. Доволен?
- Да.
- А теперь молчи и не мешай удовольствию.
Третий день застал всадников на высоте шести сотен айрер. Оба спешились и шли рядом между ящерами, спиной к восходящему Солнцу. Снежные вершины горели в сумерках зловещим алым огнём.
- Народ столовой? - рассмеялся Сил'ан. - Уверен, такое название им польстит.
- Им? - обрадованно переспросил Хин. - Ты тоже их замечал?
- В столовую меня не приглашали, но у каждого дома есть память. Быть может, ты видел, как пробегают по стенам воспоминания, оживлённые огоньком свечи.
- Или это потомки тех, кому когда-то поклонялись в храме, - предположил мальчишка.
- Каком храме?
- Я говорю о второй половине крепости. Летни считают её храмом древних Богов, а тебя - последним из них прежних или первым из вернувшихся.
Келеф улыбчиво прищурился:
- Летни нарекают Богом всякого правителя, которому благоволит Дэсмэр.
- Да нет же, - упрямо повторил Хин. - Есть чёрные статуи!
- Знаю, - согласился уан. - Я их видел.
- Они похожи на тебя.
- Я не заметил сходства.
- На взгляд человека - очень похожи, - настойчиво повторил мальчишка.
Сил'ан озадаченно хмыкнул.
Днём путь преградила неширокая горная река. Быстрое течение несло песок и гальку, перекатывало камни и осколки, размером с кулак, и разбивалось искрящимися брызгами о валуны. Динозавры, слегка качаясь и приседая на напряжённых лапах, перешли реку вброд. Келеф запрыгнул на скользкий камень и поманил мальчишку. Хин вздохнул, вручил Сил'ан шкуру и осторожно полез следом. Уан порхал по валунам без труда, а мальчишка, потеряв равновесие, упал в воду, больно ударился спиной, ободрал локти и едва не захлебнулся. Кое-как, он выбрался на берег. Келеф молча протянул ему шкуру.
- Я думал, ты мне поможешь, - заметил Хин, отплёвываясь и проверяя, целы ли зубы.
- Ты сам сказал, что уже взрослый, - парировал Сил'ан. - Я не рискну касаться твоей кожи - мои перчатки недостаточно плотные.
- А в чём риск? - полюбопытствовал мальчишка, отжимая волосы.
- Жителям Лета незачем это знать.
- Значит, лучше бы я утонул?
- Ты не утонул.
На четвёртый день лента реки казалась не толще пальца, а саванна была видна как на ладони. Хин узнавал места, по которым они ехали, и то и дело окликал Келефа. Тот со снисходительной улыбкой выслушивал восторги человека, но потом и сам указал на скалистую гряду у горизонта.
- Там я рассказывал о жизни три дня назад.
Хин сощурился, пытаясь рассмотреть очертания каменных исполинов в тусклом сером свете.
- Наверное, ты прав, - признал он. - Я так далеко не вижу, - он вытянул руку и добавил. - Мы столько ехали, шли, а путь, который казался необъятным, можно закрыть вот так.
Деревья остались внизу, на такой высоте не росло уже ничего, кроме зелёного мха. Крупные глыбы гранита лежали на щебне. Хин поднял несколько камней и убрал в мешок, чтобы рассмотреть при свете дня.
Небо казалось ровным и плоским, хмурый винный цвет в высоте разрывала сияющая белизна - там, где Солнце пыталось пробиться сквозь облака. Те наливались тускло-багровым, исчезали в синеватой дымке, окутывавшей горы, и настолько чётким был переход, словно каменные хребты тонули в воде океана.
Келеф принюхался и сказал:
- Будет гроза. Завтра повернём обратно.
Он оказался прав. С самого утра по небу стремительно мчались недобрые огромные тучи, наливавшиеся чернотой. Они разбухали, сливались, застилали солнце надутыми боками, и день всё больше походил на ночь. Хин никогда не видел подобного и начал волноваться.
- Что такое "гроза"? - спросил он.
- Если говорить просто, - весело откликнулся уан, - с небес на землю низвергнутся вода и огонь.
Мальчишка недоверчиво взглянул на изящное существо.
- И чему тут радоваться? - осторожно уточнил он.
- Тебе - ничему, - подумав, заметил Келеф. - Нужно найти укрытие.
К полудню тревога, которую испытывал человек, обратилась в панический ужас. Хин жался к динозаврам, а те и сами дрожали, пытались забиться всё глубже в небольшую пещерку. Ветер, обезумев, набрасывался на ящеров, силился сорвать сёдла с их спин, выпотрошить мешки; сотней цепких рук хватал мальчишку и тянул наружу изо всех сил.
- Кого? - озадачился Бекар.
Братья попытались уничтожить его взглядом. Хин серьёзно качнул головой.
- Вот и мне любопытно.
- Это когда не злорадствуют, а напротив, - нашёлся с объяснением один из злодеев.
- Есть такое слово, - убедительно заверил другой.
- Со… - выговорил мальчишка и взмахнул рукой, предлагая продолжить.
- Собрание? - радостно воскликнул средний брат, тут же пискнул и покраснел - двое других чувствительно лягнули его.
- Сосредоточение? - подумав, предположил один из хитрецов.
- Содействие? - выпалил другой. - Нет? Соблазнение? Содрогание? Сокрушение? Соответствие? Состязание? Сопротивление? Собирать на голову горящие уголья?
- Соблазн велик - и совесть молчит?
- Совать нос? Со всеми потрохами? Солжёт не дорого возьмёт?
- Сон в руку? Сорвать на ком-нибудь сердце? Софизм?
- Боги мои, - вздохнул мальчишка. - Даже я уже знаю эти слова на вашем языке: сопереживать, сочувствовать, сожалеть, сострадать.
Драконикусы переглянулись:
- А, точно! Именно это и вертелось на языке.
- Почему же тогда вы не угадали? - поинтересовался Бекар и тут же взвыл.
- Ну так? - деловито спросили злодеи, уставившись на человека. - Поможешь нам выбраться? Спины напекает.
- А вы объясните клубкам, что я не дичь? - строго прищурился Хин.
- Объясним?! - братья изумлённо скосили глаза друг на друга. - Ты что! Не будь жестоким самовлюблённым эгоистом: нельзя лишать их смысла жизни!
Мальчишка топнул ногой:
- А если они однажды меня сожрут?
- Нам будет очень… - парочка задумалась. - Как его…
Хин вздохнул:
- Тогда болтайтесь до вечера. Я занят, - он повернулся к инструменту.
- Хорошо-хорошо, постой! - наперебой заголосили злодеи.
Юный Одезри оглянулся, не скрывая довольной улыбки:
- Итак?
Братья тяжело вздохнули и трагическими голосами, словно переступая через себя, изрекли:
- Можешь пнуть Бекара, - повисла пауза. Хитрая парочка умильно оскалилась и объяснила: - Он вылетит, и мы освободимся. Только ты не жалей, размахнись как следует. А мы уж позаботимся о том, чтобы он тебе не отомстил. Ну как: хороша сделка?
Мальчишка тихо зарычал:
- Упрямцы!
- Хе-хе, - откликнулись братья.
- Нет, не хороша, - разочаровал их Хин и плюхнулся на подставку перед клавесином.
Злодеи озадаченно насупились, но вскоре просияли:
- Последнее предложение: можешь пнуть его дважды!
Келеф медленно вплыл в комнату. Синкопа вбежал следом за ним и направился было к клавесину, но уан предупреждающе взмахнул рукой.
- Хочешь присутствовать - устраивайся здесь, - изящная ладонь указала на потолок над дверью.
Паук не стал спорить и вернулся обратно. В коридоре притаились пушистые твари, у порога сели три червя. Сил'ан окинул взглядом несчастные морды драконикусов, торчавшие из окна, и подытожил:
- Все в сборе. Ты, - он обернулся к Хину и велел, - за инструмент.
Мальчишка уже шагнул к клавесину, но остановился:
- За который? - уточнил он.
- Правильно идёшь, - заверил его Келеф.
Хин привычно уселся на подставку.
- Итак, - проговорил Сил'ан, проплывая мимо, - с тобой занимались Синкопа и Хахманух. Музыкальной грамотой, аккомпанементом, сольфеджио - пока, что касается музыки, больше ничем?
- Нет, только этим, - вежливо согласился мальчишка.
Хахманух расправил гребень и глянул на паука. Тот и сам казался довольным.
Келеф проплыл обратно.
- Каждый день час на три дисциплины, час на отработку техники и ещё час или два на разучивание произведений?
- Всё, как ты требовал, - подтвердил мальчишка.
Уан остановился в шаге от него:
- Порядок диезов.
- Фа-до-соль-ре-ля-ми-си, - улыбнулся Хин.
- Бемолей.
- В точности наоборот. Рассказывать?
- Три бемоля. Тональности?
- Ми бемоль мажор, до минор.
- В любой из них квартсекстаккорд доминанты с разрешением в шестую ступень, - велел Келеф.
Синкопа поджал лапы, Хахманух нервно переступил на месте и прижал брюхо к полу. Мальчишка, не задумываясь, сыграл оба аккорда в малой октаве.
- Четыре диеза, - продожил уан.
- Фа-до-… - мальчишка неожиданно рассмеялся. - А! Ми мажор, до диез минор.
- Трезвучия главных ступеней… Хорошо. Назови все обращения доминантсептаккорда.
- Терцкварт-, квинтсекст- и секундаккорды.
- Спой их в ля-диез мажоре. С разрешениями.
Хин впервые посерьёзнел, кашлянул.
- У него голос ломается, - осторожно вступился Синкопа. - Прозвучит ужасно.
- Если я сказал: "пой", то пусть поёт, - ответил Келеф.
Мальчишка вздохнул и подчинился.
- Нарэньсама, - выдохнул Сил'ан после первого же "соль диез-ля диез-до дубль диез-ми диез", - нет, я передумал. Можешь сыграть.
Хин потупился, прозвучали шесть аккордов, объединённых легато по два.
- От ре бемоль - тритоны, - распорядился уан. - От си диез малая септима. Фа бемоль - децима. В любой тональности построй уменьшённый и малый вводный с разрешениями. Хорошо. Гаммы с расходящимися, фа минор: натуральная, гармоническая и мелодическая. Потом две в параллельной тональности.
Мальчишка не сбился ни разу, но после каждой гаммы тщательно вытирал руки платком.
- Не надо волноваться, - усмехнувшись, подбодрил его Келеф. - В любом случае, я уже доволен.
Синкопа с облегчением повис на паутине, а черви довольно потёрлись друг о друга. Хин наклонил голову и счастливо улыбнулся. Сил'ан провёл по крышке клавесина ладонью:
- В пределах одной октавы покажи мне пентатонику, затем натуральный звукоряд, хроматический, дорийский минор, миксолидийский, снова дорийский и натуральный. Закончим диктантом, и, если справишься, можешь по праву гордиться собой: я позволю тебе учиться обращению с копьём у Орура.
- У старейшины? - мальчишка нахмурился. - Он обо мне не лучшего мнения.
- Обсудим позже, - прервал его Келеф. - В крепости мне уже надоело, и есть позволение Каогре-уана осмотреть его владение. Поедешь со мной, наследник?
Хин хмыкнул, пытаясь понять, что кроется за сдержанным, но неискренним тоном правителя и новым обращением.
- Поеду, - сказал он прямо. - Почему нет?
Сил'ан равнодушно прищурился:
- Тогда играй, и смотри не разочаруй меня.
Келеф объезжал селения стороной, а на четвёртый день путешествия и вовсе приказал охране не следовать за ним и расположиться на отдых. Воины не посмели перечить, спешились и стали рассёдлывать ящеров. Сил'ан развернул своего динозавра туда, где простирались необжитые земли. Хин поравнялся с ним. Уан только взглянул в его сторону, но ничего не сказал.
В небе, чистом и безоблачном, медленно занимался рассвет. Мальчишка плотнее закутался в меховую шкуру. Чужие владения отличались от родных краёв только изредка встречавшимися нагромождениями камней и торчавшими из земли красными скалами, которые поначалу удивили воинов, но вскоре всем наскучили. К виду сухой саванны юный Одезри давно привык и оглядывался лишь потому, что пытался понять, куда и зачем собрался уан. Едва охрана осталась за горизонтом, Келеф перевёл ящера на шаг, словно и вовсе не торопился, и это окончательно сбило Хина с толку.
- Куда мы направляемся? - спросил он.
Сил'ан подъехал ближе.
- Я наблюдал за тобой и людьми, - заговорил он напевно. - Ваши глаза не видят того, что мои - тебе следовало остаться с воинами.
- Воины считают меня неженкой и слабаком, - ответил Хин, - оставаться с ними радости мало.
Уан посмотрел на него:
- Это из-за музыки?
Хин сотворил жест незначения:
- Орур дважды пытался меня вразумить - дескать, что я за мужчина, если не знаю, какой стороной держать дубинку. Образно выражаясь.
- И ты дважды ему отказал?
- Просто я больше доверяю тебе.
Правитель склонил голову набок и, казалось, пытался прочесть мысли человека.
- Я и секунды не думал о том, как будет лучше для тебя, - признался Келеф, наконец. - Руки воина обретают силу, но его кисть, ладонь, пальцы - грубеют, делаются негибкими и неспособными к закруглённому исполнению пассажей. Вот единственная причина моего запрета.
Мальчишка улыбнулся:
- Да я знаю. Злодеи подбросили мне твоё письмо к Синкопе и Хахмануху, думали, я буду очень страдать.
- Сказать честно, меня удивляет твоё спокойствие.
Хин улыбнулся шире:
- Просто ты смотришь на это со своей стороны, - объяснил он. - Хорошим воином я, может быть, и стал бы, но не лучшим - нет таланта. И потом, как бы хорош я ни был, если Орур и остальные пожелают от меня избавиться - они найдут способ. Учиться обращению с той же дубинкой для меня всё равно, что тешить себя иллюзией защиты - воду не удержать в ладонях. После того, как ты передашь мне власть, я проживу недолго, потому что как правитель я ничего не умею, но, по крайней мере, я не растрачу время зря. Только когда я слышу, как всё более сложные и прекрасные лунные мелодии рождаются от прикосновений моих пальцев, я счастлив.
Сил'ан пристально уставился на человека.
- Сколько тебе лет? - спросил он серьёзно.
- Я уже говорил: тринадцать.
Келеф опустил ресницы:
- Вот чему я верю меньше всего.
Некоторое время оба ехали в молчании, потом мальчишка вдруг оживился и с любопытством спросил:
- А что ты видишь, чего не видим мы?
- Мгновения, которые хотел бы остановить.
Юный Одезри недоверчиво хмыкнул. Сил'ан встретился с ним глазами и указал рукой направо:
- Вот, например, эта скала. Освещение изменится - небеса не повторяют себя. Посмотри, и увидишь живую картину; такой же в точности не будет больше никогда, - он выдержал паузу и посоветовал. - Взгляни на небо.
Молочно-белое в высоте, оно переходило в нежный и тёплый жёлтый свет у горизонта. Тёмная, почти чёрная, скала, всё ещё укрытая ночной мглой, прорез?ла золотистую дымку над саванной. Шершавый каменный бок горел рыжим.
Мальчишка только теперь заметил, что песок кончился и навстречу восходящему Солнцу стелется по земле сухая трава, а к вечному запаху пыли примешивается горьковатый аромат.
Динозавры шагали неторопливо и размеренно. Каждый раз как их массивные лапы ударяли в землю, облачка пыли взмывали вверх и окутывали начищенную, толстую зелёную шкуру, силясь дотянуться до ног всадников.
Солнце поднялось высоко, но Хин не чувствовал скуки. Красные скалы оказались непохожи друг на друга. Иные из них образовывали столь удивительные формы, что казались мальчишке домами неведомых духов.
- Музыка, застывшая в камне - так описали их весены, - согласился Келеф.
- А ты о чём думаешь, глядя на них?
Сил'ан улыбчиво прищурился, на сей раз искренне. Глаза его потускнели, выдавая задумчивость. Он повернулся лицом к скалам и заговорил неторопливо, словно диктовал послание.
- Принято считать, что жизнь развивается путём усложнения форм: например, от балопа к динозавру. Вместе с тем… - он запнулся, посмотрел на мальчишку. - Хахманух уже начал учить тебя математике?
- Да, - удивлённо согласился Хин. - Дроби, задачи на проценты, уравнения с одним неизвестным.
Правитель поджал губы, вздохнул и сказал:
- Забудь. Попробую объяснить на словах. Однажды, было это очень давно, дети Океана и Лун задумались о том, как и для чего мы были созданы, каким образом устроен мир вокруг, насколько мы способны его изменить. С тех пор нам досталось в наследство множество догадок, оформленных в виде гипотез, теорий или даже доктрин. С некоторыми из этих ответов на древние вопросы принято соглашаться - это не значит, что они верны, даже не значит, что они больше всего похожи на правду. Очень часто они остаются в ходу потому, что к ним привыкли, и на них опираются сонмы применяемых на практике следствий. Все новые идеи в любом случае обречены на недоверие или забвение.
Кроме догадок предков есть ещё одно великое наследство: наблюдения за жизнью мира, ничего не знающего о наших теориях. Если бы между тем, что мы способны предсказать и объяснить, и тем, что происходит на самом деле, не было никаких противоречий, это означало бы, что мы постигли суть. Но противоречия есть, и в каждой новой теории, приходящей на смену прежней - потопленной их грузом -, они тоже будут найдены.
Мальчишка слушал как заворожённый.
- Вернёмся к моим словам о развитии жизни, - продолжил уан. - Принято считать, что движение по пути усложнения продолжается. Но, к примеру, те же люди производят потомство, не заботясь о его качестве - они не стремятся отыскать партнёра, который укрепил бы сильные линии [20]и предоставил хороший материал там, где линии повреждены, вырождены или ослаблены. Более того, молодняку не создают подходящую среду для развития.
Исконные животные Йёлькхора и те, что выведены Богами для человека, ведут себя так же. Странно при этом то, что их развитие подтверждает существующую теорию: формы усложняются и становятся всё более изощрёнными.
Мы увидели скалы на второй день пути по земле Каогре-уана. Ты заметил, что те из них, которые встречались нам в следующие два дня, сильно отличались от этих? - он взмахнул рукой, точно крылом. - Похоже, нет. Они тоже были красными, но застывшей в камне музыкой их не назвал бы никто - они сложены из песчаника, который легко выветривается, и громада тает, не образуя затейливых форм.
Если же скалы сложены из гранита, - лёгкое движение кисти, - сам видишь, какие возникают чудеса. Но ведь и они тоже обратятся в песок однажды.
До сих пор я пересказывал чужие мысли и сомнения. Мы считаем, что постоянное усложнение и развитие - свойство живого, ищем закономерности, чтобы объяснить столь удивительное движение против естественного для неживой материи порядка.
Я подумал, глядя на эти скалы, что, может быть, мы ошибаемся. Что если, как и в случае с гранитом, усложнение - лишь промежуточная стадия? Начальная точка нашего развития - бесчисленное множество линий, но уже сейчас многие из них потеряны невозвратно с гибелью последних носителей; многие мы называем редкими, и однажды их тоже не станет. Пока возникает больше нового, чем теряется старого, однако вновь появившиеся комбинации становятся всё слабее и, зачастую, отличаются друг от друга одним элементом. Всё это напоминает бурный рост побегов, которому не устаёт радоваться садовник, в то время как корень гниёт.
Келеф вдруг тихо рассмеялся:
- Сложные рассуждения. Быть может, они даже нелепы там, где - опять же, возможно, - стоит видеть лишь красоту, - он сделал паузу и весёлым тоном предложил. - Давай наперегонки - вон до той скалы?
- Я проиграю, - вздохнул Хин.
- Ты проиграешь, - чарующим голосом заверило изящное существо. - На счёт четыре!
К вечеру трава стала гуще, красные скалы пропали, зато вдалеке показались горные хребты. Холмы, подражавшие им, удивляли чёткими треугольными формами.
- Может, это какие-нибудь постройки? - вполголоса спросил Хин.
Келеф посмотрел туда, куда указывал мальчишка.
- Сохраним загадку, - предложил он.
Облака, воздушные, огромные - в половину небосвода - медленно плыли навстречу обоим всадникам. Ближние красовались белизной. Через жёлтый и серый она переходила в тёмную синеву у нижнего края, прятавшегося за горами. Вдали, обгоняя белое облако, тянулись по небу рваные серо-филетовые края мохнатой тучи.
Темнота будто сгущалась вокруг горы, светло-бежевой, а кое-где белёсой, похожей по цвету на человеческую кожу. Тёмная сухая зелень трав поднималась по склонам, но не достигала вершины - кто-то словно нарисовал летящую, почти ровную линию, разделившую гору на две половины. Верхняя напоминала профиль огромной женщины, прилегшей отдохнуть: был виден один глаз, закрытый, широкий нос во всё лицо, но дальше сходство терялось.
- Пока тебя не было, к нам снова приезжали близнецы, - заговорил Хин. - Лодак фехтует - придворные Онни сейчас покупают дорогое иноземное оружие, так что владеть им считается хорошим тоном. Мать сказала, что я тоже должен что-нибудь показать, и я спел несложное ариозо. Тогда мой голос звучал чисто, я мог исполнять альтовые партии. Ларан всегда стремится высмеять меня, и он ответил мне незатейливой быстрой песенкой из тех, которые воины порою с умыслом поют женщинам. Его похвалили, а мне сказали, утешая, что я тоже был неплох, только бы чуть живее, легче, выразительней.
- Неудивительно, - улыбчиво прищурился Келеф. - Люди хвалят то, что понимают, когда им не велит иного мода.
Мальчишка улыбнулся в ответ:
- Хахманух сказал почти то же. Я был огорчён, а он ещё и обругал меня. Накинулся, кричит: и не пытайся кого-то впечатлить! Ты для того ли часами отсиживаешь то место, что пониже спины? Потом, когда разобрался в чём дело, успокоился и сказал сурово: "Твою игру и пение оценит только тот, кто разбирается в искусстве. Для остальных же что "мурка" [21], что симфония, последняя, пожалуй, и скучнее".
На закате Солнце растеклось золотом у земли, окрасило облака в фиолетовый, алый, чёрный, словно неведомый художник сотнями густых мазков гуаши нарисовал над пустой саванной тревожное небо.
Хин опустил спинку седла, закрепил ремнями шкуру и лёг, устроив голову на шее динозавра. Он долго смотрел в холодное небо, не думая ни о чём, и не заметил, как уснул.
Его разбудила неожиданная остановка. Светало, пар вырывался изо рта, веяло лёгкой свежестью воды. Ёжась, мальчишка выбрался из под тёплой шкуры, спрыгнул на землю и осмотрелся.
- Кольцо рек? - изумлённо спросил он.
Над неподвижной серой водой поднимался слабый туман. Синие горы на дальнем берегу отражались в речной глади, словно в зеркале.
- Я хочу подняться туда, - Келеф выглянул из-за динозавра. Волосы правителя, заплетённые в тугую косу, скрывались под одеждой. - Побродить по краю мира. В Весне мне никогда не позволят этого сделать.
- Опасно? - задумчиво поинтересовался Хин, глядя на холодную воду.
- Суеверие, - отозвался Сил'ан, проверяя последнее из креплений седла.
- Но как мы перейдём реку? - удивился мальчишка.
Уан погладил динозавра по шее:
- Ящеры пойдут по дну. Я поеду на своём, а ты - вплавь.
- Переплыву реку? - юный Одезри округлил глаза. - Она же ледяная!
- Упрячь шкуру в плотный мешок. На том берегу она тебе пригодится, сухая, - невозмутимо продолжил Сил'ан. - И не пугайся: какое-то время я буду спать, но Солнце и тепло ящера [22]скоро меня отогреют.
- Может быть, подождём дня? - предложил Хин.
Келеф сел в седло, закрепил ремень вокруг талии.
- Можешь ждать, - разрешил он. - Я не стану торопиться, так что ты скоро меня догонишь.
Динозавр побрёл по воде, постепенно погружаясь всё глубже. Наконец, безмолвие цвета утреннего неба с лёгким всплеском сомкнулось над его головой. Хин убрал шкуру, по примеру уана проверил седло, снял набедренную повязку и велел ящеру идти вперёд. Остановившись у кромки воды, мальчишка вдохнул грудью стылый воздух и шагнул вперёд. Дрожь пробежала по телу, Хин постарался забыть о ней. Сквозь чистую воду он видел, как ящеры один за другим ступают по дну, точно в диковинном сне: бесшумно, медленно и плавно.
Далёкие горы окрасились розовым светом зари, их покрывали сотни чёрных точек. На берегу обнюхивали землю и жевали траву незнакомые мальчишке животные. Некоторые из них повернули к реке крупные головы с округлыми ушами, другие не стали прерывать трапезу ради случайных гостей. Солнечный свет медленно стекал по склонам в долину, к редким, дрожащим деревьям и упрямо торчащим из земли чёрным ветвям кустов. Хин выбрался на берег, подбежал к динозавру, с трудом развязал мешок закоченевшими пальцами, закутался в шкуру и опустился на землю, часто дрожа. Одно из животных - самое молодое и любопытное - осторожно подошло ближе, понюхало лицо мальчишки, обдавая его тёплым дыханием и тычась колючими усами, фыркнуло и пошло прочь.
Почувствовав, что вновь начал засыпать, рыжий упрямец поднялся на ноги и побежал по траве, держась вровень с грузно ступавшими ящерами. Изредка он поглядывал на белое лицо уана - тот бессильно свесился на бок, от падения его удерживал лишь натянувшийся ремень. Велев динозавру остановиться, мальчишка опустил подножку, и попытался уложить Сил'ан удобнее, но не смог и на дайр [23]сдвинуть тело, холодное, нечеловечески тяжёлое.
Первыми пошевелились руки, потом дрогнули ресницы. Келеф сонно вздохнул. Мальчишка дёрнул его за рукав:
- Смотри, а то пропустишь!
- Вот ещё, - снова закрыв глаза, усмехнулся уан и прижался к шее ящера.
- Я переплыл реку, - не удержавшись, похвастался Хин.
- Я догадался, - лениво откликнулся Сил'ан и затих.
Мальчишка снова посмотрел на жёлто-коричневые горы, припорошённые снегом, белым в лучах Солнца и синеватым в густой тени.
- А почему ты решил больше не говорить на общем? - спросил он.
Правитель вздохнул, на сей раз раздражённо.
- Много воды утекло с тех пор, как одна из двух древнейших рас совершила ошибку, изменившую жизнь всех прочих народов. Вздрогнули даже Боги, и, не желая повторения, они запретили исполнение той музыки, последствия которой оказались столь разрушительны. И, чтобы другие народы следовали иным путём, они ввели новую гамму и науку песнопений, приветствующих ясный день и облачное небо, утреннюю и вечернюю зарю, движение звёзд и полуденный жар Солнца. Я верю в их мудрость, и вижу, как сильно изменился, пренебрегая ей только для того, чтобы легче преодолеть недоверие людей. Доволен?
- Да.
- А теперь молчи и не мешай удовольствию.
Третий день застал всадников на высоте шести сотен айрер. Оба спешились и шли рядом между ящерами, спиной к восходящему Солнцу. Снежные вершины горели в сумерках зловещим алым огнём.
- Народ столовой? - рассмеялся Сил'ан. - Уверен, такое название им польстит.
- Им? - обрадованно переспросил Хин. - Ты тоже их замечал?
- В столовую меня не приглашали, но у каждого дома есть память. Быть может, ты видел, как пробегают по стенам воспоминания, оживлённые огоньком свечи.
- Или это потомки тех, кому когда-то поклонялись в храме, - предположил мальчишка.
- Каком храме?
- Я говорю о второй половине крепости. Летни считают её храмом древних Богов, а тебя - последним из них прежних или первым из вернувшихся.
Келеф улыбчиво прищурился:
- Летни нарекают Богом всякого правителя, которому благоволит Дэсмэр.
- Да нет же, - упрямо повторил Хин. - Есть чёрные статуи!
- Знаю, - согласился уан. - Я их видел.
- Они похожи на тебя.
- Я не заметил сходства.
- На взгляд человека - очень похожи, - настойчиво повторил мальчишка.
Сил'ан озадаченно хмыкнул.
Днём путь преградила неширокая горная река. Быстрое течение несло песок и гальку, перекатывало камни и осколки, размером с кулак, и разбивалось искрящимися брызгами о валуны. Динозавры, слегка качаясь и приседая на напряжённых лапах, перешли реку вброд. Келеф запрыгнул на скользкий камень и поманил мальчишку. Хин вздохнул, вручил Сил'ан шкуру и осторожно полез следом. Уан порхал по валунам без труда, а мальчишка, потеряв равновесие, упал в воду, больно ударился спиной, ободрал локти и едва не захлебнулся. Кое-как, он выбрался на берег. Келеф молча протянул ему шкуру.
- Я думал, ты мне поможешь, - заметил Хин, отплёвываясь и проверяя, целы ли зубы.
- Ты сам сказал, что уже взрослый, - парировал Сил'ан. - Я не рискну касаться твоей кожи - мои перчатки недостаточно плотные.
- А в чём риск? - полюбопытствовал мальчишка, отжимая волосы.
- Жителям Лета незачем это знать.
- Значит, лучше бы я утонул?
- Ты не утонул.
На четвёртый день лента реки казалась не толще пальца, а саванна была видна как на ладони. Хин узнавал места, по которым они ехали, и то и дело окликал Келефа. Тот со снисходительной улыбкой выслушивал восторги человека, но потом и сам указал на скалистую гряду у горизонта.
- Там я рассказывал о жизни три дня назад.
Хин сощурился, пытаясь рассмотреть очертания каменных исполинов в тусклом сером свете.
- Наверное, ты прав, - признал он. - Я так далеко не вижу, - он вытянул руку и добавил. - Мы столько ехали, шли, а путь, который казался необъятным, можно закрыть вот так.
Деревья остались внизу, на такой высоте не росло уже ничего, кроме зелёного мха. Крупные глыбы гранита лежали на щебне. Хин поднял несколько камней и убрал в мешок, чтобы рассмотреть при свете дня.
Небо казалось ровным и плоским, хмурый винный цвет в высоте разрывала сияющая белизна - там, где Солнце пыталось пробиться сквозь облака. Те наливались тускло-багровым, исчезали в синеватой дымке, окутывавшей горы, и настолько чётким был переход, словно каменные хребты тонули в воде океана.
Келеф принюхался и сказал:
- Будет гроза. Завтра повернём обратно.
Он оказался прав. С самого утра по небу стремительно мчались недобрые огромные тучи, наливавшиеся чернотой. Они разбухали, сливались, застилали солнце надутыми боками, и день всё больше походил на ночь. Хин никогда не видел подобного и начал волноваться.
- Что такое "гроза"? - спросил он.
- Если говорить просто, - весело откликнулся уан, - с небес на землю низвергнутся вода и огонь.
Мальчишка недоверчиво взглянул на изящное существо.
- И чему тут радоваться? - осторожно уточнил он.
- Тебе - ничему, - подумав, заметил Келеф. - Нужно найти укрытие.
К полудню тревога, которую испытывал человек, обратилась в панический ужас. Хин жался к динозаврам, а те и сами дрожали, пытались забиться всё глубже в небольшую пещерку. Ветер, обезумев, набрасывался на ящеров, силился сорвать сёдла с их спин, выпотрошить мешки; сотней цепких рук хватал мальчишку и тянул наружу изо всех сил.