Виктория Шавина. Научи меня летать

Шавина Виктория
Научи меня летать

Часть I. Поражение
Глава I

   - Ты убит! - закричала она торжествующе и страшно.
   Алый плащ развевался за её плечами, будто тяжёлые крылья. Золотые кудри сверкали в лучах Солнца. Воздетая к небесам рука сжимала копьё.
   Воин повалился на землю, и та приняла его мягко, как и всех побеждённых; она одна не ведала предрассудков и каждому давала приют. Воин смотрел на оружие в руках победителя и пытался представить, как сбегала бы кровь по острию. Но чужое копьё осталось чистым.
   Он был убит в саванне под нестерпимо сияющим небом. И в то же время ему хотелось чихать от пыли, а жар нагретой земли уже проник сквозь одежду.
   - Ой! - раздался детский голос. - Твоя мать смотрит.
   - И идёт сюда, - встревожено добавила победительница, опуская руку, в которой не было никакого копья.
   Погибший воин быстро сел.
   - Нас будут ругать, - снова запищала младшая из двух белокурых девочек. Ей было всего три года, но она всюду ходила за старшей сестрой, а той уже два месяца как исполнилось семь.
   - Вставай! Отряхнись, - суетилась недавняя противница. Она сбросила с плеч старый дырявый мешок.
   Побеждённый со вздохом поднялся и стал неловко бить рукой по рубашке там, где пыли на ней вовсе не было. Воин, который должен был хоть в этот раз умереть, превратился в шестилетнего мальчишку: рыжего, взлохмаченного и нескладного.
   - Хин! - его окликнул вечно недовольный и требовательный голос матери.
   Он не стал оборачиваться. Старшая девочка несмело потеребила его за рукав:
   - Хин, обернись. Госпожа разозлится.
   - Пусть злится, - буркнул он. - Она всегда злится.
   - Хин! - теперь голос мужчины, низкий, гнусавый.
   Мальчишка зло улыбнулся: "Они думают, я глухой".
   Обе девочки отступили на шаг и уставились в землю, Хин поднял куртку и перекинул её через правую руку. Как он и ожидал, мать схватила его за плечо и, больно рванув, вынудила обернуться к себе. Мальчишка опустил глаза, как и две летни.
   - Смотри на меня, - велела женщина. - Что ты здесь из себя изображаешь? Почему играешь с ними?
   Он не ответил и не пошевелился. Мать хлестнула его по щеке и, наткнувшись на взгляд исподлобья, требовательно повторила:
   - Ты почему снова играешь с ними?
   Испугавшись, что она накажет девочек за его строптивость, Хин пробормотал:
   - Я… только…
   - Только? - взвилась мать. - Сколько раз я тебе говорила! Нет, не "только". Ты поступаешь мне назло!
   - Госпожа Одезри, - осторожно вмешался мужчина.
   Надани немедленно обернулась к нему:
   - Тадонг, разве это подходящая компания для будущего наследника?! Скажи мне, в чём я не права?!
   Летень что-то забормотал, соглашаясь.
   - Я не наследник, - перебил его мальчишка.
   Щека горела, он чувствовал злость, но стоило матери вновь повернуться к нему, как случилось то же, что и всегда: он не смог закончить мысль - вместо этого начал мямлить.
   Обе девочки были свидетелями его позора. Хин подумал, что хуже быть не может, и, сам не понимая, как это вышло, вдруг разрыдался от досады и стыда.
   - Боги! - с раздражением выдохнула мать, обнимая его. - Во имя Налиа, успокойся. Да что ты, в самом деле…
   Её усталые интонации не скрыли пренебрежения.
   Они жили в старой крепости. От деревни к ней вела дорога, которую и пешком можно было пройти за двадцать минут, однако Надани каждый раз приказывала закладывать экипаж. По дороге обратно она вспомнила день, когда впервые увидела свой новый дом. Возраст сына подсказывал ей: это было шесть лет назад.
   Крепость построили не летни. На сером камне стен в другой стране - Весне или Осени - мог бы расти мох, но стены остались голыми, горячими от Солнца. Вода во рву давно высохла, и он обратился в огромную яму, медленно наполнявшуюся песком.
   Небо было пасмурным, воздух - душным, и молодая женщина долго стояла, точно завороженная неприветливой картиной. Здесь не на что было смотреть, и вместе с тем она не могла отвести глаз - разбивались её мечты.
   Мост дрогнул и стал опускаться под натужный скрежет цепей, и что-то дрожало в груди Надани, откликаясь на звук. Последний резкий рывок; с моста осыпалась пыль, мелкие камни с шорохом упали в яму. Восходило Солнце и отчего-то - никогда больше женщина не слышала в крепости этого запаха - пахло цветами.
   Размеренный стук каблуков возвестил о появлении помощника. Надани не была знакома с ним до тех пор и пыталась отказаться от его присутствия, но уванг Сирин был непоколебим. Помощник оказался немолодым весеном Гаэл: русоволосым, черноглазым, тихим и нетребовательным - словно присыпанным пеплом. И, к ужасу молодой женщины, ведуном.
   - Я, конечно, благодарна, - запинаясь, выговорила она тогда, - но… вам лучше вернуться в Обитель.
   - Я ваш управляющий, - уныло произнёс ведун. - Я посвящён в договор. Вы не сможете меня заменить, сожалею.
   Надани смирилась - ей нужен был рядом человек, который знал её историю. Тот, с кем она могла говорить, не опасаясь предательства, и чьи советы могла считать достойными внимания.
   Поблагодарить уванга Надани не успела - тот уехал в неведомые края. Молодая женщина, узнав, вспомнила горы и недолгий разговор о том, что за ними. Воспоминания не причинили боли, но заставили пустоту на сердце беспокойно ворочаться. Рождение сына ничего не изменило - он стал казаться ей чужим ещё до того, как научился говорить. Слишком много было различий: ребёнок рос быстрее, чем, как казалось Надани, должен был. Обеспокоенная, она расспрашивала Танату - единственную летни в деревне, которая помнила старшего Хина и даже приходилась ему дальней родственницей: то ли дочерью троюродной тётки, то ли кем-то ещё. "Всё хорошо, дорогая, - убеждала та, - твой мальчик растёт, как и все наши дети. Славный будет воин".
   Но воин из Хина не выходил, а то, что выходило, пугало Надани.
   Вернувшись из деревни, она оставила сына на попечение Тадонга, а сама удалилась в кабинет, переоделась из летней одежды ^[1]в весеннее платье ^[2]и пригласила ведуна - поговорить об итогах недели, привести в порядок мысли, но сама не заметила, как сбилась и заговорила о том, о чём пыталась научиться молчать.
   - Он снова играл с двумя сиротками Бобонака! - она нервно крутила в пальцах платок. - Сегодня за домом Танаты.
   Её кабинет был заставлен безделушками: камнями для коллекции, которую она начала собирать и забросила; дорогими перьями; оберегами, которые местные делали из любых материалов, попадавшихся им под руку; кругами для гадания; свитками - их Надани лишь перекладывала с места на место, но не читала. Её взгляд упал на засохшие цветы в вазе. Она уверенно подошла к ним, взялась за хрупкие стебельки и замерла, словно в нерешительности. Цветы пахли так же, как и всё здесь - пылью.
   - Боги… - женщина принялась ломать стебли снова и снова, мелко кроша их в вазу.
   Ведун сидел в кресле, одном из десяти, привезённых из Весны. Жёлтый бархат обивки обрамляли затейливые изгибы чёрного металла, и Надани уже много раз жалела, что не попросила сделать кресла совсем другими - металл, металл, металл, раскалённый Солнцем, и пыль - это тоже было Лето. Всюду, даже в кабинете, напоминала о себе чужая страна. Уванг Сирин был прав, когда предупреждал её не приезжать сюда, но она хотела, чтобы сын жил там, где родился и вырос его отец.
   - Сыновья Марбе-уана плохо к нему относятся, - после долгого молчания уныло произнёс ведун.
   - Но они - его круг! - Надани резко встряхнула руками, оборачиваясь, и сухие стебли упали на мягкий ковёр. - А он играет с девчонками. И, Боги, Гебье, он снова изображал умирающего. Его убивают в играх! И кто! Что будет дальше?!
   Ведун вздохнул и посмотрел в окно.
   - Вы спрашивали его, почему он проигрывает?
   - Я? - Надани откинула голову и горько рассмеялась. - Я не могу с ним говорить. Порою мне кажется, что он меня ненавидит.
   Последние слова она произнесла совсем тихо. Ведун молчал.
   - Гебье, он такой нервный! Мальчик не должен быть таким, он же будущий воин. Он и так другой, ты понимаешь: мои волосы, бледная кожа - он совсем не похож на отца, он как чужак. Я боюсь за него. Я не хочу, чтобы они смеялись над ним, не хочу, чтобы он был изгоем!
   - Но он изгой, - заметил ведун и снова замолчал. Он мог помочь только делом, но Надани ещё до рождения сына взяла с него слово не говорить с Хином.
   Женщина тоже посмотрела в окно, потом переставила несколько вещей на полке. Наконец, успокоившись, произнесла:
   - А ты что хотел мне сказать? Что-то плохое ещё случилось?
   - Возникла трудность, - ведун повернулся к ней. - Уванг Онни не признаёт ваши права на землю.
   - Чудесно! - вырвалось у Надани.
   - Прочесть вам письмо?
   - Назови только причину.
   - Вы не благородной крови, - тихо сказал Гебье, предвидя бурю.
   - Ах! - Надани криво улыбнулась. - Изящная формулировка. А кто здесь благородной крови? Может быть, Каогре? Или Марбе? Или сам уванг Онни? Скажи мне: кто - из наших соседей? Назови хоть одного!
   - Парва-уан, - уныло промолвил ведун.
   Надани скомкала платок и убрала его за пояс.
   - Ты же понимаешь, - мрачно выговорила она, - дело только в том, что я чужачка.
   - Не переживайте так, - утешил Гебье. - Новость плохая, но Сирин-уванг это предвидел. Мне лишь нужно, чтобы вы разрешили отправить письмо.
   - Кому?
   - Благородному, который приедет сюда и заявит свои права на землю. Они вполне законны. Его задача ему также известна: позаботиться, чтобы вы и ваш сын могли жить на земле Лета, как и прежде. Только не могу обещать, что это будет легко.
   - Кому именно? - нетерпеливо повторила Надани.
   Ведун опустил голову:
   - Не пугайтесь: я не знаю, кому именно. Право на владение землёй было куплено Сирин-увангом. Когда он решил уехать, то передал его народу Сил'ан. Они выберут представителя и пришлют сюда.
   Надани опустила веки, на её лице появилось раздражённое выражение.
   - Сил'ан? - медленно выговорила она. - Это что ещё за народ?
   - Они правят Весной и пришли сюда из Великого Мира, - коротко ответил ведун. - Но должен предупредить: они живут в закрытых от людей поселениях.
   - Почему?
   - Мы недостаточно различны и недостаточно похожи.
   - Что? - Надани открыла глаза и, хмурясь, присмотрелась к ведуну.
   - Мне было приказано сказать вам только это, - вздохнул тот. - И вновь спросить разрешения отправить письмо.
   - А если мой ответ: нет?
   - Значит, нет.
   Ведун поднялся, поклонился и направился к двери. Надани сделала глубокий вдох и окликнула его:
   - Гебье!
   - Да?
   - Да. Что мне ещё остаётся.
   Двор крепости был завален рухлядью. От моста до ворот его вымостили камнем, в других местах сухая земля мешалась с песком. Тадонг стоял у обломков старой телеги, скрестив руки на груди, и всё поглядывал на крепость. Он вырос в зоне Умэй, граничащей с Весной. Климат там был прохладнее и мягче, а одежда - куда приличней, по мнению Тадонга. "Именем небес, - думал он, - уж лучше бы даже набедренная повязка. Но это… это облегающее платье… Как можно в нём чувствовать себя мужчиной?"
   Ему не терпелось переодеться, но прежде нужно было передать юного Одезри няне, а та всё не показывалась. Тадонг побарабанил пальцами по предплечью. Хин хмуро взглянул на него сквозь длинную чёлку.
   - Хоть бы улыбнулся, - попенял ему мужчина. - Я бы хохотал от души, если бы в детстве увидел своего отца в таком наряде.
   Хин уставился куда-то прямо перед собой. Тадонг коротко вздохнул:
   - Вот ты опять стоишь, что статуя. Уже сколько? Минут пять. Переживаешь что ли?
   Рыжий упрямец молчал. Мужчина помассировал переносицу, тоже помолчал какое-то время и заговорил вновь, пытаясь избавиться от чувства неловкости:
   - Помнишь, госпожа Одезри велела тебе играть с близнецами. Пойдём, поищем их?
   Хин закрыл уши ладонями. Тадонг выставил перед собой руки в примирительном жесте и вновь оглянулся на крепость. Няню он там не увидел.
   Двор пересекли три стражника в набедренных повязках и скрылись под навесом у стены. Дозорный громко храпел в тени. Тадонг изнывал от скуки и палящего Солнца. Он вновь посмотрел на Хина: мальчишка сильно потел в тёплом костюме ^[3], но не уходил с солнцепёка. "У него точно не всё хорошо с головой", - мужчина взял юного Одезри за руку и отвёл в тень стены. Хин не сопротивлялся, но по-прежнему молчал и вновь застыл без движения, как только они остановились. Тадонгу стало не по себе, и тут, наконец, из крепости вышла молодая девушка в длинной белой рубашке служанки.
   - Ну, Хин, - радостно провозгласил летень, торопясь уйти, - вот твоя няня. Она о тебе позаботится.
   - Меми, - тихо пробормотал мальчишка, разглядывая себя в тусклое овальное зеркало, - почему я не могу одеться как остальные дети?
   Служанка весело улыбнулась и затараторила:
   - Как же можно, господин Одезри! Вы посмотрите на ваших гостей - двух наследников уана Марбе. Они - не то, что остальные, и одеваются поэтому иначе. Так же и вы.
   Хин, хмурясь, повернулся боком. В одежде, которую так нахваливал Тадонг, не было ничего красивого. Из-за неё казалось, что живот большой и выпуклый, а ноги выше колен - раздуты. Чулки и подвязки мальчишка втайне ненавидел - ноги из-за этой пакости уставали, даже если он просто сидел, а коли надеть ещё туфли… Нет, это была не одежда, а орудия пыток.
   - И совсем не так же, Меми, - грустно сказал он, насмотревшись на уродливый силуэт. - Они благородные, а я нет. Разве я не должен носить то же, что и люди в деревне? Они такие красивые: стройные, лёгкие. Я даже Вельрику не могу догнать.
   Хин досадливо пнул туфли на каблуках, а служанка почему-то рассмеялась.
   - Им хорошо так под небом бегать, - она подняла туфли и поставила их перед мальчишкой. - А вам зачем в бальной зале? Там нужна другая красота.
   "Какая же это красота?" - молча спросил у зеркала Хин. Меми приняла его молчание за согласие и защебетала:
   - Надевайте ваши туфельки, а я вам помогу с беретом.
   - Нет! - вырвалось у мальчишки.
   Служанка весело приподняла брови:
   - Да будет вам, господин Одезри. Госпоже он очень нравится.
   - Пусть сама его и носит, - пробурчал Хин. - Он смешной.
   - Ну, так вы улыбайтесь, - посоветовала Меми и с удовольствием взяла в руки маленькую бархатную шапку.
   - Пожалуйста! - взмолился мальчишка.
   - Сожалею, - улыбаясь, няня пристроила берет на рыжих волосах и закрепила четырьмя шпильками. - Вы же хотите порадовать госпожу?
   Хин опустил голову.
   - А теперь я должен играть с этими благородными?
   - Правильно, - улыбнулась Меми.
   Мальчишка поплёлся к выходу из комнаты.
   Близнецы, вооружившись обломками деревянного камня, увлечённо выковыривали булыжник из дорожки во дворе. Хин пошёл к ним, чувствуя спиной одобрительный и весёлый взгляд няни.
   - Зачем вы это делаете? - спросил он, останавливаясь рядом.
   Один из близнецов засмеялся.
   - Смотри-ка, хозяин нашёлся, - сказал он второму.
   Второй не ответил, полностью сосредоточенный на своём занятии.
   - Чего тебе надо? - грубо спросил у Хина первый, и почему-то приветливо улыбнулся.
   Одезри некоторое время молча разглядывал нахала - тот напоминал весёлого духа Солнца и даже в нелепом наряде не казался смешным.
   - Вы портите дорожку, - наконец, хмуро заметил он. - Если вытащить такой большой камень, колесо застрянет.
   "Дух" снова засмеялся.
   - Ну, ты даёшь, - сказал он. - Тоже мне сэррин нашёлся. Оглядись, умник, у вас половины камней не хватает.
   Хин не нашёлся с ответом и растерянно переступил на месте. "Дух" капризно надул губы и потянул за рукав второго близнеца.
   - Лодак, скажи ему, пусть отстанет.
   Хин ожидал, что второй огрызнётся: "Сам скажи", но тот поднял голову и совсем как взрослый - бесцеремонно и деловито - осмотрел Одезри с головы до ног.
   - Да он и сам сейчас уйдёт, - заключил второй близнец.
   Его слова разозлили Хина, и он потребовал:
   - Оставьте камень!
   - Ещё чего! - с милым видом возмутился "дух". - Лодак, скажи ему.
   - Нас двое, а ты один, - как его и просили, сказал второй близнец. - Впрочем, может ты из тех, кто побежит звать отца?
   - У него нет отца, - "дух" пихнул брата под бок.
   - Откуда мне было знать, - отмахнулся Лодак. - Я учил родословные, но что-то не припомню там… - он поднял глаза на Хина. - Как там твоё имя рода?
   - Одезри! - вмешался "дух". - Но это не имя рода. Он не благородный.
   - Да? - живо спросил Лодак. - Какой конфуз. А разодет-то! Что за времена: всякий рядится уаном.
   Близнецы захохотали. Хин угрюмо смотрел на камень, который они выкапывали.
   - Ты ещё здесь? - весело улыбнулся "дух", отсмеявшись.
   - Мать велела мне с вами играть, - мрачно ответил Хин. - Так что я не уйду.
   Близнецы переглянулись.
   - Какой послушный сын, - усмехнулся Лодак. - Тогда развлеки нас.
   - Да, да, развлеки, злюка, - захлопал в ладоши "дух".
   - Придумай игру, - предложил второй близнец.
   Хин повёл их на стену - сторожевой даже не проснулся - остановился у зубцов, встал на носочки и указал рукой на горизонт.
   - На самом деле, - сказал он, - я не здесь. Я - там, на свободе. И я не человек, я - птица. Я могу улететь, куда захочу. Я могу увидеть весь мир. Я чувствую ветер на своих перьях, я чувствую Солнце, и я вижу…
   - Что ты дурак, - перебил его Лодак. - И руки раскинул. Давай, прыгай вниз, раз ты птица. А мы посмотрим, как ты полетишь.
   "Дух" засмеялся.
   - Да всё не так, - разозлился Хин.
   - Дурак и есть, - утвердил второй близнец. - А теперь и от слов своих отпираешься.
   Мальчишка больше всего не любил совместные трапезы: завтраки и обеды. В унылой столовой на первом этаже не было окон, голые каменные стены подавляли древностью и безразличием. Четыре лампы, в которых роились шарики света, освещали длинный прямоугольный стол и сидевших за ним людей, а вчетверо большая часть комнаты лежала в полумраке за их спинами. Хину всегда казалось, будто столовая что-то замышляет.
   В ней жили странные существа, прекрасно изучившие повадки людей - поэтому-то их нельзя было застать врасплох, поймать и разглядеть. И всё же мальчишка часто замечал, как их тени пробегают по полу, стенам, а то и потолку. Всё время трапез он гадал, на что они похожи, и почему живут в столь мрачном месте.
   Однажды он обратился к ним мысленно и предложил поселиться в других комнатах крепости, описал, как там хорошо: тепло, светит Солнце, в спальнях есть даже занавеси и ковры. Существа не ответили и даже не показались на глаза. "Почему они не хотят? - раздумывал Хин. - Конечно, ничего особенно заманчивого наверху нет, но как можно отказаться от Солнца?"
   Время от времени взрослые прерывали его размышления. Мать как всегда одёргивала: сиди прямо, не клади локти на стол, отвечай, когда тебя спрашивают, не смотри в никуда. Тадонг пытался завязать разговор, но Хин упорно молчал, и даже Надани уже смирилась с таким поведением сына. Мальчишке не нравился покровительственный тон мужчины и его нелепый наряд, выпученные глаза, полные губы, рыжие волосы, короткие пухлые пальцы. У него вызывала отвращение тщательность, с которой Тадонг разделывал пищу, и то, с каким достоинством пережёвывал каждый кусок - будто перетирал меж двумя жерновами челюстей.
   Хин пытался понять, разделяют ли обитатели столовой его отношение к мужчине, или же им все люди кажутся чужими и неприятными, но не мог истолковать значения теней. "Каково это: жить в мире без света? - едва его оставляли в покое, как он возобновлял раздумья. - Не нужно думать о смешной одежде, но с другой стороны жить во тьме - всё равно, что быть слепым. Только это не значит быть другим, потому что все люди вокруг тебя тоже слепы".
   Мальчишка грустно отправил в рот кусок жёсткого мяса. Он, и не спрашивая, знал, что мать не позволит ему остаться одному в тёмной комнате, чтобы узнать, как чувствует народ столовой. "У них наверняка есть своё, особое зрение, вместо нашего. И они видят что-то более важное, чем то, что видим мы. Но если я не попробую жить как они, то я никогда не разгадаю их тайну".
   Две служанки и Меми внесли перемену блюд. Хин закрыл глаза и прислушался, как шуршит одежда, стучат о стол тарелки, звенят бокалы и приборы для еды. Долго слушать ему не дали.
   - Хин! - раздражённо воскликнула Надани. - Ты что, спишь за столом?
   Он открыл глаза и увидел, что один из близнецов пытался скрыть злорадную улыбку, а второй сохранял невинный вид.
   - Нет, госпожа Одезри, - ответствовал Хин, как его учили.
   Мать коротко поморщилась и знаком велела ему заняться едой. Мальчишка помешал кашу, но так и не притронулся к ней. Вопреки обыкновению, Надани не сделала ему замечания, но обратилась к близнецам, озадаченно разглядывавшим содержимое своих тарелок:
   - Ларан, Лодак, вы уедете домой раньше, чем мы договаривались прежде. Я уже написала уану Марбе.
   - Как вам будет угодно, госпожа Одезри, - вежливо ответили оба близнеца, но не поклонились.
   - Хин, - строго сказала женщина, - по окончанию обеда я желаю поговорить с тобой.
   Мальчишка поджал губы. Он знал, что должен ответить, и не понимал, отчего не может сказать это своими словами. Двое взрослых и близнецы требовательно смотрели на него:
   - Как вам будет угодно, - пробурчал Хин, сдаваясь.
   Лодак - мальчишка был уверен, что это именно он - снова злорадно улыбнулся.
   Надани смотрела в окно кабинета. Обращённое на север ^[4], оно скрывало красоту заката от глаз женщины. Узкая полоса цвета песка над горизонтом постепенно выцветала, небеса темнели пугающе быстро, и всё-таки Надани не поворачивалась к окну спиной. "Как истолковал бы этот знак Хин, - думала она. - Что бы он сказал мне, если бы сейчас стоял рядом? Уж конечно предупредил бы не бороться с грядущим, но подготовиться к нему. Мне кажется, я так и не научилась принимать перемены. Совсем наоборот. Потому ли, что смерть - тоже перемена, всего лишь одна из их числа? И мне страшно представить другие".
   Кто-то постучал в дверь. Надани отошла к зеркалу и убедилась, что макияж надёжно скрывает следы слёз, потом села в кресло и лишь тогда разрешила войти. В серую комнату проникла жёлтая полоса света, она обратилась в неровные лоскуты, шириной с дверной проём, - остатки от выкройки человеческой фигуры. Женщина, щурясь, улыбнулась Тадонгу:
   - Уже так стемнело. Я даже и не заметила.
   Она поднялась было, чтобы снять чехол с лампы на столе, но летень ответил предупредительным жестом и притворил дверь.
   - Сидите, - мягко сказал он.
   Лампа осветила комнату неярким багровым светом - так что казалось, будто где-то за столом прячется маленький камин.
   - Хочешь спросить у меня, почему я отсылаю близнецов так скоро? - поинтересовалась женщина.
   - Я доверяю вашему решению и без объяснений, - откликнулся Тадонг.
   - К нам приедет гость, - произнесла Надани и запнулась. На её губах появилась усмешка: - Только он не гость, а хозяин этой земли. Так выходит.
   - Уан? - медленно выговорил летень и, не веря, уставился на неё.
   - Да, - Надани нахмурилась. В присутствии Гебье всё было понятно, а сейчас, когда пришёл её черёд объяснять, мысли запутались в клубок. - Но ты не знаешь его. Он… из Весны.
   - Из Весны? - глупо повторил Тадонг. - Но что будет с вами?
   - Ничего не будет, - отмахнулась женщина. - Всё по-прежнему. Только… ещё появится этот благородный. Я надеюсь, он не примется устанавливать здесь свои порядки.
   Летень долго молчал. Наконец, осторожно спросил:
   - Но где же он будет жить?
   - Вся заброшенная половина крепости к его услугам, - хмуро откликнулась Надани.
   - Вы не слишком-то ему рады, - сделал наблюдение Тадонг.
   - Я объясню в присутствии Хина. Прошу тебя, сделай вид, что всё в порядке. Не удивляйся ничему.
   Летень что-то обдумал, затем торжественно сделал жест согласия.
   - Постараюсь, - сказал он. - И вот насчёт вашего сына, раз уж мы заговорили… Я не смею советовать, конечно, но полагаю, стоило бы учить его - помимо чтения и письма - ещё обращению с дубиной, ножом и копьём. А с изящными искусствами я бы… повременил.
   Надани странно улыбнулась.
   - Я понимаю, Тадонг, к чему ты говоришь это. Он должен расти мужчиной, а я не позволяю ему притронуться к оружию. Только не в том причина его странностей, а, напротив, его странности - причина моих запретов. Ты уже забыл его игры? А что если он захочет сыграть всерьёз, как три года назад, когда мы едва успели снять его со стены? И ты предлагаешь, чтобы мы сами вложили ему в руки нож?
   - А как он будет защищать себя, когда вырастет?
   - Пока что ему шесть лет, - отрезала женщина, - и мы можем только надеяться, что с ним ничего не случится. Я не собираюсь подливать масла в огонь.
   Летень склонил голову, Надани о чём-то задумалась, и оба вздрогнули, когда раздался стук.
   - Входи, Хин, - ласковым голосом позвала женщина.
   Дверь отворилась, и мальчишка с виноватым видом переступил через порог.
   - Я не обижал наследников уана Марбе, - быстро сказал он.
   - Речь не о них, - спокойно заметила Надани. - Я отсылаю их потому, что так пожелал хозяин нашей земли. Он приезжает к нам.
   Хин даже поднял голову, но смотрел, хмурясь, куда-то мимо людей.
   - Но это не мой отец, - наконец, сказал он. Помрачнел. - Это ещё один благородный.
   - Твой отец покинул мир под небесами, - вмешался Тадонг с одобрительного кивка Надани. - И, право, Хин, мне показалось, что ты пренебрежительно отозвался о высшем сословии. Тебе, конечно, это и не пришло бы в голову, но всё же я отмечу, что делать этого не стоит никогда.
   Мальчишка едва ли услышал его и неприязненно уставился на мать.
   - Ты не говорила до сих пор ни о каком хозяине!
   - "Вы", - поправил его Тадонг.