Страница:
На скамейке у подъезда нахохлившись под порывами ветра сидел
Григорий, держа букет цветов как факел Олимпиады и таращился на него, видно удивляясь самому себе.
- Привет, - бросил девушке. Та хотела фыркнуть и пройти мимо, но вопреки самолюбию плюхнулась рядом.
- Привет.
- А это тебе, - протянул букет и носом шмыгнул. - Как оно?…
Ну… В институте?
Ярослава покрутила цветы и положила на скамейку:
- Нормально.
- Пойдем куда-нибудь?
- Настроения нет.
- Совсем?
- Совсем.
- Что так?
- Все не так.
Парень задумался, чтобы еще такое сказать, девушка нахохлилась, руки в карманы куртки спрятала, ожидая, когда же он извинится, в конце концов. Так и сидели не близкие, ни далекие.
- Может, к тебе? - несмело предложил Гриша.
- С какой радости?
- Холодно. Ну, не дуйся, а? - пихнул ее легонько. - Чего, правда?
- Ты был не прав, - бросила подумав.
- Ну.. не прав, - признал нехотя.
Теперь Ярослава носом шмыгнула и, вдруг, улыбнулась.
- Ну, ладно.
Гриша заулыбался, обнял:
- Пошли, а? Замерзла же.
- Не-а, я холод люблю, а от жары дурею.
- Везет, я наоборот, терпеть не могу когда холодно. Замерзаю быстро.
- Пошли тогда, пока не замерз и насморк не заработал.
Парень потянулся к ее губам, накрыл их нежно, еле касаясь.
Соскучился. Кто б сказал, что он по этой пигалице скучать будет - на смех бы того поднял. А надо же - случилось!
- Больше не соримся, - постановил.
- Живем мирно, - кивнула, довольная. - Но прежде чем домой идти - двигаемся в магазин. У меня в холодильнике - сам видел, мышь повесилась.
- Никаких проблем. Набираем всего и побольше и…
- Завтра в институт.
- Так и мне на работу. Ну и что? Завтра на магазины время тратить не придется.
- Ты не переехать ли ко мне решил? Не спешишь?
Парень плечами пожал:
- Вообще-то я только о завтра, а не о всей жизни.
- А на всю не готов?
- Слав, ну чего ты начинаешь? Что у вас у девчонок за привычка, пару дней повстречаются и, давай пытать, чего и как. А как оно если еще толком о себе не поняли, не то, что о другом? Ну, чего вперед батьки бежать? Чего форсировать? Если дано - ясно будет, а нет, ничем тут не помочь.
- Но ведь тянет.
- Я спорю? - пожал плечами. - Но это же не значит, что сразу кольцеваться надо, ребенка заводить, с родителями знакомиться, о чем-то серьезном думать. Ну, пойми ты, рано. Не обижайся, Слав, я тебе честно говорю, потому как уважаю и нравишься. Могу, конечно, лапши кило на ухо навесить, но ведь не честно это, так я думаю. Если по-человечьи - то так только и надо - в лоб, прямо.
- Болит он уже у меня, от вашего "в лоб, прямо", - вздохнул.
Поплакать, что ли? Да вряд ли легче станет. - Ладно, пошли в магазин. Не будем форсировать - будем просто жить.
В венском ресторанчике было людно и почти все посетители - знакомые Алекса и Ирмы, свой круг, давно наевший оскомину.
Ирма чудила - отрывалась - застоялась в своей элитной клинике по правке интерфейса. Леший же скучал, заранее зная какую арию споет ему его пассия.
Менять надо, однозначно. К чему он согласился с ней поужинать?
Еще и в постель? О, нет, только не с ней.
- Доррогооой? Только не спи, - качнулась к нему.
- Я задумался.
- Понравилась новая грудь Свачковой? - улыбнулась ехидно женщина и стала похожа на ее самую - ехидну, и мех на плече в тон.
- Что это за шкурка, дорогая? Не ехидна часом?
- Фи, - изогнула накрашенные, блестящие губки Ирма. - За кого ты меня принимаешь? Это шиншилла, боа под заказ.
- А жемчуга на вынос, - протянул, поглядывая на окружающих и кивая с налепленной на губы улыбкой знакомым, получая те же искусственные авансы в ответ. - Тебя с души от здешнего общества не воротит?
- Оно забавно, - улыбнулась женщина, подняв фужер. - Посмотри на Клару и ее "Карла" - шапито, - передернула плечиком и послала воздушный поцелуй тому самому "Карлу" - боссу сети ювелирных салонов, что сидел за столиком с любовницей министра энергетики.
- Славная парочка.
- Сладкая. Ах, какой ты бука. Я вернулась в надежде, что ты ждешь меня, а ты словно и не заметил моего отсутствия.
- Ну, что ты, - "приклеил" очередную улыбку на губы.
"Так и есть, Ирма - даже не вспоминал".
- Что я? - выгнула бровку. - Я здесь, а где ты? То Добочинскую изучаешь, то грудь Свачковой, то зубы Кваскова.
- Фирма. Его улыбка - его бренд. Надо отдать ему должное - так искренне улыбаться и скрывать за улыбкой: " а не пойти бы вам всем?"
- может только он.
- Артист. Как Свачкова - надо уметь носить такую грудь гордо.
Как ее не заносит?
"Уж не ревнуешь ли ты меня к этому грудастому монстру? Только не это "дорогая", иначе я точно умру от скуки".
- Порода.
- У нее? - скривилась и стала похожа лицом на высушенный лимон.
- Вся ее порода в элитном пластическом хирурге.
- Не твоем ли? По-моему на этот раз ты слегка переборщила с подтяжкой.
- Решил обидеть или оскорбить? - сощурила глаза.
- Простейшее любопытство.
- А воспринимается как простейшее хамство, - отпрянула к спинке венского стула. - Как тебе идея сходить в оперу?
- Хороша. Позвони Грецкову, он сделает тебе билет.
Женщина оглядела его едко и зло, но улыбка даже не дрогнула на губах ни у него, ни у нее. Школа.
- Может мне еще в кассе постоять?
- Это было бы неплохо. Развеялась бы.
- Нет, я решительно не могу понять, почему я тебя до сих пор не бросила? - задумчиво выгнула бровку Ирма и, сложив ручки в перчатках, подперла подбородок. Милый жест, подобранный где-то как имиджмейкер, гардероб, и весь ее лоск. Сколько плебея не учи, сколько не чисти его мышление и манеры - он все равно останется плебеем.
Леший аккуратно разрезал банан и съел кусочек.
- Невозможно бросить то, чего нет.
- Что ты хочешь этим сказать? - голос приобрел ледяные нотки.
- То, что ты знаешь сама, - второй кусочек банана ушел за вторым. - Нас нет, есть - ты, есть я, но нас - нет.
Женщина отвернулась, покачала туфелькой, отпила вина и только тогда лениво высказалась:
- Все-таки ты редкостный хам.
- Дело вкуса и мнений.
- Это значит, что после ужин мы…
- Мы? Вряд ли. Но ты и я - да.
Ирма улыбнулась почти соблазнительно, и он заранее понял, что она сейчас скажет:
- Я совсем отвыкла носить белье.
И он ответил, то, что ожидала она:
- Тигровая шкура по-прежнему лежит на заднем сиденье машины.
Она приняла, она поняла. Но поняла свое, потому что не могла представить, что знаковая фраза, как тайный шифр, означающая всегда одно - мы займемся с тобой сексом хоть прямо в машине, на этот раз поменяла свое значение и ничего тайного не прятала. Алекс сказал лишь то, что сказал. Не больше.
На сегодня, как и на дальнейшую жизнь, Ирме придется искать другого любовника. Леший убедился, что у него все кончено с этой женщиной и ничего кроме жутчайшей скуки ее образ не вызывает. И больше не желал тратить на нее ни часа, ни цента, ни слова.
А шкуру тигра он подарит ей на память.
Они квиты.
Гриша щедро сгреб деликатесы и удивил приготовлением ужина.
- Ты умеешь готовить?
- Представь. Это, например, называется - утка в яблоках, - прорекламировал румяную тушку утки, что разносила по квартире изысканный и аппетитный запах. Но не она понравилась Ярославе - вид
Гриши: подвязанные банданой волосы, фартук на толстовке с черепом, и варежка на руке, сжимающая нож. - "Жрать подано, садитесь кушать, пожалуйста", - изрек, улыбнувшись в ответ на теплый, ласковый взгляд девушки.
- Ты неотразим.
- Знаю.
Начал резать утку, а Ярослава подставлять тарелки.
- Все спросить тебя хотел, ты сама откуда?
- Из Новосибирска.
- А чего там не поступала?
- Свободы захотелось, самостоятельности. Мама у меня знаешь какая? Приди в девять - тут же за ремень и в крик. Потом за валериану и валокордин. Ей ничего, а у меня потом стресс. Состояние будто камнем по голове пригрели. Она-то играет, а я всерьез воспринимаю.
- Я бы застрелился с такой мамой, - согласился парень. - Как она тебя одну-то отпустила?
- Она и не отпускала. Сама уехала. Сняла квартиру, поступила.
- Деньги откуда на съем?
- Папка обеспечил. Эта квартира его знакомых.
- Бахлыковых.
- Да. Они зарубеж уехали на три года.
- Слышал. Потому и удивился, что ты здесь появилась. Я думала ты их дочка.
- Нет, - сунула в рот кусочек утки и зажмурилась от удовольствия. - Класс. Ты просто чудо-повар.
- А я и есть повар, - пожал плечами, разделывая свой кусочек.
- В смысле?
- Только не смейся, ладно? Я закончил кулинарный техникум…
Ярослава все же не сдержалась, прыснула со смеха.
- Ну-у, так и знал! Между прочим, готовка - это целое искусство.
Я еще ресторанное дело закончил, бабло подкатит, открою свой ресторан.
- Аффигеть! - засмеялась. - Ты как этот, из "Не родись красивой!"
- Да ну тебя, - надулся Гриша.
- Ну, не обижайся. Договорились же жить мирно.
- Угу, а ты дразнишься. Я что на того хлюпика похож?
- Не-а, - заверила, хотя Гриша был худощавым.
Он заулыбался, довольный:
- Добавки надо?
- Спасибо, это бы впихать.
- Невкусно, что ли? - насторожился.
- Аппетита нет целый день.
- Перемена погоды, - изрек глубокомысленно.
- Это откуда? - засмеялась Слава.
- Мама у меня любит недомогания на перемену погоды относить.
Чуть кольнет или заноет - предрекает смену.
- Понятно. А моей на погоду все равно. Она только телефон уважает - новости, сплетни - все по нему узнает.
- Тесная связь с подругами.
- Ага.
- Тебе-то звонит?
- Звонит, но хорошо, что редко. Обиделась она на меня за побег, так все дуется и дуется.
- Н-да, выкинула ты мамаше фортель, - хмыкнул.
- Суть не в том - отъезд бы она простила, она отца простить не может, считает что раз я у него помощи попросила и приняла, значит ее предала.
- Так они не живут вместе?
- Давно, - отмахнулась. - Отец у меня какой-то хитрый инженер, командировки постоянные были. Потом выяснилось, что и женщины в этих командировках присутствовали. А мать гордая, она же баронесса бывшая, или княжна ли, фиг ее знает, я в ее чудачества не вдавалась.
- Понятно.
- Матери - нет. Она же у нас элита, какого-то крестьянина понимаешь, пригрела, подняла, а он вот так с ней. Не оценил, не понял. Вещички собрала и выкинула. Думала проситься будет, умолять.
Он просился, умолял. А она стояла на своем, все наказать его хотела, фырчала. Дофырчалась. Ушел с концами. В Москве живет. Правда, видимся с ним тоже, раз в три-четыре месяца. У него семья, работа.
Детей, правда, нет. Жена ничего, Ксюша. Иногда мы с ней шопинг устраиваем. Ей всего двадцать девять.
- А отцу?
- На десять лет больше.
- Это нормально. Мать-то у тебя кто?
- Учитель истории.
- Ааа, так ты по ее стопам, значит? - сложил руки на столе, хитро поглядывая на девушку.
- А ты по чьим стопам?
- По своим. Мать у меня портниха, очень хорошая, отец водитель.
Дальнобойщик. Брат - тренер в фитнес клубе. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю. Вот такой мужик, - выставил большой палец. - Чай-то будешь?
- Буду. Ты же торт купил, надо есть.
- Надо. Сладкое полезно для мозгов и характера.
Ярослава заулыбалась: как хорошо вот так просто сидеть на кухне и болтать обо всем на свете с человеком, что само обаяние.
- Поэтому у тебя характер такой?
- Какой? - насторожился.
- Замечательный.
Гриша расцвел и хмыкнул, скрывая смущение.
- Не перехвали.
Разлил кипяток по чашкам, кинул заварку и пошел посуду мыть:
- Что там с подругой твоей, разрешилось?
Ярослава затихла, макая "мышку" в чай.
- Чего молчишь? - обернулся, увидел задумчивость девушки и выключил воду, начхав на посуду. Зря он с вопросами полез. Вот дурак.
Присел перед Ярославной, обнял ноги:
- Эй, посмотри на меня? Образуется.
- Ее нет нигде, никто не видел. Сегодня в институт не пришла.
Дима меня тогда обвинил, а сегодня девочки.
- Забей.
- Они правы…
- В чем?! - начал сердиться парень - опять двадцать пять! Ну, почему между ними постоянно встает какая-то Ларка?! Да чтоб ее черти побрали!
- Они правы! Я была с ней, а потом она исчезла, испарилась! Это могло случиться под самым моим носом!
- И что?! Нет, и что?! Ты кто? Рембо, служба охраны или ревнитель нравственности? Сколько лет твоей Ларке?
- Двадцать, как и мне.
- Большая девочка! Пусть сама о себе и заботиться. В конце концов, у нее есть парень, есть родители. Это их дело, их долг, обязанность и все остальное!
- Я ее подруга!
- Это что клеймо рабыни?!
- Да как ты понять не можешь?! - вскочила. - /Она моя подруга/!
- Ой, ее!! Как трудно-то! - взвел глаза к потолку, присвистнув.
- И что теперь? Ну, подруга. Дальше? Может нянчиться с ней начнешь, свечку держать, когда трахается?
Ярослава не думая, влепила ему пощечину и замерла, сообразив, что сделала.
- Тааак, - прошипел Гриша. Глаза стали злыми, колючими. - Нет, так дело не пойдет. Знаешь, что, ты подумай сначала, кто тебе важней
- я или твоя гребанная Ларка. Как решишь - позвони. Я ни с кем конкурировать не привык и привыкать не собираюсь! А тем более по фейсу за это получать!
И пошел в коридор, начал шнуровать кроссовки.
- Гриш, ты не прав…
- Я все сказал! - отрезал. Схватил куртку и вышел, хлопнув дверью.
Ярослава заплакала: ну почему она такая невезучая?
Лариса, ну, где ты, Лариса?!
Что же это творится?!
Как Лешинский и предполагал, Ирма кинула шкуру ему в грудь, метясь в лицо.
Выражение ее физиономии очень позабавило Алекса и маленький инцидент разбавил скуку, став достойной точкой в отношениях с женщиной.
Он улыбался всю дорогу до дома, вспоминая ее ярость, полные злости глаза, перекошенный рот.
Приятный финал отношений. Он, наконец, увидел истинное лицо этой женщины. Оно не удивило - натура ведьмы проступала в каждом взгляде и манере и до того.
Глава 5
Григорий, держа букет цветов как факел Олимпиады и таращился на него, видно удивляясь самому себе.
- Привет, - бросил девушке. Та хотела фыркнуть и пройти мимо, но вопреки самолюбию плюхнулась рядом.
- Привет.
- А это тебе, - протянул букет и носом шмыгнул. - Как оно?…
Ну… В институте?
Ярослава покрутила цветы и положила на скамейку:
- Нормально.
- Пойдем куда-нибудь?
- Настроения нет.
- Совсем?
- Совсем.
- Что так?
- Все не так.
Парень задумался, чтобы еще такое сказать, девушка нахохлилась, руки в карманы куртки спрятала, ожидая, когда же он извинится, в конце концов. Так и сидели не близкие, ни далекие.
- Может, к тебе? - несмело предложил Гриша.
- С какой радости?
- Холодно. Ну, не дуйся, а? - пихнул ее легонько. - Чего, правда?
- Ты был не прав, - бросила подумав.
- Ну.. не прав, - признал нехотя.
Теперь Ярослава носом шмыгнула и, вдруг, улыбнулась.
- Ну, ладно.
Гриша заулыбался, обнял:
- Пошли, а? Замерзла же.
- Не-а, я холод люблю, а от жары дурею.
- Везет, я наоборот, терпеть не могу когда холодно. Замерзаю быстро.
- Пошли тогда, пока не замерз и насморк не заработал.
Парень потянулся к ее губам, накрыл их нежно, еле касаясь.
Соскучился. Кто б сказал, что он по этой пигалице скучать будет - на смех бы того поднял. А надо же - случилось!
- Больше не соримся, - постановил.
- Живем мирно, - кивнула, довольная. - Но прежде чем домой идти - двигаемся в магазин. У меня в холодильнике - сам видел, мышь повесилась.
- Никаких проблем. Набираем всего и побольше и…
- Завтра в институт.
- Так и мне на работу. Ну и что? Завтра на магазины время тратить не придется.
- Ты не переехать ли ко мне решил? Не спешишь?
Парень плечами пожал:
- Вообще-то я только о завтра, а не о всей жизни.
- А на всю не готов?
- Слав, ну чего ты начинаешь? Что у вас у девчонок за привычка, пару дней повстречаются и, давай пытать, чего и как. А как оно если еще толком о себе не поняли, не то, что о другом? Ну, чего вперед батьки бежать? Чего форсировать? Если дано - ясно будет, а нет, ничем тут не помочь.
- Но ведь тянет.
- Я спорю? - пожал плечами. - Но это же не значит, что сразу кольцеваться надо, ребенка заводить, с родителями знакомиться, о чем-то серьезном думать. Ну, пойми ты, рано. Не обижайся, Слав, я тебе честно говорю, потому как уважаю и нравишься. Могу, конечно, лапши кило на ухо навесить, но ведь не честно это, так я думаю. Если по-человечьи - то так только и надо - в лоб, прямо.
- Болит он уже у меня, от вашего "в лоб, прямо", - вздохнул.
Поплакать, что ли? Да вряд ли легче станет. - Ладно, пошли в магазин. Не будем форсировать - будем просто жить.
В венском ресторанчике было людно и почти все посетители - знакомые Алекса и Ирмы, свой круг, давно наевший оскомину.
Ирма чудила - отрывалась - застоялась в своей элитной клинике по правке интерфейса. Леший же скучал, заранее зная какую арию споет ему его пассия.
Менять надо, однозначно. К чему он согласился с ней поужинать?
Еще и в постель? О, нет, только не с ней.
- Доррогооой? Только не спи, - качнулась к нему.
- Я задумался.
- Понравилась новая грудь Свачковой? - улыбнулась ехидно женщина и стала похожа на ее самую - ехидну, и мех на плече в тон.
- Что это за шкурка, дорогая? Не ехидна часом?
- Фи, - изогнула накрашенные, блестящие губки Ирма. - За кого ты меня принимаешь? Это шиншилла, боа под заказ.
- А жемчуга на вынос, - протянул, поглядывая на окружающих и кивая с налепленной на губы улыбкой знакомым, получая те же искусственные авансы в ответ. - Тебя с души от здешнего общества не воротит?
- Оно забавно, - улыбнулась женщина, подняв фужер. - Посмотри на Клару и ее "Карла" - шапито, - передернула плечиком и послала воздушный поцелуй тому самому "Карлу" - боссу сети ювелирных салонов, что сидел за столиком с любовницей министра энергетики.
- Славная парочка.
- Сладкая. Ах, какой ты бука. Я вернулась в надежде, что ты ждешь меня, а ты словно и не заметил моего отсутствия.
- Ну, что ты, - "приклеил" очередную улыбку на губы.
"Так и есть, Ирма - даже не вспоминал".
- Что я? - выгнула бровку. - Я здесь, а где ты? То Добочинскую изучаешь, то грудь Свачковой, то зубы Кваскова.
- Фирма. Его улыбка - его бренд. Надо отдать ему должное - так искренне улыбаться и скрывать за улыбкой: " а не пойти бы вам всем?"
- может только он.
- Артист. Как Свачкова - надо уметь носить такую грудь гордо.
Как ее не заносит?
"Уж не ревнуешь ли ты меня к этому грудастому монстру? Только не это "дорогая", иначе я точно умру от скуки".
- Порода.
- У нее? - скривилась и стала похожа лицом на высушенный лимон.
- Вся ее порода в элитном пластическом хирурге.
- Не твоем ли? По-моему на этот раз ты слегка переборщила с подтяжкой.
- Решил обидеть или оскорбить? - сощурила глаза.
- Простейшее любопытство.
- А воспринимается как простейшее хамство, - отпрянула к спинке венского стула. - Как тебе идея сходить в оперу?
- Хороша. Позвони Грецкову, он сделает тебе билет.
Женщина оглядела его едко и зло, но улыбка даже не дрогнула на губах ни у него, ни у нее. Школа.
- Может мне еще в кассе постоять?
- Это было бы неплохо. Развеялась бы.
- Нет, я решительно не могу понять, почему я тебя до сих пор не бросила? - задумчиво выгнула бровку Ирма и, сложив ручки в перчатках, подперла подбородок. Милый жест, подобранный где-то как имиджмейкер, гардероб, и весь ее лоск. Сколько плебея не учи, сколько не чисти его мышление и манеры - он все равно останется плебеем.
Леший аккуратно разрезал банан и съел кусочек.
- Невозможно бросить то, чего нет.
- Что ты хочешь этим сказать? - голос приобрел ледяные нотки.
- То, что ты знаешь сама, - второй кусочек банана ушел за вторым. - Нас нет, есть - ты, есть я, но нас - нет.
Женщина отвернулась, покачала туфелькой, отпила вина и только тогда лениво высказалась:
- Все-таки ты редкостный хам.
- Дело вкуса и мнений.
- Это значит, что после ужин мы…
- Мы? Вряд ли. Но ты и я - да.
Ирма улыбнулась почти соблазнительно, и он заранее понял, что она сейчас скажет:
- Я совсем отвыкла носить белье.
И он ответил, то, что ожидала она:
- Тигровая шкура по-прежнему лежит на заднем сиденье машины.
Она приняла, она поняла. Но поняла свое, потому что не могла представить, что знаковая фраза, как тайный шифр, означающая всегда одно - мы займемся с тобой сексом хоть прямо в машине, на этот раз поменяла свое значение и ничего тайного не прятала. Алекс сказал лишь то, что сказал. Не больше.
На сегодня, как и на дальнейшую жизнь, Ирме придется искать другого любовника. Леший убедился, что у него все кончено с этой женщиной и ничего кроме жутчайшей скуки ее образ не вызывает. И больше не желал тратить на нее ни часа, ни цента, ни слова.
А шкуру тигра он подарит ей на память.
Они квиты.
Гриша щедро сгреб деликатесы и удивил приготовлением ужина.
- Ты умеешь готовить?
- Представь. Это, например, называется - утка в яблоках, - прорекламировал румяную тушку утки, что разносила по квартире изысканный и аппетитный запах. Но не она понравилась Ярославе - вид
Гриши: подвязанные банданой волосы, фартук на толстовке с черепом, и варежка на руке, сжимающая нож. - "Жрать подано, садитесь кушать, пожалуйста", - изрек, улыбнувшись в ответ на теплый, ласковый взгляд девушки.
- Ты неотразим.
- Знаю.
Начал резать утку, а Ярослава подставлять тарелки.
- Все спросить тебя хотел, ты сама откуда?
- Из Новосибирска.
- А чего там не поступала?
- Свободы захотелось, самостоятельности. Мама у меня знаешь какая? Приди в девять - тут же за ремень и в крик. Потом за валериану и валокордин. Ей ничего, а у меня потом стресс. Состояние будто камнем по голове пригрели. Она-то играет, а я всерьез воспринимаю.
- Я бы застрелился с такой мамой, - согласился парень. - Как она тебя одну-то отпустила?
- Она и не отпускала. Сама уехала. Сняла квартиру, поступила.
- Деньги откуда на съем?
- Папка обеспечил. Эта квартира его знакомых.
- Бахлыковых.
- Да. Они зарубеж уехали на три года.
- Слышал. Потому и удивился, что ты здесь появилась. Я думала ты их дочка.
- Нет, - сунула в рот кусочек утки и зажмурилась от удовольствия. - Класс. Ты просто чудо-повар.
- А я и есть повар, - пожал плечами, разделывая свой кусочек.
- В смысле?
- Только не смейся, ладно? Я закончил кулинарный техникум…
Ярослава все же не сдержалась, прыснула со смеха.
- Ну-у, так и знал! Между прочим, готовка - это целое искусство.
Я еще ресторанное дело закончил, бабло подкатит, открою свой ресторан.
- Аффигеть! - засмеялась. - Ты как этот, из "Не родись красивой!"
- Да ну тебя, - надулся Гриша.
- Ну, не обижайся. Договорились же жить мирно.
- Угу, а ты дразнишься. Я что на того хлюпика похож?
- Не-а, - заверила, хотя Гриша был худощавым.
Он заулыбался, довольный:
- Добавки надо?
- Спасибо, это бы впихать.
- Невкусно, что ли? - насторожился.
- Аппетита нет целый день.
- Перемена погоды, - изрек глубокомысленно.
- Это откуда? - засмеялась Слава.
- Мама у меня любит недомогания на перемену погоды относить.
Чуть кольнет или заноет - предрекает смену.
- Понятно. А моей на погоду все равно. Она только телефон уважает - новости, сплетни - все по нему узнает.
- Тесная связь с подругами.
- Ага.
- Тебе-то звонит?
- Звонит, но хорошо, что редко. Обиделась она на меня за побег, так все дуется и дуется.
- Н-да, выкинула ты мамаше фортель, - хмыкнул.
- Суть не в том - отъезд бы она простила, она отца простить не может, считает что раз я у него помощи попросила и приняла, значит ее предала.
- Так они не живут вместе?
- Давно, - отмахнулась. - Отец у меня какой-то хитрый инженер, командировки постоянные были. Потом выяснилось, что и женщины в этих командировках присутствовали. А мать гордая, она же баронесса бывшая, или княжна ли, фиг ее знает, я в ее чудачества не вдавалась.
- Понятно.
- Матери - нет. Она же у нас элита, какого-то крестьянина понимаешь, пригрела, подняла, а он вот так с ней. Не оценил, не понял. Вещички собрала и выкинула. Думала проситься будет, умолять.
Он просился, умолял. А она стояла на своем, все наказать его хотела, фырчала. Дофырчалась. Ушел с концами. В Москве живет. Правда, видимся с ним тоже, раз в три-четыре месяца. У него семья, работа.
Детей, правда, нет. Жена ничего, Ксюша. Иногда мы с ней шопинг устраиваем. Ей всего двадцать девять.
- А отцу?
- На десять лет больше.
- Это нормально. Мать-то у тебя кто?
- Учитель истории.
- Ааа, так ты по ее стопам, значит? - сложил руки на столе, хитро поглядывая на девушку.
- А ты по чьим стопам?
- По своим. Мать у меня портниха, очень хорошая, отец водитель.
Дальнобойщик. Брат - тренер в фитнес клубе. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю. Вот такой мужик, - выставил большой палец. - Чай-то будешь?
- Буду. Ты же торт купил, надо есть.
- Надо. Сладкое полезно для мозгов и характера.
Ярослава заулыбалась: как хорошо вот так просто сидеть на кухне и болтать обо всем на свете с человеком, что само обаяние.
- Поэтому у тебя характер такой?
- Какой? - насторожился.
- Замечательный.
Гриша расцвел и хмыкнул, скрывая смущение.
- Не перехвали.
Разлил кипяток по чашкам, кинул заварку и пошел посуду мыть:
- Что там с подругой твоей, разрешилось?
Ярослава затихла, макая "мышку" в чай.
- Чего молчишь? - обернулся, увидел задумчивость девушки и выключил воду, начхав на посуду. Зря он с вопросами полез. Вот дурак.
Присел перед Ярославной, обнял ноги:
- Эй, посмотри на меня? Образуется.
- Ее нет нигде, никто не видел. Сегодня в институт не пришла.
Дима меня тогда обвинил, а сегодня девочки.
- Забей.
- Они правы…
- В чем?! - начал сердиться парень - опять двадцать пять! Ну, почему между ними постоянно встает какая-то Ларка?! Да чтоб ее черти побрали!
- Они правы! Я была с ней, а потом она исчезла, испарилась! Это могло случиться под самым моим носом!
- И что?! Нет, и что?! Ты кто? Рембо, служба охраны или ревнитель нравственности? Сколько лет твоей Ларке?
- Двадцать, как и мне.
- Большая девочка! Пусть сама о себе и заботиться. В конце концов, у нее есть парень, есть родители. Это их дело, их долг, обязанность и все остальное!
- Я ее подруга!
- Это что клеймо рабыни?!
- Да как ты понять не можешь?! - вскочила. - /Она моя подруга/!
- Ой, ее!! Как трудно-то! - взвел глаза к потолку, присвистнув.
- И что теперь? Ну, подруга. Дальше? Может нянчиться с ней начнешь, свечку держать, когда трахается?
Ярослава не думая, влепила ему пощечину и замерла, сообразив, что сделала.
- Тааак, - прошипел Гриша. Глаза стали злыми, колючими. - Нет, так дело не пойдет. Знаешь, что, ты подумай сначала, кто тебе важней
- я или твоя гребанная Ларка. Как решишь - позвони. Я ни с кем конкурировать не привык и привыкать не собираюсь! А тем более по фейсу за это получать!
И пошел в коридор, начал шнуровать кроссовки.
- Гриш, ты не прав…
- Я все сказал! - отрезал. Схватил куртку и вышел, хлопнув дверью.
Ярослава заплакала: ну почему она такая невезучая?
Лариса, ну, где ты, Лариса?!
Что же это творится?!
Как Лешинский и предполагал, Ирма кинула шкуру ему в грудь, метясь в лицо.
Выражение ее физиономии очень позабавило Алекса и маленький инцидент разбавил скуку, став достойной точкой в отношениях с женщиной.
Он улыбался всю дорогу до дома, вспоминая ее ярость, полные злости глаза, перекошенный рот.
Приятный финал отношений. Он, наконец, увидел истинное лицо этой женщины. Оно не удивило - натура ведьмы проступала в каждом взгляде и манере и до того.
Глава 5
Ярослава вышла из подъезда, уверяя себя, что на лавке сидит
Гриша. Но ничего подобного - парня не было. Он не появился ночью, не пришел утром, не позвонил. И девочки не звонили, значит Лариса тоже не появилась.
Какой-то непроходящий кошмар, полоса неприятностей.
Сколько она будет длиться?
На остановке у института стояла Люба и крутилась, выискивая кого-то.
Суздалева помахала ей рукой:
- Привет. Кого ждем?
Девушка была бледна и явно испуганна. Она взяла подругу за руку и без слов увлекла прочь из толпы, но в обратном от учебного заведения направлении.
- Люб, ты куда? Опоздаем на занятия.
Девушка села на низкую ограду вокруг церковки и глухо попросила:
- Сигаретку дай.
Ярослава поняла, что что-то случилось и у Любы, но сил спросить не нашла. Села рядом, чувствуя себя уже не человеком, каким-то подобием - червяком, причем, раздавленным. Достала сигареты.
Протянула подруге, закурила сама, впадая в уныние.
- Ларка нашлась, - еле слышно то ли сказала, то ли всхлипнула девушка. У Ярославы сигаретка из рук выпала. Глаза вспыхнули и, улыбка сама до ушей растянулась:
- Ларка?! - вскочила. - Ура!!
- Тихо ты, дура! - прикрикнула на нее. Лицо такое, что можно подумать, Ларису мертвой нашли…
Суздалева мигом потеряла улыбку, почувствовала дурноту, рванула шарфик с шеи:
- Только не говори, слышишь, не говори…
- В больнице она.
Фу! - Ярослава выдохнула и осела на перила. Дрожащей рукой достала другую сигаретку и жадно затянулась.
- Господи!… Откуда знаешь? Что с ней? Что случилось?
- Не знаю. Знаю, что что-то очень плохое. Мать рыдает. Отец говорит, как рубит. Я звонила ее родителям вчера. Вестей не было, их самих не было. А утром… Утром Маринка звонила, конспекты хотела забрать. Сегодня опрос, а они у Ларисы остались… Потом мне перезвонила вся никакая - сказала, что случилось что-то.
- Машина сбила? Нет. Я бы следы увидела, я бы услышала крики.
Ничего не было.
- Надо в больницу ехать. Сейчас Марина подойдет. Света и Инна нас прикроют.
- Почему в больнице-то?
- А я знаю?! Что мне сказали - я тебе говорю. Знаю только что родители ее на "скорой" из Смоленска привезли.
- Откуда? Как она там оказалась?
- Не знаю!
- Не кричи, поняла. А Маринка где?
- Должна подъехать. Блин, меня колотит, Слава. Понять ничего не могу и страшно до одури. Ну, ясно же что не сама она в Смоленск рванула, значит?… Значит?…
- Ничего не значит, - отрезала. - Не гадай. Съездим, узнаем.
Вон Марина! Марина!
Девушка, завидев подруг, подбежала к ним и сходу предложила:
- Скидываемся и берем такси. Передачу я нарыла, холодильник опустошила, - сунула в руки Ярославе пакет, но даже не посмотрела на нее.
Девушке нехорошо стало - обвиняет?
- Что стоим? - и рванула к дороге, руку подняла.
В машине молчали. Люба хмурилась, поглядывая в окно. Марина замкнулась и будто окаменела, а Ярослава чувствовала себя уродом каким-то, прокаженной. Слово сказать боялась, на девочек посмотреть, и Ларису видеть - тоже боялась, а ее родителей - просто до паники.
И молила - пусть их не будет, пусть не пустят посетителей.
Не повезло.
Во-первых, их пустили в отделение хоть и одарили недовольными взглядами.
Во-вторых, Лариса лежала в двенадцатой палате - платной, и рядом с ней были родители.
Девушки приготовили дежурные улыбки, постучались и толкнули дверь, услышав глухое: "да?" И замерли на пороге, улыбки сползли сами.
На кровати лежала нечто отдаленное и смутно похожее на знакомую им Ларису. Лицо сине -серое, синяки под глазами, губы в красных трещинах, пустой взгляд в потолок. Руки безвольно лежащие поверх простыни были похожи на анатомическое пособие верхних конечностей для студентов медиков.
- Девочки? - выдавила улыбку мама Лысовой. Склонилась над дочерью. - Ларочка, к тебе подруги пришли, - проворковала очень тихо, почти жалобно.
Ярослава невольно попятилась, ей показалось, что приблизься и костлявая рука подруги, со всего маху ударит ее по лицу.
Лариса безжизненно посмотрела на подруг и вновь уставилась в потолок. Девушки несмело прошли в палату, а Ярослава не смогла - ком в горле встал, хотелось закричать и заплакать. Она шагнула назад и рванула по коридору на выход, не видя дороги из-за слез.
Осела на скамейку у главного входа, сжалась, пытаясь успокоиться.
Закурила. Слезы капали и капали, совесть ела и ела - виновата. А разобраться - в чем? Но ведь виновата хотя бы в том, что вместо того, чтобы тревогу при исчезновении подруги объявить, ударилась в любовное рандеву, напрочь забыв о Ларисе. По сути, бросила. Факт.
Уйти совсем бы из больницы - но не могла, ведь это значило сбежать, значило, что она вновь бросает. Остаться? По-человечески, так вовсе в палату вернуться, а не сидеть на скамейке в ожидании неизвестно чего. Но страшно - обвинят, найдут в ней крайнюю.
Что же там было, что случилось, куда пропала Лариса и как оказалась в Смоленске?
Может прав Гриша, нет вины Славы? Ну, что она действительно, могла сделать? Как могла знать, что за своим Vog Лариса уйдет на край света?
Она подкурила вторую сигаретку от первой и почувствовала чей-то взгляд. По спине холодок пошел.
Огляделась и ничего настораживающего не заметила. Показалось?
Станешь тут мнительной!
Господи, да что же могло случиться?!
Почему у Ларисы такой вид, будто сушили ее как белье на веревке?
Почему губы в крови, почему синяки под глазами и лицо осунувшиеся, словно Лысова месяц голодала? Что могло превратить ее в /это/?
Машина сбила? Были бы переломы, гипс там, бинты виднелись бы.
Избили? Похоже. Но какого черта она в Смоленске оказалась?!
В раздумьях, загадках и разгадках ушло не меньше часа и почти вся пачка сигарет.
Марина села слева, молча забрала сигареты и закурила. Следом
Люба. Так и молчали, глядя куда угодно, только не друг на друга. Что
- то скользкое, опасное было в этой тишине и молчании. Как финал, конец прошлому, когда позади неизвестно что, а впереди ничего.
- Что с ней? - решилась нарушить тишину Ярослава.
- Пипец, - тихо ответила Люба, глядя перед собой.
- А подробности?
- Надо было остаться и узнать! - зло бросила Марина и носом шмыгнула.
- Изнасиловали ее, - выдохнула девушка.
- Что? - может, ослышалась?
- Что слышала! Трахали до смерти! А ты в это время пончики ела!
Ярослава зажмурилась: "Господи, если ты есть, сделай так, чтоб все это было неправдой. Чтоб это был сон и я проснулась. И все было как прежде".
- Ну, что ты на нее? Кто знал-то? Ужас в другом, Марина.
Получается, что среди белого дня, прямо у института какие-то упыри могут хватать и увозить людей. И никто не застрахован.
- Застрахованы. Если вдвоем! Если одна за другую, а не так, что одна в кусты, а вторая!…
Ярослава вскочила и рванула прочь.
- Беги, беги!! Твое любимое занятие!!
Суздалева остановилась и пошла обратно, встала над подругой:
- В чем ты меня винишь? Ну, в чем?! Что я сделала?! Что ты мне нервы мотаешь?! Тебе плохо, а мне?! А если б ты на моем месте оказалась?! Ты ясновидящая что ли?!
- Я бы сразу всех подняла, а не на "харлее" каталась!! Ты ночь по собственной воле с рокером своим забавлялась, а Ларису насиловали! Тебе хорошо было, а ей вон как! - махнула в сторону больничного корпуса рукой. - Знаешь, что нам ее мама рассказала?!
- Ой, не надо, Мариночка, - схватила ее за руку Люба, умоляя.
- Зачем?
- Пусть знает, сколько стоило ее счастье подруге! Ее как могли!
На теле места живого нет! И ни один, а группой! Она сдвинулась!
Говорить не может, мычит и плачет! Ее несколько дней имели, а потом наркотой накачали и выкинули у помойки! Там еще бомжи подсуетились!
Весь букет - здравствуй! А институт - прощай! И Дима, и нормальное будущее! Нет ничего! Сходили в кафе с верной подругой!
Ярослава уши зажала, отступила и побежала, куда глаза глядят, с единственным желанием удавиться.
Словно в солидарность с Мариной, с неба грянул дождь, забил по голове и плечам девушки, не оставляя ей и доли надежды на спасение от чувства вины.
Лешинский решил развлечься. Переоделся в "спецовку" - джинсы не первой свежести, рубашку, неприметную куртку. Сел за руль старенькой
"ауди" и направился в город покататься.
Он кружил по улицам, стоял в пробках, поглядывая на людей, водителей, и улыбался. Ему нравилось быть неприметным, нравилось спокойно воспринимать пробки и слушать, как ругаются, нервно гудят водители слева и справа, спеша по своим очень важным делам.
Нравилось, что небо заволокло тучами, нравилось, что в машине немного пахнет соляркой и пылью. Это все было настоящим, не выдуманным и, он прикасался к этому тоже по-настоящему, без посредников, напрямую. Ощущал себя частью толпы, что говорят
"безлика" лишь те, кто не бывает в ней или спешит по жизни. Нет, толпа, как человек, имеет индивидуальность. Свое настроение, свой смысл, свою манеру. У нее разные лица, разные взгляды и цели.
Если внимательней присмотреться, в ней легко отличить праздношатающегося от спешащего и озабоченного делами, летящего на свидание и бегущего на работу. Толпа не только сливает разное в одно, она еще сличает, заводит и обличает. В ней нет фальши и это главная ценность.
Алекс ехал не спеша, поглядывая на прохожих, ждал, когда кто-нибудь проголосует, и он, "подбросит" пассажира, приобщится к его жизни, обычной, нормальной, такой неприятной для обывателя, такой суетной. Они всегда недовольны своей жизнью - это он уже заметил и принял. Иначе не бывает. Иерархия общества, иерархия социума - была есть и будет. Одни лезут "наверх" и мечтают о кренделях небесных, думают, что живут в самом "низу" поэтому плохо, серо, уныло, но стоит вылезти, все тут же изменится. Ерунда, он-то точно знал - полная ерунда. Другие мечтают, как Леший хоть на день спуститься "вниз" - пожить вот так серо и уныло, на деле полнокровно, цельно, ярко. И тоже - ерунда. Потому что спроси Алекса
- остался бы он здесь, он бы сказал "нет".
На каждом месте, в каждой нише, на каждой ступени социальной лестницы есть свои плюсы и минусы, и счастлив тот, кто умеет их использовать по назначению и своему усмотрению.
В этом плане Лешинский считал себя счастливым, а остальное всего лишь приложением к своей жизни, как перегар к дыханию алкаголика. Он прекрасно понимал, что спустись он насовсем, очень быстро вернется обратно, поднимется, как взлетит - иначе не умеет. Так устроен, так устроена жизнь. Ее не обойдешь.
Грянувший дождь смыл прохожих с улиц и Алекс понял, что вряд ли найдет "попутчика". Он решил остановиться и пообедать. Забегаловки типа Кафе -Хаус его тоже забавляли. Лощеные, сверкающие, усиленно маскирующиеся как иная маска на лице человека, под элитное заведение, оставались всего лишь плебейскими и очень дурными копиями действительно хороших мест отдыха. Все дело в сервисе, а не антураже. Можно украсить зал ресторана, пригласив дизайнера интерьеров европейского класса, но впусти в обслуживающий персонал пару украинок и молдаванок, тетю из очень средней Азии и все пойдет насмарку. Знающий посетитель просто не поймет "прикола". И заглянув раз, больше не появится.
Впрочем, данные заведения приносят хорошую прибыль, заманивая и обслуживая молодежь, обывателей средней руки, и того довольно. Для них и созданы.
Алекс вылез из машины, припарковав ее с края тротуара, закрыл, и, нахохлившись от попадающего за ворот дождя, развернулся к Кафе-Хаус.
Гриша. Но ничего подобного - парня не было. Он не появился ночью, не пришел утром, не позвонил. И девочки не звонили, значит Лариса тоже не появилась.
Какой-то непроходящий кошмар, полоса неприятностей.
Сколько она будет длиться?
На остановке у института стояла Люба и крутилась, выискивая кого-то.
Суздалева помахала ей рукой:
- Привет. Кого ждем?
Девушка была бледна и явно испуганна. Она взяла подругу за руку и без слов увлекла прочь из толпы, но в обратном от учебного заведения направлении.
- Люб, ты куда? Опоздаем на занятия.
Девушка села на низкую ограду вокруг церковки и глухо попросила:
- Сигаретку дай.
Ярослава поняла, что что-то случилось и у Любы, но сил спросить не нашла. Села рядом, чувствуя себя уже не человеком, каким-то подобием - червяком, причем, раздавленным. Достала сигареты.
Протянула подруге, закурила сама, впадая в уныние.
- Ларка нашлась, - еле слышно то ли сказала, то ли всхлипнула девушка. У Ярославы сигаретка из рук выпала. Глаза вспыхнули и, улыбка сама до ушей растянулась:
- Ларка?! - вскочила. - Ура!!
- Тихо ты, дура! - прикрикнула на нее. Лицо такое, что можно подумать, Ларису мертвой нашли…
Суздалева мигом потеряла улыбку, почувствовала дурноту, рванула шарфик с шеи:
- Только не говори, слышишь, не говори…
- В больнице она.
Фу! - Ярослава выдохнула и осела на перила. Дрожащей рукой достала другую сигаретку и жадно затянулась.
- Господи!… Откуда знаешь? Что с ней? Что случилось?
- Не знаю. Знаю, что что-то очень плохое. Мать рыдает. Отец говорит, как рубит. Я звонила ее родителям вчера. Вестей не было, их самих не было. А утром… Утром Маринка звонила, конспекты хотела забрать. Сегодня опрос, а они у Ларисы остались… Потом мне перезвонила вся никакая - сказала, что случилось что-то.
- Машина сбила? Нет. Я бы следы увидела, я бы услышала крики.
Ничего не было.
- Надо в больницу ехать. Сейчас Марина подойдет. Света и Инна нас прикроют.
- Почему в больнице-то?
- А я знаю?! Что мне сказали - я тебе говорю. Знаю только что родители ее на "скорой" из Смоленска привезли.
- Откуда? Как она там оказалась?
- Не знаю!
- Не кричи, поняла. А Маринка где?
- Должна подъехать. Блин, меня колотит, Слава. Понять ничего не могу и страшно до одури. Ну, ясно же что не сама она в Смоленск рванула, значит?… Значит?…
- Ничего не значит, - отрезала. - Не гадай. Съездим, узнаем.
Вон Марина! Марина!
Девушка, завидев подруг, подбежала к ним и сходу предложила:
- Скидываемся и берем такси. Передачу я нарыла, холодильник опустошила, - сунула в руки Ярославе пакет, но даже не посмотрела на нее.
Девушке нехорошо стало - обвиняет?
- Что стоим? - и рванула к дороге, руку подняла.
В машине молчали. Люба хмурилась, поглядывая в окно. Марина замкнулась и будто окаменела, а Ярослава чувствовала себя уродом каким-то, прокаженной. Слово сказать боялась, на девочек посмотреть, и Ларису видеть - тоже боялась, а ее родителей - просто до паники.
И молила - пусть их не будет, пусть не пустят посетителей.
Не повезло.
Во-первых, их пустили в отделение хоть и одарили недовольными взглядами.
Во-вторых, Лариса лежала в двенадцатой палате - платной, и рядом с ней были родители.
Девушки приготовили дежурные улыбки, постучались и толкнули дверь, услышав глухое: "да?" И замерли на пороге, улыбки сползли сами.
На кровати лежала нечто отдаленное и смутно похожее на знакомую им Ларису. Лицо сине -серое, синяки под глазами, губы в красных трещинах, пустой взгляд в потолок. Руки безвольно лежащие поверх простыни были похожи на анатомическое пособие верхних конечностей для студентов медиков.
- Девочки? - выдавила улыбку мама Лысовой. Склонилась над дочерью. - Ларочка, к тебе подруги пришли, - проворковала очень тихо, почти жалобно.
Ярослава невольно попятилась, ей показалось, что приблизься и костлявая рука подруги, со всего маху ударит ее по лицу.
Лариса безжизненно посмотрела на подруг и вновь уставилась в потолок. Девушки несмело прошли в палату, а Ярослава не смогла - ком в горле встал, хотелось закричать и заплакать. Она шагнула назад и рванула по коридору на выход, не видя дороги из-за слез.
Осела на скамейку у главного входа, сжалась, пытаясь успокоиться.
Закурила. Слезы капали и капали, совесть ела и ела - виновата. А разобраться - в чем? Но ведь виновата хотя бы в том, что вместо того, чтобы тревогу при исчезновении подруги объявить, ударилась в любовное рандеву, напрочь забыв о Ларисе. По сути, бросила. Факт.
Уйти совсем бы из больницы - но не могла, ведь это значило сбежать, значило, что она вновь бросает. Остаться? По-человечески, так вовсе в палату вернуться, а не сидеть на скамейке в ожидании неизвестно чего. Но страшно - обвинят, найдут в ней крайнюю.
Что же там было, что случилось, куда пропала Лариса и как оказалась в Смоленске?
Может прав Гриша, нет вины Славы? Ну, что она действительно, могла сделать? Как могла знать, что за своим Vog Лариса уйдет на край света?
Она подкурила вторую сигаретку от первой и почувствовала чей-то взгляд. По спине холодок пошел.
Огляделась и ничего настораживающего не заметила. Показалось?
Станешь тут мнительной!
Господи, да что же могло случиться?!
Почему у Ларисы такой вид, будто сушили ее как белье на веревке?
Почему губы в крови, почему синяки под глазами и лицо осунувшиеся, словно Лысова месяц голодала? Что могло превратить ее в /это/?
Машина сбила? Были бы переломы, гипс там, бинты виднелись бы.
Избили? Похоже. Но какого черта она в Смоленске оказалась?!
В раздумьях, загадках и разгадках ушло не меньше часа и почти вся пачка сигарет.
Марина села слева, молча забрала сигареты и закурила. Следом
Люба. Так и молчали, глядя куда угодно, только не друг на друга. Что
- то скользкое, опасное было в этой тишине и молчании. Как финал, конец прошлому, когда позади неизвестно что, а впереди ничего.
- Что с ней? - решилась нарушить тишину Ярослава.
- Пипец, - тихо ответила Люба, глядя перед собой.
- А подробности?
- Надо было остаться и узнать! - зло бросила Марина и носом шмыгнула.
- Изнасиловали ее, - выдохнула девушка.
- Что? - может, ослышалась?
- Что слышала! Трахали до смерти! А ты в это время пончики ела!
Ярослава зажмурилась: "Господи, если ты есть, сделай так, чтоб все это было неправдой. Чтоб это был сон и я проснулась. И все было как прежде".
- Ну, что ты на нее? Кто знал-то? Ужас в другом, Марина.
Получается, что среди белого дня, прямо у института какие-то упыри могут хватать и увозить людей. И никто не застрахован.
- Застрахованы. Если вдвоем! Если одна за другую, а не так, что одна в кусты, а вторая!…
Ярослава вскочила и рванула прочь.
- Беги, беги!! Твое любимое занятие!!
Суздалева остановилась и пошла обратно, встала над подругой:
- В чем ты меня винишь? Ну, в чем?! Что я сделала?! Что ты мне нервы мотаешь?! Тебе плохо, а мне?! А если б ты на моем месте оказалась?! Ты ясновидящая что ли?!
- Я бы сразу всех подняла, а не на "харлее" каталась!! Ты ночь по собственной воле с рокером своим забавлялась, а Ларису насиловали! Тебе хорошо было, а ей вон как! - махнула в сторону больничного корпуса рукой. - Знаешь, что нам ее мама рассказала?!
- Ой, не надо, Мариночка, - схватила ее за руку Люба, умоляя.
- Зачем?
- Пусть знает, сколько стоило ее счастье подруге! Ее как могли!
На теле места живого нет! И ни один, а группой! Она сдвинулась!
Говорить не может, мычит и плачет! Ее несколько дней имели, а потом наркотой накачали и выкинули у помойки! Там еще бомжи подсуетились!
Весь букет - здравствуй! А институт - прощай! И Дима, и нормальное будущее! Нет ничего! Сходили в кафе с верной подругой!
Ярослава уши зажала, отступила и побежала, куда глаза глядят, с единственным желанием удавиться.
Словно в солидарность с Мариной, с неба грянул дождь, забил по голове и плечам девушки, не оставляя ей и доли надежды на спасение от чувства вины.
Лешинский решил развлечься. Переоделся в "спецовку" - джинсы не первой свежести, рубашку, неприметную куртку. Сел за руль старенькой
"ауди" и направился в город покататься.
Он кружил по улицам, стоял в пробках, поглядывая на людей, водителей, и улыбался. Ему нравилось быть неприметным, нравилось спокойно воспринимать пробки и слушать, как ругаются, нервно гудят водители слева и справа, спеша по своим очень важным делам.
Нравилось, что небо заволокло тучами, нравилось, что в машине немного пахнет соляркой и пылью. Это все было настоящим, не выдуманным и, он прикасался к этому тоже по-настоящему, без посредников, напрямую. Ощущал себя частью толпы, что говорят
"безлика" лишь те, кто не бывает в ней или спешит по жизни. Нет, толпа, как человек, имеет индивидуальность. Свое настроение, свой смысл, свою манеру. У нее разные лица, разные взгляды и цели.
Если внимательней присмотреться, в ней легко отличить праздношатающегося от спешащего и озабоченного делами, летящего на свидание и бегущего на работу. Толпа не только сливает разное в одно, она еще сличает, заводит и обличает. В ней нет фальши и это главная ценность.
Алекс ехал не спеша, поглядывая на прохожих, ждал, когда кто-нибудь проголосует, и он, "подбросит" пассажира, приобщится к его жизни, обычной, нормальной, такой неприятной для обывателя, такой суетной. Они всегда недовольны своей жизнью - это он уже заметил и принял. Иначе не бывает. Иерархия общества, иерархия социума - была есть и будет. Одни лезут "наверх" и мечтают о кренделях небесных, думают, что живут в самом "низу" поэтому плохо, серо, уныло, но стоит вылезти, все тут же изменится. Ерунда, он-то точно знал - полная ерунда. Другие мечтают, как Леший хоть на день спуститься "вниз" - пожить вот так серо и уныло, на деле полнокровно, цельно, ярко. И тоже - ерунда. Потому что спроси Алекса
- остался бы он здесь, он бы сказал "нет".
На каждом месте, в каждой нише, на каждой ступени социальной лестницы есть свои плюсы и минусы, и счастлив тот, кто умеет их использовать по назначению и своему усмотрению.
В этом плане Лешинский считал себя счастливым, а остальное всего лишь приложением к своей жизни, как перегар к дыханию алкаголика. Он прекрасно понимал, что спустись он насовсем, очень быстро вернется обратно, поднимется, как взлетит - иначе не умеет. Так устроен, так устроена жизнь. Ее не обойдешь.
Грянувший дождь смыл прохожих с улиц и Алекс понял, что вряд ли найдет "попутчика". Он решил остановиться и пообедать. Забегаловки типа Кафе -Хаус его тоже забавляли. Лощеные, сверкающие, усиленно маскирующиеся как иная маска на лице человека, под элитное заведение, оставались всего лишь плебейскими и очень дурными копиями действительно хороших мест отдыха. Все дело в сервисе, а не антураже. Можно украсить зал ресторана, пригласив дизайнера интерьеров европейского класса, но впусти в обслуживающий персонал пару украинок и молдаванок, тетю из очень средней Азии и все пойдет насмарку. Знающий посетитель просто не поймет "прикола". И заглянув раз, больше не появится.
Впрочем, данные заведения приносят хорошую прибыль, заманивая и обслуживая молодежь, обывателей средней руки, и того довольно. Для них и созданы.
Алекс вылез из машины, припарковав ее с края тротуара, закрыл, и, нахохлившись от попадающего за ворот дождя, развернулся к Кафе-Хаус.