На скамейке у подъезда нахохлившись под порывами ветра сидел
   Григорий, держа букет цветов как факел Олимпиады и таращился на него, видно удивляясь самому себе.
   - Привет, - бросил девушке. Та хотела фыркнуть и пройти мимо, но вопреки самолюбию плюхнулась рядом.
   - Привет.
   - А это тебе, - протянул букет и носом шмыгнул. - Как оно?…
   Ну… В институте?
   Ярослава покрутила цветы и положила на скамейку:
   - Нормально.
   - Пойдем куда-нибудь?
   - Настроения нет.
   - Совсем?
   - Совсем.
   - Что так?
   - Все не так.
   Парень задумался, чтобы еще такое сказать, девушка нахохлилась, руки в карманы куртки спрятала, ожидая, когда же он извинится, в конце концов. Так и сидели не близкие, ни далекие.
   - Может, к тебе? - несмело предложил Гриша.
   - С какой радости?
   - Холодно. Ну, не дуйся, а? - пихнул ее легонько. - Чего, правда?
   - Ты был не прав, - бросила подумав.
   - Ну.. не прав, - признал нехотя.
   Теперь Ярослава носом шмыгнула и, вдруг, улыбнулась.
   - Ну, ладно.
   Гриша заулыбался, обнял:
   - Пошли, а? Замерзла же.
   - Не-а, я холод люблю, а от жары дурею.
   - Везет, я наоборот, терпеть не могу когда холодно. Замерзаю быстро.
   - Пошли тогда, пока не замерз и насморк не заработал.
   Парень потянулся к ее губам, накрыл их нежно, еле касаясь.
   Соскучился. Кто б сказал, что он по этой пигалице скучать будет - на смех бы того поднял. А надо же - случилось!
   - Больше не соримся, - постановил.
   - Живем мирно, - кивнула, довольная. - Но прежде чем домой идти - двигаемся в магазин. У меня в холодильнике - сам видел, мышь повесилась.
   - Никаких проблем. Набираем всего и побольше и…
   - Завтра в институт.
   - Так и мне на работу. Ну и что? Завтра на магазины время тратить не придется.
   - Ты не переехать ли ко мне решил? Не спешишь?
   Парень плечами пожал:
   - Вообще-то я только о завтра, а не о всей жизни.
   - А на всю не готов?
   - Слав, ну чего ты начинаешь? Что у вас у девчонок за привычка, пару дней повстречаются и, давай пытать, чего и как. А как оно если еще толком о себе не поняли, не то, что о другом? Ну, чего вперед батьки бежать? Чего форсировать? Если дано - ясно будет, а нет, ничем тут не помочь.
   - Но ведь тянет.
   - Я спорю? - пожал плечами. - Но это же не значит, что сразу кольцеваться надо, ребенка заводить, с родителями знакомиться, о чем-то серьезном думать. Ну, пойми ты, рано. Не обижайся, Слав, я тебе честно говорю, потому как уважаю и нравишься. Могу, конечно, лапши кило на ухо навесить, но ведь не честно это, так я думаю. Если по-человечьи - то так только и надо - в лоб, прямо.
   - Болит он уже у меня, от вашего "в лоб, прямо", - вздохнул.
   Поплакать, что ли? Да вряд ли легче станет. - Ладно, пошли в магазин. Не будем форсировать - будем просто жить.
 
   В венском ресторанчике было людно и почти все посетители - знакомые Алекса и Ирмы, свой круг, давно наевший оскомину.
   Ирма чудила - отрывалась - застоялась в своей элитной клинике по правке интерфейса. Леший же скучал, заранее зная какую арию споет ему его пассия.
   Менять надо, однозначно. К чему он согласился с ней поужинать?
   Еще и в постель? О, нет, только не с ней.
   - Доррогооой? Только не спи, - качнулась к нему.
   - Я задумался.
   - Понравилась новая грудь Свачковой? - улыбнулась ехидно женщина и стала похожа на ее самую - ехидну, и мех на плече в тон.
   - Что это за шкурка, дорогая? Не ехидна часом?
   - Фи, - изогнула накрашенные, блестящие губки Ирма. - За кого ты меня принимаешь? Это шиншилла, боа под заказ.
   - А жемчуга на вынос, - протянул, поглядывая на окружающих и кивая с налепленной на губы улыбкой знакомым, получая те же искусственные авансы в ответ. - Тебя с души от здешнего общества не воротит?
   - Оно забавно, - улыбнулась женщина, подняв фужер. - Посмотри на Клару и ее "Карла" - шапито, - передернула плечиком и послала воздушный поцелуй тому самому "Карлу" - боссу сети ювелирных салонов, что сидел за столиком с любовницей министра энергетики.
   - Славная парочка.
   - Сладкая. Ах, какой ты бука. Я вернулась в надежде, что ты ждешь меня, а ты словно и не заметил моего отсутствия.
   - Ну, что ты, - "приклеил" очередную улыбку на губы.
   "Так и есть, Ирма - даже не вспоминал".
   - Что я? - выгнула бровку. - Я здесь, а где ты? То Добочинскую изучаешь, то грудь Свачковой, то зубы Кваскова.
   - Фирма. Его улыбка - его бренд. Надо отдать ему должное - так искренне улыбаться и скрывать за улыбкой: " а не пойти бы вам всем?"
   - может только он.
   - Артист. Как Свачкова - надо уметь носить такую грудь гордо.
   Как ее не заносит?
   "Уж не ревнуешь ли ты меня к этому грудастому монстру? Только не это "дорогая", иначе я точно умру от скуки".
   - Порода.
   - У нее? - скривилась и стала похожа лицом на высушенный лимон.
   - Вся ее порода в элитном пластическом хирурге.
   - Не твоем ли? По-моему на этот раз ты слегка переборщила с подтяжкой.
   - Решил обидеть или оскорбить? - сощурила глаза.
   - Простейшее любопытство.
   - А воспринимается как простейшее хамство, - отпрянула к спинке венского стула. - Как тебе идея сходить в оперу?
   - Хороша. Позвони Грецкову, он сделает тебе билет.
   Женщина оглядела его едко и зло, но улыбка даже не дрогнула на губах ни у него, ни у нее. Школа.
   - Может мне еще в кассе постоять?
   - Это было бы неплохо. Развеялась бы.
   - Нет, я решительно не могу понять, почему я тебя до сих пор не бросила? - задумчиво выгнула бровку Ирма и, сложив ручки в перчатках, подперла подбородок. Милый жест, подобранный где-то как имиджмейкер, гардероб, и весь ее лоск. Сколько плебея не учи, сколько не чисти его мышление и манеры - он все равно останется плебеем.
   Леший аккуратно разрезал банан и съел кусочек.
   - Невозможно бросить то, чего нет.
   - Что ты хочешь этим сказать? - голос приобрел ледяные нотки.
   - То, что ты знаешь сама, - второй кусочек банана ушел за вторым. - Нас нет, есть - ты, есть я, но нас - нет.
   Женщина отвернулась, покачала туфелькой, отпила вина и только тогда лениво высказалась:
   - Все-таки ты редкостный хам.
   - Дело вкуса и мнений.
   - Это значит, что после ужин мы…
   - Мы? Вряд ли. Но ты и я - да.
   Ирма улыбнулась почти соблазнительно, и он заранее понял, что она сейчас скажет:
   - Я совсем отвыкла носить белье.
   И он ответил, то, что ожидала она:
   - Тигровая шкура по-прежнему лежит на заднем сиденье машины.
   Она приняла, она поняла. Но поняла свое, потому что не могла представить, что знаковая фраза, как тайный шифр, означающая всегда одно - мы займемся с тобой сексом хоть прямо в машине, на этот раз поменяла свое значение и ничего тайного не прятала. Алекс сказал лишь то, что сказал. Не больше.
   На сегодня, как и на дальнейшую жизнь, Ирме придется искать другого любовника. Леший убедился, что у него все кончено с этой женщиной и ничего кроме жутчайшей скуки ее образ не вызывает. И больше не желал тратить на нее ни часа, ни цента, ни слова.
   А шкуру тигра он подарит ей на память.
   Они квиты.
 
   Гриша щедро сгреб деликатесы и удивил приготовлением ужина.
   - Ты умеешь готовить?
   - Представь. Это, например, называется - утка в яблоках, - прорекламировал румяную тушку утки, что разносила по квартире изысканный и аппетитный запах. Но не она понравилась Ярославе - вид
   Гриши: подвязанные банданой волосы, фартук на толстовке с черепом, и варежка на руке, сжимающая нож. - "Жрать подано, садитесь кушать, пожалуйста", - изрек, улыбнувшись в ответ на теплый, ласковый взгляд девушки.
   - Ты неотразим.
   - Знаю.
   Начал резать утку, а Ярослава подставлять тарелки.
   - Все спросить тебя хотел, ты сама откуда?
   - Из Новосибирска.
   - А чего там не поступала?
   - Свободы захотелось, самостоятельности. Мама у меня знаешь какая? Приди в девять - тут же за ремень и в крик. Потом за валериану и валокордин. Ей ничего, а у меня потом стресс. Состояние будто камнем по голове пригрели. Она-то играет, а я всерьез воспринимаю.
   - Я бы застрелился с такой мамой, - согласился парень. - Как она тебя одну-то отпустила?
   - Она и не отпускала. Сама уехала. Сняла квартиру, поступила.
   - Деньги откуда на съем?
   - Папка обеспечил. Эта квартира его знакомых.
   - Бахлыковых.
   - Да. Они зарубеж уехали на три года.
   - Слышал. Потому и удивился, что ты здесь появилась. Я думала ты их дочка.
   - Нет, - сунула в рот кусочек утки и зажмурилась от удовольствия. - Класс. Ты просто чудо-повар.
   - А я и есть повар, - пожал плечами, разделывая свой кусочек.
   - В смысле?
   - Только не смейся, ладно? Я закончил кулинарный техникум…
   Ярослава все же не сдержалась, прыснула со смеха.
   - Ну-у, так и знал! Между прочим, готовка - это целое искусство.
   Я еще ресторанное дело закончил, бабло подкатит, открою свой ресторан.
   - Аффигеть! - засмеялась. - Ты как этот, из "Не родись красивой!"
   - Да ну тебя, - надулся Гриша.
   - Ну, не обижайся. Договорились же жить мирно.
   - Угу, а ты дразнишься. Я что на того хлюпика похож?
   - Не-а, - заверила, хотя Гриша был худощавым.
   Он заулыбался, довольный:
   - Добавки надо?
   - Спасибо, это бы впихать.
   - Невкусно, что ли? - насторожился.
   - Аппетита нет целый день.
   - Перемена погоды, - изрек глубокомысленно.
   - Это откуда? - засмеялась Слава.
   - Мама у меня любит недомогания на перемену погоды относить.
   Чуть кольнет или заноет - предрекает смену.
   - Понятно. А моей на погоду все равно. Она только телефон уважает - новости, сплетни - все по нему узнает.
   - Тесная связь с подругами.
   - Ага.
   - Тебе-то звонит?
   - Звонит, но хорошо, что редко. Обиделась она на меня за побег, так все дуется и дуется.
   - Н-да, выкинула ты мамаше фортель, - хмыкнул.
   - Суть не в том - отъезд бы она простила, она отца простить не может, считает что раз я у него помощи попросила и приняла, значит ее предала.
   - Так они не живут вместе?
   - Давно, - отмахнулась. - Отец у меня какой-то хитрый инженер, командировки постоянные были. Потом выяснилось, что и женщины в этих командировках присутствовали. А мать гордая, она же баронесса бывшая, или княжна ли, фиг ее знает, я в ее чудачества не вдавалась.
   - Понятно.
   - Матери - нет. Она же у нас элита, какого-то крестьянина понимаешь, пригрела, подняла, а он вот так с ней. Не оценил, не понял. Вещички собрала и выкинула. Думала проситься будет, умолять.
   Он просился, умолял. А она стояла на своем, все наказать его хотела, фырчала. Дофырчалась. Ушел с концами. В Москве живет. Правда, видимся с ним тоже, раз в три-четыре месяца. У него семья, работа.
   Детей, правда, нет. Жена ничего, Ксюша. Иногда мы с ней шопинг устраиваем. Ей всего двадцать девять.
   - А отцу?
   - На десять лет больше.
   - Это нормально. Мать-то у тебя кто?
   - Учитель истории.
   - Ааа, так ты по ее стопам, значит? - сложил руки на столе, хитро поглядывая на девушку.
   - А ты по чьим стопам?
   - По своим. Мать у меня портниха, очень хорошая, отец водитель.
   Дальнобойщик. Брат - тренер в фитнес клубе. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю. Вот такой мужик, - выставил большой палец. - Чай-то будешь?
   - Буду. Ты же торт купил, надо есть.
   - Надо. Сладкое полезно для мозгов и характера.
   Ярослава заулыбалась: как хорошо вот так просто сидеть на кухне и болтать обо всем на свете с человеком, что само обаяние.
   - Поэтому у тебя характер такой?
   - Какой? - насторожился.
   - Замечательный.
   Гриша расцвел и хмыкнул, скрывая смущение.
   - Не перехвали.
   Разлил кипяток по чашкам, кинул заварку и пошел посуду мыть:
   - Что там с подругой твоей, разрешилось?
   Ярослава затихла, макая "мышку" в чай.
   - Чего молчишь? - обернулся, увидел задумчивость девушки и выключил воду, начхав на посуду. Зря он с вопросами полез. Вот дурак.
   Присел перед Ярославной, обнял ноги:
   - Эй, посмотри на меня? Образуется.
   - Ее нет нигде, никто не видел. Сегодня в институт не пришла.
   Дима меня тогда обвинил, а сегодня девочки.
   - Забей.
   - Они правы…
   - В чем?! - начал сердиться парень - опять двадцать пять! Ну, почему между ними постоянно встает какая-то Ларка?! Да чтоб ее черти побрали!
   - Они правы! Я была с ней, а потом она исчезла, испарилась! Это могло случиться под самым моим носом!
   - И что?! Нет, и что?! Ты кто? Рембо, служба охраны или ревнитель нравственности? Сколько лет твоей Ларке?
   - Двадцать, как и мне.
   - Большая девочка! Пусть сама о себе и заботиться. В конце концов, у нее есть парень, есть родители. Это их дело, их долг, обязанность и все остальное!
   - Я ее подруга!
   - Это что клеймо рабыни?!
   - Да как ты понять не можешь?! - вскочила. - /Она моя подруга/!
   - Ой, ее!! Как трудно-то! - взвел глаза к потолку, присвистнув.
   - И что теперь? Ну, подруга. Дальше? Может нянчиться с ней начнешь, свечку держать, когда трахается?
   Ярослава не думая, влепила ему пощечину и замерла, сообразив, что сделала.
   - Тааак, - прошипел Гриша. Глаза стали злыми, колючими. - Нет, так дело не пойдет. Знаешь, что, ты подумай сначала, кто тебе важней
   - я или твоя гребанная Ларка. Как решишь - позвони. Я ни с кем конкурировать не привык и привыкать не собираюсь! А тем более по фейсу за это получать!
   И пошел в коридор, начал шнуровать кроссовки.
   - Гриш, ты не прав…
   - Я все сказал! - отрезал. Схватил куртку и вышел, хлопнув дверью.
   Ярослава заплакала: ну почему она такая невезучая?
   Лариса, ну, где ты, Лариса?!
   Что же это творится?!
 
   Как Лешинский и предполагал, Ирма кинула шкуру ему в грудь, метясь в лицо.
   Выражение ее физиономии очень позабавило Алекса и маленький инцидент разбавил скуку, став достойной точкой в отношениях с женщиной.
   Он улыбался всю дорогу до дома, вспоминая ее ярость, полные злости глаза, перекошенный рот.
   Приятный финал отношений. Он, наконец, увидел истинное лицо этой женщины. Оно не удивило - натура ведьмы проступала в каждом взгляде и манере и до того.

Глава 5

   Ярослава вышла из подъезда, уверяя себя, что на лавке сидит
   Гриша. Но ничего подобного - парня не было. Он не появился ночью, не пришел утром, не позвонил. И девочки не звонили, значит Лариса тоже не появилась.
   Какой-то непроходящий кошмар, полоса неприятностей.
   Сколько она будет длиться?
 
   На остановке у института стояла Люба и крутилась, выискивая кого-то.
   Суздалева помахала ей рукой:
   - Привет. Кого ждем?
   Девушка была бледна и явно испуганна. Она взяла подругу за руку и без слов увлекла прочь из толпы, но в обратном от учебного заведения направлении.
   - Люб, ты куда? Опоздаем на занятия.
   Девушка села на низкую ограду вокруг церковки и глухо попросила:
   - Сигаретку дай.
   Ярослава поняла, что что-то случилось и у Любы, но сил спросить не нашла. Села рядом, чувствуя себя уже не человеком, каким-то подобием - червяком, причем, раздавленным. Достала сигареты.
   Протянула подруге, закурила сама, впадая в уныние.
   - Ларка нашлась, - еле слышно то ли сказала, то ли всхлипнула девушка. У Ярославы сигаретка из рук выпала. Глаза вспыхнули и, улыбка сама до ушей растянулась:
   - Ларка?! - вскочила. - Ура!!
   - Тихо ты, дура! - прикрикнула на нее. Лицо такое, что можно подумать, Ларису мертвой нашли…
   Суздалева мигом потеряла улыбку, почувствовала дурноту, рванула шарфик с шеи:
   - Только не говори, слышишь, не говори…
   - В больнице она.
   Фу! - Ярослава выдохнула и осела на перила. Дрожащей рукой достала другую сигаретку и жадно затянулась.
   - Господи!… Откуда знаешь? Что с ней? Что случилось?
   - Не знаю. Знаю, что что-то очень плохое. Мать рыдает. Отец говорит, как рубит. Я звонила ее родителям вчера. Вестей не было, их самих не было. А утром… Утром Маринка звонила, конспекты хотела забрать. Сегодня опрос, а они у Ларисы остались… Потом мне перезвонила вся никакая - сказала, что случилось что-то.
   - Машина сбила? Нет. Я бы следы увидела, я бы услышала крики.
   Ничего не было.
   - Надо в больницу ехать. Сейчас Марина подойдет. Света и Инна нас прикроют.
   - Почему в больнице-то?
   - А я знаю?! Что мне сказали - я тебе говорю. Знаю только что родители ее на "скорой" из Смоленска привезли.
   - Откуда? Как она там оказалась?
   - Не знаю!
   - Не кричи, поняла. А Маринка где?
   - Должна подъехать. Блин, меня колотит, Слава. Понять ничего не могу и страшно до одури. Ну, ясно же что не сама она в Смоленск рванула, значит?… Значит?…
   - Ничего не значит, - отрезала. - Не гадай. Съездим, узнаем.
   Вон Марина! Марина!
   Девушка, завидев подруг, подбежала к ним и сходу предложила:
   - Скидываемся и берем такси. Передачу я нарыла, холодильник опустошила, - сунула в руки Ярославе пакет, но даже не посмотрела на нее.
   Девушке нехорошо стало - обвиняет?
   - Что стоим? - и рванула к дороге, руку подняла.
 
   В машине молчали. Люба хмурилась, поглядывая в окно. Марина замкнулась и будто окаменела, а Ярослава чувствовала себя уродом каким-то, прокаженной. Слово сказать боялась, на девочек посмотреть, и Ларису видеть - тоже боялась, а ее родителей - просто до паники.
   И молила - пусть их не будет, пусть не пустят посетителей.
 
   Не повезло.
   Во-первых, их пустили в отделение хоть и одарили недовольными взглядами.
   Во-вторых, Лариса лежала в двенадцатой палате - платной, и рядом с ней были родители.
   Девушки приготовили дежурные улыбки, постучались и толкнули дверь, услышав глухое: "да?" И замерли на пороге, улыбки сползли сами.
   На кровати лежала нечто отдаленное и смутно похожее на знакомую им Ларису. Лицо сине -серое, синяки под глазами, губы в красных трещинах, пустой взгляд в потолок. Руки безвольно лежащие поверх простыни были похожи на анатомическое пособие верхних конечностей для студентов медиков.
   - Девочки? - выдавила улыбку мама Лысовой. Склонилась над дочерью. - Ларочка, к тебе подруги пришли, - проворковала очень тихо, почти жалобно.
   Ярослава невольно попятилась, ей показалось, что приблизься и костлявая рука подруги, со всего маху ударит ее по лицу.
   Лариса безжизненно посмотрела на подруг и вновь уставилась в потолок. Девушки несмело прошли в палату, а Ярослава не смогла - ком в горле встал, хотелось закричать и заплакать. Она шагнула назад и рванула по коридору на выход, не видя дороги из-за слез.
   Осела на скамейку у главного входа, сжалась, пытаясь успокоиться.
   Закурила. Слезы капали и капали, совесть ела и ела - виновата. А разобраться - в чем? Но ведь виновата хотя бы в том, что вместо того, чтобы тревогу при исчезновении подруги объявить, ударилась в любовное рандеву, напрочь забыв о Ларисе. По сути, бросила. Факт.
   Уйти совсем бы из больницы - но не могла, ведь это значило сбежать, значило, что она вновь бросает. Остаться? По-человечески, так вовсе в палату вернуться, а не сидеть на скамейке в ожидании неизвестно чего. Но страшно - обвинят, найдут в ней крайнюю.
   Что же там было, что случилось, куда пропала Лариса и как оказалась в Смоленске?
   Может прав Гриша, нет вины Славы? Ну, что она действительно, могла сделать? Как могла знать, что за своим Vog Лариса уйдет на край света?
   Она подкурила вторую сигаретку от первой и почувствовала чей-то взгляд. По спине холодок пошел.
   Огляделась и ничего настораживающего не заметила. Показалось?
   Станешь тут мнительной!
   Господи, да что же могло случиться?!
   Почему у Ларисы такой вид, будто сушили ее как белье на веревке?
   Почему губы в крови, почему синяки под глазами и лицо осунувшиеся, словно Лысова месяц голодала? Что могло превратить ее в /это/?
   Машина сбила? Были бы переломы, гипс там, бинты виднелись бы.
   Избили? Похоже. Но какого черта она в Смоленске оказалась?!
   В раздумьях, загадках и разгадках ушло не меньше часа и почти вся пачка сигарет.
 
   Марина села слева, молча забрала сигареты и закурила. Следом
   Люба. Так и молчали, глядя куда угодно, только не друг на друга. Что
   - то скользкое, опасное было в этой тишине и молчании. Как финал, конец прошлому, когда позади неизвестно что, а впереди ничего.
   - Что с ней? - решилась нарушить тишину Ярослава.
   - Пипец, - тихо ответила Люба, глядя перед собой.
   - А подробности?
   - Надо было остаться и узнать! - зло бросила Марина и носом шмыгнула.
   - Изнасиловали ее, - выдохнула девушка.
   - Что? - может, ослышалась?
   - Что слышала! Трахали до смерти! А ты в это время пончики ела!
   Ярослава зажмурилась: "Господи, если ты есть, сделай так, чтоб все это было неправдой. Чтоб это был сон и я проснулась. И все было как прежде".
   - Ну, что ты на нее? Кто знал-то? Ужас в другом, Марина.
   Получается, что среди белого дня, прямо у института какие-то упыри могут хватать и увозить людей. И никто не застрахован.
   - Застрахованы. Если вдвоем! Если одна за другую, а не так, что одна в кусты, а вторая!…
   Ярослава вскочила и рванула прочь.
   - Беги, беги!! Твое любимое занятие!!
   Суздалева остановилась и пошла обратно, встала над подругой:
   - В чем ты меня винишь? Ну, в чем?! Что я сделала?! Что ты мне нервы мотаешь?! Тебе плохо, а мне?! А если б ты на моем месте оказалась?! Ты ясновидящая что ли?!
   - Я бы сразу всех подняла, а не на "харлее" каталась!! Ты ночь по собственной воле с рокером своим забавлялась, а Ларису насиловали! Тебе хорошо было, а ей вон как! - махнула в сторону больничного корпуса рукой. - Знаешь, что нам ее мама рассказала?!
   - Ой, не надо, Мариночка, - схватила ее за руку Люба, умоляя.
   - Зачем?
   - Пусть знает, сколько стоило ее счастье подруге! Ее как могли!
   На теле места живого нет! И ни один, а группой! Она сдвинулась!
   Говорить не может, мычит и плачет! Ее несколько дней имели, а потом наркотой накачали и выкинули у помойки! Там еще бомжи подсуетились!
   Весь букет - здравствуй! А институт - прощай! И Дима, и нормальное будущее! Нет ничего! Сходили в кафе с верной подругой!
   Ярослава уши зажала, отступила и побежала, куда глаза глядят, с единственным желанием удавиться.
   Словно в солидарность с Мариной, с неба грянул дождь, забил по голове и плечам девушки, не оставляя ей и доли надежды на спасение от чувства вины.
 
   Лешинский решил развлечься. Переоделся в "спецовку" - джинсы не первой свежести, рубашку, неприметную куртку. Сел за руль старенькой
   "ауди" и направился в город покататься.
   Он кружил по улицам, стоял в пробках, поглядывая на людей, водителей, и улыбался. Ему нравилось быть неприметным, нравилось спокойно воспринимать пробки и слушать, как ругаются, нервно гудят водители слева и справа, спеша по своим очень важным делам.
   Нравилось, что небо заволокло тучами, нравилось, что в машине немного пахнет соляркой и пылью. Это все было настоящим, не выдуманным и, он прикасался к этому тоже по-настоящему, без посредников, напрямую. Ощущал себя частью толпы, что говорят
   "безлика" лишь те, кто не бывает в ней или спешит по жизни. Нет, толпа, как человек, имеет индивидуальность. Свое настроение, свой смысл, свою манеру. У нее разные лица, разные взгляды и цели.
   Если внимательней присмотреться, в ней легко отличить праздношатающегося от спешащего и озабоченного делами, летящего на свидание и бегущего на работу. Толпа не только сливает разное в одно, она еще сличает, заводит и обличает. В ней нет фальши и это главная ценность.
   Алекс ехал не спеша, поглядывая на прохожих, ждал, когда кто-нибудь проголосует, и он, "подбросит" пассажира, приобщится к его жизни, обычной, нормальной, такой неприятной для обывателя, такой суетной. Они всегда недовольны своей жизнью - это он уже заметил и принял. Иначе не бывает. Иерархия общества, иерархия социума - была есть и будет. Одни лезут "наверх" и мечтают о кренделях небесных, думают, что живут в самом "низу" поэтому плохо, серо, уныло, но стоит вылезти, все тут же изменится. Ерунда, он-то точно знал - полная ерунда. Другие мечтают, как Леший хоть на день спуститься "вниз" - пожить вот так серо и уныло, на деле полнокровно, цельно, ярко. И тоже - ерунда. Потому что спроси Алекса
   - остался бы он здесь, он бы сказал "нет".
   На каждом месте, в каждой нише, на каждой ступени социальной лестницы есть свои плюсы и минусы, и счастлив тот, кто умеет их использовать по назначению и своему усмотрению.
   В этом плане Лешинский считал себя счастливым, а остальное всего лишь приложением к своей жизни, как перегар к дыханию алкаголика. Он прекрасно понимал, что спустись он насовсем, очень быстро вернется обратно, поднимется, как взлетит - иначе не умеет. Так устроен, так устроена жизнь. Ее не обойдешь.
   Грянувший дождь смыл прохожих с улиц и Алекс понял, что вряд ли найдет "попутчика". Он решил остановиться и пообедать. Забегаловки типа Кафе -Хаус его тоже забавляли. Лощеные, сверкающие, усиленно маскирующиеся как иная маска на лице человека, под элитное заведение, оставались всего лишь плебейскими и очень дурными копиями действительно хороших мест отдыха. Все дело в сервисе, а не антураже. Можно украсить зал ресторана, пригласив дизайнера интерьеров европейского класса, но впусти в обслуживающий персонал пару украинок и молдаванок, тетю из очень средней Азии и все пойдет насмарку. Знающий посетитель просто не поймет "прикола". И заглянув раз, больше не появится.
   Впрочем, данные заведения приносят хорошую прибыль, заманивая и обслуживая молодежь, обывателей средней руки, и того довольно. Для них и созданы.
   Алекс вылез из машины, припарковав ее с края тротуара, закрыл, и, нахохлившись от попадающего за ворот дождя, развернулся к Кафе-Хаус.