Страница:
- Майор Гаузер, прошу не рассуждать!
Гаузер покрутил глазками и перестал рассуждать как раз вовремя, ибо трое каких-то жилистых субъектов отделились от черной "волги" метрах в двадцати и рванули к засеченному ими Рампалю. Добежать им ни до кого не удалось, доложить начальству пришлось о том, что неизвестный с бритой головой, который объявился в столь ответственный, опасный и скорбный для каждого истинно советского человека день в машине уже подлежащего высылке атташе, просто ускользнул в неизвестном направлении, - а совсем не о том, что увидели они на самом деле, не о том, что розовый слон, - чье появление, видимо, как-то связано с близлежащим зоопарком, но не цвет же! - попытался хоботом сгрести их в одну кучу и очень грубо при этом разговаривал по-английски.
Поздно вечером того же дня из вагона электрички, следующей по маршруту Москва - Икша, дружески попрощавшись с немаскирующейся пьяной компанией, одни мы что ли в поезде, а за упокой вождя можно ли не выпить, мы и дальше в этом поезде пить будем, пока не приедем, а как приедем, обратно поедем и дальше пить будем, вон у подонка полная сумка зря что ли, нам чего пить до утра хватит, - вышел в своей истинной плоти Жан-Морис Рампаль на влажный весенний перрон маленькой платформы Шереметьевская. Подождал, пока немногие пассажиры исчезли с платформы, и побрел по ней вперед. Потом сошел вниз, свернул налево и углубился по почти неосвещенной и слишком давно асфальтированной дороге в глубь дачной деревни. Рампаля качало; гипнотическое поле Гаузера прикрывало его столь надежно, что он дал себе волю и расслабился в условиях совсем уже позабытой безопасности, выпил много культурных напитков типа джин-тоник, - из грязной пивной кружки, которую где-то утащил и теперь возил с собой ставший как бы завхозом Герберт, - Рампаль знал, что сейчас не только может, но даже должен немного расслабиться, ибо в том новом образе, который надлежало принять, как он понимал, отдыха не предвиделось очень долго. "Как-то там мои детки", - неожиданно вспомнил Рампаль свои волынские похождения, вздохнул и свернул направо. Потом вскорости свернул и налево, в переулочек, прямо уходивший в мокрый молодой густой еловый лес.
Тропинка была очень хлипкой - по весеннему сырому времени. Рампаль дважды падал с нее и больно ушибался о стволы елочек. К счастью, лесок скоро кончился, тропка пошла вдоль длинного серого забора с колючей проволокой, а потом и вовсе углубилась в редкий и совсем голый лес, старый, насквозь пропитанный влагой. Здесь ноги начали увязать по щиколотку, тропка постепенно затерялась, последние огоньки деревни исчезли за подлеском, и оборотень остался в полной темноте. Вдали глухо взревел двигатель самолета устаревшей турбореактивной конструкции, до аэропорта Шереметьево здесь не было и девяти километров. Вскоре и этот лес стал кончаться, пошли прогалы, и вот уже открылось впереди пустое пространство, озаренное недальними лучами посадочных огней. Впрочем, лес еще продолжался по левую руку, выдаваясь мыском и отгораживая оборотня от аэродрома, все еще неблизкого. "Как-то там мои детки", - снова подумалось так отчего-то, снова вздохнулось. Рампаль опять упал. Ничего, скоро все эти синяки пройдут. "Скоро мне станет очень трудно получить синяк даже по приказу начальства", - произнес Рампаль вслух и по-русски, вставая. Невдалеке деликатно вспыхнул огонек сигареты: пассажир ждал на месте, как полагалось.
- Привет, старина, - прозвучал знакомый голос. Голос при этом был немного простужен. "Ничего, согрею", - подумал Рампаль и приветственно ухнул филином, как было условлено.
Найпл стоял у набухшей почками березы и курил. Ночным зрением он видел валкое появление Рампеля и слышал его бормотание. Никакой обещанной сумки при оборотне не было. К тому же это был все-таки только оборотень, а не маг, и он не мог поэтому, конечно же, сотворить сумку из ничего. А ведь полученные утром инструкции ясно говорили, что он, Джеймс, должен добраться до этой лесной прогалины и сесть в сумку к капитану Рампалю, ибо предстоит операция по вызволению Екатерины Романовой, угодившей на Алтае в рабство к каким-то аборигенам грубо анимистических верований. При упоминании о Кате сердце Джеймса дрогнуло, он даже и не стал размышлять про сумку. А вот теперь, получалось, нет возможности выполнить инструкцию, нет у Рампаля никакой сумки.
- Мне приказано сесть к вам в сумку, - сказал он. Рампаль исподлобья посмотрел на него и ничего не ответил. Он топтался на месте, словно разминаясь, при нем не было вещей, вытянутые руки он держал в карманах ветхого демисезонного пальто, опираясь на них так, что подкладка трещала. Рампаль несомненно к чему-то готовился. Вдруг он замер и обратился к Джеймсу:
- Очень прошу вас, дойдите до того края леса и сообщите, каково расстояние. У меня, знаете ли, глазомер расстроился, а мне нужно, чтобы не меньше ста пятидесяти метров было, лучше двести...
Джеймс мысленно перевел метры в футы и пошел по прямой. Возвратившись с сообщением, что тут полных три тысячи, то есть тысяча, он обнаружил оборотня совсем уже танцующим чечетку, растоптухи по-русски, на раскисшей лесной земле. Внезапно Джеймс понял, что именно еще может называться сумкой, поглядел на сильно сползшие брюки оборотня, на небольшое его брюшко, и мысленно похолодел.
- Не смотрите мне в живот, от этого свербит и мешает, - на необъяснимом русском языке произнес Рампаль. Он за месяцы прямого общения с народом выучил язык лучше Джеймса, - тот контактировал в основном с женской половиной, много ли у нее выучишь. - И отойдите, я могу ушибить. В сумку сядете, когда открою. И прыгайте сразу, я вертикального взлета!.. Не смотрите на меня так, пусть будет вам известно, что все дириозавры - существа только вертикального взлета!
Джеймс послушно отошел за деревья. Как он мог забыть, что все дириозавры в самом деле существа вертикального взлета. Непростительная забывчивость какая по пьяному делу!.. В самом деле - дириозавры-то...
Рампаль тем временем начал подпрыгивать и выкидывать цирковые антраша. Глаза его засветились в темноте, и, не знай Джеймс, как выглядят самые обыкновенные радения в секте трясунов, он, пожалуй, побоялся бы за здоровье оборотня. Внезапно Рампаль встал на четвереньки и мелко-мелко застучал о землю локтями и коленями. Потом замер, выхватил из кармана что-то небольшое и проглотил. Раздался хлопок - и сильная воздушная волна повалила Джеймса с ног. Что-то огромное вырастало на опушке, затмевая собою полнеба вместе с аэродромными отсветами, затрещали ветви и, кажется, стволы. Исполинский четырехсотметровый дириозавр, сумчатое, гибридное дитя любви дирижабля и динозавра, возникнув из маленького тела франко-американского оборотня, сверкая во мраке тусклыми плитами стальной чешуи, готовился сейчас к взлету и пританцовывал на всех шести лапах. Огромное его тело заканчивалось тупым рылом с телескопическими глазами и жуткой пастью.
"Садитесь, Найпл", - прозвучало в мозгу разведчика: дириозавр, в отличие от Рампаля, был существом универсальным, и, следовательно, телепатом - кроме прочих достоинств. Передние лапы высоко подняли морду сигарообразного чудовища над лесом, в нижнем же конце, под прижатым к земле тупым хвостом, увидел Джеймс распахнувшуюся пазуху сумки. "Была не была", - подумал он, и по обожженной выделившимся при оборачивании теплом глинистой земле пошел к сумке. Залезши в это, против ожидания, совершенно сухое место, Джеймс не устоял на ногах и рухнул на что-то мягкое; дириозавр захлопнул сумку и, все так же пританцовывая, стал принимать вертикальную позу. Сейчас, кажется, все это кошмарное тело нацелилось прямо в небо. Через считанные секунды его засекут радары аэродрома. Потом... Лучше не думать про потом, вот за что бы ухватиться, ведь болтанка будет. Впрочем, дириозавр, несомненно, помнил о пассажире. В темноте вспыхнула табличка: "ВНИМАНИЕ! ВЗЛЕТ! ПРИЖАТЬСЯ ПОД ЯЙЦЕКЛАД!" Джеймс покорился и прижался.
Дириозавр тем временем почти перестал пританцовывать, он сидел на задней паре лап, только нервная дрожь сотрясала весь его корпус. Непостижимо зорким зрением видел сейчас стальной ящер и суету на соседнем аэродроме, и свет далеких звезд, чудесных ориентиров аэронавигации, вокруг которых - это он тоже ясно видел - вращаются многие планеты, отчасти населенные разумными существами, потребляющими алкоголь и даже способными к переоборачиванию; видел пробуждение почек и личинок в мокром травообразном лесу у себя под лапами, все это и многое другое было ему сейчас открыто. К сожалению, было ему открыто и то, что нигде во всей обозримой Вселенной нет больше ни одной особи одного с ним биологического вида. А ведь он, согласуясь с приказом и для удобства пассажирских перевозок, стал именно самкой. Хорошо ли одинокой женщине?.. "Как-то там мои детки..." - с грустью подумал дириозавр, завибрировал сильней, подпрыгнул, повисел в воздухе - и рванулся в стратосферу.
Где-то на высоте двадцати километров Рампаль стал гасить скорость. Здесь уже не было ни восходящих, ни нисходящих потоков, которые так изматывали его в образах птиц, даже в виде могучей полярной совы. Пахота - восходящий, вода нисходящий, зелень - восходящий, иди все помни, а забудешь - шею поломаешь. То ли дело дириозавру в стратосфере. Он лег на брюхо и поймал сильный, постоянный поток, лег курсом на юго-восток, прямо на Алтай. Скорость сейчас у него была пустяковая, меньше, чем у пассажирского лайнера, но Рампаль не торопился, осваиваясь с удобным телом. Через немногие минуты, пролетая над какой-то военной базой, он ощутил стук в живот - это его обстреливали зенитные ракеты класса "земля - воздух". Дириозавр плотоядно усмехнулся, ибо серебряных ракет здесь еще не разработали. Впрочем, это какая-то случайность, министр обороны должен был отдать приказ испытаниям секретного дириозавра не препятствовать. Упились на базе по случаю кончины прежнего вождя, или нового обмывают, вот и лупят с пьяных глаз по движущейся цели. Дириозавр похрустел скрытыми в суставах ракетными установками. Можно бы из всех шести ответить, да силы тратить жалко. Подумаешь, мелочь всякая.
Тем временем Джеймс в сумке очнулся. Он лежал на полу комфортабельной двухместной каюты, обставленной недорогой и легкой мебелью. Под потолком светился китайский фонарь, довольно безвкусный и не совпадающий с общим стилем комнаты; вдоль торцовой стены шел стеллаж с книгами, - как позже выяснилось, совершенно непригодными к чтению, все они были посвящены морфологии яйцекладущих млекопитающих и пресмыкающихся, - рядом стоял стереофонический проигрыватель, пластинки, компакт-диски. Джеймс заметил, что вся мебель растет прямо из пола, только это и еще сложенный у второй торцовой стены мощный яйцеклад все-таки напоминало Джеймсу, что он не на борту океанского лайнера, а в брюхе у живого существа. Несколько часов полета можно было поспать или послушать радио. "Не стесняйтесь" - ясно прозвучало у него в голове, и засветилась панель радиоприемника: идеальный сервис дириозавра обеспечивал выполнение невысказанных желаний. Дужка самонастройки поползла по панели.
"Слава Иисусу Христу!" - взревел динамик. Здесь, в брюхе дириозавра, конечно, начинался западный мир, глушилки не действовали. Дряхлый голос монаха с ватиканской радиостанции, похоже, закончившего "русскую коллегию" еще при прежних незаконных Романовых, проскрипел молитву и начал последние известия. Папа Римский послал телеграмму соболезнования. Однако газета "Оссерваторе романо" сообщила о скоропостижной болезни нового, временно назначенного премьера, а другая газета сообщала, что слухам этим не следует доверять, ибо этот Заобский не зря столько лет был главой самого коварного советского ведомства, а то что по возрасту он даже старше покойного вождя, так это наверняка означает всего лишь очередной коварный план Советов, новый заговор против демократии, и болезнь нового премьера - первый шаг в осуществлении этого заговора. Сегодня началась забастовка ватиканских монахов, в связи с чем радиопередача может быть прервана в любое... - и была прервана. Настройка поползла дальше. Советские радиостанции все как одна передавали Шопена, которого граждане СССР и без того уже наслушались, и, ежели они своих вождей и дальше будут назначать по принципу "чем старше, тем надежней", то, похоже, еще наслушаются. Израиль флегматично сообщал о погоде в Самарии и о запросе, который сделал в кнессете депутат Кармон в связи с распространяемым средствами массовой информации мнением, что членам небезызвестной Лиги защиты Дома Романовых следует воспретить въезд в Израиль ввиду того, что именно Дом Романовых повинен в так явлении, как погромы. По шведскому радио знаменитый ансамбль "Аффа" пел что-то сатанинское о депонированных векселях. "Голос Америки" в очередном "Меланже за декаду" повторял недавнюю передачу о любимых блюдах покойного вождя в те времена, когда тот еще питался человеческой пищей; выяснилось, что больше всего на свете вождь любил яичницу, сырые яйца и гоголь-моголь, так что аппетит у Джеймса не разгорелся, а разгорелись подозрения, и он стал высчитывать, на сколько сношарь старше премьера-вождя, получалось, что только на три года, и в отцы ему годился лишь с очень большой натяжкой, - хотя черт его знает, - так что нехорошие подозрения можно было притушить. Свет в сумке померк: дириозавр тактично предлагал Найплу поспать до посадки. Температура воздуха стала повышаться, зашуршала влажная вентиляция, видимо, дириозавр мог предложить и ванну, и сауну, но разведчик принял первое предложение и решил вздремнуть. Согласно данной дириозавру инструкции, Найпл должен был хорошо проспаться и быть завтра в полной форме. Выпускать его из сумки было можно, но только на коротком поводке.
Светало медленней, чем хотелось бы. Дириозавр летел на восток, где, если двигаться туда далеко и очень быстро, было уже утро. Но лететь днем было как-то несолидно. Еще дважды лупили по нему из зениток, но очень вяло, и вообще, как указывалось, ракеты были тут не серебряные. Рампаль расслышал вместе с Найплом у себя в брюхе переданное "Немецкой волной" сообщение, что Советы приступили сегодня к испытанию своего нового секретного дириозавра - и обиделся. Смысла в таком сообщении было не больше, чем в сообщении, скажем, об испытании нового антисоветского верблюда. Он, дириозавр, во-первых, живой, во-вторых, не советский! Мелкие людишки. И все так же неслужебно всплывала отчего-то мысль: "Где мои дети?" Рампаль гнал ее из головы, но так как был он сейчас ящером, то мысль эта уходила в задний, крестцовый мозг и оттуда уже ничем не вышибалась. Тем временем острое аэронавигационное чутье дириозавра уже уловило пеленг сброшенного несколько часов назад со спутника в Телецкое озера буйка, - сбросить его было довольно трудно, до такой степени был нафарширован околоземной космос советскими космонавтами, отбывающими срока на орбитах; буек могли буквально выхватить из рук. Но получилось, к счастью, удачно, только рыбы много в Телецком озере поглушилось, а уж этого хозяйственный император в будущем никак не одобрит. Вообще, отношение его к Америке чем дальше, тем непонятнее. То ли хочет он видеть свою жену, то ли нет? Ван Леннеп предсказывал, что Катя будет доставлена в Москву, что в скором времени она встретится с Павлом, - ну, так смеем ли мы, будь мы даже могущественнейшие из людей и даже дириозавры, противиться точно известному будущему? Дириозавр поймал левой средней лапой зазевавшуюся ракету, пущенную откуда-то из южных Мугоджар, и почесал ею в свербящем крестце.
Над Алтаем лежало плотное облачное одеяло, и была глухая ночь. Рампаль рассмотрел внизу ленточку описанной Катей горной дороги и, гася скорость, заложил вираж. Рампаль был рад, что в облака нырять не нужно: аймак, в котором томилась проданная в рабство императрица, лежал выше них. От изменения режима полета в сумке проснулся Джеймс, и, чтоб не трепыхался, пришлось осторожно прижать его яйцекладом. Кругами шел дириозавр на сближение с горой, нависшей над котловиной с поселением в центре; здесь дириозавр намеревался прочно заякориться. Хрустя суставами, ящер несколько раз протягивал длинные лапы к горе - и промахивался. Наконец, чуть ли не с пятого захода, его передняя пара лап обхватила гору метров на сто ниже вершины, его тряхнуло - и тут же он включил брюшные прожекторы. Котловина немедленно залилась дневным светом. Было видно, как внизу мечутся овцы, собаки, немногочисленные лошади, ничего, конечно, не понимающие - откуда взялся свет, заслонивший звезды и вершины скал. В разреженном воздухе на ту высоту, где завис дириозавр, не долетало ни звука, но в начавшемся переполохе ясно прослеживалась система, - жалкие людишки внизу оборачивались лицом к главной горе и простирались ниц. Какой-то тип, видимо, старейшина селения или даже районный шаман, стоял впереди других и повторял руками одно и то же резкое движение, будто кого-то призывая. Дириозавр нежно обнял гору и стал немного ее раскачивать, не стараясь, впрочем, переломить.
- У-у-у! - заорал он через динамики на весь Алтай. Люди внизу явно услышали его вой и стали ползти к горе. - У-у-у! - Гора затрещала, ящер средними лапами отгребал крупные осколки, чтобы ненароком не засыпать котловину. Хрясть! - Гора подалась, еще одно усилие, и дириозавр понял, что против собственной воли верхние метров сто все-таки обломил. "Не тащить же это с собой в Москву", - подумал он и попробовал прилепить гору назад, но отчего-то это стало невозможно, началось какое-то сопротивление, трещина расширилась, повалил дым с пылью, и дириозавра сильно качнуло в воздухе. Тогда он, не выпуская горы из рук, всплыл повыше и заглянул в разлом. Дым повалил как из вулкана, - только этого не хватало, - дириозавр направил в разлом прожекторы, и тут ему что-то в этом дыму померещилось. Дириозавр на всякий случай завопил не своим голосом:
- Отдайте Катю-у-у! Не то разворочу-у-у!
И вот из разлома кто-то выглянул. Рампаль оказался лицом к лицу с волосатым, исполинским, очень восточным на вид стариком, медленно поднимающимся из дыма. Росту дед был в полдириозавра, невозможные висячие черные усы были заложены за оттопыренные уши. В руках держал он старинный арбалет, словно сработанный по эскизу Леонардо да Винчи, заряженный стометровой стрелой из серебра, и принести такое оружие вреда оборотню могло больше, чем все советские несеребряные ракеты. Несомненно, старик разбирался, когда и чем заряжать арбалет, дириозавр осторожно попятился и в душе немедленно согласился на переговоры. Перед ним был удельный владыка, хорошо известный западной науке Эрлик-хан. Вот что означали слова императрицы "у черта на рогах"!
- Кончай орать, - глухо произнес старик на архаичном английском языке, не то получишь. Они же ни слова по-русски не понимают, дубовая голова, ойротского не выучил, а туда же, Алтай крошить... Не вздумай крышу мою вниз бросить, по кусочкам собирать будешь!
Дириозавр попятился и повис на всякий случай прямо над котловиной, чтобы отбить у Эрлик-хана охоту стрелять прежде времени.
- Катю! Катю! Катю! - выдохнул дириозавр три языка пламени, от чего у монгольского тролля побежала рыжая соль по усам. Старик не обратил на это внимания, оперся на край щели и перегнулся вниз, потом забормотал что-то очень тихо, явно на тюркском языке. Видимо, слух его был острей, чем у Рампаля, никакого ответа оборотень не расслышал, а Эрлик-хан уже переводил:
- Не верят они, что ты ее не съешь, а сама не пойдет. Поглядел бы на себя, рожа поганая, сам бы испугался. За твою Катю деньги плачены, но сама-то она здесь уже задаром не нужна, негожая она, неработящая. Сам ее к себе выманивай!
Ну, чем выманивать - позаботился ван Леннеп. Дириозавр опустился до предела допустимого и выпустил из живота длинный, гибкий, непристойно розовый яйцеклад, на лодочке которого в полном обалдении ловил воздух руками Джеймс.
- Рома! - услышал он отчаянный женский вопль. От смрадной толпы отделилось что-то очень грязное и бросилось к яйцекладу. Миг - и это что-то было вместе с воздушным потоком всосано в ту же лодочку, а еще через миг дириозавр спрятал яйцеклад в брюхо.
- Все? - спросил волосатый владыка, беря прицел в брюхо ящеру. Тот вместо ответа вознес над головой старика отломленную часть горы. Старик бросил арбалет и ловко подхватил гору снизу. - Вот так-то лучше, обожди, кронштейны прилажу... Вот так. - И гора встала на место. Эрлих-хан исчез в недрах, даже поблагодарить его Рампаль не мог. В качестве благодарности он похрустел ракетными установками в суставах, больше ничего не смог придумать. Только и доклубилось из недр до его чуткого телепатического слуха: "Воздух чище будет..." Рампаль погасил брюшные прожекторы и медленно поплыл на северо-запад. Он имел инструкции ни в коем случае не торопиться.
Джеймс тем временем очнулся в неожиданно темной сумке, попробовал встать на ноги и понял, что сейчас помещение быстро переоборудовалось в баню. "Будьте добры, помогите императрице привести себя в порядок, - услышал Джеймс у себя в голове, - сами понимаете, антисанитария". Он нащупал возле себя ушат, мочалку, здоровенный кусок душистого мыла. "Интересно, какой он это все железой выделяет?" - отрешенно подумал Джеймс. Откуда-то хлынула вода. На ходу раздеваясь, разведчик пошел искать Катю. Все-то он предусмотрел, голландец чертов. Хоть бы свет не зажегся, покуда императрица не отмоется от первой грязи. "Не зажжется", - прозвучало у него в голове, и сразу последовал ответ на даже мысленно не произнесенную еще фразу: "Я не подглядываю, я, к вашему сведению, самка".
Дириозавр медленно плыл на запад, догоняя уходящую ночь. Ничуть не интересуясь своими пассажирами, которые, как он знал из предсказаний, должны быть только вовремя накормлены, не более, а в остальном им хватит друг друга и музыкального сопровождения, ящер поймал нужный стратосферный поток на сравнительной небольшой, в десять километров, высоте и залег в дрейф. Не нуждаясь в сне, Рампаль почему-то чувствовал, что самое время поспать. Это оказалось физически невозможно, весь деятельный организм дириозавра противостоял слабому человеческому желанию. Тогда со скуки Рампаль покинул стратосферу и опустился до смешной высоты не более трех километров и стал разглядывать проплывающую под брюхом черную землю Казахстана, изрезанную длинными лучами с военных баз. К городам приближаться не хотелось. Рампаль попробовал глянуть в небо, но там звезд почти не было, одни искусственные спутники мотались в прорехах облаков. Со скуки он посмотрел назад - и немало удивился. Как букашка, семенил за Рампалем в воздушном океане еще кто-то очень маленький, словно каноэ за лайнером. Букашка гребла вовсю, выбиваясь из сил, очень ей, видимо, хотелось быть поближе к дириозавру, и лучилась она любовью и восхищением. Дириозавр пригляделся и ухмыльнулся. Там, сзади, плыл с изрядной скоростью натуральный гибрид велосипеда с автоматической пилой. При всей нелепости конструкция букашки поражала своим совершенством, наметанный глаз сразу дал ящеру знать, что из двух еле приметных людей один правит букашкой, а другой лежит мешком - пассажир, значит. "И у меня пассажиры..." - подумал дириозавр и поддал на полок пивного пару.
Исполин представил себя акулой воздушных просторов, точней, даже китом, возле которого плывет рыба-лоцман. Сзади она плывет у акулы, спереди?.. Дириозавр этого не помнил, но решил: если кто обидит эту милую козявку обороню, пусть летит со мной. Впрочем, она и сама не из робких, раз за мной увязалась. Задумавшись, дириозавр почесал в крестце очередной тупой ракетой, со вздохом подумал о неведомо где обретающихся детках - и полетел дальше на четвертой крейсерской скорости, чтобы козявка не отстала.
Она не отставала.
9
Приезжие удивленно смотрели на этот воздухоплавательный аппарат.
ФАЗИЛЬ ИСКАНДЕР
СТОЯНКА ЧЕЛОВЕКА
У него был даже паспорт, и звали его Сокольник Ильич.
В деревне его звали просто Соколей, и, кроме нескольких долгожительниц, никто без него деревню не помнил. Он появился здесь в конце войны, когда советские войска, освободив Германию от немцев, переживали глубокое разочарование по поводу того, что им не дали опять вступить в Париж. Мальчика приютила тетка Хивря, до войны еще понявшая, что мужиков беречь надо, а в войну окончательно признавшая, насколько это существа хрупкие и ценные. Несмотря на всю заботу, мальчик не научился даже читать; судя по всему, его чем-то контузило в начале войны, когда он еще и в школу не пошел. С легкой руки Хиври считалось, что он цыган, фамилию ему дали на всякий случай Хиврин, а отчество по вождю, так надежней. Да и глаза у парня были цыганские, черные и пушистые. Вряд ли, впрочем, был он настоящим цыганом, вряд ли выжил бы цыганенок под оккупацией, евреи вот еще иной раз выживали, а цыгане редко. Он жадно грыз травяные сухари тетки Хиври, сопел горбатым переломанным носом, упрямо утверждал, что его зовут Сокольник и ничего больше не мог рассказать. Только по мокрой одежде догадалась тетка, что пришел он, видимо, с запада, переплыл реку Смородину. Смородина в этот год встала поздно, остался мальчик в деревне грызть свои первые в жизни не краденные, но доброхотно поданные сухари.
Шли годы над селом, шли над всей западной Брянщиной, но читать Соколя не научился все равно. Живи он в другой деревне, бабы, может быть, и приспособили его под племенное воспроизводство, как случилось это с тысячами других мальчиков в обезмужичевшей стране, - но не здесь. Пантелеич, тогда совсем еще в сладком соку, вынут был Хиврей из засмоленного дубового дупла и водворен в сторожку у околицы, в остаток каких-то графских служб, - так что развратом нижнеблагодатские бабы не занимались, а ходили к сношарю в сторожку, постепенно привыкая к цивилизованной яичной форме человеческих взаимоотношений. Когда закончили бабы ладить Пантеличу новую избу, то, при обширном стечении глазеющего женского царства, перешел сношарь из сторожки в новое жилище и у самой калитки увидал черноглазого мальчугана со сломанным носом. Прикинул: мой? не мой? По всему ясно было, что не его, другой кто-то старался, южных, может, кровей, может, и с талантом старался, а вышел-то все-таки чужак. Взор сношаря стал неодобрительным, таким взором он запросто мог хоть кого сглазить. И тут же понял великий князь, что никого он тут не сглазит, такая чистая черноглазая душа была перед ним. Сношарь отвел взор и пошел дальше, вслед за ним в калитку повалили бабы, а мальчик остался один стоять за забором: входить добрая Хивря ему строго-настрого запретила.
Гаузер покрутил глазками и перестал рассуждать как раз вовремя, ибо трое каких-то жилистых субъектов отделились от черной "волги" метрах в двадцати и рванули к засеченному ими Рампалю. Добежать им ни до кого не удалось, доложить начальству пришлось о том, что неизвестный с бритой головой, который объявился в столь ответственный, опасный и скорбный для каждого истинно советского человека день в машине уже подлежащего высылке атташе, просто ускользнул в неизвестном направлении, - а совсем не о том, что увидели они на самом деле, не о том, что розовый слон, - чье появление, видимо, как-то связано с близлежащим зоопарком, но не цвет же! - попытался хоботом сгрести их в одну кучу и очень грубо при этом разговаривал по-английски.
Поздно вечером того же дня из вагона электрички, следующей по маршруту Москва - Икша, дружески попрощавшись с немаскирующейся пьяной компанией, одни мы что ли в поезде, а за упокой вождя можно ли не выпить, мы и дальше в этом поезде пить будем, пока не приедем, а как приедем, обратно поедем и дальше пить будем, вон у подонка полная сумка зря что ли, нам чего пить до утра хватит, - вышел в своей истинной плоти Жан-Морис Рампаль на влажный весенний перрон маленькой платформы Шереметьевская. Подождал, пока немногие пассажиры исчезли с платформы, и побрел по ней вперед. Потом сошел вниз, свернул налево и углубился по почти неосвещенной и слишком давно асфальтированной дороге в глубь дачной деревни. Рампаля качало; гипнотическое поле Гаузера прикрывало его столь надежно, что он дал себе волю и расслабился в условиях совсем уже позабытой безопасности, выпил много культурных напитков типа джин-тоник, - из грязной пивной кружки, которую где-то утащил и теперь возил с собой ставший как бы завхозом Герберт, - Рампаль знал, что сейчас не только может, но даже должен немного расслабиться, ибо в том новом образе, который надлежало принять, как он понимал, отдыха не предвиделось очень долго. "Как-то там мои детки", - неожиданно вспомнил Рампаль свои волынские похождения, вздохнул и свернул направо. Потом вскорости свернул и налево, в переулочек, прямо уходивший в мокрый молодой густой еловый лес.
Тропинка была очень хлипкой - по весеннему сырому времени. Рампаль дважды падал с нее и больно ушибался о стволы елочек. К счастью, лесок скоро кончился, тропка пошла вдоль длинного серого забора с колючей проволокой, а потом и вовсе углубилась в редкий и совсем голый лес, старый, насквозь пропитанный влагой. Здесь ноги начали увязать по щиколотку, тропка постепенно затерялась, последние огоньки деревни исчезли за подлеском, и оборотень остался в полной темноте. Вдали глухо взревел двигатель самолета устаревшей турбореактивной конструкции, до аэропорта Шереметьево здесь не было и девяти километров. Вскоре и этот лес стал кончаться, пошли прогалы, и вот уже открылось впереди пустое пространство, озаренное недальними лучами посадочных огней. Впрочем, лес еще продолжался по левую руку, выдаваясь мыском и отгораживая оборотня от аэродрома, все еще неблизкого. "Как-то там мои детки", - снова подумалось так отчего-то, снова вздохнулось. Рампаль опять упал. Ничего, скоро все эти синяки пройдут. "Скоро мне станет очень трудно получить синяк даже по приказу начальства", - произнес Рампаль вслух и по-русски, вставая. Невдалеке деликатно вспыхнул огонек сигареты: пассажир ждал на месте, как полагалось.
- Привет, старина, - прозвучал знакомый голос. Голос при этом был немного простужен. "Ничего, согрею", - подумал Рампаль и приветственно ухнул филином, как было условлено.
Найпл стоял у набухшей почками березы и курил. Ночным зрением он видел валкое появление Рампеля и слышал его бормотание. Никакой обещанной сумки при оборотне не было. К тому же это был все-таки только оборотень, а не маг, и он не мог поэтому, конечно же, сотворить сумку из ничего. А ведь полученные утром инструкции ясно говорили, что он, Джеймс, должен добраться до этой лесной прогалины и сесть в сумку к капитану Рампалю, ибо предстоит операция по вызволению Екатерины Романовой, угодившей на Алтае в рабство к каким-то аборигенам грубо анимистических верований. При упоминании о Кате сердце Джеймса дрогнуло, он даже и не стал размышлять про сумку. А вот теперь, получалось, нет возможности выполнить инструкцию, нет у Рампаля никакой сумки.
- Мне приказано сесть к вам в сумку, - сказал он. Рампаль исподлобья посмотрел на него и ничего не ответил. Он топтался на месте, словно разминаясь, при нем не было вещей, вытянутые руки он держал в карманах ветхого демисезонного пальто, опираясь на них так, что подкладка трещала. Рампаль несомненно к чему-то готовился. Вдруг он замер и обратился к Джеймсу:
- Очень прошу вас, дойдите до того края леса и сообщите, каково расстояние. У меня, знаете ли, глазомер расстроился, а мне нужно, чтобы не меньше ста пятидесяти метров было, лучше двести...
Джеймс мысленно перевел метры в футы и пошел по прямой. Возвратившись с сообщением, что тут полных три тысячи, то есть тысяча, он обнаружил оборотня совсем уже танцующим чечетку, растоптухи по-русски, на раскисшей лесной земле. Внезапно Джеймс понял, что именно еще может называться сумкой, поглядел на сильно сползшие брюки оборотня, на небольшое его брюшко, и мысленно похолодел.
- Не смотрите мне в живот, от этого свербит и мешает, - на необъяснимом русском языке произнес Рампаль. Он за месяцы прямого общения с народом выучил язык лучше Джеймса, - тот контактировал в основном с женской половиной, много ли у нее выучишь. - И отойдите, я могу ушибить. В сумку сядете, когда открою. И прыгайте сразу, я вертикального взлета!.. Не смотрите на меня так, пусть будет вам известно, что все дириозавры - существа только вертикального взлета!
Джеймс послушно отошел за деревья. Как он мог забыть, что все дириозавры в самом деле существа вертикального взлета. Непростительная забывчивость какая по пьяному делу!.. В самом деле - дириозавры-то...
Рампаль тем временем начал подпрыгивать и выкидывать цирковые антраша. Глаза его засветились в темноте, и, не знай Джеймс, как выглядят самые обыкновенные радения в секте трясунов, он, пожалуй, побоялся бы за здоровье оборотня. Внезапно Рампаль встал на четвереньки и мелко-мелко застучал о землю локтями и коленями. Потом замер, выхватил из кармана что-то небольшое и проглотил. Раздался хлопок - и сильная воздушная волна повалила Джеймса с ног. Что-то огромное вырастало на опушке, затмевая собою полнеба вместе с аэродромными отсветами, затрещали ветви и, кажется, стволы. Исполинский четырехсотметровый дириозавр, сумчатое, гибридное дитя любви дирижабля и динозавра, возникнув из маленького тела франко-американского оборотня, сверкая во мраке тусклыми плитами стальной чешуи, готовился сейчас к взлету и пританцовывал на всех шести лапах. Огромное его тело заканчивалось тупым рылом с телескопическими глазами и жуткой пастью.
"Садитесь, Найпл", - прозвучало в мозгу разведчика: дириозавр, в отличие от Рампаля, был существом универсальным, и, следовательно, телепатом - кроме прочих достоинств. Передние лапы высоко подняли морду сигарообразного чудовища над лесом, в нижнем же конце, под прижатым к земле тупым хвостом, увидел Джеймс распахнувшуюся пазуху сумки. "Была не была", - подумал он, и по обожженной выделившимся при оборачивании теплом глинистой земле пошел к сумке. Залезши в это, против ожидания, совершенно сухое место, Джеймс не устоял на ногах и рухнул на что-то мягкое; дириозавр захлопнул сумку и, все так же пританцовывая, стал принимать вертикальную позу. Сейчас, кажется, все это кошмарное тело нацелилось прямо в небо. Через считанные секунды его засекут радары аэродрома. Потом... Лучше не думать про потом, вот за что бы ухватиться, ведь болтанка будет. Впрочем, дириозавр, несомненно, помнил о пассажире. В темноте вспыхнула табличка: "ВНИМАНИЕ! ВЗЛЕТ! ПРИЖАТЬСЯ ПОД ЯЙЦЕКЛАД!" Джеймс покорился и прижался.
Дириозавр тем временем почти перестал пританцовывать, он сидел на задней паре лап, только нервная дрожь сотрясала весь его корпус. Непостижимо зорким зрением видел сейчас стальной ящер и суету на соседнем аэродроме, и свет далеких звезд, чудесных ориентиров аэронавигации, вокруг которых - это он тоже ясно видел - вращаются многие планеты, отчасти населенные разумными существами, потребляющими алкоголь и даже способными к переоборачиванию; видел пробуждение почек и личинок в мокром травообразном лесу у себя под лапами, все это и многое другое было ему сейчас открыто. К сожалению, было ему открыто и то, что нигде во всей обозримой Вселенной нет больше ни одной особи одного с ним биологического вида. А ведь он, согласуясь с приказом и для удобства пассажирских перевозок, стал именно самкой. Хорошо ли одинокой женщине?.. "Как-то там мои детки..." - с грустью подумал дириозавр, завибрировал сильней, подпрыгнул, повисел в воздухе - и рванулся в стратосферу.
Где-то на высоте двадцати километров Рампаль стал гасить скорость. Здесь уже не было ни восходящих, ни нисходящих потоков, которые так изматывали его в образах птиц, даже в виде могучей полярной совы. Пахота - восходящий, вода нисходящий, зелень - восходящий, иди все помни, а забудешь - шею поломаешь. То ли дело дириозавру в стратосфере. Он лег на брюхо и поймал сильный, постоянный поток, лег курсом на юго-восток, прямо на Алтай. Скорость сейчас у него была пустяковая, меньше, чем у пассажирского лайнера, но Рампаль не торопился, осваиваясь с удобным телом. Через немногие минуты, пролетая над какой-то военной базой, он ощутил стук в живот - это его обстреливали зенитные ракеты класса "земля - воздух". Дириозавр плотоядно усмехнулся, ибо серебряных ракет здесь еще не разработали. Впрочем, это какая-то случайность, министр обороны должен был отдать приказ испытаниям секретного дириозавра не препятствовать. Упились на базе по случаю кончины прежнего вождя, или нового обмывают, вот и лупят с пьяных глаз по движущейся цели. Дириозавр похрустел скрытыми в суставах ракетными установками. Можно бы из всех шести ответить, да силы тратить жалко. Подумаешь, мелочь всякая.
Тем временем Джеймс в сумке очнулся. Он лежал на полу комфортабельной двухместной каюты, обставленной недорогой и легкой мебелью. Под потолком светился китайский фонарь, довольно безвкусный и не совпадающий с общим стилем комнаты; вдоль торцовой стены шел стеллаж с книгами, - как позже выяснилось, совершенно непригодными к чтению, все они были посвящены морфологии яйцекладущих млекопитающих и пресмыкающихся, - рядом стоял стереофонический проигрыватель, пластинки, компакт-диски. Джеймс заметил, что вся мебель растет прямо из пола, только это и еще сложенный у второй торцовой стены мощный яйцеклад все-таки напоминало Джеймсу, что он не на борту океанского лайнера, а в брюхе у живого существа. Несколько часов полета можно было поспать или послушать радио. "Не стесняйтесь" - ясно прозвучало у него в голове, и засветилась панель радиоприемника: идеальный сервис дириозавра обеспечивал выполнение невысказанных желаний. Дужка самонастройки поползла по панели.
"Слава Иисусу Христу!" - взревел динамик. Здесь, в брюхе дириозавра, конечно, начинался западный мир, глушилки не действовали. Дряхлый голос монаха с ватиканской радиостанции, похоже, закончившего "русскую коллегию" еще при прежних незаконных Романовых, проскрипел молитву и начал последние известия. Папа Римский послал телеграмму соболезнования. Однако газета "Оссерваторе романо" сообщила о скоропостижной болезни нового, временно назначенного премьера, а другая газета сообщала, что слухам этим не следует доверять, ибо этот Заобский не зря столько лет был главой самого коварного советского ведомства, а то что по возрасту он даже старше покойного вождя, так это наверняка означает всего лишь очередной коварный план Советов, новый заговор против демократии, и болезнь нового премьера - первый шаг в осуществлении этого заговора. Сегодня началась забастовка ватиканских монахов, в связи с чем радиопередача может быть прервана в любое... - и была прервана. Настройка поползла дальше. Советские радиостанции все как одна передавали Шопена, которого граждане СССР и без того уже наслушались, и, ежели они своих вождей и дальше будут назначать по принципу "чем старше, тем надежней", то, похоже, еще наслушаются. Израиль флегматично сообщал о погоде в Самарии и о запросе, который сделал в кнессете депутат Кармон в связи с распространяемым средствами массовой информации мнением, что членам небезызвестной Лиги защиты Дома Романовых следует воспретить въезд в Израиль ввиду того, что именно Дом Романовых повинен в так явлении, как погромы. По шведскому радио знаменитый ансамбль "Аффа" пел что-то сатанинское о депонированных векселях. "Голос Америки" в очередном "Меланже за декаду" повторял недавнюю передачу о любимых блюдах покойного вождя в те времена, когда тот еще питался человеческой пищей; выяснилось, что больше всего на свете вождь любил яичницу, сырые яйца и гоголь-моголь, так что аппетит у Джеймса не разгорелся, а разгорелись подозрения, и он стал высчитывать, на сколько сношарь старше премьера-вождя, получалось, что только на три года, и в отцы ему годился лишь с очень большой натяжкой, - хотя черт его знает, - так что нехорошие подозрения можно было притушить. Свет в сумке померк: дириозавр тактично предлагал Найплу поспать до посадки. Температура воздуха стала повышаться, зашуршала влажная вентиляция, видимо, дириозавр мог предложить и ванну, и сауну, но разведчик принял первое предложение и решил вздремнуть. Согласно данной дириозавру инструкции, Найпл должен был хорошо проспаться и быть завтра в полной форме. Выпускать его из сумки было можно, но только на коротком поводке.
Светало медленней, чем хотелось бы. Дириозавр летел на восток, где, если двигаться туда далеко и очень быстро, было уже утро. Но лететь днем было как-то несолидно. Еще дважды лупили по нему из зениток, но очень вяло, и вообще, как указывалось, ракеты были тут не серебряные. Рампаль расслышал вместе с Найплом у себя в брюхе переданное "Немецкой волной" сообщение, что Советы приступили сегодня к испытанию своего нового секретного дириозавра - и обиделся. Смысла в таком сообщении было не больше, чем в сообщении, скажем, об испытании нового антисоветского верблюда. Он, дириозавр, во-первых, живой, во-вторых, не советский! Мелкие людишки. И все так же неслужебно всплывала отчего-то мысль: "Где мои дети?" Рампаль гнал ее из головы, но так как был он сейчас ящером, то мысль эта уходила в задний, крестцовый мозг и оттуда уже ничем не вышибалась. Тем временем острое аэронавигационное чутье дириозавра уже уловило пеленг сброшенного несколько часов назад со спутника в Телецкое озера буйка, - сбросить его было довольно трудно, до такой степени был нафарширован околоземной космос советскими космонавтами, отбывающими срока на орбитах; буек могли буквально выхватить из рук. Но получилось, к счастью, удачно, только рыбы много в Телецком озере поглушилось, а уж этого хозяйственный император в будущем никак не одобрит. Вообще, отношение его к Америке чем дальше, тем непонятнее. То ли хочет он видеть свою жену, то ли нет? Ван Леннеп предсказывал, что Катя будет доставлена в Москву, что в скором времени она встретится с Павлом, - ну, так смеем ли мы, будь мы даже могущественнейшие из людей и даже дириозавры, противиться точно известному будущему? Дириозавр поймал левой средней лапой зазевавшуюся ракету, пущенную откуда-то из южных Мугоджар, и почесал ею в свербящем крестце.
Над Алтаем лежало плотное облачное одеяло, и была глухая ночь. Рампаль рассмотрел внизу ленточку описанной Катей горной дороги и, гася скорость, заложил вираж. Рампаль был рад, что в облака нырять не нужно: аймак, в котором томилась проданная в рабство императрица, лежал выше них. От изменения режима полета в сумке проснулся Джеймс, и, чтоб не трепыхался, пришлось осторожно прижать его яйцекладом. Кругами шел дириозавр на сближение с горой, нависшей над котловиной с поселением в центре; здесь дириозавр намеревался прочно заякориться. Хрустя суставами, ящер несколько раз протягивал длинные лапы к горе - и промахивался. Наконец, чуть ли не с пятого захода, его передняя пара лап обхватила гору метров на сто ниже вершины, его тряхнуло - и тут же он включил брюшные прожекторы. Котловина немедленно залилась дневным светом. Было видно, как внизу мечутся овцы, собаки, немногочисленные лошади, ничего, конечно, не понимающие - откуда взялся свет, заслонивший звезды и вершины скал. В разреженном воздухе на ту высоту, где завис дириозавр, не долетало ни звука, но в начавшемся переполохе ясно прослеживалась система, - жалкие людишки внизу оборачивались лицом к главной горе и простирались ниц. Какой-то тип, видимо, старейшина селения или даже районный шаман, стоял впереди других и повторял руками одно и то же резкое движение, будто кого-то призывая. Дириозавр нежно обнял гору и стал немного ее раскачивать, не стараясь, впрочем, переломить.
- У-у-у! - заорал он через динамики на весь Алтай. Люди внизу явно услышали его вой и стали ползти к горе. - У-у-у! - Гора затрещала, ящер средними лапами отгребал крупные осколки, чтобы ненароком не засыпать котловину. Хрясть! - Гора подалась, еще одно усилие, и дириозавр понял, что против собственной воли верхние метров сто все-таки обломил. "Не тащить же это с собой в Москву", - подумал он и попробовал прилепить гору назад, но отчего-то это стало невозможно, началось какое-то сопротивление, трещина расширилась, повалил дым с пылью, и дириозавра сильно качнуло в воздухе. Тогда он, не выпуская горы из рук, всплыл повыше и заглянул в разлом. Дым повалил как из вулкана, - только этого не хватало, - дириозавр направил в разлом прожекторы, и тут ему что-то в этом дыму померещилось. Дириозавр на всякий случай завопил не своим голосом:
- Отдайте Катю-у-у! Не то разворочу-у-у!
И вот из разлома кто-то выглянул. Рампаль оказался лицом к лицу с волосатым, исполинским, очень восточным на вид стариком, медленно поднимающимся из дыма. Росту дед был в полдириозавра, невозможные висячие черные усы были заложены за оттопыренные уши. В руках держал он старинный арбалет, словно сработанный по эскизу Леонардо да Винчи, заряженный стометровой стрелой из серебра, и принести такое оружие вреда оборотню могло больше, чем все советские несеребряные ракеты. Несомненно, старик разбирался, когда и чем заряжать арбалет, дириозавр осторожно попятился и в душе немедленно согласился на переговоры. Перед ним был удельный владыка, хорошо известный западной науке Эрлик-хан. Вот что означали слова императрицы "у черта на рогах"!
- Кончай орать, - глухо произнес старик на архаичном английском языке, не то получишь. Они же ни слова по-русски не понимают, дубовая голова, ойротского не выучил, а туда же, Алтай крошить... Не вздумай крышу мою вниз бросить, по кусочкам собирать будешь!
Дириозавр попятился и повис на всякий случай прямо над котловиной, чтобы отбить у Эрлик-хана охоту стрелять прежде времени.
- Катю! Катю! Катю! - выдохнул дириозавр три языка пламени, от чего у монгольского тролля побежала рыжая соль по усам. Старик не обратил на это внимания, оперся на край щели и перегнулся вниз, потом забормотал что-то очень тихо, явно на тюркском языке. Видимо, слух его был острей, чем у Рампаля, никакого ответа оборотень не расслышал, а Эрлик-хан уже переводил:
- Не верят они, что ты ее не съешь, а сама не пойдет. Поглядел бы на себя, рожа поганая, сам бы испугался. За твою Катю деньги плачены, но сама-то она здесь уже задаром не нужна, негожая она, неработящая. Сам ее к себе выманивай!
Ну, чем выманивать - позаботился ван Леннеп. Дириозавр опустился до предела допустимого и выпустил из живота длинный, гибкий, непристойно розовый яйцеклад, на лодочке которого в полном обалдении ловил воздух руками Джеймс.
- Рома! - услышал он отчаянный женский вопль. От смрадной толпы отделилось что-то очень грязное и бросилось к яйцекладу. Миг - и это что-то было вместе с воздушным потоком всосано в ту же лодочку, а еще через миг дириозавр спрятал яйцеклад в брюхо.
- Все? - спросил волосатый владыка, беря прицел в брюхо ящеру. Тот вместо ответа вознес над головой старика отломленную часть горы. Старик бросил арбалет и ловко подхватил гору снизу. - Вот так-то лучше, обожди, кронштейны прилажу... Вот так. - И гора встала на место. Эрлих-хан исчез в недрах, даже поблагодарить его Рампаль не мог. В качестве благодарности он похрустел ракетными установками в суставах, больше ничего не смог придумать. Только и доклубилось из недр до его чуткого телепатического слуха: "Воздух чище будет..." Рампаль погасил брюшные прожекторы и медленно поплыл на северо-запад. Он имел инструкции ни в коем случае не торопиться.
Джеймс тем временем очнулся в неожиданно темной сумке, попробовал встать на ноги и понял, что сейчас помещение быстро переоборудовалось в баню. "Будьте добры, помогите императрице привести себя в порядок, - услышал Джеймс у себя в голове, - сами понимаете, антисанитария". Он нащупал возле себя ушат, мочалку, здоровенный кусок душистого мыла. "Интересно, какой он это все железой выделяет?" - отрешенно подумал Джеймс. Откуда-то хлынула вода. На ходу раздеваясь, разведчик пошел искать Катю. Все-то он предусмотрел, голландец чертов. Хоть бы свет не зажегся, покуда императрица не отмоется от первой грязи. "Не зажжется", - прозвучало у него в голове, и сразу последовал ответ на даже мысленно не произнесенную еще фразу: "Я не подглядываю, я, к вашему сведению, самка".
Дириозавр медленно плыл на запад, догоняя уходящую ночь. Ничуть не интересуясь своими пассажирами, которые, как он знал из предсказаний, должны быть только вовремя накормлены, не более, а в остальном им хватит друг друга и музыкального сопровождения, ящер поймал нужный стратосферный поток на сравнительной небольшой, в десять километров, высоте и залег в дрейф. Не нуждаясь в сне, Рампаль почему-то чувствовал, что самое время поспать. Это оказалось физически невозможно, весь деятельный организм дириозавра противостоял слабому человеческому желанию. Тогда со скуки Рампаль покинул стратосферу и опустился до смешной высоты не более трех километров и стал разглядывать проплывающую под брюхом черную землю Казахстана, изрезанную длинными лучами с военных баз. К городам приближаться не хотелось. Рампаль попробовал глянуть в небо, но там звезд почти не было, одни искусственные спутники мотались в прорехах облаков. Со скуки он посмотрел назад - и немало удивился. Как букашка, семенил за Рампалем в воздушном океане еще кто-то очень маленький, словно каноэ за лайнером. Букашка гребла вовсю, выбиваясь из сил, очень ей, видимо, хотелось быть поближе к дириозавру, и лучилась она любовью и восхищением. Дириозавр пригляделся и ухмыльнулся. Там, сзади, плыл с изрядной скоростью натуральный гибрид велосипеда с автоматической пилой. При всей нелепости конструкция букашки поражала своим совершенством, наметанный глаз сразу дал ящеру знать, что из двух еле приметных людей один правит букашкой, а другой лежит мешком - пассажир, значит. "И у меня пассажиры..." - подумал дириозавр и поддал на полок пивного пару.
Исполин представил себя акулой воздушных просторов, точней, даже китом, возле которого плывет рыба-лоцман. Сзади она плывет у акулы, спереди?.. Дириозавр этого не помнил, но решил: если кто обидит эту милую козявку обороню, пусть летит со мной. Впрочем, она и сама не из робких, раз за мной увязалась. Задумавшись, дириозавр почесал в крестце очередной тупой ракетой, со вздохом подумал о неведомо где обретающихся детках - и полетел дальше на четвертой крейсерской скорости, чтобы козявка не отстала.
Она не отставала.
9
Приезжие удивленно смотрели на этот воздухоплавательный аппарат.
ФАЗИЛЬ ИСКАНДЕР
СТОЯНКА ЧЕЛОВЕКА
У него был даже паспорт, и звали его Сокольник Ильич.
В деревне его звали просто Соколей, и, кроме нескольких долгожительниц, никто без него деревню не помнил. Он появился здесь в конце войны, когда советские войска, освободив Германию от немцев, переживали глубокое разочарование по поводу того, что им не дали опять вступить в Париж. Мальчика приютила тетка Хивря, до войны еще понявшая, что мужиков беречь надо, а в войну окончательно признавшая, насколько это существа хрупкие и ценные. Несмотря на всю заботу, мальчик не научился даже читать; судя по всему, его чем-то контузило в начале войны, когда он еще и в школу не пошел. С легкой руки Хиври считалось, что он цыган, фамилию ему дали на всякий случай Хиврин, а отчество по вождю, так надежней. Да и глаза у парня были цыганские, черные и пушистые. Вряд ли, впрочем, был он настоящим цыганом, вряд ли выжил бы цыганенок под оккупацией, евреи вот еще иной раз выживали, а цыгане редко. Он жадно грыз травяные сухари тетки Хиври, сопел горбатым переломанным носом, упрямо утверждал, что его зовут Сокольник и ничего больше не мог рассказать. Только по мокрой одежде догадалась тетка, что пришел он, видимо, с запада, переплыл реку Смородину. Смородина в этот год встала поздно, остался мальчик в деревне грызть свои первые в жизни не краденные, но доброхотно поданные сухари.
Шли годы над селом, шли над всей западной Брянщиной, но читать Соколя не научился все равно. Живи он в другой деревне, бабы, может быть, и приспособили его под племенное воспроизводство, как случилось это с тысячами других мальчиков в обезмужичевшей стране, - но не здесь. Пантелеич, тогда совсем еще в сладком соку, вынут был Хиврей из засмоленного дубового дупла и водворен в сторожку у околицы, в остаток каких-то графских служб, - так что развратом нижнеблагодатские бабы не занимались, а ходили к сношарю в сторожку, постепенно привыкая к цивилизованной яичной форме человеческих взаимоотношений. Когда закончили бабы ладить Пантеличу новую избу, то, при обширном стечении глазеющего женского царства, перешел сношарь из сторожки в новое жилище и у самой калитки увидал черноглазого мальчугана со сломанным носом. Прикинул: мой? не мой? По всему ясно было, что не его, другой кто-то старался, южных, может, кровей, может, и с талантом старался, а вышел-то все-таки чужак. Взор сношаря стал неодобрительным, таким взором он запросто мог хоть кого сглазить. И тут же понял великий князь, что никого он тут не сглазит, такая чистая черноглазая душа была перед ним. Сношарь отвел взор и пошел дальше, вслед за ним в калитку повалили бабы, а мальчик остался один стоять за забором: входить добрая Хивря ему строго-настрого запретила.