Власова Людмила. Печать Тамирайны

   Я обреченно брела вслед за маячившей впереди спиной Макара, опустив голову и практически ничего не видя от отчаяния. Возможно, мне не стоит стрелять в местную дичь, даже если она появится. Умнее будет приберечь патроны для себя. На тот случай, если выбраться отсюда и вернуться домой не удастся.
   И тут Макар закричал:
   — Смотрите, там впереди кто-то есть!
   Кем-то оказалось животное, похожее на огромного пса с заметными рогами на голове. Оно передвигалось по равнине прыжками, на удивление быстро приближаясь к нам. Через несколько минут уже можно было разглядеть всадника на спине рогатого. Когда нас с незнакомцем разделяло несколько метров, на пути пса возникла гигантская змея, высунувшаяся из норы в земле. Скакун и ползучая тварь схватились не на жизнь, а на смерть. Но схватка была короткой. Змея, обвив пса, подняла его в воздух. Всадник кувырком полетел на землю. Ползучая гадина подбросила свою жертву в воздух и на лету раскусила рогатого пополам огромными клыками. Из половинок туши, упавших на землю, фонтаном хлынула зеленоватая кровь. Змея со свистом втянула жидкость и проворно повернулась, ища глазами всадника. А он полз к нам…
   Увидев, что число добычи увеличилось, змея радостно присвистнула и нависла над нами, плотоядно высовывая раздвоенный язык. С впечатляющих клыков капала кровь растерзанного пса.
   — Бежим! — скомандовал Макар.
   Парни кинулись в разные стороны. Я осталась неподвижно стоять на месте, подозревая, что змея на родной территории может развивать бешеную скорость. И в первую очередь кинется за движущимися объектами. Так и оказалось. Макар еще не одолел стометровку, как тварь аккуратно схватила его зубами за рубашку и подняла в воздух, заинтересованно рассматривая добычу выпученными глазами.
   — Стреляй, — услышала я клекот Аргуса, и пернатый ткнул мне в руку пистолет.
   — Да я ж в Макара попаду! — Моя меткость действительно оставляла желать лучшего.
   — Стреляй! Ему лучше от пули погибнуть, чем от клыков змеи!
   Резонный довод. Вспомнив многочисленные компьютерные стрелялки-бродилки, из которых мне не раз удавалось выйти победительницей (ну на некоторых уровнях), я прицелилась в туловище твари, сделала поправку на ветер и движения змеи… В общем, пальнула в белый свет, как в копеечку. Ползучая гадина дернулась. Из дырки в ее шее потекла бесцветная жидкость. От удивления чудовище открыло рот. Макар упал на землю.
   Надо признать, змея обладала определенным интеллектом. Она сразу поняла, кто причинил ей вред, и бросилась на меня. Я выстрелила еще и еще раз. Да этой твари пули — как слону дробина. Удачным оказался последний выстрел. Морда змеи вплотную приблизилась ко мне, и я пальнула в глаз твари. Чудовище взревело, взметнулось к небу и бухнулось на землю. Туловище змеи несколько минут извивалось в конвульсиях. Я еле успела увернуться от удара хвоста.
   Опомнившийся всадник подобрал увесистый камень и с размаха грохнул им змею по голове. Потом выхватил меч и начал рубить твари голову. Парень использовал оружие как топор. Отделить голову змеи от тела он смог только с девятого или десятого удара. Незнакомец вытер пот со лба, снял шлем и поклонился мне:
   — Благодарю, прекрасная воительница! Ты спасла мне жизнь. Кто ты и откуда пришла с твоими трусливыми слугами?
   Эх, к сердцу женщины льстец всегда отыщет прямой путь! Называть прекрасной даму с синяком в поллица мог только отъявленный льстец. А вот побывавшие в застенках богини Макар с де Моном сейчас, в насквозь промокших драных рубахах и запачканных местной грязью штанах, походили даже не на слуг, а на нищих бродяг.
   — Так кто ты, благородная дева? — настойчиво повторил свой вопрос незнакомец.
   И что ему сказать, такому любопытному? Лучшая зашита — это нападение.
   — А с кем я имею честь разговаривать?
   — Наследник верховного правителя Лотарии, принц Эдин.
   Еще один принц! Количество особ королевской крови среди моих знакомых росло в геометрической прогрессии. Может, хоть на этот раз количество перейдет в качество? Одетый в подобие черного комбинезона парень лет двадцати — двадцати пяти казался бы симпатичным, если бы не нездоровый сероватый цвет лица. Но принц Эдин хотя бы не трус.
   — Меня зовут Вера.
   — Какое странное имя, — задумчиво произнес принц. — А что вы трое делаете на запретной равнине?
   — Позвольте спросить о том же у вас, принц.
   — Я сбежал из Леонарума, чтобы найти помощь в запретных землях, где, говорят, еще остались храмовники. Но за месяц скитаний не нашел здесь ни одного человека. Я уже возвращался во дворец, когда на меня напала эта тварь. Как здесь оказались вы?
   Придется сочинять с ходу!
   — М-м-м, мы тоже шли во дворец, но заблудились.
   — Откуда же вы двигались? — Принц задал очередной вопрос, на который у меня не было ответа.
   — Из дома, — сообщила я. — Наши родители умерли, и мы с братьями решили попытать счастья в столице.
   — Понимаю, — грустно покачал головой принц. — Наступили тяжелые времена. Конечно, сейчас не так тяжело, как было в первые годы действия Проклятия, но все равно на окраинах королевства не выжить. Не беспокойся, спасительнице наследника окажут достойный прием.
   Принц скептически оглядел Макара с де Моном и добавил:
   — Твоим братьям — тоже.
   Эдин подошел к останкам своего странного скакуна, достал из сумки, прикрепленной к седлу, рог и протрубил. Потом пояснил:
   — Леонарум близко. Воины границы должны нас услышать. Мы привезем в город богатую добычу. — С этими словами Эдин указал на тело змеи.
   Принц не походил на любителя человеческого мяса, но кто его знает, может, под добычей имелись в виду и мы? А достойный прием предполагает, что меня зажарят с почестями, соответствующими моим заслугам?
   Пока мы дожидались воинов границы, я устроила небольшой совет. Эдин деликатно постоял в сторонке, пока мы с Аргусом, Макаром и де Моном обсуждали план действий. Мне не хотелось идти в неведомый дворец к людоедам (если богиня не соврала о гастрономических пристрастиях жителей этого мира), но другой выход (остаться под дождем) казался еще менее привлекательным. Аргус предсказал, что все у нас в Леонаруме сложится удачно, если мы будем побольше слушать и поменьше говорить.
   Вскоре к месту нашей стоянки прискакал отряд воинов на рогатых псах. Часть их осталась разделывать тушу змеи, остальные сопровождали нас во дворец. Путешествие на рогатом скакуне в Леонарум я не забуду никогда. Меня трясло, подбрасывало и шатало из стороны в сторону. Желудок норовил вывернуться наизнанку. Поэтому, когда на горизонте показались стены и башни довольно убогого средневекового замка, я почувствовала себя невероятно счастливой.
   Счастлив был и отец Эдина, верховный правитель Лотарии Кудан — тощий верзила с лицом, исполосованным шрамами. Он тут же велел закатить пир в честь чудесного спасения сына. На время приготовлений к празднику нас отвели в комнату для гостей, дали возможность обсохнуть и принесли поесть. Королевская щедрость Кудана вполне могла соперничать с гостеприимством богини Тамир. Наша трапеза состояла из небольшой миски вареных овощей и нескольких кусков странной субстанции, напоминающей холодец. По вкусу и первое, и второе было отвратительно. Сумел насытиться этим только Аргус. Довольная птица залезла под мой плащ, который я не снимала, чтобы не сверкать обнаженной натурой, и, уцепившись за ремни, заснула. Мы с Макаром и де Моном остались за столом, тоскливо переглядываясь. Спать с голодухи не хотелось. Парни налегали на вино, которого, как ни странно, слуги принесли вдоволь.
   — Надеюсь, с праздником они затягивать не будут, — выразила я всеобщую надежду.
   — Ага, а то кушать очень хочется, — пожаловался де Мон.
   — Просто сил нет терпеть, — вторила ему я.
   — А ты хряпни еще вина, — предложил Макар и потянулся к кувшину.
   Бдительный слуга, не оставлявший нас ни на секунду, тут же подскочил к столу, перехватил сосуд и наполнил кубки. Дождь, донимавший нас днем на равнине, к вечеру только усилился. Капли с неприятным плямкающим звуком били по крыше и каменным стенам замка.
   — Мне страшно, — сообщила я. — Неужели мы никогда не вернемся домой? Мы же сдохнем в этом насквозь промокшем аквариуме.
   — Не думай об этом, — произнес Макар. — Живы будем — не помрем.
   Недоросль поднял кубок и произнес: «Давай за жизнь!» Мы выпили. Потом добавили еще. Через какое-то время заметно полегчало. Улучшилось настроение, будущее представлялось уже не таким мрачным.
   — Эх, с водкой, конечно, не сравнишь, — высказал свои впечатления захмелевший Макар, — но все равно неплохая вещь. Эй, человек, налей еще. Ин вино веритас, как говорится!
   Слуга, наливавший вино в кубки, выронил кувшин и задрожал как осиновый лист.
   — Что это с ним? — не понял де Мон. — Макар, ты что сейчас сказал?
   — Истина в вине, — пожал плечами недоросль. — По латыни: ин вино веритас.
   Слуга с воплем выбежал из комнаты.
   — Припадочный он какой-то, — предположил Макар.
   Но минут через десять в комнату ворвались вооруженные воины, схватили нас и без особых церемоний отволокли к правителю.
   — Как вы посмели явиться во дворец? — без предисловий загрохотал Кудан. — Разве вы не знаете, что это карается смертью?
   Да, тут попахивает массовой шизофренией. Буквально час назад он был на седьмом небе от нашего визита, сам пригласил нас погостить и даже собирался устроить праздник. Эдин, Стоявший у трона правителя, вдруг бросился на колени:
   — Отец, позволь мне попробовать! Вдруг мы сможем вымолить прощение у богини Тамир? Я месяц разыскивал храмовников в запретных землях и встретил их у границы, уже потеряв надежду. Это ли не знак, что все получится? Если же нет, то что мы потеряем?
   — Им нельзя верить. Храмовники — извечные враги правителя Лотарии. Они пробрались сюда с какой-то тайной целью, — вещал Кудан. — И мы убьем их так, как завещали их убивать наши предки.
   Еще один желающий меня убить! Да что же это такое! Да когда ж все это кончится?
   — Мы посадим их на кол, а плоть их съедим. Так завещано поступать с храмовниками, — глубокомысленно заявил Кудан.
   На кол? Это довольно болезненно. И ни правителя, ни себя не пристрелишь: патроны в пистолете закончились. А до ближайшего магазина, где их можно купить… мне, видимо, уже никогда не добраться. Ну с чего Кудан на нас так взъелся?
   — Почему вы решили, что мы — храмовники, — вслух возмутилась я. — Мы не имеем к ним никакого отношения и даже не знаем, кто это такие.
   — Откуда же вы взялись, если не знаете о храмовниках? С неба, что ли, упали? — ехидно улыбнулся Кудан. — В нашем мире даже малые дети знают, что пять поколений назад наши предки отреклись от веры в богиню Тамир и убили ее слуг — храмовников. Не всех, конечно. Некоторым удалось сбежать. Наши предки, ведомые пророком Йесом, решили молиться новому богу. Богиня, узнав об этом, подвергла наш мир жуткой каре. На нас обрушилась неведомая неизлечимая болезнь, косившая и людей, и животных. Люди умирали, животные превращались в жутких кровожадных тварей. Потом пошел вечный дождь, который с тех самых пор и не прекращался. Начались проблемы с едой. То были страшные годы. Чтобы выжить, приходилось питаться человечиной. Наши предки выловили оставшихся храмовников и заставили их воззвать к милосердию богини Тамир. Богиня явилась на зов, но сообщила, что покинула наш мир навсегда, и отныне мы можем жить по своей воле. Так мы до сих пор и живем.
   — Все понятно, — обрадовалась я. — Вы разозлили богиню, и теперь у вас климатические проблемы и продовольственный кризис. Но мы-то разве в этом виноваты?
   — Вы — потомки выживших храмовников. — Сделав это заявление, Кудан довольно откинулся на троне.
   — Да с чего вы это взяли? — не выдержала я.
   — Мне жаль, Вера, — вмешался в беседу Эдин. — Вас выдал твой брат. Он говорил на священном языке священные слова: «Ин вино веритас». А священного языка богини Тамир никто, кроме храмовников, знать не может.
   Ох, я отрежу Макару язык! Нашел время демонстрировать свои познания в латыни, полиглот несчастный! Велел же ему Аргус помалкивать!
   — Сегодняшний праздник начнется с казни трех храмовников! — объявил Кудан. — Их посадят на кол, а плоть раздадут голодным нищим, как завещал великий пророк Йес! Бросьте их в темницу!
 
   Каземат, в который нас отволокли стражники, располагался в подземелье замка. Обычная средневековая тюрьма с цепями, скелетами, вопиющей антисанитарией, жуткой вонью и глубокими лужами воды на полу. Все это великолепие выглядело особенно жутко при тусклом свете одного-единственного факела.
   Из всех атрибутов классической темницы в камере не было разве только крыс. Подозреваю, что всех грызунов в казематах съели если не стражники, то наверняка узники. Даже гостям правителя Лотарии предоставляли очень скудный паек, а заключенные уж точно дохли с голоду.
   Я отыскала на каменном полу нашей камеры более-менее сухой островок и уселась, стараясь на коснуться спиной мерзкой осклизлой стены. Рядом надменно бухнулся де Мон и примостился разом протрезвевший Макар.
   Очень хотелось обругать недоросля, но я мрачно молчала. Чего возьмешь с дурака? Да и свершившегося уже не исправишь. Забавно, на Земле мы вполне могли бы претендовать на место в Книге рекордов Гиннесса. Вряд ли еще кого-то, кроме нас, за один день дважды приговаривали к смертной казни.
   — Мужчины, ну может, вы что-нибудь придумаете для нашего спасения? Или будем ждать, когда нас на кол посадят? — обратилась я к своим товарищам по несчастью.
   Тяжко вздохнув, представители сильного пола обошли нашу камеру вдоль и поперек. Де Мон даже неуверенно толкнул дверь и пожаловался:
   — Не открывается!
   — Понятно, что не открывается. Ее ж закрыли, — скривилась я.
   Поколесив по каземату, Макар и де Мон вернулись на свои места. Великолепно! Будем помирать. И никто не узнает, где могилка моя! Я решила, что надо оставить о себе хоть какую-то память. Сняв с шеи цепочку, начала перстнем выцарапывать на каменном полу свое имя. Потом подумала, что неплохо бы запечатлеть в камне какую-нибудь умную мысль. Да вот только ничего в голову не приходило, кроме этих вечных истин: «Здесь была Вера Цветкова», «Пошел Макар в такую даль» и «Все мужики — козлы». Аргус, высунув голову из складок плаща, заинтересованно наблюдал за моими творческими потугами. Я жалобно попросила его:
   — Аргус, когда меня поведут на кол, улетай, убегай, чего хочешь делай, но скройся. Эти оголодавшие уроды и тебя не пощадят. Попадешь в суп, а мне этого совершенно не хочется. Хоть ты должен остаться в живых.
   Пернатый грустно посмотрел на меня и потерся головой о мое плечо. Я взяла Аргуса на руки и прижалась щекой к его спине.
   — Знаешь, Гусик, как не хочется думать о смерти в двадцать один год? — тоскливо прошептала я. — Смерть — это страшно.
   — Да, наверно, — откликнулся Аргус. — Но сегодня ты не умрешь.
   — Они перенесут казнь на завтра? — поинтересовался де Мон.
   — Нет, казни вообще не будет, — сообщил пернатый.
   — Почему? — затаив дыхание от мелькнувшей надежды, спросила я.
   — Конечно, казни не будет. Ее и не может быть, — всунулся в беседу Макар. — Мы ж ни в чем не виноваты. И вообще нам должны предоставить адвоката.
   — Лучший адвокат здесь — это «Калашников». И ящик рожков с запасными патронами в придачу, — заявила я.
   — Остроумничать вздумала? — обиделся недоросль.
   Ответить я не успела. В замке со скрипом повернулся ключ, дверь распахнулась, и в камеру вошел Эдин. У порога стояла стража.
   — Я уговорил отца отложить казнь, — сказал принц. — Он даже готов отпустить вас, если вы вызовете посланца богини Тамир. Мы снова будем молить всемогущую о прощении. Сейчас вас отведут в храм. Но если вы не справитесь — сядете на кол.
   — Условия понятны, — заявила я и, надев цепочку с перстнем на шею, поднялась с пола.
 
   В здешнем храме богини Тамир никто не бывал уже много лет. Крыша совершенно прохудилась, через огромные щели в храм текли потоки воды. С гигантской статуи богини, расположенной в центре молельного зала, сперли одежду и украшения, и изображение полуобнаженной Тамирайны при тусклом свете факелов выглядело откровенно жалко. Если и были в храме какие-то ценные вещи, то за прошедшие века их растащили. Остались лишь голые стены.
   Нас толкнули к возвышению, на котором стояла статуя. Вся знать Лотарии во главе с правителем расположилась чуть поодаль, у нас за спиной. Поближе подобрался лишь принц Эдин, которому не терпелось увидеть ритуал вызова полномочного представителя богини.
   Я еще раз внимательно оглядела храм и почувствовала, как у меня защемило сердце: столба, который надо было крутить, здесь не наблюдалось. Мой испуг заметил Аргус.
   — Здесь несколько иная система, — пояснил пернатый. — В храме на Земле надо крутить столб. Чтобы лишнего шума не создавать, а то ведь сама представляешь, какие там соседи. Здесь необходимо спеть гимн на священном языке. Вот почему местные жители такое большое значение придали трем латинским словам.
   — Они просто не представляют, какое значение можно вложить в три русские буквы, — злобно проговорила я. — Как они по трем коротким словам сумели понять, что это латынь?
   — Сейчас не время читать лекции по лингвистике. Но если коротко… Священный язык — это язык, на котором читаются молитвы. Он понятен только избранной расе и служителям церкви. Остальные воспринимают его как абракадабру. В мирах Ширкута священным считается эльфийский язык. В мирах Тамирайны — латынь. Тамир многое связывает с Древним Римом, вот она и решила увековечить память об этом периоде.
   — Стоп, — перебил птицу Макар. — Но местные жители говорят на русском языке и прекрасно его понимают. Значит, единый язык всех миров — русский?
   — Ой, ну нет, конечно, — отмахнулся крылом Аргус. — Любой путешественник, перемещаясь в новый мир, автоматически начинает говорить на языке его жителей, воспринимая его как свой родной. Таков закон Вечности, иначе путешествия по мирам были бы невозможны. Жители этого мира поймут любой язык, кроме латыни. Или эльфийского…
   — А ну пойте молитвы, храмовники! — взревел за нашими спинами правитель Лотарии. — Или сядете на кол!
   От страха я начала соображать очень быстро.
   — Макар, ты же как-то хвастался, что поешь как соловей. Тебе и запевать. Исполни что-нибудь на латыни.
   — Что?
   — Ну, там типа это…
   К своему стыду я вынуждена была признать, что не помню из латинского практически ничего. Но ведь Макар-то с июня твердил все эти «дицеро, тацеро, кондуцеро»! Как оказалось, дальше этих слов дело у него не продвинулось. Кудан начинал терять терпение, поэтому я нараспев произнесла слышанную в каком-то фильме и, по-моему, латинскую фразу:
   — И но меня, и до меня, и патри, и Филя, и спирт у Саньки…
   Ничего не произошло. К молитве подключился Макар со словами:
   — Хомо хомини люпус эст…
   Человек человеку волк то есть. Опять никакой реакции.
   — Да что вы там бормочете, — возмутился Аргус. — Вам спеть надо!
   Должна же быть хоть одна песня на латинском! Не могли же римляне ничего не петь! Что-то знакомое так и вертелось на языке. В это время де Мон с отчаяния затянул какую-то заунывную эльфийскую лабуду. И без него тошно! Молчал бы уж, гад!
   Я оглянулась: Кудан смотрел на нас с неприкрытым разочарованием. Видимо, он тоже тайно надеялся на то, что мы сможем вызвать посланца богини. И мы не оправдали его надежд… Я увидела, как правитель жестом подозвал одного из своих вельмож.
   — Приготовьте три кола! — приказал ему Кудан.
   Вельможа поклонился и направился к выходу из храма. Принц Эдин, поймав мой полный ужаса взгляд, бессильно пожал плечами и отвернулся. Кажется, спасения нет. Придворные Кудана, еще несколько минут назад завороженно следившие за нами, поняли, что чуда не будет, и начали переговариваться, одаривая нас презрительными ухмылками.
   — Слушай, ну ведь на самом-то деле они не могут нас казнить? — заволновался Макар.
   — Еще как могут, — оптимистично заметил Аргус.
   — И непременно казнят! — заявил бледный как смерть де Мон. — Правитель должен сдержать свое слово. Но я даже рад этому. Лучше умереть, чем жить, зная, что я опозорил свой род и не убил Тамирайну.
   — Знаешь, а вот я вполне могу пережить то, что Тамирайна жива. И собираюсь сама остаться в живых, даже если мне придется петь здесь до утра и плясать цыганочку. Я должна спастись и вернуться домой. А нам и нужно-то немного, всего лишь вспомнить хоть какую-нибудь песню на латыни! Или сочинить ее, — произнесла я, прожигая взглядом Макара.
   Недоросль был нашей последней надеждой. Мне зачет по латыни доцент Ямочкин поставил только из жалости. А Макар должен был вспомнить ну хоть что-нибудь. На его лице отражалась титаническая работа мысли, он мотал головой, шевелил губами и наконец жалобно, со слезами в голосе, пробормотал:
   — А я в Россию, домой хочу. Я так давно не видел маму…
   Так, понятно, от него толку не будет. Краем глаза я заметила, что в храме появился тот самый вельможа, которого Кудан отправил готовить нашу казнь. Он с низким поклоном о чем-то доложил правителю, и тот, указав на нас, приказал стражникам:
   — Тащите их на площадь!
   За одно мгновение вся моя короткая жизнь промелькнула у меня перед глазами. Родители, Марина, Роман Коваленко, однокурсники, преподаватели. Эх, Ямочкина бы сюда! Ну почему, почему мудрых преподавателей я слушала невнимательно, и все, что ни задавали мне, делала кое-как? А ведь как все хорошо начиналось: весь наш курс на Дне первокурсника, пятьдесят человек в белых простынях, поющие студенческий гимн и готовые учиться, учиться и учиться… Ой-е!
   Стражники уже схватили меня, когда я истерически завопила:
   — Стойте! Последняя попытка! На этот раз точняк, верняк — сработает!
   Стражники вопросительно глянули на Кудана, и тот благосклонно кивнул головой:
   — Последняя попытка храмовников!
   Я взяла перепуганного недоросля за плечи, встряхнула его и спросила:
   — Как мы могли забыть про «Гаудеамус»?
   Студенческий гимн в оригинале, то бишь на латыни, по традиции заучивали все первокурсники нашего факультета. Я-то из него уже немногое помнила, а вот Макар исполнял его не так уж давно. Но и тут нас ожидало разочарование: недоросль помнил не больше, чем я. Общими усилиями мы восстановили первые четыре строчки. Звучало это примерно так: «Гаудеамус игитур! Ювенес дум сумус! Пост кжундам ювенутем, пост молестам сенектутем нос хабебит хумус».
   — Ладно, давай выкручиваться с тем, что есть, — предложила я.
   Макар странно кривился и переминался с ноги на ногу. Я зловеще спросила:
   — Ну и чего ты ждешь? Маэстро, урежьте туш! В смысле марш. То есть гимн.
   — Щас, разбежался! Ты как себе это представляешь? Вот встану я сейчас в этой мокрой средневековой норе и запою студенческий гимн… И как это будет выглядеть?
   — А как ты будешь выглядеть на колу? — по-доброму поинтересовалась я. — Хочешь узнать, что испытывает человек, которого на кол посадили? Слушай…
   После короткого описания откровенно физиологических подробностей древней казни недоросль осознал свои заблуждения. Макар с готовностью встал перед алтарем, гордо выпрямился и запел. Вернее, загорланил. Те слова, которые мы вспомнили, он повторил раз двадцать, щедро добавляя к ним выкрики: «Виват, академия! Виват, профессоре!» И когда от его пения у меня уже начало звенеть в ушах…
   Мне показалось или статуя богини пошевелилась? Нет, не показалось. Она начала медленно отодвигаться в сторону. Только бы недоросль со страху не прекратил петь! Но он, похоже, не замечал ничего вокруг.
   За моей спиной раздался изумленный вздох лотарской знати. Статуя богини Тамир отодвинулась, и на ее месте возник светящийся прямоугольный проем. Макар от удивления замолк. Свет становился ярче с каждой минутой, пока наконец из сияющего прямоугольника не шагнул в храм посланник богини Тамир — мужчина лет тридцати, одетый в красно-черную мантию. За спиной у него трепетали два крыла. На лице пришельца отражалась легкая степень недоумения.
   — Зачем взываете вы к богине Тамир, ничтожные черви? — вопросил незнакомец. — Или не знаете вы, что не будет для вас ее милости?
   После этих слов послышался грохот: вся лотарская знать бухнулась на колени и уткнулась лбами в пол. От меня пришелец такого приветствия не дождется. Да и вообще он хам какой-то. Нет, ну разве приличные люди начинают разговор с оскорбления потенциальных собеседников? Эти посланцы богини Тамир на редкость скверно воспитаны. Похоже, говорить с ними надо на понятном для них языке.
   — Остынь, не гони лошадей! — обратилась я к пришельцу. — Кто тут черви ничтожные, мы после выясним. Ты лучше объясни, что тут, блин, с погодой творится? Жить же невозможно в такой сырости! Никакая прическа не держится. Всю ночь, значится, на бигудях спишь, с утреца расчешешься, уложишься, лаком дорогущим сверху обольешься… Вышла на улицу — плямс! Опять волосы опали жалкими мокрыми прядками! А как же красота и эстетика? Богине Тамир это не понравится!