Страница:
Поглядывая с тревогой на небо, уже явно закатное, мы пошли вниз по течению реки. Она скорее всего текла к морю, а мне очень хотелось оказаться на самом краешке этой идиотской страны, чтобы постараться из нее выбраться, прежде чем меня поймают живодеры Марселиного дружка Хорхе дель Браво.
Марселе, освежившейся в речке и не имевшей такого груза на своих плечах, дорога все же далась полегче. А я уже брел еле-еле, даже приотстал от нее. Шли мы не у самой воды, а укрываясь лесом, по речному обрыву, и я не мог даже ополоснуть лицо. Правда, вскоре стало попрохладнее, когда солнце наконец село, но все же это были-тропики. Сквозь просветы в кронах деревьев уже отчетливо виднелись яркие звезды. И тут, откуда-то сзади, в тихом гуле и шелесте джунглей, я отчетливо уловил звук, который показался мне еще более неприятным, чем стрекот вертолета. Сначала я подумал, что близко какое-то жилье - деревня, поселок или асиенда, где в вечерней тиши мирно гавкают привязанные на цепь собаки. То, что лай долетал из-за нашей спины, меня не встревожило - я уже говорил, что эхо в горных джунглях может преподносить сюрпризы. Однако лай уже спустя пять минут стал отчетливым - он приближался. К тому же, тембр его и ритм говорили не о привязанных дворнягах, а об отлично натасканных служебных овчарках, за которыми, несомненно, следует взвод вооруженных полицейских. Мозг, как компьютер, начал строить варианты: после того как разбились грузовики, часть полицейских уцелела, а возможно, с ними были и собаки. Кроме того, они наверняка имели рации, связались с начальством и вызвали вертолет. Вертолет засек нас на реке и навел пешую погоню. Очень может быть, что нас блокировали и с противоположной стороны. Тогда надо ждать засады и впереди.
Самое лучшее в этой ситуации - перейти реку. Это могло бы сбить со следа собак и позволило бы обойти засаду, которую удобнее всего было высадить с вертолета.
Однако перейти реку было нельзя. Даже если бы нам удалось спуститься с тридцатифутового обрыва, который был здесь куда более крут и неудобен, чем у моста, то пересечь поток без веревки мы бы ни за что не смогли. Нас снесло бы с ног и расшибло всмятку о валуны. Можно было попробовать начать взбираться на горный склон, в сторону от реки. Но скорость нашего движения очень резко упала бы, и собаки настигли бы нас быстрее.
Я сделал одно - прибавил шагу. Марсела - тоже. Но куда там! Сил оставалось не больше, чем у вареной курицы. Если до этого мы ползли, как черепахи, то теперь двинулись вперед со скоростью улитки (не знаю, впрочем, кто из них быстрее бегает).
Темнота давала собакам большое преимущество. Я не имел инфракрасных очков, чтобы разглядеть их в темноте, а они чуяли меня по запаху, которого от меня шло предостаточно. Лай слышался не более чем в полумиле. Я понял, что они настигнут нас меньше чем через две минуты. Но тут внезапно начался довольно крутой спуск, и мы с Марселой буквально съехали с него на расчищенную от джунглей площадку. К тому же из-за горы начала медленно высовываться яркая, хотя и щербатая луна, и на этом открытом месте, да еще в лунном свете, наши спины могли бы стать прелестной мишенью. Впрочем, я не знал, что автоматы смотрят на нас и с другой стороны вырубки.
Вероятно, те, кто ждал нас здесь, должны были лишь помочь собакам и тем, кто бежал за ними, высунув язык. Однако все получилось совсем по-иному. Марсела зацепилась не то за пенек, не то за корень, торчавший из почвы, и с размаху шлепнулась наземь. "Узи", у которого были свои, специфические привычки, немедленно открыл огонь самостоятельно, так как ставить его на предохранитель Марсела по-прежнему не умела, а я, заряжая, забыл это сделать. Ввиду того, что "узи" имел нехороший обычай попадать в цель без всякого желания хозяйки, кто-то дико завизжал, возможно, прощаясь с физическими признаками мужества, а затем шесть или семь автоматов - точно таких же "узи", какой был у Марселы, открыли бешеный огонь по вырубке. Сделали они это очень вовремя. Поскольку Лопесовы полицейские прежде всего берегли свои головы, а уже потом заботились о том, чтобы прострелить чужую, то ливень пуль миновал меня, скромно прижавшегося к земле и начавшего отползать влево, куда за мной поползла и Марсела. Однако уже упомянутое свойство израильских автоматов и здесь сыграло свою роль. Во-первых, две огромные овчарки, сбегавшие по склону (которые, несомненно, сцапали бы нас, словно гончие зайцев, всего за пять секунд), жалобно завизжали и начали кататься по траве. Во-вторых, кто-то из тех, кто бежал за овчарками, тоже наскочил в темноте на пулю своего коллеги и скатился по склону, ломая кусты. И с противоположной стороны вырубки тоже ударило с десяток "узи", долбивших прямо перед собой. Трассеры носились с одного края вырубки на другой, пули с треском сшибали ветки, вонзались в стволы деревьев...
Повторялась ситуация, уже знакомая мне по бензоколонке. Полиция Лопеса нашла себе занятие и совершенно не обращала на нас внимания. Именно это позволило нам не только благополучно уползти на безопасное расстояние в сторону, но и углубиться в лес. Вот тут-то и взошла луна, которая осветила поляну. Слава Богу, что нас там уже не было.
Позицию полицейских, которые должны были блокировать нас спереди, мы обошли слева: они так увлеченно палили, что не обратили внимания на шум. Меня-то учили, как надо бесшумно ходить по лесу, а вот Марселу - нет. Она ломила напрямик, как молодая слониха, спешащая на зов самца. (В Африке я был, но половой жизни слонов не наблюдал, так как в той саванне, где мы воевали, слоны предусмотрительно разбежались.)
Можно было, конечно, и перебить тех шестерых, которые перестреливались с собачниками, но я очень спешил и, кроме того, хотел дать поразвлечься самим полицейским.
Поэтому я спокойно миновал их линию и, обретя второе дыхание, - скорее, конечно, уже восьмое или десятое, - потащил за собой Марселу.
Пробежав кое-как ярдов сто, мы оказались на окраине еще одной поляны, побольше. На ней, залитый лунным светом, стоял полицейский вертолет, а около него покуривали сигары два полицейских-пилота. Мне было очень жаль, что я не мог им дать спокойно докурить, но автомат вскинулся как-то спонтанно, рефлекторно, если выражаться совсем уж по-научному. Первая же очередь избавила их от вредной привычки курить на рабочем месте, но, к сожалению, навсегда.
Весь план дальнейших действий сложился у меня в течение тех секунд, которые понадобились для того, чтобы пробежать тридцать ярдов до вертолета, впихнуть в него Марселу и захлопнуть дверцу. Дальнейшее было почти как во сне. Я оказался на пилотском сиденье, винт закрутился, а машина, вздрогнув, оторвалась от земли. Все произошло на одном дыхании, и навыки, полученные во время подготовки, проявились сами собой. Правда, подчинив себя одной главной идее - взлететь, я как-то не очень размышлял о том, что делать дальше, после того, как я окажусь в воздухе.
- Вот это да! - прокричала мне Марсела сквозь гул двигателя. - Ты супермен!
Мне было приятно узнать об этом, особенно оказавшись в ночном небе, освещенном только лунным светом, без карты, которую я забыл снять с убитого полицейского, и с очень смутными представлениями о том, куда лететь.
Прежде всего я постарался убраться подальше от гор и забраться повыше над деревьями. Все это могло повредить моему здоровью. Однако вертолет, при совсем небольшой скорости сто миль в час, уже спустя десять минут, вынес меня в океан, точнее, в небо над океаном.
- А куда мы летим? - весело спросила Марсела, убежденная, что, как и во всяком боевике, дело кончится хеппи-эндом. Мне этот вопрос очень не понравился. В наушниках у меня уже слышалась ругань полицейских чинов, которые препирались по поводу того, кто должен быть предан суду за то, что допустил угон вертолета.
Горючего у меня было на час, следовательно, пролетев примерно сто миль, я должен был найти место для посадки или принять меры, чтобы более-менее безболезненно плюхнуться в океан.
Кое-как я разглядел, наконец, примерные очертания береговой линии, узнал мыс Педро Жестокого и песчаную косу, уходящую в океан.
Но в то же время я обнаружил, что, кроме меня, в воздухе находится еще и пара "фантомов", которые, возможно, намереваются меня сбить. Они описали вокруг тарахтелки огромный круг и начали выходить в атаку. В том, что они не пожалеют на меня "сайдуиндер", я мог не сомневаться, как и в том, что принуждать меня к посадке им без надобности. Ради того, чтобы не быть сбитым, я резко сбросил обороты, машина круто снизилась и тем самым выпала из радарных прицелов истребителей. Они провыли у меня над головой и унеслись описывать очередной круг диаметром в сотню километров. На какое-то время я остался в гордом одиночестве и продолжал ползти над океаном прочь от песчаной косы на высоте всего футов сто. При этом я прикидывал, что еще на уме у тех ребят, что сидели в "фантомах". Если они не извели горючее, то после третьей атаки оно у них наверняка кончится. На их месте я бы попробовал атаковать вертолет с пикирования, ибо был сейчас не более чем надводной целью. Накренив ротор, я по небольшой дуге повернул влево. Истребители опять не смогли найти нужного угла и не сумели прицелиться. Их командная вышка поминала всех чертей и всех святых, но очень непечатно. Кроме того, неким бальзамом для меня было услышать по рации следующее:
- "Гусар-6", передайте вашему папе, что он трижды несчастный рогоносец, если позволил какому-то остолопу выстругать для своей шлюхи-жены такого сына-кретина! У вас есть горючее на третий заход?
- "Вышка", я "Гусар-6", нет у меня горючего. А если вы будете оскорблять, господин полковник, то я снесу вашу вышку к дьяволу вместе с вами!
Истребители больше не появились, зато, как и ожидалось, топлива в баках вертолета осталось мизерное количество. Правда, падать было невысоко, но зато тонуть - достаточно глубоко. Поплавков у этого вертолета не было, как и резиновой лодки.
- Может быть, поднимемся немного выше? - предложила Марсела, которая понятия не имела о сложившейся обстановке.
- Со временем обязательно, - сказал я, кивая, - но туда, - я поднял палец кверху, указывая направление к Престолу Всевышнего, - мы всегда успеем...
Словно бы в подтверждение этих слов вертолет начал "чихать" и "кашлять", будто подхватил вирусный грипп. С этим сделать было ничего нельзя - еще пять минут, и машина плавно плюхнулась в спокойные и лениво-тяжелые волны океана...
Часть вторая. ЧЕТЫРЕ ДАМЫ НА РУКАХ
Ночные похождения продолжаются
В общем и целом нам опять повезло. Во-первых, мы шлепнулись не отвесно, а как бы спланировали на все еще вращавшихся лопастях ротора, во-вторых, когда нос и шасси коснулись волн, нас не перевернуло и не шмякнуло мордами о приборную доску. В-третьих, вертолет тонул не сразу, а постепенно, в-четвертых, там, где он пытался затонуть, глубина оказалась не более четырех футов. Мы сели на отмель, как видно, служившую подводным продолжением песчаной косы, начинавшейся от мыса Педро Жестокого. Конечно, если бы волнение не было близким к нулю, нам навряд ли удалось бы так гладко сесть, да еще и встать, что называется, "на три точки". Даже трех-четырехбалльная волна вдоволь бы покувыркала вертолет и в конечном итоге сделала бы из него дюралевую отбивную. Но волны были такие, что даже не перехлестывали через кабину. Вода, однако, довольно быстро залила весь пол.
- Марсела! - Я дернул за рукав свою спутницу. Она по обыкновению слегка отключилась, и пришлось ее похлестать по щекам.
- Мы тонем?! - завизжала она, выйдя из шока, я пожалел, что вывел ее оттуда.
- Пока нет. - Я уже убедился, что вертолет стоит на дне, но стекла кабины и дверцы находятся над водой. - Мы сидим на мели.
- Ну и слава Богу, - закрестилась Марсела, и я тоже для страховки осенил себя крестным знамением.
Кое-как я открыл дверцу кабины и, стоя по колено в воде, высунулся наружу, чтобы поглядеть, куда же нас принесло. Уцепившись за скобы на борту, я вылез на "верхнюю палубу", к ротору. Луна сияла вовсю, и серебряная дорожка тянулась через океан. Она была дьявольски красива, но, к сожалению, пробежаться по ней было невозможно. Чуть ниже Луны очень хорошо рисовались у горизонта округлые вершины гор на острове Хайди. Мигали на берегу какие-то слабые огоньки. Из-за гор немного правее по горизонту в небе висело какое-то зарево. Кроме того, от острова довольно отчетливо долетали глухие, тяжелые удары. Похоже, что там кого-то обстреливали из пушек. Меня, конечно, это немного удивило. Я никак не мог взять в толк, против кого еще там можно воевать, если я нахожусь так далеко от места событий. По самым скромным прикидкам, от места нашей посадки до острова было миль десять. Уворачиваясь от атак истребителей, я так и не смог удалиться от Хайди достаточно далеко. Повернувшись спиной к острову Хайди, я осмотрел противоположный сектор горизонта. На расстоянии в две-три мили светились какие-то огоньки. По-видимому, там стояло на якоре небольшое судно, а левее огоньков смутно проглядывалось в лунном свете какое-то туманное пятно, вероятно, небольшой островок. По логике вещей надо было добраться до островка или дать сигнал на судно, если тамошние вахтенные не разглядели еще, что рядом с ними на отмель плюхнулся вертолет. Проще всего было пойти вторым путем: дать в воздух пару трассирующих очередей, дождаться, когда с судна спустят шлюпку или моторку, а потом посидеть несколько минут спокойно. Однако силуэт корабля был слишком неясен. Это могла быть безобидная частная яхта, которую нетрудно было бы использовать для бегства с этого дурацкого Хайди, но могло быть и судно, принадлежащее торговцам наркотиками. Это мог быть мирный сейнер, а возможно, и вполне солидный вооруженный катер лопесовских ВМС. Особенно неприятно было бы повстречаться с последним. В этом случае остаток ночи я, вне всякого сомнения, провел бы уже в тюрьме.
Сидеть верхом на вертолете перспективы не имело тоже. Во-первых, ночью или утром мог подняться ветер, и тогда расшибло бы либо нас вместе с вертолетом, либо - только вертолет, а нас унесло бы подальше и утопило.
Оставалось придумать, как добраться до островка. Рассчитывать на то, что отмель идет до самого берега, и мы по грудь в воде сможем дотуда дойти, не приходилось. Как плавает Марсела, я не знал, но зато прекрасно представлял себе, что у меня лично, после суточного голодания, сил хватит, дай Бог, на полмили, да и то без груза. Бросать оружие мне не хотелось, потому что и на островке нас могла поджидать какая-либо интересная встреча, для которой нужен по крайней мере пистолет.
Я влез обратно в залитую водой кабину, где увидел Марселу, восседающую на приборной доске, поджав ноги и упираясь спиной в полушарие огромного лобового стекла. И тут мне пришло в голову, что в эту плексигласовую чашку, пожалуй, можно без опаски погрузить оружие, боеприпасы и одежду, а самим плыть налегке, держась за ее края. Кроме того, можно было свинтить с кресел поролоновые сиденья и спинки, которые добавят плавучести всей системе - по крайней мере, пока не намокнут.
Набор инструментов лежал на своем месте, в ящичке, и я довольно быстро сумел снять с кресел спинки и сиденья. Они действительно неплохо плавали. С помощью проволоки и телефонных проводов, которые нашлись в хозяйстве у покойных пилотов, я соединил сиденья и спинки в своеобразный плот. Потом я примерно два часа выворачивал крепление лобового стекла и наконец, отвинтив последний болт, опустил стекло на воду. Когда я сложил в него все автоматы, пистолеты, патроны, стекло лишь немного погрузилось. Затем я с наслаждением выбрался из одежды, оставшись в одних плавках. После этого, стараясь не упустить груз, мы выбросили в оставшийся после снятия стекла проем свой плотик из кресел. Марсела улеглась животом на правую половину, я - на левую, руками уцепились за стекло и заболтали ногами.
Конечно, только сейчас я как-то осознал, насколько опасно и безрассудно было наше решение. Во-первых, даже небольшой ветер мог унести нас в открытый океан, где мы в конце концов утонули бы или были бы сожраны акулами. Во-вторых, акулы вполне могли бы нас сожрать и тут, если бы случились поблизости. Но, по-видимому, смывавшаяся с меня канализационная грязища сыграла роль репеллента. В-третьих, с воды мы почти не видели, куда плывем это ведь не с крыши вертолета глядеть! - а потому ориентировались только на едва заметные огоньки судна. Стоило ему сняться с якоря или погасить огни - и мы начисто сбились бы с курса.
Все это, повторяю, я осознал уже много времени спустя. А тогда мы с Марселой были совершенно безмятежны. Чтобы не подвергать испытанию на прочность хлипкие связки из проволоки и телефонных проводов, я попросил Марселу обнять меня за талию и сам сделал то же самое. Свободными руками мы держали стекло, ноги играли роль движителя, а глаза напряженно глядели вперед, на расплывчатые контуры островка, а также на огоньки кораблика.
- Слушай, - неожиданно прошептала она мне в ухо, - никогда не думала, что придется плыть вот так, при луне, по океану... да еще и с мужчиной, которого едва знаю.
- Со знакомым было бы приятнее, - сказал я, - и я бы предпочел бассейн. Здесь слишком много воды...
Едва я это сказал, как зацепил ступней за дно.
- Да здесь всего по колено! - удивился я. - Давай-ка встанем и пойдем, плыть нам еще придется.
Мы встали и пошли, волоча за собой плотик и стекло с грузом. Шли молча, лишь изредка чертыхаясь, когда вода начинала вдруг подниматься. Впрочем, мы несколько раз сходили с отмели. Она шла не прямо, а извивалась змейкой. Первый раз, оказавшись на глубине, мы испугались, что опять придется плыть, но вовремя взяли правее и вновь ощутили под ногами песок. Вода была теплая и ласковая, но все-таки вытягивала тепло, и после первого получаса нашего хождения по морю, аки по суху, у меня уже постукивали зубы. С Марселой было то же самое. Она, пожалуй, мерзла больше, чем я, потому что была закутана в мокрые тряпки от чехла сидений "Тойоты".
- Интересно, там есть где согреться? - спросила она, указывая на заметно приблизившийся берег.
- У нас есть полицейские зажигалки, - выдавил я сквозь стук собственных зубов.
И тут всего в пятистах ярдах от островка наш пеший маршрут закончился. Всего три-четыре фута мы прошли, как окунулись с головой. В воде было теплее, но зато здесь нас сразу же понесло течением. Это был небольшой и узкий пролив, разрезавший подводную косу, но течение в нем было сильное. Мы едва не упустили наше стекло, но, упорно работая ногами, все-таки сумели наискось пересечь этот поток воды и очутиться совсем близко от берега. Здесь мы бросили плот, вцепились руками в края стекла и бегом побежали к берегу. Господи, как мы обрадовались, когда наконец очутились на ровном, песчаном, еще не совсем остывшем от дневной жары пляже!
- Надо же, добрались! - бормотала Марсела и, упав на колени, молитвенно сложила руки. Я больше думал о том, как согреться. Газовая зажигалка, обнаружившаяся среди наших трофеев, работала, но требовалось еще поискать, что ей разжечь. Островок был совсем маленький - примерно сто ярдов в поперечнике, и представлял собой всего лишь оторвавшийся, точнее отмытый, кусочек косы, начинавшейся от мыса Педро Жестокого, затем переходившей в подводную отмель. Лишь где-то в середине островка неведомо как образовалось три десятка квадратных ярдов почвы, на которой росли кустики и трава. Но зажигать их мне не хотелось, и вовсе не потому, что жалко было уничтожать природу. Просто я не хотел, чтобы костер заметили с корабля, от которого досюда было намного ближе, чем до вертолета. Огоньки его все так же мерцали в темноте.
- Снимай ты эту рвань, - сказал я Марселе, - без нее теплее будет, а в темноте я тебя все равно не разгляжу.
- А если и разглядишь, так я не обижусь, - хмыкнула Марсела.
Футах в пятидесяти от воды песок был совсем сухой на глубину в добрых два десятка дюймов. Мы выкопали себе по ямке и присыпались песком. Снаружи остались лишь головы.
- Тепло... - мурлыкнула Марсела, и спустя несколько минут я услышал ее ровное дыхание. Она спала. А я рядом с собой все-таки положил автомат. Впрочем, если бы нас кто-то собрался захватить, то мог бы сделать это легко и просто: от голода и усталости я был легкой добычей, к тому же заснул без задних ног.
Дурацкий сон №2 Ричарда Брауна
Этот сон я считаю дурацким прежде всего потому, что он был прямым продолжением дурацкого сна №1, увиденного мною после попойки в доме мэра Лос-Панчоса Фелипе Морено и национализации его супертолстухи-жены. Сами понимаете, что приключения, пережитые с момента атаки на бензоколонку Китайца Чарли, предрасполагали, как мне кажется, увидеть супербоевик с элементами фильма ужасов на тему перестрелки и рукопашной, которую мне удалось пережить на асиенде "Лопес-23". Ничего удивительного не было бы и в том, если бы мне приснилось плавание по канализации, автогонка по кольцевому шоссе, ночной кросс через шипящие от змей джунгли или, на худой конец, полет на вертолете с падением в океан. Но ничего такого я во сне не увидел. Вместо этого моя черепная коробка показала мне вторую серию "фильма" "Похищение младенца", где я исполнял заглавную роль.
На сей раз действие началось в поезде. Я увидел себя лежащим на руках сизоносой женщины, а над моим собственным носом висела ее огромная грудь. На соске груди сопливилась капля желтоватого молока. Я очень хотел есть, но это была НЕ ТА грудь, она противно пахла, и я запищал, протестуя: "Извините, мэм! Я отказываюсь принимать пищу в таких антисанитарных условиях! С чего вы взяли, что я собираюсь употреблять в пищу ваше молоко? У вас есть сертификат качества? Без предъявления его я не притронусь к молоку! Я обращусь в Общество потребителей, и вас привлекут к суду!" Сами понимаете, что мои вопли никто не понял, да и не собирался к ним прислушиваться. Мне запихнули в рот этот неизвестно когда мытый сосок, молоко капнуло мне на язык, и пришлось, подчиняясь грубой силе, сосать это самое НЕ ТО молоко. Впрочем, оно оказалось достаточно вкусным и пригодным в пищу. Я насосался его вдоволь и, кажется, опять заснул во сне. Взрослого Брауна удивило, что поезд выглядел совсем не так, как те поезда, которые он привык видеть. Ни трехъярусных полок, заваленных людьми, узлами, чемоданами и коробками, ни столь запыленных окон с двойными стеклами я не видывал. И уж, конечно, мне никогда не доводилось нюхать столь убийственного аромата из смеси перегара, табака, пота и горелого угля. Вентиляция в этом вагоне, видимо, полностью отсутствовала. Судя по тьме за окнами, стояла глубокая ночь, но в вагоне то и дело хлопали двери, кто-то громко разговаривал и орал песни на непонятном языке.
Сколько времени я проспал во сне - неизвестно. Но сон не кончился. Когда во сне "я"-младенец - открыл глаза, то обнаружил, что меня перепеленывают, ибо я несколько замарал и подмочил свою репутацию (главным образом, пеленки). Поезд по-прежнему стучал колесами на стыках рельсов, а страшная обладательница царапины на носу наматывала мне какую-то сомнительной чистоты тряпку вместо подгузника. Причем она даже не удосужилась протереть все как следует. Поэтому у меня появился сильный зуд, все зачесалось и защекотало. Я хотел было заявить, что протестую против такого обращения, но мне вновь заткнули рот соском, и пришлось наполнять свой желудок единственным доступным мне деликатесом. Скорее всего я бы опять заснул, но тут что-то лязгнуло, и поезд остановился. Страшная тетка, подхватив одной рукой меня, а другой какую-то странную сумку или узел, стала, толкаясь, выбираться из вагона по невероятно узкому проходу вместе с толпой других людей. Я заметил в толпе и мужчину-бородача, и женщин, которые похитили мои прежние пеленки вместе с атласным ватным одеяльцем.
Выбравшись из душного вагона на перрон - впору было подумать, что из ада в рай, настолько свежим и приятным показался морозный воздух, - я получил возможность немного посмотреть на окружающий мир. Толпа людей с чемоданами и узлами шла куда-то к большому зданию, стоял неимоверный галдеж, что-то лязгало, гудело, тарахтело... То, что это был не американский вокзал - большой Браун мог сказать сразу и однозначно. Похожий вокзал он видел в Сайгоне, но там было тепло и не было людей в меховых шапках. Канада? Норвегия? Но тут младенец увидел человека в серой шинели и голубоватой шапке с большой красной звездой, на которой золотились серп и молот... Россия! USSR!
Скажите после этого, что сон не дурацкий? Мне, Ричарду Стенли Брауну, никогда и в мыслях не представлялось, что я - младенец, похищенный в России! Я прекрасно знал всех своих предков до четвертого колена - никто из них не касался Советов никаким боком. Но черепная коробка сама по себе разыграла этот сценарий. Самое удивительное, что я очень легко узнавал, где солдат, где матрос, а где милиционер (то есть, строго говоря, полицейский). Словно бы это уже когда-то было в моей памяти. Откуда? Если форму русских военных я еще мог видеть на каком-нибудь учебном плакате в Форт-Брэгге, то полицейских-милиционеров мы, по-моему, не проходили.
Меня внесли, по-видимому, в зал ожидания. Здесь я некоторое время лежал на руках у сизоносой женщины. Поблизости находились и ее спутницы, мужчина с бородой куда-то ушел.
Потом что-то произошло. Сизоносая положила меня прямо на жесткое деревянное сиденье, вскочила и куда-то побежала следом за остальными женщинами. В этот момент у меня в голове неизвестно откуда возникло сперва слово "джипси", а потом его русский перевод - "tsygane" (цыгане). Сто процентов - кроме слов: "Руки вверх! Сдавайся!" - я по-русски ничего не говорил. Однако именно тогда, когда я сумел каким-то образом определить национальность женщин по-английски, мне стало известно и их русское наименование.
Марселе, освежившейся в речке и не имевшей такого груза на своих плечах, дорога все же далась полегче. А я уже брел еле-еле, даже приотстал от нее. Шли мы не у самой воды, а укрываясь лесом, по речному обрыву, и я не мог даже ополоснуть лицо. Правда, вскоре стало попрохладнее, когда солнце наконец село, но все же это были-тропики. Сквозь просветы в кронах деревьев уже отчетливо виднелись яркие звезды. И тут, откуда-то сзади, в тихом гуле и шелесте джунглей, я отчетливо уловил звук, который показался мне еще более неприятным, чем стрекот вертолета. Сначала я подумал, что близко какое-то жилье - деревня, поселок или асиенда, где в вечерней тиши мирно гавкают привязанные на цепь собаки. То, что лай долетал из-за нашей спины, меня не встревожило - я уже говорил, что эхо в горных джунглях может преподносить сюрпризы. Однако лай уже спустя пять минут стал отчетливым - он приближался. К тому же, тембр его и ритм говорили не о привязанных дворнягах, а об отлично натасканных служебных овчарках, за которыми, несомненно, следует взвод вооруженных полицейских. Мозг, как компьютер, начал строить варианты: после того как разбились грузовики, часть полицейских уцелела, а возможно, с ними были и собаки. Кроме того, они наверняка имели рации, связались с начальством и вызвали вертолет. Вертолет засек нас на реке и навел пешую погоню. Очень может быть, что нас блокировали и с противоположной стороны. Тогда надо ждать засады и впереди.
Самое лучшее в этой ситуации - перейти реку. Это могло бы сбить со следа собак и позволило бы обойти засаду, которую удобнее всего было высадить с вертолета.
Однако перейти реку было нельзя. Даже если бы нам удалось спуститься с тридцатифутового обрыва, который был здесь куда более крут и неудобен, чем у моста, то пересечь поток без веревки мы бы ни за что не смогли. Нас снесло бы с ног и расшибло всмятку о валуны. Можно было попробовать начать взбираться на горный склон, в сторону от реки. Но скорость нашего движения очень резко упала бы, и собаки настигли бы нас быстрее.
Я сделал одно - прибавил шагу. Марсела - тоже. Но куда там! Сил оставалось не больше, чем у вареной курицы. Если до этого мы ползли, как черепахи, то теперь двинулись вперед со скоростью улитки (не знаю, впрочем, кто из них быстрее бегает).
Темнота давала собакам большое преимущество. Я не имел инфракрасных очков, чтобы разглядеть их в темноте, а они чуяли меня по запаху, которого от меня шло предостаточно. Лай слышался не более чем в полумиле. Я понял, что они настигнут нас меньше чем через две минуты. Но тут внезапно начался довольно крутой спуск, и мы с Марселой буквально съехали с него на расчищенную от джунглей площадку. К тому же из-за горы начала медленно высовываться яркая, хотя и щербатая луна, и на этом открытом месте, да еще в лунном свете, наши спины могли бы стать прелестной мишенью. Впрочем, я не знал, что автоматы смотрят на нас и с другой стороны вырубки.
Вероятно, те, кто ждал нас здесь, должны были лишь помочь собакам и тем, кто бежал за ними, высунув язык. Однако все получилось совсем по-иному. Марсела зацепилась не то за пенек, не то за корень, торчавший из почвы, и с размаху шлепнулась наземь. "Узи", у которого были свои, специфические привычки, немедленно открыл огонь самостоятельно, так как ставить его на предохранитель Марсела по-прежнему не умела, а я, заряжая, забыл это сделать. Ввиду того, что "узи" имел нехороший обычай попадать в цель без всякого желания хозяйки, кто-то дико завизжал, возможно, прощаясь с физическими признаками мужества, а затем шесть или семь автоматов - точно таких же "узи", какой был у Марселы, открыли бешеный огонь по вырубке. Сделали они это очень вовремя. Поскольку Лопесовы полицейские прежде всего берегли свои головы, а уже потом заботились о том, чтобы прострелить чужую, то ливень пуль миновал меня, скромно прижавшегося к земле и начавшего отползать влево, куда за мной поползла и Марсела. Однако уже упомянутое свойство израильских автоматов и здесь сыграло свою роль. Во-первых, две огромные овчарки, сбегавшие по склону (которые, несомненно, сцапали бы нас, словно гончие зайцев, всего за пять секунд), жалобно завизжали и начали кататься по траве. Во-вторых, кто-то из тех, кто бежал за овчарками, тоже наскочил в темноте на пулю своего коллеги и скатился по склону, ломая кусты. И с противоположной стороны вырубки тоже ударило с десяток "узи", долбивших прямо перед собой. Трассеры носились с одного края вырубки на другой, пули с треском сшибали ветки, вонзались в стволы деревьев...
Повторялась ситуация, уже знакомая мне по бензоколонке. Полиция Лопеса нашла себе занятие и совершенно не обращала на нас внимания. Именно это позволило нам не только благополучно уползти на безопасное расстояние в сторону, но и углубиться в лес. Вот тут-то и взошла луна, которая осветила поляну. Слава Богу, что нас там уже не было.
Позицию полицейских, которые должны были блокировать нас спереди, мы обошли слева: они так увлеченно палили, что не обратили внимания на шум. Меня-то учили, как надо бесшумно ходить по лесу, а вот Марселу - нет. Она ломила напрямик, как молодая слониха, спешащая на зов самца. (В Африке я был, но половой жизни слонов не наблюдал, так как в той саванне, где мы воевали, слоны предусмотрительно разбежались.)
Можно было, конечно, и перебить тех шестерых, которые перестреливались с собачниками, но я очень спешил и, кроме того, хотел дать поразвлечься самим полицейским.
Поэтому я спокойно миновал их линию и, обретя второе дыхание, - скорее, конечно, уже восьмое или десятое, - потащил за собой Марселу.
Пробежав кое-как ярдов сто, мы оказались на окраине еще одной поляны, побольше. На ней, залитый лунным светом, стоял полицейский вертолет, а около него покуривали сигары два полицейских-пилота. Мне было очень жаль, что я не мог им дать спокойно докурить, но автомат вскинулся как-то спонтанно, рефлекторно, если выражаться совсем уж по-научному. Первая же очередь избавила их от вредной привычки курить на рабочем месте, но, к сожалению, навсегда.
Весь план дальнейших действий сложился у меня в течение тех секунд, которые понадобились для того, чтобы пробежать тридцать ярдов до вертолета, впихнуть в него Марселу и захлопнуть дверцу. Дальнейшее было почти как во сне. Я оказался на пилотском сиденье, винт закрутился, а машина, вздрогнув, оторвалась от земли. Все произошло на одном дыхании, и навыки, полученные во время подготовки, проявились сами собой. Правда, подчинив себя одной главной идее - взлететь, я как-то не очень размышлял о том, что делать дальше, после того, как я окажусь в воздухе.
- Вот это да! - прокричала мне Марсела сквозь гул двигателя. - Ты супермен!
Мне было приятно узнать об этом, особенно оказавшись в ночном небе, освещенном только лунным светом, без карты, которую я забыл снять с убитого полицейского, и с очень смутными представлениями о том, куда лететь.
Прежде всего я постарался убраться подальше от гор и забраться повыше над деревьями. Все это могло повредить моему здоровью. Однако вертолет, при совсем небольшой скорости сто миль в час, уже спустя десять минут, вынес меня в океан, точнее, в небо над океаном.
- А куда мы летим? - весело спросила Марсела, убежденная, что, как и во всяком боевике, дело кончится хеппи-эндом. Мне этот вопрос очень не понравился. В наушниках у меня уже слышалась ругань полицейских чинов, которые препирались по поводу того, кто должен быть предан суду за то, что допустил угон вертолета.
Горючего у меня было на час, следовательно, пролетев примерно сто миль, я должен был найти место для посадки или принять меры, чтобы более-менее безболезненно плюхнуться в океан.
Кое-как я разглядел, наконец, примерные очертания береговой линии, узнал мыс Педро Жестокого и песчаную косу, уходящую в океан.
Но в то же время я обнаружил, что, кроме меня, в воздухе находится еще и пара "фантомов", которые, возможно, намереваются меня сбить. Они описали вокруг тарахтелки огромный круг и начали выходить в атаку. В том, что они не пожалеют на меня "сайдуиндер", я мог не сомневаться, как и в том, что принуждать меня к посадке им без надобности. Ради того, чтобы не быть сбитым, я резко сбросил обороты, машина круто снизилась и тем самым выпала из радарных прицелов истребителей. Они провыли у меня над головой и унеслись описывать очередной круг диаметром в сотню километров. На какое-то время я остался в гордом одиночестве и продолжал ползти над океаном прочь от песчаной косы на высоте всего футов сто. При этом я прикидывал, что еще на уме у тех ребят, что сидели в "фантомах". Если они не извели горючее, то после третьей атаки оно у них наверняка кончится. На их месте я бы попробовал атаковать вертолет с пикирования, ибо был сейчас не более чем надводной целью. Накренив ротор, я по небольшой дуге повернул влево. Истребители опять не смогли найти нужного угла и не сумели прицелиться. Их командная вышка поминала всех чертей и всех святых, но очень непечатно. Кроме того, неким бальзамом для меня было услышать по рации следующее:
- "Гусар-6", передайте вашему папе, что он трижды несчастный рогоносец, если позволил какому-то остолопу выстругать для своей шлюхи-жены такого сына-кретина! У вас есть горючее на третий заход?
- "Вышка", я "Гусар-6", нет у меня горючего. А если вы будете оскорблять, господин полковник, то я снесу вашу вышку к дьяволу вместе с вами!
Истребители больше не появились, зато, как и ожидалось, топлива в баках вертолета осталось мизерное количество. Правда, падать было невысоко, но зато тонуть - достаточно глубоко. Поплавков у этого вертолета не было, как и резиновой лодки.
- Может быть, поднимемся немного выше? - предложила Марсела, которая понятия не имела о сложившейся обстановке.
- Со временем обязательно, - сказал я, кивая, - но туда, - я поднял палец кверху, указывая направление к Престолу Всевышнего, - мы всегда успеем...
Словно бы в подтверждение этих слов вертолет начал "чихать" и "кашлять", будто подхватил вирусный грипп. С этим сделать было ничего нельзя - еще пять минут, и машина плавно плюхнулась в спокойные и лениво-тяжелые волны океана...
Часть вторая. ЧЕТЫРЕ ДАМЫ НА РУКАХ
Ночные похождения продолжаются
В общем и целом нам опять повезло. Во-первых, мы шлепнулись не отвесно, а как бы спланировали на все еще вращавшихся лопастях ротора, во-вторых, когда нос и шасси коснулись волн, нас не перевернуло и не шмякнуло мордами о приборную доску. В-третьих, вертолет тонул не сразу, а постепенно, в-четвертых, там, где он пытался затонуть, глубина оказалась не более четырех футов. Мы сели на отмель, как видно, служившую подводным продолжением песчаной косы, начинавшейся от мыса Педро Жестокого. Конечно, если бы волнение не было близким к нулю, нам навряд ли удалось бы так гладко сесть, да еще и встать, что называется, "на три точки". Даже трех-четырехбалльная волна вдоволь бы покувыркала вертолет и в конечном итоге сделала бы из него дюралевую отбивную. Но волны были такие, что даже не перехлестывали через кабину. Вода, однако, довольно быстро залила весь пол.
- Марсела! - Я дернул за рукав свою спутницу. Она по обыкновению слегка отключилась, и пришлось ее похлестать по щекам.
- Мы тонем?! - завизжала она, выйдя из шока, я пожалел, что вывел ее оттуда.
- Пока нет. - Я уже убедился, что вертолет стоит на дне, но стекла кабины и дверцы находятся над водой. - Мы сидим на мели.
- Ну и слава Богу, - закрестилась Марсела, и я тоже для страховки осенил себя крестным знамением.
Кое-как я открыл дверцу кабины и, стоя по колено в воде, высунулся наружу, чтобы поглядеть, куда же нас принесло. Уцепившись за скобы на борту, я вылез на "верхнюю палубу", к ротору. Луна сияла вовсю, и серебряная дорожка тянулась через океан. Она была дьявольски красива, но, к сожалению, пробежаться по ней было невозможно. Чуть ниже Луны очень хорошо рисовались у горизонта округлые вершины гор на острове Хайди. Мигали на берегу какие-то слабые огоньки. Из-за гор немного правее по горизонту в небе висело какое-то зарево. Кроме того, от острова довольно отчетливо долетали глухие, тяжелые удары. Похоже, что там кого-то обстреливали из пушек. Меня, конечно, это немного удивило. Я никак не мог взять в толк, против кого еще там можно воевать, если я нахожусь так далеко от места событий. По самым скромным прикидкам, от места нашей посадки до острова было миль десять. Уворачиваясь от атак истребителей, я так и не смог удалиться от Хайди достаточно далеко. Повернувшись спиной к острову Хайди, я осмотрел противоположный сектор горизонта. На расстоянии в две-три мили светились какие-то огоньки. По-видимому, там стояло на якоре небольшое судно, а левее огоньков смутно проглядывалось в лунном свете какое-то туманное пятно, вероятно, небольшой островок. По логике вещей надо было добраться до островка или дать сигнал на судно, если тамошние вахтенные не разглядели еще, что рядом с ними на отмель плюхнулся вертолет. Проще всего было пойти вторым путем: дать в воздух пару трассирующих очередей, дождаться, когда с судна спустят шлюпку или моторку, а потом посидеть несколько минут спокойно. Однако силуэт корабля был слишком неясен. Это могла быть безобидная частная яхта, которую нетрудно было бы использовать для бегства с этого дурацкого Хайди, но могло быть и судно, принадлежащее торговцам наркотиками. Это мог быть мирный сейнер, а возможно, и вполне солидный вооруженный катер лопесовских ВМС. Особенно неприятно было бы повстречаться с последним. В этом случае остаток ночи я, вне всякого сомнения, провел бы уже в тюрьме.
Сидеть верхом на вертолете перспективы не имело тоже. Во-первых, ночью или утром мог подняться ветер, и тогда расшибло бы либо нас вместе с вертолетом, либо - только вертолет, а нас унесло бы подальше и утопило.
Оставалось придумать, как добраться до островка. Рассчитывать на то, что отмель идет до самого берега, и мы по грудь в воде сможем дотуда дойти, не приходилось. Как плавает Марсела, я не знал, но зато прекрасно представлял себе, что у меня лично, после суточного голодания, сил хватит, дай Бог, на полмили, да и то без груза. Бросать оружие мне не хотелось, потому что и на островке нас могла поджидать какая-либо интересная встреча, для которой нужен по крайней мере пистолет.
Я влез обратно в залитую водой кабину, где увидел Марселу, восседающую на приборной доске, поджав ноги и упираясь спиной в полушарие огромного лобового стекла. И тут мне пришло в голову, что в эту плексигласовую чашку, пожалуй, можно без опаски погрузить оружие, боеприпасы и одежду, а самим плыть налегке, держась за ее края. Кроме того, можно было свинтить с кресел поролоновые сиденья и спинки, которые добавят плавучести всей системе - по крайней мере, пока не намокнут.
Набор инструментов лежал на своем месте, в ящичке, и я довольно быстро сумел снять с кресел спинки и сиденья. Они действительно неплохо плавали. С помощью проволоки и телефонных проводов, которые нашлись в хозяйстве у покойных пилотов, я соединил сиденья и спинки в своеобразный плот. Потом я примерно два часа выворачивал крепление лобового стекла и наконец, отвинтив последний болт, опустил стекло на воду. Когда я сложил в него все автоматы, пистолеты, патроны, стекло лишь немного погрузилось. Затем я с наслаждением выбрался из одежды, оставшись в одних плавках. После этого, стараясь не упустить груз, мы выбросили в оставшийся после снятия стекла проем свой плотик из кресел. Марсела улеглась животом на правую половину, я - на левую, руками уцепились за стекло и заболтали ногами.
Конечно, только сейчас я как-то осознал, насколько опасно и безрассудно было наше решение. Во-первых, даже небольшой ветер мог унести нас в открытый океан, где мы в конце концов утонули бы или были бы сожраны акулами. Во-вторых, акулы вполне могли бы нас сожрать и тут, если бы случились поблизости. Но, по-видимому, смывавшаяся с меня канализационная грязища сыграла роль репеллента. В-третьих, с воды мы почти не видели, куда плывем это ведь не с крыши вертолета глядеть! - а потому ориентировались только на едва заметные огоньки судна. Стоило ему сняться с якоря или погасить огни - и мы начисто сбились бы с курса.
Все это, повторяю, я осознал уже много времени спустя. А тогда мы с Марселой были совершенно безмятежны. Чтобы не подвергать испытанию на прочность хлипкие связки из проволоки и телефонных проводов, я попросил Марселу обнять меня за талию и сам сделал то же самое. Свободными руками мы держали стекло, ноги играли роль движителя, а глаза напряженно глядели вперед, на расплывчатые контуры островка, а также на огоньки кораблика.
- Слушай, - неожиданно прошептала она мне в ухо, - никогда не думала, что придется плыть вот так, при луне, по океану... да еще и с мужчиной, которого едва знаю.
- Со знакомым было бы приятнее, - сказал я, - и я бы предпочел бассейн. Здесь слишком много воды...
Едва я это сказал, как зацепил ступней за дно.
- Да здесь всего по колено! - удивился я. - Давай-ка встанем и пойдем, плыть нам еще придется.
Мы встали и пошли, волоча за собой плотик и стекло с грузом. Шли молча, лишь изредка чертыхаясь, когда вода начинала вдруг подниматься. Впрочем, мы несколько раз сходили с отмели. Она шла не прямо, а извивалась змейкой. Первый раз, оказавшись на глубине, мы испугались, что опять придется плыть, но вовремя взяли правее и вновь ощутили под ногами песок. Вода была теплая и ласковая, но все-таки вытягивала тепло, и после первого получаса нашего хождения по морю, аки по суху, у меня уже постукивали зубы. С Марселой было то же самое. Она, пожалуй, мерзла больше, чем я, потому что была закутана в мокрые тряпки от чехла сидений "Тойоты".
- Интересно, там есть где согреться? - спросила она, указывая на заметно приблизившийся берег.
- У нас есть полицейские зажигалки, - выдавил я сквозь стук собственных зубов.
И тут всего в пятистах ярдах от островка наш пеший маршрут закончился. Всего три-четыре фута мы прошли, как окунулись с головой. В воде было теплее, но зато здесь нас сразу же понесло течением. Это был небольшой и узкий пролив, разрезавший подводную косу, но течение в нем было сильное. Мы едва не упустили наше стекло, но, упорно работая ногами, все-таки сумели наискось пересечь этот поток воды и очутиться совсем близко от берега. Здесь мы бросили плот, вцепились руками в края стекла и бегом побежали к берегу. Господи, как мы обрадовались, когда наконец очутились на ровном, песчаном, еще не совсем остывшем от дневной жары пляже!
- Надо же, добрались! - бормотала Марсела и, упав на колени, молитвенно сложила руки. Я больше думал о том, как согреться. Газовая зажигалка, обнаружившаяся среди наших трофеев, работала, но требовалось еще поискать, что ей разжечь. Островок был совсем маленький - примерно сто ярдов в поперечнике, и представлял собой всего лишь оторвавшийся, точнее отмытый, кусочек косы, начинавшейся от мыса Педро Жестокого, затем переходившей в подводную отмель. Лишь где-то в середине островка неведомо как образовалось три десятка квадратных ярдов почвы, на которой росли кустики и трава. Но зажигать их мне не хотелось, и вовсе не потому, что жалко было уничтожать природу. Просто я не хотел, чтобы костер заметили с корабля, от которого досюда было намного ближе, чем до вертолета. Огоньки его все так же мерцали в темноте.
- Снимай ты эту рвань, - сказал я Марселе, - без нее теплее будет, а в темноте я тебя все равно не разгляжу.
- А если и разглядишь, так я не обижусь, - хмыкнула Марсела.
Футах в пятидесяти от воды песок был совсем сухой на глубину в добрых два десятка дюймов. Мы выкопали себе по ямке и присыпались песком. Снаружи остались лишь головы.
- Тепло... - мурлыкнула Марсела, и спустя несколько минут я услышал ее ровное дыхание. Она спала. А я рядом с собой все-таки положил автомат. Впрочем, если бы нас кто-то собрался захватить, то мог бы сделать это легко и просто: от голода и усталости я был легкой добычей, к тому же заснул без задних ног.
Дурацкий сон №2 Ричарда Брауна
Этот сон я считаю дурацким прежде всего потому, что он был прямым продолжением дурацкого сна №1, увиденного мною после попойки в доме мэра Лос-Панчоса Фелипе Морено и национализации его супертолстухи-жены. Сами понимаете, что приключения, пережитые с момента атаки на бензоколонку Китайца Чарли, предрасполагали, как мне кажется, увидеть супербоевик с элементами фильма ужасов на тему перестрелки и рукопашной, которую мне удалось пережить на асиенде "Лопес-23". Ничего удивительного не было бы и в том, если бы мне приснилось плавание по канализации, автогонка по кольцевому шоссе, ночной кросс через шипящие от змей джунгли или, на худой конец, полет на вертолете с падением в океан. Но ничего такого я во сне не увидел. Вместо этого моя черепная коробка показала мне вторую серию "фильма" "Похищение младенца", где я исполнял заглавную роль.
На сей раз действие началось в поезде. Я увидел себя лежащим на руках сизоносой женщины, а над моим собственным носом висела ее огромная грудь. На соске груди сопливилась капля желтоватого молока. Я очень хотел есть, но это была НЕ ТА грудь, она противно пахла, и я запищал, протестуя: "Извините, мэм! Я отказываюсь принимать пищу в таких антисанитарных условиях! С чего вы взяли, что я собираюсь употреблять в пищу ваше молоко? У вас есть сертификат качества? Без предъявления его я не притронусь к молоку! Я обращусь в Общество потребителей, и вас привлекут к суду!" Сами понимаете, что мои вопли никто не понял, да и не собирался к ним прислушиваться. Мне запихнули в рот этот неизвестно когда мытый сосок, молоко капнуло мне на язык, и пришлось, подчиняясь грубой силе, сосать это самое НЕ ТО молоко. Впрочем, оно оказалось достаточно вкусным и пригодным в пищу. Я насосался его вдоволь и, кажется, опять заснул во сне. Взрослого Брауна удивило, что поезд выглядел совсем не так, как те поезда, которые он привык видеть. Ни трехъярусных полок, заваленных людьми, узлами, чемоданами и коробками, ни столь запыленных окон с двойными стеклами я не видывал. И уж, конечно, мне никогда не доводилось нюхать столь убийственного аромата из смеси перегара, табака, пота и горелого угля. Вентиляция в этом вагоне, видимо, полностью отсутствовала. Судя по тьме за окнами, стояла глубокая ночь, но в вагоне то и дело хлопали двери, кто-то громко разговаривал и орал песни на непонятном языке.
Сколько времени я проспал во сне - неизвестно. Но сон не кончился. Когда во сне "я"-младенец - открыл глаза, то обнаружил, что меня перепеленывают, ибо я несколько замарал и подмочил свою репутацию (главным образом, пеленки). Поезд по-прежнему стучал колесами на стыках рельсов, а страшная обладательница царапины на носу наматывала мне какую-то сомнительной чистоты тряпку вместо подгузника. Причем она даже не удосужилась протереть все как следует. Поэтому у меня появился сильный зуд, все зачесалось и защекотало. Я хотел было заявить, что протестую против такого обращения, но мне вновь заткнули рот соском, и пришлось наполнять свой желудок единственным доступным мне деликатесом. Скорее всего я бы опять заснул, но тут что-то лязгнуло, и поезд остановился. Страшная тетка, подхватив одной рукой меня, а другой какую-то странную сумку или узел, стала, толкаясь, выбираться из вагона по невероятно узкому проходу вместе с толпой других людей. Я заметил в толпе и мужчину-бородача, и женщин, которые похитили мои прежние пеленки вместе с атласным ватным одеяльцем.
Выбравшись из душного вагона на перрон - впору было подумать, что из ада в рай, настолько свежим и приятным показался морозный воздух, - я получил возможность немного посмотреть на окружающий мир. Толпа людей с чемоданами и узлами шла куда-то к большому зданию, стоял неимоверный галдеж, что-то лязгало, гудело, тарахтело... То, что это был не американский вокзал - большой Браун мог сказать сразу и однозначно. Похожий вокзал он видел в Сайгоне, но там было тепло и не было людей в меховых шапках. Канада? Норвегия? Но тут младенец увидел человека в серой шинели и голубоватой шапке с большой красной звездой, на которой золотились серп и молот... Россия! USSR!
Скажите после этого, что сон не дурацкий? Мне, Ричарду Стенли Брауну, никогда и в мыслях не представлялось, что я - младенец, похищенный в России! Я прекрасно знал всех своих предков до четвертого колена - никто из них не касался Советов никаким боком. Но черепная коробка сама по себе разыграла этот сценарий. Самое удивительное, что я очень легко узнавал, где солдат, где матрос, а где милиционер (то есть, строго говоря, полицейский). Словно бы это уже когда-то было в моей памяти. Откуда? Если форму русских военных я еще мог видеть на каком-нибудь учебном плакате в Форт-Брэгге, то полицейских-милиционеров мы, по-моему, не проходили.
Меня внесли, по-видимому, в зал ожидания. Здесь я некоторое время лежал на руках у сизоносой женщины. Поблизости находились и ее спутницы, мужчина с бородой куда-то ушел.
Потом что-то произошло. Сизоносая положила меня прямо на жесткое деревянное сиденье, вскочила и куда-то побежала следом за остальными женщинами. В этот момент у меня в голове неизвестно откуда возникло сперва слово "джипси", а потом его русский перевод - "tsygane" (цыгане). Сто процентов - кроме слов: "Руки вверх! Сдавайся!" - я по-русски ничего не говорил. Однако именно тогда, когда я сумел каким-то образом определить национальность женщин по-английски, мне стало известно и их русское наименование.