Страница:
- А откуда это известно?
- В одном частном архиве был обнаружен судовой журнал, точнее, нечто вроде судового журнала, который, как мне удалось установить, принадлежал Эвансу. Это занимательное произведение! Там почти все написано тайнописями, причем несколькими разными, и мне пришлось немало потрудиться, прежде чем я смог их прочесть. Эванс вел свою бухгалтерскую приходную книгу, и очень часто там упоминалось такое: 152507 - 3,152507 - 9600, 152507 - 9000 и так далее, то есть все время повторялось число 152507. Так вот, совершенно случайно я пришел к выводу, что это означает северную широту - 15°25'07''. Долготы не было указано, но почти во всех пометах, где упоминалась эта цифра, имелись две буквы - СФ. "Санто-Фернандо" - вот что они означали! Тоже чистая интуиция. Но когда я провел через карту острова параллель 15° 25' 07", то оказалось, что она точно проходит через наивысшую точку острова. Именно там и следует искать клад! Ибо второе число означает либо количество бочек и ящиков, либо количество фунтов золота, а может быть, и сумму в песо, экю, гульденах и тому подобных монетах.
- Очень надуманно, профессор, - сказал я с сомнением. - А почему именно на высшей точке острова? Ведь эта линия пересекает весь остров.
- А потому, юноша, что вам надо знать: остров имеет форму восьмерки и состоит из двух лагун, окруженных скалистыми перемычками. Между западной и восточной лагунами - неширокий, разрушившийся и заросший джунглями хребет, склоны которого переходят в пляжи. Искать надо там... Жаль!
- Зачем вы рассказали ему? - вдруг завизжала женщина. - Я поняла! Он подсадная утка. Его послали, чтобы выведать у нас все...
- Успокойся, - сказал профессор, - ты слишком нервничаешь, Астрид. Я тоже понял, что он подсадная утка, но что мы можем с ним сделать? Попробуй, придуши его! А с другой стороны, если нам суждено умереть, то зачем тащить в могилу последнюю тайну? Все равно Господь не допустит, чтобы эти подонки были счастливы. Обогащаться за счет клада, составленного из награбленного добра, достойно лишь таких же мерзавцев, каким был Эванс.
- Вы знаете, сэр, - сказал я, ничуть не обидевшись, - если бы я пришел к вам избитый до полусмерти и без этого золотого слитка, вы, наверно, поверили бы мне больше. Но я вам честно сказал, что меня послали передать вам то, о чем я сообщил. Наверное, если бы я стал изображать перед вами полностью неинформированного человека, вы стали бы доверчивы. То, что вы приняли меня за человека пиратов - ваше личное дело. Могли бы и не рассказывать ничего, а просто придушить, когда я засну. Если бы вы посадили вашу девушку мне на ноги, а сами уселись мне на грудь и взялись бы за горло, то, я думаю, у вас бы все получилось. Я очень крепко сплю.
- Ну да, - хмыкнул профессор, - один удар вашего кулака - и моя несчастная голова треснет, как тыква. Вам следует уйти, так как мне больше нечего сообщить фру Соледад. Сейчас нам с фрекен Астрид надо подготовиться к встрече со Всевышним. Пастора у вас, конечно, не имеется?
- У меня лично нет, - сказал я, - а у пиратов, вероятно, тоже. Латиноамериканцы почти поголовно католики.
- Все хорошо! - послышался лязг открываемого люка, и по трапу спустилась Соледад. Конечно, она подслушивала.
- Вы молодец, профессор, - сказала пиратка, - то, что вы все рассказали этому парню, прекрасно, хотя и заслуживает проверки. Конечно, жадная корыстолюбивая женщина, вероятно, прокрутила бы вас еще, потому что заподозрила бы вас в том, что вы скрываете еще десяток кладов, но я не такая. Я не буду вас больше мучить.
В ту же секунду в ее руке тускло блеснул никелированный револьверчик, выхваченный из кармана брюк. Звонко усилившись эхом от бортов яхты, хлопнул выстрел. У профессора там, где индусские женщины рисуют себе цветное пятнышко, появилась маленькая дырочка. Он ничего не сказал и плашмя лег на тюфяк.
Астрид пронзительно завизжала, шарахнулась куда-то в темноту. Оттуда ее выволокли два черных охранника, которые, словно духи преисподней, явились из ничего.
- Вам, мисс, - улыбаясь, сообщила Соледад, - я не дарила легкой смерти. До утра вы доживете и помолитесь о спасении души профессора Бьернсона. Пойдем, Энджел. Оставим сеньориту наедине со Всевышним. Да простит ей Дева Мария ее еретические заблуждения!
Соледад перекрестилась, взяла меня под ручку и повела вверх по лестнице. Идти было немного неприятно, так как на изящном пальчике Соледад болтался револьверчик, и не было никакой гарантии, что эта женщина-дьявол из чисто садистских побуждений не пустит мне пулю в живот или в бок. Из трюма донесся истошный визг Астрид.
- Это она молится? - спросил я у пиратки, когда мы оказались на каютной палубе и закрыли за собой люк.
- Это ее насилуют, - усмехнулась Соледад, - там в трюме есть переборка и еще одна дверь, там сейчас стоят в очереди человек пятнадцать. Потом подойдут еще. За сегодняшнюю ночь она познает сорок мужчин. Прекрасно! Я лично не пробовала подряд больше семи, поэтому не уверена, что она выживет, скажем, после двадцать пятого. Но те, кто опоздает, будут сами виноваты.
- Как ты думаешь, насчет клада Эванса профессор не напридумывал? - спросил я.
- Мне безразлично, - усмехнулась Соледад. - Я проверяла не профессора, а тебя. Если бы ты взялся выяснять у них, не хотят ли они бежать, начал бы рассказывать им о том, зачем я тебя послала и вообще повел бы себя как-то не так, то первым бы я пристукнула тебя и не так нежно, как профессора. Но ты мне показался искренним, хотя, наверно, доверять тебе совсем еще нельзя. Это моя женская слабость - ведь ты мне нравишься...
Она повлекла меня за собой в свою каюту.
Любовные игры под вой урагана
В каюте меня ожидал сюрприз. Там под охраной уже знакомого нам негра Варгаса находились Джерри и Синди.
- Я протестую, - громко объявил Купер-младший, едва мы вошли. - Это нарушение джентльменского соглашения, мистер Родригес. Зачем вы нас задерживаете?
- Да что вы, Варгас? - сказал я строго. - Разве я приказывал вам привести их силой и держать под дулом пистолета? Надо было вежливо пригласить их отужинать с нами!
- Умница! - шепнула Соледад по-испански. - Я бы не сказала лучше!
- Простите, сэр, - с подобострастием, немного переигрывая, ответил Варгас, - вы ведь наказали бы меня, если бы я не привел их.
- А ты и так будешь наказан, - сказал я. - Тысяча долларов штрафа!
- Есть, сэр! - Варгас удалился.
- Прости его, дорогой, - "заступилась" за своего холуя Соледад. - У него пятеро детей, две жены и четыре любовницы. Надо же ему всех их кормить.
- Господь не разрешил многоженства, - проворчал я.
- Скажите, мистер Родригес, - поинтересовался Джерри, - это здесь так принято - ужинать в три часа ночи?
- Вовсе нет, - ответила Соледад, одарив Джерри улыбкой. - Просто мне хотелось немного развлечь вас.
- Мы уже спали, когда ввалился этот ваш Варгас, - пожаловалась Синди, лучшего развлечения для нас вы не могли придумать?
- Бедняжка! - посочувствовала Соледад. - И конечно, этот дурачок напугал вас в самый неподходящий момент?
- Нет, - ответил Джерри с некоторым смущением, - мы просто спали, и у нас не было "неподходящих моментов", на которые вы намекаете, но разве будить людей в три часа ночи - это по-человечески?
- Боже мой, - всплеснула руками Соледад, - мы так виноваты перед вами! Мы просим прощения, верно, Энджел?
- Да, да, - кивнул я, но понял по взгляду Соледад, что отпускать их на "Дороги" не следует.
- Давайте все-таки поужинаем вместе? - радушно предложила Соледад. - В конце концов, завтра нам необязательно вставать рано. Мы посидим, побеседуем, расскажем друг другу массу интересного, выпьем хорошего вина... жизнь слишком хороша, чтобы тратить много времени на сон. Ведь сон - это почти смерть.
- Ну, Бог с вами, - согласился Джерри, - давайте посидим...
Соледад явно пыталась его очаровать, но зачем ей это было нужно - я не понимал.
Вновь явился Варгас, прикатив сервировочный столик, на верхней крышке которого стояло с десяток тарелочек, нагруженных салатами и горками бутербродов, а на нижней тонко звякало два десятка разных бутылок.
- Что будете пить? - осведомился я так профессионально, будто всю жизнь работал барменом.
Джерри приглядывался к этикеткам близорукими глазами, но называть напиток не спешил, видимо, ждал, что попросит Синди. Та, в свою очередь, не решалась выбрать, пока ее суженый не сделает свой выбор.
- Рекомендую шотландское виски, - сказал я, поскольку после посещения трюма и воспоминаний о судьбе профессора Бьернсона, мне удивительно захотелось напиться. К размышлениям о том, как, наконец, нашел свое успокоение несчастный ученый, у меня очень заметно примешивалось беспокойство о собственной судьбе.
Почему-то все приняли мое предложение. Когда шестидесятиградусный напиток, разбавленный содовой, проник в кровь, облегчил голову от лишних мыслей и снял с языка некую скованность, я ощутил себя свободным человеком. Правда, и при этом я по-прежнему не забывал, кем меня назначила Соледад и насколько зависит от нее моя жизнь. Сама же Соледад слегка порозовела и подобрела.
- Давайте дружить домами! - предложила она. - Мы ведь теперь компаньоны, не правда ли? Конечно, может быть, мы вели себя слишком грубо и бесцеремонно. Но что делать? Мы с Энджелом начинали на пустом месте, а вы, Джерри, наследуете семейное дело с богатым прошлым. За вами - несколько поколений людей с университетами, а у нас и у самих нет дипломов. Дорога в ваш круг была бы нам закрыта.
Да как же она смотрит на Джерри?! Будь я на самом деле ее мужем, то уже придавил бы и ее, и его. Не хочет ли она под шумок забраться в кресло мистера Джералда-старшего, царствие ему небесное? Да, но тогда я и Синди лишние. Нам придется прогуляться на Акулью отмель.
- Джерри, - с заметной ревностью в голосе произнесла Синди, заметив, что ее будущий супруг глядит в глаза Соледад. Парень явно окосел, а выпивший интеллектуал, как правило, вдвое глупее нормального человека.
- Джерри, - теперь уже с беспокойством повторила мисс Уайт, опасаясь, видимо, что так и не станет миссис Купер, - ты не думаешь, что смотреть на замужнюю даму в присутствии собственной невесты следует несколько менее пристально?
- Да-да... - рассеянно кивнул Джерри и закрыл рот, но куда ему было отвязаться от взгляда Соледад!
- Ну почему вы так ревнивы, мисс Уайт? - иронически спросила Соледад. Почему бы мистеру Куперу не посмотреть на то, что привлекает его внимание? Хотя у него, между прочим, вероятно, есть более веские основания сомневаться в вашей неизменной привязанности...
- Что вы имеете в виду, Соледад? - встрепенулась Синди.
- Боже мой, - улыбнулась Соледад ядовито, - неужели вы забыли, прелестная крошка, что некоторым образом у меня в долгу? Это, конечно, сущая мелочь, но вы взяли без спроса то, что принадлежало мне. Теперь вам, наверно, стало яснее?
Бедная беляночка стала пунцовой.
- Что ты одолжила у миссис Родригес? - глупенько спросил Джерри, приподняв очки, съехавшие на кончик носа. - Надеюсь, это не слишком дорогая вещь?
- Нет, - как ни в чем не бывало ответила Соледад, - эта вещь самая обычная, но, повторяю, она взяла ее без спросу. Конечно, она не могла не вернуть ее мне, но все-таки подвергла некой амортизации. Будем считать, что она не заплатила мне за прокат.
- В какую сумму вы оцениваете прокат этой вещи? - Я едва не лопался от смеха, пытаясь сохранить серьезное лицо, когда Джерри достал из кармана своей курточки чековую книжку.
- Меня вполне устроило, если бы мисс Синди предоставила мне взамен аналогичную вещь.
- Разумеется, я ничего не имел бы против, - захлопал глазами Джерри, разумеется, если у Синди есть такая вещь... Но о чем идет речь? Вы не могли бы показать мне эту вещь, миссис Родригес?
- О, пожалуйста! - ухмыльнулась чертовка и попросила: - Встань, Энджел!
Я встал, не очень поняв, что она собирается делать, а Соледад легким жестом распахнула "молнию" на моих шортах, четким рывком приспустила мои плавки и показала Джерри то, что якобы позаимствовала у нее Синди. Очки у мистера Джералда-младшего опять скользнули на кончик носа. Синди закрыла ладошками лицо, а я так обалдел на несколько секунд, что даже не сразу успел отобрать у Соледад свое личное имущество.
Джерри сидел с открытым ртом, потом совершенно неожиданно взял бутылку виски и наполнил до краев огромный стакан из-под апельсинового сока, куда вошло чуть ли не все, что еще было в бутылке. Затем он это выпил единым духом, не отрываясь. После этого глаза его стали смотреть в разные стороны и выражение лица стало таким, будто его ударили по голове кувалдой. Он сделал какое-то нескоординированное движение - может быть, хотел меня ударить? - но вместо этого упал под стол.
- Так, - разочарованно сказала Соледад, - я была о нем лучшего мнения. Посмотри, Синди, он жив хотя бы?
У меня тоже появились опасения относительно здоровья Джерри. Падал он на редкость неудачно, так, как падают либо куклы, набитые трухой, либо люди, уже перешедшие в категорию трупов. Во всяком случае, я не хотел бы так треснуться об пол затылком.
Синди пошлепала жениха по щекам, он пробормотал что-то невнятно и пополз по полу куда-то под кровать.
- Не стоит его трогать, - заметила Соледад, - если мы начнем его ворочать, у него может начаться рвота. Пусть спит... Итак, вернемся к нашим баранам. Так что, милашка Синди, как насчет того, чтобы отдать должок?
- Но ты же видишь, - развела руками Синди, - он спит! Он неплохой парень, но ведет себя, как дурак. То, видишь ли, ревновал меня к Мэри, то теперь... А ты уж не могла обставить дело как-нибудь поприличней? Предложила бы мне, например, поразвлечься с Энджелом...
- Ишь, как тебе понравилось! - проворчала Соледад. - Не-ет, малышка! Долг я возьму с тебя совсем по-другому. Энджел останется сегодня без сладкого, поскольку он изменил своей верной женушке аж три раза подряд, и никому из вас, дурочек, не сознался, что женат, до тех пор пока я не вынудила его это сделать. Но я-то не буду лишать себя удовольствия и постараюсь заменить тебе Мэри, кошечка!
- Подумаешь, испугала! - сказала Синди, подбочениваясь. - Ну попробуй, попробуй!
Могла начаться драка, в которой у отважной, но слишком пухленькой и слабенькой Синди не было никаких шансов одолеть поднаторевшую в этих делах Соледад. Вспомнив, какую школу мордобоя моя самозваная супруга прошла в тюрьме, я пожалел Синди и остановил решительную Соледад.
- Ну не будь такой сердитой, моя золотая! Ты же пришибешь ее одним пальцем, ей-Богу! Такой чудесный вечер, а вы ссоритесь. И из-за чего? Из-за того, что крошка Синди один разочек попользовалась чужим имуществом... Но не сломала же она его, верно? Ты сама могла убедиться. Ведь эта штука работала нормально, не так ли?
- Ты порядочная свинья, Анхель! - сказала Соледад по-испански, чтобы не поняла Синди. - Ведь знаешь, что я тебе ни в чем не могу отказать... А эта маленькая нахалка заслуживает хорошенькой порки!
- Ну будь милосердна, - сказал я с легким подобострастием, - ты же великая женщина! Все великие женщины были милосердны, об этом я в книжках читал.
- Ты, оказывается, что-то читал? - хмыкнула Соледад. - Ручаюсь, что последняя твоя книжка была прочитана еще в начальной школе.
- Вовсе нет... - обиделся я. - Разве я не умею говорить, как начитанный?
- Наслушавшись по телевидению, как говорят в английских фильмах, ты не перестал от этого быть балбесом-янки.
- Можно подумать, что ты воспитывалась в Оксфорде...
- Ну, в католическом приюте я неплохо училась, хотя и хулиганила. И моя английская речь - оттуда. Я еще и по-французски говорю.
Бедная Синди не понимала ни черта, переводила глаза с меня на Соледад и с Соледад обратно на меня, ожидая, что мы вцепимся друг другу в морду. Она слышала испанскую речь, которая для англоязычного уха звучит как перебранка, даже при вполне мирном диалоге.
- Ладно, - хмыкнула Соледад, - я помилую ее. Но в наказание ты будешь спать с нами обеими, так, как это было с Марселой... Нет, это уже было... Ба, это же так просто, надо позвать еще и Марселу.
Она открыла дверь, прошла по коридору несколько шагов и распахнула дверь. Через минуту она появилась оттуда, подталкивая впереди себя заспанную Марселу.
- Чего ты спать-то не даешь? - ворчала креолка. - Совсем сдурела! Другая бы к себе привела пять мужчин, а этой нужно трех женщин для одного...
Тем не менее она пришла к нам.
- Какое страшное социальное неравенство! - сказал я, еще раз решив сыграть в коммуниста. - Там внизу, в трюме, сорок здоровых мужчин вынуждены пользоваться одной-единственной тощей шведкой, а здесь у меня - целый гарем. Только Мэри не хватает...
- О, какие мы устроим любовные игры под свист урагана! - мечтательно закатила глаза Соледад.
- Мэри некогда, - сказала Синди, - она ремонтирует компьютеры, которые вы испортили.
- Как славно! - вырвалось у меня. Тем не менее Соледад была настроена решительно. Она начала наливать виски, бренди и водку, собираясь, видимо, напоить всех до свинского состояния. Это облегчило общение. Я медленно стал погружаться в некий голубоватый туман, из которого то и дело проглядывало одно из трех женских лиц, тоже хмельных и постепенно принимающих плотоядное выражение. Какие произносились слова - я не помню, вероятно, к счастью, потому что иначе умер бы от стыда. Много ли я говорил? Вероятно, много, но еще больше я действовал руками и ногами. Из воспоминаний слуховых хорошо сохранился в памяти визгливый хохот, который исторгался из женских глоток, из обонятельных - удушливо-приятный (бывает, очевидно, и такой), запах пота, духов, перегара, косметики и еще чего-то, сугубо женского. Наконец, осязательная память сохранила лишь одно - кожу, гладкую, голую, влажную и горячую. И еще волосы светленькие, принадлежавшие Синди, мягкие и шелковистые, а также жесткие, шуршащие, а в некоторых местах и колючие - Марселы и Соледад. Кожи и волос, как мне казалось, было так много, что временами чудилось - весь мир только из них и состоит. Я вообще и по сей день не могу точно определить, где проходила грань между пьяным бредом, сном и явью. Три пары грудок, различавшихся объемом и цветом кожи, три пары ног, неутомимых и жадных, три живота, шесть ягодиц вся эта масса весьма приятных и полезных вещей с ужасающей простотой и откровенностью была предоставлена мне в пользование. Впрочем, скорее всего, чтобы описать мое положение, нужно изобразить человека, скачущего сразу на трех лошадях. Это было грандиозное родео! Вероятно, если бы в каюте стояла видеокамера, последовательно запечатлевавшая все чудеса, которые происходили в эту ночь под вой урагана в скалах и снастях, то назавтра мы бы смотрели этот фильм с величайшим интересом, удивляясь и восхищаясь. По-моему, Соледад подсыпала мне какие-то таблетки, от которых я приобрел фантастическую потенцию, но тем не менее пальцы обеих рук все время куда-то лезли, что-то гладили, чесали, дергали, щипали... Губы и зубы партнерш рвали меня на куски, их ладошки и ногти терзали меня со всех сторон. Можно было видеть, и не раз, как Соледад начинала ласкать Синди, Синди - Марселу, Марсела - Соледад. Этот копошащийся клубок змей, в который затянули меня, тихого и мирного удава, перемял все белье, заляпал его пятнами поплывшей туши, помадой, вином, сигаретным пеплом, а также всякими иными веществами. Видения паровой машины, отбойного молотка, шомпола, прочищающего ствол оружия, постоянно носились у меня в голове...
В общем, счастье великое, что я остался жив и здоров.
Очнулся я, когда белесый свет проник сквозь иллюминатор. Я оглядел помещение, выбрался из-под груды тел, невнятно проворчавших что-то и вновь захрапевших. По полу катались в такт легкой качке судна пять или шесть разных бутылок, белели осколки расколотой тарелки, маслянисто блестели рваные куски фольги от плиток шоколада и использованные презервативы. Я насчитал восемь штук, а девятый снял чуть позже.
За иллюминатором, покрытым водяными каплями, было мрачно и сыро. Низко, едва не цепляясь за скалы, окружавшие лагуну, неслись облака, серые и рваные, словно вата, которой протерли грязную кожу. По лагуне ходили заметные волны, бились о скалы, качали пришвартованные друг к другу "Орион" и "Дороти". Однако эти волны были совсем ничтожными, если сравнивать их с теми, что с ревом и пушечным грохотом бились в берег с внешней стороны, там, где океану не было преград. Водяная пыль клубилась над скалами, ветер нес ее над лагуной, обрушивал на джунгли, на палубы и надстройки яхт. На горе, открытой ветру, деревья пригнулись, словно трава, с них срывало листья и целые ветки, а те, что стояли отдельно, были повалены и выворочены с корнем.
Я хлебнул стаканчик бренди, прополоскал рот остатком содовой. Можно было продолжать спать, но тут зашевелилась Марсела, лежавшая с краю, похлопала глазами, встала, почесала себя между ногами и, сонно пошатываясь, зашлепала босиком в туалет. Оттуда она переместилась в душ, долго мылась, затем вытиралась полотенцем Соледад и наконец выбралась обратно, чистенькая и посвежевшая.
- Ну, мы вчера и дали... Прямо фак-сейшн какой-то, - сказала Марсела, сдирая за колечко крышку с пивной банки. - Такое я только с Хорхе дель Браво помню, да и Соледад, наверно, тоже. Как уж тебя хватило? Смотри, у тебя даже вон тут помада...
Помада была на том месте, которое мусульмане и иудеи предпочитают удалять по религиозному обычаю. Там же прилипли два волоска, черный и золотистый.
- Опять прицепились! - проворчал я, вспомнив, как Марсела позавчера чуть-чуть не перестреляла всех из-за такого же приставшего золотистого волоска. На сей раз Марсела была терпимее.
- Это не мой, - сказала она, смахивая черный волосок, - у меня такие еще не выросли... Это Соледад себе метелку нарастила. Смотри, наловим мы с нее чего-нибудь... Хорхе рассказывал, что ему пришлось однажды выводить насекомых из-за этой канальи.
- Кстати, - отгоняя от себя неприятные предположения, спросил я, интересно, как там сейчас на Хайди?
- Я вчера слушала транзистор у Варгаса, - сообщила Марсела. Гран-Кальмаро передавало, что партизаны уже окружили Сан-Исидро. Может, только ураган им помешает взять столицу.
- Интересно, Лопес уже удрал с острова или нет?
- Он будет держаться до конца, и дель Браво не уйдет, - сказала Марсела уверенно.
- Почему? Что же они, жить не хотят? Их ведь растерзают, даже если суд оправдает...
- Просто я их очень хорошо знаю. Ну, Лопеса, конечно, нет, а вот Хорхе... Впрочем, Лопес и Хорхе дель Браво - это одно и то же, это два пальца на одной руке. Понимаешь, я никак не могла понять, откуда у них столько денег. Я, конечно, не бизнесмен, но кое-что знаю о ценах, курсах и так далее. Я думаю, что всего бюджета острова не хватило бы на то, чтобы, оборудовать хотя бы одну асиенду, такую, как "Лопес-23". Все, что понастроено там, под землей, это слишком дорого, намного дороже, чем могли бы себе позволить правители такой маленькой страны. К тому же из-за нашей диктаторской власти мало кто делает вложения, а кредиты нам и вовсе почти не давали.
- Но кто-то же делал вложения? - спросил я. - Ведь деньги откуда-то пришли, верно?
- И мне кажется, что теперь я знаю, откуда. Хотя и не уверена... - Марсела замялась.
- Ладно, скажи хотя бы, что ты предполагаешь! - потребовал я, чувствуя, что эта смугляночка поможет мне понять, во имя чего завертелась вся эта карусель.
- По-моему, где-нибудь там, в зоне "Зеро", какой-то супербанк мафии, наркобаронов, нацистов или еще кого-нибудь. Причем не просто банк, а хранилище золота и драгоценностей. Может быть, это они про запас положили, может - на черный день, но только положили, а Лопеса поставили сторожем. Я думаю, что они, эти боссы, потому и понастроили под землей все эти дворцы, что приберегают их для себя на случай атомной войны.
- Хм, - сказал я, ощутив легкий озноб, несмотря на жару, царившую в каюте. - А не слишком ли мы фантазируем?
- Не знаю, - пожала плечами Марсела, - только я знаю точно, что Хорхе и Лопес - это только пальцы, а рука, которая ими двигает, очень далеко. Если тебе не очень противно, я расскажу один случай... Только ты не будешь ругаться?
- С чего я должен ругаться?
- Ну, потому, что я не хочу, чтобы ты подумал, будто я совсем уж бесстыжая. Мужчины - народ ревнивый...
- Можно подумать, что я не знаю, какие у тебя отношения были с дель Браво!
- Дело не в этом... Когда речь ид сто работе, я ничего не стесняюсь. Я шлюха, это моя профессия. Я могу спокойно рассказать тебе, кто и как меня трахал, сколько платил и какие слова говорил. А тут получилось вот что. Хорхе, всего за несколько дней до того как решил меня выставить, почему-то был очень нежный, добрый и вообще сам на себя не похожий. Несколько ночей... в общем, мне показалось, что он меня любит, потому что мне с ним было очень хорошо. Вот этого я и стесняюсь...
- Ты влюбилась в него? - спросил я как можно равнодушнее.
- Да... - потупилась эта скромница, которой, кажется, очень захотелось, чтобы я ее поревновал. Но, к сожалению для нее, ревновать я был не в состоянии, потому что жаждал узнать не о ее чувствах к Хорхе дель Браво, а о том, какой же все-таки случай привел ее к мысли, что Лопес и дель Браво чьи-то марионетки. Однако женщине кажется важным в данной ситуации совсем не то, что мужчине. Возможно, я так ничего и не узнал бы, если бы на моем лице не появилось выражение досады. Досадовал я лишь на то, что Марсела тянет с изложением сути дела, но Марселе-то казалось, что я ревную! И, ободренная тем, что я к ней неравнодушен, глупышка, наконец, приступила к рассказу о том, чего я ждал:
- В одном частном архиве был обнаружен судовой журнал, точнее, нечто вроде судового журнала, который, как мне удалось установить, принадлежал Эвансу. Это занимательное произведение! Там почти все написано тайнописями, причем несколькими разными, и мне пришлось немало потрудиться, прежде чем я смог их прочесть. Эванс вел свою бухгалтерскую приходную книгу, и очень часто там упоминалось такое: 152507 - 3,152507 - 9600, 152507 - 9000 и так далее, то есть все время повторялось число 152507. Так вот, совершенно случайно я пришел к выводу, что это означает северную широту - 15°25'07''. Долготы не было указано, но почти во всех пометах, где упоминалась эта цифра, имелись две буквы - СФ. "Санто-Фернандо" - вот что они означали! Тоже чистая интуиция. Но когда я провел через карту острова параллель 15° 25' 07", то оказалось, что она точно проходит через наивысшую точку острова. Именно там и следует искать клад! Ибо второе число означает либо количество бочек и ящиков, либо количество фунтов золота, а может быть, и сумму в песо, экю, гульденах и тому подобных монетах.
- Очень надуманно, профессор, - сказал я с сомнением. - А почему именно на высшей точке острова? Ведь эта линия пересекает весь остров.
- А потому, юноша, что вам надо знать: остров имеет форму восьмерки и состоит из двух лагун, окруженных скалистыми перемычками. Между западной и восточной лагунами - неширокий, разрушившийся и заросший джунглями хребет, склоны которого переходят в пляжи. Искать надо там... Жаль!
- Зачем вы рассказали ему? - вдруг завизжала женщина. - Я поняла! Он подсадная утка. Его послали, чтобы выведать у нас все...
- Успокойся, - сказал профессор, - ты слишком нервничаешь, Астрид. Я тоже понял, что он подсадная утка, но что мы можем с ним сделать? Попробуй, придуши его! А с другой стороны, если нам суждено умереть, то зачем тащить в могилу последнюю тайну? Все равно Господь не допустит, чтобы эти подонки были счастливы. Обогащаться за счет клада, составленного из награбленного добра, достойно лишь таких же мерзавцев, каким был Эванс.
- Вы знаете, сэр, - сказал я, ничуть не обидевшись, - если бы я пришел к вам избитый до полусмерти и без этого золотого слитка, вы, наверно, поверили бы мне больше. Но я вам честно сказал, что меня послали передать вам то, о чем я сообщил. Наверное, если бы я стал изображать перед вами полностью неинформированного человека, вы стали бы доверчивы. То, что вы приняли меня за человека пиратов - ваше личное дело. Могли бы и не рассказывать ничего, а просто придушить, когда я засну. Если бы вы посадили вашу девушку мне на ноги, а сами уселись мне на грудь и взялись бы за горло, то, я думаю, у вас бы все получилось. Я очень крепко сплю.
- Ну да, - хмыкнул профессор, - один удар вашего кулака - и моя несчастная голова треснет, как тыква. Вам следует уйти, так как мне больше нечего сообщить фру Соледад. Сейчас нам с фрекен Астрид надо подготовиться к встрече со Всевышним. Пастора у вас, конечно, не имеется?
- У меня лично нет, - сказал я, - а у пиратов, вероятно, тоже. Латиноамериканцы почти поголовно католики.
- Все хорошо! - послышался лязг открываемого люка, и по трапу спустилась Соледад. Конечно, она подслушивала.
- Вы молодец, профессор, - сказала пиратка, - то, что вы все рассказали этому парню, прекрасно, хотя и заслуживает проверки. Конечно, жадная корыстолюбивая женщина, вероятно, прокрутила бы вас еще, потому что заподозрила бы вас в том, что вы скрываете еще десяток кладов, но я не такая. Я не буду вас больше мучить.
В ту же секунду в ее руке тускло блеснул никелированный револьверчик, выхваченный из кармана брюк. Звонко усилившись эхом от бортов яхты, хлопнул выстрел. У профессора там, где индусские женщины рисуют себе цветное пятнышко, появилась маленькая дырочка. Он ничего не сказал и плашмя лег на тюфяк.
Астрид пронзительно завизжала, шарахнулась куда-то в темноту. Оттуда ее выволокли два черных охранника, которые, словно духи преисподней, явились из ничего.
- Вам, мисс, - улыбаясь, сообщила Соледад, - я не дарила легкой смерти. До утра вы доживете и помолитесь о спасении души профессора Бьернсона. Пойдем, Энджел. Оставим сеньориту наедине со Всевышним. Да простит ей Дева Мария ее еретические заблуждения!
Соледад перекрестилась, взяла меня под ручку и повела вверх по лестнице. Идти было немного неприятно, так как на изящном пальчике Соледад болтался револьверчик, и не было никакой гарантии, что эта женщина-дьявол из чисто садистских побуждений не пустит мне пулю в живот или в бок. Из трюма донесся истошный визг Астрид.
- Это она молится? - спросил я у пиратки, когда мы оказались на каютной палубе и закрыли за собой люк.
- Это ее насилуют, - усмехнулась Соледад, - там в трюме есть переборка и еще одна дверь, там сейчас стоят в очереди человек пятнадцать. Потом подойдут еще. За сегодняшнюю ночь она познает сорок мужчин. Прекрасно! Я лично не пробовала подряд больше семи, поэтому не уверена, что она выживет, скажем, после двадцать пятого. Но те, кто опоздает, будут сами виноваты.
- Как ты думаешь, насчет клада Эванса профессор не напридумывал? - спросил я.
- Мне безразлично, - усмехнулась Соледад. - Я проверяла не профессора, а тебя. Если бы ты взялся выяснять у них, не хотят ли они бежать, начал бы рассказывать им о том, зачем я тебя послала и вообще повел бы себя как-то не так, то первым бы я пристукнула тебя и не так нежно, как профессора. Но ты мне показался искренним, хотя, наверно, доверять тебе совсем еще нельзя. Это моя женская слабость - ведь ты мне нравишься...
Она повлекла меня за собой в свою каюту.
Любовные игры под вой урагана
В каюте меня ожидал сюрприз. Там под охраной уже знакомого нам негра Варгаса находились Джерри и Синди.
- Я протестую, - громко объявил Купер-младший, едва мы вошли. - Это нарушение джентльменского соглашения, мистер Родригес. Зачем вы нас задерживаете?
- Да что вы, Варгас? - сказал я строго. - Разве я приказывал вам привести их силой и держать под дулом пистолета? Надо было вежливо пригласить их отужинать с нами!
- Умница! - шепнула Соледад по-испански. - Я бы не сказала лучше!
- Простите, сэр, - с подобострастием, немного переигрывая, ответил Варгас, - вы ведь наказали бы меня, если бы я не привел их.
- А ты и так будешь наказан, - сказал я. - Тысяча долларов штрафа!
- Есть, сэр! - Варгас удалился.
- Прости его, дорогой, - "заступилась" за своего холуя Соледад. - У него пятеро детей, две жены и четыре любовницы. Надо же ему всех их кормить.
- Господь не разрешил многоженства, - проворчал я.
- Скажите, мистер Родригес, - поинтересовался Джерри, - это здесь так принято - ужинать в три часа ночи?
- Вовсе нет, - ответила Соледад, одарив Джерри улыбкой. - Просто мне хотелось немного развлечь вас.
- Мы уже спали, когда ввалился этот ваш Варгас, - пожаловалась Синди, лучшего развлечения для нас вы не могли придумать?
- Бедняжка! - посочувствовала Соледад. - И конечно, этот дурачок напугал вас в самый неподходящий момент?
- Нет, - ответил Джерри с некоторым смущением, - мы просто спали, и у нас не было "неподходящих моментов", на которые вы намекаете, но разве будить людей в три часа ночи - это по-человечески?
- Боже мой, - всплеснула руками Соледад, - мы так виноваты перед вами! Мы просим прощения, верно, Энджел?
- Да, да, - кивнул я, но понял по взгляду Соледад, что отпускать их на "Дороги" не следует.
- Давайте все-таки поужинаем вместе? - радушно предложила Соледад. - В конце концов, завтра нам необязательно вставать рано. Мы посидим, побеседуем, расскажем друг другу массу интересного, выпьем хорошего вина... жизнь слишком хороша, чтобы тратить много времени на сон. Ведь сон - это почти смерть.
- Ну, Бог с вами, - согласился Джерри, - давайте посидим...
Соледад явно пыталась его очаровать, но зачем ей это было нужно - я не понимал.
Вновь явился Варгас, прикатив сервировочный столик, на верхней крышке которого стояло с десяток тарелочек, нагруженных салатами и горками бутербродов, а на нижней тонко звякало два десятка разных бутылок.
- Что будете пить? - осведомился я так профессионально, будто всю жизнь работал барменом.
Джерри приглядывался к этикеткам близорукими глазами, но называть напиток не спешил, видимо, ждал, что попросит Синди. Та, в свою очередь, не решалась выбрать, пока ее суженый не сделает свой выбор.
- Рекомендую шотландское виски, - сказал я, поскольку после посещения трюма и воспоминаний о судьбе профессора Бьернсона, мне удивительно захотелось напиться. К размышлениям о том, как, наконец, нашел свое успокоение несчастный ученый, у меня очень заметно примешивалось беспокойство о собственной судьбе.
Почему-то все приняли мое предложение. Когда шестидесятиградусный напиток, разбавленный содовой, проник в кровь, облегчил голову от лишних мыслей и снял с языка некую скованность, я ощутил себя свободным человеком. Правда, и при этом я по-прежнему не забывал, кем меня назначила Соледад и насколько зависит от нее моя жизнь. Сама же Соледад слегка порозовела и подобрела.
- Давайте дружить домами! - предложила она. - Мы ведь теперь компаньоны, не правда ли? Конечно, может быть, мы вели себя слишком грубо и бесцеремонно. Но что делать? Мы с Энджелом начинали на пустом месте, а вы, Джерри, наследуете семейное дело с богатым прошлым. За вами - несколько поколений людей с университетами, а у нас и у самих нет дипломов. Дорога в ваш круг была бы нам закрыта.
Да как же она смотрит на Джерри?! Будь я на самом деле ее мужем, то уже придавил бы и ее, и его. Не хочет ли она под шумок забраться в кресло мистера Джералда-старшего, царствие ему небесное? Да, но тогда я и Синди лишние. Нам придется прогуляться на Акулью отмель.
- Джерри, - с заметной ревностью в голосе произнесла Синди, заметив, что ее будущий супруг глядит в глаза Соледад. Парень явно окосел, а выпивший интеллектуал, как правило, вдвое глупее нормального человека.
- Джерри, - теперь уже с беспокойством повторила мисс Уайт, опасаясь, видимо, что так и не станет миссис Купер, - ты не думаешь, что смотреть на замужнюю даму в присутствии собственной невесты следует несколько менее пристально?
- Да-да... - рассеянно кивнул Джерри и закрыл рот, но куда ему было отвязаться от взгляда Соледад!
- Ну почему вы так ревнивы, мисс Уайт? - иронически спросила Соледад. Почему бы мистеру Куперу не посмотреть на то, что привлекает его внимание? Хотя у него, между прочим, вероятно, есть более веские основания сомневаться в вашей неизменной привязанности...
- Что вы имеете в виду, Соледад? - встрепенулась Синди.
- Боже мой, - улыбнулась Соледад ядовито, - неужели вы забыли, прелестная крошка, что некоторым образом у меня в долгу? Это, конечно, сущая мелочь, но вы взяли без спроса то, что принадлежало мне. Теперь вам, наверно, стало яснее?
Бедная беляночка стала пунцовой.
- Что ты одолжила у миссис Родригес? - глупенько спросил Джерри, приподняв очки, съехавшие на кончик носа. - Надеюсь, это не слишком дорогая вещь?
- Нет, - как ни в чем не бывало ответила Соледад, - эта вещь самая обычная, но, повторяю, она взяла ее без спросу. Конечно, она не могла не вернуть ее мне, но все-таки подвергла некой амортизации. Будем считать, что она не заплатила мне за прокат.
- В какую сумму вы оцениваете прокат этой вещи? - Я едва не лопался от смеха, пытаясь сохранить серьезное лицо, когда Джерри достал из кармана своей курточки чековую книжку.
- Меня вполне устроило, если бы мисс Синди предоставила мне взамен аналогичную вещь.
- Разумеется, я ничего не имел бы против, - захлопал глазами Джерри, разумеется, если у Синди есть такая вещь... Но о чем идет речь? Вы не могли бы показать мне эту вещь, миссис Родригес?
- О, пожалуйста! - ухмыльнулась чертовка и попросила: - Встань, Энджел!
Я встал, не очень поняв, что она собирается делать, а Соледад легким жестом распахнула "молнию" на моих шортах, четким рывком приспустила мои плавки и показала Джерри то, что якобы позаимствовала у нее Синди. Очки у мистера Джералда-младшего опять скользнули на кончик носа. Синди закрыла ладошками лицо, а я так обалдел на несколько секунд, что даже не сразу успел отобрать у Соледад свое личное имущество.
Джерри сидел с открытым ртом, потом совершенно неожиданно взял бутылку виски и наполнил до краев огромный стакан из-под апельсинового сока, куда вошло чуть ли не все, что еще было в бутылке. Затем он это выпил единым духом, не отрываясь. После этого глаза его стали смотреть в разные стороны и выражение лица стало таким, будто его ударили по голове кувалдой. Он сделал какое-то нескоординированное движение - может быть, хотел меня ударить? - но вместо этого упал под стол.
- Так, - разочарованно сказала Соледад, - я была о нем лучшего мнения. Посмотри, Синди, он жив хотя бы?
У меня тоже появились опасения относительно здоровья Джерри. Падал он на редкость неудачно, так, как падают либо куклы, набитые трухой, либо люди, уже перешедшие в категорию трупов. Во всяком случае, я не хотел бы так треснуться об пол затылком.
Синди пошлепала жениха по щекам, он пробормотал что-то невнятно и пополз по полу куда-то под кровать.
- Не стоит его трогать, - заметила Соледад, - если мы начнем его ворочать, у него может начаться рвота. Пусть спит... Итак, вернемся к нашим баранам. Так что, милашка Синди, как насчет того, чтобы отдать должок?
- Но ты же видишь, - развела руками Синди, - он спит! Он неплохой парень, но ведет себя, как дурак. То, видишь ли, ревновал меня к Мэри, то теперь... А ты уж не могла обставить дело как-нибудь поприличней? Предложила бы мне, например, поразвлечься с Энджелом...
- Ишь, как тебе понравилось! - проворчала Соледад. - Не-ет, малышка! Долг я возьму с тебя совсем по-другому. Энджел останется сегодня без сладкого, поскольку он изменил своей верной женушке аж три раза подряд, и никому из вас, дурочек, не сознался, что женат, до тех пор пока я не вынудила его это сделать. Но я-то не буду лишать себя удовольствия и постараюсь заменить тебе Мэри, кошечка!
- Подумаешь, испугала! - сказала Синди, подбочениваясь. - Ну попробуй, попробуй!
Могла начаться драка, в которой у отважной, но слишком пухленькой и слабенькой Синди не было никаких шансов одолеть поднаторевшую в этих делах Соледад. Вспомнив, какую школу мордобоя моя самозваная супруга прошла в тюрьме, я пожалел Синди и остановил решительную Соледад.
- Ну не будь такой сердитой, моя золотая! Ты же пришибешь ее одним пальцем, ей-Богу! Такой чудесный вечер, а вы ссоритесь. И из-за чего? Из-за того, что крошка Синди один разочек попользовалась чужим имуществом... Но не сломала же она его, верно? Ты сама могла убедиться. Ведь эта штука работала нормально, не так ли?
- Ты порядочная свинья, Анхель! - сказала Соледад по-испански, чтобы не поняла Синди. - Ведь знаешь, что я тебе ни в чем не могу отказать... А эта маленькая нахалка заслуживает хорошенькой порки!
- Ну будь милосердна, - сказал я с легким подобострастием, - ты же великая женщина! Все великие женщины были милосердны, об этом я в книжках читал.
- Ты, оказывается, что-то читал? - хмыкнула Соледад. - Ручаюсь, что последняя твоя книжка была прочитана еще в начальной школе.
- Вовсе нет... - обиделся я. - Разве я не умею говорить, как начитанный?
- Наслушавшись по телевидению, как говорят в английских фильмах, ты не перестал от этого быть балбесом-янки.
- Можно подумать, что ты воспитывалась в Оксфорде...
- Ну, в католическом приюте я неплохо училась, хотя и хулиганила. И моя английская речь - оттуда. Я еще и по-французски говорю.
Бедная Синди не понимала ни черта, переводила глаза с меня на Соледад и с Соледад обратно на меня, ожидая, что мы вцепимся друг другу в морду. Она слышала испанскую речь, которая для англоязычного уха звучит как перебранка, даже при вполне мирном диалоге.
- Ладно, - хмыкнула Соледад, - я помилую ее. Но в наказание ты будешь спать с нами обеими, так, как это было с Марселой... Нет, это уже было... Ба, это же так просто, надо позвать еще и Марселу.
Она открыла дверь, прошла по коридору несколько шагов и распахнула дверь. Через минуту она появилась оттуда, подталкивая впереди себя заспанную Марселу.
- Чего ты спать-то не даешь? - ворчала креолка. - Совсем сдурела! Другая бы к себе привела пять мужчин, а этой нужно трех женщин для одного...
Тем не менее она пришла к нам.
- Какое страшное социальное неравенство! - сказал я, еще раз решив сыграть в коммуниста. - Там внизу, в трюме, сорок здоровых мужчин вынуждены пользоваться одной-единственной тощей шведкой, а здесь у меня - целый гарем. Только Мэри не хватает...
- О, какие мы устроим любовные игры под свист урагана! - мечтательно закатила глаза Соледад.
- Мэри некогда, - сказала Синди, - она ремонтирует компьютеры, которые вы испортили.
- Как славно! - вырвалось у меня. Тем не менее Соледад была настроена решительно. Она начала наливать виски, бренди и водку, собираясь, видимо, напоить всех до свинского состояния. Это облегчило общение. Я медленно стал погружаться в некий голубоватый туман, из которого то и дело проглядывало одно из трех женских лиц, тоже хмельных и постепенно принимающих плотоядное выражение. Какие произносились слова - я не помню, вероятно, к счастью, потому что иначе умер бы от стыда. Много ли я говорил? Вероятно, много, но еще больше я действовал руками и ногами. Из воспоминаний слуховых хорошо сохранился в памяти визгливый хохот, который исторгался из женских глоток, из обонятельных - удушливо-приятный (бывает, очевидно, и такой), запах пота, духов, перегара, косметики и еще чего-то, сугубо женского. Наконец, осязательная память сохранила лишь одно - кожу, гладкую, голую, влажную и горячую. И еще волосы светленькие, принадлежавшие Синди, мягкие и шелковистые, а также жесткие, шуршащие, а в некоторых местах и колючие - Марселы и Соледад. Кожи и волос, как мне казалось, было так много, что временами чудилось - весь мир только из них и состоит. Я вообще и по сей день не могу точно определить, где проходила грань между пьяным бредом, сном и явью. Три пары грудок, различавшихся объемом и цветом кожи, три пары ног, неутомимых и жадных, три живота, шесть ягодиц вся эта масса весьма приятных и полезных вещей с ужасающей простотой и откровенностью была предоставлена мне в пользование. Впрочем, скорее всего, чтобы описать мое положение, нужно изобразить человека, скачущего сразу на трех лошадях. Это было грандиозное родео! Вероятно, если бы в каюте стояла видеокамера, последовательно запечатлевавшая все чудеса, которые происходили в эту ночь под вой урагана в скалах и снастях, то назавтра мы бы смотрели этот фильм с величайшим интересом, удивляясь и восхищаясь. По-моему, Соледад подсыпала мне какие-то таблетки, от которых я приобрел фантастическую потенцию, но тем не менее пальцы обеих рук все время куда-то лезли, что-то гладили, чесали, дергали, щипали... Губы и зубы партнерш рвали меня на куски, их ладошки и ногти терзали меня со всех сторон. Можно было видеть, и не раз, как Соледад начинала ласкать Синди, Синди - Марселу, Марсела - Соледад. Этот копошащийся клубок змей, в который затянули меня, тихого и мирного удава, перемял все белье, заляпал его пятнами поплывшей туши, помадой, вином, сигаретным пеплом, а также всякими иными веществами. Видения паровой машины, отбойного молотка, шомпола, прочищающего ствол оружия, постоянно носились у меня в голове...
В общем, счастье великое, что я остался жив и здоров.
Очнулся я, когда белесый свет проник сквозь иллюминатор. Я оглядел помещение, выбрался из-под груды тел, невнятно проворчавших что-то и вновь захрапевших. По полу катались в такт легкой качке судна пять или шесть разных бутылок, белели осколки расколотой тарелки, маслянисто блестели рваные куски фольги от плиток шоколада и использованные презервативы. Я насчитал восемь штук, а девятый снял чуть позже.
За иллюминатором, покрытым водяными каплями, было мрачно и сыро. Низко, едва не цепляясь за скалы, окружавшие лагуну, неслись облака, серые и рваные, словно вата, которой протерли грязную кожу. По лагуне ходили заметные волны, бились о скалы, качали пришвартованные друг к другу "Орион" и "Дороти". Однако эти волны были совсем ничтожными, если сравнивать их с теми, что с ревом и пушечным грохотом бились в берег с внешней стороны, там, где океану не было преград. Водяная пыль клубилась над скалами, ветер нес ее над лагуной, обрушивал на джунгли, на палубы и надстройки яхт. На горе, открытой ветру, деревья пригнулись, словно трава, с них срывало листья и целые ветки, а те, что стояли отдельно, были повалены и выворочены с корнем.
Я хлебнул стаканчик бренди, прополоскал рот остатком содовой. Можно было продолжать спать, но тут зашевелилась Марсела, лежавшая с краю, похлопала глазами, встала, почесала себя между ногами и, сонно пошатываясь, зашлепала босиком в туалет. Оттуда она переместилась в душ, долго мылась, затем вытиралась полотенцем Соледад и наконец выбралась обратно, чистенькая и посвежевшая.
- Ну, мы вчера и дали... Прямо фак-сейшн какой-то, - сказала Марсела, сдирая за колечко крышку с пивной банки. - Такое я только с Хорхе дель Браво помню, да и Соледад, наверно, тоже. Как уж тебя хватило? Смотри, у тебя даже вон тут помада...
Помада была на том месте, которое мусульмане и иудеи предпочитают удалять по религиозному обычаю. Там же прилипли два волоска, черный и золотистый.
- Опять прицепились! - проворчал я, вспомнив, как Марсела позавчера чуть-чуть не перестреляла всех из-за такого же приставшего золотистого волоска. На сей раз Марсела была терпимее.
- Это не мой, - сказала она, смахивая черный волосок, - у меня такие еще не выросли... Это Соледад себе метелку нарастила. Смотри, наловим мы с нее чего-нибудь... Хорхе рассказывал, что ему пришлось однажды выводить насекомых из-за этой канальи.
- Кстати, - отгоняя от себя неприятные предположения, спросил я, интересно, как там сейчас на Хайди?
- Я вчера слушала транзистор у Варгаса, - сообщила Марсела. Гран-Кальмаро передавало, что партизаны уже окружили Сан-Исидро. Может, только ураган им помешает взять столицу.
- Интересно, Лопес уже удрал с острова или нет?
- Он будет держаться до конца, и дель Браво не уйдет, - сказала Марсела уверенно.
- Почему? Что же они, жить не хотят? Их ведь растерзают, даже если суд оправдает...
- Просто я их очень хорошо знаю. Ну, Лопеса, конечно, нет, а вот Хорхе... Впрочем, Лопес и Хорхе дель Браво - это одно и то же, это два пальца на одной руке. Понимаешь, я никак не могла понять, откуда у них столько денег. Я, конечно, не бизнесмен, но кое-что знаю о ценах, курсах и так далее. Я думаю, что всего бюджета острова не хватило бы на то, чтобы, оборудовать хотя бы одну асиенду, такую, как "Лопес-23". Все, что понастроено там, под землей, это слишком дорого, намного дороже, чем могли бы себе позволить правители такой маленькой страны. К тому же из-за нашей диктаторской власти мало кто делает вложения, а кредиты нам и вовсе почти не давали.
- Но кто-то же делал вложения? - спросил я. - Ведь деньги откуда-то пришли, верно?
- И мне кажется, что теперь я знаю, откуда. Хотя и не уверена... - Марсела замялась.
- Ладно, скажи хотя бы, что ты предполагаешь! - потребовал я, чувствуя, что эта смугляночка поможет мне понять, во имя чего завертелась вся эта карусель.
- По-моему, где-нибудь там, в зоне "Зеро", какой-то супербанк мафии, наркобаронов, нацистов или еще кого-нибудь. Причем не просто банк, а хранилище золота и драгоценностей. Может быть, это они про запас положили, может - на черный день, но только положили, а Лопеса поставили сторожем. Я думаю, что они, эти боссы, потому и понастроили под землей все эти дворцы, что приберегают их для себя на случай атомной войны.
- Хм, - сказал я, ощутив легкий озноб, несмотря на жару, царившую в каюте. - А не слишком ли мы фантазируем?
- Не знаю, - пожала плечами Марсела, - только я знаю точно, что Хорхе и Лопес - это только пальцы, а рука, которая ими двигает, очень далеко. Если тебе не очень противно, я расскажу один случай... Только ты не будешь ругаться?
- С чего я должен ругаться?
- Ну, потому, что я не хочу, чтобы ты подумал, будто я совсем уж бесстыжая. Мужчины - народ ревнивый...
- Можно подумать, что я не знаю, какие у тебя отношения были с дель Браво!
- Дело не в этом... Когда речь ид сто работе, я ничего не стесняюсь. Я шлюха, это моя профессия. Я могу спокойно рассказать тебе, кто и как меня трахал, сколько платил и какие слова говорил. А тут получилось вот что. Хорхе, всего за несколько дней до того как решил меня выставить, почему-то был очень нежный, добрый и вообще сам на себя не похожий. Несколько ночей... в общем, мне показалось, что он меня любит, потому что мне с ним было очень хорошо. Вот этого я и стесняюсь...
- Ты влюбилась в него? - спросил я как можно равнодушнее.
- Да... - потупилась эта скромница, которой, кажется, очень захотелось, чтобы я ее поревновал. Но, к сожалению для нее, ревновать я был не в состоянии, потому что жаждал узнать не о ее чувствах к Хорхе дель Браво, а о том, какой же все-таки случай привел ее к мысли, что Лопес и дель Браво чьи-то марионетки. Однако женщине кажется важным в данной ситуации совсем не то, что мужчине. Возможно, я так ничего и не узнал бы, если бы на моем лице не появилось выражение досады. Досадовал я лишь на то, что Марсела тянет с изложением сути дела, но Марселе-то казалось, что я ревную! И, ободренная тем, что я к ней неравнодушен, глупышка, наконец, приступила к рассказу о том, чего я ждал: