Страница:
Остальных тоже припахали. Кроме тех шестерых, бывших «отдыхающих», которым предстояло специальное задание.
Лузе Болт дал десять минут на приведение штанов в уставной порядок.
Зашить их детинушка, конечно, не сумел, потому как после первой попытки заметать шов штаны во время примерки так натянулись, что стало ясно — лопнут на втором или третьем шагe. Но тут гуманитарную помощь братану оказал Гребешок, углядев среди тех жмуров, которых Гусь еще не оприходовал в яму, одного с достаточно объемной задницей. Штаны оказались более-менее чистые, но Луза некоторое время упирался и гудел, что уже знает, что такое площицы, потому что однажды поймал их в сауне. Для Лузиного спокойствия штаны попрыскали каким-то средством от насекомых, и он в них влез без особого скрипа. Правда, покойный майомбе оказался коротконогим, и ноги у Лузы до середины икр остались голыми.
Детинушка опять забасил: комары-де зажрут и мухи закусают. Хитромудрый Гребешок и тут не остался в стороне. Он откромсал штурмовым ножом по куску штанин от старых Лузиных шаровар и очень удачно приметал их к трофейным. Камуфляж, правда, был разной расцветки и разных тонов, но тем не менее Луза остался доволен.
После того как инцидент со штанами был исчерпан, Болт начал вызывать по рации Васку Луиша. Тот ответил минут через пять и доложил, что получил из Редонду-Гонсалвиша все инструкции, а минут через двадцать будет здесь.
— Смотри, осторожнее, — предупредил Болт. — Там по кустам не все подчищены.
— Мне обещали Федю прислать. Он как раз там болтается, — отозвался команданте. — Высадит меня и повезет остальных в столицу.
— А вы тут сесть сможете? — усомнился Болт. — Мы тут напахали от всей правды…
— Ну, зависнем метра на полтора, в случае чего — спрыгну.
Когда связь отключилась, Болт проворчал:
— Ну-ну, как же он с больной ногой сигать будет?
— А так же, как бегать! — заметил Налим. — Бегает-то он, как лось по тайге! И с вертолета спрыгнет.
Действительно, минут через двадцать со стороны Муронго послышалось хорошо знакомое урчание и посвистывание «вось-мухи», она летела низковато, не выше двухсот, а то и полутораста метров. Все с опаской посматривали на блоки НУРС, а Богдан с тоской — на свой ГВЭП. Был бы прибор в исправности, небось оператор уже знал бы, кто там рулит — Лапа или супостат.
— Чи та, чи не та? — Богдан, подкативший на «Урале» с «Градом», сдвинул на ухо каску, чтоб почесать в затылке. — Братва, а он не на боевой ложится? — скромно предположил Топорик. — Сейчасчесанет нехуже,чемуВолоди получится.
— Лапа это! — оборвал болтунов Болт. — Низко идет, потому что поляков боится. А они небось второй день в запое.
Действительно, вскоре и Таран узнал знакомую «вертушку». И тут произошло то, чего никто не ожидал.
Никита Ветров, который всего несколько минут назад весело хохотал вместе с остальными над Лузиной «катастрофой», неожиданно схватился за живот, скорчился и, побледнев, осел на землю.
— Снайпер! Всем укрыться! — рявкнул Болт, хотя выстрела никто не слышал.
— Н-нет! — пробормотал Ветров. — Меня раньше достали, только я не почувствовал сначала. А тут камень хотел положить на бруствер, она и сработала… Обидно! В Чечне полгода — ничего такого.
Выснилось, что маленький осколок — скорее всего, от подствольной гранаты! — залетел Никите снизу под бронежилет и угодил в живот, куда-то в район печени. Снаружи виднелась только узкая ранка, больше похожая на царапину, но опытный Болт, соображавший в ранах не хуже медика (фельдшера, как минимум!) сурово сказал:
— Полостное! С такими царапками не воюют. Спасибо еще, что Лапа на подлете… С почином, братва! Трехсотый уже есть…
Пока Ветрова перевязывали, а сам он поскрипывал зубами от боли, Лапа нашел-таки более или менее ровную площадочку и приземлил «восьмуху». Из открывшейся дверцы выскочил Васку Луиш, а затем дружно помахали руками Климковы. Но высаживаться и лобызаться не стали. Сперва занесли раненого, а потом Механик чуть ли не пинками подогнал к двери долговязую дочурку. Лида обняла папочку и, смахивая слезинки, влезла в кабину. Федя Лапа тоже помахал рукой через блистер, его аппарат усерднее завертел лопастями и потянул вверх.
Некоторое время все дружно глядели ему вслед, мысленно желая успешно долететь до столицы, но Болт, уже переговоривший о чем-то с Васькой, мрачно объявил:
— «Отпускники», строиться!
Все шестеро встали по ранжиру. Точно так же, как стояли в Тарановом сне перед вождем племени муронго.
— Так, — сказал Болт. — Сейчас вы выступаете на выполнение специальной задачи. Командовать группой будет Васку Луиш, который знает район и выведет вас туда, где вам предстоит действовать. Однако сути вашей задачи он не знает. Я тоже не в курсе дела. Что и как — известно только одному человеку, и он находится среди вас. Мне конкретного имени не передали, ведено только назвать слово-пароль всем шестерым. Гражданин, которому известно, зачем оно нужно, поделится своими познаниями только в районе цели, куда вы должны выйти не позднее, чем в 23.00, то есть через четыре часа. Итак, называю слово-пароль.
«Диамант»!
Часть III. ОПЕРАЦИЯ «ДИАМАНТ»
ВАСЬКИНЫМ КУРСОМ
Лузе Болт дал десять минут на приведение штанов в уставной порядок.
Зашить их детинушка, конечно, не сумел, потому как после первой попытки заметать шов штаны во время примерки так натянулись, что стало ясно — лопнут на втором или третьем шагe. Но тут гуманитарную помощь братану оказал Гребешок, углядев среди тех жмуров, которых Гусь еще не оприходовал в яму, одного с достаточно объемной задницей. Штаны оказались более-менее чистые, но Луза некоторое время упирался и гудел, что уже знает, что такое площицы, потому что однажды поймал их в сауне. Для Лузиного спокойствия штаны попрыскали каким-то средством от насекомых, и он в них влез без особого скрипа. Правда, покойный майомбе оказался коротконогим, и ноги у Лузы до середины икр остались голыми.
Детинушка опять забасил: комары-де зажрут и мухи закусают. Хитромудрый Гребешок и тут не остался в стороне. Он откромсал штурмовым ножом по куску штанин от старых Лузиных шаровар и очень удачно приметал их к трофейным. Камуфляж, правда, был разной расцветки и разных тонов, но тем не менее Луза остался доволен.
После того как инцидент со штанами был исчерпан, Болт начал вызывать по рации Васку Луиша. Тот ответил минут через пять и доложил, что получил из Редонду-Гонсалвиша все инструкции, а минут через двадцать будет здесь.
— Смотри, осторожнее, — предупредил Болт. — Там по кустам не все подчищены.
— Мне обещали Федю прислать. Он как раз там болтается, — отозвался команданте. — Высадит меня и повезет остальных в столицу.
— А вы тут сесть сможете? — усомнился Болт. — Мы тут напахали от всей правды…
— Ну, зависнем метра на полтора, в случае чего — спрыгну.
Когда связь отключилась, Болт проворчал:
— Ну-ну, как же он с больной ногой сигать будет?
— А так же, как бегать! — заметил Налим. — Бегает-то он, как лось по тайге! И с вертолета спрыгнет.
Действительно, минут через двадцать со стороны Муронго послышалось хорошо знакомое урчание и посвистывание «вось-мухи», она летела низковато, не выше двухсот, а то и полутораста метров. Все с опаской посматривали на блоки НУРС, а Богдан с тоской — на свой ГВЭП. Был бы прибор в исправности, небось оператор уже знал бы, кто там рулит — Лапа или супостат.
— Чи та, чи не та? — Богдан, подкативший на «Урале» с «Градом», сдвинул на ухо каску, чтоб почесать в затылке. — Братва, а он не на боевой ложится? — скромно предположил Топорик. — Сейчасчесанет нехуже,чемуВолоди получится.
— Лапа это! — оборвал болтунов Болт. — Низко идет, потому что поляков боится. А они небось второй день в запое.
Действительно, вскоре и Таран узнал знакомую «вертушку». И тут произошло то, чего никто не ожидал.
Никита Ветров, который всего несколько минут назад весело хохотал вместе с остальными над Лузиной «катастрофой», неожиданно схватился за живот, скорчился и, побледнев, осел на землю.
— Снайпер! Всем укрыться! — рявкнул Болт, хотя выстрела никто не слышал.
— Н-нет! — пробормотал Ветров. — Меня раньше достали, только я не почувствовал сначала. А тут камень хотел положить на бруствер, она и сработала… Обидно! В Чечне полгода — ничего такого.
Выснилось, что маленький осколок — скорее всего, от подствольной гранаты! — залетел Никите снизу под бронежилет и угодил в живот, куда-то в район печени. Снаружи виднелась только узкая ранка, больше похожая на царапину, но опытный Болт, соображавший в ранах не хуже медика (фельдшера, как минимум!) сурово сказал:
— Полостное! С такими царапками не воюют. Спасибо еще, что Лапа на подлете… С почином, братва! Трехсотый уже есть…
Пока Ветрова перевязывали, а сам он поскрипывал зубами от боли, Лапа нашел-таки более или менее ровную площадочку и приземлил «восьмуху». Из открывшейся дверцы выскочил Васку Луиш, а затем дружно помахали руками Климковы. Но высаживаться и лобызаться не стали. Сперва занесли раненого, а потом Механик чуть ли не пинками подогнал к двери долговязую дочурку. Лида обняла папочку и, смахивая слезинки, влезла в кабину. Федя Лапа тоже помахал рукой через блистер, его аппарат усерднее завертел лопастями и потянул вверх.
Некоторое время все дружно глядели ему вслед, мысленно желая успешно долететь до столицы, но Болт, уже переговоривший о чем-то с Васькой, мрачно объявил:
— «Отпускники», строиться!
Все шестеро встали по ранжиру. Точно так же, как стояли в Тарановом сне перед вождем племени муронго.
— Так, — сказал Болт. — Сейчас вы выступаете на выполнение специальной задачи. Командовать группой будет Васку Луиш, который знает район и выведет вас туда, где вам предстоит действовать. Однако сути вашей задачи он не знает. Я тоже не в курсе дела. Что и как — известно только одному человеку, и он находится среди вас. Мне конкретного имени не передали, ведено только назвать слово-пароль всем шестерым. Гражданин, которому известно, зачем оно нужно, поделится своими познаниями только в районе цели, куда вы должны выйти не позднее, чем в 23.00, то есть через четыре часа. Итак, называю слово-пароль.
«Диамант»!
Часть III. ОПЕРАЦИЯ «ДИАМАНТ»
ВАСЬКИНЫМ КУРСОМ
Когда Болт пожелал всем счастливого пути и удалился руководить инженерными работами, команданте сказал:
— Если совсем откровенно — в нехорошее место пойдем. Если б я не был коммунистом — и сам бы не пошел, и вас бы не повел. Чтобы туда ходить, надо очень сильно верить, что бога нет. Ну, и всяких других… духов. Сначала немного по горам полазаем, камарадуш. Вася, твой прибор нас вон туда не поднимет?
И показал на вершину ближней к перевалу горки, высотой примерно в Останкинскую башню, если мерить от отметки перевала.
Все, конечно, заржали, ибо у слова «прибор» в русском языке слишком до фига значений, в том числе и похабных, но главный «гвэпщик» все принял всерьез.
— Нет, — сказал Лопухин, — во-первых, высота слишком большая, во-вторых, ресурс исчерпан, а в-третьих, я ГВЭП отдал ребятам. Им он нужнее будет.
— Тогда придется старым способом подниматься, — вздохнул команданте.
Еще перед построением всех семерых разгрузили от лишнего оружия — особенно Ваню с Валетом. Они оставили защитникам геревала свои «ПК» и «РПГ-9» с боекомплектом и вооружились автоматами с подствольниками. Правда, им добавили груз альпинистского снаряжения: солидную бухту веревки, крючья, карабины, молотки и еще какие-то железяки. Луза, вестимо, оставил «АГС-17», но ему навесили вместо него тот пулемет, который Гребешок стырил с разбежавшегося блокпоста. Тарана избавили от «мухи» и одного патронташа с подствольными гранатами. — За мной, в колонну по одному — марш! — скомандовал команданте, и все двинулись, как говорится, Васькиным курсом.
Сначала он вывел их на довольно широкое, пологое и гладкое «ребро» горы, начинавшееся слева от перевала. Ниже по склонам зеленели джунгли, здесь виднелись только редкие кустики и выгоревшая трава. Чем выше поднимались, тем меньше становилось травы и кустов, тем чаще попадались каменюки. Тропы тут, конечно, никакой не было, но не надо думать, будто «идти по ребру» означает, что они шли по чему-то, подобному острию ножа, балансируя над двумя пропастями.
Нет, это самое «ребро» местами доходило до сотни метров в ширину, уж во всяком случае, уже двадцати нигде не было. Подъем тоже был вовсе не крутой, просто шли себе пешком в горку и даже довольно быстро. Первые два километра прошли за полчаса, не больше. Солнце уже не пекло, воздух тут, наверху, был заметно попрохладнее, да еще и ветерок приятно обвевал. Никакой разреженности воздуха еще и близко не чуялось, горки здешние и до 1500 метров не доходили.
После всей этой езды со стрельбой и бомбежкой нынешний марш воспринимался почти как продолжение приятного время-провождения в Муронго.
Гребешок уже какую-то песню про Домбай замурлыкал. Вася Лопухин, идучи позади Юрки, изредка посматривал на ДЛ, но явно реже, чем прежде. Луза, обнаружив в кармане трофейных штанов — не надо забывать, снятых с убитого! — вскрытую пачку картофельных чипсов, помаленьку хрупал их на ходу. Он щедро предлагал эти чипсы и Гребешку, и Тарану, и Васе, и даже «командарму», но все вежливо отказывались.
Ваня и Валет без команды начальника пищу не принимали, а Вася, которому они непосредственно подчинялись, сумел убедить Лузу, что чипсов совсем немного и будет лучше, если Сева их сам слопает.
Наиболее напряженно смотрелось лицо Васку Луиша. Может, остальные этого не замечали, потому что он старался не показывать своего волнения, ибо сочетал в одном лице и командира, и проводника. То есть, по идее, должен был представлять собой человека, наиболее уверенного в себе и решительного. Более того, то, что с ним в этот поход отправились именно те, кто не испытывал никаких сомнений в его искренности, а все бузотеры типа Агафона и Гуся, способные учинить «бунт на корабле», остались на перевале, должно было укрепить его авторитет в собственных глазах. Однако, несмотря на все эти обстоятельства, Васку Луиш явно терзался не то сомнениями, не то неуверенностью, а иногда Юрке казалось даже, что команданте испытывает страх. Очень похожий на тот, который отмечался в Муронго, когда Васку общался с тамошним вождем.
Соответственно, если то место, куда Васку сейчас ведет бывших классовых братков, «нехорошее» с точки зрения дедушки-колдуна, то команданте сейчас испытывает очень сильную внутреннюю борьбу. Марксистский атеизм, который он, похоже, искренне впитал в себя — куда прочнее, может быть, чем грешные россияне! — сцепился с древнеафриканскими культами, которых никакое католическое просвещение вышибить не могло. Впрочем, может, и падре не зря старался. Дедушка Домингуш хоть и ходит в революционной шапочке, но крестик тоже носит. У команданте, когда он купался, Таран крестика не заметил, но, может, он у него, как говорится, «в душе»? Может, он и в Москве пару раз в костел Св. Людовика забегал? Допустим, перед экзаменом по научному атеизму, чтоб «пятерку» вымолить…
Впрочем, если б Васку Луиш только слышал о том, что это самое место, куда они направляются, пользуется дурной славой, то сумел бы без особого труда подавить всякие пережитки шаманизма и католицизма в собственной душе. Учение Маркса всесильно, потому что оно верно — и все «жаибиш», как выражался Васька в самолете. Однако совсем другое дело, ежели он наверх няка знал, что они направляются в проклятое место, где случается нечто, не вписывающееся в марксистско-ленинскую теорию. Причем знал на собственном, а не на бабушкином опыте.
Именно в этом случае, как представлялось Юрке, он и должен был испытывать всякие сомнения-метания-шатания. Возможно, немногим меньшие, чем сам Таран, после того как во сне увидел Полину и узнал о своей «избранности» от дедушки Домингуша.
Кому же начальство передало пароль «Диамант»? Лузе с Гребешком — навряд ли, Ване и Валету — тоже, Тарану пароль тоже ничего не открыл. Может, Лопухину?
Но почему тогда вождь муронго в Юркином «африканском сне» именно Тарана назвал тем, кто может сделать ДЕЛО?
Четко разделившийся на семь основных цветов спектр Тарану хорошо запомнился. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.
Гребешка вождь обещал тормознуть на оранжевой линии, Лузу — на зеленой, Валета, Ваню и Васю — на голубой, Тарану предрекал проход за фиолетовую.
Нет, не мог Юрка поверить в то, что сон был чистой отсебятиной возбужденного мозга!
В этих путаных размышлениях Таран протопал еще один километр, благо дорога была удобная и особо от них не отвлекала. Небось, если б они лезли по какой-нибудь круче или вертикали, Юрка бы не забивал себе башку этими раздумьями.
Именно поэтому он прекратил размышлять, когда пологая дорожка стала помаленьку перерастать в кручу. Сперва уклон задрался до тридцати градусов, когда стало удобнее идти на четвереньках, чем на двух ногах, а затем — до сорока пяти, то есть надо было уже не идти, а карабкаться. Васку Луиш, который двигался впереди, довольно удачно выбирал места для подъема, так что назвать этот путь очень сложным было нельзя, но все же на то, чтоб подняться на 25-30 метров вверх, они потратили столько же времени, сколько на весь предыдущий километр, а взмокли значительно крепче.
Выше кручи, как Тарану показалось, должна была быть скругленная, похожая на выпуклую линзу, вершина. Снизу, от перевала, виделась именно такой и никакой иной. Да и когда Юрка выбрался с подъема на более-менее ровное место, то еще не поменял своего мнения. Единственное, что его удивило, так это то, что Васку Луиш показывает рукой как-то наискосок, даже, скорее, вниз, а Луза и Гребешок, поднявшиеся метров на пять вперед, остановились и в некотором изумлении качают головами. Ваня и Валет тоже остановились, явно дожидаясь, когда им отдадут приказ. Это, между прочим, означало, что впереди находится некое препятствие, которое они не в силах преодолеть с ходу и должны получить дополнительные ЦУ. Вася выбрался следом за Тараном и тут же спросил:
— Почему стоим?
— Отвесный спуск, — ответили биороботы хором. — Ждем команды на примение альпинистского снаряжения. Прыжок вниз опасен для биообъектов.
В принципе, если б им Вася приказал: «Игнорировать! Прыгайте!» — они бы попрыгали, хотя даже при их суперспособностях расшиблись бы в лепешку.
У этой горы не было вершины. Ни линзовидной, ни какой-либо иной. Вместо нее был огромный провал, чудовищных размеров колодец не менее двухсот, а то и трехсот метров глубиной и около сотни метров в диаметре. Столь широкий разброс мнений по поводу глубины данной ямки объяснялся тем, что дна ее просто не было видно. Этот чудовищный «стакан» был залит водой, и где под ее черной поверхностью находилось дно — Аллах ведал. Может, там всего два-три метра глубины было, а может — еще сто. При этом, хоть в этом «стакане» и имелись следы всяких там природных выветриваний-выдуваний, было четкое ощущение, что сие сооружение — искусственное.
Таран, конечно, в геологии и геоморфологии был нуль без палочки, да и физическую географию в школе учил довольно давно, но все же кое-что помнил и к тому же головой соображал, особенно после прошлогодней кавказской «командировки», когда по пещерам лазил.
Во-первых, провал по форме был почти идеальным цилиндром. Природа редко вытачивает такие правильные геометрические объемы. И кратеры вулканов, и карстовые воронки имеют, в самом лучшем случае, конусообразную форму.
Во-вторых, отсюда, с 500-метровой горки, неплохо просматривались пять-шесть сопок пониже, и ни у одной из них на вершине не просматривалось хотя бы зачатка того, что было здесь. А это означало, что никаких природных процессов, которые бы способствовали образованию этого «цилиндра», «колодца», «стакана», здесь не происходило. Все эти горки были явно одного возраста, стояли, должно быть, на одних и тех же пластах, и ежели б когда-то чего-то вдруг провалилось, то не на одной, а сразу на нескольких.
С другой стороны, предполагать, что эту цилиндрическую яму, куда можно почти полностью запрятать Эйфелеву башню — только чуток верхушка торчала бы! — за каким-то лешим выкопали люди, было очень опрометчиво.
Конечно, человек — существо странное. Некоторым гражданам, облеченным властью, за неимением серьезных проблем и имеющим в распоряжении дешевую рабсилу и в древности, и в более поздние времена, жаждалось соорудить чего-нибудь этакое, агромадное. Одни пирамиды ставили для собственного погребения, другие — Колизей, чтоб у народа были зрелища, третьи — каналы копали, в общем, каждый изгалялся, как хотел. Вполне возможно, что какой-нибудь властитель, согнав на великую стройку тысяч пятьсот рабов с кирками, лопатами и ведрами для подъема наверх битого камня, решил отрыть себе могилку поглубже и попросторнее. Могилку выкопали, но преемник этого, условно говоря, фараона (до Египта, правда, отсель далековато!) опубликовал постановление о разоблачении культа личности предшественника и преодолении его негативных последствий. Так могилку и забросили, а «фараона» похоронили обычным порядком.
Однако в здешних местах рабовладельческий строй установился только с прибытием европейцев. Даже если прочесать все джунгли, такого количества рабов тут и сейчас не наберешь, разве что привлечь всех стариков, женщин и детей грудного возраста. Ближайшее древнее государство — царство Бенин — никаких подобных сооружений не оставило.
Может, это памятник эпохи «холодной войны»? Допустим, решил дед Салазар собственный ядерный центр сгарбузовать вдали от шумной Европы. Котлован выкопали, а на остальное бюджета не хватило. Тоже не в кассу. Во-первых, спутники это дело в два счета засекли бы, и поднялся бы великий хай во всей мировой прессе. А во-вторых, наверно, тут не одну тысячу самосвалов породы надо было вывезти, десятки тонн аммонала перегрохать, дороги построить, такие следы цивилизации по тыще лет не зарастают… А тут все, похоже, с доколониальных времен никто не трогал. Тропа на горку — и то не топтана. Такое впечатление, будто это не каменная гора, а горка мокрого песка на морском берегу, в вершину которой играющий ребенок вдавил цилиндрический стаканчик или формочку. Вдавил, вынул и убежал играть в другое место, а ямка осталась дожидаться, пока ее вместе с горкой волна заровняет.
— Нам что, сюда?! — озадаченно спросил Луза.
— Возможно… — пробормотал Васку Луиш самым неуверенным тоном.
— Как же сюда спускаться? услышал Юрка вполне серьезный вопрос Гребешка, обращенный к команданте. — Надо, блин, вертолет вызывать. Отстегнуть Феде, нехай садится и взлетает, как «Воздушный Волк»…
Точно, Таран вспомнил этот штатовский сериал про супервертолет, который базировался в очень похожем колодце.
— Только Феде надо еще поплавки присобачить, — заметил Лопухин. — Чтоб мог на воду сесть…
Все посмотрели на Васку Луиша. Васька насупился и сказал:
— Это Гора Злых Духов. Предков майомбе… Они там, в пропасти, живут. И делают зло всему миру… Так старики говорят.
Наверно, последнюю фразу команданте добавил специально для россиян, чтоб они не подумали, будто он придерживается того же взгляда. Хотя, как представлялось Юрке, на самом деле Васку был убежден в правоте стариков.
— А камараду Октавиу Домингуш тоже так говорит? — спросил Таран.
— Да, — нехотя ответил команданте. — Вообще-то, он Великий колдун. Мой отец и дед тоже колдунами были, но они маленькие колдуны. А он — Великий, самый главный у нас в стране. Почти бог.
— А ты сам, братан, тоже поколдовываешь? — почти серьезно спросил Гребешок.
— Сам я не колдун, — вздохнул Васку Луиш, — образование не позволяет. Мне только немного рассказали, как сделать, чтоб духи майомбе нас не убили — и все.
— Дед Домингуш, что ли? — уточнил Гребешок.
— Не он рассказал, — все еще опасаясь, что над ним будут смеяться, ответил команданте. — Его дух. Когда мы спали, его дух сказал мне, как надо сделать, чтоб сюда пройти. Мы с ним ходили сюда… В общем, во сне. Но он сказал, что наяву все точно так же будет. Вот так оно и есть.
— Так ты раньше сюда вообще не ходил? — спросил Лопухин.
— Нет, не ходил. Сюда даже сами майомбе не ходят. Боятся.
— А почему теперь пошел?
— Потому что слова узнал. Камараду Домингуш сказал. Вы только не думайте, что я сказки рассказываю, ладно?!
— А никто и не думает, — пробухтел Луза. — Дыра-то вот она… И что, нам теперь в нее лезть надо?
— Надо. И чем скорее, тем лучше. Главные духи улетели на праздник.
Завтра вернутся, когда солнце встанет, — произнес команданте неуверенно. — Октавиу Домингуш так сказал. А в полночь мы должны сделать ДЕЛО.
— Какое? — спросил Гребешок.
— Этого я не знаю. Один из вас знает, которому понятно слово «диамант».
Не просто понимает, что это и по-русски, и по-португальски означает «алмаз», а знает, как сделать ДЕЛО. Домингуш сказал: «Он знает Истину».
— Братва! — сурово воскликнул Гребешок. — А ну колись кому пароль сообщили?
Юрка бы раскололся, но в мозгу у него по-прежнему никаких новых сведений не прибыло.
— Правильно! — загудел Луза. — Если сообщили одному то на фига всем лезть? А то захлопнут крышку — и все, писдей настанет!
— Да, — неожиданно подтвердил команданте. — Как только мы спустимся — она закроется. И если мы не сделаем ДЕЛО нам оттуда не выйти.
— Бляха-муха, — взревел детинушка. — Кто ж знает, какое ДЕЛО? Братки, не будьте ж суками! Кто знает?!
— Это небось Лопухин! — предположил Гребешок. — Он с этими ГВЭПами возится, всякие другие штучки-дрючки умеет — ясное дело!
— Нет, — покачал головой Вася. — Я ни фига не знаю.
— Врещь, — угрожающе прогудел Луза. — Рассказывай, братан, пока добром просят…
— Не нервничай, — спокойно отозвался Лопухин. — И не дергайся, а то штаны порвешь по новой.
— Ну ты, головастик! — прошипел Гребешок. — Не рано ли борзеешь?!
И потянулся, намереваясь схватить Васю за грудки.
— Назад! — твердо сказали оба биоробота, до того стоявшие безучастно, и в один прыжок оказались между Васей и Гребешком. Тот сразу попятился — с Ваней и Валетом не пошутишь. Луза тоже резко остыл и забормотал с высоты двух метров:
— Все, все, братва! Нет проблем…
— Я думаю, — сказал Вася не спеша, — что мы просто еще не подошли к тому месту, где надо будет делать это самое ДЕЛО. Пароль «Диамант» просто запустил у кого-то из нас программу, которая сработает там, на месте. А она может быть в мозгу у кого угодно. Даже у тебя, Миша. Просто кому-то надо, чтобы мы все всемером были там, внизу.
— Кому надо, духам, что ли?
— Не знаю. Команданте, ты знаешь, как спуститься?
— Да, знаю, — кивнул Луиш, похоже, малость заволновавшийся насчет единства коллектива. — То есть Домингуш объяснял. Во сне…
— Маразм! — пробормотал Гребешок. — Надо ж было втрекаться! Крыша с вами поедет, япона мать!
— Ладно, это не по делу, — отмахнулся Вася. — Время девятый чac, а мы тут базарим. Ребята на перевале за нас головы подставляют…
— Еще не подставляют, — буркнул Гребешок. — Стрельбы неслышно…
— Скоро услышишь, — заметил Луиш. — Вон она, колонна идет! Хорошо видно…
И он показал рукой вниз, где по склону соседней горки змеилась дорога.
По ней, подсвеченные лучами закатного солнца, передвигались машины. Танки, БТР, джипы, грузовики…
— Минут через сорок будут у перевала, — прикинул Луиш. — Через час — максимум. Майомбе эту горку любят. Тут их предки живут. Жарко будет!
— Усиленная рота, не меньше… — вздохнул Гребешок.
— Да! — встрепенулся Луиш. — Чуть не забыл! Сигнал дать надо. В Муронго!
И он выдернул из-за пазухи одноразовую ракетницу, дернул за шнурок, и в темнеющее небо взлетела трехзвездная красная ракета. Спустя некоторое время у самого горизонта, посреди темнозеленых джунглей, взвилось три зеленых звездочки.
— Ну, и что это значит? — спросил любопытный Гребешок.
— Это значит, что мы сюда пришли, что духи майомбе нам не помешали и что мы начали работать.
— Ладно! — проворчал Гребешок. — Раз так — полезем… Объясни только как? Тут же, блин, стенки, как в унитазе! Веревки, блин, метров сто взяли, до дна не достанет. А зацепиться не за что.
— Есть за что, — возразил команданте. — Вон там, на той бороне (он показал вправо), есть трещина. Метра полтора ши-ринои, извилистая, метров на пятьдесят вниз идет. Дальше надо Репеж по стене бить, протягивать веревку и перебираться вон тот уступ. А оттуда, по отрицательному уклону — на малень-и карниз. Его в тени не видно, но он есть. А с карниза всего ста метров до дна, даже меньше.
— Здачка для мастера спорта… — заметил Гребешок. — Ты сам-то лазил так, командан?
— Ваши учили. На Кавказе, — хмыкнул Васку Луиш.
— Мне ни хрена не слезть, — пробормотал Луза в явном смятении. — Веревка не выдержит…
— Выдержит, — возразил Таран, — мы в том году с Топориком по Кавказу лазили, и его такая же веревка вполне держала. А он, поди, не легче тебя будет.
— Пошли, хоть трещину посмотрим, — предложил Лопухин, тоже неуверенным голосом.
Пройдя вдоль края метров семьдесят, они вышли к этой самой трещине.
— Мама моя родная! — ахнул Луза.
Было отчего! На первый взгляд, лезть вниз по этой трещине было ничуть не лучше, чем просто по обрыву. Единственно, в чем преимущество — внизу, там, где трещина сужалась, имелся небольшой пятачок, чтоб встать, упираясь ногами.
Как лезть дальше — фиг знает. Потому что дальше шел участок почти гладкой стенки — если и не такой, как в унитазе, то около того! — по которой надо было двигаться наискосок, вправо и вниз метров восемьдесят до уступа, который выглядел ужас как ненадежно. Под воздействием каких-то геологических сил несколько плит и монолитов выпучились из обрыва, образовав этот самый уступ, длиной метров двадцать пять и шириной самое большее в полтора метра. У Тарана было нехорошее впечатление, что как только на этот уступ встанет двумя ногами хотя бы Вася Лопухин — о Лузе и говорить не стоит! — все эти плиты и монолиты окончательно вывернутся из обрыва и грохнутся с высоты в 150 метров на почти не различимое дно «стакана». Ведь уступ находился примерно на половине предстоящего пути в трехсотметровую пропасть. Соответственно, прямо с обрыва веревка до него не дотягивалась.
— Если совсем откровенно — в нехорошее место пойдем. Если б я не был коммунистом — и сам бы не пошел, и вас бы не повел. Чтобы туда ходить, надо очень сильно верить, что бога нет. Ну, и всяких других… духов. Сначала немного по горам полазаем, камарадуш. Вася, твой прибор нас вон туда не поднимет?
И показал на вершину ближней к перевалу горки, высотой примерно в Останкинскую башню, если мерить от отметки перевала.
Все, конечно, заржали, ибо у слова «прибор» в русском языке слишком до фига значений, в том числе и похабных, но главный «гвэпщик» все принял всерьез.
— Нет, — сказал Лопухин, — во-первых, высота слишком большая, во-вторых, ресурс исчерпан, а в-третьих, я ГВЭП отдал ребятам. Им он нужнее будет.
— Тогда придется старым способом подниматься, — вздохнул команданте.
Еще перед построением всех семерых разгрузили от лишнего оружия — особенно Ваню с Валетом. Они оставили защитникам геревала свои «ПК» и «РПГ-9» с боекомплектом и вооружились автоматами с подствольниками. Правда, им добавили груз альпинистского снаряжения: солидную бухту веревки, крючья, карабины, молотки и еще какие-то железяки. Луза, вестимо, оставил «АГС-17», но ему навесили вместо него тот пулемет, который Гребешок стырил с разбежавшегося блокпоста. Тарана избавили от «мухи» и одного патронташа с подствольными гранатами. — За мной, в колонну по одному — марш! — скомандовал команданте, и все двинулись, как говорится, Васькиным курсом.
Сначала он вывел их на довольно широкое, пологое и гладкое «ребро» горы, начинавшееся слева от перевала. Ниже по склонам зеленели джунгли, здесь виднелись только редкие кустики и выгоревшая трава. Чем выше поднимались, тем меньше становилось травы и кустов, тем чаще попадались каменюки. Тропы тут, конечно, никакой не было, но не надо думать, будто «идти по ребру» означает, что они шли по чему-то, подобному острию ножа, балансируя над двумя пропастями.
Нет, это самое «ребро» местами доходило до сотни метров в ширину, уж во всяком случае, уже двадцати нигде не было. Подъем тоже был вовсе не крутой, просто шли себе пешком в горку и даже довольно быстро. Первые два километра прошли за полчаса, не больше. Солнце уже не пекло, воздух тут, наверху, был заметно попрохладнее, да еще и ветерок приятно обвевал. Никакой разреженности воздуха еще и близко не чуялось, горки здешние и до 1500 метров не доходили.
После всей этой езды со стрельбой и бомбежкой нынешний марш воспринимался почти как продолжение приятного время-провождения в Муронго.
Гребешок уже какую-то песню про Домбай замурлыкал. Вася Лопухин, идучи позади Юрки, изредка посматривал на ДЛ, но явно реже, чем прежде. Луза, обнаружив в кармане трофейных штанов — не надо забывать, снятых с убитого! — вскрытую пачку картофельных чипсов, помаленьку хрупал их на ходу. Он щедро предлагал эти чипсы и Гребешку, и Тарану, и Васе, и даже «командарму», но все вежливо отказывались.
Ваня и Валет без команды начальника пищу не принимали, а Вася, которому они непосредственно подчинялись, сумел убедить Лузу, что чипсов совсем немного и будет лучше, если Сева их сам слопает.
Наиболее напряженно смотрелось лицо Васку Луиша. Может, остальные этого не замечали, потому что он старался не показывать своего волнения, ибо сочетал в одном лице и командира, и проводника. То есть, по идее, должен был представлять собой человека, наиболее уверенного в себе и решительного. Более того, то, что с ним в этот поход отправились именно те, кто не испытывал никаких сомнений в его искренности, а все бузотеры типа Агафона и Гуся, способные учинить «бунт на корабле», остались на перевале, должно было укрепить его авторитет в собственных глазах. Однако, несмотря на все эти обстоятельства, Васку Луиш явно терзался не то сомнениями, не то неуверенностью, а иногда Юрке казалось даже, что команданте испытывает страх. Очень похожий на тот, который отмечался в Муронго, когда Васку общался с тамошним вождем.
Соответственно, если то место, куда Васку сейчас ведет бывших классовых братков, «нехорошее» с точки зрения дедушки-колдуна, то команданте сейчас испытывает очень сильную внутреннюю борьбу. Марксистский атеизм, который он, похоже, искренне впитал в себя — куда прочнее, может быть, чем грешные россияне! — сцепился с древнеафриканскими культами, которых никакое католическое просвещение вышибить не могло. Впрочем, может, и падре не зря старался. Дедушка Домингуш хоть и ходит в революционной шапочке, но крестик тоже носит. У команданте, когда он купался, Таран крестика не заметил, но, может, он у него, как говорится, «в душе»? Может, он и в Москве пару раз в костел Св. Людовика забегал? Допустим, перед экзаменом по научному атеизму, чтоб «пятерку» вымолить…
Впрочем, если б Васку Луиш только слышал о том, что это самое место, куда они направляются, пользуется дурной славой, то сумел бы без особого труда подавить всякие пережитки шаманизма и католицизма в собственной душе. Учение Маркса всесильно, потому что оно верно — и все «жаибиш», как выражался Васька в самолете. Однако совсем другое дело, ежели он наверх няка знал, что они направляются в проклятое место, где случается нечто, не вписывающееся в марксистско-ленинскую теорию. Причем знал на собственном, а не на бабушкином опыте.
Именно в этом случае, как представлялось Юрке, он и должен был испытывать всякие сомнения-метания-шатания. Возможно, немногим меньшие, чем сам Таран, после того как во сне увидел Полину и узнал о своей «избранности» от дедушки Домингуша.
Кому же начальство передало пароль «Диамант»? Лузе с Гребешком — навряд ли, Ване и Валету — тоже, Тарану пароль тоже ничего не открыл. Может, Лопухину?
Но почему тогда вождь муронго в Юркином «африканском сне» именно Тарана назвал тем, кто может сделать ДЕЛО?
Четко разделившийся на семь основных цветов спектр Тарану хорошо запомнился. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.
Гребешка вождь обещал тормознуть на оранжевой линии, Лузу — на зеленой, Валета, Ваню и Васю — на голубой, Тарану предрекал проход за фиолетовую.
Нет, не мог Юрка поверить в то, что сон был чистой отсебятиной возбужденного мозга!
В этих путаных размышлениях Таран протопал еще один километр, благо дорога была удобная и особо от них не отвлекала. Небось, если б они лезли по какой-нибудь круче или вертикали, Юрка бы не забивал себе башку этими раздумьями.
Именно поэтому он прекратил размышлять, когда пологая дорожка стала помаленьку перерастать в кручу. Сперва уклон задрался до тридцати градусов, когда стало удобнее идти на четвереньках, чем на двух ногах, а затем — до сорока пяти, то есть надо было уже не идти, а карабкаться. Васку Луиш, который двигался впереди, довольно удачно выбирал места для подъема, так что назвать этот путь очень сложным было нельзя, но все же на то, чтоб подняться на 25-30 метров вверх, они потратили столько же времени, сколько на весь предыдущий километр, а взмокли значительно крепче.
Выше кручи, как Тарану показалось, должна была быть скругленная, похожая на выпуклую линзу, вершина. Снизу, от перевала, виделась именно такой и никакой иной. Да и когда Юрка выбрался с подъема на более-менее ровное место, то еще не поменял своего мнения. Единственное, что его удивило, так это то, что Васку Луиш показывает рукой как-то наискосок, даже, скорее, вниз, а Луза и Гребешок, поднявшиеся метров на пять вперед, остановились и в некотором изумлении качают головами. Ваня и Валет тоже остановились, явно дожидаясь, когда им отдадут приказ. Это, между прочим, означало, что впереди находится некое препятствие, которое они не в силах преодолеть с ходу и должны получить дополнительные ЦУ. Вася выбрался следом за Тараном и тут же спросил:
— Почему стоим?
— Отвесный спуск, — ответили биороботы хором. — Ждем команды на примение альпинистского снаряжения. Прыжок вниз опасен для биообъектов.
В принципе, если б им Вася приказал: «Игнорировать! Прыгайте!» — они бы попрыгали, хотя даже при их суперспособностях расшиблись бы в лепешку.
У этой горы не было вершины. Ни линзовидной, ни какой-либо иной. Вместо нее был огромный провал, чудовищных размеров колодец не менее двухсот, а то и трехсот метров глубиной и около сотни метров в диаметре. Столь широкий разброс мнений по поводу глубины данной ямки объяснялся тем, что дна ее просто не было видно. Этот чудовищный «стакан» был залит водой, и где под ее черной поверхностью находилось дно — Аллах ведал. Может, там всего два-три метра глубины было, а может — еще сто. При этом, хоть в этом «стакане» и имелись следы всяких там природных выветриваний-выдуваний, было четкое ощущение, что сие сооружение — искусственное.
Таран, конечно, в геологии и геоморфологии был нуль без палочки, да и физическую географию в школе учил довольно давно, но все же кое-что помнил и к тому же головой соображал, особенно после прошлогодней кавказской «командировки», когда по пещерам лазил.
Во-первых, провал по форме был почти идеальным цилиндром. Природа редко вытачивает такие правильные геометрические объемы. И кратеры вулканов, и карстовые воронки имеют, в самом лучшем случае, конусообразную форму.
Во-вторых, отсюда, с 500-метровой горки, неплохо просматривались пять-шесть сопок пониже, и ни у одной из них на вершине не просматривалось хотя бы зачатка того, что было здесь. А это означало, что никаких природных процессов, которые бы способствовали образованию этого «цилиндра», «колодца», «стакана», здесь не происходило. Все эти горки были явно одного возраста, стояли, должно быть, на одних и тех же пластах, и ежели б когда-то чего-то вдруг провалилось, то не на одной, а сразу на нескольких.
С другой стороны, предполагать, что эту цилиндрическую яму, куда можно почти полностью запрятать Эйфелеву башню — только чуток верхушка торчала бы! — за каким-то лешим выкопали люди, было очень опрометчиво.
Конечно, человек — существо странное. Некоторым гражданам, облеченным властью, за неимением серьезных проблем и имеющим в распоряжении дешевую рабсилу и в древности, и в более поздние времена, жаждалось соорудить чего-нибудь этакое, агромадное. Одни пирамиды ставили для собственного погребения, другие — Колизей, чтоб у народа были зрелища, третьи — каналы копали, в общем, каждый изгалялся, как хотел. Вполне возможно, что какой-нибудь властитель, согнав на великую стройку тысяч пятьсот рабов с кирками, лопатами и ведрами для подъема наверх битого камня, решил отрыть себе могилку поглубже и попросторнее. Могилку выкопали, но преемник этого, условно говоря, фараона (до Египта, правда, отсель далековато!) опубликовал постановление о разоблачении культа личности предшественника и преодолении его негативных последствий. Так могилку и забросили, а «фараона» похоронили обычным порядком.
Однако в здешних местах рабовладельческий строй установился только с прибытием европейцев. Даже если прочесать все джунгли, такого количества рабов тут и сейчас не наберешь, разве что привлечь всех стариков, женщин и детей грудного возраста. Ближайшее древнее государство — царство Бенин — никаких подобных сооружений не оставило.
Может, это памятник эпохи «холодной войны»? Допустим, решил дед Салазар собственный ядерный центр сгарбузовать вдали от шумной Европы. Котлован выкопали, а на остальное бюджета не хватило. Тоже не в кассу. Во-первых, спутники это дело в два счета засекли бы, и поднялся бы великий хай во всей мировой прессе. А во-вторых, наверно, тут не одну тысячу самосвалов породы надо было вывезти, десятки тонн аммонала перегрохать, дороги построить, такие следы цивилизации по тыще лет не зарастают… А тут все, похоже, с доколониальных времен никто не трогал. Тропа на горку — и то не топтана. Такое впечатление, будто это не каменная гора, а горка мокрого песка на морском берегу, в вершину которой играющий ребенок вдавил цилиндрический стаканчик или формочку. Вдавил, вынул и убежал играть в другое место, а ямка осталась дожидаться, пока ее вместе с горкой волна заровняет.
— Нам что, сюда?! — озадаченно спросил Луза.
— Возможно… — пробормотал Васку Луиш самым неуверенным тоном.
— Как же сюда спускаться? услышал Юрка вполне серьезный вопрос Гребешка, обращенный к команданте. — Надо, блин, вертолет вызывать. Отстегнуть Феде, нехай садится и взлетает, как «Воздушный Волк»…
Точно, Таран вспомнил этот штатовский сериал про супервертолет, который базировался в очень похожем колодце.
— Только Феде надо еще поплавки присобачить, — заметил Лопухин. — Чтоб мог на воду сесть…
Все посмотрели на Васку Луиша. Васька насупился и сказал:
— Это Гора Злых Духов. Предков майомбе… Они там, в пропасти, живут. И делают зло всему миру… Так старики говорят.
Наверно, последнюю фразу команданте добавил специально для россиян, чтоб они не подумали, будто он придерживается того же взгляда. Хотя, как представлялось Юрке, на самом деле Васку был убежден в правоте стариков.
— А камараду Октавиу Домингуш тоже так говорит? — спросил Таран.
— Да, — нехотя ответил команданте. — Вообще-то, он Великий колдун. Мой отец и дед тоже колдунами были, но они маленькие колдуны. А он — Великий, самый главный у нас в стране. Почти бог.
— А ты сам, братан, тоже поколдовываешь? — почти серьезно спросил Гребешок.
— Сам я не колдун, — вздохнул Васку Луиш, — образование не позволяет. Мне только немного рассказали, как сделать, чтоб духи майомбе нас не убили — и все.
— Дед Домингуш, что ли? — уточнил Гребешок.
— Не он рассказал, — все еще опасаясь, что над ним будут смеяться, ответил команданте. — Его дух. Когда мы спали, его дух сказал мне, как надо сделать, чтоб сюда пройти. Мы с ним ходили сюда… В общем, во сне. Но он сказал, что наяву все точно так же будет. Вот так оно и есть.
— Так ты раньше сюда вообще не ходил? — спросил Лопухин.
— Нет, не ходил. Сюда даже сами майомбе не ходят. Боятся.
— А почему теперь пошел?
— Потому что слова узнал. Камараду Домингуш сказал. Вы только не думайте, что я сказки рассказываю, ладно?!
— А никто и не думает, — пробухтел Луза. — Дыра-то вот она… И что, нам теперь в нее лезть надо?
— Надо. И чем скорее, тем лучше. Главные духи улетели на праздник.
Завтра вернутся, когда солнце встанет, — произнес команданте неуверенно. — Октавиу Домингуш так сказал. А в полночь мы должны сделать ДЕЛО.
— Какое? — спросил Гребешок.
— Этого я не знаю. Один из вас знает, которому понятно слово «диамант».
Не просто понимает, что это и по-русски, и по-португальски означает «алмаз», а знает, как сделать ДЕЛО. Домингуш сказал: «Он знает Истину».
— Братва! — сурово воскликнул Гребешок. — А ну колись кому пароль сообщили?
Юрка бы раскололся, но в мозгу у него по-прежнему никаких новых сведений не прибыло.
— Правильно! — загудел Луза. — Если сообщили одному то на фига всем лезть? А то захлопнут крышку — и все, писдей настанет!
— Да, — неожиданно подтвердил команданте. — Как только мы спустимся — она закроется. И если мы не сделаем ДЕЛО нам оттуда не выйти.
— Бляха-муха, — взревел детинушка. — Кто ж знает, какое ДЕЛО? Братки, не будьте ж суками! Кто знает?!
— Это небось Лопухин! — предположил Гребешок. — Он с этими ГВЭПами возится, всякие другие штучки-дрючки умеет — ясное дело!
— Нет, — покачал головой Вася. — Я ни фига не знаю.
— Врещь, — угрожающе прогудел Луза. — Рассказывай, братан, пока добром просят…
— Не нервничай, — спокойно отозвался Лопухин. — И не дергайся, а то штаны порвешь по новой.
— Ну ты, головастик! — прошипел Гребешок. — Не рано ли борзеешь?!
И потянулся, намереваясь схватить Васю за грудки.
— Назад! — твердо сказали оба биоробота, до того стоявшие безучастно, и в один прыжок оказались между Васей и Гребешком. Тот сразу попятился — с Ваней и Валетом не пошутишь. Луза тоже резко остыл и забормотал с высоты двух метров:
— Все, все, братва! Нет проблем…
— Я думаю, — сказал Вася не спеша, — что мы просто еще не подошли к тому месту, где надо будет делать это самое ДЕЛО. Пароль «Диамант» просто запустил у кого-то из нас программу, которая сработает там, на месте. А она может быть в мозгу у кого угодно. Даже у тебя, Миша. Просто кому-то надо, чтобы мы все всемером были там, внизу.
— Кому надо, духам, что ли?
— Не знаю. Команданте, ты знаешь, как спуститься?
— Да, знаю, — кивнул Луиш, похоже, малость заволновавшийся насчет единства коллектива. — То есть Домингуш объяснял. Во сне…
— Маразм! — пробормотал Гребешок. — Надо ж было втрекаться! Крыша с вами поедет, япона мать!
— Ладно, это не по делу, — отмахнулся Вася. — Время девятый чac, а мы тут базарим. Ребята на перевале за нас головы подставляют…
— Еще не подставляют, — буркнул Гребешок. — Стрельбы неслышно…
— Скоро услышишь, — заметил Луиш. — Вон она, колонна идет! Хорошо видно…
И он показал рукой вниз, где по склону соседней горки змеилась дорога.
По ней, подсвеченные лучами закатного солнца, передвигались машины. Танки, БТР, джипы, грузовики…
— Минут через сорок будут у перевала, — прикинул Луиш. — Через час — максимум. Майомбе эту горку любят. Тут их предки живут. Жарко будет!
— Усиленная рота, не меньше… — вздохнул Гребешок.
— Да! — встрепенулся Луиш. — Чуть не забыл! Сигнал дать надо. В Муронго!
И он выдернул из-за пазухи одноразовую ракетницу, дернул за шнурок, и в темнеющее небо взлетела трехзвездная красная ракета. Спустя некоторое время у самого горизонта, посреди темнозеленых джунглей, взвилось три зеленых звездочки.
— Ну, и что это значит? — спросил любопытный Гребешок.
— Это значит, что мы сюда пришли, что духи майомбе нам не помешали и что мы начали работать.
— Ладно! — проворчал Гребешок. — Раз так — полезем… Объясни только как? Тут же, блин, стенки, как в унитазе! Веревки, блин, метров сто взяли, до дна не достанет. А зацепиться не за что.
— Есть за что, — возразил команданте. — Вон там, на той бороне (он показал вправо), есть трещина. Метра полтора ши-ринои, извилистая, метров на пятьдесят вниз идет. Дальше надо Репеж по стене бить, протягивать веревку и перебираться вон тот уступ. А оттуда, по отрицательному уклону — на малень-и карниз. Его в тени не видно, но он есть. А с карниза всего ста метров до дна, даже меньше.
— Здачка для мастера спорта… — заметил Гребешок. — Ты сам-то лазил так, командан?
— Ваши учили. На Кавказе, — хмыкнул Васку Луиш.
— Мне ни хрена не слезть, — пробормотал Луза в явном смятении. — Веревка не выдержит…
— Выдержит, — возразил Таран, — мы в том году с Топориком по Кавказу лазили, и его такая же веревка вполне держала. А он, поди, не легче тебя будет.
— Пошли, хоть трещину посмотрим, — предложил Лопухин, тоже неуверенным голосом.
Пройдя вдоль края метров семьдесят, они вышли к этой самой трещине.
— Мама моя родная! — ахнул Луза.
Было отчего! На первый взгляд, лезть вниз по этой трещине было ничуть не лучше, чем просто по обрыву. Единственно, в чем преимущество — внизу, там, где трещина сужалась, имелся небольшой пятачок, чтоб встать, упираясь ногами.
Как лезть дальше — фиг знает. Потому что дальше шел участок почти гладкой стенки — если и не такой, как в унитазе, то около того! — по которой надо было двигаться наискосок, вправо и вниз метров восемьдесят до уступа, который выглядел ужас как ненадежно. Под воздействием каких-то геологических сил несколько плит и монолитов выпучились из обрыва, образовав этот самый уступ, длиной метров двадцать пять и шириной самое большее в полтора метра. У Тарана было нехорошее впечатление, что как только на этот уступ встанет двумя ногами хотя бы Вася Лопухин — о Лузе и говорить не стоит! — все эти плиты и монолиты окончательно вывернутся из обрыва и грохнутся с высоты в 150 метров на почти не различимое дно «стакана». Ведь уступ находился примерно на половине предстоящего пути в трехсотметровую пропасть. Соответственно, прямо с обрыва веревка до него не дотягивалась.