Ни Колышкин, ни Лбов ничего этого не ощутили. У них только мигнуло в глазах что-то ослепительное, а затем все пропало, исчезло, растворилось… Однако, как им показалось, всего через несколько секунд все пришло в норму. «Ауди», целый и невредимый, мчался по шоссе, Колышкин и Лбов сидели на своих местах. Изменилась только дорога — она пошла по сплошной березовой роще. И солнце, уже клонившееся к закату, вдруг оказалось на востоке, будто ранним утром. Да еще воздух, врывавшийся в автомобиль сквозь опущенные боковые стекла, стал совсем иным, без пыли и запаха асфальта…
   — Не понял… — удивился Колышкин. — Притормози-ка, братан!
   Лбов послушно нажал на педаль, она работала нормально. Машина остановилась. Приятели вышли из машины.
   — Куда это нас занесло? — спросил Андрей. — Это не то шоссе! Мы что — всю ночь ехали?
   — А Владик с девками на острове остался… Лодку-то мы у них увели, — вздохнул Никита. — Там переплыть трудновато.
   — Тем более что Людка с Элкой еле-еле полста метров проплыть смогут…
   — Надо обратно! Срочно!
   Они развернули «ауди» и стали наматывать километры в противоположном направлении. Минут через пять Колышкин вновь воскликнул:
   — Стоп! Мы опять туда едем!
   — Куда это «туда»? — удивился Никита.
   — Да все туда же, на запад! Солнце было сзади — и теперь сзади…
   — Ну, может, повернулось уже?
   — За пять минут на полкруга? Астроном хренов! Разворачивайся!
   Но едва капот «ауди» повернулся в ту сторону, где раньше было солнце, как оно вновь очутилось позади автомобиля.
   — Нет, — прохрипел Колышкин в ужасе, — не может такого быть!
   В это время сзади появилась еще одна машина, зеленая «Волга», за рулем которой сидел мужик в белой майке с цветным рисунком. Он притормозил и спросил:
   — Ребята, вы тут женщину с ребенком не видели?
   — Ребенка видели, — Колышкин припомнил мальчика в тельняшке, — а женщину — нет.
   — А как выглядел ребенок?
   — Ну как… — Колышкин припомнил все приметы, но нетерпеливый мужик, не дослушав даже до гольфиков, отмахнулся:
   — Это не мой, моему только три года.
   — Других не было…
   — Черт его знает! — проворчал мужик. — Куда ж они вышли-то?
   — А где ты их высаживал?
   — Да не высаживал я их! Они у меня сзади сидели…
   — А ты куда ехал-то?
   — Из Смоленска в Ярцево…
   — Интересно, — удивился Лбов. — Как же ты в нашу область залетел? Мы-то в Старопоповск ехали…
   — Это что за город такой? — теперь уже смоленский удивился.
   — Ну, Новокрасноармейск раньше был…
   — Привет! — смолянин покрутил пальцем у виска. — Это ж за Москвой уже! Вы чего, ребята, с бодуна?
   — Х-хы! — Колышкин демонстративно дыхнул.
   Запаха не было, но мужик все равно не верил. И тут откуда-то с неба раздался усиленный мегафоном голос: «Водители „ауди“ 13-36 и „Волги“ 24-22! Не задерживайтесь на трассе! Двигайтесь в западном направлении!»
   — Батюшки! — Смолянин задрал голову и ахнул. Рэкетиры тоже поглядели. Прямо над ними висел НЛО с надписью «Слава Советскому народу!».
   — Ну, раз приказано в западном, так поедем в западном… — пробормотал Колышкин. — Связываться еще… с гаишниками!
   «Волга» пошла впереди, «ауди» держался за ней. Минут через двадцать показался пост ГАИ. Милиционер в белой форме жезлом указал к обочине.
   — Русаков Андрей Петрович, — заглядывая в красную книгу, обратился он к хозяину «Волги». — Получите карточку въезда!
   — Зачем?
   — Сейчас поедете дальше. Отсюда в полукилометре начинается Город. Предъявите на въезде карточку, получите дальнейшие инструкции. Понятно? И никуда не пытайтесь свернуть!
   — Ага! — одурело пробормотал Русаков. — А женщина с ребенком здесь не проходили?
   — Русакова Галина Ивановна и Русаков Антон Андреевич? — спросил милиционер. — Нет, не проходили. Когда пройдут — вас уведомят.
   Смолянин тронул «Волгу» и укатил вперед.
   Гаишник козырнул Колышкину и Лбову.
   — Документы предъявите, граждане.
   — Вот, — Лбов достал права, Колышкин паспорт.
   — Так… — Милиционер поглядел в книгу и сказал:
   — Получите ваши карточки. Едете до Города, не сворачивая, там все объяснят.
   — Начальник, — спросил Лбов, — там чего, опять путч, что ли, да?
   — Да нет, все нормально, просто вы, ребята, на тот свет приехали. Это не страшно. Сюда попали, значит, все не так плохо. Тут Зона Проверки и Распределения. Приедете, вселитесь, обживетесь. А может, захотите через Лету, в рай перебраться. Ну, это для желающих… Тут тоже неплохо.
   — Понятно, — пробормотал Колышкин. — Только этого не может быть.
   — Может, может. — Гаишник выдернул из кобуры ПМ. — Смотри, если не веришь…
   И бабахнул из пистолета себе в грудь.
   — Даже рубашку не закоптил, понял?
   — Все равно не верю!
   — Тогда дай мне в морду! — радушно предложил гаишник.
   — А меня посадят… Ловок! — скривился Андрей.
   — Ничего тебе не будет. Ну, махни!
   — Учти, я КМС! — предупредил Колышкин, развернулся и ударил крюком справа. Гаишник не уклонялся и не пытался блокировать удар, а потому, будь все нормально, заполучил бы минимум нокдаун. Однако кулак Колышкина встретил на своем пути пустоту. Точнее, он прошел через голову милиционера, как одно облако проходит через другое…
   — Ты чего, привидение, что ли? — пробормотал Колышкин.
   — Как и ты, — подтвердил гаишник, — и он, — кивнул на Лбова, — и мужик, и ваши машины — все призраки, понял?
   — Значит, мы разбились?
   — Так точно. Но героически — спасая жизнь ребенка. Это вам на Комиссии зачтут.
   — А как же… — начал Лбов, с трудом понимая, что произошло нечто уже непоправимое, но не в силах был это выговорить…
   Они сели в «ауди» и погнали вперед, в гражданскую Зону ПР. Все земное было для них пройденным этапом…
   Между тем на Земле время шло, и солнце там не стояло на месте. Александра Кузьминична Сутолокина, привычная к городской беготне по магазинам, пройдя несколько километров по лесу, притомилась. Все-таки за эти дни, проведенные на отдыхе, она маловато гуляла. Конечно, и на территории дома отдыха был свежий воздух, но все-таки в лесу он был чище. Сутолокина даже немного охмелела, присела на траву и подумала, что, в общем, она зря расстраивалась и мучилась. Ничего страшного с ней не произошло. Ну, подумаешь, вместо одного мужика, который ей понравился, похулиганила с двумя, что появились случайно. Ну, исцарапала ее эта стерва Пузакова — так ведь не она у Сутолокиной мужика увела, а наоборот… За удовольствия, как известно, платить надо. И смешно казалось, что не так давно уже о самоубийстве подумывала! Надо же до такой дури дойти. Ведь тогда не было бы у нее сейчас этой зеленой, живой, душистой травы, этих деревьев, шелестящих, шепчущихся, перекликающихся птичьими голосами, этого послеполуденного неба, немного постаревшего, но все-таки голубого. А что было бы? Чернота, тишина и ничего? Но это в лучшем случае. Ведь, очень может быть, там ничего не кончается, в это Сутолокина подсознательно верила. И за самоубийство ей там предстоит что-нибудь нехорошее. Сутолокина знала, как сердятся начальники, если к ним приходишь без вызова. «Что у вас, гражданка Сутолокина? — сердито спросит Господь. — Вам на какой час было назначено? Кто вас сюда пропустил? В порядке общей очереди!»
   Отдохнув, Сутолокина пошла дальше. Она немного сбилась с дороги и начала подниматься на холм, о котором говорили старики, только тогда, когда уже стало смеркаться…
   Оставим ее на время и переместимся на остров.
   Из-за деревьев послышались голоса, это шли Соскина и Шопина. Они рассказывали друг другу похабные анекдотики и хохотали при этом во все горло. Действие плюсового купания у них закончилось.
   Котов лениво оглядел поляну и разыскал плавки.
   Появившись на полянке, Соскина и Шопина первым делом увидели валявшегося у дерева бомжа.
   — Это ж надо так нажраться! — заметила Людмила, с привычным равнодушием городской жительницы обойдя труп.
   — Козел, — проворчала Элла. — Нигде от пьяни спасу нет.
   — А вот и молодые, — хихикнула Соскина, подмигнув одевающимся Котову и Тане. — Вы ребят не видели?
   — Может, они на нас обиделись? — озабоченно спросил Котов.
   Когда уже собирались уходить, Котов поглядел на бездыханного бомжа и пробормотал себе под нос: «Вот это да… Хорошо, что девицы ни о чем не догадались». И он сбежал вслед за девушками со склона холма. Лодки не было, Колышкина и Лбова — тоже.
   — Вот сволочи! — проворчала Элла. — Обиделись… Наверно, решили себе компашку получше поискать…
   — Одежду оставили, — заметил Котов, сворачивая свои брюки. — Если бы хотели пошутить, то, наверно, увезли бы. Нет, не обиделись они. Собирались вернуться…
   — А мы тут что, ночевать теперь будем?
   — Да до берега метров двести, переплывем… — хмыкнула Таня.
   — Ты-то, может, и переплывешь, — проныла Соскина, — а я столько не смогу, я только по-собачьи умею.
   — Не бойся, я тебя перевезу, а Владик — Эллочку. Поплыли!
   Одежду закрутили в полиэтиленовые пакеты, которые тоже оставили Колышкин и Лбов. Таня дала один пакет Соскиной, а второй — Шопиной.
   — Держи, не потеряй. И не дрыгайся, не ори, лучше болтай ногами. Я поплыву на спине, ты голову будешь держать у меня на груди, а пакет вверху, чтоб не промок. Ну, пошли…
   Соскина последовала за ней, ойкая: «Боюсь, боюсь!» Таня решительно ухватила ее под мышки, опрокинула на себя и, мощно работая ногами, потянула через пролив. Котов тем же способом отбуксировал Шопину.
   Перебравшись на берег, зашли в кусты и отжались — все четверо.
   — Владик, а что ты будешь ночью делать? — неожиданно спросила Соскина.
   — Спать, — честно ответил Котов, — один.
   — Нет, — возразила Таня, — ты будешь спать с Валькой-горничной.
   — Откуда ты ее знаешь? — удивился Котов.
   — Значит, знаю. Ты спал с ней две ночи, а сегодня будет третья.
   — Ну и кобель же! — протянула Соскина. — А такой приличный!
   — Ты-то чего взревновала? — спросила Таня. — Он ведь свободный мужчина.
   — Нахалка ты, Танька, — одобрительно хмыкнула Элла. — Ты, часом, не нашего полета птица? Не по валютной части?
   — Ну, обижаешь. Я — любительница.
   Девушки покатились со смеху.
   — Жаль, Котов, что ты не мусульманин. — Таня взяла Владислава под руку. — Был бы ты хотя бы нефтяным шейхом, взял бы нас всех в жены, поселил бы в гареме, а мы бы ни черта не делали, только любили тебя и слушали, как оркестр евнухов играет нам восточные мелодии. Можно и Валентину пристроить. Мусульманам четыре жены по штату положено. Я, конечно, была бы вся в золоте и жемчугах, в ушах во-от такие серьги с рубинами…
   — И в носу кольцо… — хихикнула Соскина. — Я такое у одной индуски в фильме видела.
   — Ой, балаболки! — вздохнула Шопина.
   Дошли до святого ручья.
   — Чао-какао, господа сэры и сэрихи! Я вас покидаю. Мне — налево, а вам — прямо.
   Таня помахала рукой и двинулась вдоль ручья наверх, к даче Запузырина.
   Котов неожиданно обнял оставшихся спутниц за талии и продолжил путь.
   — Ты у дома отдыха не обнимай нас, ладно? — озабоченно попросила Соскина. — А то плохо тебе будет. Андрюха злой. Он не любит, когда без его разрешения.
   — Дам в лоб, — криво усмехнулся Котов, — и все дела…
   — А Лоб тебе пику в спину сунет… — скаламбурила Шопина. — Не связывайся. Они крутые очень. У них и пушка есть, понял?
   — Кого этим сейчас удивишь, — отмахнулся Котов. — Ничего не будет.
   Прошли мимо лодочной станции.
   — Здесь, — невольно ежась, кивнула Соскина, — вон наша лодка стоит. А они небось уже пьяные… Ну, давай, иди к своей толстой в общагу, а мы с Элкой пойдем клистир получать.
   — Да провожу я вас, не бойтесь…
   Валя Бубуева попалась навстречу. Шмыгая носом, она шла от второго корпуса к общежитию обслуживающего персонала. Увидев Соскину и Шопину в обнимку с Котовым, она сначала остолбенела, а потом с неожиданной улыбкой до ушей прямо-таки прыгнула на шею Котову, разметав в стороны обеих девиц.
   — Ой! — взвизгнула она, по-медвежьи стиснув Владислава. — Живой!
   — Ты чего? — смутился Котов.
   — Так ведь это… — пробормотала Валя, косясь на Эллу и Люду, — мужики-то эти, ну, которые с ними… В аварию попали, говорят… То ли пьяные, то ли как… Директору из ГАИ звонили, ключ нашли с биркой «Светлое озеро», личности устанавливали…
   — Ох… — в один голос выдохнули Соскина и Шопина. — Как же… Может, живы?
   — Не знаю… — промямлила Валя, и Котову стало ясно, что она врет. — Я там не была, только мне бабы сказали из главного корпуса…
   — Мы к директору!
   Элла и Люда, как по команде, рванулись с места. Котов обнял Валю и, глядя ей в глаза, спросил:
   — Ты что, думала, что мы с ними вместе были?
   — Я-то уж при них не хотела… Машина-то вся сгорела, ничего внутри не разберешь. Я и не знала, двое их было или вы все уехали… Жалко их, а?
   Котов не ответил. Колышкин и Лбов были ему, в сущности, безразличны, но говорить, что ему их ни чуточки не жалко, не хотелось. Если бы он был прежний, то, наверно, задумался бы, погрустил, что судьба оказалась так несправедлива к этим парням, начавшим что-то в себе осуждать и отвергать, понимать нечто иное о жизни… Но сегодняшний Котов имел очень мало общего с Котовым вчерашним.
   Он знал, что на острове сейчас лежит труп человека, которого он убил, но его не жег стыд, не угнетало раскаяние. Был только страх и неприятное ощущение, что вот сейчас, или завтра, или через неделю, или через год к нему подойдет кто-то и спросит: «Вы гражданин Котов Владислав Игнатьевич? Пройдемте!» А потом — наручники, решетки, камеры, щетинистые корявые лица, проволока, вышки, черные ватники… Иная, извращенная, перевернутая жизнь. Ад на этом свете. И все — из-за одного слишком сильного удара и неблагоприятного стечения обстоятельств. Нет, этого допустить было нельзя! Надо сегодня же ночью вернуться туда и упрятать этого бомжа так, чтобы он не успел никому попасться на глаза. А то приедет какой-нибудь рыбачок, наткнется, вызовет милицию, те в два счета выйдут на лодочную станцию, прикинут… и — наручники, решетки, камеры, а также все остальное…
   — Пойдем ко мне, — потупясь, позвала Валя, — хочу с тобой побыть. Напугалась ведь… Как подумала, что ты с ними ехал, так будто кишки выматывают.
   — Пошли, — соображая про себя, как вырваться из Валиного плена, согласился Владислав.
   Когда они дошли до общежития, Валя уже перестала казаться обузой, а когда поднялись к ней в комнату, превратилась в желанную…
   — Все… Все… — уговаривала Валя. — У тебя же путевка только началась.
   — Хорошо тебе? — спросил Котов.
   — Не знаю, как жить буду, когда уедешь. А я-то, дура, думала, что ты с этой, Танькой, крутишь. Она ведь в тебя как кошка влюблена, по морде видно. А ты — мой!
   Валя несколько раз припала губами к лицу Владислава и заснула крепко и безмятежно. Котов легко выскользнул из-под ее вялых рук, потихоньку оделся и вышел. Было уже не меньше часа ночи, но редкие парочки все еще разгуливали по парку, хотя, конечно, до одинокой прогулки Котова им дела не было.
   Котов, не привлекая к себе внимания, тихо выбрался за территорию и зашагал вдоль берега. Шел он быстро, торопясь закончить дело до света, ведь утренняя зорька — любимое время рыбаков. Ему очень не хотелось кого-нибудь встретить, но в тот момент, когда он перепрыгнул святой ручей, из темноты шагнули две неясные фигуры…

ВОЗРОЖДЕНИЕ СУТОЛОКИНОЙ
(окончание)

   Заинтриговав читателя, прервемся и посмотрим, что же происходило с Сутолокиной, которую мы оставили в сумерках у загадочного холма.
   … Всякая нормальная женщина, заметив, что уже темнеет, наверно, вернулась бы назад, отложив подъем на холм до следующего раза. Но Александра Кузьминична не совсем подходила под категорию нормальных. Она храбро пустилась в путь сквозь заросли по довольно крутому склону. Даже человек с прекрасным зрением имел все шансы исцарапать себе лицо о растопыренные ветки, а при особом везении — оступиться и заработать вывих, а то и перелом. Сутолокина же, подслеповатая даже в обычных очках, сквозь дымчатые и вовсе ничего толком не могла разглядеть. Они, правда, тоже были с диоптриями, но это не помешало Сутолокиной зацепиться дужкой за какую-то упругую ветку, и та, распрямившись, сдернула очки с носа Александры Кузьминичны и отбросила их в темноту, метра на три. Мир стал еще более непонятен и загадочен, все вокруг приобрело расплывчатые, нереальные и даже более того — фантастические очертания. Сутолокина потратила полчаса на поиски очков и в конце концов нашла, но только после того, как наступила на них правой туфлей. Жалобно хрустнули стекла, и Александра Кузьминична подняла из травы погнутую оправу с острыми зубьями осколков. Обнаружив, что очки больше не представляют никакой ценности, Сутолокина спрятала оправу в карман и начала искать тропинку. На это ушло еще не менее получаса, но вместо того, чтобы отправиться в дом отдыха, Александра Кузьминична двинулась вверх. Тропинка описывала спираль вокруг холма, постепенно приближаясь к вершине. Сутолокина то и дело натыкалась на ветки, цеплялась за них волосами, но все-таки с тропки не сбилась и примерно к полуночи добралась до цели. На плоской вершине холма обнаружилась круглая проплешина, по краям которой было что-то вроде пологого вала высотой не более полуметра.
   Точно в середине стоял странный камень, немного похожий на гигантский «чертов палец». Кое-что в нем было от обелиска, кое-что — от пня. Однако все зависело от того, с какой стороны подойти. В одном ракурсе камень казался отвесным, в другом — наклонным, в третьем отчетливо просматривался изгиб, хотя никакого источника света, кроме луны, не имелось, да и та периодически пряталась за облака.
   Сутолокина подошла к камню, пошарила по нему рукой, ощутив сыроватый мох, попробовала толкнуть, но камень прочно врос в землю.
   «Ну, вот и дошла! — разочарованно подумала Александра Кузьминична. — А что нашла? Зачем мне все это было нужно?» От этих мыслей ей стало скучно, тут же накатила усталость, тело сковали лень и сонливость. Присев на какой-то бугорок у камня, Сутолокина решила чуточку отдохнуть и идти обратно…
   И тут она услышала крик петуха.
   Странно, но Александра Кузьминична не смогла определить, из каких кустов, с какой стороны донесся этот жестяной, злой выкрик, в котором не было ничего приятного. У нее даже возникло ощущение, что этот петух прокричал где-то у нее в мозгу, потому что здесь, на горке, заросшей лесом, непременно должно было отозваться эхо. А эха не было. Кроме того, в этом знакомом, не раз слышанном звуке чудилось нечто необычное — будто это даже не просто крик, а некий боевой, вызывающий сигнал. Белесый лунный свет, то ослабевая, то усиливаясь, отбрасывал на поляну неясные тени облаков. Казалось, что какие-то призрачные фигуры водят зыбкий, туманный хоровод вокруг камня. Как завороженная, следила Сутолокина за этим хороводом, ей даже казалось, будто она различает в очертаниях призрачных фигур не то плащи, не то шлемы с острыми шишаками.
   Там, на рубеже вала, в сомкнутом боевом строю стояли серебристые витязи. Они сплошным кольцом окружали камень, рядом с которым сидела Александра Кузьминична. Но самого камня уже не было. Сутолокина знала, хотя и не оборачиваясь, что за ее спиной — бог, но не христианский, а языческий. Она даже догадывалась, что бог этот — громоносный Перун, и внезапно поняла, что эта круглая поляна — капище, где земля принадлежит ему, Перуну, и никому более, а призрачные серебристые витязи — его стража. А там, за строем воинов, где начинался лес, неисчислимые полчища черных демонов готовились к штурму. Мохнатые, многорукие, коряво-членистоногие, зубатые, клешнятые демоны собирались ворваться сюда, на этот маленький пятачок земли Перуна. Их были сотни тысяч, может быть, миллионы, а воинов Перуна — не больше сотни, только хватало на то, чтобы сплошным кольцом в один ряд опоясать площадку. Войско демонов шуршало, шипело, шелестело, угрожающе поскрипывало, ухало, пересвистывалось. Они ждали сигнала, и Сутолокина почему-то знала какого. Первый крик петуха был сигналом к построению, второй — к началу атаки.
   Неожиданно Сутолокина увидела себя встающей и преображающейся. Засеребрилась ее одежда, каким-то образом трансформируясь в боевую кольчугу, плащ, шелом. Александре Кузьминичне показалось, что нечто похожее она уже видела, то ли в кино, то ли в театре, то ли во сне. Где-то на дне генетической памяти воспроизвелось и пробудилось сокровенное. Она была уже не она, не стареющая и дуреющая сметчица из стройуправления, не мать двух взрослых, довольно непутевых дочек, разрывающая свое существование между бумагами на работе, магазинами, стряпней, стиркой и уборкой. Она преобразилась в Великую Женщину. В ней было что-то от той, что, воздев к небу чудовищный меч, рвется куда-то с Мамаева кургана. Но вместе с тем она была живая, хотя в ее облике было много такого, что роднило ее со стражей Перуна. Полупрозрачная, серебристая, как серебристые облака, она ощущала себя легкой, но в то же время — чудовищно сильной. Ничто не могло устрашить ее, ничто не могло поколебать ее решимость отстоять Землю Перуна, отбить нашествие черных демонов, загнать их в те гнусные ямы и болота, из которых они поднялись…
   Примерно в это время Котов пересек святой ручей и…
   Две фигуры, шагнувшие к нему, были Танями. Он не знал, что их две, и сперва подумал, что это ему кажется, хотя лунный свет достаточно четко высвечивал их лица. «Чертовщина какая-то!» — мелькнуло в уме.
   — Это мы, — сказала Таня искусственная. — Оказывается, нас двое.
   — Да, — подтвердила Таня естественная, — и мы хотим знать, что все это значит.
   — Вот черт! — фыркнул Котов. — Так вы близнецы?!
   — Нет, — в один голос ответили девушки.
   — А кто же вы тогда? — нервно хихикнул Котов. — Двойники?
   — Дело в том, — заявила Таня-Е, — что сегодня с тобой могла быть только одна из нас, но она утверждает, что была тоже.
   — Нет, это ты утверждаешь, а я была!
   — У меня была одна, — опешил Котов.
   Разговор с девушками угрожал затянуться. Котов занервничал. Теряет тут время, между тем как на острове у него серьезное дело. «Разыгрывают, дуры!» — разозлился он. Конечно, занятно, что у Тани есть сестра-близнец. Но откуда они знали, что он пойдет здесь ночью? Ведь свидания он не назначал…
   — Ладно, девочки, пора отдыхать, а мне хочется одному и в спокойной обстановке подышать свежим воздухом. Бессонница!
   — Никакая у тебя не бессонница, — жестко сказала И. — Ты убил человека там, на острове. Ты идешь топить его труп. И мы обе знаем об этом.
   — Ну вот он я, вяжите! — все еще полушутя развел руками Котов.
   Таня-Е покачала головой:
   — Нет, мы пришли не за этим. Мы хотим знать, почему нас двое…
   Котов угрожающе прищурился:
   — А вы не боитесь, что вас я тоже… в озеро? Вы ведь свидетели! А может быть — соучастницы, а?
   — Скорее, последнее, — согласилась И. — Ладно, сперва разберемся с покойником, а потом ты нам все объяснишь… Там, на острове!
   Пока шли вдоль берега, Котов переводил взгляд с одной на другую: «Ведь и правда, не различу!»
   Переплывали на остров в темноте, сняв всю одежду и держа ее над головой. С трудом разыскали тропинку и поднялись на холм, где в темноте по запаху нашли труп.
   — Смердит, — проворчал Котов. — Тащить — будет заметно, а на руки брать — противно…
   — Мы поможем, — откликнулась И, — возьмем за ноги вдвоем, а ты — за руки.
   Котова поразило, что обе девушки значительно меньше, чем он, испытывают страх и отвращение к этому грязному делу. Труп дотащили до воды, запихали под одежду камень потяжелее и сбросили в озеро. После этого ополоснули руки.
   — Теперь мы соучастники, — сказала И. — Может, теперь ты объяснишь, почему нас двое?
   — Нашли время шутить!
   — Я не шучу, — прошипела Таня-И. — Обе мы до сегодняшнего вечера были убеждены, что никаких близнецов у нас нет. Но оказалось еще хуже — мы одно и то же!
   — И у нас общая память, — добавила Е.
   — А вы не того? — Владислав покрутил пальцем у виска.
   — Нет, дорогой! Мы, как пишут в завещаниях, в здравом уме и трезвой памяти.
   — Ладно, давайте хоть костерок разожжем.
   Вернулись на полянку, к жилищу бомжа, нашли спички и разожгли костер. Пламя сделало мир уютнее и веселее.
   — Давайте по порядку, — тоном следователя начал Котов. — Как вы узнали, что вас — двое?
   — Сегодня, после того как простились с тобой…
   — Простились или простилась? — перебил Котов.
   — В том-то и дело, что каждой виделось одно и то же, — попыталась объяснить Е. — И она, и я прощались с тобой на берегу, и с Эллой, и с Людой… Потом я или она поднимались к даче, проходили в ворота, охранник отчего-то смотрел странно…
   — Потом, — подхватила И, — я пошла к себе. Или она пошла к себе, может быть. Я очень устала, разделась и упала на кровать, даже удивилась, что она не прибрана…
   — И почувствовала, что кто-то лежит рядом, — опять заговорила Е, — но я так устала, что даже не удивилась. По-моему, кто-то из нас спал, а кто-то был на берегу. Но кто?
   — Ничего не понимаю!
   — Понимаешь, — проворчала И, — только не хочешь сказать. Еще раз объясняю: часов в семь вечера мы обе проснулись и выпучили друг на друга глаза. Там у нас зеркало висит, так мы сразу туда поглядели и чуть с ума не спятили…