Влодавец Леонид. Грешные души

   Котов, слушая, как удаляются шаги Бубуева, чуть не лопнул от зависти. Ему захотелось узнать, кому удалось его опередить. Он встал, надел кроссовки и вышел в коридор. Тут уже было пусто. Котов прибавил шагу, но тот, кто шел впереди, быстро миновал все пролеты до первого этажа, и, когда Котов оказался в вестибюле, там находилось несколько мужчин, и все они выходили во двор. Среди них был и Заур Бубуев, но Котову почему-то показалось, что уж этот-то никак не может быть соблазнителем Сутолокиной. Слишком неинтеллигентно выглядел гость с Кавказа. Подозрения пали на представительного, спортивного вида мужчину лет пятидесяти. Что-то было в нем отставное, генеральское или хотя бы полковничье. Котов догнал его, прошел мимо и украдкой глянул в лицо. Тютюка, находясь в своей пылинке, не знал, что предпринять.
   С одной стороны, стажер мог, если бы захотел, устроить драку. Для этого за глаза одного короткого импульса — Котов был как взведенная пружина. Но Тютюка очень беспокоился, как бы не напортачить. А ну как Котов своим маваши-гири угробит бедолагу? А у того, согласно замерам, плюс за семьдесят перевалил.
   С другой стороны, можно было как-нибудь по-тихому указать Котову на Бубуева и дать возможность поквитаться. Это опять вызвало бы драку, но тут оказывалось, что мордобой не только не накидывал Котову минуса, но и прибавил бы плюса. Отчего так получалось, было не очень ясно, но такая информация к Тютюке пришла. Вероятно, в каком-то аспекте действовало известное хрестоматийное правило «Минус на Минус дает Плюс».
   Так Тютюка ничего и не придумал. Поэтому Котов благополучно миновал генералоподобного мужчину и, убедившись, что у того симпатичное, мужественное лицо, несколько успокоился.
   «Что я переживаю? — подумалось ему. — Она же старая, ей как раз такой нужен…»
   Владислав зашагал в направлении столовой.

НЕПРИЯТНОСТИ ЗАУРА БУБУЕВА

   Заур пошел в общежитие обслуживающего персонала. Он хотел найти Валю и сказать ей, что выполнил ее поручение. Однако в это самое время из-за поворота аллеи прямо на него вышла знакомая четверка.
   — Какая встреча! — расплылся Колышкин. — Заурчик!
   — Наверно, долг привез? — подхватил Лбов. — Верно, дарагой?
   Бубуев похолодел. Колышкин и Лбов нежно, но очень крепко обняли его за плечи и заставили изменить направление движения.
   — Никита, Андрей….. — пробормотало «лицо кавказской национальности», — кое-чего нету…
   — Да ты шутишь! — ухмыльнулся Колышкин. — Прямо так-таки и нету? Такой мелочи? Ну ты жмо-от…
   Как-то незаметно все пятеро оказались довольно далеко от людных мест, в гуще кустов, совсем скрывших их от посторонних взоров.
   — Соска, — мотнул головой Колышкин, — походите по округе, погуляйте… Присмотрите…
   — Понятненько… — скорчила гримасу Соскина. — Пошли, Элка!
   Когда девицы ушли, Зауру стало еще хуже. Он начал трястись.
   — Слушай, ты мужчина, нэт? — пародируя кавказский акцент, спросил Лбов. — Мужчина, да?
   — Мужчина… — пробормотал Заур, хотя ему больше всего в этот момент хотелось умереть и в следующий раз родиться цветком или, на худой конец, — женщиной.
   — Не-ет, — покачал головой Колышкин, — ни хрена ты не мужчина, Заурчик! Мужчина слово держит, себя уважает. Ты просил отсрочку, верно? Просил?!
   — Ну, просил… Андрей, слушай, я «Волга» покупал. Не рассчитал. Долги залез, совсем плохо. Денег нет.
   — Ну, знаешь, проблемы твои. Ты нам обещал, что за отсрочку будет с процентами. Обещал, верно? Обещал?! — И Колышкин вроде бы легонько стукнул Заура тыльной стороной ладони по животу, но у того сразу сбилось дыхание.
   — Не расслабляйся, — тренерским тоном заметил кандидат в мастера по боксу. — Держи пресс!
   С этими словами Андрей сунул кулаком под ребра Зауру.
   — Зачем бьешь? — охнул Бубуев. — Сильный, да? Мурату скажу!
   — Что ты, что ты — имитируя сильны испуг, замахал руками Колышкин. — Не говори, родной, а то мы в штаны со страху написаем!
   В этот момент Лбов очень больно, хотя и не в полную силу, двинул Бубуева кулаком по спине.
   — Не горбись! Прямо корпус держи! — посоветовал Колышкин. — Вообще-то, Заурчик, с Муратом мы уже все выяснили. Ты ему тоже не платишь. Мурат сказал: «Заур говорит, что вам платит. У вокзала я не хозяин». Честный у тебя земляк, хороший. А мы уж думали, что он решил нас от вокзала попятить. Так что он нам тебя отдал. Ему жулики не нужны. Вообще-то, мы люди культурные и интеллигентные. Живем в новую эпоху. К рынку переходим, в светлое царство капитализма. А при капитализме главное — плати. Ты понимаешь это, чурек? Понимаешь? Понимаешь?!
   — Ай! — скривился Заур. — Зачем бьешь? Больно!
   — Это называется серия по корпусу, — пояснил Колышкин. — Серию в голову покажу попозже. Садись!
   — Ногами бить будешь? — садясь и сжимаясь в клубочек, выдохнул Заур. — Я отдам, понимаешь?! Очень быстро отдам! Но сейчас — нету.
   — Какой ты все-таки нервный, подозрительный, — посетовал Колышкин. — Давай уточним позиции. Никита, скажи-ка, милый, когда этот господин последний раз отстегивал?
   — Та-ак… — напряг память Лбов, — в мае!
   — А на сколько отсрочку просил?
   — На месяц вроде бы…
   — Интересное кино, верно? — закатил глаза Колышкин. — А нынче уже июль. Мы тебе говорили, Заурчик, что ты должен все отдать до тридцатого июня? Говорили?
   Лбов, как футболист по мячу, дважды пнул Заура по бедрам.
   — Ну конечно, нам нетрудно и самим было зайти, — вздохнул Андрей, — но мы уж решили отдохнуть, развеяться. Даже обрадовались, когда ты тут появился, думали: есть еще у людей совесть! А ты, оказывается, пустой пришел. Обидел ты нас, Заурчик, очень обидел… Не знаю уж, что с тобой делать.
   — А давай, командир, — предложил Лбов, доставая из кармана кусок капронового шнура, — узелок за ухо — и на солнышко…
   — Вонять будет, — заметил Колышкин, — отдых нарушится. Нет, я все-таки очень добрый человек. Неудобно как-то из-за мелких бабок каких-то в лесу пейзаж портить. Представляешь, завтра утром люди тут гулять будут — а на дереве дерьмо висит! Потом прокуратура всякая приедет, ментура… Лишние расходы. Нет, покамест поживешь еще, Заурчик. Отдашь ты нам уже побольше — еще десять процентов набежало. Значит, дорогой корешок, ждем мы тебя первого августа, понял? При себе иметь или деньги, или собственную голову в авоське, понял?!
   — Понял! Понял! — обрадованно завопил Бубуев.
   — Плохо понял, — прищурившись процедил Колышкин, сильным пинком сбивая сидящего Бубуева на бок, а второй отвешивая точно в беззащитный копчик. — Обрати внимание, дорогой, по роже мы тебя не били. Даже костей, по-моему, не поломали. А это значит, что мы тебя просто воспитывали. Ты пойми, чурка с глазками, если ты бабки к условленному дню не добудешь, разговор будет построже. А сейчас мы уйдем, но ты отсюда уберешься как можно дальше, мы ведь отдыхаем — пойми это! Если сегодня мы тебя еще раз увидим — нервы могут не выдержать… Мы идем обедать, вот тебе время на смыв. Не успеешь — нырнешь в озеро, понял?
   — Все понял, — прохрипел Заур.
   — Пошли, Лоб!
   Колышкин и его дружок исчезли в кустах. Где-то неподалеку они встретились со своими подругами, и до лежащего на полянке Бубуева донесся дружный хохот четырех глоток.
   Кряхтя, Заур встал, ощущая гудение и боль во всем теле, отряхнулся и заковылял прочь. Жизнь, такая прекрасная после победы над Сутолокиной, показалась ему ничтожной, ужасной и гнусной. Он жалел, что его не убили до смерти. Валлаги, его избивали, а он только стонал и пытался увернуться. Вот что значит расслабиться и разгуливать здесь без кинжала! Посмотрим, как бы тогда вели себя эти сволочи! Заур с удовольствием представил себе, как он всаживает большой, острый как бритва кинжал в живот Колышкину, и ему стало полегче. Месть! Вот о чем следовало думать мужчине! Надо смыть позор со своего рода! Привезти сюда всю родню, подпалить этот проклятый курятник и р-рэзать!
   Однако стали приходить и более трезвые мысли. Он представил себе большую, хорошую, гибкую резиновую дубинку, которой его лупили в отделении милиции, когда он в первый раз, по дурости, решил пожаловаться на Колышкина. «Да ты пьяный!» — заорал дежурный. «Какой пьяный, слушай!» Заур был еще молодой, это два года назад было. Тут ему и всыпали. Нет, надо идти к Мурату. Обещать ему любые деньги — только бы отомстил. Он земляк, он поймет. Да, но ведь Мурат ему сказал: «Не ходи на вокзал, слушай! Там своя компания. Торгуй у нас, базар хороший, слушай. Плати только — все о'кей будет!» Пожалел денег, вах! Сейчас пойдешь к Мурату, а Мурат скажет: «Тебе говорили, Заур. Старших слушать надо! Ты земляк, да, но мне тут надо и дела делать. Был бы со мной — я бы тебя не дал в обиду. А ты решил умным быть — и дураком остался. Нет, дорогой, крутись как хочешь. У меня времени нет тобой заниматься. Твои долги для меня — тьфу, понял?» Вариант мести с привлечением родственников тоже был неприемлем. Отец и дед еще не простили женитьбы на Вале, но еще больше — ее побега. «Ты не джигит! — сказал дед. — Ты баба! Такой жене, которая уходит, голова резать надо!»
   Заур доплелся до общежития, поднялся, постучал в комнату Вали.
   — Открой! — крикнул он громко. Валя отперла не сразу, что-то там у нее заворочалось, зашуршало. Встала на пороге, перегородив широкой фигурой вход в комнату.
   — Что пришел? — спросила она с явным намерением не пускать его.
   — Поговорить надо, плохо мне…
   — Здесь говори, все свои!
   — Пусти, женщина, а?!
   — Я тебе сейчас пущу… — угрожающе прошипела новоявленная Гюльчатай.
   Заур был довольно массивный, хотя и низкорослый, но Валю сдвинуть с места не смог. Ответным толчком она отбросила его от двери.
   — Говори, чего надо, и вали отсюда!
   — Тебя надо, слушай.
   — Все сказал? Что, вторую жену нашел?
   — Нашел, да. Саша зовут, тридцать второй комната, как говорила.
   Валя несколько оторопела. Заур воспользовался этим и проскользнул в комнату. Здесь было несколько предметов, которые сразу насторожили его. Например, мужские брюки, висевшие на спинке стула. Да и задернутые шторы, сквозь которые чуть пробивалось солнце, тоже о чем-то говорили. Заур понял: свершилось нечто страшное и позорное.
   — Где он? — В глазах кавказца сверкнул кинжальный булат. — Говори! Где мужик?!
   Валя тем временем пришла в себя и тут же поняла, что лучший вид обороны — это наступление.
   — Ты сам себе нашел! — заорала она так, что задребезжала люстра. — Я пошутила насчет второй жены, а ты и рад стараться?! У-у, кобель черножопый!
   Этого Заур вынести не мог и набросился на Валю с кулаками. Впрочем, его слишком эмоциональный удар пришелся куда-то в мягкий бок, а вот ответная оплеуха, которой наградила его бывшая супруга, оказалась рассчитана точно: по носу, а заодно и по глазам. Ослепленный и разъяренный Бубуев всей массой бросился на Валю, свалил на пол, а затем попытался вцепиться в горло. Валентина, однако, ухватилась за его запястья и заорала что есть мочи: «Помогите, насилуют!» — сопровождая это таким истошным визгом, что никто не мог бы усомниться в справедливости ее слов.
   К счастью для Валентины и к несчастью для Бубуева большую часть персонала составляли женщины. Человек пять здоровенных теток вломились в комнату и, дружно вцепившись в Заура, потащили его, осыпая градом ударов. После одного, нанесенного электроутюгом по макушке, Заур вырубился…
   Пришел он в себя спустя час, не меньше, за решеткой в «уазике». В Новокрасноармейском отделении милиции разморенный жарой лейтенант спросил:
   — Ну что, Бубуев, на «клубничку» потянуло?
   — Я, начальник, с женой разговаривал…
   — Чистая сто семнадцатая твой разговор. Ну как, оформлять будем? А?
   — Сколько? — прохрипел Бубуев. По лицу его, распухшему и исцарапанному, пробежала тревожная волна.
   — Цены поднялись… — вздохнул лейтенант. — Довели страну, сволочи!
   — Начальник! — заранее взмолился Бубуев. — Нет денег таких… Я «Волга» покупал только-только. Дай поторгую — отдам!
   — Не, так не пойдет, — отрицательно покачал головой милиционер, — пока ты там наторгуешь, эти деньги вполовину меньше стоить будут.
   — С собой нет, начальник. Отпусти, а? Соберу!
   — На, — милиционер пододвинул телефон к задержанному, — звони Мурату.
   С колотящимся сердцем Заур ухватился за трубку и трясущейся рукой набрал знакомый номер.
   — Мурата можно? Заур Бубуев говорит.
   — Подожди… — ответили из трубки. Потрескало, затем тихий голос спросил:
   — Заур? Чего хочешь, а?
   — Муратик, дорогой, я в милиции, платить надо, иначе все, хана…
   — Какой ты нехороший, Заур! Дай трубочку лейтенанту, пожалуйста.
   У Заура на какое-то время отлегло от сердца. Он передал трубку милиционеру. Тот сказал:
   — Слушаю. Так, понял. Так… Ага… Угу… Будет. Все, бывай здоров!
   — Ну? — Заур с надеждой всматривался в улыбчивое лицо лейтенанта.
   — Да как тебе сказать… — вздохнул лейтенант. — Не хочет он за тебя платить. Придется оформить по сто семнадцатой.
   — Какой сто семнадцатый! — взвыл Бубуев, теряя самообладание. Он вскочил, но в это время сзади оказались два сержанта с красивыми, большими резиновыми дубинками. Били они не очень сильно, но очень больно, тем более что многие удары приходились по тем местам, которые уже пострадали от рэкетиров.
   — В общем, так, — подытожил лейтенант, — ты, Заурчик, сядешь в КПЗ и подумаешь на досуге, как и каким способом отмазываться будешь. Если думать отчего-то разучился или борзота напала, это нестрашно. В КПЗ тебя думать научат. Ну а если случайно забыл, куда деньги положил, тебе помогут вспомнить, будь уверен. Конечно, если и впрямь обеднел, то придется тебя все-таки по этапу. Тогда признавайся поскорее, не мучай себя и других.
   … Когда Заур, прихрамывая, вошел в двери КПЗ и сержант с лязгом закрыл за ним дверь, из провонявшей полутьмы донеслось:
   — Привет, корешок, это не ты Заур Бубуев будешь?
   — Я! — обрадованно воскликнул несчастный, надеясь, что тут окажется кто-то знакомый.
   Тут же со всех сторон с нар, из темных углов повыползли обитатели этой страшной норы, по сравнению с которыми горьковские ночлежники из «На дне» смотрелись вполне интеллигентно.
   — Староват, — прогнусавил кто-то разочарованно.
   — Ничего, сойдет, — успокоил другой, и не меньше десятка рук вцепились в Бубуева. Он отбивался, брыкался, царапался, его били очень сильно и очень больно. Потом кто-то объявил:
   — Приступим, господа!
   И бедного Бубуева растянули на полу со спущенными штанами…

СТАРОСТЬ — НЕ РАДОСТЬ

   Валя Бубуева, после того как ее искорябанного бабьими когтями мужа увезли в милицию, а подруги-защитницы, порассуждав насчет бесчинства «чурок», разошлись, наконец-то смогла выпустить из туалета обладателя брюк, висевших на спинке стула. Надо сказать, что он был совсем не посторонним человеком в доме отдыха, но, к сожалению, предпочел не появляться ни перед Зауром Бубуевым, ни перед заступницами Вали, ни перед вызванной ими милицией. Во-первых, официально он находился в Новокрасноармейском (Старопоповском) райисполкоме или, как теперь чаще говорили, в «администрации района». Во-вторых, он был директором дома отдыха С.Т. Забулдыгиным, а в-третьих, он приходил к Вале Бубуевой вовсе не с целью контроля за жилищными условиями сотрудников. Светозар Трудомирович был женат, числился — согласно всем характеристикам прошлых лет — прекрасным семьянином и не хотел, чтобы в характеристику с этого места работы были внесены какие-либо уточнения.
   — Светик, — выпуская «узника совести» из сортира, попеняла Валя, — что ж ты, миленький, штанишки забыл, а?
   Всовывая ногу в штанину, Забулдыгин внес предложение:
   — Мне кажется, что нам пора немного изменить наши отношения. По-моему, мы ведем себя слишком вызывающе. Знаешь ли, этот твой бывший муженек может там наговорить лишнего…
   — Это как «изменить»? — подбоченясь, потребовала уточнений Валя. — Завязать, что ли?
   — Ну… — замялся Светозар Трудомирович, — можно перенести наши встречи в другое место…
   — К тебе в кабинет, например? Или домой, к супруге? А может, в комнату дежурной по корпусу? Ловкий ты как сто китайцев!
   — Ну ладно, ладно… — попытался погасить назревающий конфликт директор, окончательно застегнувшись. — Не сердись!
   — Посмотрю еще, как оклад подымешь, — угрюмо проворчала Валя. — В том году пообещал сколько? А поднял только тогда, когда на эти деньги шиш чего купишь!
   — Ну, Валечка, это же инфляция, сама знать должна, я тут ни при чем…
   — Был бы при чем, так вообще б убила, — буркнула Валя, вяло целуя директора на прощание.
   Светозар Трудомирович погляделся в зеркало, причесался и, осторожно выглянув в пустой коридор, выскользнул за дверь. В руках у него был портфель, выглядел он очень по-деловому. Впрочем, он и сам ощущал, что ему надо спешить. Довольно быстро он добрался до административного корпуса, прошел в свой кабинет и набрал номер президента совета директоров «Интерперестрой лимитед».
   — Запузырин у аппарата! — отозвалась трубка.
   — У меня вот какое дело, Август Октябревич. Тут у нас один хулиган с Кавказа появился, наши девушки его в милицию сдали…
   — Как фамилия? — строго спросил Запузырин.
   — Бубуев…
   — Ты, Светозар, перезвони через пять минуток, я уточню и разберемся…
   Надо сказать, что эти пять минут Забулдыгин провел отнюдь не спокойно. Очень даже могло оказаться, что Заур Бубуев человек уважаемый и известный. Хотя о нем и его социальном положении Светозар Трудомирович был несколько осведомлен, но все же человек, который мог в одночасье купить «Волгу», по его мнению, был личностью не простой, а очень даже серьезной. Забулдыгин в свое время с трудом накопил денег на «Жигули». С трепетом он вновь набрал телефон Запузырина и с облегчением услышал:
   — Ерунда. Все нормально. Его оформляют по сто семнадцатой плюс сопротивление сотрудникам милиции. Он ничей, так просто, дурачишка. В общем, когда следователь будет, оказывай содействие, смотри, чтоб свидетелей липовых не было. Уловил? Этой самой, потерпевшей, тоже поясни обстановку. Ну и вообще, не тушуйся. Будь здоров!
   Успокоенный Забулдыгин повесил трубку.
   Тем временем закончился обед, а Сутолокина в столовой так и не появилась. Александра Кузьминична не пришла по нескольким причинам. Во-первых, ей не хотелось есть, а во-вторых, представить себе, как она будет сидеть за одним столом с Котовым, Сутолокина не могла. Она ощущала некое раскаяние, словно Котов был ее законным мужем. Удивительно, однако раскаяния в отношении Эдуарда Сергеевича Сутолокина у нее не было.
   Сам Котов пришел на обед, хотя и у него не было ни малейшего желания смотреть на Сутолокину. Однако в отличие от Сутолокиной он очень хотел есть.
   — Что-то наша юная леди отсутствует, — заметил дед Агапов, — не иначе, роман завела!
   — А ты что думал, — съязвила Нина Васильевна, — она тебя дожидаться станет?
   — Эх, старость — не радость, — вздохнул Агапов.
   После обеда Котов опять отправился к лодочной пристани, но, вспомнив, как неприятно закончилась его первая поездка, решил не брать лодку. Он нашел в заборе калитку, которая вывела его прямо в лес, и двинулся по едва заметной тропинке, петлявшей между сосен. Сначала лес был редким и на каждом шагу встречались следы пребывания человека: разбитые бутылки, консервные банки, пластиковые пакеты, рваные газеты… Лишь в километре от дома отдыха он приобрел относительно девственный вид, правда, и тут не исключалась возможность наступить на кучку помета высших приматов.
   Лес на Котова всегда действовал благотворно. Он впитывал в легкие все эти целительные фитонциды, успокаивал свой взгляд, лицезрея зеленые и коричневые, умиротворяющие тона. Пощипал несколько кустиков черники, нашел маленькую полянку с земляничкой, посидел у берега озера, не выходя на солнце.
   Тютюка тем временем пребывал в размышлениях. Сначала он вновь хотел свести Котова с Таней, но потом раздумал — теперь это не имело смысла. Действительно, уровень интереса Котова к Сутолокиной упал ниже нулевой отметки. Разжигать страсть к мифической Тане, искусственному существу, было не только бесполезно, но и опасно. Тютюка ощущал серьезные опасения за пограничный слой. Он, правда, все больше и больше замечал какое-то непонятное стремление побыть Таней, но понимал, что превратиться в реликтового интеллекта, прожить материальный цикл — это такое наказание, что хуже не придумаешь. В то же время надо было вырабатывать дальнейшую тактику. Пока в активе были только Сутолокина и Валя Бубуева, которая, после того как отправила Заура на муки, набрала шестьдесят процентов минуса. В среднем получалась одна предобработанная сущность за сутки, результат неплохой. Тем более что Тютюка работал еще и за командира.
   Стажеру показалось, что можно несколько изменить направление предобработки. С чего это они зациклились на сексуальной сфере? Конечно, Дубыга — специалист опытный, не чета Тютюке. Он знает, какие виды грехов лучше всего прививаются в здешнем минус-поле. Но почему бы не попробовать что-нибудь новенькое? Например, Котов вполне может захотеть развести костерчик и устроить неплохой лесной пожар. Тут можно набрать массу грехотонн, доставщики аж лопнут от восторга. Ведь пожар — это не только вред окружающей среде, но и народному хозяйству. Живность всякая погибнет, может, и из людей кто сгорит. Правда, не умышленные, но все-таки убийства. А если, скажем, загорится дом отдыха, то в экстремальной обстановке, как учили Тютюку, даже многие вполне плюсовые интеллекты могут вылететь за минус пятьдесят…
   Но тут, когда Тютюка подал короткий импульс, поселивший в мозгу Котова желание разжечь костерок, оказалось, что все это бессмысленно: у некурящего Владислава не имелось спичек. Конечно, можно было незаметно подложить на пути у Котова оброненный якобы кем-то спичечный коробок или зажигалку, но ситуативный анализ показал, что коробок Котов, скорее всего, поднимать не будет, а найдя зажигалку, положит ее в карман и понесет в дом отдыха, чтобы отдать хозяину. Какой-то образцовый строитель коммунизма, а не человек!
   Владислав тем временем вышел к чистому, неглубокому ручейку, струившемуся между соснами.
   Для Котова это было очень приятное открытие. За всю свою почти сорокалетнюю жизнь он не видел такого природного чуда. Ничуть не замутненная, кристально чистая водичка бежала себе между светлых камней, и сквозь нее желтел нежный песочек, на котором ни консервных банок, ни бутылочных стекол не просматривалось. Котов мог бы голову на отсечение дать, что нет в этом ручейке ни нитратов, ни химикатов, ни иной дряни, и лишь хвоинки, сорванные ветерком с сосен, изредка плыли по поверхности воды. И журчание у ручья было такое, словно он ворковал или баюкал кого-то. Так, по-доброму, без резкостей и повышенных тонов, рассказывали сказки дореволюционные бабушки, которые, по счастью, кое-где еще сохранились, даже несмотря на свое комсомольское прошлое. Такая бабушка была, например, и у самого Котова, только она умерла за пять лет до его рождения, так и не рассказав ему ничего…
   Едва Котов приблизился к ручью, у Тюткжи в «тарелке» нудно завыл сигнал тревоги:
   «Внимание! Мощный плюс! Мощный плюс! Мощный плюс! Немедленно сняться с объекта и переместиться на два метра назад!»
   Пылинка слетела с головы Котова и переместилась на кору сосны, стоявшей в трех метрах от ручья. Тютюка разобрался в ситуации очень быстро. Плюсовой потенциал исходил от ручья. Тютюка тут же провел исследование и обнаружил, что некогда, еще до Зуубара Култыги, данный природный объект был заряжен плюсовым полем от пустынника Елпидифора, обитавшего отдельно от монастыря в скиту, который стоял в верховьях ручья. Минусовая зона в этом районе была прикрыта лишь тонкой пленкой. Знай об этой аномалии плюсовики, они наверняка бы уже прорвались сюда. Тютюка, не на шутку встревожившись, оценил размеры аномалии. Общая протяженность ручья была более двух километров, полоса плюсового воздействия — от двух до шести метров в обе стороны. Кроме того, поток плюсовой воды вдавался в озеро метров на десять, и им было заражено около ста квадратных метров поверхности.
   «Интересно, знал ли об этом источнике Култыга? А Дубыга — неужели он-то не в курсе?» — размышлял стажер. Все это было не просто неприятно, это грозило очень опасными последствиями. Стоило, например, кому-то из обитателей дома отдыха окунуться три раза в эту воду — и он становился практически неуязвим для воздействия минусовиков.
   Тютюка вел «тарелку» за пределами опасной зоны, держась на одном уровне с Котовым. Он настойчиво бился над тем, чтобы заставить Владислава свернуть куда-нибудь в сторону, но тот, как назло, шел по самому берегу ручья, и все короткие и длинные импульсы, которыми Тютюка непрестанно «стрелял» по Котову, глохли, поглощенные плюсовой средой. Энергетика у Тютюки нуждалась в подзарядке, он вынужден был прекратить бесплодные попытки и выжидать.
   Котов тем временем наслаждался своим открытием. Несколько раз, правда, он испытывал беспричинный страх, вроде того, который испытал утром, подумав о прибалтийской снайперше. Но это были лишь легкие отзвуки мощных длинных импульсов, на которые стажер тратил свой потенциал. Кроме того, Котова все больше манила чистая, нежно поющая вода. И когда за очередным поворотом ручья оказался небольшой бочажок, на метр залитый прозрачной водой, Котов решил рискнуть и искупаться. Увидев, что клиент начинает раздеваться, Тютюка готов был завыть от бессильной ярости, однако тут же стажера посетила счастливая мысль. Он вспомнил, что говорил ему Дубыга: «У реликтовых три сигнальные системы…» Тютюка поблагодарил Природу, сформировавшую у землян первую сигнальную систему, потому что третья сейчас была беспомощна.