Котов, выйдя из столовой, пошел ко второму корпусу. У него было хорошее правило, во всяком случае, как ему казалось, — переваривать пищу в спокойной обстановке. Флегматичная Сутолокина, которая, видимо, даже не осознавала, что ей впервые за много дней не нужно мчаться в магазин, чтобы закупить продовольствие на мужа и дочерей, не нужно думать, как прожить две недели до получки, как-то неуверенно, то замедляя, то убыстряя шаг, шла следом за бизнесменом. Обгоняя ее, мчался Кирюша Пузаков, удравший от неповоротливых родителей, а позади ковыляли старики Агаповы.
   Пенсионеры нацеливались на скамеечку, стоявшую неподалеку от подъезда. Там был тенек и можно было посидеть, наблюдая за тем, как шахматисты ходят вокруг огромной доски, разбирая все ту же партию Бронштейн — Ботвинник. Однако на скамеечке уже сидели, полуразвалясь, Колышкин и Лбов в обнимку со своими девицами. Они, пообедав, распили бутылку у себя в номере и, слегка забалдев, вышли на воздух.
   — Может, попробовать вариант с «джентльменом»? — внес предложение Тютюка. — Скажем, пусть эти пристанут к Сутолокиной…
   — Это где ж тебя такому учили? — возмутился Дубыга. — Ну ты даешь! Сколько лет Колышкину? Двадцать восемь! А Лбову вообще двадцать три! Сутолокина им в матери годится. Если ты им сейчас такую идею подкинешь, они от стыда сгорят… Тем более рядом девки — первый класс. Можно, конечно, попробовать, чтоб девки ее задели. Только она сейчас в таком кайфе, что даже не заметит. Более перспективно, если мы деда с бабкой используем.
   Совершенно неожиданно для себя, но точь-в-точь как задумали Тютюка и Дубыга, Дмитрий Константинович подошел к лавочке и строго, по-партийному отчеканил:
   — Юноши, вы — молодежь, уступите место пенсионерам!
   — Пожалуйста, дедуля, присаживайся, — совершенно неожиданно ответил Колышкин, вставая, точно добропорядочный пионер. — Пойдем, чего тут сидеть…
   Дубыга произнес слова, которые, как знал из учебного курса Тютюка, обозначали высшую степень раздражения у местных реликтовых, хотя формально-лингвистически обозначали вступление в половой акт.
   Компания, врубив на полную громкость магнитофон, направилась в сторону пляжа. Агаповы уселись на лавочке и, развернув газету, погрузились в чтение.

НА ПЛЯЖ!

   Дубыга переживал. Конечно, астральная сущность у него была куда крепче, чем у реликтового, но эмоции ей были не чужды.
   — Что за ерунда? С каких это рыжиков Андрюха Колышкин, которому в морду дать ничего не стоит даже отцу родному, вдруг так спокойно уступил деду место, да еще и ребят своих увел? Может, тут где-то плюсовик прячется? Ну-ка, дай контроль по полусфере!
   — Плюс не детектируется.
   — Все верно, откуда им тут взяться. Так… Ну, перелетаем к Сутолокиной.
   Александра Кузьминична прилегла отдохнуть и читала детектив, на обложке которого была изображена откинутая голова пышной блондинки — почти такой же, как та, на копии которой экспериментировали до обеда черти.
   — Давай-ка устроим тетеньке небольшой послеобеденный сон… — решил Дубыга. — Изобрази ей сексуальный контакт с образом Котова.
   — Котов ушел на пляж, — определил стажер. — Он в пятидесяти метрах от дома…
   — На черта он тебе нужен? — хмыкнул Дубыга. — Переходи сам в ближний Астрал, трансформируйся в образ и работай. А я пойду на пляж за Котовым.
   — А «тарелка»?
   — В «тарелке» полечу я.
   Дубыга молниеносно вывел стажера за пределы аппарата, и чертенок впервые очутился один на один с материальным миром. Пылинка с Дубыгой выпорхнула в окно, а Тютюка, уменьшенный до размеров амебы, осторожно опустился на растрепанную прическу Сутолокиной. Стажер тут же принялся старательно вспоминать, как надо вызывать сон, какие отделы мозга тормозить в первую очередь, какие — во вторую, а какие вообще выключать нельзя, чтобы не вызвать смерть материального носителя и неконтролируемый выход сущности в Астрал, где ее у Тютюки тут же уведут плюсовики, а заодно прихватят и его.
   Знания у него были, работал он добросовестно. Александра Кузьминична стала помаргивать, очки ее медленно сползли на нос, книжка легла на грудь, глаза закрылись, в довершение всего женщина захрапела.
   По сиреневому туману поплыли нечеткие фигуры, линии, размытые цветовые пятна, изредка мелькало что-то более-менее ясное: какие-то столы, стулья, лица, руки, глаза, автобусы, кирпичи, бульдозеры, сетки с продуктами, бумаги, чертежи…
   Сутолокина видела сон и на каком-то уровне подсознания понимала, что это сон, и ничего более. Александра Кузьминична сидела на рабочем месте, заваленном бумагами. Ни цифр, ни сметных позиций она различить не могла, хотя пыталась протирать очки. Когда она подняла глаза, то обомлела даже во сне: к ее столу шел совершенно голый Котов. В руке он держал какую-то бумагу, а в другой — сборник СНиП — строительных норм и правил за 1969 год.
   — Подпишите, пожалуйста, — попросил Котов, протягивая бумагу и обмахиваясь СНиПом.
   Александра Кузьминична стала искать ручку, но там, где она была всегда, в пластмассовом стаканчике с надписью «Сочи — 1973», ручки не оказалось.
   — Посмотрите в кармане, — посоветовал Котов, и тут, когда она решила поискать ручку в кармане жакета, обнаружилось, что ни жакета, ни кармана, ни ручки и даже, пардон, трусов у нее не имеется… А Котов подходил все ближе, огромный, весь из мышц, и с лоснящейся от пота кожей. И Александре Кузьминичне стало так горячо и страшно, так бессовестно интересно, что она как-то сама по себе стала падать на спину, жмурясь и бормоча:
   — Нет, нет, только в третьем квартале, только в третьем квартале текущего года…
   — Да, да, Александра Кузьминична! — Кивая, Котов нависал над падающей дамой, и ей уже казалось, что его руки смыкаются у нее за спиной и выделывают нечто восхитительно-хулиганское… — Именно в третьем квартале, ведь сейчас уже июль…
   И тут все прервалось, осветилось как будто яркой вспышкой и исчезло. Назойливая муха, с размаху стукнувшись о щеку реальной спящей Сутолокиной, выбила ее сущность из ближнего Астрала, из сладкого кошмара и вернула в материальный мир.
   «Приснится же такое!» Александра Кузьминична обнаружила, что у нее трясутся руки и участилось сердцебиение. Кроме того, от волнения заболела голова. Возможно, поднялось давление…
   Тем временем Тютюка был уже на борту «тарелки» — пылинки, куда его молниеносно вернул Дубыга. Аппарат сидел в волосах улегшегося под грибком на пляже Котова.
   — Зачем вы все обрубили, товарищ Дубыга? — обиженно скривился Тютюка, которому было ужасно интересно в этом астральном образе.
   — А хорошего понемножку… — осклабился офицер. — Ты сюда работать прибыл, а не совершать за людей грехи. У тебя и так потенциал минус, к тому же ты астральный по сути. Я обрубил все ровно там, где нужно было. Сон получился, конечно, слабо организованный, контролируешь развитие сюжета ты очень неуверенно, но это дело наживное. Ну зачем вместо того, чтобы смоделировать, допустим, обстановку домашней встречи, интима и прочего, ты устроил им свидание в помещении стройуправления? Тем не менее вышло довольно удачно. Вывели Сутолокину на уровень минус тридцать пять, совсем неплохо. К тому же прослеживается явный интерес к Котову. Это, пожалуй, первый успех за сутки.
   — Котова будем обрабатывать так же?
   — Никак нет. У него очень прочная нервная система, надо его чуть-чуть потрясти в реальном мире. Действуй короткими и выведи его в озеро. Пусть плывет на тот берег.
   — Зачем?
   — Там мы ему организуем приятную встречу.
   Тютюка, очень точно выверяя время и силу импульсов, довольно ловко заставил Владислава плыть через озеро.
   — Так! — похвалил Дубыга. — Выводи его вон в ту бухточку. Нормально. Взлетаем, уходим в лес на девяносто метров. Стоп! Котова уложить на траву, пусть загорает и отдыхает.
   — Готово! — доложил Тютюка. — Улегся!
   — Приготовиться к трансформации! Выходим в материальный мир, линейные размеры по местным стандартам.
   Котов лежал на животе в теплой, довольно жесткой траве, обдававшей его запахами перестоялого медосбора. Солнце щедро окатывало ультрафиолетом могучую спину, сушило затылок и плавки. Владислав был горд, что смог без остановки проплыть порядочную дистанцию кролем и даже не особенно запыхаться. Играла по жилам кровь. Великая сила — самоутверждение! Котов стал вспоминать тех из своих сверстников, которые по тем или иным причинам перешли в мир иной, — их набралось уже немало. Потом вспомнились ровесники без меры растолстевшие, обрюзгшие, с сердцебиениями, колитами, язвами, инфарктами, пропитые и прокуренные насквозь.
   Некоторым из них сердобольные детишки уже место уступают, как старикам. А он, Котов, — еще орел. Холостой, молодой, богатый, и у него все еще впереди. Именно так его учил специалист по аутотренингу.
   Внезапно из прибрежных кустов, окружавших бухточку, в которую заплыл Котов, послышался шорох. Владислав обернулся и постарался тут же отвернуться. В глазах застыло, однако на секунду, увиденное: две ослепительно красивые, загорелые, нагие…
   «Перегрелся, что ли?» — подумал он, подавляя искушение еще раз обернуться. Однако там, за спиной, явно были не фантомы. Там кто-то ходил, дышал, разговаривал вполголоса.
   — Молодой человек! — Бесстрашный и дьявольски-привлекательный голосок, окликнувший Котова, принадлежал длинноногой блондинке, но пользовался им офицер второго ранга первого уровня Дубыга. Вторая, очаровательная смуглянка, представляла собой внешнюю упаковку стажера Тютюки.
   — Молодой челове-ек! — еще раз позвала блондинка. — Если вы сильно смущаетесь, то можете перебраться в другое место, а если нет, то ведите себя естественно. Мы с подругой — натуристки, и нам вы не мешаете. Конечно, если будете приставать, это нам не доставит удовольствия.
   — «Приставать» — это в смысле хватать руками? — спросил Владислав, не оборачиваясь. — Нет, не буду. Я только чуть-чуть позагораю и поплыву обратно.
   — Приятно встретить интеллигентного человека, который уже подходит к цивилизованному уровню. — Блондинка Дубыга, взяв за руку смуглянку Тютюку, подошла поближе. — Мы тоже чуть-чуть позагораем неподалеку от вас. Надеюсь, мешать мы вам не будем.
   Котов перевернулся на спину и, закрыв глаза, подставил солнцу грудь. Красотки легли на траву шагах в пяти от Владислава.
   «Ну скромняга! — Дубыга поделился впечатлениями с Тютюкой в телепатическом диапазоне, и Котов услышать их не мог. — Даже и не взглянет на нас…»
   «Вы сами задали этот режим, командир, — заметил Тютюка. — Девиц две, а он один. И еще предупредили, чтобы не трогал…»
   «Ну, стажер, я с тебя балдею! То, что девушек две, еще ничего не означает. Напротив, у здешних реликтовых это должно повышать активность сексуального комплекса. А то, что предупредили, так это, наоборот, у всех местных вызывает еще большее желание нарушить запрет… Надо его немного постимулировать».
   — Как вам сегодня солнышко? — блондинка обратилась к Котову, не поворачивая головы.
   — Хорошо, — отозвался Владислав, — послеполуденное солнце, говорят, самое полезное.
   — Не слышала, — кокетливо хихикнула блондинка, — мне говорили то же самое про утреннее.
   — И правильно говорили, — согласился Котов, стараясь глядеть на кромку воды. — Важно, чтобы лучи не были прямыми: чем больше угол наклона лучей, тем мягче ложится загар и меньше опасности сгореть.
   — Вы что, врач?
   — Нет, инженер. А вы?
   — А мы — фотомодели… — объявил Дубыга. — Может быть, вы представитесь?
   — Владислав Игнатьевич.
   — Так официально… Ну, тогда я — Татьяна Александровна, а моя подруга — Ирина Алексеевна. Но нам намного проще, когда нас называют Таней и Ирой.
   — И я тоже ничего против не имею, если меня зовут Владом или просто Владиком. Вы тоже сюда вплавь?
   — Нет, на машине. Вечером уезжаем. А вы из дома отдыха?
   — Да.
   — Понятно, значит, холостой, как и все отдыхающие, — хохотнула Таня. — Мы тоже независимые женщины.
   Котов на это никак не отреагировал и повернулся на бок, спиной к собеседницам.
   — Знаете, — продолжал заигрывать Дубыга, — некоторые врачи считают, что загорать в купальнике менее полезно, чем совсем без одежды.
   — Почему? — поинтересовался Котов лениво, даже не повернув головы.
   — Потому что создается разность температур на прикрытых и неприкрытых местах, мокрая ткань забирает на себя много тепла. Иногда у женщин это даже вызывает заболевание груди.
   — Ну, мне это не грозит.
   — Еще бы, — вставил Тютюка. — Мужчинам следует опасаться за нижнюю часть: почки, предстательная железа всякая… Попробуйте как-нибудь позагорать без плавок. Кстати, сейчас вам это никто не помешает сделать.
   «Куда ты лезешь? — проворчал Дубыга в телепатическом диапазоне. — Не форсируй события! И вообще, пойди-ка прогуляйся по лесу… Это уже приказ!»
   «Есть…» — без энтузиазма ответил стажер.
   Его смугляночка встала, тряхнула антрацитово-черной сверкающей гривкой и сказала:
   — Танечка, я тут поблизости буду… Я ненадолго.
   Едва Ира скрылась за деревьями, как Тютюка получил от Дубыги телепатический приказ:
   «Еще раз попробуем вариант „Джентльмен“. Сейчас разойдешься на три азимута. Первый — триста метров на север — Ира. Второй и третий, двадцать пять метров от поляны, — два фраера в легком и злом подпитии. Пусть выходят из леса и начинают приставать к Тане».
   «А что делать Ире?»
   «Двигаться к поляне со средней скоростью десять метров в минуту. Как раз за полчаса все тут уже должно кончиться. Действуй!»
   Через несколько секунд из леса донесся треск веток и пьяный хохот.
   — Господи, — встревоженно произнесла Таня, — кого там еще несет?
   На поляну вышли, точнее, вывалились два красавца в грязных майках и джинсах.
   — Опа! — заорал один, стриженый наголо, но совершенно небритый, со спиралями щетины на щеках. — Баба-а!
   — Какая кыся! — захлебнулся от восторга другой. — Д-давай познакомимся? А-а, ты уже готова? И р-раздевать не надо…
   — Вы с ума сошли! — завизжала Таня.
   Владислав приподнялся из травы.
   — Мужики, не мешайте загорать. Весь кайф сломали.
   — Ка-айф? А ты кто такой? — приблатненно протянул стриженый. — Давно бычки в гляделках не шипели?
   — И кишки тебе не щекотали? — Второй вытащил что-то вроде финки.
   — Надоело, — с ленцой в голосе процедил Котов. Его движения были медлительны, обманчиво медлительны…
   — Дай ему, Лузга, чтобы быстрее валил! — посоветовал тот, что с ножиком. Лузга замахнулся, кулак просвистел по воздуху мимо Котова. Второй парень хотел налететь с другого бока, но получил точный пинок в пах. Он еще не успел разогнуться, как Лузга уже лежал в глубоком нокауте от удара в челюсть. Верный привычке не великодушничать, Владислав рубанул согнувшегося и матерившегося напарника Лузги по шее и уложил его на травку. Ножик-самоделку Котов подобрал и зашвырнул в воду.
   Таня стояла и дрожала. Дубыга отлично знал свое дело.
   — Какие гады! Мерзость! — бормотала девушка.
   — У вас есть во что одеться? — поинтересовался Котов.
   — Да…
   — Так идите оденьтесь…
   Дубыга заставил Таню прижаться к Владиславу и дрожать у него на груди.
   — Да не волнуйтесь вы, все нормально, — с досадой поморщился Котов. — Одевайтесь, а я пригляжу, чтобы эти, когда очухаются, пошли в нужную сторону.
   С этими словами он отстранил от себя блондинку и вернулся к лежащим на траве типам.
   Бритоголовый, медленно выходя из нокаута, тупо вертел головой, второй тоже хлопал глазами. Дубыге они мешали, и ему пришлось дать несколько коротких импульсов…
   — Все, все, начальник! — заторопился бритоголовый, привстал и, пятясь, пополз к лесу. Следом за ним, держась за определенное место, похромал и его корешок.
   «Тютюка! — приказал по телепатии офицер. — Собирайся в Иру, а эти оболочки уничтожь. И продолжай движение в том же темпе».
   — Что-то ваша подруга задерживается, — заметил Котов обеспокоенно, когда незваные гости исчезли за деревьями и там, уже незаметно для Владислава, распались на элементарные частицы, — не наткнулась бы она на этих…
   — А пойдемте ей навстречу… — предложила Таня.
   — Вы, может, хоть купальник наденете, — посоветовал Котов, — мало ли кто в лесу встретится… Не все же еще находятся на уровне мировой цивилизации.
   Пока на телепатическом уровне Дубыга высказывал Тютюке все, что думает, Таня ушла в кусты и через несколько минут вышла оттуда в купальнике, состоявшем из двух настолько узких полосок зеленой ткани, что, как выражаются математики, их размерами можно было вполне пренебречь. В руках был еще один купальник, вероятно Ирин.
   — Все остальное в машине, — пояснила блондинка, — я думаю, Ирка пошла туда.
   — Знаете, я все-таки немного не понимаю натуризма, — признался Котов. — Загорать — куда ни шло, но гулять по лесу, где полно комаров…
   — Тут их нет совсем!
   Дубыга приказал своей оболочке взять Владислава под руку, и они двинулись в лес.
   — Вы такой отчаянный, — заглядывая в глаза спутнику, польстила Таня, — полезли против двоих, да еще у них нож был… Сейчас редко можно найти мужчину, который так бесстрашно себя ведет.
   При этом, управляя походкой блондинки, Дубыга настойчиво заставлял ее мягкое бедро прикасаться к ноге Владислава.
   — Скажите, — спросил тот, оценивая эти прикосновения как отнюдь не случайные, — а почему вы поехали только вдвоем с подругой, без мужчин? Ведь встречу, которая произошла на берегу, можно было прогнозировать почти со стопроцентной вероятностью.
   — Н-ну… Предположим, что нам не с кем было поехать.
   — Не поверю, — улыбнулся Котов. — Две супермодели — и не с кем поехать?
   — Во-первых, мы не супер-, а просто фотомодели. Правда, в обывательских кругах считают, что фотомодель — это разновидность путаны. Но вы-то, надеюсь, не обыватель? Конечно, иногда приходится открываться, но не так уж часто. В основном мы позируем одетыми. Реклама трусиков — тут надо показывать пупок и бедра, но если надо рекламировать шубу или пуловер?
   — И все же вы не убедите меня, что совершенно одиноки…
   — Вы правы, у нас есть друзья. Но вы можете поверить, что сегодня им было некогда или, скажем, мы поссорились с ними?
   — Пожалуй, могу. — Владислав ощутил некоторую досаду на самого себя. Не хватало только заигрывать с девчонкой, которой на вид — едва двадцать пять. Он считал, что не вправе поддаваться зову физиологии, которая от легких касаний нежной кожи явно начинала о себе напоминать. Это тут же было зарегистрировано Дубыгой.
   «Тютюка! — позвал он по телепатии. — Выходи по пеленгу на нас, но не раньше чем через десять минут…»
   — А вы женаты, Владик? — спросила Таня.
   — Женат, — соврал Владислав, ощущая, что дыхание у него сбивается.
   Таня поглядела на него снизу вверх, очаровывающая голубизна ее взгляда хлынула в душу Котова, он мягко положил ладонь на талию спутницы.
   — Вы совращаете только женатых? — спросил он голосом, который стал низким и хриплым.
   Таня затрепетала и отвела глаза…
   — Я вас боюсь… — пролепетала она. — Немножечко…
   — Я тоже боюсь вас, — прогудел Котов, — по-моему, в вас есть что-то бесовское, не правда ли?
   Дубыга внутренне содрогнулся, но волевым усилием направил Танину руку. Непроизвольно она легла на бок Владислава, и они пошли дальше в обнимку.
   — Какой здесь страшный лес, — заметил Котов, пытаясь как-то отвлечь себя от мыслей, за которыми могли последовать весьма активные действия. Они шли под разлапистыми ветвями огромных елей, замшелые стволы некогда рухнувших от старости деревьев преграждали путь, а небо между верхушками казалось таким далеким, будто принадлежало другому миру.
   — Да, — согласилась Таня, — лес жуткий… Но с вами не страшно, вы — мой рыцарь… Жаль только, что вы женаты.
   — Почему жаль?
   — Потому что мне хочется быть с вами…
   «Да что я, в самом деле? — разозлился на себя Котов. — Импотент, что ли?» Он крепко обнял свою нежную спутницу и прильнул к влажным, полуоткрытым губам…
   «Тютюка! Срочно сюда! — рявкнул по телепатическому каналу Дубыга».
   И в тот момент, когда Таня, опьяненная и расслабленная поцелуем Котова, могла вот-вот повалиться на мягкий, словно ворсистый персидский ковер, мох, послышался осторожный кашель…
   — Это я, Ира, не помешаю?
   — Ой, — спохватилась Таня, отталкивая Владислава, — я совсем забыла…
   — Ты мой купальник взяла? — Выдернув из сжатого кулака своей красной от смущения подруги скомканный купальник, Ира приказала:
   — Владислав, не смотрите…
   Тому было не до нее, он отвернулся сразу от обеих, ибо физиология вполне здорового мужчины — вещь очень заметная…
   — Извините меня, — пробормотал он, — жара…
   — Мы дойдем сами, не провожайте нас, — прощебетала Таня.
   Их шаги быстро потерялись в лесных шорохах, а Котов, раздосадованный и злой, рванул обратно на берег. Едва дойдя до бухточки, он бросился в озеро, погрузил лицо в воду и, мощно загребая руками, поплыл назад, на пляж. Плыл он быстро, не чуя усталости. В душе у него было столько стыда, столько ощущения собственного ничтожества…
   Выбираясь на песок, Котов ругал себя уже меньше, и стыда у него тоже поубавилось, а вот досады было в избытке: «Хоть бы телефон спросил, идиот!» Ему было невдомек, что ни Тани, ни Иры уже больше нет в природе. Они исчезли, едва Дубыга и Тютюка скрылись за деревьями. «Тарелка» — пылинка мигом догнала Котова и одновременно с ним оказалась на пляже.
   — Командир, — спросил Тютюка, — зачем же мы на этот раз ему помешали?
   — Ну как ты не поймешь, Таня — искусственное образование, временная биоконструкция. Грех, который мог совершить с ней Котов, в зачет идти не может. Сущности-то у блондинки нет, точнее, сущность была моя. Это полная аналогия с твоей атакой на Сутолокину. Разница только в том, что ты работал в Астрале. Задача тут ставилась иная. Котов должен так разозлиться, что ему для самоутверждения обязательно нужно будет кого-то… хм… Ну, ты понимаешь. И Сутолокина под нашим чутким руководством станет таким объектом! Ну а потом мы их так закружим, что они на все семьдесят пять наминусят… А сейчас надо передохнуть, много энергии потратили на всей этой чертовщине! Отбой!

ВЕЧЕР

   На закате нажарившиеся отдыхающие возвращались с пляжа. Сутолокина за прошедшие несколько часов из номера не выходила. Она кое-как справилась и с давлением, и с сердцебиением, но на пляж идти побоялась. В прохладном номере, с книжкой в руках, ей казалось безопаснее. Однако, сколько бы Александра Кузьминична ни пыталась занять свой ум похождениями детективных героев, ей постоянно виделись картинки пережитого во сне. Было в этом сне что-то опасное, какой-то потаенный страх, хотя при здравом рассуждении Сутолокина ничего страшного не находила. Александра Кузьминична считала, что все это от усталости, которая накопилась в организме и при переходе к новой обстановке дала о себе знать.
   Замуж Сутолокина — Сашенька Иванова — вышла очень рано и очень давно. По крайней мере, ей так казалось. Еще в детстве она познакомилась с тогда еще очень молодым Эдуардом Сергеевичем Сутолокиным, своим будущим мужем. Он писал кандидатскую диссертацию под руководством отца Александры Кузьминичны, и профессор Иванов после долгих разговоров о научных делах приглашал Эдика пить чай. Саше было двенадцать, а Эдику — двадцать четыре. За столом Сутолокин был чудесным собеседником, прекрасно знал все новинки литературы, а тогда, в пятидесятых-шестидесятых, то и дело выходило что-нибудь такое, от чего вся интеллигенция приходила в состояние полного шока или прогрессирующего обалдения. Хотя специальностью Сутолокина были вопросы нормирования труда в строительстве, он мог наизусть прочитать что-нибудь из полузапретной Ахматовой или ужасно популярной Ахмадулиной, не путал Евтушенко с Есениным, а Вознесенского с Рождественским. О современной прозе они с Кузьмой Афанасьевичем витийствовали куда больше, чем о прозе жизни и методах «фотографии рабочего дня». В конечном итоге они уже стали считать себя почти родственниками. Наверно, если бы Саша Иванова не согласилась выйти замуж за Сутолокина, ее отец просто усыновил бы Эдика.
   Но этого не потребовалось. Дело в том, что Саша никого иного, кроме Эдика, и не представляла в роли своего мужа. О том, что она выйдет за него замуж, впервые ей подумалось еще лет в пятнадцать. Как раз тогда все одноклассники и одноклассницы успели перевлюбляться друг в друга, а костистая и очкастая Саша оказалась вне игры. Ее никто не приглашал в гости, никто даже в шутку не оказывал ей знаков внимания. Не будь тогда вежливого, улыбчивого и корректного Эдуарда Сергеевича, Саша могла бы с собой что-нибудь сделать. Попросту говоря, Саша понимала, что никакой альтернативы у нее нет и быть не может. Видимо, так же рассуждали и ее родители.
   Все получилось блестяще. Сутолокин стал зятем профессора Иванова, въехал в его трехкомнатную квартиру и получил доверенность на машину. Кроме того, Сутолокин оказался заместителем заведующего кафедрой, очень скоро защитил докторскую и начал прицеливаться к месту декана. Саша тем временем, с двумя перерывами на год, закончила институт. Перерывы в учебе были связаны с рождением дочерей — первой из них было уже двадцать четыре, второй — двадцать два. Обе они вышли замуж и жили отдельно, покинув Старопоповск (бывший Новокрасноармейск).