Одиннадцать ружей почти одновременно произвели двенадцать выстрелов.
В любом другом месте было бы довольно трудно понять, почему ни одна пуля не попала в цель. Но тут произошла цепочка событий, типичная для диамондианцев.
Один из охотников вдруг решил, что обязательно должен застрелить серну. Поэтому он, по-прежнему лежа у края оврага и нацеливая ружье на противоположный склон, стал наблюдать за своими товарищами и не смотрел на цель. Это был светловолосый молодой человек маленького роста и весь в рыжих веснушках, по имени Хоакин.
Благодаря присущей диамондианцам остроте чувств он за несколько секунд до выстрелов увидел, как указательные пальцы стали сгибаться, касаясь курков. Движения были быстрыми и умелыми: это были опытные стрелки.
Хоакин выстрелил первым - и промахнулся, потому что не смотрел на дичь.
Все остальные так же, как Хоакин, были выбраны в мирную делегацию потому, что были выдающимися стрелками. Но, к несчастью, они были также диамондианцами. При звуке первого выстрела десять сердец раздулись от ревнивой мужской зависти. Этого оказалось достаточно: ружья отклонились в сторону, и пули прошли мимо цели.
В этот момент главный виновник промаха выстрелил снова. На этот раз Хоакин промахнулся не потому, что был диамондианцем. В мире есть и другие силы, и в этот момент одна из них взяла над ним верх.
Поскольку Овраг Гиюма не находился на линии фронта, выстрелы оказались полной неожиданностью для десяти тысяч ушей, которые ещё никогда не слышали подобного шума. Это был трескучий звук поразительной силы, отразившийся от скал множеством изменчивых отголосков.
Два недавно бежавших от людей ягуара, великолепные трехлетние хищники, сейчас ползком пробирались вдоль оврага. Они подскочили, обернулись назад, потом снова начали взбираться на склон.
Десяток других кошачьих, пара покрытых панцирями тапиров, обычная выдра, выдра без когтей, два хорька, сотня белок, индийские мангусты, несколько сот пестрых птиц, среди которых были зеленые голуби, обычные дикие голуби, серебристые и калиджские фазаны, и тысячи других существ, которые жили в овраге, неподвижно замерли, когда этот шум грубо ворвался в их уши, а потом снова отправились по своим делам.
Среди диких животных, обитавших в овраге, сильнее всех отреагировали на стрельбу те две серны, в которых целились охотники. Звуки выстрелов ничего не значили для них, но свист пуль, отскакивавших от скал, заставил их нервы напрячься. Серны испустили тревожный крик и стали взбираться на отвесную скалу, находившуюся позади них. До вершины было больше тридцати метров, но серны уже были только движущимися тенями на фоне серо-коричневых скал. Через несколько секунд животные добрались до гребня и исчезли.
Все это произошло между первым и вторым выстрелами низкорослого светловолосого солдата, и во второй раз Хоакин промахнулся потому, что цель уже двигалась.
Некоторые из его товарищей сразу угадали, что произошло, и задыхались от ярости. Другие пытались понять, в чем дело. К несчастью этих людей, делегация ирсков уже укрывалась за стеной кустарника в нескольких метрах от места, где появились серны. Особые способности ирсков позволили туземным миротворцам сделать так, чтобы лесные животные не заметили их.
Но град пуль, посланных диамондианцами, встревожил ирсков.
И тут всех охватило типично диамондианское безумие. Наиболее взбешенные неудачей диамондианцы стали поворачиваться во все стороны, выкрикивая обвинения и ругательства. Остальные мгновенно поняли, что произошло, и включились в ссору. Все они забыли, где находятся. Полные ярости голоса, отражаясь от скал по всей долине, усиливались, порождали множество отголосков, и казалось, что в Овраге Гиюма собралась целая армия.
Один из диамондианцев осознал опасность и с большим трудом заставил замолчать своих перевозбужденных товарищей. Но было слишком поздно: звуки будто бы многочисленных голосов уже разгорячили даже самых нерешительных среди ирсков. Уверенные, что с полным правом защищаются от врага, туземцы метнули в самый центр группы диамондианских миротворцев малогабаритное Оружие Дуальда.
Сгустки энергии понеслись по всем направлениям. Словно тысячи крошечных осколков металла разлетелись во все стороны.
И каждый из этих осколков попал в кого-то из людей. Все, кроме одного, умерли мгновенно. Уцелел лишь виновник этого хаоса: в момент взрыва Хоакин по причине, известной одному богу, стоял, пригнувшись, за большой скалой.
Он бросился на землю и дождался, пока прекратится свист освободившейся энергии. Потом он ушел, ни разу не взглянув назад.
5
Человеку, который пробирается в самой гуще джунглей - то идет, то ползет на животе, - нужно много времени, чтобы попасть из пункта А в пункт Б. Поэтому, когда Хоакин наконец остановился, уже достаточно долго царила тишина и на западе солнце опускалось за горизонт.
Ветер, который, проделав немалый путь, достиг оврага и несся вдоль него, легкими порывами раскачивая ветви и заставляя дрожать листву, немного освежил душный зловонный воздух долины.
Единственный уцелевший участник диамондианской мирной делегации добрался до группы кривых деревьев и укрылся под ними. Сидя на корточках под переплетающимися ветвями, Хоакин оглядывал зубчатую вершину холма, которая поднималась в тридцати метрах над его головой.
Его положение казалось безнадежным. Вначале Хоакин думал, что спасся невредимым, но скоро обнаружил, что его плечо сильно кровоточит: один из энергетических "осколков металла" ранил его. А уже наступала ночь.
Раненный, Хоакин стал лесным зверем. Ему понадобилось много времени, чтобы понять это, потому что все его силы и вся воля были направлены на то, чтобы сантиметр за сантиметром тащить свое тело по ночной чаще.
Хоакин не знал даже, в каком направлении он идет: вокруг него была только чернота ночи, и Хоакин ощущал только её и свои движения.
Наконец Хоакин обессилел. Он лег в траву и лежал неподвижно, оглушенный шумом собственного тяжелого дыхания. В этот момент ему и пришло на ум, что теперь он беззащитен против капризов дикой природы этого края.
Хоакин также понял, в каком направлении он бессознательно шел: к реке. Ему была нужна вода! Жажда заглушала все мысли. Рот и горло Хоакина пересохли, язык распух, в теле не осталось ни капли влаги. Тут он, должно быть, потерял сознание...
Очнулся Хоакин внезапно, словно от толчка. Было ясно, что он долго пролежал без чувств, потому что на востоке, где раньше он видел одни звезды, теперь сияла луна. Его лица касалось горячее дыхание, и на Хоакина смотрела пара желтых глаз, горящих, словно два фонаря. Голова зверя оставалась невидимой в темноте.
Хоакин отпрянул и резко замахнулся. Ладонь больно ударилась о голову хищника.
- Убирайся! - крикнул Хоакин.
Удар был не очень сильным, и голос не очень громким, но глаза отодвинулись от человека. Теперь, когда зверь стоял не так близко, Хоакин разглядел, что это был шакал.
- Значит, ты набирался храбрости, чтобы вонзить зубы мне в горло, да? Пошел прочь! - рявкнул на него Хоакин.
Несмотря на внезапный приступ ярости, молодой солдат успокоился, увидев, что опасность была меньше, чем он думал. Хоакин засунул в кобуру пистолет, который уже наполовину вытащил, огляделся вокруг и увидел второго шакала. Без сомнения, это была самка первого. Она не сводила с Хоакина глаз.
При виде второго зверя Хоакин вздрогнул от страха. Больше он не решился отдаваться на волю случая.
Хоакин почувствовал, что потерял слишком много крови и умрет, если не найдет воду. Он с трудом заставил себя подняться и пополз к реке на коленях. Луна скрылась за лианами, потом медленно поднялась на небо, а он упорно продолжал ползти. Через полчаса Хоакин вдруг услышал перед собой в темноте журчание реки.
Он лихорадочно заторопился, но не смог ускорить движение: только слон или танк могли бы прорваться через массу переплетенных между собой лиан, которые прокрывали берег реки. Хоакин устало пошел вдоль реки по её течению.
Вдруг он оказался перед омутом, где жил крокодил. Прибрежная грязь приятно холодила горевшие от начинавшегося жара ладони. Хоакин наклонился, чтобы напиться, качнулся вперед, и несколько капель его крови упали в воду. Течение принесло эту кровь к длинному бревну, которое лежало, наполовину утонув в грязи, в шести-семи метрах от берега.
Бревно ожило и бросилось на Хоакина, не поднимая волн. В лунном свете на нем загорелись две маленькие искры - глаза. Хоакин, отдыхавший после сделанного усилия, смотрел на это с таким слабым интересом, что не сразу осознал происходящее. Только в следующее мгновение он с изумлением подумал: "Крокодил! Я должен его убить!"
Снова его охватила ярость. Молодой солдат автоматически прицелился в глаз зверя и почувствовал, что все это происходит с ним, а не с кем-то еще, только тогда, когда звук выстрела отозвался в долине сотнями отголосков. Это эхо словно ударило Хоакину в лицо и разбудило его.
Тогда он с изумлением увидел, что вода словно кипит от рывков огромного подстреленного зверя. Хоакину не понадобилось усилие воли, чтобы уйти прочь от этого кошмарного чудовища. Для этого были нужны только физические силы.
Казалось, что лагерь и безопасность были очень далеко.
На время джунгли оставили Хоакина в покое. Он был жив и шел наудачу по тропе, которую протоптали звери.
От выпитой воды к Хоакину вернулась способность думать, и он сказал себе, что должен во что бы то ни стало добраться до базового лагеря мирной делегации прежде, чем оставшиеся там участники переговоров тоже погибнут в засаде.
Теперь, когда ум повстанца снова стал ясным, он начал бояться, что джунгли помешают ему выполнить эту задачу. Еще несколько часов назад Хоакин был надежно защищен, был выше всех угроз и опасностей, но теперь ирски грубо столкнули его крепкое коренастое тело на уровень леса.
Какая-то тень заслонила луну. Хоакин упал на живот и сжался в комок. Потом он разглядел, что это было всего лишь облако, но страх не прошел. Джунгли вдруг ожили: наполнились шепотами, вздохами, шуршанием, свистом и скрипом. Хоакин услышал мягкие тихие шаги и рычание, похожее на тигриное: они то приближались, то удалялись.
Он лежал все на том же месте почти без сознания и вдруг почувствовал, что кто-то стоит рядом с ним и смотрит на него. Сначала Хоакин решил, что это ирск, но когда поднял голову, то обомлел от страха: перед ним была светящаяся прозрачная фигура. Хоакин видел через неё джунгли.
Молодой солдат задрожал от ужаса: он вспомнил старинные рассказы о том, что на закате бесы и призраки ирсков спускаются на землю, раскачивают ветки деревьев, взбаламучивают воду в прудах и кричат так, что невозможно описать.
Это прозрачное существо молча приблизилось к Хоакину, наклонилось над ним и пробормотало несколько слов. Хоакин был хорошим католиком и сразу понял, что находится в полной власти беса и должен терпеть все его причуды. Он мысленно заткнул себе уши, то есть твердо решил не слушать ни единого слова призрака, и тем не менее смутно понял, что тот просит его что-то пообещать. Хоакин был так слаб, что послушно согласился сделать все, что пожелает призрак, но при этом мысленно добавил положенные в таких случаях оговорки.
Звук его голоса и, возможно, движения светящегося существа обратили в бегство трех ходивших поблизости диких свиней. Те бросились к тропе, и Хоакин должен был отскочить в сторону, чтобы не столкнуться с ними. Все же одно из животных, пробегая, отдавило ему своими копытами правую ногу. Когда Хоакин опомнился настолько, что смог обернуться назад, светящаяся фигура уже исчезла.
Не обращая внимания на острую боль, молодой солдат вскочил на ноги и побежал. Через сто метров он стал шататься, потом ноги Хоакина стали заплетаться. В конце концов он упал, не в силах идти дальше.
Его мозг, лишенный всякой физической поддержки, ослаб ещё больше, чем тело. Когда маленькая пальмовая виверра вскрикнула около Хоакина, тот закричал во все горло, ругая зверька.
Весь следующий час Хоакин полз как автомат, крича и вопя при каждом звуке джунглей.
Патруль, вышедший из лагеря мирной делегации, нашел Хоакина в ста метрах от этой укрепленной базы. Как раз перед этим Хоакин в пятый раз выстрелил по огромному листу, который качался под ветерком перед самым его носом.
Из множества грехов, которые Хоакин совершил в этот день, далеко не самым малым было решение ничего не говорить о встрече с дьяволом в ночных джунглях. Спасенного напоили и накормили, перевязали ему рану, и через час его ум заработал в полную силу. Как только Хоакин смог говорить, он рассказал выдуманную историю о предательстве ирсков, в которое теперь сам начинал подсознательно верить.
Делегация ирсков со своей стороны, разумеется, сообщила на свой командный пункт, что попала в засаду. Поэтому было уже поздно разбираться в случившемся с помощью здравого смысла.
Естественно, арьергард диамондианской делегации потребовал срочно прислать подкрепления. Генерала Филиппа Феррариса, который находился в своем штабном кабинете, это очень встревожило, потому что идея мирных переговоров принадлежала его дочери. Все же он послал в лагерь тысячу парашютистов. Они были сброшены в овраг на рассвете и обнаружили там мощно вооруженную роту ирсков, которая бесшумно пришла туда ночью ускоренным маршем: ирски опасались нового предательства со стороны людей.
В девять часов утра в Овраге Гиюма уже шел ожесточенный бой. Судя по докладам, смерть косила солдат повсюду. Диамондианский генерал решил сдержаться и ничего не сообщать дочери о её поражении, пока не станет известен исход сражения.
Пока происходили все эти события, с Мортоном случилось вот что. Накануне днем вокруг него были...
6
Даль и тьма!
Звезды... знакомые созвездия. Мортон понял, что видит созвездия, окружающие Диамондиану, и то, куда входит она сама. И что он смотрит на них - тут Мортон окаменел от изумления - из глубины космоса.
Продолжая со все большим изумлением разглядывать звезды, Мортон вдруг почувствовал странное беспокойство, словно рядом было что-то угрожающее ему, на что он должен взглянуть. Он попытался повернуть голову: оказалось, что он идет по улице в компании довольно плохо одетых ирсков.
Мортон смутно подумал, что не позволит втянуть себя в новые глупости.
- Нет, вы не получите Оружие Лозитина!
Мортон понял - и посчитал это мгновенное вхождение в обстановку совершенно естественным, - что эти два ирска-националиста пытаются убедить его передать войскам восставших то, что они называли "разрушительной силой Тьмы".
Ирски-повстанцы шли рядом с ним скользящей походкой и изящно жестикулировали всеми щупальцами, страстно возражая против его точки зрения на этот вопрос.
Они считали, что для ирска позор быть союзником людей и наступит день, когда всех ирсков, которые сотрудничают с диамондианцами, объявят врагами планеты.
- И в этот день ты будешь в списке предателей. Лозитин! А это решение, если оно будет принято, означает смерть для всех ирсков, носящих зеленые полосы, на всей Диамондиане.
- Так что подумай хорошо, Лозитин. Неужели тебе так хочется, чтобы твои братья ирски стали тебе врагами в этот день? А он не за горами: он наступит через несколько часов после ухода экспедиционных войск Федерации.
Мортон улыбнулся и покачал головой.
- Оставьте меня в покое, понятно? - ответил он. - Вам понадобилось много мужества, чтобы спуститься со своих гор. Но вам надо бы быть сдержаннее и подумать о вашей семье, которая будет в отчаянии, если с одним из её любимых сыновей случится несчастье.
Слово "семья" показалось ему особенно важным, так как его ум задержался на этом слове.
Потом Мортон снова увидел себя на улице. Он смотрел, как те же два ирска уходят прочь. Походка и жесты выдавали гнев и раздражение обманувшихся в своих надеждах повстанцев. Мортон заметил, что улыбается. Когда он уходил с этого места, ему показалось, что он знает что-то, ускользнувшее от внимания националистов. Он решил какой-то вопрос, а те ещё даже не поняли, что этот вопрос существует и должен быть решен.
Мортон пытался понять, что это за тайна, известная ему одному, и вдруг со всей остротой осознал свое положение.
- Что происходит? Где я?
Он попытался остановиться и оглядеться вокруг, но не смог сделать это. Он не мог даже повернуть голову.
Он ощущал свои ноги, которые продолжали шагать по улице. Видимо, это была улица какого-то поселка. Место показалось Мортону знакомым. Должно быть, это одна из двухсот диамондианских общин, в которых он побывал с тех пор, как вступил в должность.
Но какая? И как он сюда попал?
"И ведь я сидел в машине с лейтенантом Лестером Брэем. Как же я могу быть... где-то еще, о господи?
Кто идет по улице? Это не я.
О господи, я больше не я!"
Мортона охватило совершенно незнакомое ему до сих пор чувство: он оцепенел от страха. А пока он позволял ужасу охватывать себя, тело... - как назвал его тот ирск?.. да, Лозитин... - тело Лозитина продолжало спокойно шагать под ним, вокруг него, сквозь него, совершенно не чувствуя странности этой ситуации.
"Мое имя Чарлз Мортон, а не Лозитин", - автоматически подумал полковник.
Мортону нужно было чем-то подтвердить, что он существует, и он ещё раз попытался остановить чужое тело. Но Лозитин продолжал медленно ставить одно щупальце перед другим, выпрямляя их при каждом шаге так, что они становились твердыми, как кости. При такой походке щупальца выдерживали его вес так же естественно, как человеческие ноги.
Наконец Мортон отказался от попыток управлять телом ирска и ограничился тем, что следовал за движениями Лозитина. Тот скоро вошел в магазинчик скобяных товаров и сразу же направился в комнату за лавкой. Там он снял свою куртку с зелеными полосами, надел блузу тоже с рисунком из зеленых полос, вернулся в магазин, встал за прилавок и начал обслуживать покупателей, в основном крестьян-диамондианцев.
"Эта сумасшедшая история, конечно, через секунду-другую окончится", подумал Мортон.
Но секунды превратились в минуты, потом в часы. Мортон заметил, что все больше и больше следует за движениями и словами Лозитина.
"Как будто я сам говорю и действую".
Это показалось полковнику опасным, и он попытался сопротивляться.
К концу дня он вновь подумал о беседе Лозитина и двух ирсков-националистов относительно оружия предков.
"Только этого нам не хватало! Новое оружие в этой преступной войне, и ещё более мощное, чем все, которые мы знаем..."
Невероятно, но этим оружием владел ирск - друг людей, скромный продавец скобяных товаров в большой деревне в центре того континента Диамондианы, где жили люди и климат был умеренным.
По крайней мере, умеренным его назвали Мортону ещё по дороге на эту планету. Здесь он быстро узнал горькую правду: умеренный климат на Диамондиане означал температуру выше сорока градусов в тени!
Часы пробили шесть раз. Шесть часов вечера - время закрытия магазина.
Симпатичный молодой ирск снял блузу, надел куртку, попрощался с двумя другими продавцами-ирсками и с хозяином, разговорчивым диамондианцем, вышел на улицу и зашагал той же дорогой, по которой пришел в магазин в час завтрака.
Ослепительное диамондианское солнце, сверкающее, как голубовато-белый бриллиант, опускалось на западе за холмы, и повсюду ложились длинные тени. Лозитин шагал не спеша и наконец дошел до квартала ирсков на краю поселка.
Увидев вокруг себя со всех сторон древние развалины, Мортон пришел в восторг. До военной службы он был архитектором и всегда мечтал изучить древнейшую цивилизацию ирсков. До сих пор у полковника не было такой возможности: слишком много дел по службе.
Еще больше Мортон восхитился, когда заметил, что Лозитин направляется к самому большому дому, стоящему в центре квартала. К несчастью полковника, для Лозитина это место было привычным и тот почти не смотрел на окрестности своего дома. Более того, Лозитин отвернулся от самых интересных частей здания, и поэтому Мортон не смог разглядеть, как было восстановлено то, что он, за неимением более подходящего слова, мысленно назвал пластмассой.
"Будет очень интересно когда-нибудь выяснить, как мог разрушиться такой прочный материал и как его восстановили", - подумал Мортон.
Полковник мгновенно забыл о своем отчаянном положении и с нетерпением ждал момента, когда он наконец увидит изящно украшенный интерьер ирского дома: до сих пор он видел внутренность таких домов только на фотографиях и в журнальных иллюстрациях, дававших очень слабое представление об убранстве дома в целом.
Мортон представил себе сначала парадную прихожую, а потом другие великолепные комнаты.
Его надежды тут же рухнули.
"Эй! Куда он идет?" Вместо того чтобы войти в большую дверь, Лозитин направился по заросшей травой дорожке, огибавшей волшебное здание. Через заднюю дверь он вошел в маленькую комнату с красивым сводчатым потолком (да, форма потолка подобрана так, чтобы запахи выходили через отверстие, оставленное в крыше, это очень интересно). Комната почти полностью была занята машинами-автоматами.
Кухня. Или комната, переделанная в кухню.
Мортон покорился судьбе и был готов заинтересоваться тем, что видел. Но Лозитин был у себя дома и не обращал ни малейшего внимания на обстановку комнаты. Он слегка коснулся одной из стен. Панель раскрылась, и Лозитин вынул из-за неё тарелку - подумать только, с чем - с пиццей. Затем он сел за стол и с рассеянным видом съел этот ужин. Мортон заметил, что прозрачные стены потемнели: наступила ночь.
Приход ночи грубо вернул полковника к мыслям о его собственном положении.
"Скоро настанет время ложиться спать. И что будет тогда? Усну ли я тоже?"
У одной из дверей, ведших в глубину дома, послышался легкий шум. Когда Лозитин повернулся к двери, в комнату входила девушка-ирска.
Лозитин вежливо встал и приветствовал ее:
- Желаю тебе прекрасного вечера, Аянтса.
Молодая ирска сделала нетерпеливый жест и сухо спросила:
- Бойцы сопротивления говорили с тобой?
- Вот как, они приходили сюда? - удивился Лозитин, который чувствовал себя неловко. - Аянтса, тебе и твоему отцу надо бы вести себя осторожнее и не слишком вмешиваться в дела этих воинственных дилов ("дил" означало "ирск мужского пола" на языке ирсков). Ты же знаешь, у диамондианцев нет ни капли жалости.
Девушка задумалась. Она в нерешительности стояла перед дверью, и, поскольку Лозитин смотрел ей в лицо, Мортон мог разглядывать её, сколько хотел. За немногие недели, проведенные на Диамондиане, он старался больше узнать ирсков и поэтому смог понять, что, по представлениям своего народа, Аянтса была редкостной красавицей. Ее губы были чуть тоньше обычного, а глаза чуть больше среднего размера и скорее зеленые, чем синие. Удлиненная узкая голова, очень тонкое точеное тело и плавные очертания ручных и ножных щупалец придавали внешности Аянтсы благородное изящество.
Но Лозитин по неясной полковнику причине, казалось, не замечал этой красоты и не интересовался теми сладостными удовольствиями, которые она обещала. Это сильно раздражало Аянтсу.
Ее подослали сюда, чтобы соблазнить этого паренька, с проницательностью разведчика сообразил Мортон. Ирски - враги диамондианцев - составили этот немного смешной, но такой простой заговор, чтобы скомпрометировать владельца Оружия Лозитина.
- Их доводы не заставили тебя задуматься? - спросила красавица.
Лозитин улыбнулся и ответил:
- Моя дорогая Аянтса, я принадлежу к тому большинству ирсков, которое намерено помочь восстановить на Диамондиане закон и порядок. Я имею в виду человеческий закон. Поскольку мы, ирски, столько лет полностью находились под влиянием диамондианских людей и учитывая их повышенную чувствительность, эта задача не будет легкой. Ты сама пример этого, потому что, сражаясь против диамондианцев, все же ешь их еду, а не пользуешься энергетическими методами, которые позволяли ирскам жить и питаться до появления здесь людей. Подумай также о том, что только что произошло в Овраге Гиюма. Я мысленно протестовал против поспешных действий нашей делегации. Ничем другим нельзя объяснить то, что там случилось. Но мой протест только крошечная капля разума в океане временного безумия. Очень трудно предсказать, что теперь произойдет, но у меня нет на этот счет никаких иллюзий.
- Прекрасно, - ответила девушка и вышла, закрыв за собой дверь.
Когда она ушла, Лозитин вложил свою тарелку в щель в стене. Потом он открыл вторую дверь. Она выходила на галерею, где было так темно, что из всех предполагаемых красот Мортон смог разглядеть лишь несколько серебристых лепных украшений. Полковнику показалось, что он разглядел большую изогнутую лестницу, которую поддерживали почти невидимые нити из какого-то серебристого материала.
К этой лестнице и направился Лозитин. На первой площадке молодой ирск остановился и посмотрел на большую запертую дверь, находившуюся слева от него. Дверь была едва заметна в полумраке.
Лозитин думал: "Не заглянуть ли туда? Убедиться, что все в порядке с..."
С кем или чем, для Мортона осталось непонятно: он не смог проникнуть в глубинный подтекст этой мысли.
Что бы ни находилось в комнате, оно было важным для Лозитина. Тем не менее он обуздал свои чувства и взялся за перила. Мортон подумал, что ирск станет подниматься по ступенькам. Но Лозитин не сделал ни одного шага и уже был наверху! "Боже мой!" - потрясенно подумал Мортон, когда осознал, что Лозитин перенесся с места на место практически мгновенно. Изящные пальцы-щупальца коснулись перил, и ирск мгновенно оказался на верхней площадке.
В любом другом месте было бы довольно трудно понять, почему ни одна пуля не попала в цель. Но тут произошла цепочка событий, типичная для диамондианцев.
Один из охотников вдруг решил, что обязательно должен застрелить серну. Поэтому он, по-прежнему лежа у края оврага и нацеливая ружье на противоположный склон, стал наблюдать за своими товарищами и не смотрел на цель. Это был светловолосый молодой человек маленького роста и весь в рыжих веснушках, по имени Хоакин.
Благодаря присущей диамондианцам остроте чувств он за несколько секунд до выстрелов увидел, как указательные пальцы стали сгибаться, касаясь курков. Движения были быстрыми и умелыми: это были опытные стрелки.
Хоакин выстрелил первым - и промахнулся, потому что не смотрел на дичь.
Все остальные так же, как Хоакин, были выбраны в мирную делегацию потому, что были выдающимися стрелками. Но, к несчастью, они были также диамондианцами. При звуке первого выстрела десять сердец раздулись от ревнивой мужской зависти. Этого оказалось достаточно: ружья отклонились в сторону, и пули прошли мимо цели.
В этот момент главный виновник промаха выстрелил снова. На этот раз Хоакин промахнулся не потому, что был диамондианцем. В мире есть и другие силы, и в этот момент одна из них взяла над ним верх.
Поскольку Овраг Гиюма не находился на линии фронта, выстрелы оказались полной неожиданностью для десяти тысяч ушей, которые ещё никогда не слышали подобного шума. Это был трескучий звук поразительной силы, отразившийся от скал множеством изменчивых отголосков.
Два недавно бежавших от людей ягуара, великолепные трехлетние хищники, сейчас ползком пробирались вдоль оврага. Они подскочили, обернулись назад, потом снова начали взбираться на склон.
Десяток других кошачьих, пара покрытых панцирями тапиров, обычная выдра, выдра без когтей, два хорька, сотня белок, индийские мангусты, несколько сот пестрых птиц, среди которых были зеленые голуби, обычные дикие голуби, серебристые и калиджские фазаны, и тысячи других существ, которые жили в овраге, неподвижно замерли, когда этот шум грубо ворвался в их уши, а потом снова отправились по своим делам.
Среди диких животных, обитавших в овраге, сильнее всех отреагировали на стрельбу те две серны, в которых целились охотники. Звуки выстрелов ничего не значили для них, но свист пуль, отскакивавших от скал, заставил их нервы напрячься. Серны испустили тревожный крик и стали взбираться на отвесную скалу, находившуюся позади них. До вершины было больше тридцати метров, но серны уже были только движущимися тенями на фоне серо-коричневых скал. Через несколько секунд животные добрались до гребня и исчезли.
Все это произошло между первым и вторым выстрелами низкорослого светловолосого солдата, и во второй раз Хоакин промахнулся потому, что цель уже двигалась.
Некоторые из его товарищей сразу угадали, что произошло, и задыхались от ярости. Другие пытались понять, в чем дело. К несчастью этих людей, делегация ирсков уже укрывалась за стеной кустарника в нескольких метрах от места, где появились серны. Особые способности ирсков позволили туземным миротворцам сделать так, чтобы лесные животные не заметили их.
Но град пуль, посланных диамондианцами, встревожил ирсков.
И тут всех охватило типично диамондианское безумие. Наиболее взбешенные неудачей диамондианцы стали поворачиваться во все стороны, выкрикивая обвинения и ругательства. Остальные мгновенно поняли, что произошло, и включились в ссору. Все они забыли, где находятся. Полные ярости голоса, отражаясь от скал по всей долине, усиливались, порождали множество отголосков, и казалось, что в Овраге Гиюма собралась целая армия.
Один из диамондианцев осознал опасность и с большим трудом заставил замолчать своих перевозбужденных товарищей. Но было слишком поздно: звуки будто бы многочисленных голосов уже разгорячили даже самых нерешительных среди ирсков. Уверенные, что с полным правом защищаются от врага, туземцы метнули в самый центр группы диамондианских миротворцев малогабаритное Оружие Дуальда.
Сгустки энергии понеслись по всем направлениям. Словно тысячи крошечных осколков металла разлетелись во все стороны.
И каждый из этих осколков попал в кого-то из людей. Все, кроме одного, умерли мгновенно. Уцелел лишь виновник этого хаоса: в момент взрыва Хоакин по причине, известной одному богу, стоял, пригнувшись, за большой скалой.
Он бросился на землю и дождался, пока прекратится свист освободившейся энергии. Потом он ушел, ни разу не взглянув назад.
5
Человеку, который пробирается в самой гуще джунглей - то идет, то ползет на животе, - нужно много времени, чтобы попасть из пункта А в пункт Б. Поэтому, когда Хоакин наконец остановился, уже достаточно долго царила тишина и на западе солнце опускалось за горизонт.
Ветер, который, проделав немалый путь, достиг оврага и несся вдоль него, легкими порывами раскачивая ветви и заставляя дрожать листву, немного освежил душный зловонный воздух долины.
Единственный уцелевший участник диамондианской мирной делегации добрался до группы кривых деревьев и укрылся под ними. Сидя на корточках под переплетающимися ветвями, Хоакин оглядывал зубчатую вершину холма, которая поднималась в тридцати метрах над его головой.
Его положение казалось безнадежным. Вначале Хоакин думал, что спасся невредимым, но скоро обнаружил, что его плечо сильно кровоточит: один из энергетических "осколков металла" ранил его. А уже наступала ночь.
Раненный, Хоакин стал лесным зверем. Ему понадобилось много времени, чтобы понять это, потому что все его силы и вся воля были направлены на то, чтобы сантиметр за сантиметром тащить свое тело по ночной чаще.
Хоакин не знал даже, в каком направлении он идет: вокруг него была только чернота ночи, и Хоакин ощущал только её и свои движения.
Наконец Хоакин обессилел. Он лег в траву и лежал неподвижно, оглушенный шумом собственного тяжелого дыхания. В этот момент ему и пришло на ум, что теперь он беззащитен против капризов дикой природы этого края.
Хоакин также понял, в каком направлении он бессознательно шел: к реке. Ему была нужна вода! Жажда заглушала все мысли. Рот и горло Хоакина пересохли, язык распух, в теле не осталось ни капли влаги. Тут он, должно быть, потерял сознание...
Очнулся Хоакин внезапно, словно от толчка. Было ясно, что он долго пролежал без чувств, потому что на востоке, где раньше он видел одни звезды, теперь сияла луна. Его лица касалось горячее дыхание, и на Хоакина смотрела пара желтых глаз, горящих, словно два фонаря. Голова зверя оставалась невидимой в темноте.
Хоакин отпрянул и резко замахнулся. Ладонь больно ударилась о голову хищника.
- Убирайся! - крикнул Хоакин.
Удар был не очень сильным, и голос не очень громким, но глаза отодвинулись от человека. Теперь, когда зверь стоял не так близко, Хоакин разглядел, что это был шакал.
- Значит, ты набирался храбрости, чтобы вонзить зубы мне в горло, да? Пошел прочь! - рявкнул на него Хоакин.
Несмотря на внезапный приступ ярости, молодой солдат успокоился, увидев, что опасность была меньше, чем он думал. Хоакин засунул в кобуру пистолет, который уже наполовину вытащил, огляделся вокруг и увидел второго шакала. Без сомнения, это была самка первого. Она не сводила с Хоакина глаз.
При виде второго зверя Хоакин вздрогнул от страха. Больше он не решился отдаваться на волю случая.
Хоакин почувствовал, что потерял слишком много крови и умрет, если не найдет воду. Он с трудом заставил себя подняться и пополз к реке на коленях. Луна скрылась за лианами, потом медленно поднялась на небо, а он упорно продолжал ползти. Через полчаса Хоакин вдруг услышал перед собой в темноте журчание реки.
Он лихорадочно заторопился, но не смог ускорить движение: только слон или танк могли бы прорваться через массу переплетенных между собой лиан, которые прокрывали берег реки. Хоакин устало пошел вдоль реки по её течению.
Вдруг он оказался перед омутом, где жил крокодил. Прибрежная грязь приятно холодила горевшие от начинавшегося жара ладони. Хоакин наклонился, чтобы напиться, качнулся вперед, и несколько капель его крови упали в воду. Течение принесло эту кровь к длинному бревну, которое лежало, наполовину утонув в грязи, в шести-семи метрах от берега.
Бревно ожило и бросилось на Хоакина, не поднимая волн. В лунном свете на нем загорелись две маленькие искры - глаза. Хоакин, отдыхавший после сделанного усилия, смотрел на это с таким слабым интересом, что не сразу осознал происходящее. Только в следующее мгновение он с изумлением подумал: "Крокодил! Я должен его убить!"
Снова его охватила ярость. Молодой солдат автоматически прицелился в глаз зверя и почувствовал, что все это происходит с ним, а не с кем-то еще, только тогда, когда звук выстрела отозвался в долине сотнями отголосков. Это эхо словно ударило Хоакину в лицо и разбудило его.
Тогда он с изумлением увидел, что вода словно кипит от рывков огромного подстреленного зверя. Хоакину не понадобилось усилие воли, чтобы уйти прочь от этого кошмарного чудовища. Для этого были нужны только физические силы.
Казалось, что лагерь и безопасность были очень далеко.
На время джунгли оставили Хоакина в покое. Он был жив и шел наудачу по тропе, которую протоптали звери.
От выпитой воды к Хоакину вернулась способность думать, и он сказал себе, что должен во что бы то ни стало добраться до базового лагеря мирной делегации прежде, чем оставшиеся там участники переговоров тоже погибнут в засаде.
Теперь, когда ум повстанца снова стал ясным, он начал бояться, что джунгли помешают ему выполнить эту задачу. Еще несколько часов назад Хоакин был надежно защищен, был выше всех угроз и опасностей, но теперь ирски грубо столкнули его крепкое коренастое тело на уровень леса.
Какая-то тень заслонила луну. Хоакин упал на живот и сжался в комок. Потом он разглядел, что это было всего лишь облако, но страх не прошел. Джунгли вдруг ожили: наполнились шепотами, вздохами, шуршанием, свистом и скрипом. Хоакин услышал мягкие тихие шаги и рычание, похожее на тигриное: они то приближались, то удалялись.
Он лежал все на том же месте почти без сознания и вдруг почувствовал, что кто-то стоит рядом с ним и смотрит на него. Сначала Хоакин решил, что это ирск, но когда поднял голову, то обомлел от страха: перед ним была светящаяся прозрачная фигура. Хоакин видел через неё джунгли.
Молодой солдат задрожал от ужаса: он вспомнил старинные рассказы о том, что на закате бесы и призраки ирсков спускаются на землю, раскачивают ветки деревьев, взбаламучивают воду в прудах и кричат так, что невозможно описать.
Это прозрачное существо молча приблизилось к Хоакину, наклонилось над ним и пробормотало несколько слов. Хоакин был хорошим католиком и сразу понял, что находится в полной власти беса и должен терпеть все его причуды. Он мысленно заткнул себе уши, то есть твердо решил не слушать ни единого слова призрака, и тем не менее смутно понял, что тот просит его что-то пообещать. Хоакин был так слаб, что послушно согласился сделать все, что пожелает призрак, но при этом мысленно добавил положенные в таких случаях оговорки.
Звук его голоса и, возможно, движения светящегося существа обратили в бегство трех ходивших поблизости диких свиней. Те бросились к тропе, и Хоакин должен был отскочить в сторону, чтобы не столкнуться с ними. Все же одно из животных, пробегая, отдавило ему своими копытами правую ногу. Когда Хоакин опомнился настолько, что смог обернуться назад, светящаяся фигура уже исчезла.
Не обращая внимания на острую боль, молодой солдат вскочил на ноги и побежал. Через сто метров он стал шататься, потом ноги Хоакина стали заплетаться. В конце концов он упал, не в силах идти дальше.
Его мозг, лишенный всякой физической поддержки, ослаб ещё больше, чем тело. Когда маленькая пальмовая виверра вскрикнула около Хоакина, тот закричал во все горло, ругая зверька.
Весь следующий час Хоакин полз как автомат, крича и вопя при каждом звуке джунглей.
Патруль, вышедший из лагеря мирной делегации, нашел Хоакина в ста метрах от этой укрепленной базы. Как раз перед этим Хоакин в пятый раз выстрелил по огромному листу, который качался под ветерком перед самым его носом.
Из множества грехов, которые Хоакин совершил в этот день, далеко не самым малым было решение ничего не говорить о встрече с дьяволом в ночных джунглях. Спасенного напоили и накормили, перевязали ему рану, и через час его ум заработал в полную силу. Как только Хоакин смог говорить, он рассказал выдуманную историю о предательстве ирсков, в которое теперь сам начинал подсознательно верить.
Делегация ирсков со своей стороны, разумеется, сообщила на свой командный пункт, что попала в засаду. Поэтому было уже поздно разбираться в случившемся с помощью здравого смысла.
Естественно, арьергард диамондианской делегации потребовал срочно прислать подкрепления. Генерала Филиппа Феррариса, который находился в своем штабном кабинете, это очень встревожило, потому что идея мирных переговоров принадлежала его дочери. Все же он послал в лагерь тысячу парашютистов. Они были сброшены в овраг на рассвете и обнаружили там мощно вооруженную роту ирсков, которая бесшумно пришла туда ночью ускоренным маршем: ирски опасались нового предательства со стороны людей.
В девять часов утра в Овраге Гиюма уже шел ожесточенный бой. Судя по докладам, смерть косила солдат повсюду. Диамондианский генерал решил сдержаться и ничего не сообщать дочери о её поражении, пока не станет известен исход сражения.
Пока происходили все эти события, с Мортоном случилось вот что. Накануне днем вокруг него были...
6
Даль и тьма!
Звезды... знакомые созвездия. Мортон понял, что видит созвездия, окружающие Диамондиану, и то, куда входит она сама. И что он смотрит на них - тут Мортон окаменел от изумления - из глубины космоса.
Продолжая со все большим изумлением разглядывать звезды, Мортон вдруг почувствовал странное беспокойство, словно рядом было что-то угрожающее ему, на что он должен взглянуть. Он попытался повернуть голову: оказалось, что он идет по улице в компании довольно плохо одетых ирсков.
Мортон смутно подумал, что не позволит втянуть себя в новые глупости.
- Нет, вы не получите Оружие Лозитина!
Мортон понял - и посчитал это мгновенное вхождение в обстановку совершенно естественным, - что эти два ирска-националиста пытаются убедить его передать войскам восставших то, что они называли "разрушительной силой Тьмы".
Ирски-повстанцы шли рядом с ним скользящей походкой и изящно жестикулировали всеми щупальцами, страстно возражая против его точки зрения на этот вопрос.
Они считали, что для ирска позор быть союзником людей и наступит день, когда всех ирсков, которые сотрудничают с диамондианцами, объявят врагами планеты.
- И в этот день ты будешь в списке предателей. Лозитин! А это решение, если оно будет принято, означает смерть для всех ирсков, носящих зеленые полосы, на всей Диамондиане.
- Так что подумай хорошо, Лозитин. Неужели тебе так хочется, чтобы твои братья ирски стали тебе врагами в этот день? А он не за горами: он наступит через несколько часов после ухода экспедиционных войск Федерации.
Мортон улыбнулся и покачал головой.
- Оставьте меня в покое, понятно? - ответил он. - Вам понадобилось много мужества, чтобы спуститься со своих гор. Но вам надо бы быть сдержаннее и подумать о вашей семье, которая будет в отчаянии, если с одним из её любимых сыновей случится несчастье.
Слово "семья" показалось ему особенно важным, так как его ум задержался на этом слове.
Потом Мортон снова увидел себя на улице. Он смотрел, как те же два ирска уходят прочь. Походка и жесты выдавали гнев и раздражение обманувшихся в своих надеждах повстанцев. Мортон заметил, что улыбается. Когда он уходил с этого места, ему показалось, что он знает что-то, ускользнувшее от внимания националистов. Он решил какой-то вопрос, а те ещё даже не поняли, что этот вопрос существует и должен быть решен.
Мортон пытался понять, что это за тайна, известная ему одному, и вдруг со всей остротой осознал свое положение.
- Что происходит? Где я?
Он попытался остановиться и оглядеться вокруг, но не смог сделать это. Он не мог даже повернуть голову.
Он ощущал свои ноги, которые продолжали шагать по улице. Видимо, это была улица какого-то поселка. Место показалось Мортону знакомым. Должно быть, это одна из двухсот диамондианских общин, в которых он побывал с тех пор, как вступил в должность.
Но какая? И как он сюда попал?
"И ведь я сидел в машине с лейтенантом Лестером Брэем. Как же я могу быть... где-то еще, о господи?
Кто идет по улице? Это не я.
О господи, я больше не я!"
Мортона охватило совершенно незнакомое ему до сих пор чувство: он оцепенел от страха. А пока он позволял ужасу охватывать себя, тело... - как назвал его тот ирск?.. да, Лозитин... - тело Лозитина продолжало спокойно шагать под ним, вокруг него, сквозь него, совершенно не чувствуя странности этой ситуации.
"Мое имя Чарлз Мортон, а не Лозитин", - автоматически подумал полковник.
Мортону нужно было чем-то подтвердить, что он существует, и он ещё раз попытался остановить чужое тело. Но Лозитин продолжал медленно ставить одно щупальце перед другим, выпрямляя их при каждом шаге так, что они становились твердыми, как кости. При такой походке щупальца выдерживали его вес так же естественно, как человеческие ноги.
Наконец Мортон отказался от попыток управлять телом ирска и ограничился тем, что следовал за движениями Лозитина. Тот скоро вошел в магазинчик скобяных товаров и сразу же направился в комнату за лавкой. Там он снял свою куртку с зелеными полосами, надел блузу тоже с рисунком из зеленых полос, вернулся в магазин, встал за прилавок и начал обслуживать покупателей, в основном крестьян-диамондианцев.
"Эта сумасшедшая история, конечно, через секунду-другую окончится", подумал Мортон.
Но секунды превратились в минуты, потом в часы. Мортон заметил, что все больше и больше следует за движениями и словами Лозитина.
"Как будто я сам говорю и действую".
Это показалось полковнику опасным, и он попытался сопротивляться.
К концу дня он вновь подумал о беседе Лозитина и двух ирсков-националистов относительно оружия предков.
"Только этого нам не хватало! Новое оружие в этой преступной войне, и ещё более мощное, чем все, которые мы знаем..."
Невероятно, но этим оружием владел ирск - друг людей, скромный продавец скобяных товаров в большой деревне в центре того континента Диамондианы, где жили люди и климат был умеренным.
По крайней мере, умеренным его назвали Мортону ещё по дороге на эту планету. Здесь он быстро узнал горькую правду: умеренный климат на Диамондиане означал температуру выше сорока градусов в тени!
Часы пробили шесть раз. Шесть часов вечера - время закрытия магазина.
Симпатичный молодой ирск снял блузу, надел куртку, попрощался с двумя другими продавцами-ирсками и с хозяином, разговорчивым диамондианцем, вышел на улицу и зашагал той же дорогой, по которой пришел в магазин в час завтрака.
Ослепительное диамондианское солнце, сверкающее, как голубовато-белый бриллиант, опускалось на западе за холмы, и повсюду ложились длинные тени. Лозитин шагал не спеша и наконец дошел до квартала ирсков на краю поселка.
Увидев вокруг себя со всех сторон древние развалины, Мортон пришел в восторг. До военной службы он был архитектором и всегда мечтал изучить древнейшую цивилизацию ирсков. До сих пор у полковника не было такой возможности: слишком много дел по службе.
Еще больше Мортон восхитился, когда заметил, что Лозитин направляется к самому большому дому, стоящему в центре квартала. К несчастью полковника, для Лозитина это место было привычным и тот почти не смотрел на окрестности своего дома. Более того, Лозитин отвернулся от самых интересных частей здания, и поэтому Мортон не смог разглядеть, как было восстановлено то, что он, за неимением более подходящего слова, мысленно назвал пластмассой.
"Будет очень интересно когда-нибудь выяснить, как мог разрушиться такой прочный материал и как его восстановили", - подумал Мортон.
Полковник мгновенно забыл о своем отчаянном положении и с нетерпением ждал момента, когда он наконец увидит изящно украшенный интерьер ирского дома: до сих пор он видел внутренность таких домов только на фотографиях и в журнальных иллюстрациях, дававших очень слабое представление об убранстве дома в целом.
Мортон представил себе сначала парадную прихожую, а потом другие великолепные комнаты.
Его надежды тут же рухнули.
"Эй! Куда он идет?" Вместо того чтобы войти в большую дверь, Лозитин направился по заросшей травой дорожке, огибавшей волшебное здание. Через заднюю дверь он вошел в маленькую комнату с красивым сводчатым потолком (да, форма потолка подобрана так, чтобы запахи выходили через отверстие, оставленное в крыше, это очень интересно). Комната почти полностью была занята машинами-автоматами.
Кухня. Или комната, переделанная в кухню.
Мортон покорился судьбе и был готов заинтересоваться тем, что видел. Но Лозитин был у себя дома и не обращал ни малейшего внимания на обстановку комнаты. Он слегка коснулся одной из стен. Панель раскрылась, и Лозитин вынул из-за неё тарелку - подумать только, с чем - с пиццей. Затем он сел за стол и с рассеянным видом съел этот ужин. Мортон заметил, что прозрачные стены потемнели: наступила ночь.
Приход ночи грубо вернул полковника к мыслям о его собственном положении.
"Скоро настанет время ложиться спать. И что будет тогда? Усну ли я тоже?"
У одной из дверей, ведших в глубину дома, послышался легкий шум. Когда Лозитин повернулся к двери, в комнату входила девушка-ирска.
Лозитин вежливо встал и приветствовал ее:
- Желаю тебе прекрасного вечера, Аянтса.
Молодая ирска сделала нетерпеливый жест и сухо спросила:
- Бойцы сопротивления говорили с тобой?
- Вот как, они приходили сюда? - удивился Лозитин, который чувствовал себя неловко. - Аянтса, тебе и твоему отцу надо бы вести себя осторожнее и не слишком вмешиваться в дела этих воинственных дилов ("дил" означало "ирск мужского пола" на языке ирсков). Ты же знаешь, у диамондианцев нет ни капли жалости.
Девушка задумалась. Она в нерешительности стояла перед дверью, и, поскольку Лозитин смотрел ей в лицо, Мортон мог разглядывать её, сколько хотел. За немногие недели, проведенные на Диамондиане, он старался больше узнать ирсков и поэтому смог понять, что, по представлениям своего народа, Аянтса была редкостной красавицей. Ее губы были чуть тоньше обычного, а глаза чуть больше среднего размера и скорее зеленые, чем синие. Удлиненная узкая голова, очень тонкое точеное тело и плавные очертания ручных и ножных щупалец придавали внешности Аянтсы благородное изящество.
Но Лозитин по неясной полковнику причине, казалось, не замечал этой красоты и не интересовался теми сладостными удовольствиями, которые она обещала. Это сильно раздражало Аянтсу.
Ее подослали сюда, чтобы соблазнить этого паренька, с проницательностью разведчика сообразил Мортон. Ирски - враги диамондианцев - составили этот немного смешной, но такой простой заговор, чтобы скомпрометировать владельца Оружия Лозитина.
- Их доводы не заставили тебя задуматься? - спросила красавица.
Лозитин улыбнулся и ответил:
- Моя дорогая Аянтса, я принадлежу к тому большинству ирсков, которое намерено помочь восстановить на Диамондиане закон и порядок. Я имею в виду человеческий закон. Поскольку мы, ирски, столько лет полностью находились под влиянием диамондианских людей и учитывая их повышенную чувствительность, эта задача не будет легкой. Ты сама пример этого, потому что, сражаясь против диамондианцев, все же ешь их еду, а не пользуешься энергетическими методами, которые позволяли ирскам жить и питаться до появления здесь людей. Подумай также о том, что только что произошло в Овраге Гиюма. Я мысленно протестовал против поспешных действий нашей делегации. Ничем другим нельзя объяснить то, что там случилось. Но мой протест только крошечная капля разума в океане временного безумия. Очень трудно предсказать, что теперь произойдет, но у меня нет на этот счет никаких иллюзий.
- Прекрасно, - ответила девушка и вышла, закрыв за собой дверь.
Когда она ушла, Лозитин вложил свою тарелку в щель в стене. Потом он открыл вторую дверь. Она выходила на галерею, где было так темно, что из всех предполагаемых красот Мортон смог разглядеть лишь несколько серебристых лепных украшений. Полковнику показалось, что он разглядел большую изогнутую лестницу, которую поддерживали почти невидимые нити из какого-то серебристого материала.
К этой лестнице и направился Лозитин. На первой площадке молодой ирск остановился и посмотрел на большую запертую дверь, находившуюся слева от него. Дверь была едва заметна в полумраке.
Лозитин думал: "Не заглянуть ли туда? Убедиться, что все в порядке с..."
С кем или чем, для Мортона осталось непонятно: он не смог проникнуть в глубинный подтекст этой мысли.
Что бы ни находилось в комнате, оно было важным для Лозитина. Тем не менее он обуздал свои чувства и взялся за перила. Мортон подумал, что ирск станет подниматься по ступенькам. Но Лозитин не сделал ни одного шага и уже был наверху! "Боже мой!" - потрясенно подумал Мортон, когда осознал, что Лозитин перенесся с места на место практически мгновенно. Изящные пальцы-щупальца коснулись перил, и ирск мгновенно оказался на верхней площадке.