Страница:
Беженцы поведали, что не все иные смогли улететь, кто-то из неэрсеров остался в мирах Танди. И благодаря им еще некоторое время беглецы, погружавшиеся в бездну, принимали хронику событий. Оставшиеся по радио слали вдогонку ушедшим бесценную информацию…
Когда перестали прокалываться из внемера звездолеты и некуда стало улетать, эрсеры окончательно сорвались с цепи. Словно долго находились в спячке, пережидая зиму или природный катаклизм, но время пришло — и они действительно как бы проснулись.
Земы и земляшки объявили, что больше не желают быть париями космоса, и что они “в гробу видали”, по выражению их предков, эту гребаную Сеть, и что они лучше новую сплетут, чем будут восстанавливать прорехи в старой.
Подавитесь, тяшки, сказали эрсеры. Нам с вами не по дороге, у нас своя гордость, свое достоинство, своя честь. И пускай всего четыре системы оторвались — но это уже наши миры. Это хоть и маленькая, но НАША СЕТЬ.
Эрсеры всерьез возомнили, что отныне заживут на островке Империи, уцелевшем осколке былого величия.
Он-лайн каналы планетарных локальных сетей транслировали невесть откуда повыползавших вожаков земов. Они все как один восторженно вопили: “Пусть землянам и некуда будет летать, но зато и к нам не прилетит никто ЧУЖОЙ!”.
Последние уцелевшие после погромов иные передавали по радио, что эрсеры начали очень часто употреблять эти слова. Потомки землян уже не хотели звать себя “эрсерами” и иных — “иными”. Теперь они зовут себя ЗЕМЛЯНАМИ, а прочих разумных — ЧУЖИМИ, и в четырех оторванных от Сети системах Ланбаол действительно прямо на глазах стремительно ВОССТАНАВЛИВАЕТСЯ имперский порядок вещей: есть Земляне, которые плетут сеть, и есть другие расы Чужаков, которые попались им по пути и которых эта сеть загребла.
“Но все же, надо отдать должное, — думал Жик, — земы не устроили всеобщую резню, хотя могли. Они дали шанс спастись, а истребляли уже остатки, неушедших…”.
Земы действительно заявили: вначале должны уйти иные, потому что вместе не получается и не хочется, слишком большой груз старых грехов с обеих сторон накопился. Они особенно подчеркивали, что с ОБЕИХ сторон.
И в первую очередь предъявили ультиматум подразделениям Безопасности, разбросанным по мирам. Разобщенные, обезглавленные “каратели” предпочли уйти без боя. По крайней мере все те, что уже добрались в систему Цинди.
Таким образом все, кто хотел улететь, таковую возможность получили. Перед тем как уйти из Сети, эрсеры вначале вынудили убраться иных. Будто провели ритуальную имитацию ИСХОДА. И затем, успешно прорепетировав, удалились прочь сами.
Жик вспомнил, как зем Лирой Аскаридис тогда, в день появления первых волн Исхода, насвистел “Последний Старт”, и земляшка СэраФозенблатт подхватила мелодию. Эту проклятую песню ПОМНИЛИ все эрсеры, независимо от вероисповедания и ориентации. Проклятая песня оказалась пророческой. Все эти века и миллениумы она пророчествовала, как оказалось…
Хуже всего, что здешний корпусной генерал, могучий ис-тернайский дракон, чуть ли не накануне перенес штаб в систему Суньди. И потому корпус остался безголовым, когда произошел ОБРЫВ и комкор остался ТАМ, за черным провалом реального космоса. Правда, поправил положение адмирал эскадры Легиона “СтарТрек”, приданной корпусу. Звез-долетчик принял командование на себя и худо-бедно удерживал ситуацию в системе Цинди под контролем. Удержал до того, как сюда прислали замену исчезнувшему истер-найскому дракону. Это уже потом началось паломничество высших командиров и чиновников МКБ, и в руководящих головах недостатка не стало. Наоборот, избыток, да вот толку-то… “Поздно, поздно, как же весь этот кошмар фатально поздно стал относительно ПОНЯТНЫМ!” — думал погруженный в воспоминания генералиссимус, перебирая события, произошедшие в течение цикла, который завершался вот-вот, буквально через несколько часов.
Конечно же, никак не забывалась досадная потеря, понесенная Патрулем. Никомедка Маштарикс, лейтенант спецназа. Героиня, по страннейшему стечению обстоятельств оказавшаяся в эпицентре событий. Бывшая напарница Ивана “Сола” Полышного, вместе с ним прикрывшая некогда задницу МКБ от грозящего ТРАХа…
Покинула ряды Организации.
Преодолев в одиночной камере кабины планетолета бездну, добравшись до обитаемых пространств, Героиня подала рапорт об отставке и сняла с себя черный шлем Звездного Патруля. И, по законам МКБ абсолютно освобожденная от обязательств, куда-то улетела на первом попутном лайнере. Свой удручающий поступок Маштарикс мотивировала скупо. Заявила, что у нее, дескать, теперь СВОЯ СОБСТВЕННАЯ ВОЙНА. Все приняли это за верный признак утраты психического здоровья — Героиня сломалась.
Прискорбно, но факт — рано или поздно наработка на отказ случается у всех. Даже у тех, кого ставили в пример всей обитаемой Вселенной как несгибаемых борцов за идеалы Безопасности. Так говорили патрульные. Но у их командира имелось свое мнение. Он не поверил в то, что Маштарикс сошла с ума. Что-то очень личное, СНЕДАЮЩЕЕ, но отнюдь не безумное, маячило за поступком никомедки, и генералиссимус это почуял. Потому и отпустил, хотя вполне мог бы отдать приказ заточить в госпитальной палате; какой он к демону главнокомандующий, если будет беспрекословно соблюдать все законы Патруля?..
Как бы там ни было, уже несколько суток миновало, как Героиня канула в недрах Сети Миров. Бесследно для всех в Совете МКБ, кроме генералиссимуса. Неусыпный ГЛАЗ не выпустит из поля зрения бывшую партнершу Ивана Полышного. Вдруг никомедка ЗНАЕТ, где его искать?..
Нолеглаз Жик Даюн, пятый Советник от военного крыла ICS, попеременно носил многие знаки различия, в том числе и “туманности” адмирал-маршала, в свою бытность начальником ГенШтаба. Но знаки различия генерал-эмиссара Легиона “ЗероАй” он носил не снимая, давно и заслуженно. Они и теперь незримо присутствовали рядом с регалиями генералиссимуса.
Особый чин генерального эмиссара Великий Трибун присваивал единолично, по собственному усмотрению. На данный момент юст-ашиец был одним из четырех особо доверенных хранителей. Кроме него, это тайное звание имели только трое.
Военачальник Жик Даюн служил проводником воли Верховного Хранителя в Звездном Патруле. Всевидящая кэйти-анка-трансморф Нигуэн'ан'акс выполняла деликатные поручения и специальные задания. Прирожденный бизнесмен, шиареец Шлуд'ячикч обеспечивал матчасть, занимая пост главы экономического крыла Организации. О четвертой генерал-эмиссарше прочим нолеглазам было известно лишь, что она существует. Хотя стопроцентно в этом не были уверены даже трое “легитимных” носителей чина ближайшие помощники новомарсианина Тррла Рррл'ло, кандидаты в преемники старейшего нолеглаза.
Ни один человек, кроме самого Верховного, знать не знал, КТО. Вероятно, исполняла она функцию, степень важности которой превышала все мыслимые пределы.
Хотя эрсеров среди Хранителей не было и быть не могло, Жик Даюн не очень бы удивился, узнав, что в ее жилах течет красная кровь потомков землян.
Первейшее правило военной науки: чтобы победить врага, нужно его хорошо знать. А кто успешнее всего внедрится1 и выведает вражеские планы, как не тот, кто сам по происхождению ВРАГ?..
— …Я помню, в начале осени где-то… — припоминая, задумчиво говорил Максим, поводя взглядом по индикаторам пультов, — это прорвалось на миг, но в полную силу. Какие-то смутные отзвуки и блики я улавливал еще чуть ли не в прошлый Новый год, а вот в сентябре первый раз услышал музыку и увидел формы. И слова эти всплыли вдруг, да так уверенно, будто я всю жизнь их девизом своим считал. Жизнь — дорога… Кстати, уже без пяти минут. — Взгляд дежурного оператора наткнулся на табло, показывающее универсальное сетевое время.
— Толпу втроем не одолеть, — сокрушенно вздохнула бывшая патрульная. Она-то знала, что говорит.
Сэра сидела в соседнем операторском кресле, пристроив на коленях свою сумочку, и настороженно смотрела на входт ную арку, словно в любой момент оттуда могла хлынуть толпа иных.
— Мочить его надо, — убежденно повторил Лирой, — этот мелкий чужак натворит делов, мало не покажется. А телохрана-таракана этого я на себя возьму! Ты мне только пару банок едкой гадости какой-нибудь дай, Сэра, у тебя же в лаборатории наверняка химии всякой навалом!
Он стоял между кресел и переводил взгляд с панелей управления телескопами на звезды. И обратно. Словно прикидывал, какими средствами располагают и на помощь каких союзников могут рассчитывать трое землян, оказавшихся в непосредственной близости от одного из САМЫХ ГЛАВНЫХ ЧУЖАКОВ.
По всему выходило, что полагаться они могут только на собственные силы. Не дотянуться, не докричаться… Миры с миллионами городов и миллиардами людей оставались где-то там, в черной бездне, в которой бесследно утонула когда-то золотистая звездочка — Родина всех землян.
Трое потомков землян смотрели сейчас в лицо Вселенной из этой точки. Всего лишь трое…
— Белый снег, серый лед, — вдруг тихонько запела Сэра Фозенблатт, поднимая лицо к бриллиантовым россыпям звезд, на черном бархате Неба мерцающим над тремя головами. А еще звезды чем-то напоминали снежинки, что сыплются, сыплются, сыплются новогодней ночью на притихшую в ожидании (каким-то он будет, Наступающий?..) землю…
— На растрескавшейся земле.
И уже на второй строке песню подхватил Максим Палиенко. Лирой Аскаридис присоединился, начиная с третьей.
Одеялом лоскутным на ней —
Город в дорожной петле.
Песня “Последний Старт” была не единственной частицей наследия, которую чтили все потомки землян, независимо от ориентации.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом — желтый дым,
Городу две тысячи лет,
Прожитых под светом Звезды
По имени Солнце…
Звездный свет отражался в глазах, они поблескивали на запрокинутых лицах. В эту минуту звезд во Вселенной стало как минимум штук на шесть больше.
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ
Когда перестали прокалываться из внемера звездолеты и некуда стало улетать, эрсеры окончательно сорвались с цепи. Словно долго находились в спячке, пережидая зиму или природный катаклизм, но время пришло — и они действительно как бы проснулись.
Земы и земляшки объявили, что больше не желают быть париями космоса, и что они “в гробу видали”, по выражению их предков, эту гребаную Сеть, и что они лучше новую сплетут, чем будут восстанавливать прорехи в старой.
Подавитесь, тяшки, сказали эрсеры. Нам с вами не по дороге, у нас своя гордость, свое достоинство, своя честь. И пускай всего четыре системы оторвались — но это уже наши миры. Это хоть и маленькая, но НАША СЕТЬ.
Эрсеры всерьез возомнили, что отныне заживут на островке Империи, уцелевшем осколке былого величия.
Он-лайн каналы планетарных локальных сетей транслировали невесть откуда повыползавших вожаков земов. Они все как один восторженно вопили: “Пусть землянам и некуда будет летать, но зато и к нам не прилетит никто ЧУЖОЙ!”.
Последние уцелевшие после погромов иные передавали по радио, что эрсеры начали очень часто употреблять эти слова. Потомки землян уже не хотели звать себя “эрсерами” и иных — “иными”. Теперь они зовут себя ЗЕМЛЯНАМИ, а прочих разумных — ЧУЖИМИ, и в четырех оторванных от Сети системах Ланбаол действительно прямо на глазах стремительно ВОССТАНАВЛИВАЕТСЯ имперский порядок вещей: есть Земляне, которые плетут сеть, и есть другие расы Чужаков, которые попались им по пути и которых эта сеть загребла.
“Но все же, надо отдать должное, — думал Жик, — земы не устроили всеобщую резню, хотя могли. Они дали шанс спастись, а истребляли уже остатки, неушедших…”.
Земы действительно заявили: вначале должны уйти иные, потому что вместе не получается и не хочется, слишком большой груз старых грехов с обеих сторон накопился. Они особенно подчеркивали, что с ОБЕИХ сторон.
И в первую очередь предъявили ультиматум подразделениям Безопасности, разбросанным по мирам. Разобщенные, обезглавленные “каратели” предпочли уйти без боя. По крайней мере все те, что уже добрались в систему Цинди.
Таким образом все, кто хотел улететь, таковую возможность получили. Перед тем как уйти из Сети, эрсеры вначале вынудили убраться иных. Будто провели ритуальную имитацию ИСХОДА. И затем, успешно прорепетировав, удалились прочь сами.
Жик вспомнил, как зем Лирой Аскаридис тогда, в день появления первых волн Исхода, насвистел “Последний Старт”, и земляшка СэраФозенблатт подхватила мелодию. Эту проклятую песню ПОМНИЛИ все эрсеры, независимо от вероисповедания и ориентации. Проклятая песня оказалась пророческой. Все эти века и миллениумы она пророчествовала, как оказалось…
Хуже всего, что здешний корпусной генерал, могучий ис-тернайский дракон, чуть ли не накануне перенес штаб в систему Суньди. И потому корпус остался безголовым, когда произошел ОБРЫВ и комкор остался ТАМ, за черным провалом реального космоса. Правда, поправил положение адмирал эскадры Легиона “СтарТрек”, приданной корпусу. Звез-долетчик принял командование на себя и худо-бедно удерживал ситуацию в системе Цинди под контролем. Удержал до того, как сюда прислали замену исчезнувшему истер-найскому дракону. Это уже потом началось паломничество высших командиров и чиновников МКБ, и в руководящих головах недостатка не стало. Наоборот, избыток, да вот толку-то… “Поздно, поздно, как же весь этот кошмар фатально поздно стал относительно ПОНЯТНЫМ!” — думал погруженный в воспоминания генералиссимус, перебирая события, произошедшие в течение цикла, который завершался вот-вот, буквально через несколько часов.
Конечно же, никак не забывалась досадная потеря, понесенная Патрулем. Никомедка Маштарикс, лейтенант спецназа. Героиня, по страннейшему стечению обстоятельств оказавшаяся в эпицентре событий. Бывшая напарница Ивана “Сола” Полышного, вместе с ним прикрывшая некогда задницу МКБ от грозящего ТРАХа…
Покинула ряды Организации.
Преодолев в одиночной камере кабины планетолета бездну, добравшись до обитаемых пространств, Героиня подала рапорт об отставке и сняла с себя черный шлем Звездного Патруля. И, по законам МКБ абсолютно освобожденная от обязательств, куда-то улетела на первом попутном лайнере. Свой удручающий поступок Маштарикс мотивировала скупо. Заявила, что у нее, дескать, теперь СВОЯ СОБСТВЕННАЯ ВОЙНА. Все приняли это за верный признак утраты психического здоровья — Героиня сломалась.
Прискорбно, но факт — рано или поздно наработка на отказ случается у всех. Даже у тех, кого ставили в пример всей обитаемой Вселенной как несгибаемых борцов за идеалы Безопасности. Так говорили патрульные. Но у их командира имелось свое мнение. Он не поверил в то, что Маштарикс сошла с ума. Что-то очень личное, СНЕДАЮЩЕЕ, но отнюдь не безумное, маячило за поступком никомедки, и генералиссимус это почуял. Потому и отпустил, хотя вполне мог бы отдать приказ заточить в госпитальной палате; какой он к демону главнокомандующий, если будет беспрекословно соблюдать все законы Патруля?..
Как бы там ни было, уже несколько суток миновало, как Героиня канула в недрах Сети Миров. Бесследно для всех в Совете МКБ, кроме генералиссимуса. Неусыпный ГЛАЗ не выпустит из поля зрения бывшую партнершу Ивана Полышного. Вдруг никомедка ЗНАЕТ, где его искать?..
Нолеглаз Жик Даюн, пятый Советник от военного крыла ICS, попеременно носил многие знаки различия, в том числе и “туманности” адмирал-маршала, в свою бытность начальником ГенШтаба. Но знаки различия генерал-эмиссара Легиона “ЗероАй” он носил не снимая, давно и заслуженно. Они и теперь незримо присутствовали рядом с регалиями генералиссимуса.
Особый чин генерального эмиссара Великий Трибун присваивал единолично, по собственному усмотрению. На данный момент юст-ашиец был одним из четырех особо доверенных хранителей. Кроме него, это тайное звание имели только трое.
Военачальник Жик Даюн служил проводником воли Верховного Хранителя в Звездном Патруле. Всевидящая кэйти-анка-трансморф Нигуэн'ан'акс выполняла деликатные поручения и специальные задания. Прирожденный бизнесмен, шиареец Шлуд'ячикч обеспечивал матчасть, занимая пост главы экономического крыла Организации. О четвертой генерал-эмиссарше прочим нолеглазам было известно лишь, что она существует. Хотя стопроцентно в этом не были уверены даже трое “легитимных” носителей чина ближайшие помощники новомарсианина Тррла Рррл'ло, кандидаты в преемники старейшего нолеглаза.
Ни один человек, кроме самого Верховного, знать не знал, КТО. Вероятно, исполняла она функцию, степень важности которой превышала все мыслимые пределы.
Хотя эрсеров среди Хранителей не было и быть не могло, Жик Даюн не очень бы удивился, узнав, что в ее жилах течет красная кровь потомков землян.
Первейшее правило военной науки: чтобы победить врага, нужно его хорошо знать. А кто успешнее всего внедрится1 и выведает вражеские планы, как не тот, кто сам по происхождению ВРАГ?..
— …Я помню, в начале осени где-то… — припоминая, задумчиво говорил Максим, поводя взглядом по индикаторам пультов, — это прорвалось на миг, но в полную силу. Какие-то смутные отзвуки и блики я улавливал еще чуть ли не в прошлый Новый год, а вот в сентябре первый раз услышал музыку и увидел формы. И слова эти всплыли вдруг, да так уверенно, будто я всю жизнь их девизом своим считал. Жизнь — дорога… Кстати, уже без пяти минут. — Взгляд дежурного оператора наткнулся на табло, показывающее универсальное сетевое время.
— Толпу втроем не одолеть, — сокрушенно вздохнула бывшая патрульная. Она-то знала, что говорит.
Сэра сидела в соседнем операторском кресле, пристроив на коленях свою сумочку, и настороженно смотрела на входт ную арку, словно в любой момент оттуда могла хлынуть толпа иных.
— Мочить его надо, — убежденно повторил Лирой, — этот мелкий чужак натворит делов, мало не покажется. А телохрана-таракана этого я на себя возьму! Ты мне только пару банок едкой гадости какой-нибудь дай, Сэра, у тебя же в лаборатории наверняка химии всякой навалом!
Он стоял между кресел и переводил взгляд с панелей управления телескопами на звезды. И обратно. Словно прикидывал, какими средствами располагают и на помощь каких союзников могут рассчитывать трое землян, оказавшихся в непосредственной близости от одного из САМЫХ ГЛАВНЫХ ЧУЖАКОВ.
По всему выходило, что полагаться они могут только на собственные силы. Не дотянуться, не докричаться… Миры с миллионами городов и миллиардами людей оставались где-то там, в черной бездне, в которой бесследно утонула когда-то золотистая звездочка — Родина всех землян.
Трое потомков землян смотрели сейчас в лицо Вселенной из этой точки. Всего лишь трое…
— Белый снег, серый лед, — вдруг тихонько запела Сэра Фозенблатт, поднимая лицо к бриллиантовым россыпям звезд, на черном бархате Неба мерцающим над тремя головами. А еще звезды чем-то напоминали снежинки, что сыплются, сыплются, сыплются новогодней ночью на притихшую в ожидании (каким-то он будет, Наступающий?..) землю…
— На растрескавшейся земле.
И уже на второй строке песню подхватил Максим Палиенко. Лирой Аскаридис присоединился, начиная с третьей.
Одеялом лоскутным на ней —
Город в дорожной петле.
Песня “Последний Старт” была не единственной частицей наследия, которую чтили все потомки землян, независимо от ориентации.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом — желтый дым,
Городу две тысячи лет,
Прожитых под светом Звезды
По имени Солнце…
Звездный свет отражался в глазах, они поблескивали на запрокинутых лицах. В эту минуту звезд во Вселенной стало как минимум штук на шесть больше.
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ
ВРЕМЯ и ТОЧКА
середина сентября по универсальному сетевому (начало осени), 2-я декада мая по местному времени; преимущественно вагоны и локомотивы поездов (составы различных модификаций и уровней ускорения);
Стержневая магистраль “Великий Многорельсовый Путь” (она же — Сквозьземка, Главная Улица, Метро и Ось), трансконтинентальный город А-пас А-арох Меод Кулам, материк Мишор А-гдола, мир категории “С” Месилат Рокевет (планета Намибия I); скопление Черный Кот; шаровидная галактика “Футбольный Мяч” области Сакс; сеть-координаты все еще существующей точки выхода:
126085418938936737807981 —
3121209815632388892776652-
89790255427897878/0976644332556655/
90897565626267
Географическую карту этого мира наверняка было несложно составлять. За вычетом мелких деталей (как-то: рек, озер, заливов, холмов, оврагов, и тому подобных вариаций рельефа) поверхность выглядела донельзя просто.
Планету опоясывал единственный материк; это замкнутое кольцо сплошной суши разделяло два океана, северный и южный. Береговые линии идеально прямыми не были, конечно; однако сильно изрезанными они также не были. К северу от экватора океанский берег пролегал примерно по двадцатой параллели, а к югу еще ближе, на семнадцатой. Океанские просторы были чисты; островов, расположенных далеко от берегов материка, не имелось. В итоге похож был этот мир на сферическое пирожное: посередине узкий слой желто-бурого бисквита, а сверху и снизу — сине-белесые кремовые полушария.
Вот и все географические реалии. В таком виде этот мир понравился матери-природе, и таким он оставался, пока не появились люди.
Тогда на карте отразилась еще одна реалия.
Чуть севернее экватора, примерно по линии третьей параллели, пролегла темная полоска. Прямая и тоненькая, она пересекала все меридианы; образовав кольцо, замкнутое и кругосветное, как сам материк. Севернее и южнее, параллельно центральной полосе, вплотную к ней, тянулись еще по две с каждой стороны, дымчато-серые средние и грязно-зеленоватые внешние; а дальше начиналась бурая желтизна материковой саванны.
Черная полоса была сооружением, которое по традиции (древней, как Сеть Миров) именовалось Железной Дорогой, хотя от грунтовых насыпей с рельсовыми колеями, по которым пыхтели первые паровозы, оно отличалось так же, как паровая машина от ядерного реактора. Серые полосы были непрерывным городом, который тянулся вдоль дороги по обеим сторот нам; зеленые полосы были окультуренными зонами — лесопосадками, полями, огородами, садами, парками.
Кругосветное путешествие в этом мире совершить очень просто: пассажиру только надо сесть в поезд и не выходить из него, пока он не прибудет на ту станцию, где произошла посадка, но с противоположной стороны. Впрочем, в этом мире все путешествия, даже в соседний квартал или район, совершались в поездах.
Поездки варьировались лишь уровнями скорости передвижения. Нужный избирался в зависимости от дальности и экстренности. Если не торопиться, то с пересадками можно было объехать мир даже на медленных составах нижнего, НА-земного уровня; колесные потомки древних метрополитенов, они ползали из квартала в квартал, курсируя на ближние расстояния, и останавливались через каждые пару-тройку километров. Монорельсовые составы НАДземного уровня, делая перегоны в несколько десятков километров, курсировали туда-сюда, из района в район по эстакаде, высящейся над крышами неторопливых наземных “сочлененок”, и гораздо больше напоминали пассажирские поезда, со всеми присущими им атрибутами — вагонами купейными, ресторанными, спальными, релаксационными и так далее. По СВЕРХземному уровню, силовой верхней “эстакаде”, вознесенной над почвой на добрую полусотню метров, перемещались безрельсб-вые поезда экспресс-рейсов, облетавшие окружность экватора за считанные сутки. Их вокзалы разделялись перегонами в несколько сот, а то и в тысячу километров и совмещались с конечными станциями межрайонных рейсовиков, Наземка, Надземка, Сверхземка.
Вместе: Сквозьземка.
Четыре слова, которые уроженцы этого мира выучивали сразу же после того, как выговаривали первые “дяй”, “ма” и “па”.
Ведь их глаза постоянно видели ЕЕ из окон своих домов. Их уши слышали ее с рождения. Их носы вдыхали ее запахи не реже, чем ароматы собственных кухонь. Их ноги переступали пороги вагонных входов каждый раз, когда они куда-нибудь намеревались переместиться. Обитаемые территории, расположенные между Осью и саваннами, северной и южной узки, обычно не шире пятисот метров, изредка — километра. Затем следовали кшюметр-полтора сельскохозяйственных и лесопарковых земель. Дальше начинались дикие равнины, что простирались до самых океанских берегов. И там, на этих пологих просторах, постоянно не обитал никто. Временные обитатели — скотоводы, охотники, туристы, бойскауты, отшельники всех мастей — обычно возвращались к Дороге, рано или поздно. Которые не возвращались, тех скорее всего уже не было среди живых. Великий Многорельсовый Путь являлся не просто главной улицей, не просто средством передвижения, не просто транспортной магистралью, этаким навороченным суперметрополитеном.
Он стал СТЕРЖНЕМ, Осью, становым хребтом цивилизации.
Первостроители не мудрствовали лукаво: они просто прочертили прямую линию и начали класть рельсы НАПРЯМИК. Точкой отсчета послужило место посадки, в котором позднее возник единственный космопорт этого мира. В конечном итоге колеи обогнули планету и вернулись в это же место; сколь-нибудь значительных возвышенностей и обширных водоемов на материке практически не имелось. С течением времени над дорожным полотном первопроходцев появился вначале средний, а затем и верхний путепроводы, что в истории этого мира означало примерно то же, что в истории Прародины переход от конной тяги к автомобильному, а затем и аэровоздушному транспорту.
КТО принял решение, что странным географическим реалиям этой планеты более всего соответствует “прижелезно-дорожный” менталитет, исторические скрижали не сохранили. Может, далекие предки этих людей когда-то прокладывали стальные нити, связавшие тихоокеанское и атлантическое побережья североамериканского континента, или возводили КВЖД, а может, ударно строили Байкало-Амурскую Магистраль.
Но кто бы ни были эти люди, дальнейшие тысячелетия показали, что они обладали необычайной прозорливостью.
…в деталях это выглядело таким образом.
Несколько выше уровня почвы, на несколько метров приподнятое классической насыпью, лежало основное полотно нижнего уровня: две самые обычные, мало изменившиеся со времен первых железных дорог рельсовые колеи. По ним на скорости меньше сотни километров в час “бегали” колесные локомотивы, питание получавшие из энергоцепи, проложенной между рельсов; тягали они за собой по нескольку вагончиков, цистерн или платформ, управлялись автоматически, из единого компьютерного центра, и для высадки-посадки пассажиров останавливались чуть ли не по первому требованию. Непосредственно на уровне почвы насыпь пронзали многочисленные поперечные туннели — высотой обычно не выше двух метров, армированные металлопластовыми каркасами; по этим “подземным” переходам жители южной населенной полосы хаживали к жителям северной, и наоборот. На станциях, по мере необходимости, насыпь расширялась и от магистральных колей ответвлялось необходимое количество параллельных веток, которые затем опять вливались в основное полотно. Грузы перевозились, само собой, в основном по железным дорогам, а грузовые составы требовали времени для разгрузки-загрузки; чтобы не ломать график движения пассажирских поездов, их отводили в боковые колеи. Примерно так же поступали с дальнорейсовыми грузовиками среднего и верхнего уровней — расширенные участки эстакад давали составам возможность отстаиваться; затем грузы опускались-поднимались вниз-вверх с помощью конвейерных подъемников, напоминающих вертикальные эскалаторы. Там же, на расширениях надземки и сверхземки, находились станции, вокзалы, вагонные и ремонтные депо. Наклонные опоры среднего уровня Оси, два бесконечных ряда ажурных решетчатых ферм, поддерживали на тридцатиметровой высоте пролеты своеобразного сочлененного “моста”, что опоясывал экватор планеты; по монорельсам со скоростью нескольких сот километров в час передвигались бесколесные поезда аэродинамичных форм, похожие на металлических змей. Сверхземка поддерживалась другими “опорами”, шеренгами пятидесятиметровых антенн силовых излучателей — вертикальных столбов, выстроившихся по обеим сторонам насыпи; несущиеся прямо в воздухе составы смотрелись бы страшновато, если бы скорость их движения была поменьше, но так как летали они со скоростью сверхзвуковой, то их просто не успевали толком замечать. Вокзалы верхнего уровня выглядели более устойчиво, потому что базировались на вполне материальных фермах, только более длинных, чем опоры надземки.
По всем трем путепроводам сновали туда-сюда поезда.
Постоянно. Движение никогда, ни при каких обстоятельствах не прекращалось. На это уходила большая часть энергии, вырабатываемой энергокомплексами. Но затраты окупались. А на что же еще энергию тратить-то?.. Остановка движения означала для этого мира СМЕРТЬ.
С точки зрения пришельца из другого мира вся эта система, все это мельтешение смотрелось игрушечной железной дорогой исполинских масштабов, овеществленной грезой рейлроадистов, но для местных жителей оно было ЖИЗНЬЮ. В прямом и переносном смыслах. Достаточно сказать, что аборигены проводили непосредственно в поездах около четверти чистого времени жизни. Остальное время они проводили в непосредственной близости от поездов. Между подножиями столбов сверхземки и основаниями ферм надземки, по обеим сторонам насыпи наземки, тянулись южный и северный тротуары Главной Улицы города, пешеходные зоны длиной чуть меньше экваториальной параллели; через каждые полтора-два километра перпендикулярные боковые улочки разбивали узкие застроенные полосы на кварталы и уводили к полям, садам, паркам и лесопосадкам. Вдоль тротуаров Главной располагались в основном магазины, увеселительные заведения, офисы различных фирм, корпораций и специалистов, учебные заведения и государственные учреждения. (Промышленные объекты, склады, мастерские и лаборатории располагались сразу же за ними, и кое-где между “фасадными” домами Главной специально оставлялись промежутки для доступа погрузчиков и транспортных платформ к Сквозьземке. Жилые строения и участки, а также лечебные заведения и спортивные сооружения располагались дальше, в глубине кварталов, между промышленными и сельскохозяйственными зонами.) В местах постоянных остановок наземки, по краю тротуара со стороны насыпи, на высоту порогов вагонных входов поднимались узенькие перроны; на них вели архаичные лестницы. Конечные остановки наземки, где полотно расширялось, вынуждая тротуары изменять привычную прямизну, образовывали участки, аналогичные площадям. Под сенью расширений эстакад надземки и вокзалов сверхземки образовывались площади побольше, особенно обширные там, где располагались конечные станции; межрайонных рейсов, и где поезда надземки переходили с колеи на колею, чтобы отправиться в обратный путь. Это ведь только поездам сверхземки не надо было менять направление — половина их мчалась по замкнутому кольцу туда, половина сюда. Всегда.
В этом мире древняя максима “виа эст вита” теряла расплывчатость философского эвфемизма и обретала конкретику научной формулы мироустройства. Жизнь обитателей этого мира была неотделима от Дороги. Все происходящее в этом мире так или иначе происходило на Сквозьземке или поблизости от нее. Благодаря Метро. Для Оси. Из-за Железной Магистрали и ради нее. Персональные поездки каждого человека складывались в общую, стержневую поездку человечества. И наоборот — каждый человек автоматически приноравливал распорядок своей жизни к расписанию движения поездов.
Случись многоглазый и зоркий наблюдатель, способный вычленить какую-нибудь из поездок, он смог бы проследить за кем-нибудь из пассажиров; и воочию убедиться на чьем-нибудь примере — в дороге жизни чего только ни бывает!
…при ближайшем рассмотрении выглядело это так.
С открытой платформы космодромного кара, доставившего пассажиров, прибывших из других миров, к площади у вытянутого, как поезд, дли-и-и-ного ангара Центрального Железнодорожного Вокзала, открывался прекрасный вид. Панорама впечатляла. Невысокая, покрытая бетопластом насыпь, над которой наклонные решетчатые столбы вздымали и поддерживали эстакаду, и две шеренги тонких столбиков с утолщениями на верхушках, похожие на гвозди, воткнутые в землю. В обе стороны ЭТО убегало за горизонты. Невысокие дома, сплошными линиями фасадов вытянувшиеся вдоль, терялись “в тени”, казались смазанными, невыразительными, фоновыми декорациями. Все, что скрывалось ЗА фасадами, вообще существовало чисто эмпирически.
Отсюда можно было поехать в любом направлении. Хотя направлений было всего два. На восток и на запад. Здесь было начало, и здесь же было окончание пути. Стартовая и финишная точка. Отправная и Конечная станция. Пункт “А” и пункт “Б” одновременно.
Близкое светило Намибия щедро обливало лучевым дождем экваториальные области, и становилось очевидным, что поездка будет жаркой.
— Я-я-а бы предпочла “серую гончую”… — оглядев панораму, вдруг протянула одна из пассажирок, невысокая хрупкая девушка с явственной монголоидной примесью в чертах лица. — Кто-нибудь знает, здесь есть автобусы? — хрипловато спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Вряд ли, — отозвался рыжеволосый толстячок, типичный коммивояжер с виду. — Ихние предки построили дорогу, чтобы кататься по ней. И катаются вовсю! Традиция, мисс. Великое дело привычка. Вот у нас, на Нью-Айрланде, испокон веков варят пиво из натурального хмеля, никаких синтезированных веществ не призна…
— Спасибо. Я предпочитаю квас, — перебила словоохотливого нью-айрландца девушка; натянула на глаза козырек неизменной в веках “бейсболки” и мрачно из-под него зыркнула на поезда надземки, что в эту секунду как раз появились из обоих торцов вокзального ангара и скользнули по эстакаде.
— Куаз?.. Что такое куаз? — удивился коммивояжер.
— Это сорт кока-колы, — пояснила дородная тетка, сидевшая с ним рядом, — этническая разновидность.
Девушка фыркнула и что-то неразборчиво пробормотала.
— Юноша не ошибается, — вступил в разговор другой пассажир, тщедушный старик, однозначно абориген: длинные пряди седых волос свисали по бокам его головы, а макушку прикрывала маленькая круглая шапочка. — Наши предки клали первую рельсу не для того, чтобы рядом с ней болтались автобусы всякие.
Старичок ощутимо картавил и на спейсамерикане говорил правильно, но с сильным акцентом. Чувствовалось, что практиковаться в произношении ему приходится нечасто.
— Ничуть не ставя под сомнение правоту ваших уважаемых предков, — заговорила девушка, — должна все же отметить, что у человека всегда должна быть альтернатива…
— Твоими бы прелестными губками да мед кушать, — пробормотал вдруг спутник автобусолюбивой девушки. — Должна, должна… А разве она есть? У человеков-то?
середина сентября по универсальному сетевому (начало осени), 2-я декада мая по местному времени; преимущественно вагоны и локомотивы поездов (составы различных модификаций и уровней ускорения);
Стержневая магистраль “Великий Многорельсовый Путь” (она же — Сквозьземка, Главная Улица, Метро и Ось), трансконтинентальный город А-пас А-арох Меод Кулам, материк Мишор А-гдола, мир категории “С” Месилат Рокевет (планета Намибия I); скопление Черный Кот; шаровидная галактика “Футбольный Мяч” области Сакс; сеть-координаты все еще существующей точки выхода:
126085418938936737807981 —
3121209815632388892776652-
89790255427897878/0976644332556655/
90897565626267
Географическую карту этого мира наверняка было несложно составлять. За вычетом мелких деталей (как-то: рек, озер, заливов, холмов, оврагов, и тому подобных вариаций рельефа) поверхность выглядела донельзя просто.
Планету опоясывал единственный материк; это замкнутое кольцо сплошной суши разделяло два океана, северный и южный. Береговые линии идеально прямыми не были, конечно; однако сильно изрезанными они также не были. К северу от экватора океанский берег пролегал примерно по двадцатой параллели, а к югу еще ближе, на семнадцатой. Океанские просторы были чисты; островов, расположенных далеко от берегов материка, не имелось. В итоге похож был этот мир на сферическое пирожное: посередине узкий слой желто-бурого бисквита, а сверху и снизу — сине-белесые кремовые полушария.
Вот и все географические реалии. В таком виде этот мир понравился матери-природе, и таким он оставался, пока не появились люди.
Тогда на карте отразилась еще одна реалия.
Чуть севернее экватора, примерно по линии третьей параллели, пролегла темная полоска. Прямая и тоненькая, она пересекала все меридианы; образовав кольцо, замкнутое и кругосветное, как сам материк. Севернее и южнее, параллельно центральной полосе, вплотную к ней, тянулись еще по две с каждой стороны, дымчато-серые средние и грязно-зеленоватые внешние; а дальше начиналась бурая желтизна материковой саванны.
Черная полоса была сооружением, которое по традиции (древней, как Сеть Миров) именовалось Железной Дорогой, хотя от грунтовых насыпей с рельсовыми колеями, по которым пыхтели первые паровозы, оно отличалось так же, как паровая машина от ядерного реактора. Серые полосы были непрерывным городом, который тянулся вдоль дороги по обеим сторот нам; зеленые полосы были окультуренными зонами — лесопосадками, полями, огородами, садами, парками.
Кругосветное путешествие в этом мире совершить очень просто: пассажиру только надо сесть в поезд и не выходить из него, пока он не прибудет на ту станцию, где произошла посадка, но с противоположной стороны. Впрочем, в этом мире все путешествия, даже в соседний квартал или район, совершались в поездах.
Поездки варьировались лишь уровнями скорости передвижения. Нужный избирался в зависимости от дальности и экстренности. Если не торопиться, то с пересадками можно было объехать мир даже на медленных составах нижнего, НА-земного уровня; колесные потомки древних метрополитенов, они ползали из квартала в квартал, курсируя на ближние расстояния, и останавливались через каждые пару-тройку километров. Монорельсовые составы НАДземного уровня, делая перегоны в несколько десятков километров, курсировали туда-сюда, из района в район по эстакаде, высящейся над крышами неторопливых наземных “сочлененок”, и гораздо больше напоминали пассажирские поезда, со всеми присущими им атрибутами — вагонами купейными, ресторанными, спальными, релаксационными и так далее. По СВЕРХземному уровню, силовой верхней “эстакаде”, вознесенной над почвой на добрую полусотню метров, перемещались безрельсб-вые поезда экспресс-рейсов, облетавшие окружность экватора за считанные сутки. Их вокзалы разделялись перегонами в несколько сот, а то и в тысячу километров и совмещались с конечными станциями межрайонных рейсовиков, Наземка, Надземка, Сверхземка.
Вместе: Сквозьземка.
Четыре слова, которые уроженцы этого мира выучивали сразу же после того, как выговаривали первые “дяй”, “ма” и “па”.
Ведь их глаза постоянно видели ЕЕ из окон своих домов. Их уши слышали ее с рождения. Их носы вдыхали ее запахи не реже, чем ароматы собственных кухонь. Их ноги переступали пороги вагонных входов каждый раз, когда они куда-нибудь намеревались переместиться. Обитаемые территории, расположенные между Осью и саваннами, северной и южной узки, обычно не шире пятисот метров, изредка — километра. Затем следовали кшюметр-полтора сельскохозяйственных и лесопарковых земель. Дальше начинались дикие равнины, что простирались до самых океанских берегов. И там, на этих пологих просторах, постоянно не обитал никто. Временные обитатели — скотоводы, охотники, туристы, бойскауты, отшельники всех мастей — обычно возвращались к Дороге, рано или поздно. Которые не возвращались, тех скорее всего уже не было среди живых. Великий Многорельсовый Путь являлся не просто главной улицей, не просто средством передвижения, не просто транспортной магистралью, этаким навороченным суперметрополитеном.
Он стал СТЕРЖНЕМ, Осью, становым хребтом цивилизации.
Первостроители не мудрствовали лукаво: они просто прочертили прямую линию и начали класть рельсы НАПРЯМИК. Точкой отсчета послужило место посадки, в котором позднее возник единственный космопорт этого мира. В конечном итоге колеи обогнули планету и вернулись в это же место; сколь-нибудь значительных возвышенностей и обширных водоемов на материке практически не имелось. С течением времени над дорожным полотном первопроходцев появился вначале средний, а затем и верхний путепроводы, что в истории этого мира означало примерно то же, что в истории Прародины переход от конной тяги к автомобильному, а затем и аэровоздушному транспорту.
КТО принял решение, что странным географическим реалиям этой планеты более всего соответствует “прижелезно-дорожный” менталитет, исторические скрижали не сохранили. Может, далекие предки этих людей когда-то прокладывали стальные нити, связавшие тихоокеанское и атлантическое побережья североамериканского континента, или возводили КВЖД, а может, ударно строили Байкало-Амурскую Магистраль.
Но кто бы ни были эти люди, дальнейшие тысячелетия показали, что они обладали необычайной прозорливостью.
…в деталях это выглядело таким образом.
Несколько выше уровня почвы, на несколько метров приподнятое классической насыпью, лежало основное полотно нижнего уровня: две самые обычные, мало изменившиеся со времен первых железных дорог рельсовые колеи. По ним на скорости меньше сотни километров в час “бегали” колесные локомотивы, питание получавшие из энергоцепи, проложенной между рельсов; тягали они за собой по нескольку вагончиков, цистерн или платформ, управлялись автоматически, из единого компьютерного центра, и для высадки-посадки пассажиров останавливались чуть ли не по первому требованию. Непосредственно на уровне почвы насыпь пронзали многочисленные поперечные туннели — высотой обычно не выше двух метров, армированные металлопластовыми каркасами; по этим “подземным” переходам жители южной населенной полосы хаживали к жителям северной, и наоборот. На станциях, по мере необходимости, насыпь расширялась и от магистральных колей ответвлялось необходимое количество параллельных веток, которые затем опять вливались в основное полотно. Грузы перевозились, само собой, в основном по железным дорогам, а грузовые составы требовали времени для разгрузки-загрузки; чтобы не ломать график движения пассажирских поездов, их отводили в боковые колеи. Примерно так же поступали с дальнорейсовыми грузовиками среднего и верхнего уровней — расширенные участки эстакад давали составам возможность отстаиваться; затем грузы опускались-поднимались вниз-вверх с помощью конвейерных подъемников, напоминающих вертикальные эскалаторы. Там же, на расширениях надземки и сверхземки, находились станции, вокзалы, вагонные и ремонтные депо. Наклонные опоры среднего уровня Оси, два бесконечных ряда ажурных решетчатых ферм, поддерживали на тридцатиметровой высоте пролеты своеобразного сочлененного “моста”, что опоясывал экватор планеты; по монорельсам со скоростью нескольких сот километров в час передвигались бесколесные поезда аэродинамичных форм, похожие на металлических змей. Сверхземка поддерживалась другими “опорами”, шеренгами пятидесятиметровых антенн силовых излучателей — вертикальных столбов, выстроившихся по обеим сторонам насыпи; несущиеся прямо в воздухе составы смотрелись бы страшновато, если бы скорость их движения была поменьше, но так как летали они со скоростью сверхзвуковой, то их просто не успевали толком замечать. Вокзалы верхнего уровня выглядели более устойчиво, потому что базировались на вполне материальных фермах, только более длинных, чем опоры надземки.
По всем трем путепроводам сновали туда-сюда поезда.
Постоянно. Движение никогда, ни при каких обстоятельствах не прекращалось. На это уходила большая часть энергии, вырабатываемой энергокомплексами. Но затраты окупались. А на что же еще энергию тратить-то?.. Остановка движения означала для этого мира СМЕРТЬ.
С точки зрения пришельца из другого мира вся эта система, все это мельтешение смотрелось игрушечной железной дорогой исполинских масштабов, овеществленной грезой рейлроадистов, но для местных жителей оно было ЖИЗНЬЮ. В прямом и переносном смыслах. Достаточно сказать, что аборигены проводили непосредственно в поездах около четверти чистого времени жизни. Остальное время они проводили в непосредственной близости от поездов. Между подножиями столбов сверхземки и основаниями ферм надземки, по обеим сторонам насыпи наземки, тянулись южный и северный тротуары Главной Улицы города, пешеходные зоны длиной чуть меньше экваториальной параллели; через каждые полтора-два километра перпендикулярные боковые улочки разбивали узкие застроенные полосы на кварталы и уводили к полям, садам, паркам и лесопосадкам. Вдоль тротуаров Главной располагались в основном магазины, увеселительные заведения, офисы различных фирм, корпораций и специалистов, учебные заведения и государственные учреждения. (Промышленные объекты, склады, мастерские и лаборатории располагались сразу же за ними, и кое-где между “фасадными” домами Главной специально оставлялись промежутки для доступа погрузчиков и транспортных платформ к Сквозьземке. Жилые строения и участки, а также лечебные заведения и спортивные сооружения располагались дальше, в глубине кварталов, между промышленными и сельскохозяйственными зонами.) В местах постоянных остановок наземки, по краю тротуара со стороны насыпи, на высоту порогов вагонных входов поднимались узенькие перроны; на них вели архаичные лестницы. Конечные остановки наземки, где полотно расширялось, вынуждая тротуары изменять привычную прямизну, образовывали участки, аналогичные площадям. Под сенью расширений эстакад надземки и вокзалов сверхземки образовывались площади побольше, особенно обширные там, где располагались конечные станции; межрайонных рейсов, и где поезда надземки переходили с колеи на колею, чтобы отправиться в обратный путь. Это ведь только поездам сверхземки не надо было менять направление — половина их мчалась по замкнутому кольцу туда, половина сюда. Всегда.
В этом мире древняя максима “виа эст вита” теряла расплывчатость философского эвфемизма и обретала конкретику научной формулы мироустройства. Жизнь обитателей этого мира была неотделима от Дороги. Все происходящее в этом мире так или иначе происходило на Сквозьземке или поблизости от нее. Благодаря Метро. Для Оси. Из-за Железной Магистрали и ради нее. Персональные поездки каждого человека складывались в общую, стержневую поездку человечества. И наоборот — каждый человек автоматически приноравливал распорядок своей жизни к расписанию движения поездов.
Случись многоглазый и зоркий наблюдатель, способный вычленить какую-нибудь из поездок, он смог бы проследить за кем-нибудь из пассажиров; и воочию убедиться на чьем-нибудь примере — в дороге жизни чего только ни бывает!
…при ближайшем рассмотрении выглядело это так.
С открытой платформы космодромного кара, доставившего пассажиров, прибывших из других миров, к площади у вытянутого, как поезд, дли-и-и-ного ангара Центрального Железнодорожного Вокзала, открывался прекрасный вид. Панорама впечатляла. Невысокая, покрытая бетопластом насыпь, над которой наклонные решетчатые столбы вздымали и поддерживали эстакаду, и две шеренги тонких столбиков с утолщениями на верхушках, похожие на гвозди, воткнутые в землю. В обе стороны ЭТО убегало за горизонты. Невысокие дома, сплошными линиями фасадов вытянувшиеся вдоль, терялись “в тени”, казались смазанными, невыразительными, фоновыми декорациями. Все, что скрывалось ЗА фасадами, вообще существовало чисто эмпирически.
Отсюда можно было поехать в любом направлении. Хотя направлений было всего два. На восток и на запад. Здесь было начало, и здесь же было окончание пути. Стартовая и финишная точка. Отправная и Конечная станция. Пункт “А” и пункт “Б” одновременно.
Близкое светило Намибия щедро обливало лучевым дождем экваториальные области, и становилось очевидным, что поездка будет жаркой.
— Я-я-а бы предпочла “серую гончую”… — оглядев панораму, вдруг протянула одна из пассажирок, невысокая хрупкая девушка с явственной монголоидной примесью в чертах лица. — Кто-нибудь знает, здесь есть автобусы? — хрипловато спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Вряд ли, — отозвался рыжеволосый толстячок, типичный коммивояжер с виду. — Ихние предки построили дорогу, чтобы кататься по ней. И катаются вовсю! Традиция, мисс. Великое дело привычка. Вот у нас, на Нью-Айрланде, испокон веков варят пиво из натурального хмеля, никаких синтезированных веществ не призна…
— Спасибо. Я предпочитаю квас, — перебила словоохотливого нью-айрландца девушка; натянула на глаза козырек неизменной в веках “бейсболки” и мрачно из-под него зыркнула на поезда надземки, что в эту секунду как раз появились из обоих торцов вокзального ангара и скользнули по эстакаде.
— Куаз?.. Что такое куаз? — удивился коммивояжер.
— Это сорт кока-колы, — пояснила дородная тетка, сидевшая с ним рядом, — этническая разновидность.
Девушка фыркнула и что-то неразборчиво пробормотала.
— Юноша не ошибается, — вступил в разговор другой пассажир, тщедушный старик, однозначно абориген: длинные пряди седых волос свисали по бокам его головы, а макушку прикрывала маленькая круглая шапочка. — Наши предки клали первую рельсу не для того, чтобы рядом с ней болтались автобусы всякие.
Старичок ощутимо картавил и на спейсамерикане говорил правильно, но с сильным акцентом. Чувствовалось, что практиковаться в произношении ему приходится нечасто.
— Ничуть не ставя под сомнение правоту ваших уважаемых предков, — заговорила девушка, — должна все же отметить, что у человека всегда должна быть альтернатива…
— Твоими бы прелестными губками да мед кушать, — пробормотал вдруг спутник автобусолюбивой девушки. — Должна, должна… А разве она есть? У человеков-то?