Страница:
– Придется тебе и здесь довольствоваться синтетикой, надеюсь, она превзойдет по разнообразию твой военизированный, насколько я понимаю, вариант.
– Тащи.
Дмитрий мысленно сделал во второй, истинной бухгалтерской книге маленький вычет. С пометкой: потрачено бесполезно. Глядя на его лицо, «близнец», прищурившись, сказал:
– Не жмись. Не жалей денег. Даст Бог, вытащу тебе от нас что-нибудь натуральное.
– Сейчас что-нибудь принесу. А деньги у нас принято жалеть, никуда не денешься.
– У нас, скорее, принято не особенно много думать о них.
«Варварство какое-то», – подумал Дмитрий и ответил поговоркой:
– О деньгах надо думать всегда, чтобы не думать о них лишний раз…
Двойник захохотал. Этот его громкий хохот отбил всякую охоту возражать.
Дмитрий открыл две банки саморазогревающегося кофе, нарезал соевого сыра, вынул упаковку ароматизированного джема, плитку хлебной массы, и, поколебавшись, решил потратить также два тюбика с креветочным маслом.
– Небогато живете. Но все равно, спасибо тебе. Наш корабельный кок, понимаешь ли, однообразен, как шахматная доска без фигур…
Кто такой кок, Дмитрий не знал, но постеснялся обнаруживать свое невежество. Вероятно, некто, обеспечивающий выдачу продуктов. Сегодня ему хотелось поговорить не о каких-то коках, а о космосе, о таинственном Лабиринте; однако Дмитрий не решался первым завязать беседу: он опасался ненароком задеть шоковую точку собеседника, – кто знает, где они и сколь трудно их активизировать… Не дай разум, проявится повышенная эмоциональность двойника. Дмитрий этого не любил.
Начал, разумеется, Виктор.
– Мы в прошлый раз немножко выяснили, откуда я. Теперь расскажи, откуда ты.
– Уточни вопрос.
– Ты сказал: есть у вас тут Женевская федерация и резерваты. А больше ничего нет. Верно?
– Абсолютно правильно.
– И ты сам – гражданин федерации, а резерватские люди считаются иностранцами. Тоже верно?
– Ты уловил суть.
– А сколько их, резерватов? Большие они или одно название? Почему они до сих пор существуют, вы же, кажется, всех бы хотели – к ногтю? Можно ли туда попасть, посмотреть?
Дмитрию крепко не понравилось начало, хотя он и заставил свое лицо продолжать демонстрацию бесстрастия. О некоторых вещах разумный ответственный человек просто не будет рассуждать вслух. Воздержится от болтовни, слушаясь здравого смысла и старого доброго инстинкта самосохранения… Но он решил ответить Виктору. Не хотелось ронять себя в глазах двойника проявлением неуверенности. Просто нужна максимальная осторожность в выборе слов…
– Резерваты… Их осталось пять: Шанхайский, Уральский, Колумбийский, Гвианский и Патагонский. В самом большом, Пекинском, живет миллионов пятьдесят. В самом маленьком, Гвианском… не помню. Забыл. То ли один миллион, то ли десять…
– Ну, порядок понятен.
– А все остальное – территория Женевской федерации.
– Весь мир, значит, под вами…
– Именно так. Попасть туда… я не хотел бы в этом участвовать. Говорю совершенно официально, я в участвовать в подобной авантюре отказываюсь.
– Какого черта у тебя очко-то так играет? Чем рискуем?
– Ты – не знаю. А я – всей своей судьбой. Человек, до такой степени потерявший ответственность ни у кого… не вызовет снисхождения…
Он говорил взволнованно. Ему хотелось передать двойнику суть дела. А суть была проста: он инстинктивно брезговал связываться с чем-либо, относящемся к резерватам. Нет, никогда! Неприятно, страшно, как-то даже… нечисто.
– Угу. Ладно. Отложим разговор. Но информационная программка-то у тебя про резерваты найдется?
Конечно, Дмитрий знал, куда сунуться за сведениями о резерватах. Но ответил уклончиво:
– Ну… поищем… – и заторопился ответить на другой вопрос двойника, – Ты спросил, почему они до сих пор существуют. Так вот, Федерация сохраняет за людьми право свободного выбора: хаос или цивилизация, буйство или упорядоченная жизнь, война всех против всех за выживание или гарантированный достаток. Существование резерватов обеспечивает подобного рода право.
Виктор хмыкнул. Нехорошо хмыкнул. Непочтительно. Однако возражать не стал.
– И вот еще что. Конечно, резерваты не вечны. Их становится все меньше. Когда-нибудь цивилизаторская деятельность Федерации безболезненно приведет всех, абсолютно всех к правильному выбору.
– А ты знаешь, как жить правильно?
– Есть же некоторые общечеловеческие ценности…
– Одна. Секс.
Дмитрий поперхнулся. Надо было срочно выходить из этого витка разговора. Любой ценой.
– Мы… помогаем им… Мы… сотрудничаем с ними… Мы… иногда оттуда приезжают специалисты… я… даже видел одного. Исключительно невоспитанный человек. И лишенный, к тому же, фундаментального образования. Правда, некоторые его идеи следовало бы признать нетривиальными…
– Вот, значит, зачем они понадобились. Твою мать!
– Кто – они?
– Скорее, не «кто», а «что». Впрочем… «кто» – тоже подходит…
– Прости. Я не улавливаю твоей логики.
– Не обращай внимания. Я уяснил себе одну вещь. Неважно.
Дмитрий почувствовал себя полным идиотом. Очень приятно. Чем отблагодарить за такой подарок?
– Вероятно, ты увидел в резерватах рассадник интеллектуалов, садок для талантов?
– Да Господь с ними…
– Поверь, Федерация прекрасно справляется со своими проблемами. Наш обмен информацией и услугами намного выгоднее для них. Конечно, иногда приходится слышать странные мнения… чем-то сродни твоему… Но подобного рода суждения безответственны; нетрудно доказать это с цифрами в руках. Ведь наше государство – огромное тело, в то время как резерваты – лишь маленькие родимые пятнышки на нем…
– Угу.
Положительно, следовало поменять тему. Поколебавшись, Дмитрий осторожно спросил двойника, чувствуя себя чем-то вроде разведчика, посланного в резерват с заданием раскрыть очередной заговор против мирового порядка:
– А у вас, прости, кто входит в Женевскую федерацию? Разумеется, если это не считается секретом.
– Секрет? Никакого секрета. Тебя интересует Земля или Внеземелье?
От словечко «Внеземелья» дохнуло на Дмитрия неприятным холодком. Внеземелье… Наверное, истинное скопище тайн и опасностей. На всякий случай Дмитрий дистанцировался от него:
– Только Земля, если можно.
– Да можно… Сейчас за женевцами вся Западная Европа и добрый шмат Восточной, большая часть Северной Америки… ты такое старинное государство знаешь – Соединенные Штаты Америки?
Дмитрий не привык доверять странным незнакомцам, в какие бы одежды они не рядились. Проверять можно по-разному. В конце концов, что он знает о механизме проверок населения? Только одно: сами проверки – факт… Не стоит отходить от общепринятого между социально ответственными людьми.
– Гарант цивилизованности и свободы?
– У-у… Как у вас тут все запущено! В общем, знаешь… Короче говоря, в Северной Америке у Женевской федерации граница совпадает с границей бывших этих самых Штатов. Все к северу держат женевцы, а к югу – Латинский союз.
– Государство?
– Одно из сильнейших. Дальше: вся Северная и Западная Африка – за женевцами, а это, брат, две трети континента. Их же Австралия и Новая Зеландия, их же половина Океании. Что еще из крупного забыл? А, Грузия и Мадагаскар. Вроде, все главное я вспомнил.
– Но это далеко не все. Скажем, Азия?
– Там много всего наворочено. Я, брат, всех государств и не упомню… только те, которые побольше. Кое-что, понятно, наше, кое-что – за китайцами, за Аравийской лигой, за Тихоокеанским союзом.
– За нашими – ты имеешь в виду за русскими?
– За Российской империей.
В разговоре о Российской империи Дмитрий почуял нечто исключительно безответственное. На всякий случай, дабы потом не вышло неприятностей, он повернул разговор подальше от этой скользкой темы:
– Виктор, я ничего не услышал о великой цивилизации Индии…
– Может, там раньше и была великая цивилизация, но теперь ничего нет.
– Не понимаю.
– Война там прошла примерно семьдесят лет назад… С Аравийской лигой и Китаем одновременно. Плюс еще со своими – гражданская война.
– Извини меня. Должно быть, с твоей точки зрения, ты говоришь очевиднейшие вещи. Но я продолжаю не понимать. Допустим, у нас, кажется, если я не ошибаюсь, тоже были какие-то столкновения Индии с соседями… Конечно, это неприятная страница к их истории. Но потом все они стали частью Женевской федерации. Та же Индия, например, в 2025 году… Всякие боевые действия были просто задавлены.
Двойник хмыкнул.
– Боюсь, ты и представить себе не можешь, парень, чем была та война. Я ведь точно выразился: теперь там ничего нет.
– Как это?
– Именно так. Поднебесная… в смысле, Китай, улучшила себе демографию, положив два или три миллиона. Некоторые говорят – все десять… Но что десять миллионов для Поднебесной? Капля в море. А на месте Индии – закрытая зона. Там живут мутанты, психи, больные и очень нищие люди. Больше там никто не живет. А окраины – они получше сохранились – разделены между соседями.
– Какое-то заражение?
– Любое. Радиационное. Химическое. Панфирное. Все оптом.
– Панфирное?
– Пандэмия всеобщего сумасшествия. В буйной форме. В половине случаев заканчивается самоубийством. В двух третях случаев сопровождается убийствами всех рядом стоящих.
– Невероятно…
Дмитрий почувствовал усталость. Он сам себе показался на какое-то мгновение чашкой, в которую «близнец» наливает все больше, больше, больше, и содержимое уже хлещет через край. Его присутствие воспламеняло в Дмитрии ненормально сильные эмоции, нечто животное, грубое… Гнев и желание спорить, кажется, никогда не были присущи ему. А тут ему пришлось буквально хватать за горло невесть откуда взявшуюся злость на то страшное и бессмысленное кровопролитие, которое произошло Разум ведает когда и где. Да что ему за дело до погибшей Индии? Ан нет, Дмитрию хотелось призвать кого-нибудь к ответу за то давнее злодейство и наказать максимально жестоким образом… «Близнец» каждым словом своим вызывал желание спорить, отрицать, насмехаться над его странными бреднями. Российская империя… Поднебесная… Дмитрий едва сдерживался. Этот человек невыносимо раздражал его, но одновременно… притягивал.
– Просто страшно. Но ничего невероятного.
– Послушай… Вероятно, мое желание покажется тебе полной ахинеей. Но с другой стороны… Ты побывал у меня… у нас. Видел маленький клочок нашего мира. Возможно, потом увидишь больше. А я… я хотел бы, если ты не возражаешь, побывать у тебя.
– То есть как?
– Мне обязательно нужно увидеть космос… что-нибудь в космосе. Все равно, что.
– Зачем?
– Во-первых, я не очень верю тебе.
– Твое дело.
– Во-вторых, я… давно мечтал побывать там. У нас в космосе бывают очень немногие люди.
– Абсолютно исключено.
Прежде, услышав словосочетание «абсолютно исключено», да еще произнесенное в соответствующем тоне, Дмитрий Сомов отступился бы, не раздумывая. Его нервы никогда не выдерживали открытого противостояния. Люди вокруг него – и женщины, и мужчины, – совершенно так же избегали споров, громких слов, острых углов… Мало кто мог пойти на другого лоб в лоб и одолеть. Но двойник сам приблизил его слишком близко к себе, сам дал право отрицать и требовать… И Дмитрию захотелось, несмотря ни на что, настоять на своем.
– Мне не нужно многого. Достаточно будет… одного лучика солнца из твоего мира.
– Послушай… Да я не против. Если тебя, конечно, пропустят. Но сам механизм переноса… Я только-только начал в нем кумекать, и знаю пока не особенно много.
– По крайней мере, нам стоит сделать попытку.
– Не стоит, брат.
– Почему же?
– Ты мне вроде члена семьи… Я так чувствую. Близкий человек. Иначе бы и разговор не шел.
– И все-таки, почему?
Дмитрий испытывал настоящее восторженное головокружение: ему удавалось спорить, держаться, его даже увлек сам процесс спора. Необычное ощущение. Чуть-чуть риска, чуть-чуть аромата борьбы, и верное осознание того, что все можно будет безболезненно остановить в любой момент. Как во время захватывающей медитации, которую участковый психоаналитик заставляет проводить под гипнозом. Только контроль над происходящим не теряется…
– Там небезопасно.
– Я готов! – ответил Дмитрий и захлебнулся нахлынувшей радостью. В мире осталось так мало ситуаций, позволяющих почувствовать себя отважным человеком!
– Что ты готов? Башку на склад сдать?
– Это моя башка. И я знаю, когда ее стоит поставить на кон.
Двойник прищурился оценивающе…
Глава 6
Глава 7
– Тащи.
Дмитрий мысленно сделал во второй, истинной бухгалтерской книге маленький вычет. С пометкой: потрачено бесполезно. Глядя на его лицо, «близнец», прищурившись, сказал:
– Не жмись. Не жалей денег. Даст Бог, вытащу тебе от нас что-нибудь натуральное.
– Сейчас что-нибудь принесу. А деньги у нас принято жалеть, никуда не денешься.
– У нас, скорее, принято не особенно много думать о них.
«Варварство какое-то», – подумал Дмитрий и ответил поговоркой:
– О деньгах надо думать всегда, чтобы не думать о них лишний раз…
Двойник захохотал. Этот его громкий хохот отбил всякую охоту возражать.
Дмитрий открыл две банки саморазогревающегося кофе, нарезал соевого сыра, вынул упаковку ароматизированного джема, плитку хлебной массы, и, поколебавшись, решил потратить также два тюбика с креветочным маслом.
– Небогато живете. Но все равно, спасибо тебе. Наш корабельный кок, понимаешь ли, однообразен, как шахматная доска без фигур…
Кто такой кок, Дмитрий не знал, но постеснялся обнаруживать свое невежество. Вероятно, некто, обеспечивающий выдачу продуктов. Сегодня ему хотелось поговорить не о каких-то коках, а о космосе, о таинственном Лабиринте; однако Дмитрий не решался первым завязать беседу: он опасался ненароком задеть шоковую точку собеседника, – кто знает, где они и сколь трудно их активизировать… Не дай разум, проявится повышенная эмоциональность двойника. Дмитрий этого не любил.
Начал, разумеется, Виктор.
– Мы в прошлый раз немножко выяснили, откуда я. Теперь расскажи, откуда ты.
– Уточни вопрос.
– Ты сказал: есть у вас тут Женевская федерация и резерваты. А больше ничего нет. Верно?
– Абсолютно правильно.
– И ты сам – гражданин федерации, а резерватские люди считаются иностранцами. Тоже верно?
– Ты уловил суть.
– А сколько их, резерватов? Большие они или одно название? Почему они до сих пор существуют, вы же, кажется, всех бы хотели – к ногтю? Можно ли туда попасть, посмотреть?
Дмитрию крепко не понравилось начало, хотя он и заставил свое лицо продолжать демонстрацию бесстрастия. О некоторых вещах разумный ответственный человек просто не будет рассуждать вслух. Воздержится от болтовни, слушаясь здравого смысла и старого доброго инстинкта самосохранения… Но он решил ответить Виктору. Не хотелось ронять себя в глазах двойника проявлением неуверенности. Просто нужна максимальная осторожность в выборе слов…
– Резерваты… Их осталось пять: Шанхайский, Уральский, Колумбийский, Гвианский и Патагонский. В самом большом, Пекинском, живет миллионов пятьдесят. В самом маленьком, Гвианском… не помню. Забыл. То ли один миллион, то ли десять…
– Ну, порядок понятен.
– А все остальное – территория Женевской федерации.
– Весь мир, значит, под вами…
– Именно так. Попасть туда… я не хотел бы в этом участвовать. Говорю совершенно официально, я в участвовать в подобной авантюре отказываюсь.
– Какого черта у тебя очко-то так играет? Чем рискуем?
– Ты – не знаю. А я – всей своей судьбой. Человек, до такой степени потерявший ответственность ни у кого… не вызовет снисхождения…
Он говорил взволнованно. Ему хотелось передать двойнику суть дела. А суть была проста: он инстинктивно брезговал связываться с чем-либо, относящемся к резерватам. Нет, никогда! Неприятно, страшно, как-то даже… нечисто.
– Угу. Ладно. Отложим разговор. Но информационная программка-то у тебя про резерваты найдется?
Конечно, Дмитрий знал, куда сунуться за сведениями о резерватах. Но ответил уклончиво:
– Ну… поищем… – и заторопился ответить на другой вопрос двойника, – Ты спросил, почему они до сих пор существуют. Так вот, Федерация сохраняет за людьми право свободного выбора: хаос или цивилизация, буйство или упорядоченная жизнь, война всех против всех за выживание или гарантированный достаток. Существование резерватов обеспечивает подобного рода право.
Виктор хмыкнул. Нехорошо хмыкнул. Непочтительно. Однако возражать не стал.
– И вот еще что. Конечно, резерваты не вечны. Их становится все меньше. Когда-нибудь цивилизаторская деятельность Федерации безболезненно приведет всех, абсолютно всех к правильному выбору.
– А ты знаешь, как жить правильно?
– Есть же некоторые общечеловеческие ценности…
– Одна. Секс.
Дмитрий поперхнулся. Надо было срочно выходить из этого витка разговора. Любой ценой.
– Мы… помогаем им… Мы… сотрудничаем с ними… Мы… иногда оттуда приезжают специалисты… я… даже видел одного. Исключительно невоспитанный человек. И лишенный, к тому же, фундаментального образования. Правда, некоторые его идеи следовало бы признать нетривиальными…
– Вот, значит, зачем они понадобились. Твою мать!
– Кто – они?
– Скорее, не «кто», а «что». Впрочем… «кто» – тоже подходит…
– Прости. Я не улавливаю твоей логики.
– Не обращай внимания. Я уяснил себе одну вещь. Неважно.
Дмитрий почувствовал себя полным идиотом. Очень приятно. Чем отблагодарить за такой подарок?
– Вероятно, ты увидел в резерватах рассадник интеллектуалов, садок для талантов?
– Да Господь с ними…
– Поверь, Федерация прекрасно справляется со своими проблемами. Наш обмен информацией и услугами намного выгоднее для них. Конечно, иногда приходится слышать странные мнения… чем-то сродни твоему… Но подобного рода суждения безответственны; нетрудно доказать это с цифрами в руках. Ведь наше государство – огромное тело, в то время как резерваты – лишь маленькие родимые пятнышки на нем…
– Угу.
Положительно, следовало поменять тему. Поколебавшись, Дмитрий осторожно спросил двойника, чувствуя себя чем-то вроде разведчика, посланного в резерват с заданием раскрыть очередной заговор против мирового порядка:
– А у вас, прости, кто входит в Женевскую федерацию? Разумеется, если это не считается секретом.
– Секрет? Никакого секрета. Тебя интересует Земля или Внеземелье?
От словечко «Внеземелья» дохнуло на Дмитрия неприятным холодком. Внеземелье… Наверное, истинное скопище тайн и опасностей. На всякий случай Дмитрий дистанцировался от него:
– Только Земля, если можно.
– Да можно… Сейчас за женевцами вся Западная Европа и добрый шмат Восточной, большая часть Северной Америки… ты такое старинное государство знаешь – Соединенные Штаты Америки?
Дмитрий не привык доверять странным незнакомцам, в какие бы одежды они не рядились. Проверять можно по-разному. В конце концов, что он знает о механизме проверок населения? Только одно: сами проверки – факт… Не стоит отходить от общепринятого между социально ответственными людьми.
– Гарант цивилизованности и свободы?
– У-у… Как у вас тут все запущено! В общем, знаешь… Короче говоря, в Северной Америке у Женевской федерации граница совпадает с границей бывших этих самых Штатов. Все к северу держат женевцы, а к югу – Латинский союз.
– Государство?
– Одно из сильнейших. Дальше: вся Северная и Западная Африка – за женевцами, а это, брат, две трети континента. Их же Австралия и Новая Зеландия, их же половина Океании. Что еще из крупного забыл? А, Грузия и Мадагаскар. Вроде, все главное я вспомнил.
– Но это далеко не все. Скажем, Азия?
– Там много всего наворочено. Я, брат, всех государств и не упомню… только те, которые побольше. Кое-что, понятно, наше, кое-что – за китайцами, за Аравийской лигой, за Тихоокеанским союзом.
– За нашими – ты имеешь в виду за русскими?
– За Российской империей.
В разговоре о Российской империи Дмитрий почуял нечто исключительно безответственное. На всякий случай, дабы потом не вышло неприятностей, он повернул разговор подальше от этой скользкой темы:
– Виктор, я ничего не услышал о великой цивилизации Индии…
– Может, там раньше и была великая цивилизация, но теперь ничего нет.
– Не понимаю.
– Война там прошла примерно семьдесят лет назад… С Аравийской лигой и Китаем одновременно. Плюс еще со своими – гражданская война.
– Извини меня. Должно быть, с твоей точки зрения, ты говоришь очевиднейшие вещи. Но я продолжаю не понимать. Допустим, у нас, кажется, если я не ошибаюсь, тоже были какие-то столкновения Индии с соседями… Конечно, это неприятная страница к их истории. Но потом все они стали частью Женевской федерации. Та же Индия, например, в 2025 году… Всякие боевые действия были просто задавлены.
Двойник хмыкнул.
– Боюсь, ты и представить себе не можешь, парень, чем была та война. Я ведь точно выразился: теперь там ничего нет.
– Как это?
– Именно так. Поднебесная… в смысле, Китай, улучшила себе демографию, положив два или три миллиона. Некоторые говорят – все десять… Но что десять миллионов для Поднебесной? Капля в море. А на месте Индии – закрытая зона. Там живут мутанты, психи, больные и очень нищие люди. Больше там никто не живет. А окраины – они получше сохранились – разделены между соседями.
– Какое-то заражение?
– Любое. Радиационное. Химическое. Панфирное. Все оптом.
– Панфирное?
– Пандэмия всеобщего сумасшествия. В буйной форме. В половине случаев заканчивается самоубийством. В двух третях случаев сопровождается убийствами всех рядом стоящих.
– Невероятно…
Дмитрий почувствовал усталость. Он сам себе показался на какое-то мгновение чашкой, в которую «близнец» наливает все больше, больше, больше, и содержимое уже хлещет через край. Его присутствие воспламеняло в Дмитрии ненормально сильные эмоции, нечто животное, грубое… Гнев и желание спорить, кажется, никогда не были присущи ему. А тут ему пришлось буквально хватать за горло невесть откуда взявшуюся злость на то страшное и бессмысленное кровопролитие, которое произошло Разум ведает когда и где. Да что ему за дело до погибшей Индии? Ан нет, Дмитрию хотелось призвать кого-нибудь к ответу за то давнее злодейство и наказать максимально жестоким образом… «Близнец» каждым словом своим вызывал желание спорить, отрицать, насмехаться над его странными бреднями. Российская империя… Поднебесная… Дмитрий едва сдерживался. Этот человек невыносимо раздражал его, но одновременно… притягивал.
– Просто страшно. Но ничего невероятного.
– Послушай… Вероятно, мое желание покажется тебе полной ахинеей. Но с другой стороны… Ты побывал у меня… у нас. Видел маленький клочок нашего мира. Возможно, потом увидишь больше. А я… я хотел бы, если ты не возражаешь, побывать у тебя.
– То есть как?
– Мне обязательно нужно увидеть космос… что-нибудь в космосе. Все равно, что.
– Зачем?
– Во-первых, я не очень верю тебе.
– Твое дело.
– Во-вторых, я… давно мечтал побывать там. У нас в космосе бывают очень немногие люди.
– Абсолютно исключено.
Прежде, услышав словосочетание «абсолютно исключено», да еще произнесенное в соответствующем тоне, Дмитрий Сомов отступился бы, не раздумывая. Его нервы никогда не выдерживали открытого противостояния. Люди вокруг него – и женщины, и мужчины, – совершенно так же избегали споров, громких слов, острых углов… Мало кто мог пойти на другого лоб в лоб и одолеть. Но двойник сам приблизил его слишком близко к себе, сам дал право отрицать и требовать… И Дмитрию захотелось, несмотря ни на что, настоять на своем.
– Мне не нужно многого. Достаточно будет… одного лучика солнца из твоего мира.
– Послушай… Да я не против. Если тебя, конечно, пропустят. Но сам механизм переноса… Я только-только начал в нем кумекать, и знаю пока не особенно много.
– По крайней мере, нам стоит сделать попытку.
– Не стоит, брат.
– Почему же?
– Ты мне вроде члена семьи… Я так чувствую. Близкий человек. Иначе бы и разговор не шел.
– И все-таки, почему?
Дмитрий испытывал настоящее восторженное головокружение: ему удавалось спорить, держаться, его даже увлек сам процесс спора. Необычное ощущение. Чуть-чуть риска, чуть-чуть аромата борьбы, и верное осознание того, что все можно будет безболезненно остановить в любой момент. Как во время захватывающей медитации, которую участковый психоаналитик заставляет проводить под гипнозом. Только контроль над происходящим не теряется…
– Там небезопасно.
– Я готов! – ответил Дмитрий и захлебнулся нахлынувшей радостью. В мире осталось так мало ситуаций, позволяющих почувствовать себя отважным человеком!
– Что ты готов? Башку на склад сдать?
– Это моя башка. И я знаю, когда ее стоит поставить на кон.
Двойник прищурился оценивающе…
Глава 6
Привидение на борту
13 апреля 2125 года, секунду спустя.
Сначала в Москве, потом между Прометеем и Пандорой.
Виктор Сомов, 29 лет, и Дмитрий Сомов, 32 года.
– Хорошо. Черт с тобой. Давай попробуем.
– Спасибо тебе, Виктор. Ты не представляешь, как это важно для меня.
– Слушай меня внимательно. Очень внимательно. Смотри, не упусти чего-нибудь. Нас выбросит точнехонько в то место, где я был перед самым переходом сюда, к тебе. Брат, во-первых, это казенное место.
– Понимаю.
– Не перебивай. Слушай. Твоя же шкура в случае чего пострадает… правда, и моя – тоже. Во-вторых, там действительно опасно. Там очень опасно, я тебя не напрасно пугал. По любому у нас, брат, там и минуты не будет. Поэтому, в-третьих, от меня ни на шаг. И ничего не трогать. Руки отшибу – на раз. Серьезно говорю. В-четвертых, воздух, наверное, будет… такой… разреженный. Не трусь. И, в-четвертых, если ни рожна не выйдет, не обессудь.
– Я понимаю, я же все понимаю.
Старший корабельный инженер, глядя на двойника, тяжко вздохнул, – как вздыхает, наверное, крупная рогатая скотина, когда она больна или просто очень печальна.
– Не нравится мне это дело, чем хочешь клянусь. Не будь ты мне… вроде родного… не обломилось бы тебе. Ладно. Давай, пристраивайся как-то ко мне поближе.
– Как? Руку дать?
– Не знаю я… Может, руки будет мало. Обними, что ли, меня.
Близнец посмотрел на него с осторожным подозрением. Не заподозрить не мог, но вслух высказать не решился.
– Дубина! Сзади пристройся. Сзади меня облапь. Поцелуи, твою мать, не планируются.
Дмитрий, наконец, сделал, как ему было сказано.
– Ну… – начал капитан-лейтенант и сбился, – вы, к кому я обращаюсь, если только это не ты, Господь, а если это ты, извини, пожалуйста или подай какой-нибудь знак… так… или вы, не знаю кто, те, кто меня сюда перенес… мне надо обратно на корабль… и этот шпендрик со мной… если можно. Что? Поехали или не поехали? Мне надо на корабль? А, понятно? Что вам еще-то сказать? О, все-таки поехали…
Он успел захлопнуть щиток на шлеме и вырубить внутреннюю связь. Не дай Бог, Яковлев услышит их переговоры, какой бредняк выйдет… Либо сбрендил командир от контузии и сам с собой болтает, либо привидение на борту. Еще он успел услышать захлебывающийся крик двойника и стальное кольцо его рук на своих ребрах.
Белый кисель.
Они валяются на полу вдвоем. И надо действовать быстро.
Старший корабельный инженер отцепил от себя «близнеца», развернулся и как следует встряхнул его. Для вразумления. Уж слишком пластиконовые очи глядели на него… Открыл щиток.
– Иди за мной, быстрее.
– Это… космический корабль?
– Да. Рейдер.
– А… где мы? Дышать трудно. И пахнет гарью… ты здесь работаешь?
– Давай, давай, шевелись. Так. Вот экран внешнего обзора. Включаю специально для тебя.
– Что это?! Огромное… Цветное… Что это?
– Сатурн.
– О…
Виктор искал глазами последнюю вторичную боеголовку. Нигде не видно. Рванула вместе с предпоследней? Было бы отлично. Но отсюда видно не весь отсек. И на везение надеяться не стоит.
– Насмотрелся? Все, брат, извини, надо тебе домой.
– Виктор…
Он не успел закончить. Страшный грохот раздался у выхода на марш. Взрывной волной их обоих впечатало спинами в переборку.
Последняя оказался у маршевого шлюза…
Двойник зашелся визгом.
Обе пары маршевых воротец оказались вывернуты, как лепестки цветка. Снаружи донеслись крики Яковлева и Макарычева.
«Накрыло ребят!»
Дальше он действовал, скорее, машинально, чем по какому-то осмысленному плану. Одной рукой капитан-лейтенант закрыл рот орущему двойнику, другой крепко прижал его к себе.
– Не кричи, парень, только не кричи, все будет нормально… Нам надо к нему домой… Немедленно. Прошу, немедленно! Очень прошу…
Белый кисель.
Они стояли посреди этой… кубатуры… Дмитрия. Хозяин жилья бился как сумасшедший, пытаясь отпихнуть Виктора. Тот не стал сопротивляться. Его подопечный сейчас не удержал равновесие, упал, покатился по полу…
– Теперь, брат, у тебя такое же отвратительное приземление.
Тот взял себя в руки и собрался с мыслями. Но, видимо, правильная оценка произошедшего просто не торопилась с визитом.
– Что это… такое?
– Если не считать переносов, ты был там целых сорок секунд.
– Там?
– Там.
– А-а. Понятно.
И опять замолчал.
– Друг, я понимаю, жутковато. Но и ты меня пойми, я предупреждал ведь.
Молчит.
– Друг, я, конечно, знаю: вернусь в то же мгновение, из которого выбыл. Но у меня душа не на месте. Моих ребят, видишь, взрывом покалечило.
Молчит.
– Ты давай, спрашивай, если хочешь спросить что-нибудь. Времени я тебе много не дам.
Молчит.
– Или давай договариваться на следующий раз.
Двойник заставил себя раскрыть рот:
– Весь ваш мир такой… яростный, взрывающийся и пламенеющий?
– Да нет, конечно. Хотя взрывов и пламени тоже хватает.
– Ты, конечно, предупредил меня… Да. Но…
Тут его опять заклинило.
– Говори же ты! Какое но? – Виктора переполняло нетерпение.
– Я бы тебя ни за что не пустил… Это не опасность, это была верная смерть. А ты меня все-таки вытащил. Неужели ты не понимаешь, как неразумно подобное поведение?
– Ничего. Ты кое-что хотел. Ты готов был поставить свою шкуру на кон. Понимаю. Ты получил желаемое. Очень хорошо. А победа всегда стоит риска, – такая у нас логика. Кстати, ты забыл сказать мне «спасибо».
– С-спасибо.
– Все?
Сначала в Москве, потом между Прометеем и Пандорой.
Виктор Сомов, 29 лет, и Дмитрий Сомов, 32 года.
– Хорошо. Черт с тобой. Давай попробуем.
– Спасибо тебе, Виктор. Ты не представляешь, как это важно для меня.
– Слушай меня внимательно. Очень внимательно. Смотри, не упусти чего-нибудь. Нас выбросит точнехонько в то место, где я был перед самым переходом сюда, к тебе. Брат, во-первых, это казенное место.
– Понимаю.
– Не перебивай. Слушай. Твоя же шкура в случае чего пострадает… правда, и моя – тоже. Во-вторых, там действительно опасно. Там очень опасно, я тебя не напрасно пугал. По любому у нас, брат, там и минуты не будет. Поэтому, в-третьих, от меня ни на шаг. И ничего не трогать. Руки отшибу – на раз. Серьезно говорю. В-четвертых, воздух, наверное, будет… такой… разреженный. Не трусь. И, в-четвертых, если ни рожна не выйдет, не обессудь.
– Я понимаю, я же все понимаю.
Старший корабельный инженер, глядя на двойника, тяжко вздохнул, – как вздыхает, наверное, крупная рогатая скотина, когда она больна или просто очень печальна.
– Не нравится мне это дело, чем хочешь клянусь. Не будь ты мне… вроде родного… не обломилось бы тебе. Ладно. Давай, пристраивайся как-то ко мне поближе.
– Как? Руку дать?
– Не знаю я… Может, руки будет мало. Обними, что ли, меня.
Близнец посмотрел на него с осторожным подозрением. Не заподозрить не мог, но вслух высказать не решился.
– Дубина! Сзади пристройся. Сзади меня облапь. Поцелуи, твою мать, не планируются.
Дмитрий, наконец, сделал, как ему было сказано.
– Ну… – начал капитан-лейтенант и сбился, – вы, к кому я обращаюсь, если только это не ты, Господь, а если это ты, извини, пожалуйста или подай какой-нибудь знак… так… или вы, не знаю кто, те, кто меня сюда перенес… мне надо обратно на корабль… и этот шпендрик со мной… если можно. Что? Поехали или не поехали? Мне надо на корабль? А, понятно? Что вам еще-то сказать? О, все-таки поехали…
Он успел захлопнуть щиток на шлеме и вырубить внутреннюю связь. Не дай Бог, Яковлев услышит их переговоры, какой бредняк выйдет… Либо сбрендил командир от контузии и сам с собой болтает, либо привидение на борту. Еще он успел услышать захлебывающийся крик двойника и стальное кольцо его рук на своих ребрах.
Белый кисель.
Они валяются на полу вдвоем. И надо действовать быстро.
Старший корабельный инженер отцепил от себя «близнеца», развернулся и как следует встряхнул его. Для вразумления. Уж слишком пластиконовые очи глядели на него… Открыл щиток.
– Иди за мной, быстрее.
– Это… космический корабль?
– Да. Рейдер.
– А… где мы? Дышать трудно. И пахнет гарью… ты здесь работаешь?
– Давай, давай, шевелись. Так. Вот экран внешнего обзора. Включаю специально для тебя.
– Что это?! Огромное… Цветное… Что это?
– Сатурн.
– О…
Виктор искал глазами последнюю вторичную боеголовку. Нигде не видно. Рванула вместе с предпоследней? Было бы отлично. Но отсюда видно не весь отсек. И на везение надеяться не стоит.
– Насмотрелся? Все, брат, извини, надо тебе домой.
– Виктор…
Он не успел закончить. Страшный грохот раздался у выхода на марш. Взрывной волной их обоих впечатало спинами в переборку.
Последняя оказался у маршевого шлюза…
Двойник зашелся визгом.
Обе пары маршевых воротец оказались вывернуты, как лепестки цветка. Снаружи донеслись крики Яковлева и Макарычева.
«Накрыло ребят!»
Дальше он действовал, скорее, машинально, чем по какому-то осмысленному плану. Одной рукой капитан-лейтенант закрыл рот орущему двойнику, другой крепко прижал его к себе.
– Не кричи, парень, только не кричи, все будет нормально… Нам надо к нему домой… Немедленно. Прошу, немедленно! Очень прошу…
Белый кисель.
Они стояли посреди этой… кубатуры… Дмитрия. Хозяин жилья бился как сумасшедший, пытаясь отпихнуть Виктора. Тот не стал сопротивляться. Его подопечный сейчас не удержал равновесие, упал, покатился по полу…
– Теперь, брат, у тебя такое же отвратительное приземление.
Тот взял себя в руки и собрался с мыслями. Но, видимо, правильная оценка произошедшего просто не торопилась с визитом.
– Что это… такое?
– Если не считать переносов, ты был там целых сорок секунд.
– Там?
– Там.
– А-а. Понятно.
И опять замолчал.
– Друг, я понимаю, жутковато. Но и ты меня пойми, я предупреждал ведь.
Молчит.
– Друг, я, конечно, знаю: вернусь в то же мгновение, из которого выбыл. Но у меня душа не на месте. Моих ребят, видишь, взрывом покалечило.
Молчит.
– Ты давай, спрашивай, если хочешь спросить что-нибудь. Времени я тебе много не дам.
Молчит.
– Или давай договариваться на следующий раз.
Двойник заставил себя раскрыть рот:
– Весь ваш мир такой… яростный, взрывающийся и пламенеющий?
– Да нет, конечно. Хотя взрывов и пламени тоже хватает.
– Ты, конечно, предупредил меня… Да. Но…
Тут его опять заклинило.
– Говори же ты! Какое но? – Виктора переполняло нетерпение.
– Я бы тебя ни за что не пустил… Это не опасность, это была верная смерть. А ты меня все-таки вытащил. Неужели ты не понимаешь, как неразумно подобное поведение?
– Ничего. Ты кое-что хотел. Ты готов был поставить свою шкуру на кон. Понимаю. Ты получил желаемое. Очень хорошо. А победа всегда стоит риска, – такая у нас логика. Кстати, ты забыл сказать мне «спасибо».
– С-спасибо.
– Все?
Глава 7
Даешь звездную экспансию!
13 апреля 2125 года.
Московский риджн, Чеховский дистрикт.
Виктор Сомов, 29 лет, и Дмитрий Сомов, 32 года.
Виктор, сколько себя помнил, всегда был настроен побеждать. Одолевать. Быть первым. Двигаться наверх. Сорвавшись – подняться. Струсив, побороться с собственным страхом и перешагнуть его. Поставить цель и идти к ней, разрушая преграды или обходя их. Сама судьба судила ему прыгать с более низкой ступеньки на более высокую, но при этом никогда не переходить на более высокий уровень, оставив более низкий недочищенным. Он хотел высот, и зарабатывать свои высоты желал прямо, чисто, – силой, умом, упорством… Виктор всегда был сторонником оптимальности хотя бы и в ущерб безопасности. Ему нравились дела, сделанные безупречно, доведенные до последней точки, до последней цифры, притом наилучшим путем из существующих. И ему очень не нравилось чувствовать за спиной недодавленных монстров.
Сейчас он оказался в худшем, самом неприятном положении изо всех возможных. Вернись он на рейдер, странный и бестолковый разговор с двойником окончится ничем, какой-то пустейшей глупостью. Задержись он здесь, и будут ему мерещиться трупы двух мичманов, его людей. Логика подсказывала старшему корабельному инженеру: наплевать на двойника, к нему можно будет вернуться когда угодно, а там, на «Бентесинко ди Майо» – ситуация, из которой не стоит выходить. Можно утратить ее ощущение, забыть какую-нибудь дурацкую деталь, и, возвратившись, наломать дров… Но приоритет остался не за логикой. Виктор почувствовал в «близнеце» нечто необыкновенно близкое, почти семейное; он захотел дать Дмитрию что-нибудь взамен своего присутствия. Поэтому и сказал не «прощай», не «жди», а «все?», зная, конечно, что нет, не все, далеко не все…
Двойник воспользовался подарком:
– Если можно… нет. Не все. Извини, пожалуйста. Я знаю, ты торопишься. Но для меня это очень важно. Я не знаю, как оценить некоторые, очень важные вещи. Прости. Я даже побаиваюсь тебя.
– Не стоит. Никакого лиха тебе, одуванчик Божий, от меня не предвидится.
– Ты… очень агрессивный в энергетическом смысле. От тебя шибает энергией. Извини. Я к таким вещам не привык.
– Хорошо. Говори.
– У нас о космосе мечтают только в резерватах. Там, кажется, все время шумят о свободе… В смысле – «вырваться на просторы космоса» и так далее…
– Пока что я тебя не понимаю.
– Сейчас-сейчас… Видишь ли, пока 99,99 % землян остаются на Земле, человечество принципиально контролируемо. Для меня это азы, школьная программа.
– Ну, контролируемо. А что пользы?
– Все очень просто, Виктор. Можно – Витя?
– Что – Витя?
– Могу ли я называть тебя Витей?
– Ах вот оно что. Давай, зови.
– Вот, Витя. Все очень просто. Пока мы все, или почти все, тут, на нашей планете, совокупную творческую силу человечества, его энергию и его интеллект можно направлять в какую-то определенную сторону. Не давать всему этому рассеиваться на решение тысяч мелких задач. Решать только особо крупные. То есть, самое важное… Ты можешь себе представить, какая это сила? Координация, контроль и сосредоточение – вот правильный путь. Понимаешь?
– Да. Продолжай.
– Звездная экспансия плоха тем, что она неконтролируема. В космосе, я полагаю, опять начнется рассеяние. Единство человечества окажется иллюзией, люди станут расползаться, обособляться. Разбредутся каждый в свой угол, и наступит новое Средневековье, какая-то нелепая лоскутность. И вижу в космосе какую-то красивую иррациональную сказку. Ты показал мне чуть-чуть, а вирус космической лихорадки уже отравил мое тело и мою душу… Туда очень хочется, я чувствую это. Но прока в подобном стремлении нет.
– Ну, расползаемся, и что? Ну, будем разными – так отлично. Зачем нам быть одинаковыми? И во всеобщем контроле я тоже пользы не вижу. Лиши человека воли, и он протухнет.
– Позволь усомниться…
– Твое дело.
– Мы многого добились.
– Давай посравниваем. Телепортации вы добились?
– Нет.
– Мы тоже. Искусственное изменение гравитационного поля освоили?
– Нет.
– А у нас уже есть кое-что. Может, бессмертием овладели?
– Да нет. Но живем долго. Средняя продолжительность жизни социально ответственных граждан – 81 год. А у вас?
– Смотря где… В Российской империи – 72, на моей Терре – 68. У китайцев, должно быть, поменьше, у аравийцев еще меньше. Зато Латинский союз должен, по идее, нас в этом деле превосходить… Я точно не знаю. В Израиле его иннерспэйсе, говорят, в среднем живут по 90 лет. Но они-то как раз ото всех обособились.
– Иннерспэйс – что такое?
– Как тебе объяснить… Земные владения государства плюс его же владения во Внеземелье, которые удалось привести в абсолютно комфортное для жизни состояние. Ядро, жемчужная часть внеземной территории. Для Израиля это, кроме куска на Земле, еще и Умбриэль, спутник Урана. Для Российской империи – сектор на Земле, сектор на Луне, сектор на Каллисто, астероид Веста, сектор на астероиде Церера… А все, что не иннерспэйс, но считается чьим-то владением, называют периферией. Есть основная и неосновная периферия…
– У меня голова кругом идет… Давай вернемся… к достижениям.
– Вернулись. Нанотехнологии?
– Запрещены.
– И у нас. Квантовые технологии?
– Оказались большим пшиком.
– Наши сделали тот же вывод.
– Мгновенная связь?
– Что?
– Ага! А у нас имеется, хотя и балуются ею только сверхбогатые люди и еще, пожалуй, правительства. Проникновение в Лабиринт у вас до какого пункта? Я понимаю, не любите летать, но ведь хотя бы на уровне экспедиций вы должны были продвинуться… Что? Боже, какое у тебя несчастное лицо!
– Витя… что такое Лабиринт?
Разговор катился с необыкновенной гладкостью. И только сейчас Виктор как-то… оторопел. Уж очень необычно звучит: вычеркнуть Лабиринт. Как если бы древние вычеркнули Луну с неба.
– Вы там совсем не были?
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Та-ак… Давай-ка с самого начала. У нас Лабиринт открыли в 2022 году. Представь себе: трехмерные объекты в космическом пространстве, совершенно ничем не отличающиеся от того, что их окружает. Вакуум и вакуум. Такой объект мы можем обнаружить только одним способом – войти в него. На любой скорости. И тогда корабль, шлюп или даже единичный человек в скафандре будут моментально переброшены в иную точку Вселенной. Мы даже не знаем, где находятся пункты Лабиринта, известные нам за пределами Солнечной системы. В других галактиках. Может быть. Попасть Бог весть куда – можем, а найти какие-нибудь признаки знакомого пространства не способны. Пока. И кто построил эти самые ОП’ы, тоже пока не узнали…
– Что построил?
– ОП’ы. Объекты перехода… Вот чудо-то… Как можно не знать ОП’ы?! Ладно, извини меня.
– Сколько их?
– Не знаю, может быть, миллионы. В Солнечной системе их найдено около двух тысяч, и каждый год новые отыскиваются. Они вроде газовых пузырьков в лимонаде, только никогда не сходят со своих мест. Есть даже особые умельцы-профессионалы: отыскивают новые ОП’ы за сравнительно небольшие премиальные… Ты что-нибудь слышал о таком?
Московский риджн, Чеховский дистрикт.
Виктор Сомов, 29 лет, и Дмитрий Сомов, 32 года.
Виктор, сколько себя помнил, всегда был настроен побеждать. Одолевать. Быть первым. Двигаться наверх. Сорвавшись – подняться. Струсив, побороться с собственным страхом и перешагнуть его. Поставить цель и идти к ней, разрушая преграды или обходя их. Сама судьба судила ему прыгать с более низкой ступеньки на более высокую, но при этом никогда не переходить на более высокий уровень, оставив более низкий недочищенным. Он хотел высот, и зарабатывать свои высоты желал прямо, чисто, – силой, умом, упорством… Виктор всегда был сторонником оптимальности хотя бы и в ущерб безопасности. Ему нравились дела, сделанные безупречно, доведенные до последней точки, до последней цифры, притом наилучшим путем из существующих. И ему очень не нравилось чувствовать за спиной недодавленных монстров.
Сейчас он оказался в худшем, самом неприятном положении изо всех возможных. Вернись он на рейдер, странный и бестолковый разговор с двойником окончится ничем, какой-то пустейшей глупостью. Задержись он здесь, и будут ему мерещиться трупы двух мичманов, его людей. Логика подсказывала старшему корабельному инженеру: наплевать на двойника, к нему можно будет вернуться когда угодно, а там, на «Бентесинко ди Майо» – ситуация, из которой не стоит выходить. Можно утратить ее ощущение, забыть какую-нибудь дурацкую деталь, и, возвратившись, наломать дров… Но приоритет остался не за логикой. Виктор почувствовал в «близнеце» нечто необыкновенно близкое, почти семейное; он захотел дать Дмитрию что-нибудь взамен своего присутствия. Поэтому и сказал не «прощай», не «жди», а «все?», зная, конечно, что нет, не все, далеко не все…
Двойник воспользовался подарком:
– Если можно… нет. Не все. Извини, пожалуйста. Я знаю, ты торопишься. Но для меня это очень важно. Я не знаю, как оценить некоторые, очень важные вещи. Прости. Я даже побаиваюсь тебя.
– Не стоит. Никакого лиха тебе, одуванчик Божий, от меня не предвидится.
– Ты… очень агрессивный в энергетическом смысле. От тебя шибает энергией. Извини. Я к таким вещам не привык.
– Хорошо. Говори.
– У нас о космосе мечтают только в резерватах. Там, кажется, все время шумят о свободе… В смысле – «вырваться на просторы космоса» и так далее…
– Пока что я тебя не понимаю.
– Сейчас-сейчас… Видишь ли, пока 99,99 % землян остаются на Земле, человечество принципиально контролируемо. Для меня это азы, школьная программа.
– Ну, контролируемо. А что пользы?
– Все очень просто, Виктор. Можно – Витя?
– Что – Витя?
– Могу ли я называть тебя Витей?
– Ах вот оно что. Давай, зови.
– Вот, Витя. Все очень просто. Пока мы все, или почти все, тут, на нашей планете, совокупную творческую силу человечества, его энергию и его интеллект можно направлять в какую-то определенную сторону. Не давать всему этому рассеиваться на решение тысяч мелких задач. Решать только особо крупные. То есть, самое важное… Ты можешь себе представить, какая это сила? Координация, контроль и сосредоточение – вот правильный путь. Понимаешь?
– Да. Продолжай.
– Звездная экспансия плоха тем, что она неконтролируема. В космосе, я полагаю, опять начнется рассеяние. Единство человечества окажется иллюзией, люди станут расползаться, обособляться. Разбредутся каждый в свой угол, и наступит новое Средневековье, какая-то нелепая лоскутность. И вижу в космосе какую-то красивую иррациональную сказку. Ты показал мне чуть-чуть, а вирус космической лихорадки уже отравил мое тело и мою душу… Туда очень хочется, я чувствую это. Но прока в подобном стремлении нет.
– Ну, расползаемся, и что? Ну, будем разными – так отлично. Зачем нам быть одинаковыми? И во всеобщем контроле я тоже пользы не вижу. Лиши человека воли, и он протухнет.
– Позволь усомниться…
– Твое дело.
– Мы многого добились.
– Давай посравниваем. Телепортации вы добились?
– Нет.
– Мы тоже. Искусственное изменение гравитационного поля освоили?
– Нет.
– А у нас уже есть кое-что. Может, бессмертием овладели?
– Да нет. Но живем долго. Средняя продолжительность жизни социально ответственных граждан – 81 год. А у вас?
– Смотря где… В Российской империи – 72, на моей Терре – 68. У китайцев, должно быть, поменьше, у аравийцев еще меньше. Зато Латинский союз должен, по идее, нас в этом деле превосходить… Я точно не знаю. В Израиле его иннерспэйсе, говорят, в среднем живут по 90 лет. Но они-то как раз ото всех обособились.
– Иннерспэйс – что такое?
– Как тебе объяснить… Земные владения государства плюс его же владения во Внеземелье, которые удалось привести в абсолютно комфортное для жизни состояние. Ядро, жемчужная часть внеземной территории. Для Израиля это, кроме куска на Земле, еще и Умбриэль, спутник Урана. Для Российской империи – сектор на Земле, сектор на Луне, сектор на Каллисто, астероид Веста, сектор на астероиде Церера… А все, что не иннерспэйс, но считается чьим-то владением, называют периферией. Есть основная и неосновная периферия…
– У меня голова кругом идет… Давай вернемся… к достижениям.
– Вернулись. Нанотехнологии?
– Запрещены.
– И у нас. Квантовые технологии?
– Оказались большим пшиком.
– Наши сделали тот же вывод.
– Мгновенная связь?
– Что?
– Ага! А у нас имеется, хотя и балуются ею только сверхбогатые люди и еще, пожалуй, правительства. Проникновение в Лабиринт у вас до какого пункта? Я понимаю, не любите летать, но ведь хотя бы на уровне экспедиций вы должны были продвинуться… Что? Боже, какое у тебя несчастное лицо!
– Витя… что такое Лабиринт?
Разговор катился с необыкновенной гладкостью. И только сейчас Виктор как-то… оторопел. Уж очень необычно звучит: вычеркнуть Лабиринт. Как если бы древние вычеркнули Луну с неба.
– Вы там совсем не были?
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Та-ак… Давай-ка с самого начала. У нас Лабиринт открыли в 2022 году. Представь себе: трехмерные объекты в космическом пространстве, совершенно ничем не отличающиеся от того, что их окружает. Вакуум и вакуум. Такой объект мы можем обнаружить только одним способом – войти в него. На любой скорости. И тогда корабль, шлюп или даже единичный человек в скафандре будут моментально переброшены в иную точку Вселенной. Мы даже не знаем, где находятся пункты Лабиринта, известные нам за пределами Солнечной системы. В других галактиках. Может быть. Попасть Бог весть куда – можем, а найти какие-нибудь признаки знакомого пространства не способны. Пока. И кто построил эти самые ОП’ы, тоже пока не узнали…
– Что построил?
– ОП’ы. Объекты перехода… Вот чудо-то… Как можно не знать ОП’ы?! Ладно, извини меня.
– Сколько их?
– Не знаю, может быть, миллионы. В Солнечной системе их найдено около двух тысяч, и каждый год новые отыскиваются. Они вроде газовых пузырьков в лимонаде, только никогда не сходят со своих мест. Есть даже особые умельцы-профессионалы: отыскивают новые ОП’ы за сравнительно небольшие премиальные… Ты что-нибудь слышал о таком?