Вольски Пола. Жена чародея (Чародей - 1)

   Все это было с ее стороны чистым блефом. На самом деле Верран почти ничего не смыслила в экономике.
   Вей-Ненневей с улыбкой посмотрела на Грижни.
   - Похоже, эта малютка неплохо здесь освоилась.
   - Она никоим образом не лишена интеллекта, - ответил Грижни.
   - У таких новостей ноги сами растут, - несколько сухо заметила Верран.
   - Герцогу, моя дорогая, мои советы так же понравились бы, как и советы вашего мужа. Он терпеть не может, когда Избранные вмешиваются в его дела. К тому же ему внушили, будто те из нас, кто не в восторге от его политики, собираются свергнуть его и усесться на его место.
   Верран кивнула. Это уже было интересней.
   - И что же, он прочит вас на роль герцогини?
   - Маловероятно, что именно я, пожилая женщина, стану претендовать на трон. Но герцог полагает, что в случае чего я захочу поддержать какого-нибудь более реального претендента.
   - А вы поддержите? - спросила Верран.
   Вей-Ненневей удивленно приподняла брови.
   - Я уже объяснял леди Грижни, что худшие подозрения его высочества являются совершенно беспочвенными, - заметил Фал-Грижни.
   Заговорил он в своей всегдашней внешне невозмутимой манере, но Верран расслышала за его словами нечто большее. Лишь особо тренированный слух был бы в состоянии уловить эти обертоны. Верран остро взглянула на мужа. Его угловатое лицо оставалось бесстрастным, губы были плотно поджаты. И лишь глаза горели подозрительно ярко - или так казалось при свечах?
   Грижни почувствовал ее пристальный взгляд. Он повернулся к жене, и их глаза встретились. В это мгновение Верран решила, что поняла его правильно. И вновь обратилась к Вей-Ненневей:
   - Так поддержали бы или нет?
   - Это трудный вопрос, дорогая моя. Мне кажется, герцог ведет город-государство прямехонько в пропасть. И все же я не смогла бы поддержать переворот, предпринятый одним из Избранных.
   - А почему, мадам? Раз уж он такой скверный правитель...
   - Дело не в этом, - терпеливо объяснила Вей-Ненневей. - Или, по меньшей мере, не только в этом. В первую очередь вмешательство в государственные дела представляет собой отступление от правил ордена Избранных, ибо тем самым извращается сам смысл нашей деятельности. Чародей, пренебрегающий Познанием ради достижения политических целей, непременно обнаружит, что его мощь уменьшается.
   - Но если это пойдет во благо городу, то разве такое самопожертвование со стороны чародея не будет оправданным? - спросила Верран.
   Она заметила, что ее муж чрезвычайно внимательно прислушивается к разговору.
   - Возможно. Но следует принять во внимание и многое другое. Например, если допустить, что законного главу государства сместит маг из ордена Избранных, то какова будет реакция родственных нам городов-государств? Как отнесется к этому келдхар из Гард-Ламмиса? Или герцог Хурбы?
   - Что вы имеете в виду, мадам Ненневей?
   - Что надо все хорошенько обдумать. Во всех больших городах Далиона есть организации, связанные с обществом Избранных. В Гард-Ламмисе имеется Братство, в Хурбе - Черный Круг, в Реле - Посвященные. Если у нас случится переворот и наследственного герцога сменит маг из числа Избранных, то правители других государств начнут косо посматривать на членов собственных тайных обществ. Могут даже начаться репрессии.
   - А разве заморские чародеи не могут сами о себе позаботиться? спросила Верран. - Во всяком случае, нас это не касается, не так ли?
   - Нет, не так, моя дорогая и юная леди Грижни. Как по-вашему, возможная война с Хурбой нас не коснется? А то и война с целой коалицией городов-государств, которые выступят против Ланти-Юма единым фронтом?
   - А вы полагаете, что такое действительно может иметь место?
   - Я в этом не сомневаюсь. Властители родственных городов-государств ни за что не потерпят захвата власти в Ланти-Юме Избранными - это послужило бы слишком опасным примером для их собственных подданных. Не исключено, конечно, что особо могущественный маг... - и тут Ненневей посмотрела на Фал-Грижни, - ...может привести Ланти-Юм к победе в такой войне, но цена этой победы окажется ужасной.
   - Вы умеете убеждать, мадам Ненневей.
   - А если я вас все-таки не сумела убедить, то у меня в запасе есть еще один аргумент, и, может быть, самый главный. Заключается он вот в чем: людьми нельзя править посредством Познания. Подобное правление смущает человека, угнетает его, и в конце концов сводит с ума. Людьми должны править такие же люди, как они сами, а вовсе не чародеи. Избранным следует упиваться своей мудростью, но не посягать на трон герцога! А поэтому... - Вей-Ненневей вновь посмотрела на Фал-Грижни. Теперь в ее взгляде можно было прочесть причудливое сочетание сожаления и решимости, - ...герцог Повон может этому сильно удивиться, но я заявляю о своей верноподданности ему!
   Вскоре после этого Вей-Ненневей удалилась, а Верран осталась наедине с мужем. Грижни был молчалив, и, какое-то время понаблюдав за ним, Верран спросила:
   - Как вам кажется, лорд, она права? Относительно опасности для самих Избранных и войны с Хурбой?
   - Мне кажется, ее доводы звучат здраво.
   - А как насчет всего остального? Вы согласны с нею в том, что людьми нельзя править посредством Познания?
   - Согласен, - после некоторого размышления ответил Грижни. - Согласен, что это, возможно, не самый лучший выход. Так или иначе, альтернативы могут оказаться гораздо худшими.
   Верран продолжала всматриваться ему в лицо, которое напоминало ей неприступную крепость. Грижни заметил на себе ее чересчур пристальный взгляд.
   - Вам хочется обсудить со мною еще что-нибудь, мадам?
   - Нет! - Она почувствовала, что начинает краснеть, и устыдилась глупости собственных подозрений. - Но... Террз, вы ведь очень к ней привязаны, не так ли?
   Лицо Фал-Грижни утратило всегдашнюю неприступность.
   - Я знаю Вей-Ненневей чуть ли не всю мою жизнь. Да, я к ней очень привязан. В такой степени я не привязан больше ни к кому - за исключением вас, мадам.
   - Через два месяца ко мне присоединится наш ребенок, - напомнила она мужу, и на его губах заиграла легкая улыбка..- Дела идут все лучше и лучше, лорд. Необходимо только набраться терпения.
   Гереза Вей-Ненневей не знала о том, что ее преследуют. Погруженная в собственные мысли, она не оглядывалась по сторонам. Когда лодочник доставил ее на причал Южного Уитлета, она с отсутствующим видом расплатилась с ним при этом явно переплатив - и поднялась на набережную. Она наверняка не заметила, что на причале ее прибытия дожидались несколько человек, в плащах с клобуками и что эти люди пошли следом за нею.
   Сразу за здешним причалом начинался запутанный лабиринт аллей и пешеходных дорожек. Южный Уитлет, один из самых старых районов города, превратился теперь в излюбленное место жительства художников, философов и алхимиков. Здесь же, на одной из узких улочек, застроенных старомодными домами, жила и сама Вей-Ненневей. Она жила в одиночестве подобно многим другим чародеям. Никто не следил за тем, как она приходит и когда уходит, никто не задумывался над тем, дома она или нет.
   Вечер выдался холодный, светила луна, улицы были почти пустынны. На Вей-Ненневей повеяло первой стужей приближающейся зимы, и она озябла. Ветер скоро утих, но Вей-Ненневей продолжала бить дрожь. Тут-то она и заметила, что ее преследуют. Эти люди шли у нее за спиной уже довольно долго. Могущественному чародею не имело смысла бояться случайных уличных грабителей. Напротив, им самим следовало опасаться женщины, владеющей системой Познания. Возможно, подумала она, эти люди вовсе и не думают ее преследовать. Наверное, они тоже живут в Южном Уитлете, даже по соседству с нею. И тем не менее Вей-Ненневей ускорила шаг. До ее дома оставалось всего несколько ярдов. А уж оказавшись у себя, она запрет дверь, зажжет свечи и почувствует себя в полной безопасности.
   Она была уже практически дома. Но шедшие за нею мужчины, тоже ускорив шаг, догоняли ее. Шли они в ногу, шли строгим чеканным шагом, вовсе не присущим каким-нибудь уличным молодчикам. Вей-Ненневей остановилась и посмотрела на них - и они тотчас остановились сами. Их было пятеро - высокие широкоплечие мужчины, все при оружии. На лицах у всех были маски. Самый высокий и широкоплечий был, судя по всему, вожаком; к нему и решила обратиться женщина-маг.
   - Не думаю, что вы воры. Так что же вам от меня нужно?
   - Нужна твоя жизнь.
   Грубый голос показался ей смутно знакомым. Вей-Ненневей улыбнулась.
   - Что ж, возьмите ее, если сможете. Но, пожалуй, это окажется трудновато. Вы знаете, кто я такая?
   - Да, я знаю тебя, старуха.
   - Но знаешь ли ты, кто я по рангу? Или тебя не страшит месть Избранных?
   Эта угроза, казалось, испугала одного из нападающих - его рука скользнула на рукоять меча.
   Однако на рослого вожака ее слова не произвели ни малейшего впечатления.
   - С колдунами и с ведьмами мы разобраться сумеем, можешь не сомневаться.
   - Вот как? А приблизиться ко мне ты все равно боишься, и я вижу это. Но скажи, почему это ты решил со мною расправиться?
   - Потому что в этом городе станет веселее жить, когда мы выгоним отсюда всех колдунов.
   - Ты служишь городу или герцогу? Скажи, тебя послал герцог?
   - Хватит разговаривать! У меня нет времени слушать вой старой суки.
   Он дал отмашку своим спутникам, и те обнажили мечи.
   Вей-Ненневей заговорила тихим голосом. Один из нападающих застонал, выронил оружие, вцепился руками себе в грудь и рухнул наземь. Несколько мгновений он провел в корчах на мостовой, а его спутники, не зная, что делать, беспомощно следили за ним. Наконец он испустил последний крик и умер.
   - Я раздавила ему сердце, - непринужденно пояснила женщина-маг. - Как если бы я стиснула его железной рукой. Какое-то время я чувствовала, как оно, сопротивляясь, борется за жизнь, а затем оно внезапно треснуло. Если придется, я обойдусь точно так же с каждым из вас. Эй, ты! - обратилась она к рослому вожаку. - Сними маску!
   - Думаешь, ты нас уже победила?
   - Так я и думала, что мне знаком твой голос, - ответила Вей-Ненневей. А теперь я его вспомнила. Командир Хаик Ульф из герцогской гвардии, не так ли? - Ответа не последовало. - Маскарад окончен, Ульф! Можете разоблачиться.
   Повинуясь, он снял маску и отшвырнул ее в сторону. Лунный свет, падая на тяжелое лицо Хаика Ульфа, придавал ему сходство с ожившим трупом.
   - Думаешь, ты нас перехитрила?
   - Герцог послал вас, командир, убить меня? Или эта идея пришла в голову лично вам?
   - Герцогу известно, что он может на меня положиться.
   Ульф говорил с напускным спокойствием; лицо его оставалось предельно страшным.
   - А вы случайно не состоите в союзе патриотов? Да, мне попадались на глаза ваши листовки, - добавила она, правильно истолковав выражение его лица. - И что же, передо мной весь наличный состав или же Саксас Глесс-Валледж тоже один из ваших?
   - Это не твое дело, ведьма. Да и вообще тебе скоро ни до чего не будет дела. Прямо сейчас.
   Вей-Ненневей, высокая и прямая, казалось, стала еще выше и еще прямее.
   - Хаик Ульф, вы глупец. Как вы собираетесь убить человека, способного умертвить вас на расстоянии с помощью одного-единственного слова?
   - Закрыв твой поганый рот!
   Хаик Ульф дал отмашку - и из глубокой теня на Вей-Ненневей внезапно набросились вооруженные гвардейцы в масках. Один из них зажал ей ладонью рот, другой накинул ей на шею кожаный ремешок с металлической прошивкой это была гаротта наемного убийцы. В мгновение ока гаротта сдавила шею женщине-магу. Профессиональный проворот удерживающей гаротту сильной руки лишил ее дыхания, после чего счет жизни Вей-Ненневей пошел на секунды.
   Ни дышать, ни говорить она не могла. А при отсутствии речи едва ли могла проявиться система Познания, и убийцы прекрасно это знали. Она попыталась сбросить или расслабить гаротту, но самые отчаянные усилия мужественной Вей-Ненневей ничем не могли помочь ей в схватке с гвардейцами.
   Руки Ненневей заметались по воздуху, чертя какие-то причудливые письмена. Духовная дисциплина многоопытного чародея позволила ей даже в агонии прибегнуть к безмолвному варианту Познания.
   Лорд Хаик Ульф почувствовал, как в его разум вторгается кто-то посторонний. Его руки машинально взметнулись вверх, норовя изгнать призрачного гостя. Какая-то сила сдавила ему горло так, что он потерял способность дышать. Глаза его полезли на лоб, а лицо чудовищно потемнело. Непроизвольно он принялся вторить жестам Вей-Ненневей, повторять одно ее движение за другим. Боль хлестала его крыльями исполинского демона. В легких и в горле бушевало пламя. Каким-то чудом, какой-то проклятой магией ведьма Вей-Ненневей овладела им и напрямую привязала его к себе. И теперь он страдал, и теперь он умирал заодно с нею. Ульф хотел было окликнуть своих людей, хотел было отозвать их от Ненневей, но уже не смог. Глаза у него закатывались, но он по-прежнему видел, как его руки повторяют те самые жесты, при помощи которых его убивали. Не удержавшись на ногах, он повалился лицом вперед и судорожно задергался на мостовой.
   Хаик Ульф наверняка умер бы, не приди ему на помощь гвардейцы. Один из них схватил Вей-Ненневей за оба запястья и заставил ее руки застыть в неподвижности. Тем самым духовная связь была прервана, и Ульф бессильно обмяк. Чудовищное давление на горло и боль в легких разом пропали. И почти в тот же самый миг Вей-Ненневей умерла в руках у своих мучителей. Гвардейцы отпустили ее, и ее тело опустилось наземь, лицом вверх, взгляд незрячих глаз уставился на луну. Когда жизнь и острый разум покинули ее тело, она впервые показалась и впрямь очень старой и неожиданно хрупкой женщиной. Гвардейцы неуверенно поглядывали на мертвое тело, а один из них по причине, так и оставшейся загадочной для него самого, опустил ей на лицо прикрепленную к ее шляпе вуаль.
   Ульф со стонами заворочался на мостовой. Потом он медленно сел, размял шею, на которой отчетливо проступал багровый рубец. Его подручные безучастно стояли рядом. Поглядев со стороны, можно было бы понять, что командир не пользуется любовью своих гвардейцев.
   - Эй, Кронил, помоги мне подняться!
   Голос Ульфа звучал хрипло. Кронил выполнил приказ. Ульф неуверенно, но без посторонней помощи, поднялся на ноги. Тело своей жертвы он не удостоил и взглядом.
   Но Кронил разволновался.
   - Смелая женщина, - сказал он. - И не нравится мне шнырять по городу. И женщин убивать тоже не нравится.
   - Она была не женщиной, а ведьмой. А нравится тебе или не нравится, на это всем наплевать.
   Хаик Ульф едва хрипел, но это не мешало ему заботиться о поддержании дисциплины.
   - Ну и чего мы этим добились?
   - Мы показали приверженцам Фал-Грижни, на какую судьбу они вправе рассчитывать. А кое-кому из надменных колдунов мы напомнили о том, кто по-настоящему правит в этом городе.
   - Так ты полагаешь, что надменный колдун сумеет вычислить имена убийц?
   Ульф в ответ разразился страшной бранью. И убийцы поспешили удалиться, оставив на мостовой два трупа.
   В разгар утра Верран почувствовала резкую перемену царящей во дворце Грижни атмосферы. Воздух был заряжен такой энергией, что на голове у нее зашевелились волосы, а по спине побежали мурашки. При других обстоятельствах она решила бы, что собирается гроза, но сейчас на небе не было ни облачка. А во дворце царило даже большее безмолвие, чем обычно. Верран поднялась с места, сама не заметив, как уронила с колен шитье. Вроде бы все вокруг было в полном порядке, но у нее появилась гусиная кожа, а ощущение, будто что-то происходит, только усилилось. Поколебавшись минуту, она отправилась на розыски мужа.
   Фал-Грижни был у себя в библиотеке. На столе перед ним лежала какая-то рукопись, но он не обращал на нее внимания. Его взор был устремлен в... пустоту. Верран в недоумении уставилась на мужа. А когда вошла в комнату, ее тревога сменилась подлинным страхом. Здесь все та же таинственная энергия ощущалась еще сильнее, гораздо сильнее. Во рту у нее сразу пересохло, но тем не менее она нашла в себе силы сказать:
   - Что-то стряслось. Но что?
   Грижни повернулся к ней.
   - Избранные шлют мне сообщение. И, судя по выбранному ими способу, речь идет о чем-то чрезвычайном.
   - В воздухе что-то не так.
   - Это Познание. Не бойся.
   - А где сообщение?
   - Следи.
   Верран так и поступила. Хмурый взгляд ее мужа вновь устремился в пустоту. И вот в центре библиотеки появилось легкое свечение. Прошло несколько секунд - и этот свет разгорелся. Свечение изменило окраску и превратилось в красный туман. Туман сгустился, съежился и приобрел форму огненных демонов в трех измерениях, которые плыли на уровне глаз, словно были рождены силой зрительного воображения.
   Огненные символы ничего не говорили Верран и она с удивлением и смущением посмотрела на мужа. Фал-Грижни конечно же с легкостью прочитал сообщение, но после этого лицо его пугающе изменилось. Верран коротко вздохнула. Как правило, невозмутимое лицо Фал-Грижни сейчас исказила гримаса страдания и невыносимой боли. Только страшный и совершенно неожиданный удар мог бы повергнуть его в такое смятение. Верран протянула к нему руку, но он этого не заметил.
   - В чем дело? - спросила она.
   Грижни безмолвствовал. Глаза его следили за сообщением, пока огненные символы не растаяли. - В чем дело? - повторила Верран.
   Наконец он ответил ей.
   - Гереза Вей-Ненневей умерла.
   - Умерла? - Верран пришла в полнейшее замешательство. - Но ведь она ужинала у нас прошлым вечером и была в полном здравии? Что с ней случилось? Сердце?
   - Ее убили, - без всякого выражения ответил маг. - Задушили.
   - Задушили! - Верран побелела как мел. - Но... почему? И кто? Воры?
   - Воры... те воры, что крадут у нас жизнь. Герезу убили враги - точно так же, как Рева Беддефа.
   - Что за враги, милорд?
   - Когда я найду ответ на этот вопрос, ее смерть будет отомщена.
   - Но мадам Ненневей была столь могущественна. Великий маг, да и женщина замечательная. Кому бы пришло в голову с нею расправиться?
   - Вопрос о том, замечательная она женщина или нет, не имеет значения, мадам. Что же касается ее могущества в рамках Познания, то оно вовсе не делало неуязвимой. А уж ее "замечательность" - еще менее. Даже самого могущественного мага можно застигнуть врасплох, и уж тут ему даже Познание не поможет. Тело чародея, как и тело любого другого человека, подвержено и, значит, может быть подвергнуто воздействию стали, огня или веревки.
   Верран пристально посмотрела на мужа, взволнованная беспредельной горечью его слов.
   - Но почему кто-то решил убить мадам Ненневей? По какой причине?
   Фал-Грижни понадобилось определенное время, чтобы собраться с мыслями для ответа, и заговорил он с некоторым трудом, тщательно подбирая слова:
   - Гереза Вей-Ненневей была моей политической союзницей, равно как и личным другом. И то, и другое было неосторожно с ее стороны - и эта двойная неосторожность привлекла к ней внимание моих врагов и в конечном счете привела ее к смерти. Те же причины привели к гибели и Рева Беддефа. Дружба со мной приносит гибель невинным людям. Смертельный исход практически гарантирован.
   - Это не так! Вы не должны так думать.
   - Увы, это так. Связь прослеживается однозначно. И не следует ли вам, мадам, подумать о собственной безопасности?
   - Нет! - отчаянно выкрикнула Верран, не сомневаясь в том, что он вновь заговорит о необходимости отправить ее в одно из своих поместий. - Мой дорогой лорд, в том, что убили ваших друзей, вы не виноваты. Более того, можно сказать, что они погибли за дело, которое считали необходимым и праведным. И наверняка вы не дали бы им при жизни совета вести себя как-то иначе. Вы ведь и сами поступаете точно так же.
   - Вот как?.. Но даже если так, то это не всегда мой осознанный выбор. Такова, мадам, моя натура, о чем вы, к счастью, ничего не знаете. И надеюсь, никогда не узнаете. В последнее время, так или иначе, нарастающий гнев заставил меня выйти за определенные рамки. И я чувствую, что в этом смысле не дошел еще до конца. Но уж если дойду - то горе Ланти-Юму и горе всему Далиону! Потому что у меня есть сила и желание расправиться со своими врагами и их приверженцами так, что наш остров никогда не оправится от полученных ран. А расправлюсь я не только со своими врагами, но и с их потомками.
   - С потомками? - Эта фраза повергла ее в трепет. - Но в этом случае вы уничтожите ни в чем не повинных людей!
   Грижни едва заметно кивнул.
   - Лорд, мне понятны ваш гнев и ваша печаль. Но если вы покараете не только виноватых, но и ни в чем не повинных, то вы сами ступите на тропу зла. Из этого ничего хорошего не выйдет - ни для вас, ни для всех остальных.
   - Не печальтесь заранее, мадам. Я умею владеть своими чувствами. Лишь если что-нибудь случится с вами или с нашим ребенком, я, возможно, утрачу контроль над собой.
   - Только не из-за меня - мне не хочется и думать о таком!
   - Я понимаю.
   Он взял ее за руку, и какое-то время ни тот, ни другая не произнесли ни слова. Верран пристально смотрела на мужа и видела, как проходит его гнев, уступая место своей сопернице - печали. В конце концов она заговорила первой.
   - А погребальную церемонию попросят провести вас?
   - Да.
   - Мне бы хотелось присутствовать. В конце концов, мы с ней тоже дружили. Да и вас покидать в такой час мне не стоит.
   Фал-Грижни, не сказав ни слова, кивнул.
   Мысль о том, что с ведьмой Ненневей расправился союз патриотов, получила широкое распространение, потому что листовки приобрели ликующий характер. Но если дело обстояло именно так, то что именно совершили патриоты - злодеяние или же подвиг? На этот счет лантийцы придерживались различного мнения. Найденное тело человека в маске так никто и не опознал, потому что те, кто мог бы это сделать, разумеется, промолчали. Убийцы как сквозь землю провалились - и, может, так оно было и к лучшему. Их арест с последующим судом мог бы повлечь за собой самые серьезные осложнения.
   Что же касается умерщвленной чародейки, то родственников у нее не было, и считалось, что ее телом распорядятся Избранные. Она входила в их общество, и, разумеется, им и следовало похоронить ее.
   Магистр ордена Террз Фал-Грижни, близкий друг усопшей, мог бы завоевать определенную популярность в обществе, поведи он себя в сложившихся обстоятельствах надлежащим образом. Однако магистр презирал любые публичные проявления чувств. Когда, два дня спустя, он говорил на похоронах Вей-Ненневей, его речь звучала столь бесстрастно, что присутствующие на церемонии, перешептываясь, говорили, что этот человек высечен из камня - или же, не исключено, вовсе не является человеком.
   Глава 11
   Зимой начались общественные беспорядки. Герцог Повон счел уместным и своевременным обложить дополнительным налогом имущество самых богатых подданных с тем, чтобы профинансировать возведение роскошного амфитеатра из золота и хрусталя. Аристократы Ланти-Юма отреагировали на это требование с поразительной нехваткой патриотизма. Они созвали конклав высшей знати, на заседании которого председательствовал лорд Террз Фал-Грижни. Теперь аристократы Ланти-Юма оказались более склонными прислушиваться к его доводам. Вдобавок к главенству в Совете Избранных он принадлежал к одному из древнейших аристократических семейств. Ассамблея проголосовала за отказ платить новый налог. Герцога Повона это, разумеется, взбесит, но что он сможет поделать с единым мнением аристократии?
   Герцог Повон и впрямь взбесился. И действительно ничего не смог поделать, столкнувшись с единым сопротивлением богатейшей и родовитой знати. В этом случае бессильна оказалась и герцогская гвардия под началом не ведающего сомнений командора Хаика Ульфа. Тем не менее герцогу Повону удалось довести свое недовольство до сведения широких слоев общества. Через несколько дней герцог издал указ, в котором провозглашалась необходимость полной ревизии всей деятельности ордена Избранных. Начиная с этого дня, присутствие присланного герцогом наблюдателя на всех заседаниях ордена было объявлено обязательным. Ни одна программа исследований в рамках Познания не могла быть впредь начата и проведена без предварительного герцогского одобрения; более того, периодические отчеты о продвижении исследований должны были в письменном виде предоставляться наблюдателям, присланным герцогом, на регулярной основе. Наконец, на острове Победы Неса предстояло разместить постоянный гарнизон из числа герцогских гвардейцев. Ожидалось, что чародеи отреагируют на все эти новшества резко отрицательно, хотя по-настоящему им следовало бы уяснить, что подлинной причиной всех нынешних трудностей является вызывающее поведение магистра их ордена, а подобное осознание со всей неизбежностью породило бы в их рядах раздоры, к чему, собственно говоря, и стремился герцог. Повон уповал на то, что Избранные, разгневавшись на своего вождя, сошлют его куда-нибудь на Ледяное море, а сами выберут себе нового главу, который окажется человеком разумным. Настолько разумным, как, например, Саксас Глесс-Валледж.
   И сам Глесс-Валледж разделял надежды его высочества. В уединенных покоях дома Валледжей маг втайне набрасывал текст новой листовки, которую предстояло приписать союзу патриотов. На этот раз листовка получилась весьма многословной - и в ней магистра Грижни обвиняли в некрофилии и каннибализме.
   Валледж закончил работу и критическим взглядом пробежал написанное. В литературном смысле стиль был чудовищным, но это - для пользы дела. Зато листовка была безобразно груба и носила откровенно подстрекательский характер: она конечно же произведет глубокое впечатление на простой люд города Ланти-Юм. Значит, дело сделано. Теперь следует препоручить дальнейшее неболтливому художнику, который сумеет изобразить Фал-Грижни в достаточно непотребном виде. И через два дня на улицах города появится свежая листовка.