Вордсворт У. Избранная лирика

And sink from high to low, along a scale
Of awful notes, whose concord shall not fail;
A musical but melancholy chime.
Which they can hear who meddle not with crime,
Nor avarice, nor over-anxious care.
Truth fails not; but her outward forms that bear
The longest dale do melt like frosty rime,
That in the morning whitened hill and plain
And is no more; drop like the tower sublime
Of yesterday, which royally did wear
His crown of weeds, but could not even sustain
Some casual shout that broke the silent air,
Or the unimaginable touch of Time.

ИЗМЕНЧИВОСТЬ

Восходит ввысь мелодией могучей
Распад вселенский и на спад идет
Неспешной чередой ужасных нот,
Гармонией скрежещущих созвучий;
Кто слышит их, - тот презирает случай,
Бежит нечистых выгод и хлопот.
Бессмертна правда; но она живет
В обличьях дня, в их смене неминучей.
Так иней, выбеливший утром луг,
Растает; так седая башня вдруг
От возгласа случайного качнется
И, словно слепленная из песка,
Обрушится, - когда ее коснется
Невидимая Времени рука.


INSIDE OF KING'S COLLEGE CHAPEL, CAMBRIDGE

Tax not the royal Saint with vain expense,
With ill-matched aims the Architect who planned -
Albeit labouring for a scanty band
Of white-robed Scholars only - this immense
And glorious Work of fine intelligence!
Give all thou canst; high Heaven rejects the lore
Of nicely-calculated less or more;
So deemed the man who fashioned for the sense
These lofty pillars, spread that branching roof
Self-poised, and scooped into ten thousand cells,
Where light and shade repose, where music dwells
Lingering - and wandering on as loth to die;
Like thoughts whose very sweetness yieldeth proof
That they were born for immortality.

В КАПЕЛЛЕ КОРОЛЕВСКОГО КОЛЛЕДЖА В КЕМБРИДЖЕ

Не упрекай святых за мотовство,
Ни зодчего, что создал небывалый
Великолепный храм - для горстки малой
Ученых прихожан, - вложив в него
Все, без остатка - мысль и мастерство!
Будь щедрым; чужд взыскательным высотам
Труд, отягченный мелочным расчетом;
Так думал он, вознесший волшебство
Резных колонн и арок невесомых,
Где радуги дрожат в цветных проемах,
Где в полумраке музыка парит,
Блуждая в сотах каменного свода, -
Как мысли, коих сладость и свобода
Нам о бессмертье духа говорит.

From "The Poetical Works"

Из книги "Поэтические произведения"

LAMENT OF MARY, QUEEN OF SCOTS, ON THE EVE OF A NEW YEAR

I

Smile of the Moon! - for so I name
That silent greeting from above;
A gentle flash of light that came
From her whom drooping captives love;
Or art thou of still higher birth?
Thou that didst part the clouds of earth,
My torpor to reprove!

II

Bright boon of pitying Heaven! - alas,
I may not trust thy placid cheer!
Pondering that Time to-night will pass
The threshold of another year;
For years to me are sad and dull;
My very moments are too full
Of hopelessness and fear.

III

And yet, the soul-awakening gleam,
That struck perchance the farthest cone
Of Scotland's rocky wilds, did seem
To visit me, and me alone;
Me, unapproached by any friend,
Save those who to my sorrows lend
Tears due unto their own.

IV

To-night the church-tower bells will ring
Through these wild realms a festive peal;
To the new year a welcoming;
A tuneful offering for the weal
Of happy millions lulled in sleep;
While I am forced to watch and weep,
By wounds that may not heal.

V

Born all too high, by wedlock raised
Still higher - to be cast thus low!
Would that mine eyes had never gazed
On aught of more ambitious show
Than the sweet flowerets of the fields
- It is my royal state that yields
This bitterness of woe.

VI

Yet how? - for I, if there be truth
In the world's voice, was passing fair;
And beauty, for confiding youth,
Those shocks of passion can prepare
That kill the bloom before its time;
And blanch, without the owner's crime,
The most resplendent hair.

VII

Unblest distinction! showered on me
To bind a lingering life in chains:
All that could quit my grasp, or flee,
Is gone; - but not the subtle stains
Fixed in the spirit; for even here
Can I be proud that jealous fear,
Of what I was remains.

VIII

A Woman rules my prison's key;
A sister Queen, against the bent
Of law and holiest sympathy,
Detains me, doubtful of the event;
Great God, who feel'st for my distress,
My thoughts are all that I possess,
О keep them innocent!

IX

Farewell desire of human aid,
Which abject mortals vainly court!
By friends deceived, by foes betrayed,
Of fears the prey, of hopes the sport;
Nought but the world-redeeming Cross
Is able to supply my loss,
My burthen to support.

X

Hark! the death-note of the year
Sounded by the castle-clock!
From her sunk eyes a stagnant tear
Stole forth, unsettled by the shock;
But oft the woods renewed their green,
Ere the tired head of Scotland's Queen
Reposed upon the block!

ЖАЛОБА МЭРИ, КОРОЛЕВЫ ШОТЛАНДЦЕВ, В КАНУН НОВОГО ГОДА

I

Луны улыбка! Назвала я
Так эту ласку с высоты
От той, что теплится, питая
Унылых узников мечты,
Пронзая тучи светлым оком.
В моем бездействии жестоком
Мне шлешь упрек безмолвный ты!

II

О светлый дар любви Господней,
Мне утешенья нет, увы,
Сегодня, ночью новогодней,
Надежды, отлетели вы.
Что впереди? Печаль без меры.
Грядущие мгновенья серы,
Неумолимы и мертвы.

III

А все же этот свет лучистый,
Упав в тюрьму, как на сосну,
В лесах Шотландии скалистой,
Он навещал меня одну,
Которую друзья забыли,
Иль, плача, здесь со мной делили
Свою печаль, свою вину.

IV

Сегодня колокольным звоном
Вдруг огласится вся страна.
Беспечно дремлющим мильонам
Людей не будет и слышна
Та песня радостного чуда,
А я без сна томиться буду,
Рыдать и тосковать одна.

V

Увы! Рожденной так высоко
Упасть так низко с высоты...
Когда б мое не знало око
Иной на свете красоты,
Чем цветики простые в поле,
Я б не испытывала боли, -
Что, сан мой, придаешь мне ты!

VI

Меня, коль правда есть на свете,
Прекрасною звала молва,
А красота стремится в сети
Любви, познав ее едва,
И страсть мертвит цветы до срока,
И преждевременно жестоко
Седеет наша голова.

VII

Отличье злое, ты излито,
Чтоб жизнь связать цепями мук.
Все, чем владела я, - забыто,
Все из моих бежало рук.
Но, несмотря на все страданья,
Ужасней их воспоминанья
И прошлого малейший звук.

VIII

Владеет женщина ключами
Темницы, где влачу я дни,
И равнодушными очами
Глядит на горести мои.
Господь, одно просить я смею,
Ведь мысли - все, что я имею,
Так в чистоте их сохрани.

IX

Прощай, желанье быть спасенной,
Которым тешатся рабы.
Обманутой и обойденной
Игрушке страха и судьбы
Один лишь крест остался ныне
Усладой в горестной пустыне,
Где тщетны слезы и мольбы.

X

Внимай! На башне замка четко
Удар раздался роковой,
Ее глаза блеснули кротко
Тем звуком вызванной слезой.
Но много лет промчалось мимо,
Пока она, тоской томима,
На плахе обрела покой.

TO --

Let other bards of angels sing,
Bright suns without a spot;
But thou art no such perfect thing:
Rejoice that thou art not!

Heed not tho' none should call thee fair;
So, Mary, let it be
If nought in loveliness compare
With what thou art to me.

True beauty dwells in deep retreats,
Whose veil is unremoved
Till heart with heart in concord beats,
And the lover is beloved.

x x x

Кто вышел солнцем, без пятна,
Тот ангелов и пой.
Ты в "совершенства" не годна,
И тут я схож с тобой.

Твоей не видят красоты,
Но я, моя душа,
Я, Мэри, всем твержу, что ты
Безмерно хороша:

Не тем, что видеть всем дано,
А видным - лишь двоим,
Когда сердца слились в одно
И любящий любим.

TO A SKY-LARK

Ethereal minstrel! pilgrim of the sky!
Dost thou despise the earth where cares abound?
Or, while the wings aspire, are heart and eye
Both with thy nest upon the dewy ground?
Thy nest which thou canst drop into at will,
Those quivering wings composed, that music still!

Leave to the nightingale her shady wood;
A privacy of glorious light is thine;
Whence thou dost pour upon the world a flood
Of harmony, with instinct more divine;
Type of the wise who soar, but never roam;
True to the kindred points of Heaven and Home!

ЖАВОРОНКУ

Небесный пилигрим и менестрель!
Иль кажется земля тебе нечистой?
Иль, ввысь взлетев и рассыпая трель,
Ты сердцем здесь с гнездом в траве росистой?
Ты падаешь в гнездо свое средь трав,
Сложивши крылья, пение прервав!

К пределам зренья, выше уносись,
Певун отважный! И любовной песней
Тебя с твоими не разлучит высь,
Долину с высоты чаруй чудесней!
Один ты можешь петь средь синевы,
Не связанный сплетением листвы.

Оставь тенистый лес для соловья;
Среди лучей - твое уединенье;
Божественней гармония твоя,
Над миром льющаяся в упоенье.
Так и мудрец парит, вдаль не стремясь
И в небе с домом сохраняя связь!

x x x

Scorn not the Sonnet; Critic, you have frowned,
Mindless of its just honours; with this key
Shakspeare unlocked his heart; the melody
Of this small lute gave ease to Petrarch's wound;
A thousand times this pipe did Tasso sound;
With it Camoens soothed an exile's grief;
The Sonnet glittered a gay myrtle leaf
Amid the cypress with which Dante crowned
His visionary brow: a glow-worm lamp,
It cheered mild Spenser, called from Faery-land
To struggle through dark ways; and, when a damp
Fell round the path of Milton, in his hand
The Thing became a trumpet; whence he blew
Soul-animating strains - alas, too few!

x x x

Не хмурься, критик, не отринь сонета!
Он ключ, которым сердце открывал
Свое Шекспир; Петрарка врачевал
Печаль, когда звенела лютня эта;

У Тассо часто флейтой он взывал;
Им скорбь Камоэнса была согрета;
Он в кипарисовый венок поэта,
Которым Дант чело короновал,

Вплетен, как мирт; он, как светляк бессонный,
Вел Спенсера на трудный перевал,
Из царства фей, дорогой потаенной;
Трубой в руках у Мильтона он стал,

Чье медногласье душу возвышало;
Увы, труба звучала слишком мало!


TO THE TORRENT AT THE DEVIL'S BRIDGE, NORTH WALES, 1824

How art thou named? In search of what strange land,
From what huge height, descending? Can such force
Of waters issue from a British source,
Or hath not Pindus fed thee, where the band
Of Patriots scoop their freedom out, with hand
Desperate as thine? Or come the incessant shocks
From that young Stream, that smites the throbbing rocks.
Of Viamala? There I seem to stand,
As in life's morn; permitted to behold,
From the dread chasm, woods climbing above woods,
In pomp that fades not; everlasting snows;
And skies that ne'er relinquish their repose;
Such power possess the family of floods
Over the minds of Poets, young or old!

ВОДОПАД

Поутру рано или в час, когда
Закат горит последним блеском света
И в сумрак вечера вся даль одета,
Взгляни, поэт задумчивый, тогда
На водопад, где бурная вода,
Как в логе лев, бушует. Нет предмета
Ужаснее! Дух страшный водомета
В венце из камня, кудри, борода
Струят потоки - воссидит над урной,
Скрывая днем свой облик. Он струит
По бархату лугов поток лазурный
Или, встречая на пути гранит
Обрушенный, обломки гор, гремит
И пенится чрез них волною бурной.


From "Yarrow Revisited, and Other Poems"

Из сборника "Снова в Ярроу и другие стихотворения"

THE TROSACHS

There's not a nook within this solemn Pass,
But were an apt confessional for One
Taught by his summer spent, his autumn gone,
That Life is but a tale of morning grass
Withered at eve. From scenes of art which chase
That thought away, turn, and with watchful eyes
Feed it 'mid Nature's old felicities,
Rocks, rivers, and smooth lakes more clear than glass
Untouched, unbreathed upon. Thrice happy quest,
If from a golden perch of aspen spray
(October's workmanship to rival May)
The pensive warbler of the ruddy breast
That moral sweeten by a heaven-taught lay,
Lulling the year, wih all its cares, to rest!

ТРОССЕКС

Тут горы встали в грозном торжестве,
Тут храм для всех, достигших перевала,
Чье место - в прошлом, осень миновала,
И жизнь подобна вянущей траве,
Еще недавно свежей. О, как мало,
В искусственности наших модных зал,
Мы ценим счастье жить средь гор и скал,
Среди озер, чью гладь не оскверняло
Ничье дыханье. Трижды счастлив тот,
Пред кем осина дрогнет золотая
(В художествах октябрь - соперник мая).
И гостья красногрудая вспорхнет,
Задумчивую песню напевая,
Баюкая состарившийся год.

x x x

Calm is the fragrant air, and loth to lose
Day's grateful warmth, tho' moist with falling dews,
Look for the stars, you'll say that there are none;
Look up a second time, and, one by one,
You mark them twinkling out with silvery light,
And wonder how they could elude the sight!
The birds, of late so noisy in their bowers,
Warbled a while with faint and fainter powers,
But now are silent as the dim-seen flowers:
Nor does the village Church-clock's iron tone
The time's and season's influence disown;
Nine beats distinctly to each other bound
In drowsy sequence - how unlike the sound
That, in rough winter, oft inflicts a fear
On fireside listeners, doubting what they hear!
The shepherd, bent on rising with the sun,
Had closed his door before the day was done,
And now with thankful heart to bed doth creep,
And joins his little children in their sleep.
The bat, lured forth where trees the lane o'ershade,
Flits and reflits along the close arcade;
The busy dor-hawk chases the white moth
With burring note, which Industry and Sloth
Might both be pleased with, for it suits them both.
A stream is heard - I see it not, but know
By its soft music whence the waters flow:
Wheels and the tread of hoofs are heard no more;
One boat there was, but it will touch the shore
With the next dipping of its slackened oar;
Faint sound, that, for the gayest of the gay,
Might give to serious thought a moment's sway,
As a last token of man's toilsome day!

ВЕЧЕРНИЕ ИМПРОВИЗАЦИИ

Так нехотя с дневным теплом и светом
Вечерний воздух расстается летом.
Взгляни на небо - звезд и не видать,
Взгляни еще - чуть начали мерцать,
И их огни, невидимые сразу,
Уже заметны пристальному глазу.
Веселый щебет птичьих голосов
Слабей, слабей и смолк; среди цветов
Их сумерек прозрачный скрыл покров.
На колокольне сельской осторожно
Часы пробили девять. Как тревожно
У очага внимали мы зимой
Их жутким звукам в тишине ночной.
Теперь они звучат так мирно, ясно,
Боясь смущать природу понапрасну.
Еще светло, и запад не потух -
К себе ушел и запер дверь пастух,
С ним вместе рано спать легли и дети -
Ему вставать придется на рассвете.
Вот нетопырь мелькнул в листве густой;
Через дорогу легкий козодой
Туда, сюда метнулся раз, другой -
И меж ветвей небрежно, но умело
Погнался вдруг за бабочкою белой.
Давно замолк прохладный стук копыт,
Невидимо вблизи река журчит,
Последний раз всплеснули весла четко,
У берега пристала где-то лодка.
И этот звук, чуть слышный в тишине,
Так внятно мысль подсказывает мне
О трудовом окончившемся дне.


A WREN'S NEST

Among the dwellings framed by birds
In field or forest with nice care,
Is none that with the Jittle Wren's
In snugness may compare.

No door the tenement requires,
And seldom needs a laboured roof:
Yet is it to the fiercest sun
Impervious, and storm-proof.

So warm, so beautiful withal,
In perfect fitness for its aim,
That to the Kind by special grace;
Their instinct surely came.

And when for their abodes they seek
An opportune recess,
The hermit has no finer eye
For shadowy quietness.

These find, 'mid ivied abbey-walls,
A canopy in some still nook;
Others are pent-housed by a brae
That overhangs a brook.

There to the brooding bird her mate
Warbles by fits his low clear song;
And by the busy streamlet both
Are sung to all day long.

Or in sequestered lanes they build,
Where, till the flitting bird's return,
Her eggs within the nest repose,
Like relics in an urn.

But still, where general choice is good,
There is a better and a best;
And, among fairest objects, some
Are fairer than the rest;

This, one of those small builders proved
In a green covert, where, from out
The forehead of a pollard oak,
The leafy antlers sprout;

For She who planned the mossy lodge,
Mistrusting her evasive skill,
Had to a Primrose looked for aid
Her wishes to fulfil.

High on the trunk's projecting brow,
And fixed an infant's span above
The budding flowers, peeped forth the nest
The prettiest of the grove!

The treasure proudly did I show
To some whose minds without disdain
Can turn to little things; but once
Looked up for it in vain:

'Tis gone - a ruthless spoiler's prey,
Who heeds not beauty, love, or song,
Tis gone! (so seemed it) and we grieved
Indignant at the wrong.

Just three days after, passing by
In clearer light the moss-built cell
I saw, espied its shaded mouth;
And felt that all was well.

The Primrose for a veil had spread
The largest of her upright leaves;
And thus, for purposes benign,
A simple flower deceives.

Concealed from friends who might disturb
Thy quiet with no ill intent,
Secure from evil eyes and hands
On barbarous plunder bent,

Rest, Mother-bird! and when thy young
Take flight, and thou art free to roam,
When withered is the guardian Flower,
And empty thy late home,

Think how ye prospered, thou and thine,
Amid the unviolated grove
Housed near the growing Primrose-tuft
In foresight, or in love.

ГНЕЗДО ПЕНОЧКИ

Из гнезд, свиваемых весной
По рощам птичками, ничье
С такой не строится красой,
Как пеночки жилье.

На нем и свода сверху нет,
Нет и дверей; но никогда
Не проникает яркий свет,
Ни дождик в глубь гнезда.

В нем так уютно, так умно
Все приспособлено, что, знать,
Уж свыше пеночкам дано
Искусство так свивать

И прятать гнезда от невзгод
В такую глушь, в такую тень,
Что и пустынник не найдет
Для кельи гуще сень.

Они вьют гнезда то в щелях
Руин, вкруг убранных плющом;
То их свивают в камышах,
Нависших над ручьем,

Где, чтобы самке не скучать,
Самец льет звонко трель свою
Иль целый день отец и мать
Поют под такт ручью;

То вьют их в просеках леска,
Где в гнездышке, как в урне клад,
Яички прячет мать, пока
Не прилетит назад.

Но если пеночки вполне
Искусны в стройке гнезд своих, -
Все ж в выборе им мест одне
Искуснее других.

Такой-то птичкой был под тень,
В том месте спрятан дом из мха,
Где вкруг раскинул, как олень,
Дубок ветвей рога.

Но, видно, было ей невмочь
Своим умом скрыть домик свой:
Она просила ей помочь
Куст буквицы лесной,

Где карлик-дуб поник челом,
Там в вышине, как детский рост,
Виднелось над густым кустом
То чудо между гнезд.

Мой клад я показал, гордясь,
Друзьям, способным без стыда
Ценить и малое. Но раз,
Взглянул я - нет гнезда!

Погибло! Видно, хищник злой,
Враг песен, правды и любви,
Свершил безжалостной рукой
Здесь подвиги свои!

Но через три дня, проходя
При ярком солнце место то,
Гляжу - и вскрикнул как дитя -
Целехонько гнездо!

Пред ним куст буквицы лесной
Поднял листы, как паруса,
И этой хитростью простой
Мне обманул глаза. -

Укрытая от хищных рук,
Таясь и от своих друзей,
Чтоб не мешал тебе и друг
Высиживать детей, -

Сиди здесь, пеночка! И вот,
Как дети вылетят и пуст
Твой станет домик, отцветет
И покровитель куст.

Не забывай, как здесь тебя
В тенистой роще, в дождь и зной,
Берег, лелея и любя,
Куст буквицы лесной.

x x x

If this great world of joy and pain
Revolve in one sure track;
If freedom, set, will rise again,
And virtue, flown, come back;
Woe to the purblind' crew who fill
The heart with each day's care;
Nor gain, from past or future, skill
To bear, and to forbear!

x x x

Наш мир, различен и един,
Вершит свой вечный путь.
Встает свобода из руин,
Чтоб правду нам вернуть.

Так будь же проклят, низкий сброд,
Отступник славных дел.
Достоин счастья только тот,
Кто ждать его умел.

x x x

Most sweet it is with unuplifted eyes
To pace the ground, if path be there or none,
While a fair region round the traveller lies
Which he forbears again to look upon;
Pleased rather with some soft ideal scene,
The work of Fancy, or some happy tone
Of meditation, slipping in between
The beauty coming and the beauty gone.
If Thought and Love desert us, from that day
Let us break off all commerce with the Muse:
With Thought and Love companions of our way,
Whate'er the senses take or may refuse,
The Mind's internal heaven shall shed her dews
Of inspiration on the humblest lay.

ВНУТРЕННЕЕ ЗРЕНИЕ

Блажен идущий, отвративший взор
От местности, чьи краски и черты
Зовут себя разглядывать в упор,
Минующий прекрасные цветы.

Ему иной желаннее простор:
Пространство грезы, нежный зов мечты, -
Как бы мгновенно сотканный узор
Меж блеском и затменьем красоты.

Любовь и Мысль, незримые для глаз,
Покинут нас - и с Музой в свой черед
Мы поспешим проститься в тот же час.
Покуда ж вдохновение живет -

Росу на песнопение прольет
Небесный разум, заключенный в нас.

x x x

Why art thou silent! Is thy love a plant
Of such weak fibre that the treacherous air
Of absence withers what was once so fair?
Is there no debt to pay, no boon to grant?
Yet have my thoughts for thee been vigilant -
Bound to thy service with unceasing care,
The mind's least generous wish a mendicant
For nought but what thy happiness could spare.
Speak-through this soft warm heart, once free to hold
A thousand tender pleasures, thine and mine,
Be left more desolate, more dreary cold
That a forsaken bird's nest filled with snow
'Mid its own bush of leafless eglantine -
Speak, that my torturing doubts their end may know!

x x x

Ты все молчишь! Как быстро отцвела
Твоя любовь, не выдержав дыханья
Разлуки, растоптав воспоминанья,
Отвергла долг и дар свой отняла.

Но в горький плен мой разум ты взяла,
Тебе служить - иного нет желанья!
И хоть сожгла ты прошлое дотла,
Душа, как нищий, просит подаянья.

Ответь! - Пусть сердце, пылкое тогда,
Когда мы страстным предавались негам,
Пустым, холодным стало навсегда, -

Гнездо в лесу, засыпанное снегом,
В глухом лесу, где замер каждый звук.
Ответь, молю, не дли жестоких мук!


From "Sonnets"

Из книги "Сонеты"

COMPOSED ON A MAY MORNING, 1838

Life with yon Lambs, like day, is just begun,
Yet Nature seems to them a heavenly guide.
Does joy approach? they meet the coming tide;
And sullenness avoid, as now they shun
Pale twilight's lingering glooms, - and in the sun
Couch near their dams, with quiet satisfied;
Or gambol-each with his shadow at his side,
Varying its shape wherever he may run.
As they from turf yet hoar with sleepy dew
All turn, and court the shining and the green,
Where herbs look up, and opening flowers are seen;
Why to God's goodness cannot We be true,
And so, His gifts and promises between,
Feed to the last on pleasures ever new?

СОЧИНЕНО МАЙСКИМ УТРОМ, 1838

Лишь начинают жить ягнята эти.
Пока природа восхищает их.
Ягнята ждут лишь радостей земных,
Их сторонится грусть, а сами дети
Бегут от темных кущ, лежат при свете
Златого солнца возле мам своих
Иль скачут вместе с тенью за двоих,
Меняя ее форму в пируэте.
А как летят по травам, где чисты
Висят росинки, где цветы в тумане!
Как по зеленой носятся поляне!
Что ж нам-то мало Божьей доброты?
Что ж средь его даров и обещаний
Все новой ищем сладкой суеты?


From "Poems" (1845)

Из сборника "Стихотворения" (1845)

THE SIMPLON PASS

-----Brook and road
Were fellow-travellers in this gloomy Pass,
And with them did we journey several hours
At a slow step. The immeasurable height
Of woods decaying, never to be decayed,
The stationary blasts of waterfalls,
And in the narrow rent, at every turn,
Winds thwarting winds bewildered and forlorn,