существовали эти трое, был для нее закрыт.
Во время совместных прогулок и сложился замысел знаменитых "Лирических
баллад". Вордсворт впоследствии в комментариях к своим стихам рассказал эту
историю так. Весной 1798 года друзья отправились в путешествие,
потребовавшее некоторых расходов, а так как денег, по обыкновению, не
хватало, они решили окупить затраты, сочинив по дороге стихотворение для
"Нового ежемесячного журнала". Кольридж предложил план "Сказания о Старом
Мореходе", оригинальной авторской версии бродячего сюжета о Летучем
Голландце, корабле-призраке, странствующем по морям без команды или с
командой мертвецов. Вордсворт добавил несколько деталей, в частности, герой
поэмы должен совершить какое-то преступление, чтобы дальнейшее развитие
сюжета воспринималось как расплата; подсказал и само преступление: убийство
белого альбатроса. Но разработка фантастического сюжета быстро показала
Вордсворту, насколько его собственная манера далека от кольриджевской, и он
поспешил самоустраниться, чтобы не быть помехой. После возвращения из
путешествия, о котором еще долго с удовольствием вспоминали, Кольридж
продолжал работать над поэмой, а когда он кончил ее, стало ясно, что она
переросла рамки журнальной публикации. Тогда друзья заговорили о совместном
сборнике стихов, деньги от продажи которого можно было бы потратить на
путешествие в Германию.
Кольридж в "Литературной биографии" четко сформулировал двуединый
замысел поэтов, учитывавший разницу их дарований: "Было решено, что я
возьмусь за персонажи и характеры сверхъестественные или во всяком случае,
романтические, с таким, однако, расчетом, чтобы эти тени, отбрасываемые
воображением, вызывали в душе живой интерес, а некоторое подобие реальности
на какое-то мгновение порождало в нас желание поверить в них, в чем и
состоит поэтическая правда. В свою очередь, мистер Вордсворт должен был
избрать своим предметом и заставить блеснуть новизной вещи повседневные и
вызвать чувства, аналогичные восприятию сверхъестественного, пробуждая разум
от летаргии привычных представлений и являя ему красоту и удивительность
окружающего нас мира, это неисчерпаемое богатство, которое из-за лежащей на
нем пелены привычности и человеческого эгоизма наши глаза не видят, уши не
слышат, сердца не чувствуют и не понимают" {Кольридж С. Т. Из "Литературной
биографии". В кн.: Литературные манифесты западноевропейских романтиков. Под
ред. проф. А. С. Дмитриева. М., Изд-во МГУ, с. 280.}. Действительно, баллады
Вордсворта изображали повседневные ситуации и рассказывали о реальных людях,
которых автор знал сам или о судьбе которых он слышал от знакомых. В
комментариях к своим стихам, написанных в 1840-е годы, Вордсворт рассказал о
том, где, когда и при каких обстоятельствах он встретил почти каждого из
героев своих баллад. Но, вдохновляясь реальным впечатлением и изображая
простую, будничную жизнь, поэт открывал в ней вечное и нетленное: доброту,
отзывчивость к чужому горю, душевную чуткость, интуитивное понимание
важнейших моментов человеческой жизни, - именно эти простые человеческие
чувства, переживаемые во всей их полноте, и делают героев Вордсворта, по
мысли поэта, причастными вечной жизни.
Баллады Вордсворта - о простых, бедных людях, в основном сельских
жителях. Впервые такого героя ввели в поэзию сентименталисты. Томас Грей в
знаменитой "Элегии, написанной на сельском кладбище" (Elegy Written in a
Country Churchyard, 1751) размышлял о том, что безвестность и скромная доля
сельских бедняков помогают им сохранить добродетели, легко утрачиваемые в
более завидных обстоятельствах жизни; Оливер Голдсмит в "Покинутой деревне"
(Deserted Village, 1769) скорбел о разрушении сельской общины и об изгнании
с родной земли сельского труженика, основного носителя гражданских
добродетелей и хранителя здоровья нации. Позже Джордж Крабб, опровергая
пасторальные иллюзии Грея и Голдсмита, изобразил в поэме "Деревня" (Village,
1783) жизнь сельской бедноты в реалистических тонах: вечную нужду, тяжелый
труд и неизбежно сопутствующие им грубость, необразованность, пороки,
перенятые от высших классов.
После Крабба возвратиться к "наивной" идеализации сельской жизни было
уже невозможно, и Ворд-сворт взял многое от суровой конкретики его стиля, но
все же бескрылый реализм Крабба не мог, по его мнению, выразить всю полноту,
всю прелесть и все величие сельской жизни. В комментариях к одному из самых
известных своих стихотворений, "Люси Грей", Вордсворт обратил внимание
читателя на свою попытку одухотворить образ потерявшейся в метель девочки,
одеть трагические факты реальной жизни покрывалом воображения, претворяя
действительное происшествие в своего рода легенду, и специально подчеркнул
отличие своей трактовки от того, как бы Крабб со своим фактографизмом
представил тот же сюжет.
В разработке сельской темы Вордсворт выступил наследником Бернса: он
никогда не воспринимал бедность сельского жителя и тяжесть его труда как
препятствие для нравственной жизни, духовного развития. Но там, где Берне
спонтанно выражал чувство своего нравственного превосходства над спесивыми
богачами, Вордсворт, будучи интеллектуалом и глядя на своего героя со
стороны, попытался изобразить его как носителя высшей духовности и
нравственности. Сочетание суровой конкретики описания бытовых реалий с
идеализацией нравственных начал сельской жизни в гармонии с природой
побудило некоторых английских критиков назвать произведения Вордсворта
"суровой пасторалью" (hard pastoral).
Баллады Вордсворта были "лирическими": в отличие от драматичной,
имеющей законченный сюжет народной баллады, они часто представляли собой
бессюжетную зарисовку, рассказ о встрече автора с человеком, чья судьба или
образ мыслей поразили его; лиризм предполагал также явно выраженную
авторскую точку зрения и дистанцию между автором-рассказчиком и героем
баллады. "Терн" и "Гуди Блейк и Гарри Джилл" ближе всего к народной балладе
и по законченности сюжета, и по повествовательной технике, и по тематике и
нравственному пафосу, по вмешательству высших сил в дела героев. В других
балладах поэт демонстративно отказывается от целостного сюжета, и очень
часто содержание баллады составляют встреча и разговор героя-автора с
каким-либо человеком ("Нас семеро", "Последний из стада", "Саймон Ли",
"Странствующий старик") или монолог-рассказ героя о своей судьбе
("Странница", "Безумная мать", "Жалоба покинутой индианки").
Все герои вордсвортовских баллад - люди не только бедные и простые, но
слабые и уязвимые по своему положению: малые дети, немощные старики,
влюбленные женщины, брошенные с ребенком на руках... Их бедствия могли бы
вызвать и сентиментальную жалость, и социальный протест, но не это являлось
главной целью автора. Поэт был бы очень огорчен, если бы читатель не
разглядел в его героях силы и высоты духа - той, что проявляется не в
доблести и героизме на большой сцене истории, а в тихом мужестве терпения, в
отзывчивости, самозабвенной заботе о других, умении быть благодарным,
чувстве неразрывной связи со своими близкими. Герои Вордсворта достойны не
жалости, а подражания.
Возьмем балладу "Слабоумный мальчик", которая долго вызывала нарекания
критиков: поэта упрекали в любовании "идиотизмом сельской жизни". Конечно,
взявшись изобразить внутренний мир больного ребенка, Вордсворт подошел к
самой границе того, что допустимо может стать объектом поэзии. Но как бы
ярко ни были обрисованы переживания маленького Джонни, главная героиня
баллады - его мать: это она, не в силах помочь больной соседке, отваживается
послать своего слабоумного сына в город за доктором в надежде, что он сможет
передать поручение, а потом разрывается между тревогой за больную старую
Сьюзен и переживаниями за своего ребенка. Другой центральный персонаж
баллады - старуха Сьюзен, которая, отпустив соседку искать сына, сама в
тревоге о Джонни, забывает о своей болезни и отправляется на их поиски. Обе
женщины забывают о своих несчастьях в заботе о другом, и обе тем самым свои
несчастия преодолевают. В финале они так рады, что нашелся ребенок, что у
читателя создается впечатление, будто смертельная болезнь Сьюзен не просто
на минуту забыта, но, возможно благодаря ее духовному порыву, отступила.
К балладам Вордсворт присоединил несколько лирических стихотворений, в
которых выразил свои новые романтические представления о ценности интуиции,
непосредственного впечатления, особенно в сравнении с книжной премудростью
("Увещеванье и ответ" и "Все наоборот"), об особом статусе детства, о
важности детского восприятия мира ("История для отцов"), о влиянии
природного окружения на внутренний мир личности. Знаменитое "Тинтернское
аббатство", завершавшее сборник "Лирических баллад", почти сразу же было
оценено как лирический шедевр Вордсворта, образец чуткого и вдумчивого
восприятия природы, в котором пейзаж и лирические эмоции сплетаются в
неразрывное целое.
"Лирические баллады" вышли в Бристоле анонимно осенью 1798 г., авторы
получили за них крохотный гонорар в 30 фунтов, а издатель Джозеф Коттл понес
убытки. Сборник оказался действительно новаторским, слишком вызывающе
новаторским, чтобы быть сразу воспринятым положительно. Критика приняла его
в штыки: ее раздражало все - персонажи и сюжеты, совершенно неподходящие для
поэзии, странные идеи молодых авторов, непоэтичный язык.
В 1800 г. сборник был переиздан с большим предисловием Вордсворта, в
котором он попытался теоретически обосновать свой взгляд на поэзию, и вызвал
новый шквал критики. Но время работало на авторов "Лирических баллад":
направление, ими указанное, угадывало потребности и тенденции развития их
эпохи. "Будь произведения мистера Вордсворта пустыми детскими стишками, за
каковые их долгое время выдавали, - писал Кольридж, - отличайся они от
сочинений прочих поэтов единственно упрощенностью речи и незрелостью мысли,
заключай они в себе на самом деле лишь то, чем характерны посвященные им
пародии и жалкие имитации, и они тотчас же сгинули бы мертвым грузом в
трясине забвения... Но число поклонников мистера Вордсворта год от года
росло, и это был не низший разряд читающей публики, но преимущественно
молодые люди, весьма здравомыслящие и рассудительные, а их восхищение
(отчасти подогреваемое, надо думать, оппозицией) отличалось страстностью, я
бы даже сказал - религиозным порывом" {Литературные манифесты
западноевропейских романтиков, с. 281.}. Когда же эпоха романтизма со всеми
ее литературными баталиями отошла в прошлое, стало очевидно, что "Лирические
баллады" Вордсворта и Кольриджа были вехой, ознаменовавшей начало этой эпохи
в английской литературе, а предисловие Вордсворта к их второму изданию -
первым в Англии литературным манифестом романтизма.
Но вернемся к сентябрю 1798 г. Получив свой скромный гонорар,
Вордсворт, Дороти и Кольридж отплыли в Германию. Инициатором этого
путешествия был, конечно, Кольридж. Германия в конце XVIII в. была страной
великой философии и зарождающегося романтизма, родиной новых романтических
идей и в философии, и в литературе. Ее интеллектуальная атмосфера
притягивала Кольриджа, и он отправился по университетским городам, в
совершенстве освоил язык, слушал лекции, завел обширные знакомства, был даже
принят в высшем аристократическом обществе.
Не то Вордсворты: чуждающиеся светской жизни, всегда довольные
обществом друг друга, со своей страстью к сельской тишине и пешим
путешествиям, они решили отправиться на юг Германии в предгорье Альп и
провели зиму в Госларе, у подножия Гарца. Возможно, этот отъезд нужен был
Вордсворту лишь затем, чтобы острее почувствовать свою неразрывную связь с
родным Озерным краем:

Пока не началась моя
Дорога пилигрима,
О Англия, не ведал я,
Как мною ты любима.

Все, что Вордсворт написал в ту зиму в Госларе, не имело отношения к
Германии. Он создал там свой знаменитый лирический цикл, посвященный Люси,
милой девушке, расцветшей и умершей незаметно, как полевой цветок в Озерном
крае. Его мысли все чаще обращались к истокам, к родным местам и временам
детства: в это время возник замысел и первые наброски поэмы "Прелюдия".
Немецкий давался и ему, и Дороти плохо, жили они замкнуто и с нетерпением
ожидали, когда кончатся зимние холода, чтобы пуститься в обратный путь. Им
уже было ясно, что они поселятся в Озерном крае.
Вернувшись в Англию, Уильям и Дороти отправились в родные места и
остановились в семействе Хатчинсонов, с которым они были знакомы с детства.
У Хатчинсонов было четыре красавицы дочери: Пегги, рано умершая от чахотки,
считается героиней цикла стихотворений к Люси, Мэри в недалеком будущем
станет женой Вордсворта, ее сестра Сара будет подолгу жить с ними, в нее
многие годы будет безнадежно влюблен Кольридж, младшей, Джоанне, будет
посвящено стихотворение Вордсворта "Скала Джоанны". Пока же Вордсворт с
братом Джоном, давшим деньги на постройку или приобретение дома, и
Кольриджем путешествуют по окрестностям, подыскивая будущее жилье. И вот 17
декабря 1799 г. Уильям и Дороти переступили порог своего дома, известного
под названием Дав-Коттедж (Голубиный домик), в селении Грасмир, неподалеку
от озера с тем же названием. Это был важный день: они сделали свой выбор,
нашли свой образ жизни, обрели почву под ногами и осели. Теперь можно было
думать о женитьбе.
Три месяца у них гостил брат Джон, ожидавший возвращения своего корабля
из плавания и гордый не менее Уильяма и Дороти, что у семьи снова есть свой
дом. Джон стал к тому времени капитаном корабля, возившего грузы в Индию,
его ожидала неплохая карьера, и он сказал Уильяму: "Я буду работать на тебя,
а ты постарайся сделать что-то для мира". К несчастью, в 1805 г. корабль,
которым командовал Джон, на пути в Индию попал в бурю и утонул. Уильям
тяжело переживал смерть самого близкого из братьев и посвятил ему
"Элегические стихи в память о моем брате Джоне Вордсворте, командире корабля
Ост-Индской компании "Граф Абергавенни", погибшем в кораблекрушении 6
февраля 1805 г.".
Поселившись в Озерном крае, Уильям и Дороти подыскали по соседству дом
для Кольриджа и его семьи, а чуть позже и Саути с семьей поселился
поблизости, в Кесвике, перевезя туда большую библиотеку. Втроем они и
составили так называемую "Озерную школу" в английской поэзии, хотя на самом
деле были очень различны и по уровню, и по характеру дарования и, если не
считать юношеских попыток сотрудничества Кольриджа и Саути, "Лирические
баллады" были единственным совместным выступлением этих поэтов в печати. Но,
конечно, общение и обсуждение поэтических проблем стимулировали творческие
поиски каждого и, по крайней мере для Ворд-сворта и Кольриджа, были
необходимостью.
В 1800 г. Вордсворт выпустил в свет второе, расширенное издание
"Лирических баллад", во второй том которого вошла поэма "Майкл". Сам поэт
определил ее жанр как пастораль: видимо, его интересовали в то время
пасторальная традиция и ее способы идеализации сельской жизни, так как еще
несколько стихотворений, относящихся к этому времени, имеют тот же
подзаголовок: "пастораль". Одно из них, "Ленивые пастушки" (The Idle
Shepherd-Boys), изящно развенчает ренессансную пасторальную идею пастушеской
жизни как прекрасного досуга на лоне природы: пока мальчишки, пасущие стадо,
играют на свирели и бегают взапуски, ягненок падает в горный поток, а
спасает его не кто иной, как поэт, лирический герой стихотворения, которому
приходится брать на себя чужой труд. Как видим, пастораль разнообразна и
многолика. На протяжении XVIII в. она все более стремилась к изображению
реального сельского жителя, а не условного поселянина, и Вордсворт хотел,
чтобы поэма "Майкл" воспринималась на фоне пасторальной традиции, возможно,
как развитие голдсмитовской темы разрушенной пасторали.
Осев на родной земле и вникая в жизнь своих небогатых земляков,
Вордсворт с тревогой наблюдал процесс отчуждения сельского труженика,
начавшийся даже в его глухом, отдаленном от столицы крае. Героя поэмы
запутывает денежное поручительство, но разве можно упрекать его в том, что
он пытался помочь своему родственнику? Между тем Майклу грозит потеря части
наследственной земли, а теряя землю, он теряет чувство хозяина и смысл
своего труда. Земля, которую он должен оставить в наследство сыну, дорога
ему так же, как сам сын, продолжатель рода. Это не просто чувство
собственника; как для героя баллады "Последний из стада", для Майкла речь
идет о деле его жизни, о внутренней связи с родным местом, о смысле своего
земного предназначения. И он посылает сына в город, где легче заработать
деньги, чтобы расплатиться с долгами. Но город для Вордсворта - средоточие
современной губительной, фальшивой цивилизации, где царствуют деньги, и
молодой человек не выдерживает его искушений и гибнет. Желая спасти часть
своей земли, Майкл теряет все, ведь теперь даже оставшуюся землю некому
передать в наследство. Но мог ли старик, всю жизнь проживший в сельской
глуши, осознавать, какой опасности он подвергал юного сына, посылая его в
город? История Майкла трагична, и Вордсворт считал эту трагедию одной из
важнейших проблем современной жизни, он даже обратился с письмом к
премьер-министру Англии, послав ему эту поэму.
В 1802 г. Вордсворты получили наконец отцовское наследство и Уильям
смог жениться на Мэри Хатчинсон. Брак был очень счастливым, что видно хотя
бы по опубликованной переписке {The Love Letters of William and Mary
Wordsworth. Ed. by Belt Darlington. Ithaka (N. Y.), 1981.}. Если Дороти
оставалась вдохновительницей его поэзии, то Мэри давала поэту ощущение, что
он твердо стоит на земле. С 1803 по 1810 г. у них родилось пятеро детей;
любимицей отца была старшая дочь Дора. Мэри посвящены "К М. X." из цикла
"Стихотворения о названиях мест", публикуемое в нашем собрании стихотворение
"Let other bards of angels sing...", два сонета, написанные к ее портрету:
"О dearer far than light and life are dear..." и "How rich that forehead's
calm expance...", как и множество других стихотворений.
В 1803 г., вскоре после рождения сына, Вордсворт отправился с Дороти и
Кольриджем в путешествие по Шотландии и посетил Вальтера Скотта. Дороти
записала о Скотте в дневнике: "Он привязан к своим местам гораздо сильнее,
чем кто-либо из моих знакомых; кажется, все его сердце и душа отданы
шотландским рекам, Ярроу, Твиду, Тивиоту и остальным, которые мы знаем по
его "Балладам шотландской границы", и я уверена, что нет ни одной истории,
рассказываемой у камина в этих краях, которую он не мог бы повторить..."
{Wordsworth, Dorothy. Recollections of a Tour made in Scotland, A.D. 1803.
Edinbourgh, 1874, p. 76.}.
Отношение Вордсворта к родным местам было сходным, только его Озерный
край был более пустынным, нетронутым, менее богатым историческими событиями
и воспоминаниями. Скотта захватывали древние предания. Вордсворта -
девственная природа и скромная, тихая частная жизнь редких соседей. Еще в
1800 г. он создал цикл "Поэм о местных названиях" (к ним принадлежит "Скала
Джоанны", увековечив названия ближайших мест, бытовавшие в его семейном,
дружеском и соседском кругу, - названия, связанные не с общезначимыми
историческими событиями, но с происшествиями и чувствами узкого, частного
круга лиц. И в этом Вордсворт был верен своему романтическому кредо: для
него история сердца, история чувств частного человека была не менее значима
и, возможно, более интересна, чем внешняя, политическая история. Зрелая
лирика Вордсворта вдохновлялась природой Озерного края и сама наложила свой
неизгладимый отпечаток на восприятие этого края поколениями английских
читателей и путешественников.
Любопытные воспоминания об образе жизни Вордсворта и его друзей в
Озерном крае оставил Томас де Квинси, известный эссеист, прославившийся
позже своими "Признаниями англичанина-опиомана" (1821). Учась в колледже, он
прочитал "Лирические баллады" и проникся благоговейной любовью к их авторам,
чуть позже вступил в переписку с Вордсвортом. В конце 1807 г. он встретил в
Лондоне Кольриджа, который читал лекции в Королевском Институте, и вызвался
сопровождать его жену и троих детей в Озерный край. Молодой человек ужасно
волновался перед встречей со своим кумиром, но, когда они прибыли в дом
Вордсвортов незадолго до вечернего чаепития, его нервозность быстро прошла.
"Вордсвортов, - вспоминал он, - отличало сердечное гостеприимство, а
вечернее чаепитие было самой восхитительной трапезой, временем отдыха и
беседы". Де Квинси был очарован разговором, то величественным, то как будто
пляшущим и искрящимся. На следующий день - на дождь здесь никто не обращал
внимания - гостя повели на прогулку показывать озера (они прошли около шести
миль), а еще через три дня вся компания собралась к Саути в Кесвик, до
которого было добрых двадцать шесть миль, и никого, кроме Де Квинси,
перспектива проделать этот путь пешком не смущала. Но чуткая Дороти поняла,
что гость в панике, и наняла простую фермерскую телегу, которой правила
соседская девушка (что она делала обычно, когда затевалось дальнее
путешествие). Де Квинси решил, что если такой способ передвижения достаточно
хорош для Вордсвортов, то и для него тоже, но более всего он удивился тому,
что вид их компании ничуть не шокировал встреченных по дороге соседей.
В обращении Вордсворта и Саути Де Квинси не заметил особой сердечности,
скорее ему показалось, что они достаточно умны, чтобы поддерживать
добрососедские отношения, хотя и не любят сочинений друг друга. Саути
гордился своей богатой библиотекой и, по слухам, сказал о Вордсворте, что
пустить его в библиотеку - все равно что пустить медведя в сад, полный
тюльпанов. Вордсворт не испытывал благоговения перед книгами. Де Квинси сам
наблюдал, как, получив новинку из Лондона, он за завтраком разрезал ее
страницы столовым ножом {De Quincey, Thomas. Literary Reminiscences. In 2
vols. Boston, 1851.}.
Гораздо сложнее и драматичнее складывались отношения Вордсворта с
Кольриджем. Два поэта относились к совершенно разным типам поэтической и
человеческой личности, но этой разностью темпераментов и дарований прекрасно
дополняли друг друга, что и делало их общение таким плодотворным. Для
Вордсворта жизнь и творчество составляли одно целое, его стихи вырастали из
его жизненного опыта и самонаблюдений, были во многом автобиографичны,
однако при этом удивительным образом лишены эгоцентризма, романтического
самолюбования. Человек твердых убеждений, высокой нравственности, он был
центром, опорой и для своей семьи, и для своего круга друзей, счастливым
семьянином и уважаемым соседом. Кольридж же принадлежал к тому типу, о
котором Пушкин написал: "Пока не требует поэта к священной жертве
Аполлон..." Самозабвенно отдаваясь творчеству, он более всего ценил
дружеское общение с близкими по духу людьми, а в обычных жизненных
обстоятельствах поступал как человек слабохарактерный и непоследовательный.
Отличаясь слабым здоровьем, Кольридж еще с университетских лет привык
принимать опиум, облегчавший его боли. Одно время ему казалось, что опиум
стимулирует его творчество, когда же он понял, что периоды депрессии
становятся все дольше, а вдохновение приходит все реже, было уже поздно.
Ворд-сворты с тревогой наблюдали за ухудшением здоровья друга и
одновременным ухудшением его отношений с женой. Дороти писала в своем
дневнике, что Сара "плохо ухаживает за Кольриджем, хотя у нее есть несколько
великих достоинств. Ее очень, очень жаль, потому что если один человек -
неподходящая пара другому, то и тот, другой, столь же мало подходит для
него. Сара была бы очень хорошей женой для многих мужчин, но не для
Кольриджа!" {Wordsworth, Dorothy. The Alfoxden Journal, 1798. The Grasmere
Journal, 1800-1803. London, 1958, p. 245.}.
После возвращения с Мальты в августе 1806 г. Кольридж решил расстаться
с женой: она вместе с детьми нашла приют в семье своей сестры в доме Саути,
Кольридж же подолгу жил у Вордсвортов, и в спокойной атмосфере их сельского
жилища периоды его депрессии сокращались, он снижал дозу опиума. В
1809 - 1810 гг. он диктовал Саре Хатчинсон, часто гостившей у сестры,
материалы для своего журнала "Друг" (вышло 28 номеров), и она старательно
переписывала их. Однако болезнь его прогрессировала, и к осени
1810 г. из обаятельного друга и блестящего собеседника он превратился в
капризного и трудного в общении человека. Сара Хатчинсон сочла за лучшее
уехать. Вскоре после ее отъезда произошел разрыв и в отношениях Вордсворта и
Кольриджа. Как выяснили биографы, Вордсворт, видимо в минуту раздражения,
сказал своему старому другу Бейзилу Монтэпо, что Кольридж многие годы был
"настоящим мучением" для его семьи, и тот передал эти слова Кольриджу.
Кольридж был потрясен и тут же уехал; через два года Вордсворт отправился к
нему в Лондон и произошло примирение, но прежние отношения уже не
восстановились.
Разрыв оказал печальное влияние на обоих поэтов, атмосфера творческого
общения, обмена и взаимодействия была необходима обоим. Большинство критиков
согласны в том, что наиболее плодотворным периодом творчества Вордсворта
было десятилетие, последовавшее за первой публикацией "Лирических баллад".