Страница:
И генерал Решетов сдался.
– Ну все, Бог с вами, хватит меня уговаривать. Я на все согласен. Что скажете, то и буду делать. Командуй, Потапчук, я готов выполнять твои приказы. Но учти – провалим дело, ни мне, ни тебе больше никогда не работать в органах. Придется сидеть на дачах и строчить мемуары в свое оправдание.
– Да не дергайся ты! Расслабься, выпей еще кофе…
Никто приказывать тебе не собирается.
– У меня от вашего кофе понос скоро будет! – огрызнулся Решетов. Потапчук за словом в карман не полез.
– Понос – не золотуха, Андрей Николаевич.
– А тебе бы все шутить, старый лис! Как вы вообще можете пить кофе в таких количествах?
– Что ты капризничаешь? Сейчас тебе принесут чаю.
– Не хочу я и вашего чаю!
– А чего ты хочешь, Андрей Николаевич?
– Знаете, мужики, мне больше всего на свете сейчас хочется кефира и сортира.
– Ну вот, договорились, – пристукнул кулаком по столу Потапчук. – Ладно, Андрей Николаевич, мы тебя не задерживаем. Иди. Но за тобой, учти, два дела.
– Да я все понял. Когда скажете, тогда и начнем.
– Начинать надо было уже вчера, – заметил Глеб.
– Так вчера надо было и сказать, – отозвался Решетов, снимая со спинки стула свой серый пиджак и натягивая его на плечи. – В общем, вы тут сидите, а я поеду.
Пока мой подопечный отдыхает, я тоже хочу поспать.
Я тоже, между прочим, заслужил отдых. А вы еще долго сидеть собираетесь?
Глеб неопределенно пожал плечами. Потапчук, как зеркальное отражение, повторил его движение.
– Как хотите. Найти меня не сложно, телефон мой знаете. Звоните в любое время дня и ночи.
– А ты что, Андрей Николаевич, и в туалет с телефоном ходишь?
– И в туалет хожу с телефоном. У меня знаешь какой телефон?
– Какой же? – спросил Потапчук.
– Противоударный и пылевлагонепроницаемый.
– Понятно, для туалета незаменимая вещь. Небось, твой шеф подарил? Щедрый, бедность ненавидит.
– Сам я купил, за свои кровные, заработанные.
Глеб спросил:
– Послушайте, Андрей Николаевич, вы уже три года работаете на своем месте, охраняете…
– Да, три года. Мы с ним неразлучные, как Коржаков с президентом. Правда, теперь Коржаков, наверное, рассаду поливает, а я при Степаныче все еще работаю.
– Я не к тому. За три года вы, наверное, изучили все привычки своего шефа?
– Еще как изучил. Знаю, когда он спит и какой бритвой бреется.
– Это хорошо, хорошо… – Глеб поднялся с глубокого кожаного кресла и зашагал по ковру, по которому он за эти долгие часы прошел, наверное, не один километр.
– А что конкретно вас интересует?
– Я пока сам не знаю. Но думаю, мой расчет верен.
– Какой расчет?
– Извините, Андрей Николаевич, завтра.
– Что завтра?
– Завтра я поделюсь своими соображениями. Они пока еще слишком неопределенные.
– Завтра так завтра. В общем, мужики, я поехал. Боюсь, могут хватиться.
– Ладно, поезжай, – Потапчук встал из-за стола, пожал Решетову руку. Глеб тоже обменялся с Решетовым рукопожатиями.
Когда за Андреем Николаевичем закрылась дверь, Потапчук уверенно сказал:
– Если он пообещал, то сделает.
– Я надеюсь.
– Это в его же интересах.
– И в наших тоже.
– Мне нужна машина и документы, а также то, о чем мы условились, – без лишних разговоров произнесла она тоном, будто отдавала приказ.
– Я уже все сделал.
– Тогда через полчаса я буду у твоего дома. Жди внизу. Мы поедем за город.
– За город? Зачем?
– Любопытство не красит мужчину, поэтому не задавай много вопросов.
– О'кей.
Михаил ждал Марину во дворе, стоя с сигаретой в руке возле своей машины. Он был тепло одет, меховая шапка поблескивала, обсыпанная искрящимися снежинками. Сегодня Михаил тщательно побрился и казался совсем юным без своей щетины, которая делала его мужественнее.
Он помог Марине выйти из машины, сам рассчитался с таксистом. Тот попытался торговаться, но Михаил прикрикнул на него:
– Ты что, за знание иностранных языков такую цену лупишь? Получил сколько дали – и проваливай!
Водитель злобно ударил по газам, резко развернулся и умчался прочь.
– А ты строгий, – сказала Марина, – хоть и выглядишь совсем молодо.
– Я побрился.
– Вижу, вижу.
– А ты выглядишь не только молодо, но и превосходно!
– Ладно, хватит комплиментов. Где документы на машину?
– Вот, – Михаил вытащил из внутреннего кармана куртки документы, – а вон тачка, – показал он вправо.
Поодаль стоял «ниссан» серебристого цвета образца 1988 года. – Полуджип, надеюсь, тебя устроит?
– Ездить по городу – сойдет. Какая у него коробка передач?
– Обыкновения, как у всех машин. А ты что, хотела автомат?
– Мне без разницы. Управлюсь. Где оружие?
– Там, в машине, под тряпками.
– Какое?
– Как заказывала – американская М-16 с оптическим прицелом.
– Прицел чей?
– Тоже американский.
– Винтовка новая?
– Конечно, новая.
– Пристрелянная?
– Вот этого я сам не делал, но думаю, что да.
– Ладно, садись в машину, будешь вести. Бензин залит?
– Да, полный бак и канистра. Куда едем?
– Знаешь за городом какое-нибудь место поглуше?
– Знаю одно на Рублевке.
– Тогда вперед!
Михаил уселся за руль, Марина устроилась рядом.
У кресел были подлокотники, так что чувствовала она себя вполне удобно.
– А чего ты так тепло одет?
– Но мы же едем за город. Так, может, купим мясо и сделаем шашлыки?
– Не надо ничего покупать.
Машина выехала со двора и помчалась по городу.
Михаил вел машину уверенно, как заправский таксист.
И Марина поинтересовалась:
– Слушай, а ты случайно не таксуешь по вечерам?
– Нет, что ты! Мне хватает денег.
– А где ты работаешь?
Она прекрасно знала место работы Михаила, но спросила на всякий случай.
Михаил пустился подробно объяснять, где он работает, чем занят и что в принципе очень доволен своим местом. Ведь оно позволяет довольно часто выезжать за границу за казенный счет, и вообще есть возможность встречаться со многими интересными людьми и, что особенно приятно, с привлекательными женщинами.
Марина усмехнулась:
– Ты, вижу, бабник, Михаил, не правда ли?
– Да, люблю женщин, не скрою.
– Ты был женат?
Марина и на этот счет была хорошо осведомлена, но ей хотелось услышать, что скажет собеседник.
Михаил замялся:
– Был одно время женат, но затем мы развелись. Не сошлись характерами, как принято говорить.
Марина знала, что жена Михаила была из очень хорошей семьи, а бросила мужа потому, что он ей изменял.
Развивать тему Марине не захотелось, и она отделалась дежурной фразой, что семейная жизнь штука сложная.
Серебристый «ниссан» выбрался за кольцевую.
Замелькали белые скатерти полей, перелески с зелеными мазками проступающей из-под снега хвои, мосты над затянутыми льдом речушками. Марина улыбалась.
Она была счастлива наконец-то увидеть эти зимние пейзажи, по которым так соскучилась в чужой, давно опостылевшей жаркой стране.
Марина была счастлива, но почему-то ее вдруг охватили тревога и грусть. Ей показалось, что все это она видит последний раз, что больше ей не суждено вернуться сюда, в страну своего детства.
Меньше чем за час подмосковный пейзаж изменился так, что совершенно не чувствовалась близость огромного города. Тишина, безлюдие, полная оторванность от цивилизации. Марина увидела, как по обочине дороги бредет лошадка, волоча за собой сани с ворохом золотистой соломы.
«Боже мой, – подумала Марина, – жизнь здесь остановилась сто лет назад!»
Михаила же совершенно не занимали виды за окнами машины. Он сосредоточенно смотрел вперед и лишь изредка поглядывал по сторонам, когда нужно было свернуть.
У одного из указателей он притормозил.
– Сворачиваем?
– Как сам знаешь.
– А что ты собираешься делать?
– Приедем – узнаешь.
Серебристый «ниссан» съехал с трассы, на несколько секунд забуксовал в рытвинах, засыпанных снегом.
Затем выбрался на гравийку и побежал веселее.
Они подъехали к берегу реки. Что это за река, Марина не знала и спросила:
– Это Москва-река?
– Нет, это Истра. Мы проезжали рядом с правительственным дачным поселком.
– Вот оно что… – с какой-то затаенной злобой обронила женщина и подумала, что хорошо бы было все устроить именно здесь, среди снегов. Но это, как она понимала, невозможно.
Машина еще немного проехала, затем Марина махнула рукой:
– Стой, вот здесь выходим.
Они вылезли наружу. Мороз был градусов двадцать, и Марина ощутила этот русский холод.
– Возьми оружие, – сказала она.
Михаил достал из багажника плоский и длинный картонный ящик, внутри что-то звякнуло. От этого звука Марина недовольно поморщилась. Оружие, как она была убеждена, не должно звенеть, даже если оно разобрано. Значит, упаковано небрежно.
– Пойдем, пойдем, – махнула она своему помощнику, и они, утопая в глубоком снегу, двинулись к обрывистому берегу замерзшей реки.
Марина увидела сбоку тропинку, узкую, день или два назад протоптанную в снегу, и пошла туда. Михаил последовал за ней, держа под мышкой коричневую коробку. По этой тропинке к реке спускались рыбаки, кое-где были видны места рыбацких стоянок, на льду проглядывали старые, замерзшие лунки. Марина огляделась. Место было подходящим.
– Ну что ж, Михаил, давай сюда наш багаж.
– Держи.
Марина поставила коробку на снег, присела на корточки, развязала веревку и стала вынимать части разобранной винтовки. Марина собрала оружие в считанные минуты – она смогла бы это сделать даже с закрытыми глазами. Проверила, нет ли в патроннике патрона.
– Так, хорошо. А теперь возьми коробку и отойди метров на сто.
– Как, по льду?
– Ну да, по льду. Не бойся, он толстый и тебя выдержит.
Михаил пожал плечами. Пререкаться о чем бы то ни было, видя оружие в руках спутницы, он не посмел и, проваливаясь глубоко в снег, стал пробираться к речке.
Марина зарядила винтовку, передернула затвор, досылая патрон в патронник.
– Ну, иди же, иди!
Она припала щекой к прикладу, ощутив тяжесть оружия и холод металла. Затем посмотрела в окуляр прицела. Михаил, который был шагах в ста от нее, мгновенно приблизился. Она даже видела пряжку на ремне его куртки и могла при желании прочесть надпись на коробке: «SONY».
Она махнула рукой, указывая, чтобы Михаил отошел в сторону.
«Так, теперь глушитель…»
Она навернула на ствол длинный глушитель. Марина любила работать с такими. Этот глушитель гасил не только звук, но и пламя. Все тщательно проверив, она поставила ноги на ширину плеч и изготовилась для выстрела.
Она выстрелила трижды. Звук действительно был не громкий, но достаточно звонкий – будто лопнул воздушный шарик. Марина догадалась, это все из-за зимнего морозного воздуха: ведь в нем звук разлетается во все стороны резко, как осколки сорвавшейся с карниза на асфальт сосульки.
Марина вновь махнула рукой Михаилу, подобрала гильзы со снега и сунула их в карман куртки. Через полторы минуты Михаил вернулся. Марина с удовлетворением посмотрела на три аккуратных отверстия в середине буквы "О", ощупала их указательным пальцем.
– Ну, что скажешь? – спросил Михаил.
– Ты о чем?
– О винтовке, конечно.
– Нормальная винтовка.
Марина быстро ее разобрала, завернула в голубую фланель, сложила в коробку.
– Где ты научилась так стрелять?
– Было время… Я этим делом усиленно занималась.
– Ясно… – вдаваться в подробности Михаил не стал. – Ну а теперь куда?
– А теперь поехали к тебе.
– Ко мне? – чуть удивленно переспросил Михаил.
– Ты же вчера хотел, чтобы я осталась?
– Хотел!
– Вот и поехали. Продолжим наши вчерашние занятия.
Михаил подхватил коробку и отправился к машине.
Марина брела сзади. Настроение у нее было хуже некуда. Ее уже не радовал ни белый искрящийся снег, ни огромные ели, ни морозная свежесть воздуха. Ее вообще ничего не радовало.
И мужчина это почувствовал.
– Что-то случилось? Ты себя неважно чувствуешь? – спросил он, когда они выезжали с проселка на трассу.
– Да нет, чувствую я себя как раз хорошо.
– Тогда что такое? Может, я тебя чем-нибудь обидел?
– Да нет, что ты, Миша.
Марина прикоснулась ладонью к его гладко выбритой щеке, а он, повернув голову, поцеловал Маринины пальцы.
От этого Марине стало еще хуже, но она нашла в себе силы собраться и улыбнуться в ответ. Улыбка получилась вполне искренней и открытой.
– Миш, а ты не боишься, что нас могут остановить и обыскать машину?
– Нет. Кому это придет в голову? Мы что, кавказцы или какие-то бандиты? Мы нормальные люди, возвращаемся из-за города, может, с дачи, едем чинно-благородно, без нарушений… В общем, кому мы нужны?
– Ну, смотри.
Все произошло так, как говорил Михаил. Они проехали четыре или пять постов ГАИ, не нарушая правил дорожного движения, не превышая скорость, и их ни разу не остановили.
Уже в городе Марина сказала:
– Высадишь меня за квартал, а сам поедешь к дому и во дворе поставишь машину. Я приду к тебе через полчаса.
– О'кей, – Михаил внял совету не задавать много вопросов и не стал интересоваться, к чему такие сложности.
Да и не до того ему было: он весь находился в предвкушении, как сейчас займется любовью с этой красивой, страстной, удивительной женщиной.
Когда Михаил открыл Марине дверь квартиры, на нем уже был махровый халат.
– Быстро ты, однако.
– А чего тянуть?
Он привлек женщину к себе, стал расстегивать ее куртку.
– Погоди, погоди, я ужасно озябла, давай выпьем.
– Всегда пожалуйста. Что будешь пить – виски, коньяк?
– Лучше виски.
– О'кей, у меня как раз есть бурбон.
Михаил принес с кухни лед, бросил в бокалы, разлил бурбон и поставил бокалы на журнальный столик.
Марина попросила:
– И принеси мне, пожалуйста, воды.
– Ты собираешься запивать водой? – удивился Михаил.
– Нет, просто пить хочется.
– О'кей.
Михаил вновь ушел на кухню, а Марина вытащила из кармана маленькую таблетку и бросила ее в один из бокалов с виски – туда, где медленно таяли в янтарной сорокапятиградусной жидкости крупные кубики прозрачного льда. Взяв второй бокал, она пригубила виски и с бокалом в руке уселась в угол дивана.
Михаил принес стакан с водой.
– Вот тебе вода.
– Спасибо, – Марина сделала два глотка и поставила стакан на столик. – А ты чего не пьешь? – подавшись вперед, она тронула своим бокалом бокал Михаила.
– Что-то мне не хочется. Потом придется садиться за руль.
– Ничего, выпей. Ты от этого станешь лишь темпераментнее.
– Ради этого можно! – Михаил взял свой бокал, отпил виски.
Марина сидела, опустив голову.
– Ты что грустная такая? – заботливо спросил Михаил. – Может, включить музыку?
– Да, включи. И погромче.
Михаил подошел к музыкальному центру, поставил сверкающий компакт-диск, нажал клавишу, и большую гостиную заполнили грохочущие звуки какой-то негритянской мелодии.
– Сделай еще громче, очень хорошая музыка.
Михаил хотел повернуть регулятор с красной светящейся точкой, но не смог. Его рука ушла в сторону, глаза закатились, лицо стало голубовато-бледным. Согнувшись, он повалился на пол, при падении ударился головой о стойку с аппаратурой. Изо рта вывалился язык. Михаил корчился возле музыкального центра, делая попытки встать, судорожно царапая скрюченными пальцами паркет.
Марина хладнокровно смотрела на предсмертные страдания своего любовника и, сидя в углу дивана, считала:
– ..двадцать один, двадцать два, двадцать три.., сорок девять.., пятьдесят девять, шестьдесят…
Когда она досчитала до шестидесяти трех, тело Михаила лежало неподвижно.
– Прощай, мой дорогой, больше говорить нам с тобой не о чем. И трахаться ты больше уже ни с кем не сможешь.
Марина вышла на кухню, вылила виски в раковину, тщательно вымыла бокалы и минут десять протирала носовым платком все предметы, на которых могли остаться ее отпечатки.
Она нашла ключи от машины в кармане Михайловой куртки, постояла у двери, прислушиваясь, нет ли кого на площадке. Затем аккуратно открыла дверь и, стараясь, чтобы не громко щелкнул замок, закрыла за собой.
«Ну вот и все. Теперь, полковник, обо мне никто не сообщит. Теперь осталось сделать дело. Завтра! Завтра!»
Она твердо настроилась на то, что завтрашний день станет в ее жизни решающим. Это будет последний шаг к обеспеченной и независимой жизни.
Во дворе она никого не встретила, села в серебристый «ниссан» и без приключений добралась до гостиницы.
– Кремль… Здесь ничего не может быть. Туда даже мышь не проскочит, – говорил Потапчук.
– Вы уверены, Федор Филиппович?
– Абсолютно уверен. Решетов гарантирует.
– Тогда это отпадает. Пресс-конференция…
– И это отпадает. Всех досматривают похлеще, чем на таможне. И к тому же там будет полно наших людей.
Они снова и снова перебирали пункт за пунктом, дотошно обсуждали каждую мелочь, взвешивая любые шансы убийцы. Но пока так и не могли ни на чем остановиться, все варианты казались сомнительными.
К этому времени из Рима уже поступила точная информация. Убийством Аль-Рашида занимались самые лучшие сыщики, которым очень много заплатили за то, чтобы они раскрутили это дело до конца. И уже стало ясно, что в смерти Аль-Рашида действительно повинна женщина. Были найдены отпечатки ее пальцев, был взят Сайд, сообщник Фионы Лоуренс. Так что Потапчук и Сиверов уже знали: Аль-Рашида убила известная террористка, проходившая в сводках Интерпола под кличкой Барби. И сто против одного, что эта Барби сейчас находится в России.
Потапчук только поражался прозорливости Слепого. Непостижимо, что такой вроде бы пустяк, как момент, когда был произведен выстрел, смог ему подсказать, что стреляла женщина. Генерал вновь убедился, насколько бесценен его агент.
– Ну а ты, Глеб, как бы ты действовал на ее месте?
Глеб удрученно покачал головой.
– Мне пока ничего не приходит на ум, генерал. Мне надо побыть одному, сосредоточиться. И тогда, может быть…
– Но у нас нет времени, Глеб! Нет совершенно! Выстрел может прозвучать в любую секунду.
– Не объясняйте мне очевидного.
– И будет ужасно, если твоя задумка не сработает.
– Должна сработать, Федор Филиппович, должна!
Просто надо высчитать, где эта чертова кукла Барби решила стрелять. И мы там должны появиться за десять минут до того, как появится господин Степаныч. И тогда мы победим.
– Послушай, Глеб, а что если нам появляться везде, опережая Степаныча минут на десять-пятнадцать?
Сиверов расхохотался.
– Да вы что, Федор Филиппович! Вот тут уж нас точно поднимут на смех. Представляете, мы появляемся на пресс-конференции!.. Это будет хохма для всего мира. И к тому же таким способом мы можем заложить сами себя.
– Ты, как всегда, прав, дай сигарету.
Глеб подтолкнул пачку, она скользнула по чистому пустому столу. Генерал накрыл ее ладонью, вытряхнул сигарету и закурил.
– Черт побери, меня уже от этих сигарет и кофе воротит!
– Не курите.
– Я не могу. Сигарета мне помогает думать, помогает сосредоточиться.
– Когда приедет Решетов?
Генерал посмотрел на часы, что стояли в углу.
– Минут через десять должен быть.
– Хорошо. Может, он чего-нибудь подскажет, ведь он-то в курсе привычек своего «питомца».
– Да, он в курсе. Но он, честно говоря, всего лишь хороший исполнитель. Он не умеет мыслить так, как ты, Глеб Петрович, и поэтому он навряд ли придумает что-нибудь дельное.
– Я не хочу, чтобы он придумывал, я хочу, чтобы он подсказал. И тогда, Бог даст, мы с вами сообразим, как все устроить наилучшим образом. Кстати, Федор Филиппович, ваши люди привезли то, что я просил?
– Привезли. Со скрипом, с визгом, но все-таки выклянчили. Сам Решетов звонил-. Мы к тому же обещали вернуть изделие, иначе…
– Я все понял, не объясняйте, Федор Филиппович.
А взглянуть можно?
– Пойдем, взглянешь, – генерал и Сиверов поднялись, вышли из кабинета.
В одном из служебных помещений они осмотрели трофей. Правда, Глеб остался не очень доволен, а у генерала то, что он увидел, вызывало взрыв прямо-таки истерического хохота.
– Федор Филиппович, что это вы так веселитесь? – скептично заметил Глеб.
– Да оно ж такое!.. Представляешь, можно подойти и постучать по лбу!
– Подойдите и постучите.
– Да нет уж, уволь. А вообще-то он о мне не нравится.
– Почему?
– Без студийного света оно похоже на труп.
– Типун вам на язык, Федор Филиппович! – Глеб даже рассердился. – Какой труп! Накаркаете еще!..
– Не будь таким суеверным.
– Какие, к черту, суеверия. Малейший наш промах – и мы получаем натуральный труп.
– Накаркаешь!..
– А-а, вот видите!
Генерал стал серьезным.
– Что делать-то будем, Глеб?
– То же, что и раньше: думать. Попробуем вычислить, что может прийти в голову нашему дражайшему объекту.
– Да, но как мы вычислим? Мы же с тобой не психоаналитики, не экстрасенсы. Ты, Глеб, не Кашпировский, а я не Чумак.
– Это точно. Но мы должны быть проницательнее и Чумака, и Кашпировского. И только тогда добьемся успеха.
– Да-а, – генерал опять закурил.
Появился помощник.
– Андрей Николаевич Решетов приехал. У вас в кабинете дожидается.
– Сейчас идем. Пошли, Глеб. Вдруг, все-таки Решетов сможет навести нас на мысль? – «То ли сможет, то ли нет…» – подумал Глеб, не рассчитывая на простое решение этой сложной задачи.
В кабинете Решетов бодрой походкой подошел к Потапчуку, крепко пожал ему руку, потом поприветствовал Глеба.
– Ну что, господа авантюристы, как дела продвигаются?
– Пока дела не продвигаются: нам надо знать, где еще, кроме указанных в расписании мест может появиться ваш подопечный.
– Могу вас порадовать: стало известно кое-что новенькое, хотя определенности не прибавилось…
Глеб напрягся.
– Что же это за новенькое?
– Он попросил изменить расписание своего рабочего дня, передвинуть несколько встреч на более поздний срок, освобождая себе форточку.
Глава 22
– Ну все, Бог с вами, хватит меня уговаривать. Я на все согласен. Что скажете, то и буду делать. Командуй, Потапчук, я готов выполнять твои приказы. Но учти – провалим дело, ни мне, ни тебе больше никогда не работать в органах. Придется сидеть на дачах и строчить мемуары в свое оправдание.
– Да не дергайся ты! Расслабься, выпей еще кофе…
Никто приказывать тебе не собирается.
– У меня от вашего кофе понос скоро будет! – огрызнулся Решетов. Потапчук за словом в карман не полез.
– Понос – не золотуха, Андрей Николаевич.
– А тебе бы все шутить, старый лис! Как вы вообще можете пить кофе в таких количествах?
– Что ты капризничаешь? Сейчас тебе принесут чаю.
– Не хочу я и вашего чаю!
– А чего ты хочешь, Андрей Николаевич?
– Знаете, мужики, мне больше всего на свете сейчас хочется кефира и сортира.
– Ну вот, договорились, – пристукнул кулаком по столу Потапчук. – Ладно, Андрей Николаевич, мы тебя не задерживаем. Иди. Но за тобой, учти, два дела.
– Да я все понял. Когда скажете, тогда и начнем.
– Начинать надо было уже вчера, – заметил Глеб.
– Так вчера надо было и сказать, – отозвался Решетов, снимая со спинки стула свой серый пиджак и натягивая его на плечи. – В общем, вы тут сидите, а я поеду.
Пока мой подопечный отдыхает, я тоже хочу поспать.
Я тоже, между прочим, заслужил отдых. А вы еще долго сидеть собираетесь?
Глеб неопределенно пожал плечами. Потапчук, как зеркальное отражение, повторил его движение.
– Как хотите. Найти меня не сложно, телефон мой знаете. Звоните в любое время дня и ночи.
– А ты что, Андрей Николаевич, и в туалет с телефоном ходишь?
– И в туалет хожу с телефоном. У меня знаешь какой телефон?
– Какой же? – спросил Потапчук.
– Противоударный и пылевлагонепроницаемый.
– Понятно, для туалета незаменимая вещь. Небось, твой шеф подарил? Щедрый, бедность ненавидит.
– Сам я купил, за свои кровные, заработанные.
Глеб спросил:
– Послушайте, Андрей Николаевич, вы уже три года работаете на своем месте, охраняете…
– Да, три года. Мы с ним неразлучные, как Коржаков с президентом. Правда, теперь Коржаков, наверное, рассаду поливает, а я при Степаныче все еще работаю.
– Я не к тому. За три года вы, наверное, изучили все привычки своего шефа?
– Еще как изучил. Знаю, когда он спит и какой бритвой бреется.
– Это хорошо, хорошо… – Глеб поднялся с глубокого кожаного кресла и зашагал по ковру, по которому он за эти долгие часы прошел, наверное, не один километр.
– А что конкретно вас интересует?
– Я пока сам не знаю. Но думаю, мой расчет верен.
– Какой расчет?
– Извините, Андрей Николаевич, завтра.
– Что завтра?
– Завтра я поделюсь своими соображениями. Они пока еще слишком неопределенные.
– Завтра так завтра. В общем, мужики, я поехал. Боюсь, могут хватиться.
– Ладно, поезжай, – Потапчук встал из-за стола, пожал Решетову руку. Глеб тоже обменялся с Решетовым рукопожатиями.
Когда за Андреем Николаевичем закрылась дверь, Потапчук уверенно сказал:
– Если он пообещал, то сделает.
– Я надеюсь.
– Это в его же интересах.
– И в наших тоже.
* * *
Марина Сорокина созвонилась с Михаилом, со своим вчерашним любовником.– Мне нужна машина и документы, а также то, о чем мы условились, – без лишних разговоров произнесла она тоном, будто отдавала приказ.
– Я уже все сделал.
– Тогда через полчаса я буду у твоего дома. Жди внизу. Мы поедем за город.
– За город? Зачем?
– Любопытство не красит мужчину, поэтому не задавай много вопросов.
– О'кей.
Михаил ждал Марину во дворе, стоя с сигаретой в руке возле своей машины. Он был тепло одет, меховая шапка поблескивала, обсыпанная искрящимися снежинками. Сегодня Михаил тщательно побрился и казался совсем юным без своей щетины, которая делала его мужественнее.
Он помог Марине выйти из машины, сам рассчитался с таксистом. Тот попытался торговаться, но Михаил прикрикнул на него:
– Ты что, за знание иностранных языков такую цену лупишь? Получил сколько дали – и проваливай!
Водитель злобно ударил по газам, резко развернулся и умчался прочь.
– А ты строгий, – сказала Марина, – хоть и выглядишь совсем молодо.
– Я побрился.
– Вижу, вижу.
– А ты выглядишь не только молодо, но и превосходно!
– Ладно, хватит комплиментов. Где документы на машину?
– Вот, – Михаил вытащил из внутреннего кармана куртки документы, – а вон тачка, – показал он вправо.
Поодаль стоял «ниссан» серебристого цвета образца 1988 года. – Полуджип, надеюсь, тебя устроит?
– Ездить по городу – сойдет. Какая у него коробка передач?
– Обыкновения, как у всех машин. А ты что, хотела автомат?
– Мне без разницы. Управлюсь. Где оружие?
– Там, в машине, под тряпками.
– Какое?
– Как заказывала – американская М-16 с оптическим прицелом.
– Прицел чей?
– Тоже американский.
– Винтовка новая?
– Конечно, новая.
– Пристрелянная?
– Вот этого я сам не делал, но думаю, что да.
– Ладно, садись в машину, будешь вести. Бензин залит?
– Да, полный бак и канистра. Куда едем?
– Знаешь за городом какое-нибудь место поглуше?
– Знаю одно на Рублевке.
– Тогда вперед!
Михаил уселся за руль, Марина устроилась рядом.
У кресел были подлокотники, так что чувствовала она себя вполне удобно.
– А чего ты так тепло одет?
– Но мы же едем за город. Так, может, купим мясо и сделаем шашлыки?
– Не надо ничего покупать.
Машина выехала со двора и помчалась по городу.
Михаил вел машину уверенно, как заправский таксист.
И Марина поинтересовалась:
– Слушай, а ты случайно не таксуешь по вечерам?
– Нет, что ты! Мне хватает денег.
– А где ты работаешь?
Она прекрасно знала место работы Михаила, но спросила на всякий случай.
Михаил пустился подробно объяснять, где он работает, чем занят и что в принципе очень доволен своим местом. Ведь оно позволяет довольно часто выезжать за границу за казенный счет, и вообще есть возможность встречаться со многими интересными людьми и, что особенно приятно, с привлекательными женщинами.
Марина усмехнулась:
– Ты, вижу, бабник, Михаил, не правда ли?
– Да, люблю женщин, не скрою.
– Ты был женат?
Марина и на этот счет была хорошо осведомлена, но ей хотелось услышать, что скажет собеседник.
Михаил замялся:
– Был одно время женат, но затем мы развелись. Не сошлись характерами, как принято говорить.
Марина знала, что жена Михаила была из очень хорошей семьи, а бросила мужа потому, что он ей изменял.
Развивать тему Марине не захотелось, и она отделалась дежурной фразой, что семейная жизнь штука сложная.
Серебристый «ниссан» выбрался за кольцевую.
Замелькали белые скатерти полей, перелески с зелеными мазками проступающей из-под снега хвои, мосты над затянутыми льдом речушками. Марина улыбалась.
Она была счастлива наконец-то увидеть эти зимние пейзажи, по которым так соскучилась в чужой, давно опостылевшей жаркой стране.
Марина была счастлива, но почему-то ее вдруг охватили тревога и грусть. Ей показалось, что все это она видит последний раз, что больше ей не суждено вернуться сюда, в страну своего детства.
Меньше чем за час подмосковный пейзаж изменился так, что совершенно не чувствовалась близость огромного города. Тишина, безлюдие, полная оторванность от цивилизации. Марина увидела, как по обочине дороги бредет лошадка, волоча за собой сани с ворохом золотистой соломы.
«Боже мой, – подумала Марина, – жизнь здесь остановилась сто лет назад!»
Михаила же совершенно не занимали виды за окнами машины. Он сосредоточенно смотрел вперед и лишь изредка поглядывал по сторонам, когда нужно было свернуть.
У одного из указателей он притормозил.
– Сворачиваем?
– Как сам знаешь.
– А что ты собираешься делать?
– Приедем – узнаешь.
Серебристый «ниссан» съехал с трассы, на несколько секунд забуксовал в рытвинах, засыпанных снегом.
Затем выбрался на гравийку и побежал веселее.
Они подъехали к берегу реки. Что это за река, Марина не знала и спросила:
– Это Москва-река?
– Нет, это Истра. Мы проезжали рядом с правительственным дачным поселком.
– Вот оно что… – с какой-то затаенной злобой обронила женщина и подумала, что хорошо бы было все устроить именно здесь, среди снегов. Но это, как она понимала, невозможно.
Машина еще немного проехала, затем Марина махнула рукой:
– Стой, вот здесь выходим.
Они вылезли наружу. Мороз был градусов двадцать, и Марина ощутила этот русский холод.
– Возьми оружие, – сказала она.
Михаил достал из багажника плоский и длинный картонный ящик, внутри что-то звякнуло. От этого звука Марина недовольно поморщилась. Оружие, как она была убеждена, не должно звенеть, даже если оно разобрано. Значит, упаковано небрежно.
– Пойдем, пойдем, – махнула она своему помощнику, и они, утопая в глубоком снегу, двинулись к обрывистому берегу замерзшей реки.
Марина увидела сбоку тропинку, узкую, день или два назад протоптанную в снегу, и пошла туда. Михаил последовал за ней, держа под мышкой коричневую коробку. По этой тропинке к реке спускались рыбаки, кое-где были видны места рыбацких стоянок, на льду проглядывали старые, замерзшие лунки. Марина огляделась. Место было подходящим.
– Ну что ж, Михаил, давай сюда наш багаж.
– Держи.
Марина поставила коробку на снег, присела на корточки, развязала веревку и стала вынимать части разобранной винтовки. Марина собрала оружие в считанные минуты – она смогла бы это сделать даже с закрытыми глазами. Проверила, нет ли в патроннике патрона.
– Так, хорошо. А теперь возьми коробку и отойди метров на сто.
– Как, по льду?
– Ну да, по льду. Не бойся, он толстый и тебя выдержит.
Михаил пожал плечами. Пререкаться о чем бы то ни было, видя оружие в руках спутницы, он не посмел и, проваливаясь глубоко в снег, стал пробираться к речке.
Марина зарядила винтовку, передернула затвор, досылая патрон в патронник.
– Ну, иди же, иди!
Она припала щекой к прикладу, ощутив тяжесть оружия и холод металла. Затем посмотрела в окуляр прицела. Михаил, который был шагах в ста от нее, мгновенно приблизился. Она даже видела пряжку на ремне его куртки и могла при желании прочесть надпись на коробке: «SONY».
Она махнула рукой, указывая, чтобы Михаил отошел в сторону.
«Так, теперь глушитель…»
Она навернула на ствол длинный глушитель. Марина любила работать с такими. Этот глушитель гасил не только звук, но и пламя. Все тщательно проверив, она поставила ноги на ширину плеч и изготовилась для выстрела.
Она выстрелила трижды. Звук действительно был не громкий, но достаточно звонкий – будто лопнул воздушный шарик. Марина догадалась, это все из-за зимнего морозного воздуха: ведь в нем звук разлетается во все стороны резко, как осколки сорвавшейся с карниза на асфальт сосульки.
Марина вновь махнула рукой Михаилу, подобрала гильзы со снега и сунула их в карман куртки. Через полторы минуты Михаил вернулся. Марина с удовлетворением посмотрела на три аккуратных отверстия в середине буквы "О", ощупала их указательным пальцем.
– Ну, что скажешь? – спросил Михаил.
– Ты о чем?
– О винтовке, конечно.
– Нормальная винтовка.
Марина быстро ее разобрала, завернула в голубую фланель, сложила в коробку.
– Где ты научилась так стрелять?
– Было время… Я этим делом усиленно занималась.
– Ясно… – вдаваться в подробности Михаил не стал. – Ну а теперь куда?
– А теперь поехали к тебе.
– Ко мне? – чуть удивленно переспросил Михаил.
– Ты же вчера хотел, чтобы я осталась?
– Хотел!
– Вот и поехали. Продолжим наши вчерашние занятия.
Михаил подхватил коробку и отправился к машине.
Марина брела сзади. Настроение у нее было хуже некуда. Ее уже не радовал ни белый искрящийся снег, ни огромные ели, ни морозная свежесть воздуха. Ее вообще ничего не радовало.
И мужчина это почувствовал.
– Что-то случилось? Ты себя неважно чувствуешь? – спросил он, когда они выезжали с проселка на трассу.
– Да нет, чувствую я себя как раз хорошо.
– Тогда что такое? Может, я тебя чем-нибудь обидел?
– Да нет, что ты, Миша.
Марина прикоснулась ладонью к его гладко выбритой щеке, а он, повернув голову, поцеловал Маринины пальцы.
От этого Марине стало еще хуже, но она нашла в себе силы собраться и улыбнуться в ответ. Улыбка получилась вполне искренней и открытой.
– Миш, а ты не боишься, что нас могут остановить и обыскать машину?
– Нет. Кому это придет в голову? Мы что, кавказцы или какие-то бандиты? Мы нормальные люди, возвращаемся из-за города, может, с дачи, едем чинно-благородно, без нарушений… В общем, кому мы нужны?
– Ну, смотри.
Все произошло так, как говорил Михаил. Они проехали четыре или пять постов ГАИ, не нарушая правил дорожного движения, не превышая скорость, и их ни разу не остановили.
Уже в городе Марина сказала:
– Высадишь меня за квартал, а сам поедешь к дому и во дворе поставишь машину. Я приду к тебе через полчаса.
– О'кей, – Михаил внял совету не задавать много вопросов и не стал интересоваться, к чему такие сложности.
Да и не до того ему было: он весь находился в предвкушении, как сейчас займется любовью с этой красивой, страстной, удивительной женщиной.
Когда Михаил открыл Марине дверь квартиры, на нем уже был махровый халат.
– Быстро ты, однако.
– А чего тянуть?
Он привлек женщину к себе, стал расстегивать ее куртку.
– Погоди, погоди, я ужасно озябла, давай выпьем.
– Всегда пожалуйста. Что будешь пить – виски, коньяк?
– Лучше виски.
– О'кей, у меня как раз есть бурбон.
Михаил принес с кухни лед, бросил в бокалы, разлил бурбон и поставил бокалы на журнальный столик.
Марина попросила:
– И принеси мне, пожалуйста, воды.
– Ты собираешься запивать водой? – удивился Михаил.
– Нет, просто пить хочется.
– О'кей.
Михаил вновь ушел на кухню, а Марина вытащила из кармана маленькую таблетку и бросила ее в один из бокалов с виски – туда, где медленно таяли в янтарной сорокапятиградусной жидкости крупные кубики прозрачного льда. Взяв второй бокал, она пригубила виски и с бокалом в руке уселась в угол дивана.
Михаил принес стакан с водой.
– Вот тебе вода.
– Спасибо, – Марина сделала два глотка и поставила стакан на столик. – А ты чего не пьешь? – подавшись вперед, она тронула своим бокалом бокал Михаила.
– Что-то мне не хочется. Потом придется садиться за руль.
– Ничего, выпей. Ты от этого станешь лишь темпераментнее.
– Ради этого можно! – Михаил взял свой бокал, отпил виски.
Марина сидела, опустив голову.
– Ты что грустная такая? – заботливо спросил Михаил. – Может, включить музыку?
– Да, включи. И погромче.
Михаил подошел к музыкальному центру, поставил сверкающий компакт-диск, нажал клавишу, и большую гостиную заполнили грохочущие звуки какой-то негритянской мелодии.
– Сделай еще громче, очень хорошая музыка.
Михаил хотел повернуть регулятор с красной светящейся точкой, но не смог. Его рука ушла в сторону, глаза закатились, лицо стало голубовато-бледным. Согнувшись, он повалился на пол, при падении ударился головой о стойку с аппаратурой. Изо рта вывалился язык. Михаил корчился возле музыкального центра, делая попытки встать, судорожно царапая скрюченными пальцами паркет.
Марина хладнокровно смотрела на предсмертные страдания своего любовника и, сидя в углу дивана, считала:
– ..двадцать один, двадцать два, двадцать три.., сорок девять.., пятьдесят девять, шестьдесят…
Когда она досчитала до шестидесяти трех, тело Михаила лежало неподвижно.
– Прощай, мой дорогой, больше говорить нам с тобой не о чем. И трахаться ты больше уже ни с кем не сможешь.
Марина вышла на кухню, вылила виски в раковину, тщательно вымыла бокалы и минут десять протирала носовым платком все предметы, на которых могли остаться ее отпечатки.
Она нашла ключи от машины в кармане Михайловой куртки, постояла у двери, прислушиваясь, нет ли кого на площадке. Затем аккуратно открыла дверь и, стараясь, чтобы не громко щелкнул замок, закрыла за собой.
«Ну вот и все. Теперь, полковник, обо мне никто не сообщит. Теперь осталось сделать дело. Завтра! Завтра!»
Она твердо настроилась на то, что завтрашний день станет в ее жизни решающим. Это будет последний шаг к обеспеченной и независимой жизни.
Во дворе она никого не встретила, села в серебристый «ниссан» и без приключений добралась до гостиницы.
* * *
Глеб Сиверов и генерал Потапчук кропотливо изучали расписание нефтяного короля на два следующих дня, просматривали пункт за пунктом.– Кремль… Здесь ничего не может быть. Туда даже мышь не проскочит, – говорил Потапчук.
– Вы уверены, Федор Филиппович?
– Абсолютно уверен. Решетов гарантирует.
– Тогда это отпадает. Пресс-конференция…
– И это отпадает. Всех досматривают похлеще, чем на таможне. И к тому же там будет полно наших людей.
Они снова и снова перебирали пункт за пунктом, дотошно обсуждали каждую мелочь, взвешивая любые шансы убийцы. Но пока так и не могли ни на чем остановиться, все варианты казались сомнительными.
К этому времени из Рима уже поступила точная информация. Убийством Аль-Рашида занимались самые лучшие сыщики, которым очень много заплатили за то, чтобы они раскрутили это дело до конца. И уже стало ясно, что в смерти Аль-Рашида действительно повинна женщина. Были найдены отпечатки ее пальцев, был взят Сайд, сообщник Фионы Лоуренс. Так что Потапчук и Сиверов уже знали: Аль-Рашида убила известная террористка, проходившая в сводках Интерпола под кличкой Барби. И сто против одного, что эта Барби сейчас находится в России.
Потапчук только поражался прозорливости Слепого. Непостижимо, что такой вроде бы пустяк, как момент, когда был произведен выстрел, смог ему подсказать, что стреляла женщина. Генерал вновь убедился, насколько бесценен его агент.
– Ну а ты, Глеб, как бы ты действовал на ее месте?
Глеб удрученно покачал головой.
– Мне пока ничего не приходит на ум, генерал. Мне надо побыть одному, сосредоточиться. И тогда, может быть…
– Но у нас нет времени, Глеб! Нет совершенно! Выстрел может прозвучать в любую секунду.
– Не объясняйте мне очевидного.
– И будет ужасно, если твоя задумка не сработает.
– Должна сработать, Федор Филиппович, должна!
Просто надо высчитать, где эта чертова кукла Барби решила стрелять. И мы там должны появиться за десять минут до того, как появится господин Степаныч. И тогда мы победим.
– Послушай, Глеб, а что если нам появляться везде, опережая Степаныча минут на десять-пятнадцать?
Сиверов расхохотался.
– Да вы что, Федор Филиппович! Вот тут уж нас точно поднимут на смех. Представляете, мы появляемся на пресс-конференции!.. Это будет хохма для всего мира. И к тому же таким способом мы можем заложить сами себя.
– Ты, как всегда, прав, дай сигарету.
Глеб подтолкнул пачку, она скользнула по чистому пустому столу. Генерал накрыл ее ладонью, вытряхнул сигарету и закурил.
– Черт побери, меня уже от этих сигарет и кофе воротит!
– Не курите.
– Я не могу. Сигарета мне помогает думать, помогает сосредоточиться.
– Когда приедет Решетов?
Генерал посмотрел на часы, что стояли в углу.
– Минут через десять должен быть.
– Хорошо. Может, он чего-нибудь подскажет, ведь он-то в курсе привычек своего «питомца».
– Да, он в курсе. Но он, честно говоря, всего лишь хороший исполнитель. Он не умеет мыслить так, как ты, Глеб Петрович, и поэтому он навряд ли придумает что-нибудь дельное.
– Я не хочу, чтобы он придумывал, я хочу, чтобы он подсказал. И тогда, Бог даст, мы с вами сообразим, как все устроить наилучшим образом. Кстати, Федор Филиппович, ваши люди привезли то, что я просил?
– Привезли. Со скрипом, с визгом, но все-таки выклянчили. Сам Решетов звонил-. Мы к тому же обещали вернуть изделие, иначе…
– Я все понял, не объясняйте, Федор Филиппович.
А взглянуть можно?
– Пойдем, взглянешь, – генерал и Сиверов поднялись, вышли из кабинета.
В одном из служебных помещений они осмотрели трофей. Правда, Глеб остался не очень доволен, а у генерала то, что он увидел, вызывало взрыв прямо-таки истерического хохота.
– Федор Филиппович, что это вы так веселитесь? – скептично заметил Глеб.
– Да оно ж такое!.. Представляешь, можно подойти и постучать по лбу!
– Подойдите и постучите.
– Да нет уж, уволь. А вообще-то он о мне не нравится.
– Почему?
– Без студийного света оно похоже на труп.
– Типун вам на язык, Федор Филиппович! – Глеб даже рассердился. – Какой труп! Накаркаете еще!..
– Не будь таким суеверным.
– Какие, к черту, суеверия. Малейший наш промах – и мы получаем натуральный труп.
– Накаркаешь!..
– А-а, вот видите!
Генерал стал серьезным.
– Что делать-то будем, Глеб?
– То же, что и раньше: думать. Попробуем вычислить, что может прийти в голову нашему дражайшему объекту.
– Да, но как мы вычислим? Мы же с тобой не психоаналитики, не экстрасенсы. Ты, Глеб, не Кашпировский, а я не Чумак.
– Это точно. Но мы должны быть проницательнее и Чумака, и Кашпировского. И только тогда добьемся успеха.
– Да-а, – генерал опять закурил.
Появился помощник.
– Андрей Николаевич Решетов приехал. У вас в кабинете дожидается.
– Сейчас идем. Пошли, Глеб. Вдруг, все-таки Решетов сможет навести нас на мысль? – «То ли сможет, то ли нет…» – подумал Глеб, не рассчитывая на простое решение этой сложной задачи.
В кабинете Решетов бодрой походкой подошел к Потапчуку, крепко пожал ему руку, потом поприветствовал Глеба.
– Ну что, господа авантюристы, как дела продвигаются?
– Пока дела не продвигаются: нам надо знать, где еще, кроме указанных в расписании мест может появиться ваш подопечный.
– Могу вас порадовать: стало известно кое-что новенькое, хотя определенности не прибавилось…
Глеб напрягся.
– Что же это за новенькое?
– Он попросил изменить расписание своего рабочего дня, передвинуть несколько встреч на более поздний срок, освобождая себе форточку.
Глава 22
Если на место Мерцалова Глеб мог легко поставить себя и таким образом просчитать все ходы своего соперника, то как быть с Барби? Ведь всем известно, что женская логика нелогична, что женщина в критической ситуации действует часто наперекор всякой логике.
Весь женский род непредсказуем. И эта проклятая Барби может повести себя совершенно не адекватно обстоятельствам.
«Если бы я ее знал! Если бы мне удалось с ней пообщаться, или хотя бы последить за ней пару дней, то тогда все упростилось, я смог бы составить представление о ее приемах. А так информация о Барби весьма скудная. Есть, конечно, перечень дел, за которые ее разыскивает Интерпол, есть несколько ее фотографий…»
По поводу фотографий Сиверов не обольщался: изменить внешность, изменить манеру поведения не составляет большого труда, особенно для женщины, если к тому же этому обучают опытные визажисты, психологи. Так что о фотографиях можно забыть, они ничего не дадут. Ситуация складывалась отвратительная:
Глеб преследовал невидимого врага; преследовал, вместо того чтобы опередить на шаг и подстеречь в засаде.
А время шло, бежало, летело – и играло против Сиверова… Помимо всего прочего, Глеба тревожило, что Барби – как он был уверен – известно о Черных что-то такое, чего не знает ни он, Глеб Сиверов, ни генерал Потапчук, ни даже начальник охраны нефтепромовского «папы» генерал Решетов.
Глеб не сомневался: этот самый момент, не известный им, но известный Барби, и является ключом к успеху. И на него женщина-убийца делает основную ставку. Она чрезвычайно хитра, расчетлива и осторожна, чтобы действовать наобум. В этом он убедился, досконально изучив ее досье: Барби всегда выполняла работу безупречно чисто, почти не оставляя следов. И лишь дважды прокололась, если то, что случилось, можно назвать проколом. Подобное случалось и с самим Сиверовым.
«Нет, это всего лишь обстоятельства помогли сыщикам в Германии сесть ей на хвост. Но все-таки она от них ушла и оказалась в безопасности. Скорее всего, что и сейчас она продумала ходы отступления. А не переоцениваю ли я ее? – спросил себя Глеб. – Едва ли. И в любом случае лучше врага переоценить, чем недооценить. Лучше подстраховаться пять раз, тогда можно чувствовать себя спокойнее».
Глеба волновало и другое – чтобы не случилось ничего непредвиденного, чтобы Барби не спугнули и она не залегла на дно.
«Интересно, – прикидывал Глеб, – связана она с Олегом Мерцаловым или нет? Знает она об его гибели или нет?»
Вопрос был немаловажный, как и тот, кто стоит за Барби, кто организовывал покушение.
Рассуждения генерала Потапчука и генерала Решетова о том, что убийство Черных и срыв контракта выгодны приспешникам Саддама Хусейна, Глеба никак не устраивали, в них не было конкретики. Его интересовал непосредственный заказчик. Человек, который давал киллерше задание, безусловно, сам разработал и план покушения. Но о том, чтобы сейчас вычислить и отыскать этого человека, не могло быть и речи – роковой выстрел мог прогреметь в любую минуту, и нужно было спешить.
Весь женский род непредсказуем. И эта проклятая Барби может повести себя совершенно не адекватно обстоятельствам.
«Если бы я ее знал! Если бы мне удалось с ней пообщаться, или хотя бы последить за ней пару дней, то тогда все упростилось, я смог бы составить представление о ее приемах. А так информация о Барби весьма скудная. Есть, конечно, перечень дел, за которые ее разыскивает Интерпол, есть несколько ее фотографий…»
По поводу фотографий Сиверов не обольщался: изменить внешность, изменить манеру поведения не составляет большого труда, особенно для женщины, если к тому же этому обучают опытные визажисты, психологи. Так что о фотографиях можно забыть, они ничего не дадут. Ситуация складывалась отвратительная:
Глеб преследовал невидимого врага; преследовал, вместо того чтобы опередить на шаг и подстеречь в засаде.
А время шло, бежало, летело – и играло против Сиверова… Помимо всего прочего, Глеба тревожило, что Барби – как он был уверен – известно о Черных что-то такое, чего не знает ни он, Глеб Сиверов, ни генерал Потапчук, ни даже начальник охраны нефтепромовского «папы» генерал Решетов.
Глеб не сомневался: этот самый момент, не известный им, но известный Барби, и является ключом к успеху. И на него женщина-убийца делает основную ставку. Она чрезвычайно хитра, расчетлива и осторожна, чтобы действовать наобум. В этом он убедился, досконально изучив ее досье: Барби всегда выполняла работу безупречно чисто, почти не оставляя следов. И лишь дважды прокололась, если то, что случилось, можно назвать проколом. Подобное случалось и с самим Сиверовым.
«Нет, это всего лишь обстоятельства помогли сыщикам в Германии сесть ей на хвост. Но все-таки она от них ушла и оказалась в безопасности. Скорее всего, что и сейчас она продумала ходы отступления. А не переоцениваю ли я ее? – спросил себя Глеб. – Едва ли. И в любом случае лучше врага переоценить, чем недооценить. Лучше подстраховаться пять раз, тогда можно чувствовать себя спокойнее».
Глеба волновало и другое – чтобы не случилось ничего непредвиденного, чтобы Барби не спугнули и она не залегла на дно.
«Интересно, – прикидывал Глеб, – связана она с Олегом Мерцаловым или нет? Знает она об его гибели или нет?»
Вопрос был немаловажный, как и тот, кто стоит за Барби, кто организовывал покушение.
Рассуждения генерала Потапчука и генерала Решетова о том, что убийство Черных и срыв контракта выгодны приспешникам Саддама Хусейна, Глеба никак не устраивали, в них не было конкретики. Его интересовал непосредственный заказчик. Человек, который давал киллерше задание, безусловно, сам разработал и план покушения. Но о том, чтобы сейчас вычислить и отыскать этого человека, не могло быть и речи – роковой выстрел мог прогреметь в любую минуту, и нужно было спешить.