Страница:
«Наживка есть, – подумал Мерцалов, – скоро подплывет и рыба. Хищная рыба, но не такая большая, чтобы ее не могла съесть еще более крупная», – его взгляд задержался на чучеле щуки, висевшем над дверью.
Появился Батулин, сел рядом с Шарлоттой, они представились друг другу, между ними завязался разговор, который был слышен Мерцалову.
Олег старательно собирал вилкой крошки бекона.
Он не спешил покидать бар, желая присутствовать при всем разговоре Батулина и Шарлотты. Они еще не приступили к завтраку, а Валентин уже приветливо улыбался соблазнительной женщине, всячески выказывая ей свою симпатию.
Мерцалов сообразил: недалек тот миг, когда они начнут говорить о главном – о месте и времени свидания наедине. Он прикидывал в уме – вряд ли это произойдет в домике для рыбной ловли, там климат не подходящий. Холода не замечаешь, когда сидишь близко к жаровне в свитере, теплом трико, поддетом под джинсы. Но стоит раздеться, как тут же ощутишь, что половина тела буквально поджаривается, а другая половина леденеет от потока холодного воздуха, идущего из отверстия в полу.
«Ну совсем как в русском деревенском туалете», – усмехнулся Мерцалов.
Батулину и Шарлотте разговаривать было чрезвычайно сложно. Шарлотта совсем слабо знала английский, да и эти познания сводил на пет страшный акцент. Батулин знал язык лучше, но ему приходилось подбирать слова. Женщина то и дело сбивалась на немецкий, которым владела, наверное, в совершенстве.
– Если бы вы, – говорила женщина, – были датчанином, а я шведкой, мы с вами договорились бы лучше некуда.
– Вы знаете датский?
– Нет, но он настолько похож на шведский, что спросонья можно и не отличить, – женщина сделала ударение на слове «спросонья».
«Если быть точным, – отметил про себя Мерцалов, – то мне следовало бы перевести его „после сна“».
Прошло всего минут десять после их знакомства, а можно было подумать, что за столиком сидят старые приятели. Наверняка и Шарлотта, и Валентин уже не раз приезжали в такие маленькие отели, где отдыхают богатые, но приличные люди. Никаких тебе бандитов и проституток здесь днем с огнем не сыщешь. Респектабельный, спокойный отдых. А значит, здесь можно поразвлечься без риска для здоровья и уж, во всяком случае, без риска для своей безупречной репутации и денег.
А репутацией Шарлотта наверняка дорожила. Она хоть и вела себя с Батулиным довольно игриво, но осудить ее пока что было не за что. Немного экзальтированная, привыкшая флиртовать женщина, но не более того.
"Ну же, ну же, – мысленно подталкивал их Мерцалов, – договоритесь наконец, и начнем действовать.
Все вместе, втроем. Вы ведете свою игру, а я поведу свою. И во что бы вы ни играли, победа останется за мной, потому что я профессиональный игрок. Я не тот, кто покупает чужую смерть, я тот, кому за нее платят".
Мерцалов любил немного выспренние выражения, когда рассуждал о своих занятиях. Его не устраивало слово «убивать», Олег избегал произносить его даже в мыслях, тяготея к более мягким синонимам типа «убрать», «ликвидировать», «обезвредить».
«Приговор выносит судьба – я исполнитель», – Мерцалов на секундочку прикрыл глаза за бесполезными с точки зрения окулиста стеклами очков.
Тонирующий слой был нанесен таким образом, что покрывал и обратные края стекол, чуть выступающих из-за лица, – такие своеобразные зеркальца заднего вида, только совсем незаметные. И, сидя спиной к беседующим, Мерцалов мог разглядеть их руки, непрестанно жестикулирующие, выражения лиц.
«Непременно сегодня они трахнутся. Вернее, захотят трахнуться», – хищно усмехнулся Мерцалов, промакивая губы салфеткой.
Правда, рыбалку для рыболова не заменят ни спиртное, ни секс. Если уж ты приехал на рыбалку, значит, в первую очередь занимайся ею, а в ожидании поклевки можешь предаться фантазиям о прочих утехах. Да-да, рыбалка – это удел мечтателей, людей, которым хочется выключиться из истинного течения времени. Рыбалка – не промысел, не способ времяпрепровождения, а священнодействие. И приверженцы этой религии забрасывают удочку с такими же трепетом и надеждой на чудо, с какими верующие приходят в церковь.
Поэтому Батулин и Шарлотта вряд ли пренебрегнут рыбной ловлей ради занятия любовью и договорятся на вечер.
Мерцалову вновь пришлось усмехнуться, потому что он заметил, как Валентин Батулин приблизил свой ботинок к дутым сапогам женщины и коленом коснулся ее колена. При этом его лицо оставалось таким же невинным, как и в первый день его рождения: блаженная улыбка, предупредительно вскинутые брови, мол, я исполню любое ваше желание, кроме, конечно, отложить рыбалку.
Шарлотта чуть развела ноги и сжала коленями колено Батулина, при этом глаза ее блестели, словно в них раздуло ветром два уголька. Мерцалов весь превратился в слух и в зрение.
– Мы встретимся сегодня? – Батулину приходилось говорить достаточно громко и отчетливо – так, чтобы Шарлотта смогла разобрать английские слова.
Она наклонила голову к плечу – скорее утвердительно, чем отрицательно.
– Все может быть, – промурлыкала она. По всей видимости, эту фразу она любит повторять довольно часто, поскольку такая формулировка ни к чему не обязывает – не собеседника, конечно, – а ее саму.
– Я мог бы прийти к вам, – по тону Батулина стало понятно, он не уверен, что произнесенное им «мог бы прийти» Шарлотта не истолковала как «приду».
Шарлотта рассмеялась, допила кофе и вынула из стакана для салфеток остро отточенный карандашик, которым постояльцы записывали в меню заказы на завтрашний день.
– О'кей? – выдохнул Батулин.
– Если мужчина приходит к женщине, – Шарлотта раздвинула уголки губ так, что появилась узенькая перламутровая полоска ровных зубов, – то это не очень хорошо.
– Шарлотта, вы против? – вторая нога Батулина двинулась вперед.
– Да. Но если поздно вечером женщина случайно зайдет в соседний номер.., вернее, у нее кончится газ в зажигалке и нечем будет прикурить, а бармен уйдет спать…
– Я понял, – и Батулин быстро назвал номер своих апартаментов.
Когда в разговоре прозвучало числительное, тут же возникла непреодолимая проблема. Можно вполне сносно знать язык, но если долго не практикуешься, то числительные, когда ловишь их на слух, остаются тайной за семью печатями. Еще до десяти, до двадцати можно разобрать, но если говорят быстро, все сливается в абсолютно лишенный смысла звуковой поток. Наверное, поэтому на Западе принято называть номера телефонов по одной цифре, а не трехзначными и Двузначными числами, как это делают у нас.
Шарлотта опять засмеялась и покачала головой.
– Ничего не поняла, – она протянула собеседнику карандаш и сложенную вчетверо салфетку.
Батулин аккуратно, как первоклассник в прописях, вывел цифры, затем нарисовал циферблат часов и поставил возле него вопросительный знак.
Мерцалову, не знай он, где поселился Батулин, пришлось бы довольно туго, ведь цифры он видел в зеркальном изображении. Но все равно читал их и запоминал, пока исключительно ради тренировки.
– 0-хо-хо! – произнесла Шарлотта, водя кончиком карандаша над нежной бумагой салфетки. – 0-хо-хо, это довольно сложно – выбрать время.
– Смелее, – подбадривал Батулин.
«В Москве ты, наверное, обходишься менее изысканной беседой с женщинами, а перед ней корячишься», – щурил глаза Мерцалов, водя вилкой по дну пустой тарелки.
Кофе тоже не оставалось, но позволить себе подняться или сделать жест бармену он не мог, боялся упустить что-нибудь важное. Что может быть важнее времени назначенной встречи? Она являлась ключом ко всему плану Мерцалова, который любил действовать не только наверняка, но изобретательно и чрезвычайно жестоко.
– Да-да, а во сколько же темнеет? – наморщила лоб Шарлотта. Она прочертила карандашом внутри нарисованного циферблата штришок возле четырех часов, затем провела от него по движению часовой стрелки линию и остановилась возле двенадцати.
Мерцалова позабавила такая предусмотрительность.
Женщина сперва указала четыре часа, когда темнеет, а затем указала двенадцать, чтобы Батулин, не дай Бог, не спутал двенадцать дня и двенадцать ночи.
– Ну что ж, вот мы и договорились. Какое вино вы предпочитаете?
– Шампанское, – ответила Шарлотта и чуть повела плечами.
Валентин сразу сообразил, что она хочет, покинуть бар, поднялся.
Женщина встала.
– Спасибо за беседу, Валентин. Не надо меня провожать, встретимся вечером.
Батулин отодвинул ее стул.
– Ну что ж, до вечера, – вздохнул Батулин.
Глаза его вспыхнули и погасли. Затем в них засветился совсем другой огонь – огонь рыболовного азарта.
Мерцалов сомневался, правильно ли он рассмотрел, все-таки расстояние было порядочное да и попробуй разберись в зеркальном отражении, куда показывает часовая стрелка. А цифры возле делений ни Шарлотта, ни Батулин проставить не догадались.
Олег дождался, когда Батулин выйдет из бара, поднялся и подошел к окну, якобы посмотреть, какая стоит погода. Одной рукой он развел планки тонких металлических жалюзи, а второй прихватил со стола салфетку, на которой были нарисованы часы и написано несколько цифр.
Шарлотта уже шла по направлению к озеру, держа в руке короткую удочку. Одета она была во все серое, если не считать темно-синих сапог, доходивших ей почти до колена.
Даже не глянув на салфетку, зажатую в левой руке, Мерцалов вышел из бара и только тогда сунул скомканную салфетку в карман. Зайдя в номер, он стал одеваться потеплее. После каждой надетой вещи он замирал, прислушиваясь. Батулин все еще возился в своем номере.
«Наверняка снасти распаковывает, кумекает, с какими лучше рыба ловиться будет».
Вскоре хлопнула дверь соседнего номера. Выждав секунд двадцать, Мерцалов тоже покинул свои апартаменты. Он заметил, как мелькнула спина Батулина за поворотом коридора, затем увидел его на крыльце и нагнал на берегу озера.
Батулин чуть испуганно оглянулся.
«Наверное, ночные страхи не прошли».
Мерцалов дружелюбно улыбнулся. Батулин что-то пролепетал по-английски насчет великолепной погоды, после чего Олег снял перчатку с пышными меховыми отворотами и подал ему руку.
– Да, отличная сегодня погода, – сказал Мерцалов по-русски. – Давайте знакомиться: Александр Слипин.
– Ой-ля…
Батулин вяло пожал протянутую ладонь и продолжал настороженно смотреть на своего нового знакомого, колеблясь, ответить ли тоже по-русски или изображать из себя гражданина любой другой страны.
– Да не тушуйтесь, – рассмеялся Мерцалов, – я с первого взгляда на вас понял – русский. Не ошибся? – он надел перчатку и зашагал рядом с напряженным Батулиным.
– Как вы поняли? – выдавил из себя Валентин. Его нерешительность в ответе чувствовалась еще и потому, что он продолжал говорить с каким-то диким деланным акцентом, как будто держал во рту огромный комок жевачки.
– Я это по глазам определяю, – Мерцалов повернулся лицом к Валентину, и тот увидел лишь поблескивающие стекла очков, но никак не выражение глаз собеседника.
– По глазам? – изумился Батулин. – У меня какие-нибудь особенные глаза?
– В том-то и дело, что не особенные, а самые обыкновенные. Обыкновенные глаза обыкновенного русского человека.
– Не может быть!
Батулин, если бы имел под рукой зеркальце, обязательно заглянул бы в него.
– Может! – настаивал на своем Мерцалов. – Я же узнал.
В этот момент он не чувствовал никакой ненависти к Батулину, ему было искренне весело разыгрывать собеседника. Как каждый профессионал, он не имел права испытывать никаких эмоций – только холодный расчет. Жертвы являлись для него всего лишь материалом, переработав который, он получает деньги. Так поступает хирург с оперируемым. Ведь ему нет дела до боли, которую испытывает привязанный к операционному столу больной, – это забота анестезиолога. Лишь бы не дергался пациент, лишь бы не мешал делать ровные, быстрые, просчитанные движения острым скальпелем.
– И все же глаза здесь ни при чем, – Батулин уже немного отошел от первого испуга.
Разговор шел безобидный. Человек, назвавшийся Слипиным, наверняка просто коротал время и радовался, что встретил в засыпанной снегом Норвегии земляка.
– Конечно же, дело не в этом, – сдался Мерцалов и остановился. – Вы можете снять перчатки?
– А зачем?
– Снимите, тогда я "все объясню.
Батулин снял. Над его теплыми руками поднимался еле заметный пар. Мерцалов сказал:
– Впрочем, достаточно было снять только правую.
Батулин натянуто засмеялся.
– Я уж думал, вы заметили у меня несуществующую татуировку «Север» или «Не забуду мать родную».
А дело оказывается куда как проще.
– Ну вот, теперь и вы все поняли – обручальное кольцо. Католики и протестанты носят его на левой руке.
– А если я разведенный немец? – усмехнулся Батулин.
– Про это можете рассказывать женщине, сидевшей с вами за столом, – переводил разговор в нужное ему русло Мерцалов.
Батулин вновь напрягся.
– Ну-ну, не комплексуйте! – хлопнул его по плечу Олег. – На отдыхе все мужчины холостые-неженатые, верно?
– Верно, – на этот раз Батулин рассмеялся непритворно. – Красивая женщина, правда? И, как мне показалось, не привыкла с ходу бросаться в объятия.
– К сожалению, вы меня опередили, – сокрушенно покачал головой Мерцалов. – Честно говоря, я заприметил ее вчера, но устал, было не до секса и даже не до разговоров. Приехал, немного посидел на озере и лег спать. Думал, отосплюсь и утром подкачу к этой красотке.
– Да, кто не успел, тот опоздал, – самодовольно сказал Батулин. – Но не огорчайтесь, у вас еще есть шанс. Я не собираюсь здесь долго задерживаться, и когда я уеду, то вы вполне сможете занять образовавшуюся пустоту в ее отдыхе. Только не откладывайте на потом…
– Я подумаю. Но, боюсь, мне самому придется уехать довольно скоро.
– Вы живете в России? В Москве? – поинтересовался Валентин, пытаясь припомнить, приходилось ли ему когда-нибудь прежде сталкиваться с теперешним собеседником. По мнению Валентина, выглядел тот как житель столицы, без провинциальных комплексов разбогатевшего недоучки.
«Этот человек наверняка привык к большим деньгам и не старается выставить их напоказ», – рассуждал довольно наблюдательный Батулин.
– Не совсем, – ответил Мерцалов. – Родился-то я в Москве, вырос там, получил образование, а потом Подумал-подумал и уехал.
– Далеко?
– В Новосибирск, там мне понравилось, – Мерцалов назвал первый попавшийся город, помня по досье Батулина, что тому не приходилось забираться за Урал.
– Для жителя Сибири вы выглядите почти что негром.
– Вот поэтому я и здесь. Надоели мне и Золотые Пески, и Анталия, и Куба с ее проститутками. Дал я себе зарок, что поеду следующий раз отдыхать только в цивилизованное место.
– И я решил точно так же. Если не секрет, чем занимаетесь? Свой бизнес?
– Свой бизнес.
– Какой?
– Большой, полезный и разный, – рассмеялся Мерцалов. – Это раньше хвалились профессиями, а теперь говорят о своих занятиях неохотно, словно о венерических болезнях.
– Не обижайтесь, что обошел вас на повороте.
Я имею в виду Шарлотту, – сказал Батулин немного извиняющимся тоном и бросил взгляд на стоявший неподалеку пустой домик для рыбалки. – Может, и в ловле рыбы я встану вам поперек дороги? Если хотите рыбачить здесь, этот домик ваш.
– Нет, я присмотрел себе другое место.
– Лучшее?
– Не лучшее и не худшее, просто у меня, как у каждого рыбака, свои заморочки.
Мужчины распрощались почти что друзьями, и Мерцалов заспешил к самому крайнему домику, до которого от берега озера было метров семьдесят-сто. Дойдя до него, он воткнул в держатель флажок, означающий, что место для рыбалки занято, и зашел внутрь.
Он растопил жаровню, насыпав в нее как можно больше угля, размотал снасть, но не стал забрасывать ее в лунку, а лишь закрепил на подставке. Несколько раз вздохнул, как делает ныряльщик перед тем, как броситься в воду, и развернул карту.
По ней он определил направление до ближайшего поселка, где находился телефон. По лесу его отделяло от этого места всего лишь два километра. Даже если учесть, что по глубокому снегу бежать нельзя, то смотаться туда и обратно – это час, от силы полтора.
Мерцалов не открывал дверь, ведь она выходила на озеро и его могли заметить. Прежде чем покинуть домик, он прикрепил к дверной ручке длинную тонкую шерстинку, вытянутую из шарфа, а другой ее конец зацепил между досками обшивки. Она оставалась практически невидимой, но если бы кто-нибудь открыл дверь в его отсутствие, потом это легко можно было бы установить.
Мерцалов беззвучно открыл окно, выходящее на лес, придерживая рукой стекло, чтобы случайно не задребезжало. Рамы в окнах домиков, сделанных в традиционном для Норвегии стиле, изготавливались из дерева, и стекло крепилось обыкновенным деревянным штапиком на гвоздиках. Мерцалов соскочил в снег, задернул занавеску, затем плотно прикрыл рамы. Пригибаясь, он побежал по направлению к лесу.
Его исчезновения никто не заметил. Мерцалов быстро преодолел открытое пространство и юркнул за низкие елки. Он шел быстрым шагом, насколько это возможно, когда проваливаешься по колено в снег, дышал ровно и глубоко. Вскоре идти стало легче, хоть он и поднимался на гору. Но тут слой снега был куда тоньше, из-под него местами даже проступали камни.
Взобравшись на верх холма, Олег оглянулся. Озеро было видно отсюда как на ладони. Мерцающий под солнцем снег, маленькие домики, над крышами вьется дымок, идиллическое зрелище – рождественская открытка, да и только! Затем он посмотрел вперед. В ложбине, окруженное лесом, через который пробивалась ровная линия шоссе, застыло в снегу, будто карамельки на кремовом торте, небольшое селение. Строгая по архитектуре церковь с высоким шпилем и аккуратные, словно игрушечные, строения.
Вычислить, где находится почта, было несложно.
На центральной площади приезжий всегда отыщет то, что нужно – самый большой магазин, церковь, почту и гостиницу. Стандартная планировка для каждого населенного пункта в любой части света.
Мерцалов смотрелся для здешних мест достаточно странно. Тут уже давно никто не ходил пешком, времена троллей и Пера Гюнта миновали безвозвратно. Он шел прямо посередине хорошо расчищенной от снега улицы с видом человека, который спешит по делу. В общем-то так оно и было. Может, кто-нибудь из местных и заметил его, но это Мерцалова не беспокоило: даже если кто и увидит, то не запомнит. Капюшон, наброшенный на голову, пышная опушка надежно скрывали лицо от посторонних глаз.
А вот и площадь. Возле бессмысленного в такой мороз пожарного крана, торчащего здесь, наверное, с начала века, примостилась абсолютно новая телефонная будка.
"Смешные провинциалы! – подумал Мерцалов. – Звонят из таксофона от силы один раз в год, а денег на него не пожалели. Хотят, чтобы все было как у людей.
Ну что ж, мне это на руку".
Он отодвинул дверь будки, вставил в прорезь аппарата карточку и набрал длинный номер с международным кодом. С полминуты в трубке что-то потрескивало, гудело, потом послышался громкий щелчок и чье-то дыхание. Человек, взявший трубку, не спешил спрашивать, кто ему звонит, не спешил называться сам, словно ждал этого звонка и сейчас ему недоставало только подтверждения.
Мерцалов поднес к микрофону брелок, на котором были укреплены ключи от машины, и нажал одну из кнопок. Прозвучала незамысловатая мелодия. Мерцалов вслушивался в тишину на том конце провода. Там зашуршало, и раздалась другая мелодия – посредник, действовавший от имени заказчика убийства, дал отзыв на пароль, теперь все в порядке, можно приступать к разговору.
Но и разговор для непосвященного оказался бы совсем непонятным.
– Через два, на сегодня, – сказал Мерцалов.
– Понял, – глухо ответил знакомый ему голос, и в трубке запищали короткие гудки.
«Отрапортовал. Можно приступать непосредственно к делу, – думал Мерцалов, спеша по пустынной улице вдоль занесенных снегом живых изгородей. – Небось, недоумевают, почему так рано. Но это моя забота. Неохота здесь рассиживаться, к тому же подвернулась такая великолепная возможность позабавиться».
Мерцалов не чувствовал усталости, когда взбирался на крутой холм, к его непокрытой лесом вершине. Он вновь увидел озеро, маленькие домики, хвосты дыма над их крышами, проследил цепочки следов. Нет, к его домику никто не подходил, разве что потом заметал следы. Но это маловероятно.
И он, глубоко проваливаясь в снег, побежал с откоса, то и дело натыкаясь на стволы деревьев, хватаясь за них руками. Не прошло и двадцати минут, как он уже был на берегу озера. Используя низкие ели как прикрытие, он немного отошел в сторону – так, чтобы его никто не видел. Солнце уже опустилось довольно низко, тень леса легла на лед, накрыв ею и домик, в котором якобы безвылазно удил рыбу Мерцалов.
Пригнувшись, он пробежал по льду, стараясь попадать в следы, оставленные прежде, и, распахнув окно, перевалился животом через подоконник. Первым делом Олег осмотрел волосок от шарфа. Тот остался нетронутым.
«Ну вот и отлично! Окно закрыто, здесь тепло, остается только для полного счастья поймать крупную рыбу. Как все-таки греет душу знание того, какие произойдут события, когда другие об этом и не догадываются! Есть прелесть в жизни, просчитанной наперед, хотя некоторые и говорят, что так жить скучно. Единственное, чего не хочется знать, так это дня и часа собственной смерти. Но человек моей профессии должен готовить себя к тому, что не доживет до старости и не умрет своей смертью. Умереть своей смертью – жребий бедных и не рисковых людей. Если ты богат, а тем более, живешь в России, жди бомбы, подложенной в подъезде, в автомобиле, жди автоматной очереди в спину, влетевшей в форточку гранаты. Жди, что детей твоих украдут, что жену твою похитят и изнасилуют. Это все плата за владение большими деньгами. А если хочешь жить тихо и мирно – раздай деньги нищим и больше не высовывайся».
«Значит, в „Пещеру горного короля“ уже пришел факс».
Он отдернул занавеску на втором окне, выходящем на озеро.
Все дальнейшее происходило в точности, как он предвидел. Девушка-администратор в наброшенной на плечи лисьей шубе вышла из отеля, держа в руке лист бумаги. Остановилась в некоторой растерянности, кого-то высматривая на льду.
– Да здесь я, здесь, ты же ко мне идешь, – пробормотал Мерцалов.
Девушка торопливо шла по льду, решая, к какому домику подойти.
«В ближайшем сидит Шарлотта», – думал Мерцалов.
Девушка остановилась возле двери, постучала. Показалась белокурая голова Шарлотты. Затем женщина вышла на лед, оживленно жестикулируя, начала объяснять, что, мол, мистер Слипин рыбачит либо там, либо вон там, но никак не в тех домиках, потому что они уже были заняты, когда она пришла на озеро, а Слипин пришел позже.
Девушке-администратору оставались на выбор только два домика. Домик Батулина располагался ближе и, естественно, она зашла в него.
Вновь состоялся короткий разговор. Батулин уже точно указал, где следует искать лже-Слипина.
Мерцалов сам пошел навстречу девушке, перед этим пробежав пару кругов возле домика, вроде бы согреваясь, а на самом деле затаптывая свои следы, которые он оставил, залезая в окно. Следы, ведущие к лесу, уже успел замести ветер.
– Простите, мистер Слипин, что отрываю вас от рыбалки, – произнесла девушка и слегка закашлялась.
– Пустяки, все равно мне пока не везет, ничего не поймал.
– Пришло на ваше имя, – девушка протянула факс, напечатанный по-английски.
Он был немногословным. В нем говорилось, что мистер Слипин, сотрудник какой-то фирмы с неудобочитаемым названием, в конце которого можно было разобрать лишь «International», должен прервать отдых и встретиться завтра утром со своим рекламодателем.
Тон, в котором было составлено послание, указывал на одно: отказаться Слипин не имеет права.
Мерцалов умело изобразил досаду и огорчение.
– Не дадут отдохнуть!
– Сожалею, что нарушила ваши планы, но, как понимаю, эта бумага очень важна для вас.
– Что ж, дело есть дело, – вздохнул Мерцалов, неуклюже забираясь в домик.
А затем, как бы в раздражении, бросил факс в пылающую жаровню. Огонь тут же охватил бумагу, и она рассыпалась черными хлопьями.
– Придется ехать, – Мерцалов смотал удочку и зашагал рядом с девушкой.
Вид его был настолько мрачен, что администратор даже не пыталась с ним заговаривать. К чему дергать человека, если он и без того расстроен?
Но в холле гостиницы она не выдержала, все-таки была от природы словоохотлива.
– Мистер из соседнего номера просил передать, что желает вам отличной рыбалки…
– Я его понял, – усмехнулся Мерцалов, – и могу вас заверить" он имеет в виду не рыбу.
Администратор пожала плечами. В ее обязанности не входило разбираться в тонкостях отношений между постояльцами.
– Мы сможем выплатить вам неустойку за неиспользованный отдых лишь начиная с завтрашнего дня, – извинялась администратор, листая книгу регистрации и просматривая номера заказов.
– Что вы, это лишнее, – возразил Мерцалов.
– Как это? – вырвался у девушки удивленный вопрос, деньги ведь были немалые.
Появился Батулин, сел рядом с Шарлоттой, они представились друг другу, между ними завязался разговор, который был слышен Мерцалову.
Олег старательно собирал вилкой крошки бекона.
Он не спешил покидать бар, желая присутствовать при всем разговоре Батулина и Шарлотты. Они еще не приступили к завтраку, а Валентин уже приветливо улыбался соблазнительной женщине, всячески выказывая ей свою симпатию.
Мерцалов сообразил: недалек тот миг, когда они начнут говорить о главном – о месте и времени свидания наедине. Он прикидывал в уме – вряд ли это произойдет в домике для рыбной ловли, там климат не подходящий. Холода не замечаешь, когда сидишь близко к жаровне в свитере, теплом трико, поддетом под джинсы. Но стоит раздеться, как тут же ощутишь, что половина тела буквально поджаривается, а другая половина леденеет от потока холодного воздуха, идущего из отверстия в полу.
«Ну совсем как в русском деревенском туалете», – усмехнулся Мерцалов.
Батулину и Шарлотте разговаривать было чрезвычайно сложно. Шарлотта совсем слабо знала английский, да и эти познания сводил на пет страшный акцент. Батулин знал язык лучше, но ему приходилось подбирать слова. Женщина то и дело сбивалась на немецкий, которым владела, наверное, в совершенстве.
– Если бы вы, – говорила женщина, – были датчанином, а я шведкой, мы с вами договорились бы лучше некуда.
– Вы знаете датский?
– Нет, но он настолько похож на шведский, что спросонья можно и не отличить, – женщина сделала ударение на слове «спросонья».
«Если быть точным, – отметил про себя Мерцалов, – то мне следовало бы перевести его „после сна“».
Прошло всего минут десять после их знакомства, а можно было подумать, что за столиком сидят старые приятели. Наверняка и Шарлотта, и Валентин уже не раз приезжали в такие маленькие отели, где отдыхают богатые, но приличные люди. Никаких тебе бандитов и проституток здесь днем с огнем не сыщешь. Респектабельный, спокойный отдых. А значит, здесь можно поразвлечься без риска для здоровья и уж, во всяком случае, без риска для своей безупречной репутации и денег.
А репутацией Шарлотта наверняка дорожила. Она хоть и вела себя с Батулиным довольно игриво, но осудить ее пока что было не за что. Немного экзальтированная, привыкшая флиртовать женщина, но не более того.
"Ну же, ну же, – мысленно подталкивал их Мерцалов, – договоритесь наконец, и начнем действовать.
Все вместе, втроем. Вы ведете свою игру, а я поведу свою. И во что бы вы ни играли, победа останется за мной, потому что я профессиональный игрок. Я не тот, кто покупает чужую смерть, я тот, кому за нее платят".
Мерцалов любил немного выспренние выражения, когда рассуждал о своих занятиях. Его не устраивало слово «убивать», Олег избегал произносить его даже в мыслях, тяготея к более мягким синонимам типа «убрать», «ликвидировать», «обезвредить».
«Приговор выносит судьба – я исполнитель», – Мерцалов на секундочку прикрыл глаза за бесполезными с точки зрения окулиста стеклами очков.
Тонирующий слой был нанесен таким образом, что покрывал и обратные края стекол, чуть выступающих из-за лица, – такие своеобразные зеркальца заднего вида, только совсем незаметные. И, сидя спиной к беседующим, Мерцалов мог разглядеть их руки, непрестанно жестикулирующие, выражения лиц.
«Непременно сегодня они трахнутся. Вернее, захотят трахнуться», – хищно усмехнулся Мерцалов, промакивая губы салфеткой.
Правда, рыбалку для рыболова не заменят ни спиртное, ни секс. Если уж ты приехал на рыбалку, значит, в первую очередь занимайся ею, а в ожидании поклевки можешь предаться фантазиям о прочих утехах. Да-да, рыбалка – это удел мечтателей, людей, которым хочется выключиться из истинного течения времени. Рыбалка – не промысел, не способ времяпрепровождения, а священнодействие. И приверженцы этой религии забрасывают удочку с такими же трепетом и надеждой на чудо, с какими верующие приходят в церковь.
Поэтому Батулин и Шарлотта вряд ли пренебрегнут рыбной ловлей ради занятия любовью и договорятся на вечер.
Мерцалову вновь пришлось усмехнуться, потому что он заметил, как Валентин Батулин приблизил свой ботинок к дутым сапогам женщины и коленом коснулся ее колена. При этом его лицо оставалось таким же невинным, как и в первый день его рождения: блаженная улыбка, предупредительно вскинутые брови, мол, я исполню любое ваше желание, кроме, конечно, отложить рыбалку.
Шарлотта чуть развела ноги и сжала коленями колено Батулина, при этом глаза ее блестели, словно в них раздуло ветром два уголька. Мерцалов весь превратился в слух и в зрение.
– Мы встретимся сегодня? – Батулину приходилось говорить достаточно громко и отчетливо – так, чтобы Шарлотта смогла разобрать английские слова.
Она наклонила голову к плечу – скорее утвердительно, чем отрицательно.
– Все может быть, – промурлыкала она. По всей видимости, эту фразу она любит повторять довольно часто, поскольку такая формулировка ни к чему не обязывает – не собеседника, конечно, – а ее саму.
– Я мог бы прийти к вам, – по тону Батулина стало понятно, он не уверен, что произнесенное им «мог бы прийти» Шарлотта не истолковала как «приду».
Шарлотта рассмеялась, допила кофе и вынула из стакана для салфеток остро отточенный карандашик, которым постояльцы записывали в меню заказы на завтрашний день.
– О'кей? – выдохнул Батулин.
– Если мужчина приходит к женщине, – Шарлотта раздвинула уголки губ так, что появилась узенькая перламутровая полоска ровных зубов, – то это не очень хорошо.
– Шарлотта, вы против? – вторая нога Батулина двинулась вперед.
– Да. Но если поздно вечером женщина случайно зайдет в соседний номер.., вернее, у нее кончится газ в зажигалке и нечем будет прикурить, а бармен уйдет спать…
– Я понял, – и Батулин быстро назвал номер своих апартаментов.
Когда в разговоре прозвучало числительное, тут же возникла непреодолимая проблема. Можно вполне сносно знать язык, но если долго не практикуешься, то числительные, когда ловишь их на слух, остаются тайной за семью печатями. Еще до десяти, до двадцати можно разобрать, но если говорят быстро, все сливается в абсолютно лишенный смысла звуковой поток. Наверное, поэтому на Западе принято называть номера телефонов по одной цифре, а не трехзначными и Двузначными числами, как это делают у нас.
Шарлотта опять засмеялась и покачала головой.
– Ничего не поняла, – она протянула собеседнику карандаш и сложенную вчетверо салфетку.
Батулин аккуратно, как первоклассник в прописях, вывел цифры, затем нарисовал циферблат часов и поставил возле него вопросительный знак.
Мерцалову, не знай он, где поселился Батулин, пришлось бы довольно туго, ведь цифры он видел в зеркальном изображении. Но все равно читал их и запоминал, пока исключительно ради тренировки.
– 0-хо-хо! – произнесла Шарлотта, водя кончиком карандаша над нежной бумагой салфетки. – 0-хо-хо, это довольно сложно – выбрать время.
– Смелее, – подбадривал Батулин.
«В Москве ты, наверное, обходишься менее изысканной беседой с женщинами, а перед ней корячишься», – щурил глаза Мерцалов, водя вилкой по дну пустой тарелки.
Кофе тоже не оставалось, но позволить себе подняться или сделать жест бармену он не мог, боялся упустить что-нибудь важное. Что может быть важнее времени назначенной встречи? Она являлась ключом ко всему плану Мерцалова, который любил действовать не только наверняка, но изобретательно и чрезвычайно жестоко.
– Да-да, а во сколько же темнеет? – наморщила лоб Шарлотта. Она прочертила карандашом внутри нарисованного циферблата штришок возле четырех часов, затем провела от него по движению часовой стрелки линию и остановилась возле двенадцати.
Мерцалова позабавила такая предусмотрительность.
Женщина сперва указала четыре часа, когда темнеет, а затем указала двенадцать, чтобы Батулин, не дай Бог, не спутал двенадцать дня и двенадцать ночи.
– Ну что ж, вот мы и договорились. Какое вино вы предпочитаете?
– Шампанское, – ответила Шарлотта и чуть повела плечами.
Валентин сразу сообразил, что она хочет, покинуть бар, поднялся.
Женщина встала.
– Спасибо за беседу, Валентин. Не надо меня провожать, встретимся вечером.
Батулин отодвинул ее стул.
– Ну что ж, до вечера, – вздохнул Батулин.
Глаза его вспыхнули и погасли. Затем в них засветился совсем другой огонь – огонь рыболовного азарта.
Мерцалов сомневался, правильно ли он рассмотрел, все-таки расстояние было порядочное да и попробуй разберись в зеркальном отражении, куда показывает часовая стрелка. А цифры возле делений ни Шарлотта, ни Батулин проставить не догадались.
Олег дождался, когда Батулин выйдет из бара, поднялся и подошел к окну, якобы посмотреть, какая стоит погода. Одной рукой он развел планки тонких металлических жалюзи, а второй прихватил со стола салфетку, на которой были нарисованы часы и написано несколько цифр.
Шарлотта уже шла по направлению к озеру, держа в руке короткую удочку. Одета она была во все серое, если не считать темно-синих сапог, доходивших ей почти до колена.
Даже не глянув на салфетку, зажатую в левой руке, Мерцалов вышел из бара и только тогда сунул скомканную салфетку в карман. Зайдя в номер, он стал одеваться потеплее. После каждой надетой вещи он замирал, прислушиваясь. Батулин все еще возился в своем номере.
«Наверняка снасти распаковывает, кумекает, с какими лучше рыба ловиться будет».
Вскоре хлопнула дверь соседнего номера. Выждав секунд двадцать, Мерцалов тоже покинул свои апартаменты. Он заметил, как мелькнула спина Батулина за поворотом коридора, затем увидел его на крыльце и нагнал на берегу озера.
Батулин чуть испуганно оглянулся.
«Наверное, ночные страхи не прошли».
Мерцалов дружелюбно улыбнулся. Батулин что-то пролепетал по-английски насчет великолепной погоды, после чего Олег снял перчатку с пышными меховыми отворотами и подал ему руку.
– Да, отличная сегодня погода, – сказал Мерцалов по-русски. – Давайте знакомиться: Александр Слипин.
– Ой-ля…
Батулин вяло пожал протянутую ладонь и продолжал настороженно смотреть на своего нового знакомого, колеблясь, ответить ли тоже по-русски или изображать из себя гражданина любой другой страны.
– Да не тушуйтесь, – рассмеялся Мерцалов, – я с первого взгляда на вас понял – русский. Не ошибся? – он надел перчатку и зашагал рядом с напряженным Батулиным.
– Как вы поняли? – выдавил из себя Валентин. Его нерешительность в ответе чувствовалась еще и потому, что он продолжал говорить с каким-то диким деланным акцентом, как будто держал во рту огромный комок жевачки.
– Я это по глазам определяю, – Мерцалов повернулся лицом к Валентину, и тот увидел лишь поблескивающие стекла очков, но никак не выражение глаз собеседника.
– По глазам? – изумился Батулин. – У меня какие-нибудь особенные глаза?
– В том-то и дело, что не особенные, а самые обыкновенные. Обыкновенные глаза обыкновенного русского человека.
– Не может быть!
Батулин, если бы имел под рукой зеркальце, обязательно заглянул бы в него.
– Может! – настаивал на своем Мерцалов. – Я же узнал.
В этот момент он не чувствовал никакой ненависти к Батулину, ему было искренне весело разыгрывать собеседника. Как каждый профессионал, он не имел права испытывать никаких эмоций – только холодный расчет. Жертвы являлись для него всего лишь материалом, переработав который, он получает деньги. Так поступает хирург с оперируемым. Ведь ему нет дела до боли, которую испытывает привязанный к операционному столу больной, – это забота анестезиолога. Лишь бы не дергался пациент, лишь бы не мешал делать ровные, быстрые, просчитанные движения острым скальпелем.
– И все же глаза здесь ни при чем, – Батулин уже немного отошел от первого испуга.
Разговор шел безобидный. Человек, назвавшийся Слипиным, наверняка просто коротал время и радовался, что встретил в засыпанной снегом Норвегии земляка.
– Конечно же, дело не в этом, – сдался Мерцалов и остановился. – Вы можете снять перчатки?
– А зачем?
– Снимите, тогда я "все объясню.
Батулин снял. Над его теплыми руками поднимался еле заметный пар. Мерцалов сказал:
– Впрочем, достаточно было снять только правую.
Батулин натянуто засмеялся.
– Я уж думал, вы заметили у меня несуществующую татуировку «Север» или «Не забуду мать родную».
А дело оказывается куда как проще.
– Ну вот, теперь и вы все поняли – обручальное кольцо. Католики и протестанты носят его на левой руке.
– А если я разведенный немец? – усмехнулся Батулин.
– Про это можете рассказывать женщине, сидевшей с вами за столом, – переводил разговор в нужное ему русло Мерцалов.
Батулин вновь напрягся.
– Ну-ну, не комплексуйте! – хлопнул его по плечу Олег. – На отдыхе все мужчины холостые-неженатые, верно?
– Верно, – на этот раз Батулин рассмеялся непритворно. – Красивая женщина, правда? И, как мне показалось, не привыкла с ходу бросаться в объятия.
– К сожалению, вы меня опередили, – сокрушенно покачал головой Мерцалов. – Честно говоря, я заприметил ее вчера, но устал, было не до секса и даже не до разговоров. Приехал, немного посидел на озере и лег спать. Думал, отосплюсь и утром подкачу к этой красотке.
– Да, кто не успел, тот опоздал, – самодовольно сказал Батулин. – Но не огорчайтесь, у вас еще есть шанс. Я не собираюсь здесь долго задерживаться, и когда я уеду, то вы вполне сможете занять образовавшуюся пустоту в ее отдыхе. Только не откладывайте на потом…
– Я подумаю. Но, боюсь, мне самому придется уехать довольно скоро.
– Вы живете в России? В Москве? – поинтересовался Валентин, пытаясь припомнить, приходилось ли ему когда-нибудь прежде сталкиваться с теперешним собеседником. По мнению Валентина, выглядел тот как житель столицы, без провинциальных комплексов разбогатевшего недоучки.
«Этот человек наверняка привык к большим деньгам и не старается выставить их напоказ», – рассуждал довольно наблюдательный Батулин.
– Не совсем, – ответил Мерцалов. – Родился-то я в Москве, вырос там, получил образование, а потом Подумал-подумал и уехал.
– Далеко?
– В Новосибирск, там мне понравилось, – Мерцалов назвал первый попавшийся город, помня по досье Батулина, что тому не приходилось забираться за Урал.
– Для жителя Сибири вы выглядите почти что негром.
– Вот поэтому я и здесь. Надоели мне и Золотые Пески, и Анталия, и Куба с ее проститутками. Дал я себе зарок, что поеду следующий раз отдыхать только в цивилизованное место.
– И я решил точно так же. Если не секрет, чем занимаетесь? Свой бизнес?
– Свой бизнес.
– Какой?
– Большой, полезный и разный, – рассмеялся Мерцалов. – Это раньше хвалились профессиями, а теперь говорят о своих занятиях неохотно, словно о венерических болезнях.
– Не обижайтесь, что обошел вас на повороте.
Я имею в виду Шарлотту, – сказал Батулин немного извиняющимся тоном и бросил взгляд на стоявший неподалеку пустой домик для рыбалки. – Может, и в ловле рыбы я встану вам поперек дороги? Если хотите рыбачить здесь, этот домик ваш.
– Нет, я присмотрел себе другое место.
– Лучшее?
– Не лучшее и не худшее, просто у меня, как у каждого рыбака, свои заморочки.
Мужчины распрощались почти что друзьями, и Мерцалов заспешил к самому крайнему домику, до которого от берега озера было метров семьдесят-сто. Дойдя до него, он воткнул в держатель флажок, означающий, что место для рыбалки занято, и зашел внутрь.
Он растопил жаровню, насыпав в нее как можно больше угля, размотал снасть, но не стал забрасывать ее в лунку, а лишь закрепил на подставке. Несколько раз вздохнул, как делает ныряльщик перед тем, как броситься в воду, и развернул карту.
По ней он определил направление до ближайшего поселка, где находился телефон. По лесу его отделяло от этого места всего лишь два километра. Даже если учесть, что по глубокому снегу бежать нельзя, то смотаться туда и обратно – это час, от силы полтора.
Мерцалов не открывал дверь, ведь она выходила на озеро и его могли заметить. Прежде чем покинуть домик, он прикрепил к дверной ручке длинную тонкую шерстинку, вытянутую из шарфа, а другой ее конец зацепил между досками обшивки. Она оставалась практически невидимой, но если бы кто-нибудь открыл дверь в его отсутствие, потом это легко можно было бы установить.
Мерцалов беззвучно открыл окно, выходящее на лес, придерживая рукой стекло, чтобы случайно не задребезжало. Рамы в окнах домиков, сделанных в традиционном для Норвегии стиле, изготавливались из дерева, и стекло крепилось обыкновенным деревянным штапиком на гвоздиках. Мерцалов соскочил в снег, задернул занавеску, затем плотно прикрыл рамы. Пригибаясь, он побежал по направлению к лесу.
Его исчезновения никто не заметил. Мерцалов быстро преодолел открытое пространство и юркнул за низкие елки. Он шел быстрым шагом, насколько это возможно, когда проваливаешься по колено в снег, дышал ровно и глубоко. Вскоре идти стало легче, хоть он и поднимался на гору. Но тут слой снега был куда тоньше, из-под него местами даже проступали камни.
Взобравшись на верх холма, Олег оглянулся. Озеро было видно отсюда как на ладони. Мерцающий под солнцем снег, маленькие домики, над крышами вьется дымок, идиллическое зрелище – рождественская открытка, да и только! Затем он посмотрел вперед. В ложбине, окруженное лесом, через который пробивалась ровная линия шоссе, застыло в снегу, будто карамельки на кремовом торте, небольшое селение. Строгая по архитектуре церковь с высоким шпилем и аккуратные, словно игрушечные, строения.
Вычислить, где находится почта, было несложно.
На центральной площади приезжий всегда отыщет то, что нужно – самый большой магазин, церковь, почту и гостиницу. Стандартная планировка для каждого населенного пункта в любой части света.
Мерцалов смотрелся для здешних мест достаточно странно. Тут уже давно никто не ходил пешком, времена троллей и Пера Гюнта миновали безвозвратно. Он шел прямо посередине хорошо расчищенной от снега улицы с видом человека, который спешит по делу. В общем-то так оно и было. Может, кто-нибудь из местных и заметил его, но это Мерцалова не беспокоило: даже если кто и увидит, то не запомнит. Капюшон, наброшенный на голову, пышная опушка надежно скрывали лицо от посторонних глаз.
А вот и площадь. Возле бессмысленного в такой мороз пожарного крана, торчащего здесь, наверное, с начала века, примостилась абсолютно новая телефонная будка.
"Смешные провинциалы! – подумал Мерцалов. – Звонят из таксофона от силы один раз в год, а денег на него не пожалели. Хотят, чтобы все было как у людей.
Ну что ж, мне это на руку".
Он отодвинул дверь будки, вставил в прорезь аппарата карточку и набрал длинный номер с международным кодом. С полминуты в трубке что-то потрескивало, гудело, потом послышался громкий щелчок и чье-то дыхание. Человек, взявший трубку, не спешил спрашивать, кто ему звонит, не спешил называться сам, словно ждал этого звонка и сейчас ему недоставало только подтверждения.
Мерцалов поднес к микрофону брелок, на котором были укреплены ключи от машины, и нажал одну из кнопок. Прозвучала незамысловатая мелодия. Мерцалов вслушивался в тишину на том конце провода. Там зашуршало, и раздалась другая мелодия – посредник, действовавший от имени заказчика убийства, дал отзыв на пароль, теперь все в порядке, можно приступать к разговору.
Но и разговор для непосвященного оказался бы совсем непонятным.
– Через два, на сегодня, – сказал Мерцалов.
– Понял, – глухо ответил знакомый ему голос, и в трубке запищали короткие гудки.
«Отрапортовал. Можно приступать непосредственно к делу, – думал Мерцалов, спеша по пустынной улице вдоль занесенных снегом живых изгородей. – Небось, недоумевают, почему так рано. Но это моя забота. Неохота здесь рассиживаться, к тому же подвернулась такая великолепная возможность позабавиться».
Мерцалов не чувствовал усталости, когда взбирался на крутой холм, к его непокрытой лесом вершине. Он вновь увидел озеро, маленькие домики, хвосты дыма над их крышами, проследил цепочки следов. Нет, к его домику никто не подходил, разве что потом заметал следы. Но это маловероятно.
И он, глубоко проваливаясь в снег, побежал с откоса, то и дело натыкаясь на стволы деревьев, хватаясь за них руками. Не прошло и двадцати минут, как он уже был на берегу озера. Используя низкие ели как прикрытие, он немного отошел в сторону – так, чтобы его никто не видел. Солнце уже опустилось довольно низко, тень леса легла на лед, накрыв ею и домик, в котором якобы безвылазно удил рыбу Мерцалов.
Пригнувшись, он пробежал по льду, стараясь попадать в следы, оставленные прежде, и, распахнув окно, перевалился животом через подоконник. Первым делом Олег осмотрел волосок от шарфа. Тот остался нетронутым.
«Ну вот и отлично! Окно закрыто, здесь тепло, остается только для полного счастья поймать крупную рыбу. Как все-таки греет душу знание того, какие произойдут события, когда другие об этом и не догадываются! Есть прелесть в жизни, просчитанной наперед, хотя некоторые и говорят, что так жить скучно. Единственное, чего не хочется знать, так это дня и часа собственной смерти. Но человек моей профессии должен готовить себя к тому, что не доживет до старости и не умрет своей смертью. Умереть своей смертью – жребий бедных и не рисковых людей. Если ты богат, а тем более, живешь в России, жди бомбы, подложенной в подъезде, в автомобиле, жди автоматной очереди в спину, влетевшей в форточку гранаты. Жди, что детей твоих украдут, что жену твою похитят и изнасилуют. Это все плата за владение большими деньгами. А если хочешь жить тихо и мирно – раздай деньги нищим и больше не высовывайся».
* * *
Мерцалов взглянул на свои выставленные с точностью до секунды часы. Прошло ровно два часа с того момента, как он позвонил посреднику.«Значит, в „Пещеру горного короля“ уже пришел факс».
Он отдернул занавеску на втором окне, выходящем на озеро.
Все дальнейшее происходило в точности, как он предвидел. Девушка-администратор в наброшенной на плечи лисьей шубе вышла из отеля, держа в руке лист бумаги. Остановилась в некоторой растерянности, кого-то высматривая на льду.
– Да здесь я, здесь, ты же ко мне идешь, – пробормотал Мерцалов.
Девушка торопливо шла по льду, решая, к какому домику подойти.
«В ближайшем сидит Шарлотта», – думал Мерцалов.
Девушка остановилась возле двери, постучала. Показалась белокурая голова Шарлотты. Затем женщина вышла на лед, оживленно жестикулируя, начала объяснять, что, мол, мистер Слипин рыбачит либо там, либо вон там, но никак не в тех домиках, потому что они уже были заняты, когда она пришла на озеро, а Слипин пришел позже.
Девушке-администратору оставались на выбор только два домика. Домик Батулина располагался ближе и, естественно, она зашла в него.
Вновь состоялся короткий разговор. Батулин уже точно указал, где следует искать лже-Слипина.
Мерцалов сам пошел навстречу девушке, перед этим пробежав пару кругов возле домика, вроде бы согреваясь, а на самом деле затаптывая свои следы, которые он оставил, залезая в окно. Следы, ведущие к лесу, уже успел замести ветер.
– Простите, мистер Слипин, что отрываю вас от рыбалки, – произнесла девушка и слегка закашлялась.
– Пустяки, все равно мне пока не везет, ничего не поймал.
– Пришло на ваше имя, – девушка протянула факс, напечатанный по-английски.
Он был немногословным. В нем говорилось, что мистер Слипин, сотрудник какой-то фирмы с неудобочитаемым названием, в конце которого можно было разобрать лишь «International», должен прервать отдых и встретиться завтра утром со своим рекламодателем.
Тон, в котором было составлено послание, указывал на одно: отказаться Слипин не имеет права.
Мерцалов умело изобразил досаду и огорчение.
– Не дадут отдохнуть!
– Сожалею, что нарушила ваши планы, но, как понимаю, эта бумага очень важна для вас.
– Что ж, дело есть дело, – вздохнул Мерцалов, неуклюже забираясь в домик.
А затем, как бы в раздражении, бросил факс в пылающую жаровню. Огонь тут же охватил бумагу, и она рассыпалась черными хлопьями.
– Придется ехать, – Мерцалов смотал удочку и зашагал рядом с девушкой.
Вид его был настолько мрачен, что администратор даже не пыталась с ним заговаривать. К чему дергать человека, если он и без того расстроен?
Но в холле гостиницы она не выдержала, все-таки была от природы словоохотлива.
– Мистер из соседнего номера просил передать, что желает вам отличной рыбалки…
– Я его понял, – усмехнулся Мерцалов, – и могу вас заверить" он имеет в виду не рыбу.
Администратор пожала плечами. В ее обязанности не входило разбираться в тонкостях отношений между постояльцами.
– Мы сможем выплатить вам неустойку за неиспользованный отдых лишь начиная с завтрашнего дня, – извинялась администратор, листая книгу регистрации и просматривая номера заказов.
– Что вы, это лишнее, – возразил Мерцалов.
– Как это? – вырвался у девушки удивленный вопрос, деньги ведь были немалые.