Воронин Андрей Николаевич. Комбат в западне

   — Подождите в гостиной, а я с ним по телефону переговорю. Может, сейчас и приедет.
   Комбат вышел, потирая руки. Андрей смотрел на него. Разговору явно мешал Пигулевский.
   — Все нормально, ребята, остаемся на местах. Тебе-то хоть что-нибудь обломится? — спросил Рублев у Пигулевского.
   Тот кивнул:
   — Рад, что вам помог.
   — Хорошо, я тебя тоже не обижу, когда товар заберу. А, может, и еще когда к тебе обращусь. Мужик ты, вроде, нормальный, во всех делах понимаешь. Главное, Сразу ущучил, что мне нужно. Нюх у тебя, что ли?
   — Да-да, я просто понимаю. Знаете ли, много контактов, много людей… — расплывчато говорил Пигулевский, который сам-то еще не знал о чем идет речь и о каких суммах. И прекрасно понимал, что навряд" ли узнает, что продано «новому русскому» и за какие деньги. И самое главное, он не узнает, кто был продавцом.
   Но то, что дело затевается крупное, на большую сумму, Пигулевский чуял, как охотничий пес чует дичь. И понимал, сделка, как и большинство подобных сделок, незаконная и лучше держаться от нее подальше и рот на большие комиссионные не раскрывать. Лучше меньше, да спокойнее, чтобы голова потом не болела.
   Дверь открылась, появился Шеришевский.
   — Ну, спасибо тебе, Дмитрий Исакович, позвони мне на недельке, мы с тобой потолкуем, — мужчины пожали друг другу руки.
   А Комбат, вместо того, чтобы пожать худую ладонь Пигулевского, два раза хлопнул его по плечу, да так сильно, что тот едва не улетел к противоположной стене и не развалил горку с кузнецовским фарфором.
   — Молодец ты, Исакович! Мои ребята к тебе заедут, привезут подарок.
   Пигулевский счел за лучшее убраться, а не рассуждать, унести ноги как можно скорее. Ведь мало ли кто сюда сейчас нагрянет и что привезут! Лучше никого не видеть и лучше, чтобы тебя самого никто не видел. Привел человека и ушел, дело сделано.
   С этими мыслями Дмитрий Исакович Пигулевский благополучно покинул квартиру Шеришевского. Оказавшись на улице, с облегчением вздохнул, взял такси и укатил к себе на работу. Хотя у него сегодня был выходной, но в магазине он чувствовал себя спокойнее, чем дома.

* * *

   Все странности, которые начались вокруг Бориса Рублева, его пока не пугали. Ведь он же не знал к чему все клонится и как будет происходить сделка. Поэтому решил повременить и полковника Бахрушина пока не беспокоить. К тому же звонок прямо из квартиры коллекционера выглядел бы подозрительно. К чему того пугать? Видно же сразу, большая рыба клюнула. Может быть, они никак не связаны с исчезновением французского коллекционера, может, это совсем другие люди, и их дела не имеют к французу никакого отношения.
   Но Комбат чувствовал, что-то здесь не так, что-то его настораживало. А может, это было связано с тем, что Комбат играл непривычную для себя роль, легко бросался астрономическими суммами и делал вид, что ему даже море по колено.
   Конец его колебаниям положила мысль, простая и привлекательная:
   «А что если и в самом деле эта хваленая знаменитая „Янтарная комната“ существует, и он, Борис Рублев, сможет ее вернуть России? Вот это будет да! А почему бы и нет? — тут же сказал себе Комбат. — Что я, простак какой-нибудь? Меня не так-то легко обвести вокруг пальца. Я же не мальчик, а воробей, в общем-то стреляный. Хотя люди они довольно странные и их морды не внушают доверия. Воровские они насквозь, так и норовят обмануть. Ладно, ладно, повоюем, разберемся. А в случае чего проведем разведку боем, тут уж они у меня запляшут! — успокаивал себя Борис Рублев такими нехитрыми мыслями. — Главное узнать где они ее прячут».
   — А вот и он, — сказал Шеришевский, когда в дверь позвонили, и слишком быстро для своего возраста бросился открывать.
   — Входите, входите, Вадим Семенович, вас уже ждут.
   — Надеюсь, не заждались? — послышался доброжелательный голос вошедшего.
   — Что вы! Вы быстры, как никогда.
   — Ладно, брось.
   Войдя в большую гостиную. Чурбаков сразу же понял кто является покупателем. Его взгляд зацепился за сверкающий перстень. Правда, мужик, назвавшийся Борисом Рублевым, ему сразу не понравился.
   "Слишком уж здоров, слишком уж нагло себя ведет.
   По всему видать, такого обломать будет сложно. Но и не таких ломали. Если у него и есть что-нибудь за душой, все отдаст. Там не церемонятся, ребята научены, слава богу. Если надо — собак натравят".
   — А вот и я, — протягивая руку, сказал Вадим Семенович, — не представляясь.
   — А вот и я, — ответил Борис Рублев.
   — Значит, вы заинтересовались предложением?
   — А почему бы и нет? Только сначала я хотел бы посмотреть. Может, вы меня надуть хотите? Кота в мешке я никогда покупать не буду.
   — Но кончик хвоста вам показали?
   — Кончик показали. Но я покупаю всего кота, а не один только кончик.
   — Ну что ж, можно устроить. Правда, это сопряжено с определенными неудобствами и определенными обстоятельствами.
   — Что такое? — спросил Борис.
   — Как вы заметили, я даже не представился.
   Да и вашего имени не спрашиваю. Если понравится — возьмете, тогда и поговорим. У вас есть деньги, — пытливо взглянул на Комбата Чурбаков, — у меня есть товар. Можно произвести обмен, а потом постараемся не вспоминать друг о друге — ни я вас не знаю, ни вы меня.
   — Денег у меня нет, — тут же сказал Комбат.
   — Как нет? — не поверил услышанному Чурбаков.
   — Таких денег нет, с собой нет. Я же не сумасшедший возить миллионы! И вообще с наличкой напряженка, но по безналу вы мне не продадите товар?
   — Не продам, — ответил Чурбаков и ему стало немного не по себе. Ему показалось, этот мужик сейчас его надует.
   Но Борис Иванович тут же исправился:
   — Я хотел обговорить одно условие: не согласитесь ли вы взять алмазами? Ведь это те же деньги. Даже не алмазами, я немного не правильно выразился, а бриллиантами — уже готовыми, ограненными, самыми настоящими, самыми лучшими якутскими алмазами.
   Предложение выглядело заманчиво. Тем более', Чурбаков понимал, деньги где-то нужно брать, изымать из банка, ведь сумма большая. А если этот якутский миллионер предлагает взять бриллиантами, значит, бриллианты у него хранятся наверняка не в банке, а где-нибудь спрятаны. И это Чурбакова устраивало. Бриллианты компактнее денег, и в цене растут быстрее доллара, и хранить их проще — не гниют, не портятся.
   — Знаете, предложение меня устраивает. Но ведь камни надо оценить.
   — Не беспокойтесь, я обманывать не стану. К чему мне это? Я себя уважаю. Я должен посмотреть. Покажите мне ее и через два дня, ну, от силы через три, я с вами рассчитаюсь. Как вы понимаете, мне надо будет махнуть на другой конец России и привезти брилики. Я же их с собой не таскаю.
   — Понятно, понятно.
   — Так когда вы мне покажете? — Борис Рублев говорил так, словно был уверен, «Янтарная комната» хранится где-то рядом, за стеной, в соседней квартире.
   И стоит перейти из одной квартиры в другую, как он попадет в «Янтарную комнату».
   — Вам легче, у вас товар не объемный, компактный.
   А я контейнеры в Москву привезти не могу.
   — На слово я верить не хочу и не могу. Не в моих правилах покупать кота в мешке.
   «Опять он про этого кота заладил!»
   — Знаете что, — добродушно улыбнулся Вадим Семенович, — наверное, у вас есть надежные партнеры дома?
   — Надежные? Я самый надежный партнер.
   — Вы меня не совсем поняли. У нас с вами сложная ситуация: я доверяю вам, вы доверяете мне. Но согласитесь — не до конца. Вы боитесь расплатиться со мной раньше, чем увидите панели «Янтарной комнаты», а я боюсь ее вам показывать. Она, как понимаете, спрятана, и если я вам открою тайник, то потом возникают проблемы. Перевезти ее и спрятать повторно будет хлопотно, одно оборудование укрытия обойдется мне в немалые деньги.
   — Так что же делать? — спросил Рублев. — Может, разбежимся?
   — Тоже не хотелось бы, — вздохнул Чурбаков. — Получается так, что мы привязаны друг к другу и я предлагаю вам следующий вариант. В бизнесе все держится на честном слове, а бумаги и договоры — чистая фикция. А я вижу, вы мужчина серьезный и если пообещаете, слово сдержите. Ваши бриллианты в Якутии, моя «Янтарная комната» не в Москве. И если хотите, можем съездить посмотреть ее, но при одном условии: я доставлю вас туда с завязанными глазами, чтобы вы не знали где именно расположен тайник.
   — Хренотень какая-то, — недовольно поморщился Рублев.
   — Но и вы же не расскажете мне где лежат ваши бриллианты?
   — Даже под пытками не расскажу, — рассмеялся Комбат.
   Рассмеялся в ответ и Чурбаков.
   — Мы одного с вами поля ягоды.
   — Это уж точно.
   — Дело еще вот в чем, — Чурбаков внезапно перестал смеяться, — я именно сегодня собирался ехать в город, где хранится моя комната, которая может стать вашей, на неделю я исчезаю, меня не будет в Москве.
   — Меня это не устроит. Я тоже собирался дня через три возвращаться домой.
   — Если хотите, можно поехать прямо сейчас.
   — А далеко ехать? — спросил Комбат.
   — Дорога за мой счет, не волнуйтесь. И займет все это у нас полтора дня. Я привезу вас, и если вы согласитесь купить комнату, то пошлете факс или позвоните своим партнерам в Якутию. И вот когда они привезут на место ваши бриллианты, тогда я и смогу с вами расстаться, уступлю комнату вместе с тайником.
   — Нет, — сказал Комбат, — так не пойдет. Давайте сделаем по-другому. Я посмотрю, я должен убедиться, что товар стоящий. А потом на нейтральной территории вы со своими людьми, я со своими людьми, согласитесь, деньги немалые, произведем обмен. Вы можете все взвесить, осмотреть, так сказать, принять товар. Я еще раз должен убедиться, что мне не подсунули что-нибудь не то. Я заберу контейнеры в присутствии эксперта, вы заберете бриллианты и мы расстанемся.
   Чурбаков задумался. Честно говоря, иного ответа он и не ожидал. Такие варианты были предложены ему многими из тех, кто томился теперь в железных клетках без хлеба и воды. Каждый думал, что он хитрее Чурбакова. Но потом, когда становилось невмоготу, они звонили куда следует, подписывали бумаги, писали письма — словом, вели себя так, как ручные люди-животные, готовые стоять на задних лапках за кусочек сахара.
   — Ну что ж, хорошо. Хотя, в общем-то, для меня это не лучший вариант.
   — Зато для меня лучший и для дела лучший.
   — Тогда едем прямо сейчас, — сказал Чурбаков.
   — И что, очень далеко ехать?
   — Зачем ехать? Полетим самолетом. Два часа — и мы на месте.
   — Два часа? — пробормотал Комбат.
   — Да, два часа с хвостиком.
   — Что ж, я согласен. Но дорога за ваш счет.
   — Я тоже согласен.
   Чурбаков покосился на Подберезского и Альтова.
   — Если вы привыкли повсюду ходить с охраной, то можете брать своих людей. Я-то своих тоже возьму, мало ли что в дороге, но только… — Чурбаков похлопал себя по груди, — с пистолетами в самолет не пустят.
   — У моих людей есть разрешение.
   — Тогда никаких проблем. — Вадим Семенович посмотрел на часы, — надо спешить, иначе самолет улетит без нас.
   Рублев понимал, следует срочно дать знать Бахрушину о том, что происходит.
   «Звонить прямо сейчас?»
   Возможно, стоило бы рискнуть, но можно было спугнуть большую рыбу. И тут Рублев подумал:
   «Лучше поступить по-другому».
   Он подозвал к себе пальцем Альтова:
   — Поедешь в гостиницу, присмотришь за вещами.
   А завтра — послезавтра я вернусь в Москву.
   Альтов понял, что от него требуется связаться с Бахрушиным, понимающе кивнул.
   — Хорошо, хозяин.
   — Но никаких баб в номер не водить. Не люблю этого! — строго погрозил Альтову пальцем Комбат. — Машину мою возьми.
   — В аэропорт поедем на моей, — сказал Чурбаков.
   Теперь совесть у Комбата была чиста. Он знал, Бахрушина поставят в суть дела, и он предпримет соответствующие меры. Жаль, Альтов не знает куда именно они летят, но выяснить это не представляет труда. Один звонок из ГРУ — и на стол Бахрушину ляжет распечатка всех пассажиров всех рейсов, вылетающих сегодня из Москвы. Полетит же он под фамилией Рублев Борис Иванович, так что вычислить несложно.
   Торопясь, мужчины покинули квартиру "Шеришевского. Альтов сел в джип и отъехав пару кварталов, тут же связался с полковником Бахрушиным. И тут же получил нагоняй за то, что оставил Комбата и Подберезского одних.
   Когда Рублев смотрел на Чурбакова, в яйце того ему мерещилось что-то знакомое. Где-то он его раньше видел — то ли по телевизору, то ли встречался с ним во время службы в армии. Да и в облике седовласого солидного мужчины сквозило что-то военное. И тут до него дошло, словно вспышка, кто этот человек, который так и не назвал свою фамилию. Слишком уж она была на слуху лет семь-десять тому назад.
   «Вот оно что, — подумал Комбат. — Да, большая рыба клюнула. Слышал я, что он вышел на свободу, но не думал, что именно он начнет распродавать национальное достояние, вернее, продолжит распродавать. У такого человека и в самом деле может быть настоящая „Янтарная комната“, о которой столько пишут, гадают куда она запропастилась».
   Комбату стало даже немного не по себе. Слишком уж страшной оказалась отгадка. И не какие-то заурядные бандиты противостояли ему, майору, командиру десантно-штурмового батальона, от которого сейчас остался в его распоряжении только один Андрюша Подберезский, а генерал-лейтенант, у которого наверняка сохранились обширные связи, благодаря которым он и занялся криминальным бизнесом.
   Комбат смотрел на дорогу. Он никак не мог понять из какого аэропорта Чурбаков собирается лететь.
   Наконец, когда машина проехала пятьдесят километров и все повороты на все аэропорты оказались позади, машина свернула на дорогу без указателя.
   «Ах, вот оно что! — сообразил Комбат, вспомнив, с кем имеет дело. — Военный аэродром, военный транспорт. Как мне раньше в голову не пришло! Ну да ладно, с полковником Бахрушиным я как-нибудь свяжусь, может и ему придет в голову подобная догадка».
   — Билеты брать не придется, — рассмеялся Чурбаков. — Есть у меня связи среди военных летчиков.
   И в самом деле, его машину на КПП встретили как машину командира или высокопоставленного проверяющего. Солдат, лишь рассмотрев номер, тут же взял под козырек и открыл ворота с красными звездами, поверх которых были приделаны двуглавые орлы. Автомобиль, не сбавляя скорости, помчался по взлетному полю.
   На Комбата повеяло немного подзабытым, родным.
   Темно-зеленые фюзеляжи транспортных самолетов, пара серебристых истребителей, с десяток вертолетов с поникшими, вялыми лопастями.
   — Ловко у вас все получается! — с нескрываемым восхищением произнес Рублев.
   — Связи — дело хорошее. Этими самолетами летать надежнее. Военные сейчас бедные, зарабатывают коммерческими грузами. Так что можно считать, аэродром теперь почти гражданский. Да и следят военные за машинами лучше. Так что летать самолетами военно-воздушных сил безопаснее, чем самолетами бывшего «Аэрофлота».
   — Согласен, — пробурчал Комбат, понимая, если сейчас он не позвонит по мобильному телефону Бахрушину, то уже через какой-нибудь час окажется в недосягаемости для связи.
   А Чурбаков, словно назло, не оставлял Комбата одного. Вскоре к ним подошел летчик в звании майора и тут Рублев заметил, как Чурбаков на мгновение приложил палец к губам, давая понять, чтобы офицер не называл его по имени-отчеству.
   — Можем лететь.
   И через десять минут самолет, тяжело оторвавшись от взлетной полосы, взмыл в небо и взял курс на северо-запад. В грузовом отсеке Комбат, Чурбаков и Подберезский расположились с комфортом — в самолете среди прочего перевозили и партию итальянской мебели.

Глава 14

   Было уже темно. Моросил дождь, когда самолет, совершив два круга над аэродромом, зашел на посадку.
   Чурбаков вытер вспотевшее бледное лицо. Он плохо переносил полеты. А вот Комбат был хоть бы что. Чувствовал он себя бодро, даже возбужденно. За те полтора часа, которые самолет находился в воздухе, Рублев пару раз взглянул на Андрея и они подмигнули друг другу, дескать, все идет нормально, волноваться пока не стоит, но наготове надо быть, от этих можно ожидать всего.
   По взглядам Комбат и Подберезский прекрасно понимали друг друга.
   — Ну, слава богу, приземлились, — пробормотал Чурбаков, когда задний пандус опустился и можно было сходить на летное поле.
   — Здесь дождь. В Москве было сухо. А где мы, между прочим? — прикинувшись простаком, спросил Комбат.
   — Какая разница? Главное, я покажу то, для чего мы сюда прилетели.
   — Да-да, это самое главное.
   Рассмотреть то, что находится вокруг и сориентироваться было сложно. Стандартный военный аэродром, не очень большой. А дальше — темнота и дождь. Но то, что достоверно почувствовал Комбат, так это близость моря. Солоноватый прохладный ветер налетал волнами.
   Рублев жадно втянул воздух.
   «Мы или под Питером, или под Калининградом», — подумал он, но дальше поразмыслить не успел.
   Прямо к самолету подкатил микроавтобус с гражданскими номерами.
   — Прошу садиться, — сказал Чурбаков, отодвигая в сторону дверь и первым забираясь в машину.
   Окон в салоне не было. Это Рублеву не понравилось.
   — Задохнуться можно, — сказал он, закуривая дорогую сигарету.
   — Пожалуйста, — Чурбаков включил кондиционер.
   Кроме водителя в машине находилось еще двое незнакомых.
   — Это моя охрана, — скромно представил Чурбаков. — Парни надежные, умеют держать язык за зубами.
   — Это понятно, — сказал Комбат, разглядывая Свиридова и Бородина, — Знакомиться вам ни к чему, — уточнил Чурбаков, — может быть, вы больше никогда не встретитесь.
   — А я Рублев Борис Иванович, — представился Комбат.
   Мужчины пожали плечами, но ничего не сказали в ответ, лишь вежливо кивнули.
   — Ехать до места далековато, да и темно, дождь.
   А дорога там не ахти какая, можно застрять. Так что давайте переждем, а утречком поедем на место. Пока поужинаем, выпьем. В общем, можете, если хотите, отдохнуть.
   — А позвонить можно будет? У меня в Москве кое-какие дела.
   — Можно, — сказал Чурбаков.
   Ехали они минут двадцать молча, без разговоров.
   Комбат успел выкурить две сигареты.
   Наконец микроавтобус остановился. Когда дверь отъехала, Рублев увидел ступеньки крыльца, ведущего к застекленной двери черного хода какого-то небольшого пансионата в два этажа. Вокруг стоял бетонный забор и старые деревья. Пансионат выглядел заброшенным.
   На крыльцо выбрался заспанный сторож со связкой ключей. Но увидев, кто приехал, тут же быстро протер глаза, засуетился, принялся открывать двери. Затем Чурбаков его отправил и сказал, что он свободен до завтрашнего дня.
   Сторож раскрыл над собой зонт и тут же исчез, растворясь в ночной темноте. Только на первый взгляд этот дом выглядел заброшенным. Внутри же все сияло чистотой, паркетные полы блестели, а добротная мебель даже не была накрыта чехлами. Казалось, постояльцы день-два как покинули этот дом, все тщательно за собой убрав. В холодильнике была еда, а в камине уже лежали дрова.
   — Располагайтесь, — сказал Чурбаков, давая Комбату ключи от его комнаты. — Холл тоже в вашем распоряжении. Если хотите, можете поиграть на бильярде.
   Подберезский из окна увидел, как отъезжает микроавтобус. Он проводил взглядом красные точки габаритных огней и вопросительно взглянул на Чурбакова.
   — Завтра утром машина будет на месте, а я уж побуду с вами, — и он принялся выставлять из холодильника на журнальный столик в холле всевозможные закуски.
   Ему помогали Бородин со Свиридовым. Бородин протирал тарелки бумажной салфеткой, а Свиридов принялся разжигать камин. Вскоре дрова затрещали, ярко вспыхнули, и в холле стало уютно и теплее.
   — Ничего, ничего, разгорится камин, будет совсем тепло, — говорил Чурбаков, протягивая к огню озябшие руки.
   — Кстати, телефон, — напомнил Рублев.
   Чурбаков подошел к аппарату, снял трубку.
   — Черт подери! Не работает. Наверное, в связи с непогодой, здесь так иногда бывает. Ничего, через часок-другой наладят, это я вам обещаю. А к утру так точно будет работать.
   — Хотелось бы верить, — пробурчал Рублев, вытащил из кармана свой телефон и принялся нажимать на клавиши.
   Его телефон молчал.
   «Как это мы с Бахрушиным не предусмотрели! Ведь можно было бы взять спутниковый, а не радио. Тогда бы не было проблем».
   Теперь телефон, который Рублев носил в кармане, стал уже ненужной игрушкой — ни тебе никто не позвонит, ни ты ни с кем не свяжешься.
   «Дрянь дело. Навряд ли, чтобы здесь телефоны не работали, скорее всего, отключили, черти, — подумал Рублев. — Ну, да бог с вами. Не из таких переделок выпутывались. Лишь бы довел он меня до „Янтарной комнаты“, а там уж мы посмотрим кто кого. Ведь и я не лыком шит, хоть ты и генерал-лейтенант, правда, разжалованный. А я хоть и майор, но в отставке».
   Вскоре стол был накрыт и Чурбаков пригласил гостей:
   — Угощайтесь.
   Комбат в два приема выпил стакан водки и принялся закусывать. Он ел с аппетитом — так, как ест хорошо поработавший мужчина, обстоятельно, не торопясь, зная, что ни еда, ни выпивка никуда от него не денутся.
   Так же с аппетитом поглощал пищу и Андрюша Подберезский. А вот Чурбаков почти ничего не ел, он держал в руках бокал с коньяком, время от времени прикладываясь к нему.
   — Я мог бы девочек пригласить, да телефон… — ржавел руками хозяин. — Разве что один из моих парней сбегает в поселок. Правда, погода такая, что хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Дождь, ветер, да и идти тут километра три, если полем, а по шоссе так и все пять будет.
   Комбат пожал плечами:
   — Обойдемся и без девок.
   Весело пылал огонь в камине, потрескивали дрова, сухое тепло растекалось по настывшему осенью холлу.
   — Тут пансионат отличный, — говорил Чурбаков, — но не сезон. Желающих ехать нет. Номера хорошие, оцените их как следует.
   — Балтика не далеко? — поинтересовался Рублев.
   — Близко, близко, — заулыбался Чурбаков, — я смотрю, вы неплохо ориентируетесь. — Может еще выпить коктейль, — и он махнул рукой Свиридову.
   — Вроде бы выпили уже достаточно, — возразил Подберезский, хотя в его рюмке все еще оставался коньяк.
   — Что значит бутылка водки для мужчин с вашей комплекцией — ничего! — развел руками Чурбаков. — Я в лучшие годы мог целое ведро выпить и со мной ни хрена не происходило, трезв, как стеклышко. Все сослуживцы удивлялись.
   — Ты служил? — перешел на «ты» Комбат.
   — По-моему, вы меня узнали, — Чурбаков пригладил непослушные седые волосы.
   — Могу и ошибиться.
   — Неважно. Мое имя и прошлая служба к делу отношения не имеют. Главное, у меня есть то, что нужно вам, а у вас то, что нужно мне.
   Пока Чурбаков заговаривал зубы, Свиридов готовил коктейль.
   Комбат был готов ко многому. Он вполне мог предположить, что люди Чурбакова набросятся на него и Подберезского, хотя большого смысла в этом не было. Деньги по уговору Чурбаков должен был получить немалые, а захватив их сейчас можно было рассчитывать максимум на несколько десятков тысяч долларов, лежащих в карманах. Такая сумма вряд ли интересовала Чурбакова, не стал бы он ради их устраивать перелет из Москвы на полторы тысячи километров. Сейчас главной задачей Рублева было не спугнуть Чурбакова, не дать ему понять кто на самом деле находится перед ним.
   «Добраться бы до „Янтарной комнаты“, договориться о системе расчета и уже потом с Бахрушиным и его людьми затеять заваруху».
   Поэтому Борис Иванович особенно и не следил за Свиридовым. А зря. Тот сливал в высокие стаканы томатный сок, водку, делая это виртуозно. Ни один слой не перемешивался, содержимое стаканов оставалось полосатым, как бока зебры, с той только разницей, что зебра черно-белая, а коктейль получался прозрачно-белый и красный. Всего одной секунды Свиридову хватило для того, чтобы подсыпать в оба бокала по щепотке белого порошка, который тут же исчез в густом кроваво-красном томатном соке.
   — Вот, пожалуйста, — Павел Свиридов установил стаканы с положенными в них соломинками на поднос и подошел к столу.
   — Отрезвляющий коктейль, рекомендую.
   — Отрезвляющий с водкой? — ухмыльнулся Комбат, протягивая руку, чтобы взять стакан.
   Чурбаков представлял себе, что сейчас самый ответственный момент. Нельзя первому взять безопасный коктейль, иначе может возникнуть подозрение. Он сделал это одновременно с Рублевым. Подберезскому, как охраннику, предстояло воспользоваться тем, что оставалось на подносе.
   Может, на какой-нибудь другой коктейль Комбат и Подберезский не купились бы. Но, наверное, у каждого взрослого с томатным соком связаны приятные воспоминания детства, а с водкой — более позднего возраста.
   Рублев несколько неумело взял соломинку в пальцы и стал пить, передвигая ее внутри стакана, то заглатывая обжигающе — крепкую водку, то холодный солоноватый сок.
   — Странное дело, — приговаривал Чурбаков, — водка, а трезвит. Идеальное сочетание.
   — Может быть, — буркнул Комбат.
   Он допил и глянул на часы. В его голове потихоньку созревал план.
   — Ну что, Андрюша, пора спать. Завтра подъем в семь.
   — Я смотрю, вы не меняете старых привычек, — вставил Чурбаков.
   — Откуда вам знать какие у меня привычки были в прежние годы? — Борис Рублев поднялся из-за стола.
   — Богатые люди не любят вставать рано, а вы, наверное, прежде чем разбогатеть, служили в армии?
   — Было дело.
   — И как, не тянет вернуться?
   — Если бы там платили нормальные деньги, ни за что бы не ушел.