Воронин Андрей Николаевич. Кровавые жернова

   Краснов выпил и почувствовал, как мгновенно расширились сосуды, а назойливая головная боль сразу улетучилась.
   – Ну? – глядя на Марину, спросил Полуянов. – Как тебе?
   – Никак не могу решиться.
   – Давай одним махом. Это тебе не вино и не коньяк.
   Женщина зажмурилась и залпом выпила самогон. Тут же закашлялась.
   – Грушин предупреждал, пятьдесят градусов.
   – Может, он еще и горит? – поинтересовалась Марина, наконец откашлявшись, и тут же закусила кусочком сыра.
   – Горит даже водка. Если сорок градусов есть, то поджечь можно.
   Полуянов плеснул немного продукта на стол и щелкнул зажигалкой. По струганым доскам побежал едва различимый голубой огонек. Через несколько секунд доски уже оказались сухими.
   – Вот так-то, – назидательно произнес Антон.
   Петровича священнодействие не интересовало. Он смотрел на бутылку коньяка, переливавшуюся на солнечном свете.
   – Теперь кому что? – спросил Краснов, прикоснувшись к бутылке с коньяком.
   Петрович, как человек наемный, не стал выдавать истинных желаний, ждал, что скажет Полуянов.
   – Мне самогона.
   – Тогда и мне, – решительно сказала Марина. – Мешать спиртное нельзя.
   Петрович было уже скис, но Полуянов просчитал ход его мыслей.
   – Петровичу коньячины, думаю, потому как самогон для него не в диковину. Он его каждый день если не пьет, то видит.
   – Это правда, – признался прораб.
   В пластиковый стакан прораба полился коньяк. Краснов по привычке, как делал это в Москве, смотрел в глаза Петровичу, ожидая, когда тот кивнет или скажет «хватит». Петрович умудрился даже не моргнуть, боясь, что спугнет удачу. Пластиковый двухсотграммовый стакан наполнился доверху и даже больше – коньяк стоял в нем выпуклым мениском, и только после этого Петрович произнес:
   – Хватит.
   Все затаив дыхание следили за тем, как Петрович медленно подводит руку к стакану, бережно берет его, отрывает от досок. Петрович рисковать не любил, вдруг кто стол толкнет. Стакан завис в воздухе, и прораб прошептал:
   – За здоровье всех присутствующих.
   Он шумно выдохнул, а затем вместе с жидкостью вытянутыми губами втянул воздух.
   – Класс! – восхитилась Марина.
   Петрович крякнул, на всякий случай заглянул в стакан и убедился, что выпил до дна.
   После того как выпили по третьей и закусили, Краснов предложил искупаться. Не дожидаясь согласия, сбросил рубашку. Марина вопросительно посмотрела на Антона. Тот качнул головой:
   – Пока что-то не хочется.
   – Полуянов, не ленись, хорошо станет, пыль дорожную смыть надо.
   Петрович, понимая, что стал лишним, налил себе половину стакана и, чинно выпив, извинился.
   – Пойду посмотрю, что мужики делают, – сообщил он с таким видом, словно мужиков было человек сто и они могли быть заняты чем-то другим, кроме выпивки.
   – Вы чего? – спохватился Краснов, когда уже сбросил брюки.
   – Я купальник не взяла, – тихо сказала Марина.
   – Зайди за кусты и купайся. Там никто тебя не увидит.
   Краснов уже стоял по колено в воде и растирался водой. Антон по-прежнему сидел за столом, вертя в пальцах пластиковый стакан.
   – Я пошла, – бросила ему Марина и, не дожидаясь ответа, поднялась.
   Полуянов смотрел на женщину, как она идет к реке. Ему хотелось, чтобы они оказались здесь только вдвоем, тогда не нужно думать, есть купальник или нет, и вообще ни о чем не надо думать.
   И тут резкая боль пронзила его спину, воспаление напомнило о себе.
   "Странно, – подумал Полуянов, – я же выпил, даже сумел на время забыть о болезни.
   И тут снова…"

Глава 9

   Марина специально стала так, чтобы Полуянов видел, как она раздевается. Антон наперед знал, что в первую очередь женщина снимет джинсы и лишь затем рубашку. Марина почему-то всегда соблюдала эту последовательность.
   – Чего сидишь? – крикнул Краснов. – Некого здесь стесняться, никто твоей спины не увидит.
   Антон быстро разделся и так же быстро вошел в воду. Боль как рукой сняло. Речка была здесь неглубокой, лишь в одном месте доходила до шеи. Антон стоял, чувствуя, как течение выносит из-под ступней песок и он медленно оседает. Из-за поворота выплыла Марина, она высоко держала голову, боясь замочить волосы. Из-под воды выскользнула рука, женщина помахала ею в воздухе и улыбнулась.
   И Краснов подумал, что этот взмах предназначается только ему, и Антон подумал то же самое. Проплывая мимо Антона, Марина коснулась его рукой.
   – Хорошо-то как! – сказала она.
   Антон нырнул, проплыл метров десять под водой и вынырнул на противоположном берегу. Тут было довольно мелко, и ему пришлось встать.
   Он услышал тихий женский вскрик:
   – Боже, что это у тебя?
   Полуянов резко развернулся. Марина плыла к нему.
   – Не бойся, незаразное, – засмеялся Краснов, – во всяком случае, он так говорит.
   – Нет, ты покажи.
   – Нашла что смотреть, – зло сказал Полуянов, вновь нырнул и, проплыв под женщиной, выбрался на берег.
   Не вытираясь, набросил рубашку на мокрое тело, взялся натягивать брюки. Краснов схватил жену за руку.
   – Оставь его! Не видишь, злится. Не любит он, когда про болезнь говорят.
   – А что это такое?
   – Не знаю. От всех прятал. Я тоже, когда в первый раз в бане увидел, испугался. Хорошо, еще, что у меня этой заразы нет. А у тебя? – Краснов, взяв Марину за плечи, развернул ее спиной к себе. В воде женщина не могла сопротивляться. – И у тебя какая-то дрянь на лопатке выскочила, наверное, начальная стадия.
   – Пошел ты, дурак! – Марина вырвалась и, уже не заботясь о прическе, поплыла. Когда она, одетая, с мокрым бельем в руках вернулась к столу, Полуянова не было. Сидели Петрович – спиной к реке – и Краснов. Петрович пил коньяк, а Сергей – самогон.
   – Тебе же за руль! – возмутилась женщина.
   – В случае чего ты поведешь.
   – Я тоже пила.
   – К завтрашнему утру выветрится.
   – – – Мы же собирались сегодня возвращаться.
   – – Мне здесь понравилось.
   Краснов закинул руки за голову и прогнулся, – Райские места! И почему-то «мобильник» не беспокоит.
   Полуянов подошел к Григорию и экскаваторщику. Мужчины устроились комфортно – животами на траве, глядя друг другу в глаза. Между ними на газете лежала нехитрая закуска: поллитровая банка с капустой, хлеб и поредевший пучок лука. В банке еще оставалось на три пальца прозрачной жидкости.
   – Присаживайся, – сказал Гриша, глядя на босые ноги своего удачливого земляка. – Антон присел. – Не побрезгуешь из моего стакана?
   – Нет, – сказал Антон.
   – Самогонка, она дезинфицирует…
   Лежа на животе, Григорий умело налил самогон в граненые стаканы.
   – Ваше здоровье, – произнес заискивающим тоном экскаваторщик.
   – Хреновое у меня здоровье.
   Антон выпил и только сейчас сообразил, что нарушил один из основных законов: хозяин никогда не должен пить с наемными рабочими.
   Прочувствовал это и экскаваторщик. Закашлялся, заерзал.
   – Вы тут уж меня извините, пойду гляну машину. Кажется, я кабину не закрыл, – он быстро поднялся и ушел.
   – Что ты там про здоровье, Антон, говорил?
   Ты уж меня извини, я видел. Когда она закричала, думал, кто-то тонет. Выглянул, гляжу, а у тебя такая гадость на спине. Не дай бог!
   И вдруг Антона прорвало:
   – Я столько денег, Гриша, извел, чтобы вылечиться. Машину можно было купить. Кому я только не платил! И профессорам, и докторам…
   Все бесполезно. Никто даже толком не знает, что это такое. Все врут, друг на друга кивают, один к другому отсылают.
   Григорий Грушин задумался. Он смотрел на удачливого земляка, подперев голову рукой.
   – Сильно болит?
   – Когда как. Выпью – отпускает. А на спине спать не могу.
   – Не завидую я тебе. Только зря ты на докторов деньги тратишь. Ни хрена они не умеют.
   Тебе к бабке сходить надо. Может, порчу кто-нибудь навел, сглазил тебя… Деньгам твоим позавидовал…
   – Не верю я во всю эту ерунду! – дрогнувшим голосом, сказал Полуянов. – Лучше еще выпьем.
   Выпили.
   Полуянов пожевал перышко лука.
   Григорий изменил позу, сел по-турецки сложив ноги, закурил «Беломор» и, выпустив в сторону струю голубого дыма, с уверенностью сказал:
   – А водой из источника пробовал спину протирать?
   Полуянов задумался. Его пальцы рвали на мелкие кусочки зеленый лук.
   – Нет, не пробовал.
   – Попробуй прямо сейчас. До источника двести метров.. Пошел, помылся, никто не увидит. Там сейчас ни души. Хочешь, пособлю? – Грушин взял граненый стакан. – Себе на спину не польешь, вдвоем идти надо. – Антон услышал за спиной торопливые шаги.
   Оглянулся. По тропинке бежала Марина.
   – Вы куда?
   – Дело у нас есть, – резко бросил Полуянов, желая остановить женщину.
   – Я с вами. Сергей какой-то смурной сидит, о стройке с Петровичем разговаривает. А мне совсем неинтересно.
   Грушин немного презрительно взглянул на Марину. Всех женщин он считал существами низшего сорта. Даже жена очень богатого мужа для Григория Грушина в первую очередь была женщиной.
   – Я хочу пойти с тобой, Почему ты мне не сказал? – шептала Марина.
   – Я думал, ты видела, только говорить мне не хочешь.
   – Да врешь ты все. Ты специально от меня прятался.
   – Молчи! Мы не одни, – прошептал Антон и пошел немного быстрее, догоняя Григория.
   Тот, привыкший преодолевать пешком большие расстояния, размашисто шагал по дороге.
   Вскоре они взошли на пригорок. Григорий остановился как вкопанный: у источника на скамейке сидели отец Павел и советник Патриарха. Григорий спрятал граненый стакан в брючный карман.
   – Здравствуйте, – благостным голосом произнес он, и правая рука, не найдя на голове кепки, пригладила волосы.
   Полуянов довольно сдержанно поздоровался, зная отношение отца Павла к стройке возле Святого источника. Марина смотрела растерянно, переводя взгляд с отца Павла на Холмогорова.
   «Наверное, тоже священник», – подумала женщина, – и, судя по всему, важный, приезжий".
   – Мы вот с Антоном Петровичем, решили подняться, воды святой попить, жажду утолить… – и, словно получил соизволение отца Павла, Григорий зачерпнул воды.
   Подал женщине. Марине ничего не оставалось, как выпить до дна. Вода имела странный. привкус, немного кисловатый, но приятный.
   Гриша еще раз зачерпнул и подал стакан Полуянову. Тот пил долго, мелкими глотками. Зубы ломило от холода. Сам Гриша выпил быстро, как водку.
   – Хороша водичка!
   – Ну вот, причастились.
   Холмогоров остановил Антона, когда тот уже собирался уйти, так и не помывшись в ключе.
   – Меня зовут Андрей Алексеевич, – представился советник Патриарха. – А вы, как я понимаю, Антон Петрович Полуянов? Мне о вас отец Павел говорил.
   – Да, я родом из Погоста. Вот, стройку начали, туристический центр возводим… Места для деревенских рабочие создаем.
   – Это хорошо. Но есть проблема.
   Холмогоров посмотрел прямо в глаза Полуянову. И от этого взгляда Антону сделалось не по себе, словно незнакомый мужчина видел его насквозь, словно читал его потаенные мысли.
   – В каждом деле есть две стороны, – тихо говорил Холмогоров мягким певучим голосом. – С одной стороны, гостиница, ресторан…
   Это неплохо. Но место вы выбрали неудачное для стройки.
   – Я тоже долго думал, где начинать стройку, в этом месте или в другом. Но потом подумал: родная деревня, знакомые люди.., и решил – лучше всего здесь.
   И тут Полуянов понял, что оправдывается, хотя его еще ни в чем не обвиняют. От этого возникло замешательство, перешедшее во враждебность к Холмогорову.
   – Вы священник? – сухо поинтересовался Антон.
   – Не совсем. Я советник Патриарха.
   – Я все разрешения получил. Даже отец Павел не возражает.
   Полуянов вспомнил, как подослал в деревню друзей, чтобы те передали священнику деньги на иконостас. Вспомнил о том, как опять же через друзей дал строительные материалы на ремонт церкви. Естественно, отцу Павлу потом ничего не оставалось, как согласиться.
   – Нельзя так близко от святого места ставить туристический комплекс. И тем более нельзя брать воду для бассейна из Святого источника.
   «Откуда он знает, что мы собираемся наполнять бассейн водой из источника?» – подумал Полуянов.
   – Вы подумайте хорошенько, – предложил Холмогоров. – Это не страшно, что вы уже потратили деньги. Проект можно поменять, найти способ наполнять бассейн водой из реки. Главное, чтобы место осталось нетронутым.
   Полуянов пожал плечами, понимая, что менять ничего не станет.
   – Если вода в источнике исчезнет, вы себе этого не сможете простить.
   – Почему она исчезнет? Она течет, наверное, уже лет тысячу, если не больше.
   – По воле Божьей, – тихо произнес Холмогоров. – Пока источник никто не трогал, он жив. Одно неосторожное движение, и он может умереть. Вода – живая.
   – Вы преувеличиваете, – пробормотал Антон.
   Священнику хотелось приостановить спор Холмогорова и Полуянова, но он боялся вмешиваться.
   Настроение у Полуянова окончательно испортилось.
   – Я подумаю, – бросил он дежурную фразу и, чувствуя спиной взгляд Холмогорова, зашагал по тропинке.
   Грушин нагнал Антона, взял его за локоть.
   – – Не обращай внимания. Он приехал и уедет. А нам здесь жить.
   – Он из-за источника сюда приехал?
   – Говорят, из-за иконы. Ты же слышал, что в церкви икона кровью плачет?
   Григорий Грушин остановился, широко расставил руки, как бы пытаясь удержать Полуянова.
   – Ты чего? – спросил Антон.
   – – Слушай, тут ведь у нас человек интересный появился.
   – Какой человек?
   – Дом мельника купил на омуте. Ну там, где раньше мельница была… Забыл, что ли, куда мы в детстве бегали?
   – Почему забыл, помню… – Полуянов прикрыл глаза. Вспомнил большой полуразрушенный дом из красного кирпича, черные сваи, торчащие из-под воды, и сам омут, пользующийся у местных дурной славой.
   – Так вот, мужик приехал откуда-то издалека и поселился там. Дом отремонтировал, да так быстро! Осенью начали, зимой работали, к весне дом был уже готов.
   – Ну и что из того? – спросил Полуянов, пытаясь отстранить Григория.
   Но тот стоял на тропинке как вкопанный, не позволяя Антону ступить и шагу.
   – Если чего задумал – надо сразу делать, иначе не получится. Ты что, с этой гадостью на спине всю жизнь ходить собрался? Знахарь он… – Григорий уже не обращал внимания на Марину, словно ее здесь и не было. – Ну, скажи, так и будешь всю жизнь мучиться?
   Как и всякий подвыпивший человек, Григорий был преисполнен энтузиазма и готовности сию же минуту помочь ближнему.
   – К чему ты клонишь?
   – Надо идти к нему прямо сейчас. Здесь же совсем недалеко.
   – И что он?
   – Чудной мужик, – нашел нужное слово Грушин, – замысловатый какой-то. Мне кажется, он тебе поможет. Нутром чую!
   Возвращаться к столу Антону не хотелось.
   От разговора с Холмогоровым на душе остался неприятный осадок. Полуянов понимал, окажись он сейчас рядом с Красновым и Петровичем, обязательно начнет спорить, а потом спор перейдет в ссору.
   – Пошли, – потащил за локоть Полуянова Григорий.
   Марина постояла в нерешительности, а затем громко крикнула, прижав ладони ко рту:
   – Сергей, мы скоро вернемся!
   Краснов издалека лишь махнул в ответ рукой.
   У дощатого высокого забора они приостановились. Решимости у Григория не убавилось.
   То ли алкоголь действовал, то ли он действительно сильно хотел помочь ближнему.
   Григорий постучал по доскам так сильно, что забор завибрировал.
   – Заходите, – раздался со двора мужской голос.
   Григорий толкнул калитку и первым вошел во двор. Хозяин стоял у дома в белой рубашке, заправленной в вельветовые брюки, и в рыжих сандалиях на босу ногу, на ноге не было одного пальца. Голову прикрывала соломенная шляпа с широкими полями. Григорий представил мужчину, а имя женщины напрочь забыл.
   Антон ожидал увидеть седобородого благообразного старика, именно таким он представлял себе народных целителей. Перед ним же стоял идеально выбритый смуглый мужчина с прозрачными голубыми глазами. То, что он умен, Полуянов почувствовал сразу. Да и силой от этого человека веяло какой-то неземной, нездешней.
   Илья Ястребов перебирал в пальцах четки с серыми камешками, делал это машинально, не глядя на руки. Прислушавшись, Антон уловил определенный ритм в перестуке камней.
   И вновь, как и в прошлый раз, Илья Ястребов отправил Григория за ворота. Тот не возражал.
   – А вы останьтесь, – мягко сказал Илья Марине и пригласил войти в дом.
   Антон, помнивший дом мельника полуразрушенным, был изумлен. Богато и со вкусом обставленная комната. Правда, в обстановке чувствовалось что-то театральное, ненастоящее.
   Уж слишком чисто, слишком светло. Окна прикрывали жалюзи. Над камином, сложенным из дикого камня, висел бычий череп с золочеными рогами. И что поразило Полуянова, он не увидел ни одной книги.
   – Присаживайтесь, – хозяин указал на широкий кожаный диван перед стеклянным журнальным столиком.
   Массивная хрустальная пепельница, деревянный ящик с тонкими сигарами, серебряный ножик для обрезания кончиков сигар, стильная бензиновая зажигалка с гравировками. Марине и Антону показалось, что они перенеслись на тысячи километров далеко-далеко в тропики, а за окнами ни лес и река, а пальмы и океан.
   В воздухе даже стоял запах моря и свежего морского ветра.
   – Я так и не узнал, как вас зовут, – с легкой улыбкой проговорил Илья Ястребов, глядя на женщину.
   – Марина.
   – Марина… – будто пробовал на вкус имя, повторил хозяин дома. – Хотите выпить?
   – Честно признаться, мы только что из-за стола.
   – Вам не повредит, – убежденно произнес Илья и поставил на стол три массивных стеклянных стакана и керамическую пузатую бутылку.
   – Со льдом? Без?
   – Мне неудобно, это Григорий настоял зайти к вам.
   – Я все понимаю. Здесь редко можно увидеть таких людей, как вы, – и Илья Ястребов вскинул руку, предупреждая возражения.
   Густая темная жидкость полилась в стаканы.
   Волна южного экзотического аромата поднялась над столом, распространяясь по комнате.
   – Местный самогон неплох, – усмехнулся Илья, – но это вещь не хуже. Попробуйте.
   Ром буквально впитывался в язык, впитывался в ткань, как вода в губку.
   – Действительно, вкусно.
   – А если еще закурить сигару, станет совсем хорошо, – хозяин дома подвинул ящичек к Антону.
   Бизнесмен взял тонкую сигару, повертел в пальцах.
   – Я вижу, вы не часто курите сигары. Позвольте, – и Ястребов ловко срезал кончик, бросил его в пепельницу. – Рекомендую макнуть ее в ром.
   Марина слегка ошалела. Она и предположить не могла, что в здешних местах за простым дощатым забором существует подобный оазис утонченной цивилизации.
   Ястребов тоже закурил. Сигару он держал привычно, не рисуясь.
   – Я знаю, что вас беспокоит, – испытующе глядя на гостя, произнес Ястребов. – Дайте руку.
   Он глянул на ногти, на запястья, на голубые ниточки вен, будто пересчитал их взглядом.
   – Покажите спину, не стесняйтесь.
   Антон взглянул на Марину. Ястребов улыбнулся понимающе, мол, к чему церемонии, я имею представление о ваших отношениях. Антон повернулся боком. Поднял рубашку. Он был похож на ребенка, попавшего на прием к доктору. Зависло продолжительное молчание. Ястребов неподвижным взглядом смотрел на многочисленные язвы.
   – Когда выпиваете, вам легче? – спросил хозяин.
   Антон кивнул.
   – Это не метод. Я подумаю, что можно сделать, – задумался Ястребов и тут же добавил:
   – Нет, пока еще не опускайте.
   Он плеснул в пустой стакан немного рома и властно сказал женщине:
   – Разотрите. Ему станет легче.
   Это предложение напугало Марину.
   – Что, рукой? Ладонью?
   – Только так, – улыбнулся хозяин. – Вы же не боитесь к нему прикасаться? Это незаразно.
   – Нет, теперь не боюсь.
   Марина налила ром на ладонь и провела ею по воспаленной коже Антона. Полуянов сморщился в предчувствии боли, но прикосновение оказалось нежным, легким, ласковым. Марина, поглядывая на Ястребова, еще дважды провела ладонью по потемневшей воспаленной коже.
   – Что вы почувствовали?
   – Холод, – ответил Полуянов.
   – А вы?
   – Я? Что я должна была почувствовать? – растерялась Марина.
   – Вам было приятно, признайтесь.
   – Да, вы правы, – смутилась женщина.
   – Можете снова сесть, как прежде. Сегодня я вам ничем помочь не могу. Но спать вы будете спокойно даже на спине.
   – Нас ждут, – напомнила Марина.
   – Погоди, – одернул ее Полуянов. Он уже поверил в то, что странный смуглый мужчина может принести ему избавление от напасти.
   – Я жду вас завтра утром на рассвете. Вы должны прийти до восхода солнца.
   – Вы подниметесь так рано из-за меня? – изумился Полуянов.
   – Другого выхода нет. Вы же не думаете, что случайно оказались в моем доме? Вы многое можете вспомнить об этих стенах.
   И вновь, во второй раз Антону показалось, что его видят насквозь.
   "Чем-то они похожи – советник Патриарха и смуглый мужчина неопределенного возраста.
   Ему может быть и сорок, и семьдесят".
   – Вы гадаете, как сможете отблагодарить меня? – сухо рассмеялся Илья Ястребов. – Никакой благодарности пока не надо. Мне было приятно, что вы зашли ко мне, немного развеяли мое одиночество.
   – Вы живете один? – спросила Марина.
   – Совсем один. Я живу со своими и чужими воспоминаниями.
   – Вы пишете книги?
   И вновь хозяин дома рассмеялся:
   – Неужели я похож на писателя? У меня другие занятия, другие пристрастия, иные цели.
   Внезапно взгляд его потух, глаза из голубых мгновенно превратились в темно-синие. Полуянов почувствовал, что надо подниматься и уходить. А уходить не хотелось. Впервые за последние месяцы он почувствовал себя легко. Исчезла изнуряющая боль. Ему было хорошо, как в детстве, когда ничего не болит, ничего не беспокоит, когда не надо думать о завтрашнем дне, когда живешь одним мгновением, не задумываясь о будущем.
   В соседней комнате раздался странный звук, словно кто-то ладонью стучал по подушке, затем послышалось цоканье. В гостиную важно зашел на высоких когтистых лапах черный петух, огромный красавец с огненным хвостом. Петух посмотрел, склонив голову, на Марину, на Полуянова, развернулся и с достоинством, присущим только птицам, покинул гостиную.
   – Значит, вы не один? – улыбнулась Марина.
   – Не всегда один, – ответил Ястребов, поднимаясь из-за стола. – Я хотел бы задержать вашу спутницу на пару минут. Вы не против?
   Марина и Полуянов переглянулись. У женщины засосало под ложечкой. Ястребов, при всех его хороших манерах, внушал ей почти животный ужас. Но отказаться было невозможно – в конце концов, сами пришли за помощью, напросились и побеспокоили человека.
   Растерянный Полуянов вышел во двор, присел на треснутый каменный жернов, который помнил еще с детства. Голова кружилась, но не от алкоголя, а словно воздух возле дома был разрежен, как бывает высоко в горах.
   – Вам страшно? Вы боитесь колдовства? – почти не шевеля губами, поинтересовался хозяин странного дома. – Марина честно кивнула. – Но вы же хотите ему помочь? Он вам дорог? – И вновь согласный кивок. – Вы на многое готовы ради него? – На этот раз женщина задумалась. – Любая помощь требует жертвы, – произнес Ястребов.
   Он взял Марину за руку, и женщина покорно двинулась за ним. Ястребов толкнул дверь, и они оказались в маленькой комнате с одним высоко расположенным окном. Чем-то она напомнила Марине строительный вагончик возле «Паркинга». Одну стену занимали узкие деревянные полки, заставленные стеклянными и керамическими банками разных цветов.
   – Присядьте, – предложил Ястребов, предлагая Марине обтянутый кожей круглый табурет, какие стоят у стоек баров.
   Женщина чувствовала, что целиком попала под влияние хозяина.
   – Левую руку.
   В руках Ястребова оказалась костяная игла, то ли рыбья кость, то ли тонко заточенная птичья.
   – Если вам страшно – зажмурьтесь.
   – Нет, я буду смотреть.
   Почти не размахиваясь, Ястребов быстро уколол безымянный палец. Вырвал иглу. Крови не было.
   – Это хорошо, – произнес Ястребов, подставляя под ладонь черное керамическое блюдце.
   Он пристально смотрел на палец, и под его взглядом выступила крупная горошина крови.
   И капли посыпались одна за другой, покрывая блестящую керамику. Кровь остановилась так же быстро, как и пошла.
   Ястребов заглянул женщине в глаза.
   – Только не говорите ему ничего.
   – Почему?
   – Иначе не поможет.
   Марина смотрела на свой палец, на маленькую точку, след укола. Ей казалось, что иголка осталась в теле.
   – Это пройдет завтра на рассвете, – усмехнулся Ястребов. – Вас уже заждались.
   Хозяин не стал выходить на крыльцо, сразу закрыл за Мариной дверь.
   Антон порывисто поднялся, осмотрелся. Они были одни.
   Взял женщину за руку.
   – Что там было?
   – Я тебе ничего не скажу. Нельзя.
   – Как хочешь.
   Черный петух уже расхаживал по двору, его красный гребень горел на солнце.
   – Мне почему-то кажется, что все у тебя пройдет, – прошептала Марина.
   – Посмотрим.
   Антон почувствовал тревогу, тело мелко дрожало. Когда они оказались за калиткой, заждавшийся и немного протрезвевший Григорий тут же принялся расспрашивать. Но его расспросы натолкнулись на стену молчания.