– Надо возвращаться в Погост, – уже второй раз убежденно произнес Андрей Холмогоров, – там, где икона.
   – А вы, доктор Рибера, как считаете?
   – Советник Патриарха прав, здесь мы его не возьмем.
   – А там?! – глядя в глаза негру, крикнул Брагин.
   – Там проще.
   – С чего вы взяли, что он вернется в Погост?
   – У вас есть другое предложение? Доверьтесь специалистам.
   Антон Полуянов, все это время сидевший молча, вдруг подал голос:
   – Слышите, Андрей Алексеевич, у меня сон был очень странный… – и доктор Рибера, и Холмогоров приблизили свои лица к Полуянову. – Жернов, который лежит во дворе, ну, этот большой мельничный камень, помните вы его?
   – Конечно, помню.
   – Мы с Гришей, да и другие жители деревни копали везде, золото искали. Везде, но только не под жерновом. А сон мне приснился, что жернов упал мне на грудь и я не могу из-под него выбраться.
   – Когда вы видели этот сон? Вспоминайте!
   Вспоминайте! – негр схватил Полуянова за плечи, сильно тряхнул, сжал виски большими пальцами и уставился немигающим взглядом в широко открытые глаза Антона. – Говори, когда?
   Губы Полуянова шевельнулись, и он прошелестел что-то. Но доктор и Холмогоров услышали.
   – Полковник, назад, в Погост. Давайте, полковник, – попросил специальный агент ФБР Питер Нехамес. – Я им верю, они знают, что говорят. Они к нему ближе, чем мы, они его чувствуют!
   – Разворачивай! – в сердцах произнес Брагин. – Быстрее разворачивайся!
   – Бензина мало, не дотянем.
   – Заправимся по дороге.
   Микроавтобус заехал на тротуар, резко визжа тормозами, развернулся.
   – Мигалку вруби и сирену.
   Оглашая улицу воем, черный микроавтобус с раскачивающимися усиками антенн помчался по Москве.
   Совсем обессилевший Полуянов сидел на заднем сиденье с закрытыми глазами.
* * *
   На деревню Погост надвигались низкие черные тучи. Они закрыли солнце, тень опустилась на деревню. Испуганно мычали коровы, кричали петухи. Люди переглядывались.
   – Боже, что это? Страх-то какой, небо чернее ночи!
   Листья на деревьях затрепетали, трава пригнулась к земле, – Дети, в дом! – матушка Зинаида позвала сыновей в дом.
   Отец Павел стоял на коленях перед домашним алтарем. Горели три свечи. Он молился, просил Господа, чтобы тот защитил деревню.
   А тучи все надвигались и надвигались. Вот и последняя полоска чистого неба исчезла. Тучи сомкнулись с черным лесом на горизонте, стало темно, как поздним вечером. Самые пугливые, понимая, что сейчас разразится гроза, выкручивали из счетчиков пробки, вешали на розетки резиновые галоши, словно эти нехитрые меры могли защитить и спасти.
   Петухи из разных дворов кричали охрипшими, надорванными голосами. Ни люди, ни птицы, ни животные не понимали, что происходит, но чувствовали приближение катастрофы, ужасного природного катаклизма, способного уничтожить все живое, а возможно, и стереть деревню с лица земли, как смахивают хлебные крошки со стола.
   Колокол над церковью вдруг ожил, и густые раскаты поплыли над окрестностями.
   Петрович остановил стройку, испуганно поглядывая в небо, дернул рубильник, обесточивая систему.
   – Господи, да что же это такое? – бормотал он.
   И лишь Марина, глуповато улыбаясь, протирала полотенцем тарелки. Брала одну за другой и тщательно расставляла идеально чистую посуду, напевая песенку, слышанную когда-то в детстве, но затем на долгие годы забытую.
   На горизонте полыхнула молния, озарив окрестности неверным фосфорическим светом. То, что было темным, вдруг стало слепяще-белым, как на черно-белом негативе. Колокол гудел, и его тревожные звуки плыли над деревней, рекой, лесом. Священник вместе со всей семьей молился, глядя на трепещущие огоньки толстых восковых свечей.
   Микроавтобус с затененными стеклами уже мчался к деревне.
   – Вынести икону из церкви, – вдруг сказал Холмогоров, глядя на покачивающийся крестик четок в руках доктора Рибера, – мог только невинный человек. Кто же этот человек? Сам Ястребов к ней не прикоснется, только невинный.
   – Но он, господин Холмогоров, может заставить невинного человека сделать это помимо его воли.
   – Вы хотите сказать, доктор Рибера, что он…
   – Вот именно, он кого-то зомбировал.
   После долгой паузы Холмогоров воскликнул:
   – Мне кажется, я знаю это невинное существо. Знаю. Все сходится.
   Многочисленные факты и наблюдения вдруг сложились. Фрагменты собрались в целое.
   – Господи, я знаю! Скорее к дому священника! К дому священника! Он там! – и Холмогоров принялся объяснять водителю, как добраться к дому отца Павла.
   Микроавтобус с включенной мигалкой пронесся по пустынной улице – даже собак и домашних птиц на улице не было – и затормозил напротив дома священника. Холмогоров выскочил первым, за ним доктор Рибера, полковник Брагин. Питер Нехамес остался в машине.
   Андрей Алексеевич вошел в дом и увидел всю семью священника, занятую молитвой.
   – Отец Павел, – сказал Андрей Алексеевич, – прошу прощения, мне нужен Илья.
   Мальчик взглянул на отца, мать, словно прощаясь с ними, и подошел к Холмогорову.
   – Идем со мной.
   Холмогоров взял Илью за плечи, увлек в свою комнату и усадил на диван. Сам сел рядом на стул.
   – Оставьте меня с ним, – попросил Холмогоров, взглянув на полковника Брагина. – А вы, доктор, останьтесь.
   Мальчик с интересом посмотрел на огромного негра в белом костюме, на золотой крестик четок, на янтарные камешки. В комнате было темно, как поздним вечером.
   – Илья, родной. Смотри на меня, слушай, что я тебе буду говорить, и постарайся ответить на мои вопросы. – Холмогоров провел ладонью перед лицом мальчика один раз, второй, третий. – Ты меня слышишь? – через несколько мгновений спросил он.
   – Слышу, но плохо. Вы далеко.
   – Я сейчас подойду поближе и буду разговаривать с тобой, а ты отвечай.
   – Не надо ко мне подходить, лучше я подойду.
   – Подходи, – произнес Андрей Алексеевич, зажав в своих ладонях ручонки мальчика. – Теперь ты лучше слышишь?
   – Да.
   – Ты видел икону Божьей матери – ту, которая висела в церкви?
   – Видел.
   – Когда ты ее видел?
   – Ночью.
   – Это ты ходил в церковь?
   – Да.
   – Ты забрал ее? Она лежала за алтарем, на столе?
   – Да, я забрал ее. Завернул в полотенце и забрал.
   – Куда ты ее спрятал?
   Выражение лица мальчика, до этого спокойное и сосредоточенное, вдруг резко изменилось.
   Казалось, еще секунда – и он расплачется.
   – Успокойся, – Холмогоров почувствовал волнение ребенка и сжал руки. Погладил Илью по голове, медленно проведя ото лба к затылку несколько раз. – Не надо расстраиваться. Рассказывай, куда ты ее спрятал?
   – Я ее похоронил, опустил в глубокую яму и засыпал песком.
   – Где та яма?
   – У реки, за высоким забором, высоким-высоким, до самого неба. Через тот забор не перелезешь.
   – А ты как перебрался?
   – Я вошел в калитку.
   – Говори, Илюша, не останавливайся.
   – Там была яма под серым камнем. Я ее положил в яму и закопал. Это мой секрет. Вы не скажете отцу? И маме тоже не скажете, да?
   – Никому не скажу, Илья.
   Глаза мальчика закрылись.
   Холмогоров подхватил уснувшего ребенка на руки, уложил на диване, накрыл одеялом, подсунул под голову подушку.
   – Уходим, – шепотом произнес он, – уходим отсюда. Матушка Зинаида, пусть Илья спит. Не беспокойте его, он очень устал. Когда проснется, все будет хорошо, поверьте мне.
   – Что с ним?
   – Все нормально, – произнес огромный негр. – Он помог нам, ваш маленький сын. Отец Павел, нужна лопата.
   – Сейчас дам. Я иду с вами.
   – Нет, вы оставайтесь дома с детьми. Мы с доктором Рибера сами попытаемся справиться.
   Полковник Брагин и Питер Нехамес бежали вслед за Холмогоровым. Вспышки молнии все чаще озаряли землю неверным светом.
   – Как перед страшным судом, – вдруг произнес Питер Нехамес, вытирая вспотевшее лицо.
   Полуянов пошатывался, но тоже бежал.
   Первым во дворе Ястребова оказался Холмогоров. И опять то же тяжелое чувство на мгновение обрушилось на него, словно вдавило в землю.
   – Камень, мельничный жернов, – сказал Холмогоров. – Давайте-ка его попробуем сдвинуть.
   Полуянов, Питер Нехамес, доктор Рибера, Холмогоров, полковник Брагин и еще один полковник и майор попытались вырвать вросший в землю огромный каменный круг.
   – Еще, еще! Ну, все вместе! – командовал полковник Брагин.
   Камень немного оторвался. Полуянов подсунул под него бревно.
   – Ну, взяли! Раз, два!
   И треснувший камень, словно чугунный канализационный люк, отъехал в сторону. Мужчины с облегчением выдохнули. Холмогоров принялся копать, затем лопату перехватил доктор Рибера. Полуянов и Питер Нехамес ладонями отгребали песок.
   – Стоп! – воскликнул доктор Рибера, опускаясь на колени.
   Все замерли. Полыхнула молния, расколов небо сразу в четырех местах.
   – Вот она, – доктор Рибера бережно вытащил завернутую в ткань доску иконы Казанской Божьей матери. – Господи! – воскликнул он, взглянув на свои руки. Пальцы и ладони были в густой липкой крови. Он положил икону на землю и уставился на свои ладони. – Это кровь? – спросил он.
   – Да, – подтвердил Холмогоров.
   – Откуда кровь? Какая кровь? – полковник указательным пальцем прикоснулся к ткани, к мокрому тяжелому песку. – Похоже на кровь… – поднеся пальцы к глазам, пробормотал он. – Но вполне может быть и вещество иного рода.
   – Кровь, – убежденно сказал Холмогоров – Икону надо раскрыть.
   Ткань полотенца прилипла и присохла к доске иконы, как бинт к глубокой ране.
   – Нельзя отрывать. Ни в коем случае, нельзя отрывать! – воскликнул Холмогоров. – Только к источнику, только водой источника можно смыть с нее кровь.
   Доктор Рибера пожимал широченными плечами и не знал, куда деть руки в пятнах крови.
   – Какой источник?
   – Там, на горе.
   И, бросив яму незакопанной, все, кто там был, покинули двор. Сейчас впереди шел Антон Полуянов.
   – Тут недалеко, совсем недалеко.
   – Быстрее! – торопил Холмогоров.
   – Он сейчас будет здесь, я это чувствую, – бормотал гаитянский теолог.
   Холмогоров бежал. Они спустились в низину.
   Полыхнула молния, опять же беззвучная. Лишь звон колокола заполнял окружающий мир, сея тревогу и предвещая недоброе.
* * *
   Машина «Скорой помощи» с бригадой врачей из больницы Склифосовского мчалась с включенной мигалкой к подземному переходу у Киевского вокзала, в котором произошел взрыв.
   Были человеческие жертвы. Водитель смотрел на дорогу, гнал машину по осевой. Человек в сером костюме возник на осевой словно из-под земли. На лице застыла улыбка, он широко расставил руки, словно играл, пытаясь поймать кого-то невидимого.
   – Твою мать! – вдавливая педаль тормоза и вцепляясь в баранку, крикнул водитель.
   Хоть дорога и была мокрой после недавнего ливня, машину не понесло, и она, истошно визжа тормозами, неслась прямо на улыбающегося мужчину. За метр до него машина замерла. Сумасшедший все так же продолжал улыбаться.
   Водитель опустил стекло:
   – Ты что, сбрендил, псих конченый? – он уже открыл дверцу и готов был выскочить, чтобы врезать незнакомцу оплеуху, но тот, будто делал утреннюю зарядку, свел руки перед собой и положил ладони на ветровое стекло.
   Водитель замер, его нога повисла над землей.
   – Не надо ругаться, – прошептал Ястребов. – Вон из машины! Выметайтесь все до единого!
   Бригада врачей и водитель безропотно покинули машину и гуськом пошли через дорогу на тротуар. Врачи, облаченные в белые халаты, держали в руках чемоданчики.
   Илья Ястребов запрыгнул в кабину. Машина ворвалась с места и, полыхая синей мигалкой, помчалась прочь из города.
   – Успею. Обязательно успею. Я должен успеть, – шептал Ястребов.
   Он щелчком сбил иконку, висевшую в машине над ветровым стеклом, подхватил ее кончиками пальцев и выбросил за окно.
* * *
   Холмогоров с иконой в руках, а за ним и Полуянов первыми взобрались на пригорок. Вода в Святом источнике бурлила, словно собиралась вскипеть. Холмогоров перекрестился, Полуянов последовал его примеру.
   – Господи, помоги нам! – сказал Холмогоров и медленно опустил забинтованную, окровавленную икону в воду.
   Он держал доску в холодной воде, осторожно проводя по ней рукой, словно ласкал изображение, скрытое под полотенцем. Вода в источнике, зачерпнутая Антоном Полуяновым, была красная. Огромный негр, перебирая пальцами янтарные камешки, тоже опустился на колени и погрузил четки в воду. Он по-своему бормотал молитвы, обращаясь к Божьей матери.
   Ткань понемногу отходила от доски, вздувалась, отлипала.
   Холмогоров медленно стаскивал край полотенца. То и дело полыхали молнии, теперь уже прямо над пригорком, над Святым источником. В небе извивались, ломались яркие стрелы разрядов.
   – Сейчас хлынет, – шептал Полуянов.
   Полковник Брагин и специальный агент ФБР Питер Нехамес переглянулись. Связь с миром была потеряна, «мобильники» умерли и стали абсолютно ненужными.
   Холмогоров вытащил из воды освобожденную икону, поднес к лицу. Полыхнула молния.
   Икона стала яркой, словно художник только что закончил над ней работу.
   – Прекрасная! – воскликнул доктор Рибера по-испански. – Прекрасная!
   С доски текла вода, и ее капли были прозрачными, как слезы.
   – Как тихо! – проговорил полковник Брагин, оглядываясь по сторонам. – Даже листочки на деревьях не вздрагивают.
   – Действительно.
   – Колокол замолчал, – Холмогоров глянул на купола церкви, возвышающейся над старыми липами.
   – Он уже здесь, – произнес доктор Рибера.
   И в этот момент где-то совсем рядом закричал петух. И застучали по земле крупные, тяжелые капли дождя. Когда крик петуха резко оборвался на самой высокой ноте, послышались странные звуки, словно в огромную пустую бочку заколачивали гвозди. Рокот и гул наплывали со стороны деревни.
   – Это он! Его барабан! – доктор быстро осенил себя крестным знамением. – Он идет, слышите? Идет!
   – Деревня горит! – закричал Полуянов, показывая на зарево на краю деревни. – Пожар!
   Первым к деревне побежал Антон.
   – И там горит! – крикнул полковник Брагин.
   Молнии били в дома, в землю рядом с домами, в деревья, столбы. Грохот барабана выворачивал наизнанку, заставлял жадно хватать воздух открытыми ртами. Так бьется рыба, выброшенная на берег.
   Брагин пытался дозвониться по своему мертвому «мобильнику», но безуспешно.
   – Что здесь вообще происходит? Чертовщина какая-то!
   – Хуже, полковник, – прошипел Питер Нехамес, глядя в спину шагающего Холмогорова, – намного хуже.
   – Вот же угораздило меня уйти в Интерпол!
   Сидел бы сейчас в своем райотделе, ловил преступников и горя не знал. Все ясно и понятно.
   Украл – отвечай. А здесь колдуны, Гаити, Буду. Чертовщина!
   – Спокойно, полковник, не кричите, – остановил его специальный агент ФБР. – Все скоро кончится. Правда, не знаю, хорошо или плохо.
   – Плохо, – уверенно сказал полковник.
   Молния сверкнула над церковью. Дождь еще не превратился в настоящий ливень. Наполненные влагой тяжелые тучи висели над миром абсолютно неподвижно. Возможно, если бы ветер тронул эти тучи, то хлынул бы ливень. Но ни малейшего дуновения, полный штиль. Лишь плыл рокот барабана, да сполохи молний озаряли окружающий мир призрачным светом.
   С церкви упал крест, вздрогнул колокол.
   Илья Ястребов шагал в своей черно-фиолетовой накидке на голое тело. Зажимая под мышкой барабан, босой, с окровавленным ртом, он двигался по деревне все с той же приклеенной к лицу улыбкой.
   Они шли навстречу друг другу – колдун Вуду в шелковой накидке и мужчина, прижавший к груди образ Казанской Божьей матери. Справа от советника Патриарха Андрея Холмогорова в уже потемневшем от дождя белом костюме с мрачным лицом двигался доктор Рибера. Остальные словно прятались за них.
   Холмогоров и доктор Рибера увидели фиолетовое пятно, вспыхнувшее на долю секунды на темной пустынной улице, на другом конце которой горело несколько домов. Холмогоров и колдун Буду даже не замедлили шаг.
   Когда между ними осталось десятка три шагов, полковник Брагин выхватил пистолет, вскинул руку и выстрелил в воздух.
   – Стой! – закричал он. Руки вверх! Буду стрелять!
   Длинные пальцы Ильи Ястребова все так же быстро прикасались к коже узкого барабана. Он все так же продолжал улыбаться и, пританцовывая, двигаться вперед.
   – Стой! – еще раз крикнул полковник Брагин, целясь в колдуна.
   – Стреляйте, полковник! – крикнул специальный агент ФБР.
   Полковник трижды нажал на курок табельного пистолета. И трижды сухой щелчок осечки был ответом на движение указательного пальца.
   – Да черт тебя подери! – бледнея, Брагин остановился.
   Лишь Холмогоров и доктор продолжили движение.
   На мгновение пальцы Ястребова оторвались от барабана. Прямо над головой Холмогорова изломалась стрела молнии и ударила в землю.
   Холмогоров и доктор Рибера продолжали идти. Лицо советника Патриарха было белым как мел, глаза горели. Он держал икону, как держит щит воин, выронивший в схватке меч.
   Еще раз ударила молния, воткнувшись в землю фосфорически сверкнувшим острием.
   Гигантский негр схватил Холмогорова за локоть, выставил вперед кулак, из которого торчал золотой крестик четок. Негр смотрел в лицо колдуна, смотрел не мигая, широко открытыми глазами.
   Расстояние между ними сокращалось с каждым шагом, с каждой секундой. Казалось, ученик Жоржа Алатура пройдет сквозь Холмогорова и доктора Рибера, как сквозь дым, словно они не представляют для него никакой реальной угрозы.
   – Уйдите! – воскликнул Ястребов гортанным голосом.
   – Изыди, – прошептал советник Патриарха, и ему по-латински вторил доктор Рибера:
   – Изыди, нечисть!
   Ястребов остановился, перестал стучать в барабан, запрокинул голову и взглянул на небо. Шелковые складки полыхнули. Доктор Рибера увидел, что на ноге Ястребова отсутствует палец.
   – Изыди, – прошептал он и тяжело вздохнул, словно держал на плечах многопудовый мешок с зерном или могильный камень. – Изыди! – из последних сил выставив вперед золотой крестик, произнес негр.
   Ученик гаитянского колдуна воздел в небо правую руку, и Холмогорову показалось, что рука колдуна достает до черных, низко висящих облаков. Колдун щелкнул пальцем, и где-то высоко за пологом туч раздался раскат грома такой силы, что Холмогорову показалось: земля, как орех, раскалывается надвое. Затем сверкнула молния, и Андрей Алексеевич, выставив вперед икону Казанской Божьей матери, смог только воскликнуть:
   – Господи, помоги!
   Полыхнула молния такой яркости и такой силы, что стал виден каждый листок, каждая песчинка и травинка. Стрела, летящая в Холмогорова, остановленная святой иконой, почти над самой головой изломалась, метнулась в сторону и вошла во вскинутую руку Ястребова. Тело его судорожно дернулось, фиолетовый шелк накидки вспыхнул.
   Когда дым рассеялся, на песчаной деревенской улице остался лишь силуэт, будто высыпанный черным песком. Рядом, в двух шагах, догорал длинный узкий барабан.
   И тут хлынул спасительный ливень такой силы и мощи, что смог погасить начинающийся в деревне пожар.
   Холмогоров стоял на месте, прижав икону к груди, прикрывая от ливня полой пиджака.
   Полковник Брагин протер глаза и посмотрел на мокрый пистолет. Доктор Рибера улыбался, подставив дождю лицо.
   Антон Полуянов сидел на траве, на обочине дороги. Обняв колени и уткнувшись в них лицом, он плакал. Обращаясь к Холмогорову, доктор сказал:
   – Он всегда пользовался чужими желаниями, материализуя их.
   – Кто? Ястребов? Жорж Алатур? – переспросил Холмогоров, – И он, и его учитель, и учитель его учителя.., тоже. Ястребов оказался способным учеником. Но он так и не понял, кому служит. Он считал, что служит дьяволу.
   – Но дьявола не существует.
   – Зато есть его слуги. Дьявол – темные людские желания.
   – Надо вернуть икону в храм.
   Сказав это, Холмогоров развернулся и под .проливным дождем зашагал к церкви.