Страница:
– Вот этот, – гость небрежно указал рукой на высокого парня, но даже не посмотрел в его сторону.
– Хорошо, – произнес Комбат и приказал другим покинуть площадку. – Бой должен быть рукопашным, без оружия, – сказал Комбат и покинул свое место за столом.
Японец принял стойку, а спецназовец никак не мог решить, продолжать бой, лишь имитируя удары, либо следует сражаться всерьез. К тому же он не знал насколько подготовлен японец, какие приемы тот может употребить.
Борис Рублев недовольно поморщился, подпер голову кулаками и посмотрел на своего парня. Он сидел на корточках.
Глава 9
Глава 10
– Хорошо, – произнес Комбат и приказал другим покинуть площадку. – Бой должен быть рукопашным, без оружия, – сказал Комбат и покинул свое место за столом.
Японец принял стойку, а спецназовец никак не мог решить, продолжать бой, лишь имитируя удары, либо следует сражаться всерьез. К тому же он не знал насколько подготовлен японец, какие приемы тот может употребить.
Борис Рублев недовольно поморщился, подпер голову кулаками и посмотрел на своего парня. Он сидел на корточках.
Глава 9
«Если бы этот хрен не понимал по-русски, дал бы я парню пару хороших советов. А так придется помолчать. Ну ничего, думаю, он не промах, найдет правильное решение», хотя в глубине души Комбат был убежден, что все эти ребята, все эти красавчики ни к черту не годятся в боевой. ситуации.
Вот если бы против японца сейчас стоял Андрей Подберезский или Гриша Бурлаков, то Комбат был бы спокоен. Он наверняка знал бы, что честь спецназа и честь русских парней не будет посрамлена, а этот старший сержант, скорее всего, грозен и силен лишь с виду. Комбат заметил, как бегают его глазки, и движения стали неуверенными, вялыми, словно его обдали кипятком.
– Черт подери, – пробурчал Борис Рублев и пристально посмотрел на своего подчиненного. – Ну, что, сержант, ты готов показать этому гостю на что способен?
– А бить его можно? – спросил сержант и улыбнулся, показывая крепкие белые зубы.
Комбат хмыкнул, заметив, как пальцы говорившего сжались в кулаки.
Вместо Рублева ответил японец:
– Можно, если получится, – а затем почему-то добавил по-английски:
– Действуй!
Сержант сделал два шага вперед и по-заученному принял боевую стойку, выставив вперед левую руку, а правую держа у груди.
Борис Рублев снова поморщился. Он сразу же прикинул: уложить сержанта спецназа можно тремя способами. Но все зависело от его реакции и от реакции японца. А тот нападать не собирался. Он стоял абсолютно расслабленно, опустив руки, и с виду выглядел мальчишкой по сравнению с грозным широкогрудым сержантом.
«Да, этот сейчас даст ему прикурить. Но, тем не менее, – решил Рублев, – посмотрю на что способны „цирковые“ парни, эти красавчики».
Рублев поднял руку и щелкнул пальцами.
– Пошли!
Японец поклонился своему сопернику, причем сделал это легко и изящно. По всему было видно, он привык к этому движению, как привыкают брать за столом нож в правую руку, а вилку в левую, и делал его механически и потому грациозно, артистично, абсолютно естественно. Сержант же немного смутился и кивнул в ответ так, как кивают кассиру у пивного ларька, получая бокал пива без очереди.
Этот поклон смутил сержанта больше, чем если бы японец ударил его в лицо без предупреждения.
– Ну, пошел, пошел, сержант. Действуй! – недовольно пробурчал Рублев и прикрыл глаза ладонью от солнца и от стыда.
Позиция у сержанта спецназа была лучшей, он стоял спиной к солнцу, а японец – лицом. Первым сделал движение японец. Он едва заметно качнулся – сначала вправо, затем влево. Сержант, не выдержав, нанес удар правой рукой.
Японец легко уклонился, и огромный кулачище сержанта просвистел в нескольких сантиметрах от его уха. Японец же остался стоять, как ванька-встанька, как упругий стебель растения, который качнул резкий порыв ветра.
– Не уложит.
Сержант ударил левой.
– Но если постарается…
Результат был тем же. Рука нападавшего просвистела где-то у плеча японца. Тот стоял, даже не поднимая рук, не отрывая пяток от травы.
«Ну, вот сейчас и начнется», – Комбат сплюнул себе под ноги.
И не успел плевок долететь до земли, как японец легко, словно бы стоял до этого на упругих, сильных стальных пружинах, подскочил, оторвавшись от земли, и несильно, пяткой ударил сержанта в грудь.
– Ну вот, и началось…
Комбат понимал, удар нанесен даже не вполсилы, а так, для того, чтобы раззадорить соперника.
Сержант отпрянул, и это движение получилось у него абсолютно неуклюжим – так, словно он неожиданно наткнулся грудью на что-то твердое и острое. Его ноги дернулись, и какую-то долю секунды боец принимал устойчивое положение, оставленный до времени великодушным соперником в покое.
– Время тянет, зараза Японец же медлил, пока еще не нападая на сержанта, а лишь руками сделал странное изящное движение, будто бы протирал несуществующее стекло, слегка запотевшее.
– И этот – циркач, не может без дешевых эффектов. Эффекты – дрянь, главное – эффективность.
Лицо японца оставалось бесстрастным и спокойным. Лишь и без того узкие глаза превратились в две едва заметные щели. И сержант никак не мог понять куда же смотрит его противник, куда придется следующий удар. Он набычился, опустил голову вперед, сдвинул брови. Кулаки сжались так сильно, что даже суставы побелели.
«Придурок!» – подумал Борис Рублев.
Сержант набрал воздуха, с каким-то болезненным свистом и придыханием выпустил его через ноздри, затем, как разъяренный бык бросился на своего низкорослого изящного соперника.
– Вот уж бог умом наградил.
Японец повернулся на одной ноге – легко, как флюгер на палочке – и гигантский сержант пролетел над ним. Его почти стокилограммовое тело пронеслось над японцем, как мешок с картошкой, сброшенный с борта грузовика.
А японец развернулся и посмотрел на широкую спину сержанта. Сейчас он мог бы ударить сзади, и исход поединка решился бы мгновенно.
Сержант же, пролетев несколько шагов, резко, как вкопанный, остановился, развернулся и, хрипя, с побелевшим лицом, на котором ходили желваки, с сопением принялся надвигаться на японца, глядя ему прямо в глаза. И сам он уже не замечал того, как из его рта вылетают не только матерные слова.
– Ты, сука узкоглазая.., козел.., желтомордый!
Сейчас я тебя сделаю.., ты у меня запомнишь!
И Комбат понял: исход поединка решен окончательно. Чиновник из Совета безопасности недовольно вертел головой, но понимал, поединок есть поединок и даже штангисты и боксеры на чемпионатах мира выражаются нецензурно. В общем, это в порядке вещей и удивляться тут особо нечему, хотя, по большому счету, все это неприятно. Чиновник до сих пор был уверен, что этот огромный сержант легко победил бы японца, если бы хотел.
Комбат же был уверен в противоположном.
И не ошибся в своих догадках. Даже не дав начать сержанту атаку, японец изящно повернулся вокруг оси, его правая нога взлетела в воздух и остановила движение сержанта. Удар ногой оказался не сильным, но очень точным: пятка вошла в солнечное сплетение.
Сержант замер, закачался, широко открытым ртом принялся жадно хватать воздух. Японец свел руки в замок и легко опустил их спецназовцу на затылок, как бы помогая сержанту согнуться, затем вновь развернулся и уже левой ногой ударил его по печени.
– Так дураку и надо, открылся и попер…
Этот удар заставил сержанта выгнуться в другую сторону. И после этого японец сбил противника с ног быстрой изящной подсечкой.
Сержант лежал на земле, жадно хватая воздух и скребя огромными ручищами зеленую траву, выдергивая ее из земли с корнями.
Японец поклонился. Он сделал это так же артистично, как и вначале. Он даже не вспотел, его дыхание оставалось таким же ровным, словно он выпил лишь несколько глотков теплой воды, а не уложил на землю стокилограммового сержанта спецназа ГРУ.
– Молодец, – сказал Комбат, – уберите его.
Правда, аплодировать он не стал, в отличие от чиновника из Совета безопасности. Спецназовцы смотрели на своего поверженного товарища с нескрываемым изумлением.
– Все это показуха, – пробурчал Комбат, – драться вы не умеете.
«А вот японец молодец. Интересно, в каком он звании?» – и Комбат обратился к японцу.
Тот назвал свое звание:
– Вроде вашего майора…
Комбат удовлетворенно кивнул.
– Кто еще хочет показать свою сноровку? – обратился Комбат к взводу спецназовцев.
Никто не решался. И Рублев понял, что сейчас спецназ ГРУ будет посрамлен из-за этого показательного взвода, который испорчен выступлениями перед высокими чиновниками и заграничными делегациями, и надо срочно спасать честь российских вооруженных сил и свою, как командира-инструктора.
– А можно я? – глядя в глаза японцу, осведомился Комбат.
Японец явно именно этого и ожидал. Тонкая змеиная улыбка появилась на его лице, глаза моргнули. И, сложив руки у груди, он поклонился Комбату, сказав свою излюбленную русскую фразу:
– Конечно можно, если получится.
– Посмотрим.
Комбат не был уверен, получится ли у него.
Ведь он не видел, как японец дерется в полную силу, и тонкостям восточных единоборств Рублев обучен не был. Но он знал, что за всю его жизнь какие крутые соперники ни попадались, никто еще над ним не одерживал верх, тем более, в честной борьбе один на один.
Рублев посмотрел на свои новые ботинки, которые немного жали, зато были твердыми, как куски дерева, на свой камуфляж, еще не измятый, пахнущий складом.
Комбат снял камуфляжную шапку, бросил ее на стол, расстегнул ремень, швырнул его на шапку.
И подумал:
"Ну, Борис Иванович, мать твою.., придется тебе показать всю свою прыть, хотя этими делами ты давненько не занимался. Это тебе не утренняя пробежка и не отжимание от пола. Соперник, по всему видно, Серьезный, тренируется каждый день. Ладно, давай, – сказал он себе, и ему захотелось незаметно перекреститься.
Но делать этого не стал, только подумал:
– С божьей помощью я его заломлю. Хоть ты и японец, но и я не лыком шит".
Рублев вышел на площадку и кивнул японцу.
Тот поклонился. Скорее всего, японец понял, что на этот раз перед ним соперник посерьезнее и спуска не даст. Поэтому он решил вначале посмотреть на что способен этот крепкий и ловкий мужик, один из инструкторов, а уж потом подобрать к нему ключик.
Комбат решил почти то же самое:
«Пусть японец нападает, а я поймаю его на какой-нибудь ошибке и воспользуюсь ею. А самое главное, вывести его из душевного равновесия, сломать психику, подействовать ему на нервы».
И Комбат стоял, лукаво улыбаясь, глядя на ноги японца, вернее, на ярко-зеленую траву, примятую рифлеными подошвами.
Стояние продолжалось почти две минуты, словно бы соперники набирали воздух и готовились к решительным действиям. Они напоминали двух бульдогов, которые изучают друг друга, прикидывая, стоит ли начинать схватку, или лучше разойтись подобру-поздорову, оставшись не покусанными и не побитыми.
Расстояние между соперниками составляло три с половиной шага.
«Прямого удара не нанесешь».
Комбат первым сделал шаг вперед. То же сделал и японец. Еще почти минуту они стояли друг против друга. Японец сопел, сопел почти бесшумно. Но тонкий слух Рублева улавливал этот звук.
«Сейчас начнет», – решил Комбат, услышав, как японец набирает полные легкие воздуха и задерживает дыхание.
И действительно, так и произошло. Движение вправо, влево, затем легкий наклон и тело японца взлетело в воздух, а правая нога, как стальная пружина, вылетела вперед. Японец бил по-настоящему. Но реакция Комбата не подвела. Единственное, что он не успел, так это схватить ногу в воздухе и заломить. Он успел ее только отбить, изменив траекторию удара. Японец легко приземлился. Скорее всего, эта атака была отработана до мелочей, потому что едва нога коснулась земли, как японец вновь спружинил и уже левой ногой нанес удар по ногам Комбата, намереваясь сбить его, уложить на газон, так и не дав опомниться.
Но Комбат был готов, и эту атаку он знал.
Рублев сделал шаг в сторону, и левая нога противника просвистела в воздухе, даже не задев Комбата.
«А ты малый прыткий! Ногами дерешься лучше меня, но зато, скорее всего, удар у меня потяжелее твоего будет», – молниеносно подумал Борис Рублев, занося правую руку для удара.
Японец среагировал на это движение, поставил блок по всем правилам рукопашного боя. Он не знал, что Комбат не будет бить его правой, что с левой удар у Комбата резче, хотя, может быть, чуть-чуть слабее и не так точен. Левая рука рассекла воздух. Все произошло так быстро, что наблюдавшие даже не успели среагировать. Удар пришелся в плечо, и левая рука японца повисла, как плеть, хотя сам он остался стоять на месте.
Но рано Борис Рублев радовался. Японец сделал поворот на месте и сбил Комбата с ног, хотя и сам при этом упал. Соперники вскочили на ноги одновременно и замерли.
Теперь каждый из них понимал – исход схватки еще далеко не решен. Японец сделал движение левой рукой, она уже начала действовать.
Еще раз ею дернул, но Борис Рублев понимал, это делается не для удара, а для того, чтобы привести руку в боевое состояние, а по выражению лица, по какой-то неприятной злой улыбке Рублев понял, сейчас японец будет бить во всю силу и надо держать ухо востро, надо быть готовым к любым неприятностям.
И долго ждать атаки не пришлось. Японец провел серию ударов руками, и Комбат едва успел отбить половину из них. Удары были быстрые, но не очень сильные, хотя для кого-нибудь послабее этого хватило бы с лихвой, чтобы оказаться на операционном столе с поломанными ребрами.
"Мать твою, – подумал он, – это до каких же пор ты будешь метелить меня, щенок узкоглазый? "
Хотя, в общем, у Рублева кроме злости уже появились даже уважение и почтение к своему сопернику. Такой человек вполне мог бы служить в его роте. Проворен, ловок и хитер, туго знает свое дело.
«Ну что ж, сейчас ты выдохнешься. И тогда я тебе покажу один свой удар, которому меня научил инструктор, царство ему небесное, лет пятнадцать назад, когда еще не известна была в России вся твоя восточная галиматья».
Это был верный удар и наносить его следовало по затылку, чтобы сразу вырубить соперника.
Комбат отступал, уворачиваясь от резких ударов, якобы демонстрируя свою слабость. На лицах зрителей появилось какое-то остервенение, все уже ждали, когда же Рублев рухнет под градом ударов. А тот отходил и отходил, топча траву.
И наконец момент пришел. Японец ошибся, ошибся чуть-чуть, но ему нельзя было допускать и такой ошибки, на первый взгляд, абсолютно незначительной, незамеченной абсолютно никем из зрителей, хоть и они были профессионалами, если, конечно, не считать чиновника из Совета безопасности. Тот был абсолютным профаном. Может, в галстуках и костюмах разбирался, может, хорошо составлял донесения и отчеты, но в рукопашном бою он разумел столько, сколько свинья в строительстве космических кораблей.
Японец разворачивался, готовясь ударить Комбата в открытый живот. А Рублев нанес ему короткий-короткий удар. Зрители даже не поняли что произошло. Голова японца дернулась, он, как подкошенный, рухнул на траву, потеряв сознание.
Комбат наклонился над соперником, на всякий случай приложил пальцы к артерии на шее, затем посмотрел на свою правую руку, которой ударил соперника. Рука болела, словно удар пришелся не по телу, а по бетонной глыбе.
– Кажется, жив, – буркнул Рублев.
"Минут через пять отойдет. А вот если бы я ударил его со всей силы, его пришлось бы везти на кладбище и хоронить по их японским обычаям, – Комбат этого не сказал, а подумал. И еще подумал:
– Интересно, а японцы в гробах хоронят или как мусульмане? Кстати, надо будет у них спросить. Или у этого, когда оклемается, по-русски-то он говорит неплохо".
Рублев подошел к столу, взял сигарету, закурил. А два японца стояли на коленях над своим поверженным товарищем.
Зато бойцы спецназа смотрели теперь на своего нового инструктора другими глазами. В них были уважение и покорность, готовность повиноваться. Ведь никому из них не хотелось получить подобный урок и потом без чувств валяться на траве.
Комбат выпустил струйку дыма и сказал:
– А что это вы все притихли, как на похоронах?
Чиновник из Совета безопасности смотрел на Рублева с ужасом и восхищением.
– Зачем, майор? Надо было поддаться.
– Поддаться? – пробурчал Рублев.
– Ну, да, они же платят деньги.
– Вот ты и поддавайся. Мне это не с руки, мне за это не платят. Хотел он подраться, вот и подрались.
Рублев подошел, наклонился, поднял японцу левое веко.
– Сейчас очнется, – сказал он, несколько раз шлепнул японца по лицу.
Глаза у того открылись, но он явно не соображал, что с ним произошло. Смотрел в голубое небо, по которому плыли белые облака, похожие на пушечные разрывы, на силуэт своего недавнего соперника, и его губы что-то шептали на непонятном для Комбата языке.
– Вставай, вставай, – Рублев протянул руку и легко поднял своего соперника, поставив его на ноги. Затем обнял, похлопал по плечам. – Ты уж извини меня, приятель, сам напросился.
Японец заговорил быстро-быстро и только потом понял, что никто его слов не понимает. А он говорил, что подобного соперника у него никогда не было.
– Да ладно тебе, – махнул рукой Борис Рублев, – пошли лучше по стаканчику пропустим.
Не водки, конечно, а сочку попьем или чаю.
– Сакэ? – воскликнул японец, не до конца поняв Комбата. – Я не пью алкоголя.
– Да не водку, япона твою мать, соку попьешь, легче станет. А лучше чайку круто заваренного, чтобы мозги прояснились.
– Чай, чай, да, да, – закивал японец, прикладывая руку к ушибленному затылку. Он явно пытался восстановить в памяти ход поединка, пытался выяснить, как удалось этому неповоротливому с виду мужчине нанести ему такой быстрый удар, а самое главное, точный и неожиданный. О существовании подобного удара он даже не знал и никогда не сталкивался с такой техникой боя.
«Надо будет расспросить, надо будет взять на вооружение этот прием. Как это русский смог провернуть такой трюк с ним, с одним из лучших в своем деле мастером?»
Все были настолько возбуждены происшедшим, что даже не заметили, как подъехал полковник Брагин. Он возник словно из-под земли и только когда Комбат обернулся, то увидел командирский «уазик» с распахнутой дверкой, как всегда останавливающийся не на асфальте, а на траве. Самое странное, начальник полигона оказался в курсе всего происшедшего, кто-то уже доложил ему по рации, у «Небось, и вызвали сюда», – подумал Рублев.
Брагин крепко пожал руку Борису Ивановичу и похвалил его:
– Сразу понял, мужик ты что надо!
– Да будет вам! Мне бы с вами переговорить следовало, полковник.
– Пошли в машину.
Оказавшись в командирском «уазике», Рублев покосился на шофера.
– С глазу на глаз.
Брагин рассмеялся:
– От него у меня секретов нет. Он настоящий шофер, не только водить умеет, но и язык держать за зубами, не высовывать, когда не просят.
– Куда два япошки поехали? – тут же взял быка за рога Комбат.
– В хозяйство полковника Рапопорта.
– Химик ваш, что ли?
– Да ты, майор, смотрю, уже освоился у нас что надо.
– Какого черта им там понадобилось?
– Знал бы, ответил, – не мудрствуя лукаво признался полковник Брагин.
– И никто не объясняет? Кто же на полигоне хозяин – ты?
– Ну, я, я, – недовольно пробурчал полковник Брагин, даже не заметив, что Рублев перешел на «ты». – Надо мной тоже начальство есть. Приказали – буду выполнять, никуда не денешься.
– Но хоть знать, какого черта они туда потянулись, следует?
– А их, по-моему, все здесь интересует – от того, что подают в солдатской столовой до того, какие носки я ношу.
Машинально Комбат глянул на ноги полковника, но высокие шнурованные ботинки скрывали носки.
– Вот, кстати, чтобы ты, майор, лишних вопросов не задавал, я привез, – Брагин засунул руку в матерчатый карман чехла переднего сиденья и вытащил папку.
– Что это?
– У нас, как всегда, сперва начинают дело, а потом присылают расписание.
– Расписание занятий для японцев? – Комбат уже просматривал страницы, где значились часы занятий и темы.
Расписание выглядело так, словно бы из японцев собирались сделать настоящих спецназовцев.
Тут значились и занятия по борьбе, и подрывные работы, и применение химических отравляющих веществ, защита от них, вождение техники, прыжки с парашютом.
– А я-то думал, они приехали, чтобы как в цирке – посмотреть на нас да посмеяться.
– Нет, скорее, чтобы акробатами стать, – рассмеялся Брагин.
И тут в стекло машины постучал чиновник из Совета безопасности. Брагин вышел, наскоро переговорил с ним, а затем извинился перед Рублевым.
– Мы переговорим, а ты посиди.
– Нет уж, лучше размяться, – и он вышел из машины.
На этот раз шофер при разговоре не присутствовал. Брагин отвел своего собеседника к небольшой будке из силикатного кирпича, где хранились наглядные пособия, и о уем-то с ним долго говорил. О чем именно, Комбат не мог даже догадываться.
«Мало ли дел может оказаться между двумя высокими чинами!»
А разговор тем временем шел именно о нем, о Борисе Ивановиче Рублеве, бывшем командире десантно-штурмового батальона. Больше всего чиновника из Совета безопасности интересовал вопрос – кто порекомендовал Рублева на должность инструктора.
Полковник Брагин, не подозревая ничего плохого, ответил:
– Бахрушин.
Объяснять кто это такой чиновнику не пришлось. Леонида Васильевича он знал, именно поэтому, когда была произнесена фамилия, на его лице появилась болезненная гримаса:
– Ах, так это тот самый Рублев?
Брагин не знал, что скрывается за словами «тот самый». О прошлых делах Комбата ему слышать не приходилось.
– Наверное.
– Так-так-так, – только и ответил чиновник СБ и перевел разговор в другое русло.
А Борис Иванович тем временем объяснял японцам некоторые хитрости рукопашного боя, но делал это не очень-то охотно.
Бахрушин же не выходил из головы чиновника Совета безопасности. Эта фамилия говорила ему о многом. Ведь в его ведомстве сейчас проходило отслеживание ситуации с производством за рубежом бактериологического и химического оружия.
«Рублев близок с Бахрушиным, – рассуждал чиновник и от этих мыслей ему становилось не по себе. – Значит, вся информация о японцах пойдет в ГРУ. Уж не приставлен ли этот майор следить за нами? Прыткий мужик, прикидывается простаком, рубахой-парнем. А если копнуть его поглубже, то не так уж он и прост. Вон каких дел наворотил! Один стоит дюжины умельцев. Взять, к примеру, хоть историю с угоном вертолета „Барракуда-С2000“. На чужой территории, всего с двумя спецназовцами сумел отыскать угнанную машину и продержаться против американцев и против бандитов, до прихода своих. Конечно, хорошо иметь такого человека среди друзей или среди союзников, но дело в том, что люди типа Комбата не способны на предательство. И если уж он верен Бахрушину, то останется верен до конца».
Итак, появление Комбата на горизонте ломало многие планы этого человека. Рублев многому мог научить японцев, но вот захочет ли?
Комбат же, занятый пока на площадке, выложенной дерном, не замечал пристального взгляда.
Он объяснял под каким углом надо наносить удар, чтобы переломать короткую доску.
«Переговорю, – подумал чиновник, – вдруг получится? А нет, так и черт с ним! Не стану рисковать. Майор будет играть в открытую, он не интриган, это точно. Осторожно предложу деньги, и мы сможем расширить систему подготовки – именно то, чего хотят японцы».
– Товарищ майор, – высоким, немного похожим на женский, голосом позвал он.
Рублев не спеша обернулся.
– Вы мне?
– Да. Можно вас на минутку?
Вот если бы против японца сейчас стоял Андрей Подберезский или Гриша Бурлаков, то Комбат был бы спокоен. Он наверняка знал бы, что честь спецназа и честь русских парней не будет посрамлена, а этот старший сержант, скорее всего, грозен и силен лишь с виду. Комбат заметил, как бегают его глазки, и движения стали неуверенными, вялыми, словно его обдали кипятком.
– Черт подери, – пробурчал Борис Рублев и пристально посмотрел на своего подчиненного. – Ну, что, сержант, ты готов показать этому гостю на что способен?
– А бить его можно? – спросил сержант и улыбнулся, показывая крепкие белые зубы.
Комбат хмыкнул, заметив, как пальцы говорившего сжались в кулаки.
Вместо Рублева ответил японец:
– Можно, если получится, – а затем почему-то добавил по-английски:
– Действуй!
Сержант сделал два шага вперед и по-заученному принял боевую стойку, выставив вперед левую руку, а правую держа у груди.
Борис Рублев снова поморщился. Он сразу же прикинул: уложить сержанта спецназа можно тремя способами. Но все зависело от его реакции и от реакции японца. А тот нападать не собирался. Он стоял абсолютно расслабленно, опустив руки, и с виду выглядел мальчишкой по сравнению с грозным широкогрудым сержантом.
«Да, этот сейчас даст ему прикурить. Но, тем не менее, – решил Рублев, – посмотрю на что способны „цирковые“ парни, эти красавчики».
Рублев поднял руку и щелкнул пальцами.
– Пошли!
Японец поклонился своему сопернику, причем сделал это легко и изящно. По всему было видно, он привык к этому движению, как привыкают брать за столом нож в правую руку, а вилку в левую, и делал его механически и потому грациозно, артистично, абсолютно естественно. Сержант же немного смутился и кивнул в ответ так, как кивают кассиру у пивного ларька, получая бокал пива без очереди.
Этот поклон смутил сержанта больше, чем если бы японец ударил его в лицо без предупреждения.
– Ну, пошел, пошел, сержант. Действуй! – недовольно пробурчал Рублев и прикрыл глаза ладонью от солнца и от стыда.
Позиция у сержанта спецназа была лучшей, он стоял спиной к солнцу, а японец – лицом. Первым сделал движение японец. Он едва заметно качнулся – сначала вправо, затем влево. Сержант, не выдержав, нанес удар правой рукой.
Японец легко уклонился, и огромный кулачище сержанта просвистел в нескольких сантиметрах от его уха. Японец же остался стоять, как ванька-встанька, как упругий стебель растения, который качнул резкий порыв ветра.
– Не уложит.
Сержант ударил левой.
– Но если постарается…
Результат был тем же. Рука нападавшего просвистела где-то у плеча японца. Тот стоял, даже не поднимая рук, не отрывая пяток от травы.
«Ну, вот сейчас и начнется», – Комбат сплюнул себе под ноги.
И не успел плевок долететь до земли, как японец легко, словно бы стоял до этого на упругих, сильных стальных пружинах, подскочил, оторвавшись от земли, и несильно, пяткой ударил сержанта в грудь.
– Ну вот, и началось…
Комбат понимал, удар нанесен даже не вполсилы, а так, для того, чтобы раззадорить соперника.
Сержант отпрянул, и это движение получилось у него абсолютно неуклюжим – так, словно он неожиданно наткнулся грудью на что-то твердое и острое. Его ноги дернулись, и какую-то долю секунды боец принимал устойчивое положение, оставленный до времени великодушным соперником в покое.
– Время тянет, зараза Японец же медлил, пока еще не нападая на сержанта, а лишь руками сделал странное изящное движение, будто бы протирал несуществующее стекло, слегка запотевшее.
– И этот – циркач, не может без дешевых эффектов. Эффекты – дрянь, главное – эффективность.
Лицо японца оставалось бесстрастным и спокойным. Лишь и без того узкие глаза превратились в две едва заметные щели. И сержант никак не мог понять куда же смотрит его противник, куда придется следующий удар. Он набычился, опустил голову вперед, сдвинул брови. Кулаки сжались так сильно, что даже суставы побелели.
«Придурок!» – подумал Борис Рублев.
Сержант набрал воздуха, с каким-то болезненным свистом и придыханием выпустил его через ноздри, затем, как разъяренный бык бросился на своего низкорослого изящного соперника.
– Вот уж бог умом наградил.
Японец повернулся на одной ноге – легко, как флюгер на палочке – и гигантский сержант пролетел над ним. Его почти стокилограммовое тело пронеслось над японцем, как мешок с картошкой, сброшенный с борта грузовика.
А японец развернулся и посмотрел на широкую спину сержанта. Сейчас он мог бы ударить сзади, и исход поединка решился бы мгновенно.
Сержант же, пролетев несколько шагов, резко, как вкопанный, остановился, развернулся и, хрипя, с побелевшим лицом, на котором ходили желваки, с сопением принялся надвигаться на японца, глядя ему прямо в глаза. И сам он уже не замечал того, как из его рта вылетают не только матерные слова.
– Ты, сука узкоглазая.., козел.., желтомордый!
Сейчас я тебя сделаю.., ты у меня запомнишь!
И Комбат понял: исход поединка решен окончательно. Чиновник из Совета безопасности недовольно вертел головой, но понимал, поединок есть поединок и даже штангисты и боксеры на чемпионатах мира выражаются нецензурно. В общем, это в порядке вещей и удивляться тут особо нечему, хотя, по большому счету, все это неприятно. Чиновник до сих пор был уверен, что этот огромный сержант легко победил бы японца, если бы хотел.
Комбат же был уверен в противоположном.
И не ошибся в своих догадках. Даже не дав начать сержанту атаку, японец изящно повернулся вокруг оси, его правая нога взлетела в воздух и остановила движение сержанта. Удар ногой оказался не сильным, но очень точным: пятка вошла в солнечное сплетение.
Сержант замер, закачался, широко открытым ртом принялся жадно хватать воздух. Японец свел руки в замок и легко опустил их спецназовцу на затылок, как бы помогая сержанту согнуться, затем вновь развернулся и уже левой ногой ударил его по печени.
– Так дураку и надо, открылся и попер…
Этот удар заставил сержанта выгнуться в другую сторону. И после этого японец сбил противника с ног быстрой изящной подсечкой.
Сержант лежал на земле, жадно хватая воздух и скребя огромными ручищами зеленую траву, выдергивая ее из земли с корнями.
Японец поклонился. Он сделал это так же артистично, как и вначале. Он даже не вспотел, его дыхание оставалось таким же ровным, словно он выпил лишь несколько глотков теплой воды, а не уложил на землю стокилограммового сержанта спецназа ГРУ.
– Молодец, – сказал Комбат, – уберите его.
Правда, аплодировать он не стал, в отличие от чиновника из Совета безопасности. Спецназовцы смотрели на своего поверженного товарища с нескрываемым изумлением.
– Все это показуха, – пробурчал Комбат, – драться вы не умеете.
«А вот японец молодец. Интересно, в каком он звании?» – и Комбат обратился к японцу.
Тот назвал свое звание:
– Вроде вашего майора…
Комбат удовлетворенно кивнул.
– Кто еще хочет показать свою сноровку? – обратился Комбат к взводу спецназовцев.
Никто не решался. И Рублев понял, что сейчас спецназ ГРУ будет посрамлен из-за этого показательного взвода, который испорчен выступлениями перед высокими чиновниками и заграничными делегациями, и надо срочно спасать честь российских вооруженных сил и свою, как командира-инструктора.
– А можно я? – глядя в глаза японцу, осведомился Комбат.
Японец явно именно этого и ожидал. Тонкая змеиная улыбка появилась на его лице, глаза моргнули. И, сложив руки у груди, он поклонился Комбату, сказав свою излюбленную русскую фразу:
– Конечно можно, если получится.
– Посмотрим.
Комбат не был уверен, получится ли у него.
Ведь он не видел, как японец дерется в полную силу, и тонкостям восточных единоборств Рублев обучен не был. Но он знал, что за всю его жизнь какие крутые соперники ни попадались, никто еще над ним не одерживал верх, тем более, в честной борьбе один на один.
Рублев посмотрел на свои новые ботинки, которые немного жали, зато были твердыми, как куски дерева, на свой камуфляж, еще не измятый, пахнущий складом.
Комбат снял камуфляжную шапку, бросил ее на стол, расстегнул ремень, швырнул его на шапку.
И подумал:
"Ну, Борис Иванович, мать твою.., придется тебе показать всю свою прыть, хотя этими делами ты давненько не занимался. Это тебе не утренняя пробежка и не отжимание от пола. Соперник, по всему видно, Серьезный, тренируется каждый день. Ладно, давай, – сказал он себе, и ему захотелось незаметно перекреститься.
Но делать этого не стал, только подумал:
– С божьей помощью я его заломлю. Хоть ты и японец, но и я не лыком шит".
Рублев вышел на площадку и кивнул японцу.
Тот поклонился. Скорее всего, японец понял, что на этот раз перед ним соперник посерьезнее и спуска не даст. Поэтому он решил вначале посмотреть на что способен этот крепкий и ловкий мужик, один из инструкторов, а уж потом подобрать к нему ключик.
Комбат решил почти то же самое:
«Пусть японец нападает, а я поймаю его на какой-нибудь ошибке и воспользуюсь ею. А самое главное, вывести его из душевного равновесия, сломать психику, подействовать ему на нервы».
И Комбат стоял, лукаво улыбаясь, глядя на ноги японца, вернее, на ярко-зеленую траву, примятую рифлеными подошвами.
Стояние продолжалось почти две минуты, словно бы соперники набирали воздух и готовились к решительным действиям. Они напоминали двух бульдогов, которые изучают друг друга, прикидывая, стоит ли начинать схватку, или лучше разойтись подобру-поздорову, оставшись не покусанными и не побитыми.
Расстояние между соперниками составляло три с половиной шага.
«Прямого удара не нанесешь».
Комбат первым сделал шаг вперед. То же сделал и японец. Еще почти минуту они стояли друг против друга. Японец сопел, сопел почти бесшумно. Но тонкий слух Рублева улавливал этот звук.
«Сейчас начнет», – решил Комбат, услышав, как японец набирает полные легкие воздуха и задерживает дыхание.
И действительно, так и произошло. Движение вправо, влево, затем легкий наклон и тело японца взлетело в воздух, а правая нога, как стальная пружина, вылетела вперед. Японец бил по-настоящему. Но реакция Комбата не подвела. Единственное, что он не успел, так это схватить ногу в воздухе и заломить. Он успел ее только отбить, изменив траекторию удара. Японец легко приземлился. Скорее всего, эта атака была отработана до мелочей, потому что едва нога коснулась земли, как японец вновь спружинил и уже левой ногой нанес удар по ногам Комбата, намереваясь сбить его, уложить на газон, так и не дав опомниться.
Но Комбат был готов, и эту атаку он знал.
Рублев сделал шаг в сторону, и левая нога противника просвистела в воздухе, даже не задев Комбата.
«А ты малый прыткий! Ногами дерешься лучше меня, но зато, скорее всего, удар у меня потяжелее твоего будет», – молниеносно подумал Борис Рублев, занося правую руку для удара.
Японец среагировал на это движение, поставил блок по всем правилам рукопашного боя. Он не знал, что Комбат не будет бить его правой, что с левой удар у Комбата резче, хотя, может быть, чуть-чуть слабее и не так точен. Левая рука рассекла воздух. Все произошло так быстро, что наблюдавшие даже не успели среагировать. Удар пришелся в плечо, и левая рука японца повисла, как плеть, хотя сам он остался стоять на месте.
Но рано Борис Рублев радовался. Японец сделал поворот на месте и сбил Комбата с ног, хотя и сам при этом упал. Соперники вскочили на ноги одновременно и замерли.
Теперь каждый из них понимал – исход схватки еще далеко не решен. Японец сделал движение левой рукой, она уже начала действовать.
Еще раз ею дернул, но Борис Рублев понимал, это делается не для удара, а для того, чтобы привести руку в боевое состояние, а по выражению лица, по какой-то неприятной злой улыбке Рублев понял, сейчас японец будет бить во всю силу и надо держать ухо востро, надо быть готовым к любым неприятностям.
И долго ждать атаки не пришлось. Японец провел серию ударов руками, и Комбат едва успел отбить половину из них. Удары были быстрые, но не очень сильные, хотя для кого-нибудь послабее этого хватило бы с лихвой, чтобы оказаться на операционном столе с поломанными ребрами.
"Мать твою, – подумал он, – это до каких же пор ты будешь метелить меня, щенок узкоглазый? "
Хотя, в общем, у Рублева кроме злости уже появились даже уважение и почтение к своему сопернику. Такой человек вполне мог бы служить в его роте. Проворен, ловок и хитер, туго знает свое дело.
«Ну что ж, сейчас ты выдохнешься. И тогда я тебе покажу один свой удар, которому меня научил инструктор, царство ему небесное, лет пятнадцать назад, когда еще не известна была в России вся твоя восточная галиматья».
Это был верный удар и наносить его следовало по затылку, чтобы сразу вырубить соперника.
Комбат отступал, уворачиваясь от резких ударов, якобы демонстрируя свою слабость. На лицах зрителей появилось какое-то остервенение, все уже ждали, когда же Рублев рухнет под градом ударов. А тот отходил и отходил, топча траву.
И наконец момент пришел. Японец ошибся, ошибся чуть-чуть, но ему нельзя было допускать и такой ошибки, на первый взгляд, абсолютно незначительной, незамеченной абсолютно никем из зрителей, хоть и они были профессионалами, если, конечно, не считать чиновника из Совета безопасности. Тот был абсолютным профаном. Может, в галстуках и костюмах разбирался, может, хорошо составлял донесения и отчеты, но в рукопашном бою он разумел столько, сколько свинья в строительстве космических кораблей.
Японец разворачивался, готовясь ударить Комбата в открытый живот. А Рублев нанес ему короткий-короткий удар. Зрители даже не поняли что произошло. Голова японца дернулась, он, как подкошенный, рухнул на траву, потеряв сознание.
Комбат наклонился над соперником, на всякий случай приложил пальцы к артерии на шее, затем посмотрел на свою правую руку, которой ударил соперника. Рука болела, словно удар пришелся не по телу, а по бетонной глыбе.
– Кажется, жив, – буркнул Рублев.
"Минут через пять отойдет. А вот если бы я ударил его со всей силы, его пришлось бы везти на кладбище и хоронить по их японским обычаям, – Комбат этого не сказал, а подумал. И еще подумал:
– Интересно, а японцы в гробах хоронят или как мусульмане? Кстати, надо будет у них спросить. Или у этого, когда оклемается, по-русски-то он говорит неплохо".
Рублев подошел к столу, взял сигарету, закурил. А два японца стояли на коленях над своим поверженным товарищем.
Зато бойцы спецназа смотрели теперь на своего нового инструктора другими глазами. В них были уважение и покорность, готовность повиноваться. Ведь никому из них не хотелось получить подобный урок и потом без чувств валяться на траве.
Комбат выпустил струйку дыма и сказал:
– А что это вы все притихли, как на похоронах?
Чиновник из Совета безопасности смотрел на Рублева с ужасом и восхищением.
– Зачем, майор? Надо было поддаться.
– Поддаться? – пробурчал Рублев.
– Ну, да, они же платят деньги.
– Вот ты и поддавайся. Мне это не с руки, мне за это не платят. Хотел он подраться, вот и подрались.
Рублев подошел, наклонился, поднял японцу левое веко.
– Сейчас очнется, – сказал он, несколько раз шлепнул японца по лицу.
Глаза у того открылись, но он явно не соображал, что с ним произошло. Смотрел в голубое небо, по которому плыли белые облака, похожие на пушечные разрывы, на силуэт своего недавнего соперника, и его губы что-то шептали на непонятном для Комбата языке.
– Вставай, вставай, – Рублев протянул руку и легко поднял своего соперника, поставив его на ноги. Затем обнял, похлопал по плечам. – Ты уж извини меня, приятель, сам напросился.
Японец заговорил быстро-быстро и только потом понял, что никто его слов не понимает. А он говорил, что подобного соперника у него никогда не было.
– Да ладно тебе, – махнул рукой Борис Рублев, – пошли лучше по стаканчику пропустим.
Не водки, конечно, а сочку попьем или чаю.
– Сакэ? – воскликнул японец, не до конца поняв Комбата. – Я не пью алкоголя.
– Да не водку, япона твою мать, соку попьешь, легче станет. А лучше чайку круто заваренного, чтобы мозги прояснились.
– Чай, чай, да, да, – закивал японец, прикладывая руку к ушибленному затылку. Он явно пытался восстановить в памяти ход поединка, пытался выяснить, как удалось этому неповоротливому с виду мужчине нанести ему такой быстрый удар, а самое главное, точный и неожиданный. О существовании подобного удара он даже не знал и никогда не сталкивался с такой техникой боя.
«Надо будет расспросить, надо будет взять на вооружение этот прием. Как это русский смог провернуть такой трюк с ним, с одним из лучших в своем деле мастером?»
Все были настолько возбуждены происшедшим, что даже не заметили, как подъехал полковник Брагин. Он возник словно из-под земли и только когда Комбат обернулся, то увидел командирский «уазик» с распахнутой дверкой, как всегда останавливающийся не на асфальте, а на траве. Самое странное, начальник полигона оказался в курсе всего происшедшего, кто-то уже доложил ему по рации, у «Небось, и вызвали сюда», – подумал Рублев.
Брагин крепко пожал руку Борису Ивановичу и похвалил его:
– Сразу понял, мужик ты что надо!
– Да будет вам! Мне бы с вами переговорить следовало, полковник.
– Пошли в машину.
Оказавшись в командирском «уазике», Рублев покосился на шофера.
– С глазу на глаз.
Брагин рассмеялся:
– От него у меня секретов нет. Он настоящий шофер, не только водить умеет, но и язык держать за зубами, не высовывать, когда не просят.
– Куда два япошки поехали? – тут же взял быка за рога Комбат.
– В хозяйство полковника Рапопорта.
– Химик ваш, что ли?
– Да ты, майор, смотрю, уже освоился у нас что надо.
– Какого черта им там понадобилось?
– Знал бы, ответил, – не мудрствуя лукаво признался полковник Брагин.
– И никто не объясняет? Кто же на полигоне хозяин – ты?
– Ну, я, я, – недовольно пробурчал полковник Брагин, даже не заметив, что Рублев перешел на «ты». – Надо мной тоже начальство есть. Приказали – буду выполнять, никуда не денешься.
– Но хоть знать, какого черта они туда потянулись, следует?
– А их, по-моему, все здесь интересует – от того, что подают в солдатской столовой до того, какие носки я ношу.
Машинально Комбат глянул на ноги полковника, но высокие шнурованные ботинки скрывали носки.
– Вот, кстати, чтобы ты, майор, лишних вопросов не задавал, я привез, – Брагин засунул руку в матерчатый карман чехла переднего сиденья и вытащил папку.
– Что это?
– У нас, как всегда, сперва начинают дело, а потом присылают расписание.
– Расписание занятий для японцев? – Комбат уже просматривал страницы, где значились часы занятий и темы.
Расписание выглядело так, словно бы из японцев собирались сделать настоящих спецназовцев.
Тут значились и занятия по борьбе, и подрывные работы, и применение химических отравляющих веществ, защита от них, вождение техники, прыжки с парашютом.
– А я-то думал, они приехали, чтобы как в цирке – посмотреть на нас да посмеяться.
– Нет, скорее, чтобы акробатами стать, – рассмеялся Брагин.
И тут в стекло машины постучал чиновник из Совета безопасности. Брагин вышел, наскоро переговорил с ним, а затем извинился перед Рублевым.
– Мы переговорим, а ты посиди.
– Нет уж, лучше размяться, – и он вышел из машины.
На этот раз шофер при разговоре не присутствовал. Брагин отвел своего собеседника к небольшой будке из силикатного кирпича, где хранились наглядные пособия, и о уем-то с ним долго говорил. О чем именно, Комбат не мог даже догадываться.
«Мало ли дел может оказаться между двумя высокими чинами!»
А разговор тем временем шел именно о нем, о Борисе Ивановиче Рублеве, бывшем командире десантно-штурмового батальона. Больше всего чиновника из Совета безопасности интересовал вопрос – кто порекомендовал Рублева на должность инструктора.
Полковник Брагин, не подозревая ничего плохого, ответил:
– Бахрушин.
Объяснять кто это такой чиновнику не пришлось. Леонида Васильевича он знал, именно поэтому, когда была произнесена фамилия, на его лице появилась болезненная гримаса:
– Ах, так это тот самый Рублев?
Брагин не знал, что скрывается за словами «тот самый». О прошлых делах Комбата ему слышать не приходилось.
– Наверное.
– Так-так-так, – только и ответил чиновник СБ и перевел разговор в другое русло.
А Борис Иванович тем временем объяснял японцам некоторые хитрости рукопашного боя, но делал это не очень-то охотно.
Бахрушин же не выходил из головы чиновника Совета безопасности. Эта фамилия говорила ему о многом. Ведь в его ведомстве сейчас проходило отслеживание ситуации с производством за рубежом бактериологического и химического оружия.
«Рублев близок с Бахрушиным, – рассуждал чиновник и от этих мыслей ему становилось не по себе. – Значит, вся информация о японцах пойдет в ГРУ. Уж не приставлен ли этот майор следить за нами? Прыткий мужик, прикидывается простаком, рубахой-парнем. А если копнуть его поглубже, то не так уж он и прост. Вон каких дел наворотил! Один стоит дюжины умельцев. Взять, к примеру, хоть историю с угоном вертолета „Барракуда-С2000“. На чужой территории, всего с двумя спецназовцами сумел отыскать угнанную машину и продержаться против американцев и против бандитов, до прихода своих. Конечно, хорошо иметь такого человека среди друзей или среди союзников, но дело в том, что люди типа Комбата не способны на предательство. И если уж он верен Бахрушину, то останется верен до конца».
Итак, появление Комбата на горизонте ломало многие планы этого человека. Рублев многому мог научить японцев, но вот захочет ли?
Комбат же, занятый пока на площадке, выложенной дерном, не замечал пристального взгляда.
Он объяснял под каким углом надо наносить удар, чтобы переломать короткую доску.
«Переговорю, – подумал чиновник, – вдруг получится? А нет, так и черт с ним! Не стану рисковать. Майор будет играть в открытую, он не интриган, это точно. Осторожно предложу деньги, и мы сможем расширить систему подготовки – именно то, чего хотят японцы».
– Товарищ майор, – высоким, немного похожим на женский, голосом позвал он.
Рублев не спеша обернулся.
– Вы мне?
– Да. Можно вас на минутку?
Глава 10
Комбат вытер вспотевшие руки о рукава камуфляжа и отошел в сторону. На небе вновь появились облака. Тучи наползали из-за близких холмов. Пойдет ли дождь, засветит ли солнце в ближайшие полчаса – никто не взялся бы предугадать.
– Ну, как, вы довольны? – услышал Рублев.
– Пока еще не знаю.
– Ну что ж, присматривайтесь, пробуйте.
А заодно поразмыслите и над другой стороной дела: вы хотели бы заработать?
– Заработать? – переспросил Комбат, и в его тоне несложно было уловить: заработать он не прочь, но именно заработать, а не урвать.
Вот тут-то понятия о справедливости и счастье чиновника и Бориса Рублева расходились кардинальным образом.
– Я просмотрел программу подготовки японской делегации, а потом познакомился с их предложениями. К сожалению, многое из того, что они хотели бы получить, дать на полигоне мы им не можем. Старые инструкции, глупые запреты… Но есть возможность исправить ситуацию, если, конечно, вы согласитесь.
– Что от меня требуется?
– На месяц оставить Москву, выехать с ними в малонаселенные районы, где-нибудь в Сибири или на Дальнем Востоке, и там провести подготовку.
Комбат чуть прищурившись смотрел на собеседника.
– Может, я чего-то не понимаю, а может быть, понимаю слишком много, – недовольно сказал он. – В какой именно области им хотелось бы совершенствовать свое мастерство?
– В проведении спецопераций, – расплывчато объяснил чиновник.
– Террористических актов, что ли? – в лоб задал вопрос Комбат.
– Нет, именно спецоперации. Эти люди представляют организацию спасателей. А спасать, как вы понимаете, приходится не только при землетрясениях, но и при ликвидации последствий террористического акта. Они хотели, как бы это лучше выразиться, знать технологию терроризма, чтобы предвидеть возможные последствия.
– Ну, как, вы довольны? – услышал Рублев.
– Пока еще не знаю.
– Ну что ж, присматривайтесь, пробуйте.
А заодно поразмыслите и над другой стороной дела: вы хотели бы заработать?
– Заработать? – переспросил Комбат, и в его тоне несложно было уловить: заработать он не прочь, но именно заработать, а не урвать.
Вот тут-то понятия о справедливости и счастье чиновника и Бориса Рублева расходились кардинальным образом.
– Я просмотрел программу подготовки японской делегации, а потом познакомился с их предложениями. К сожалению, многое из того, что они хотели бы получить, дать на полигоне мы им не можем. Старые инструкции, глупые запреты… Но есть возможность исправить ситуацию, если, конечно, вы согласитесь.
– Что от меня требуется?
– На месяц оставить Москву, выехать с ними в малонаселенные районы, где-нибудь в Сибири или на Дальнем Востоке, и там провести подготовку.
Комбат чуть прищурившись смотрел на собеседника.
– Может, я чего-то не понимаю, а может быть, понимаю слишком много, – недовольно сказал он. – В какой именно области им хотелось бы совершенствовать свое мастерство?
– В проведении спецопераций, – расплывчато объяснил чиновник.
– Террористических актов, что ли? – в лоб задал вопрос Комбат.
– Нет, именно спецоперации. Эти люди представляют организацию спасателей. А спасать, как вы понимаете, приходится не только при землетрясениях, но и при ликвидации последствий террористического акта. Они хотели, как бы это лучше выразиться, знать технологию терроризма, чтобы предвидеть возможные последствия.