Страница:
Сколько ни жал на нее Альтов, звонка из-за двери было не расслышать – то ли расположен далеко, то ли дверь такая толстая, а может, тот и вообще не работает. Он припал к жестяной обивке ухом и радостно улыбнулся. Где-то в отдалении зазвучали подбитые металлом каблучки.
– – Не ждут они гостей, – все так же улыбаясь, проговорил Бахрушин.
Наконец дверь открылась. Молодая женщина в короткой юбке, в туфельках на высоком каблуке и в камуфляжной куртке явно с чужого плеча, сдержанно кивнула и ни о чем не интересуясь, впустила мужчин. Бахрушин и Альтов тут же почувствовали разительное отличие подъезда от подвала, которое отлично символизировала собою дверь, с одной стороны обитая некрашеными листами оцинкованной жести, а с другой стороны покрытая фирменным пластиком под дерево.
Стены оставались неоштукатуренными, выложенными из красного живописного кирпича. Потолок покрывали звукопоглощающие плиты, вставленные в дюралевые направляющие. Все светильники – галогенные, маленькие – прятались в толще плит.
– Прямо тебе Брестская крепость, – пробормотал Бахрушин, разглядывая красные кирпичные стены, из-за которых в подвале тира, казалось, стоит полумрак, хотя все лампы были включены.
– Андрей, – негромко позвала женщина, увидев, что дверь в кабинет ее шефа открыта, а самого того нет за столом, – к тебе пришли.
Но Бахрушин уже отыскал взглядом Подберезского. Тот стоял в конце тоннеля возле мишеней и поправлял прожектора, прикрытые от любителей стрельбы толстыми металлическими пластинами.
Андрей прищурился, не в силах разглядеть из-за сильного света, направленного на него, кто же пришел. Единственное, что он понял сразу, это не Комбат – его мощную фигуру он узнал бы среди тысяч – и не спеша двинулся к линии, на которой располагалось оружие.
Завидев и узнав Бахрушина, Андрей немало удивился:
– Добрый день, Леонид Васильевич, – на лице его появилась растерянность:
«Неужели что-то случилось с Комбатом?»
Но спрашивать об этом он не стал, пожал руку Альтову и тут же предложил:
– Пива не выпьете?
– Нет, мне чего-нибудь газированного и без сахара. Да, неплохо ты устроился здесь, Андрюша. Даже в нашем ведомстве тир похуже.
– Точно, вы же у меня первый раз, – вспомнил Подберезский. – Хотите, покажу?
– Как-нибудь потом, сейчас у меня дело есть.
Мягко взяв Подберезского за локоть, Бахрушин повел его в кабинет.
– А ты, – остановил он Альтова на пороге, – попей кофе, посиди. Нам переговорить надо, – и больше ничего не объясняя, прикрыл за собой дверь.
У Андрея хоть и имелся классный письменный стол, сидеть он за ним не любил, устраивался в кресле только тогда, когда приходилось работать на компьютере. Они расположились с Бахрушиным в углу под огромной картой, на которой уместилась вся Евразия, и, выпив по глотку солоноватой минеральной воды, настороженно посмотрели друг на друга.
– Что-нибудь случилось? – почему-то шепотом спросил Подберезский. От волнения он сжал кулаки, на которых тут же проступили голубоватые вены, так похожие на линии рек на карте.
– Нет, нет, все хорошо, Андрюша. Я всего лишь хочу сделать одно хорошее дело, но не знаю как к нему подступиться.
– Наверное, заехали ко мне, прежде чем заехать к Рублеву? – предположил Подберезский.
– Точно. Согласись, Андрей, мужчина он что надо, но живет сейчас не совсем правильно.
Подберезский смотрел на Леонида Васильевича, ожидая, что он предложит.
– Ему дело нужно, постоянное, – продолжал Бахрушин. – Вот у тебя, к примеру, такое есть – тир, бизнес. За тебя я спокоен, а Рублев долго так не протянет, выйдет весь прежний заряд и.., пиши «пропало».
– Как это – «так»?
– С таким стилем жизни.
– Вот и я думаю. Ему жениться надо, – выпалил Андрей Подберезский.
Бахрушин поморщился.
– Ты сам-то женат?
– Был.
– И наверное, чувствуешь себя не так уж плохо. Ему работа нужна.
– Сколько раз я ему предлагал! – прорвало Подберезского и он, не удержавшись, стукнул кулаком по хлипкому журнальному столику, чуть не расколов толстое стекло.
– Значит, плохо предлагал или не правильно.
– Не пойдет он ко мне работать, Леонид Васильевич, не такой человек. Да и не терпит он над собой кого-нибудь еще.
– Это Рублев-то? – усмехнулся Бахрушин. – Всю жизнь в армии прослужил, а командиров на дух не переносит?
– Армия – другое. Там командир – святое.
Вот если бы вы могли что-нибудь предложить, – с надеждой проговорил Подберезский.
– За этим и приехал. Долго думал, подбирал что бы такое могло подойти, и наконец определился.
– Какая же работа?
– Инструктор на полигоне нужен.
Подберезский задумался:
– Знаете, Леонид Васильевич, может, это и подойдет, если там, конечно, дело хорошо поставлено.
– Я вот о чем думал. Комбат такой человек, что ему непременно нужен свой участок работы, в который бы никто не лез. Дадим ему группу тренировать, пусть за нее и отвечает. Толк будет.
– Еще нужно, чтобы он снова согласился погоны надеть, – засомневался Подберезский.
– Для этого ты мне и потребовался.
– Да, нелегкую задачу вы задали, Леонид Васильевич, но постараться стоит. Поверите ли, но я сам вчера сидел и попробовал ради интереса подсчитать на что Комбат живет. А когда подсчитал, мне хреново стало. Я сам столько за день трачу, если шмоток не считать и бензина для машины.
Ему, правда, много и не надо, пока не женился.
– Далась тебе эта женитьба.
– А довольствие у вас там, на полигоне, хоть достаточное?
– Поменьше, чем у тебя, но и не бедствует никто.
– Хотите, чтобы я его уговорил?
– Да, Андрюша.
– И хочется, и колется, – признался Подберезский. – Не думаю, что ему легко далось решение погоны снять, а значит, и надеть тяжело будет.
– Ничего легкого не бывает. Только в бане мочиться легко. Поехали.
– Позвонить?
– А ты сам как думаешь?
– Нет уж, лучше без звонка. Приедем, будто бы проведать, и потом вы аккуратно ему обо всем расскажете.
– А то он не поймет, если я вместе с тобой к нему без приглашения приеду! Сразу же раскусит.
– Но уважение этим к нему выскажем.
– Поехали, – Бахрушин поднялся и одним залпом допил минеральную воду, будто это была водка.
Может, именно этот жест и навел Подберезского на мысль. Он открыл сейф, стоявший по левую сторону от письменного стола, и задумался – какую бутылку лучше всего с собой взять. А выбор был: и коньяк, и водка.
– Все-таки, трое, – проговорил Подберезский и его рука потянулась к литровой бутылке.
– Дома, – с облегчением вырвалось у него, когда он увидел «форд», стоявший у подъезда.
– Говоришь так, Андрюша, будто бы он пешком не ходит.
Альтова оставили ждать в «Волге», а сами поднялись по лестнице.
– Вот так всегда, – сказал Подберезский, – хочешь сделать доброе дело, откладываешь его, откладываешь. А уж когда возьмешься, кажется, хренотенью занялся!
Бахрушин нажал на кнопку звонка.
Женщина чувствовала, как часто бьется ее сердце, она жила предчувствием близости.
И вот, когда рука Комбата скользнула под воротник ее блузки, прозвучал настойчивый звонок в дверь.
Рублев вопросительно посмотрел на Светлану.
Та смотрела на него, не моргая.
– Открыть?
– Как хочешь.
– Нормальные люди по телефону звонят, прежде чем прийти, – пробормотал Рублев, но женщина уже успела почувствовать, как замерла его рука, как, казавшиеся ей мягкими и горячими, пальцы вмиг сделались сухими и шершавыми.
– Наверное, все-таки стоит открыть.
Светлана знала, стоит подыграть желаниям мужчины. Все равно сделает по-своему, и запреты не подействуют.
– Стоит, все-таки, – ответил Комбат и направился к двери.
Иваницкая, торопясь, застегивала разошедшуюся на груди блузку. Она услышала голоса в прихожей и не знала, выходить ей из спальни или нет.
«Если пришли не надолго и Борис Рублев собирается выпроваживать гостей, то можно остаться. Но если те задержатся, будет глупо через полчаса выходить и здороваться».
Рублев стоял перед открытой дверью и смотрел то на Подберезского, то на Бахрушина. В том, что они приехали к нему вместе, было что-то не правильное. Что именно, Комбат пока еще не понял. Каждый из них в отдельности не вызывал бы у него подозрений, но, собравшись вместе, они могли договориться о чем-нибудь, в чем он не хотел участвовать.
– Комбат, – широко улыбаясь, Подберезский шагнул в квартиру и обнял своего командира, правда, это получилось у него не очень-то искренне – так, словно бы следом за этим Андрей собирался одолжить у него немного денег.
Бахрушин тут же заметил женское полупальто на вешалке и туфли, стоявшие у тумбочки.
– Мы тут с Леонидом Васильевичем… – принялся объяснять Подберезский.
– Я понял, решили заехать, проведать меня.
Небось, случайно встретились на улице, – с издевкой ухмыльнулся Комбат, закрывая за Бахрушиным дверь.
Андрей достал бутылку и протянул Рублеву.
– Посидим, поговорим.
– Кстати, твою Машу Мослакову сектанты больше не достают?
– Нет, вроде бы отвязались. Уж не знаю, что ей проповедник после твоей «проповеди» сказал, но она и на собрания ходить перестала.
Рублев обернулся. Из спальни вышла Иваницкая. Она смотрела несколько виновато, румянец возбуждения еще не исчез с ее щек.
И Бахрушин решил, лучшее сейчас – это не делать вид, будто не понимаешь, что помешал людям.
– Ну, Борис Иванович, извини, если помешали. Давай мы с Андрюшей в другой раз приедем, – и он взялся за ручку замка.
– Погодите, Леонид Васильевич, все нормально.
Он взял бутылку из рук Подберезского и засунул в морозильник. Вместо нее достал другую, точно такую же, но холодную.
– Вы тут знакомьтесь, а я закуску приготовлю.
Подберезский, Бахрушин и Иваницкая расположились на диване и на кресле. На столике уже стоял коньяк, фрукты и тонко порезанное копченое мясо. Хлеб лежал на отдельной тарелке.
«Она резала, – подумал Подберезский, – Комбат и мясо и хлеб режет раза в три толще и складывает их в одну тарелку».
«А она ничего, – подумал Бахрушин, разглядывая Иваницкую, – на дуру не похожа, на стерву – тоже. А то, что смотрит она на меня с неприязнью, так это понятно. Кому приятно, когда вытаскивают из постели, не дав закончить начатое? Это то же самое, что рюмку до конца не дать допить».
– Меня зовут Леонид Васильевич, его – Андрей. А вас?
– Светлана.
– А по отчеству?
Иваницкая искоса посмотрела на Бахрушина и не ответила.
«Вот, чертовка, – подумал Бахрушин, – и слова не сказала, а дала понять, что я ей в отцы гожусь».
– Я пойду, помогу, – Подберезский чувствовал себя неуютно в воцарившемся молчании.
– Сиди, – резко прикрикнул на него Бахрушин.
А Комбат тем временем резал на кухне мясо толстыми ломтями и шепотом ругался матом.
– Как надо, не дождешься, чтобы приехали в гости, а только пригласишь женщину – они тут, как тут! Да и дела у них никакого нету, иначе бы сразу выложили.
Бахрушин, старясь придать своему голосу мягкость, наклонив голову на бок, проговорил, обращаясь к Светлане:
– Мы, между прочим, к Борису Ивановичу приехали с очень интересным предложением.
Иваницкая, как каждая женщина, была любопытна и даже не постаралась этого скрыть:
– Да?
– Я хочу предложить ему работу.
– Извините, но не знаю чем вы занимаетесь.
– Тем же, чем и Борис Ивановича занимался раньше, – усмехнулся Бахрушин, на этот раз ставя Иваницкую в неловкое положение, она о прошлом Рублева знала лишь приблизительно, и тут же, без всякой связи добавил:
– А вы очень красивы.
А затем, не давая опомниться Иваницкой, выдал Подберезского с головой:
– Мы, прежде, чем ехать к Борису Ивановичу, поговорили с Андреем. Так вот он считает, что Рублеву нужно срочно жениться.
Светлана не знала что и говорить, на какую фразу она должна давать ответ, хотя со всеми тремя утверждениями была согласна полностью.
Вот только не ждала, что прозвучат они открытым текстом.
– Так вы поможете нам? – не отставал Бахрушин.
– В чем? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Светлана.
– Сперва в первом, затем в третьем. А во втором вам помогать не надо.
Эти слова вызвали несколько растерянную улыбку на губах женщины, которую и увидел Рублев, заходя в комнату с тарелкой в одной руке, а в другой он держал рюмки и вилки с ножами. На Бахрушина он смотрел настороженно, уже выработав версию, объясняющую почему полковник ГРУ приехал к нему без предупреждения.
– Давайте за встречу выпьем, – потер сухие ладони Бахрушин и, не дожидаясь, пока хозяин квартиры разольет водку по рюмкам, сделал это собственноручно.
Чокался Бахрушин всегда по одной и той же схеме. С мужчинами, которых уважал, держал рюмку на одном уровне, а к рюмке в руках женщины прикасался снизу, золотым ободком к ножке. Леонид Васильевич редко допивал рюмку до дна, предпочитая выдерживать дистанцию в компании – пусть остальные выпьют больше, а он меньше.
– Ну-ка, догадайся, Борис Иванович, зачем мы приехали?
Рублев настороженно смотрел на Бахрушина, ожидая подвоха.
И за него вступился Подберезский.
– Я думаю, Борис Иванович, пора тебе немного поменять свою жизнь.
– Вот как!
– Комбат, все отлично, но…
– Что «но»? – тут же перебил его Рублев.
Светлана осторожно положила ладонь на руку Рублева, удерживая его. Тот пока еще мягко, но уже настойчиво высвободился, разлил водку по рюмкам, Иваницкой налил коньяка. Не предлагая никакого тоста, выпил.
– Мне ваших извинений, Леонид Васильевич, не надо. Я знаю, что вы задумали.
Бахрушин понял свою ошибку, но было уже поздно.
– Ну конечно же, – продолжал Комбат, – нужно дураком быть, чтобы не догадаться. С утра звонит мне Светлана, хоть до этого и не вспоминала, а потом, как бы случайно появляетесь вы с Подберезским. Ни хрена у вас не выйдет, хоть вы и сговорились.
Пока еще только один Подберезский не понимал, о чем говорит Борис Иванович, именно поэтому он и рискнул возразить:
– Хорошее дело мы задумали, Борис Иванович. Комбат, чего ты упрямишься?
– Женить меня надумали? А мне, между прочим, и так хорошо.
Бахрушин понимал, следует дать человеку выговориться. Главное тут не возражать. Любой спор живет, пока один человек говорит «да», а другой отвечает ему «нет». Если же хочешь, чтобы спор выдохся, повторяй за спорщиком «да» или вообще молчи.
– Ну же, признавайся, – и Комбат заставил Светлану смотреть ему в глаза, – женить меня задумали?
– Я твоих друзей вообще впервые вижу, да и ты, наверное, им мой номер телефона не давал.
– Этому не нужно говорить номер телефона, – имея в виду Леонида Васильевича, рассмеялся Комбат, – ты и знать, наверное, не знаешь чем он занимается.
– Абсолютно справедливо, – вставил Бахрушин и, понимая, что никто сейчас не собирается подливать ему в рюмку, налил себе сам и выпил. – Не стесняйся, Андрюша, пей, закусывай.
Сейчас у него умопомрачение пройдет, тогда и поговорим.
– А я-то думал, ты меня просто так увидеть хочешь, Андрюха.
– Видите, что вы натворили, – вздохнула Светлана, присоединяясь к предложению Бахрушина.
Она нервно вращала в руках тонкую ножку рюмки, наполненной коньяком, и то и дело к ней прикладывалась. Ей хотелось выпить крепкое спиртное залпом, чтобы унять дрожь в руках. Но, находясь рядом с Комбатом, она думала и о том, какое впечатление на него производит.
– Ну, вот что, Борис Иванович, – Бахрушин сказал это так резко, что Комбат тут же смолк, почувствовав себя виноватым перед друзьями. – Насчет твоей женитьбы я бы тоже не прочь поговорить, но это, так сказать, твое сугубо личное дело. А приехал я за тем, что у меня есть вакансия, которую некем заполнить, кроме как тобой.
Подберезский кивнул.
– Истинная правда, Комбат!
Рублев развалился на диване, раскинув руки вдоль спинки, всем своим видом давая понять Бахрушину и Подберезскому, что так просто его не возьмешь, хотя предложение его и заинтересовало.
– При Светлане говорить можно? – спросил он.
– Если без мата, я не против.
– Честно говоря, хреново мне живется, – признался Комбат. – И не в деньгах дело, а просто не может нормальный мужик жить без женщины и без дела. Ты не обижаешься? – он повернулся к Светлане.
– Ты же без мата…
– Надо было добавить «без красивых женщин», – уточнил Бахрушин, подмигивая Иваницкой.
– – Что за работа? Выкладывайте, полковник.
– Инструктором на наш полигон пойдешь?
– Это, вроде, как бывшему спортсмену за былые заслуги предлагают стать тренером при ЖЭСе, – задумался Комбат.
– А чем плохо?
– Всем хорошо.
Но по взгляду Комбата нетрудно было догадаться, он сомневается и сомневается сильно.
– Я тебе, Борис Иванович, обещаю: опекать тебя будут минимально. Дали группу – ты из них людей сделал, и все. Только по конечному результату судить станут.
– Зачем обманываете, Леонид Васильевич?
Это в идеале так бывает, а на самом деле, структуры, конторы повсюду одинаковые. Бумажки, бюрократия, а в результате, вместо дела – игры.
– Когда ты, Борис Иванович, начинаешь рассуждать о работе, которой еще не пробовал, мне кажется, будто ты рассуждаешь о женитьбе, не имея ни малейшего представления о семейной жизни. Всему научиться можно. А тебя не просят самому учиться – учи других.
– Не пойду, – твердо сказал Комбат.
– Ладно, – проворчал Бахрушин, – тогда поступим по-другому. Придумай сам себе работу, а я уже найду под нее обеспечение.
– Инструктором на полигоне, – так же твердо произнес Комбат, чем привел Бахрушина в замешательство.
– А объяснить подоступнее можно?
– Вы меня туда, будто по блату устраиваете, словно нет у вас инструкторов.
– Так вот что тебя беспокоит! Боишься в этой жизни что-то по блату получить?
– Это не опасения, это принцип.
– Хорошо, – отозвался Бахрушин, – если хочешь так, на том и порешим. Я на полигоне с тобой появляться не буду, слово за тебя не замолвлю. Только потом – без обид.
– Я похож на человека, который может обижаться?
– По-моему, Борис Иванович, ты только что это сделал.
– Извини, Леонид Васильевич.
– Так-то лучше.
Бахрушин запустил два пальца в нагрудный карман пиджака и извлек из него визитку.
– Вот, позвонишь полковнику Брагину, он начальник полигона. А что будет дальше – не мое дело.
Рублев поколебался, но визитку взял, сунул ее между книг на полке как закладку – так, чтобы торчал только самый хвостик.
– Позвоню, Леонид Васильевич, обязательно позвоню.
– Когда?
– Завтра утром.
– А к работе когда думаешь приступить?
– Не знаю еще. Посмотрим, соглашусь ли я на нее вообще.
– Может, планы другие были?
– Хотел съездить поохотиться, меня Бурлаков уже достал, грозится, что без меня на охоту уедет.
– Тоже дело хорошее, особенно, если с хорошим человеком.
Светлана отставила пустую рюмку и, глянув на Комбата, тихо сказала:
– Так я пойду?
Бахрушин осторожно наступил ей под столом на ногу, чтобы молчала. Подберезский уже не сидел, стоял, пожимая Комбату руку:
– Ладно, давай без обид, Комбат. Мы пошли.
Дело сделали – и отлично. Меня еще в другом и в третьем месте ждут.
– В налоговом управлении?
– Век бы там не бывать.
– Чего это вы засобирались? – Комбат осмотрел компанию. – То не было никого, а как пришли, то сразу все и убегать.
– Нет, нет, вы оставайтесь, – предложила Иваницкая, – у меня завтра день свободный.
Носок ботинка Бахрушина придавил ее ступню к полу.
– Давайте не станем цирк устраивать. Все мы взрослые люди и прекрасно понимаем о чем идет речь.
Бахрушин поднялся и элегантно наклонившись, поднес руку Иваницкой к губам.
– Очень рад был познакомиться. Теперь я за Бориса Ивановича спокоен, – и не давая Рублеву возразить, вышел в прихожую.
Его с Подберезским было уже не остановить.
Но стоя на пороге открытой двери, Бахрушин погрозил Комбату пальцем:
– Ты только попробуй мне завтра не позвонить Брагину!
– В гости тогда больше не приедем, – пригрозил Подберезский, при этом широко улыбаясь, чтобы Комбат не принял его слова всерьез.
– Да провалитесь вы все к чертовой матери, – вместо прощания сказал Комбат, захлопывая дверь.
– Кажется, получилось, хоть и приехали не во время, – сказал Подберезский.
– Вовремя никогда не бывает, – ответил Бахрушин.
Мужчины спустились во двор. Бахрушин постоял запрокинув голову.
– Ждете, что вам в окно на прощание помашут?
– Нет, это было бы уже слишком.
Во двор заехала машина – «вольво».
– Тихо, не вылезать, – скомандовал бритоголовый азиат, – кажется, этого парня я видел возле дома культуры. A того, который постарше, вижу впервые.
– Они уезжать собираются, подождем, – посмотрела в окно автомобиля на Бахрушина и Подберезского миловидная девушка и поправила на коленях пустую коробку от пиццы.
Машина Бахрушина отъехала.
– Ждем, они могут вернуться.
– Тот мужик точно дома, с бабой, – я во дворе с самого утра крутился.
– От нас не уйдет, теперь подготовились…
Иваницкая сидела, поджав под себя ноги, и вращала в руке надкушенное яблоко.
– У тебя хорошие друзья.
– Тебе так показалось?
– Не знаю. Я, конечно, мало с ними общалась, но хороших людей обычно видно сразу.
– Я знаю почему они тебе понравились.
– Не понимаю…
– Будь они даже самыми отъявленными мерзавцами, они бы пришлись тебе по душе, потому что заговорили о женитьбе.
Иваницкая громко рассмеялась:
– Неужели ты до сих пор не понял, что замужество меня абсолютно не интересует?
Комбат все еще настороженно смотрел на нее.
– Ты в этом уверена?
– Если бы я хотела выйти замуж, то звонила бы тебе куда чаще.
Рассмеялся и Комбат.
– Ты только не подумай, Светлана, что я к тебе плохо отношусь или подозреваю тебя в чем-то.
Но я такой человек, которому жениться противопоказано. И не потому, что мне от этого станет хуже, хуже будет тебе.
– Значит, ты все-таки хотел бы жениться на мне?
– Никогда и ни за что, – сказал Комбат, взяв ее за руки.
– Именно это я и хотела от тебя услышать, потому что ты тот человек, который не станет сидеть дома, если у него появится дело.
Женщина подалась вперед, обняла Рублева за шею и поцеловала. Затем опасливо покосилась на дверь.
– Тебе кажется, они все еще не ушли?
– Нет, но сходи на всякий случай в прихожую, проверь, не забыли ли чего.
Комбат воспринял эту просьбу всерьез, вышел и не обнаружил ничего оставленного Бахрушиным или Подберезским.
– Пусто. А если бы что и оставили, я бы выставил за дверь. В следующий раз мы даже не станем поднимать телефонную трубку, а не то что подходить к двери.
– Правильно, сперва дело, потом все остальное.
После ухода Бахрушина с Подберезским Комбат сделался мрачным. Не помогали даже улыбки Иваницкой и предвкушение близости, которой они оба желали. Рублев чувствовал, наступает перелом в его жизни. Одно дело быть вольным стрелком, а другое – податься на службу, пусть даже она очень важна и возвращает в лучшее прошлое.
Рублев то и дело словно забывал о присутствии женщины, и та начинала чувствовать себя лишней в его доме. Но уходить ей не хотелось. Не так уж часто они виделись, и не так уж много в их жизни было общих светлых дней.
Комбат легко подхватил столик, на котором стояли тарелки, бутылки, ваза с фруктами и отнес его к стеллажу. Затем, не давая подняться Иваницкой с дивана, разложил его, и его рука вновь забралась под воротник блузки.
– Кажется, нас прервали именно на этом?
– Не совсем, – отводя взгляд в сторону, ответила Светлана. – У меня было расстегнуто три пуговицы, – и женщина чуть дрожащими от нетерпения руками принялась расстегивать маленькие перламутровые пуговички на горловине блузки.
Они уже были вместе, но Светлана, как ни старалась не замечать, постоянно натыкалась взглядом на белый хвостик визитной карточки, торчащий из-за корешков книг.
Наконец она закрыла глаза и постаралась забыть о том, что ей и Комбату помешали…
Рублев проснулся моментально от короткого звонка в дверь, взглянул на часы – с того момента, как они устроились спать, прошло минут двадцать, и подумал:
«Может, Подберезский проводил Бахрушина и вернулся? Если так, открою и пошлю его к черту».
Он покосился на счастливо улыбавшуюся во сне Иваницкую. Звонок женщину не разбудил.
– – Не ждут они гостей, – все так же улыбаясь, проговорил Бахрушин.
Наконец дверь открылась. Молодая женщина в короткой юбке, в туфельках на высоком каблуке и в камуфляжной куртке явно с чужого плеча, сдержанно кивнула и ни о чем не интересуясь, впустила мужчин. Бахрушин и Альтов тут же почувствовали разительное отличие подъезда от подвала, которое отлично символизировала собою дверь, с одной стороны обитая некрашеными листами оцинкованной жести, а с другой стороны покрытая фирменным пластиком под дерево.
Стены оставались неоштукатуренными, выложенными из красного живописного кирпича. Потолок покрывали звукопоглощающие плиты, вставленные в дюралевые направляющие. Все светильники – галогенные, маленькие – прятались в толще плит.
– Прямо тебе Брестская крепость, – пробормотал Бахрушин, разглядывая красные кирпичные стены, из-за которых в подвале тира, казалось, стоит полумрак, хотя все лампы были включены.
– Андрей, – негромко позвала женщина, увидев, что дверь в кабинет ее шефа открыта, а самого того нет за столом, – к тебе пришли.
Но Бахрушин уже отыскал взглядом Подберезского. Тот стоял в конце тоннеля возле мишеней и поправлял прожектора, прикрытые от любителей стрельбы толстыми металлическими пластинами.
Андрей прищурился, не в силах разглядеть из-за сильного света, направленного на него, кто же пришел. Единственное, что он понял сразу, это не Комбат – его мощную фигуру он узнал бы среди тысяч – и не спеша двинулся к линии, на которой располагалось оружие.
Завидев и узнав Бахрушина, Андрей немало удивился:
– Добрый день, Леонид Васильевич, – на лице его появилась растерянность:
«Неужели что-то случилось с Комбатом?»
Но спрашивать об этом он не стал, пожал руку Альтову и тут же предложил:
– Пива не выпьете?
– Нет, мне чего-нибудь газированного и без сахара. Да, неплохо ты устроился здесь, Андрюша. Даже в нашем ведомстве тир похуже.
– Точно, вы же у меня первый раз, – вспомнил Подберезский. – Хотите, покажу?
– Как-нибудь потом, сейчас у меня дело есть.
Мягко взяв Подберезского за локоть, Бахрушин повел его в кабинет.
– А ты, – остановил он Альтова на пороге, – попей кофе, посиди. Нам переговорить надо, – и больше ничего не объясняя, прикрыл за собой дверь.
У Андрея хоть и имелся классный письменный стол, сидеть он за ним не любил, устраивался в кресле только тогда, когда приходилось работать на компьютере. Они расположились с Бахрушиным в углу под огромной картой, на которой уместилась вся Евразия, и, выпив по глотку солоноватой минеральной воды, настороженно посмотрели друг на друга.
– Что-нибудь случилось? – почему-то шепотом спросил Подберезский. От волнения он сжал кулаки, на которых тут же проступили голубоватые вены, так похожие на линии рек на карте.
– Нет, нет, все хорошо, Андрюша. Я всего лишь хочу сделать одно хорошее дело, но не знаю как к нему подступиться.
– Наверное, заехали ко мне, прежде чем заехать к Рублеву? – предположил Подберезский.
– Точно. Согласись, Андрей, мужчина он что надо, но живет сейчас не совсем правильно.
Подберезский смотрел на Леонида Васильевича, ожидая, что он предложит.
– Ему дело нужно, постоянное, – продолжал Бахрушин. – Вот у тебя, к примеру, такое есть – тир, бизнес. За тебя я спокоен, а Рублев долго так не протянет, выйдет весь прежний заряд и.., пиши «пропало».
– Как это – «так»?
– С таким стилем жизни.
– Вот и я думаю. Ему жениться надо, – выпалил Андрей Подберезский.
Бахрушин поморщился.
– Ты сам-то женат?
– Был.
– И наверное, чувствуешь себя не так уж плохо. Ему работа нужна.
– Сколько раз я ему предлагал! – прорвало Подберезского и он, не удержавшись, стукнул кулаком по хлипкому журнальному столику, чуть не расколов толстое стекло.
– Значит, плохо предлагал или не правильно.
– Не пойдет он ко мне работать, Леонид Васильевич, не такой человек. Да и не терпит он над собой кого-нибудь еще.
– Это Рублев-то? – усмехнулся Бахрушин. – Всю жизнь в армии прослужил, а командиров на дух не переносит?
– Армия – другое. Там командир – святое.
Вот если бы вы могли что-нибудь предложить, – с надеждой проговорил Подберезский.
– За этим и приехал. Долго думал, подбирал что бы такое могло подойти, и наконец определился.
– Какая же работа?
– Инструктор на полигоне нужен.
Подберезский задумался:
– Знаете, Леонид Васильевич, может, это и подойдет, если там, конечно, дело хорошо поставлено.
– Я вот о чем думал. Комбат такой человек, что ему непременно нужен свой участок работы, в который бы никто не лез. Дадим ему группу тренировать, пусть за нее и отвечает. Толк будет.
– Еще нужно, чтобы он снова согласился погоны надеть, – засомневался Подберезский.
– Для этого ты мне и потребовался.
– Да, нелегкую задачу вы задали, Леонид Васильевич, но постараться стоит. Поверите ли, но я сам вчера сидел и попробовал ради интереса подсчитать на что Комбат живет. А когда подсчитал, мне хреново стало. Я сам столько за день трачу, если шмоток не считать и бензина для машины.
Ему, правда, много и не надо, пока не женился.
– Далась тебе эта женитьба.
– А довольствие у вас там, на полигоне, хоть достаточное?
– Поменьше, чем у тебя, но и не бедствует никто.
– Хотите, чтобы я его уговорил?
– Да, Андрюша.
– И хочется, и колется, – признался Подберезский. – Не думаю, что ему легко далось решение погоны снять, а значит, и надеть тяжело будет.
– Ничего легкого не бывает. Только в бане мочиться легко. Поехали.
– Позвонить?
– А ты сам как думаешь?
– Нет уж, лучше без звонка. Приедем, будто бы проведать, и потом вы аккуратно ему обо всем расскажете.
– А то он не поймет, если я вместе с тобой к нему без приглашения приеду! Сразу же раскусит.
– Но уважение этим к нему выскажем.
– Поехали, – Бахрушин поднялся и одним залпом допил минеральную воду, будто это была водка.
Может, именно этот жест и навел Подберезского на мысль. Он открыл сейф, стоявший по левую сторону от письменного стола, и задумался – какую бутылку лучше всего с собой взять. А выбор был: и коньяк, и водка.
– Все-таки, трое, – проговорил Подберезский и его рука потянулась к литровой бутылке.
* * *
– Едем, как на день рождения, еще не хватает букет цветов прикупить, – нервно смеясь, говорил Андрей, когда машина Бахрушина заворачивала во двор.– Дома, – с облегчением вырвалось у него, когда он увидел «форд», стоявший у подъезда.
– Говоришь так, Андрюша, будто бы он пешком не ходит.
Альтова оставили ждать в «Волге», а сами поднялись по лестнице.
– Вот так всегда, – сказал Подберезский, – хочешь сделать доброе дело, откладываешь его, откладываешь. А уж когда возьмешься, кажется, хренотенью занялся!
Бахрушин нажал на кнопку звонка.
* * *
Прошло уже около сорока минут с того времени, как Комбат и Иваницкая приехали. Они успели попить кофе, пригубить по рюмке коньяка, и теперь Светлана сидела рядом с Рублевым на узком жестком диване в небольшой комнате, служившей Комбату спальней. Чувствовала она себя достаточно неуютно, со всех сторон на нее смотрели фотографии, а клетчатый плед покалывал ноги.Женщина чувствовала, как часто бьется ее сердце, она жила предчувствием близости.
И вот, когда рука Комбата скользнула под воротник ее блузки, прозвучал настойчивый звонок в дверь.
Рублев вопросительно посмотрел на Светлану.
Та смотрела на него, не моргая.
– Открыть?
– Как хочешь.
– Нормальные люди по телефону звонят, прежде чем прийти, – пробормотал Рублев, но женщина уже успела почувствовать, как замерла его рука, как, казавшиеся ей мягкими и горячими, пальцы вмиг сделались сухими и шершавыми.
– Наверное, все-таки стоит открыть.
Светлана знала, стоит подыграть желаниям мужчины. Все равно сделает по-своему, и запреты не подействуют.
– Стоит, все-таки, – ответил Комбат и направился к двери.
Иваницкая, торопясь, застегивала разошедшуюся на груди блузку. Она услышала голоса в прихожей и не знала, выходить ей из спальни или нет.
«Если пришли не надолго и Борис Рублев собирается выпроваживать гостей, то можно остаться. Но если те задержатся, будет глупо через полчаса выходить и здороваться».
Рублев стоял перед открытой дверью и смотрел то на Подберезского, то на Бахрушина. В том, что они приехали к нему вместе, было что-то не правильное. Что именно, Комбат пока еще не понял. Каждый из них в отдельности не вызывал бы у него подозрений, но, собравшись вместе, они могли договориться о чем-нибудь, в чем он не хотел участвовать.
– Комбат, – широко улыбаясь, Подберезский шагнул в квартиру и обнял своего командира, правда, это получилось у него не очень-то искренне – так, словно бы следом за этим Андрей собирался одолжить у него немного денег.
Бахрушин тут же заметил женское полупальто на вешалке и туфли, стоявшие у тумбочки.
– Мы тут с Леонидом Васильевичем… – принялся объяснять Подберезский.
– Я понял, решили заехать, проведать меня.
Небось, случайно встретились на улице, – с издевкой ухмыльнулся Комбат, закрывая за Бахрушиным дверь.
Андрей достал бутылку и протянул Рублеву.
– Посидим, поговорим.
– Кстати, твою Машу Мослакову сектанты больше не достают?
– Нет, вроде бы отвязались. Уж не знаю, что ей проповедник после твоей «проповеди» сказал, но она и на собрания ходить перестала.
Рублев обернулся. Из спальни вышла Иваницкая. Она смотрела несколько виновато, румянец возбуждения еще не исчез с ее щек.
И Бахрушин решил, лучшее сейчас – это не делать вид, будто не понимаешь, что помешал людям.
– Ну, Борис Иванович, извини, если помешали. Давай мы с Андрюшей в другой раз приедем, – и он взялся за ручку замка.
– Погодите, Леонид Васильевич, все нормально.
Он взял бутылку из рук Подберезского и засунул в морозильник. Вместо нее достал другую, точно такую же, но холодную.
– Вы тут знакомьтесь, а я закуску приготовлю.
Подберезский, Бахрушин и Иваницкая расположились на диване и на кресле. На столике уже стоял коньяк, фрукты и тонко порезанное копченое мясо. Хлеб лежал на отдельной тарелке.
«Она резала, – подумал Подберезский, – Комбат и мясо и хлеб режет раза в три толще и складывает их в одну тарелку».
«А она ничего, – подумал Бахрушин, разглядывая Иваницкую, – на дуру не похожа, на стерву – тоже. А то, что смотрит она на меня с неприязнью, так это понятно. Кому приятно, когда вытаскивают из постели, не дав закончить начатое? Это то же самое, что рюмку до конца не дать допить».
– Меня зовут Леонид Васильевич, его – Андрей. А вас?
– Светлана.
– А по отчеству?
Иваницкая искоса посмотрела на Бахрушина и не ответила.
«Вот, чертовка, – подумал Бахрушин, – и слова не сказала, а дала понять, что я ей в отцы гожусь».
– Я пойду, помогу, – Подберезский чувствовал себя неуютно в воцарившемся молчании.
– Сиди, – резко прикрикнул на него Бахрушин.
А Комбат тем временем резал на кухне мясо толстыми ломтями и шепотом ругался матом.
– Как надо, не дождешься, чтобы приехали в гости, а только пригласишь женщину – они тут, как тут! Да и дела у них никакого нету, иначе бы сразу выложили.
Бахрушин, старясь придать своему голосу мягкость, наклонив голову на бок, проговорил, обращаясь к Светлане:
– Мы, между прочим, к Борису Ивановичу приехали с очень интересным предложением.
Иваницкая, как каждая женщина, была любопытна и даже не постаралась этого скрыть:
– Да?
– Я хочу предложить ему работу.
– Извините, но не знаю чем вы занимаетесь.
– Тем же, чем и Борис Ивановича занимался раньше, – усмехнулся Бахрушин, на этот раз ставя Иваницкую в неловкое положение, она о прошлом Рублева знала лишь приблизительно, и тут же, без всякой связи добавил:
– А вы очень красивы.
А затем, не давая опомниться Иваницкой, выдал Подберезского с головой:
– Мы, прежде, чем ехать к Борису Ивановичу, поговорили с Андреем. Так вот он считает, что Рублеву нужно срочно жениться.
Светлана не знала что и говорить, на какую фразу она должна давать ответ, хотя со всеми тремя утверждениями была согласна полностью.
Вот только не ждала, что прозвучат они открытым текстом.
– Так вы поможете нам? – не отставал Бахрушин.
– В чем? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Светлана.
– Сперва в первом, затем в третьем. А во втором вам помогать не надо.
Эти слова вызвали несколько растерянную улыбку на губах женщины, которую и увидел Рублев, заходя в комнату с тарелкой в одной руке, а в другой он держал рюмки и вилки с ножами. На Бахрушина он смотрел настороженно, уже выработав версию, объясняющую почему полковник ГРУ приехал к нему без предупреждения.
– Давайте за встречу выпьем, – потер сухие ладони Бахрушин и, не дожидаясь, пока хозяин квартиры разольет водку по рюмкам, сделал это собственноручно.
Чокался Бахрушин всегда по одной и той же схеме. С мужчинами, которых уважал, держал рюмку на одном уровне, а к рюмке в руках женщины прикасался снизу, золотым ободком к ножке. Леонид Васильевич редко допивал рюмку до дна, предпочитая выдерживать дистанцию в компании – пусть остальные выпьют больше, а он меньше.
– Ну-ка, догадайся, Борис Иванович, зачем мы приехали?
Рублев настороженно смотрел на Бахрушина, ожидая подвоха.
И за него вступился Подберезский.
– Я думаю, Борис Иванович, пора тебе немного поменять свою жизнь.
– Вот как!
– Комбат, все отлично, но…
– Что «но»? – тут же перебил его Рублев.
Светлана осторожно положила ладонь на руку Рублева, удерживая его. Тот пока еще мягко, но уже настойчиво высвободился, разлил водку по рюмкам, Иваницкой налил коньяка. Не предлагая никакого тоста, выпил.
– Мне ваших извинений, Леонид Васильевич, не надо. Я знаю, что вы задумали.
Бахрушин понял свою ошибку, но было уже поздно.
– Ну конечно же, – продолжал Комбат, – нужно дураком быть, чтобы не догадаться. С утра звонит мне Светлана, хоть до этого и не вспоминала, а потом, как бы случайно появляетесь вы с Подберезским. Ни хрена у вас не выйдет, хоть вы и сговорились.
Пока еще только один Подберезский не понимал, о чем говорит Борис Иванович, именно поэтому он и рискнул возразить:
– Хорошее дело мы задумали, Борис Иванович. Комбат, чего ты упрямишься?
– Женить меня надумали? А мне, между прочим, и так хорошо.
Бахрушин понимал, следует дать человеку выговориться. Главное тут не возражать. Любой спор живет, пока один человек говорит «да», а другой отвечает ему «нет». Если же хочешь, чтобы спор выдохся, повторяй за спорщиком «да» или вообще молчи.
– Ну же, признавайся, – и Комбат заставил Светлану смотреть ему в глаза, – женить меня задумали?
– Я твоих друзей вообще впервые вижу, да и ты, наверное, им мой номер телефона не давал.
– Этому не нужно говорить номер телефона, – имея в виду Леонида Васильевича, рассмеялся Комбат, – ты и знать, наверное, не знаешь чем он занимается.
– Абсолютно справедливо, – вставил Бахрушин и, понимая, что никто сейчас не собирается подливать ему в рюмку, налил себе сам и выпил. – Не стесняйся, Андрюша, пей, закусывай.
Сейчас у него умопомрачение пройдет, тогда и поговорим.
– А я-то думал, ты меня просто так увидеть хочешь, Андрюха.
– Видите, что вы натворили, – вздохнула Светлана, присоединяясь к предложению Бахрушина.
Она нервно вращала в руках тонкую ножку рюмки, наполненной коньяком, и то и дело к ней прикладывалась. Ей хотелось выпить крепкое спиртное залпом, чтобы унять дрожь в руках. Но, находясь рядом с Комбатом, она думала и о том, какое впечатление на него производит.
– Ну, вот что, Борис Иванович, – Бахрушин сказал это так резко, что Комбат тут же смолк, почувствовав себя виноватым перед друзьями. – Насчет твоей женитьбы я бы тоже не прочь поговорить, но это, так сказать, твое сугубо личное дело. А приехал я за тем, что у меня есть вакансия, которую некем заполнить, кроме как тобой.
Подберезский кивнул.
– Истинная правда, Комбат!
Рублев развалился на диване, раскинув руки вдоль спинки, всем своим видом давая понять Бахрушину и Подберезскому, что так просто его не возьмешь, хотя предложение его и заинтересовало.
– При Светлане говорить можно? – спросил он.
– Если без мата, я не против.
– Честно говоря, хреново мне живется, – признался Комбат. – И не в деньгах дело, а просто не может нормальный мужик жить без женщины и без дела. Ты не обижаешься? – он повернулся к Светлане.
– Ты же без мата…
– Надо было добавить «без красивых женщин», – уточнил Бахрушин, подмигивая Иваницкой.
– – Что за работа? Выкладывайте, полковник.
– Инструктором на наш полигон пойдешь?
– Это, вроде, как бывшему спортсмену за былые заслуги предлагают стать тренером при ЖЭСе, – задумался Комбат.
– А чем плохо?
– Всем хорошо.
Но по взгляду Комбата нетрудно было догадаться, он сомневается и сомневается сильно.
– Я тебе, Борис Иванович, обещаю: опекать тебя будут минимально. Дали группу – ты из них людей сделал, и все. Только по конечному результату судить станут.
– Зачем обманываете, Леонид Васильевич?
Это в идеале так бывает, а на самом деле, структуры, конторы повсюду одинаковые. Бумажки, бюрократия, а в результате, вместо дела – игры.
– Когда ты, Борис Иванович, начинаешь рассуждать о работе, которой еще не пробовал, мне кажется, будто ты рассуждаешь о женитьбе, не имея ни малейшего представления о семейной жизни. Всему научиться можно. А тебя не просят самому учиться – учи других.
– Не пойду, – твердо сказал Комбат.
– Ладно, – проворчал Бахрушин, – тогда поступим по-другому. Придумай сам себе работу, а я уже найду под нее обеспечение.
– Инструктором на полигоне, – так же твердо произнес Комбат, чем привел Бахрушина в замешательство.
– А объяснить подоступнее можно?
– Вы меня туда, будто по блату устраиваете, словно нет у вас инструкторов.
– Так вот что тебя беспокоит! Боишься в этой жизни что-то по блату получить?
– Это не опасения, это принцип.
– Хорошо, – отозвался Бахрушин, – если хочешь так, на том и порешим. Я на полигоне с тобой появляться не буду, слово за тебя не замолвлю. Только потом – без обид.
– Я похож на человека, который может обижаться?
– По-моему, Борис Иванович, ты только что это сделал.
– Извини, Леонид Васильевич.
– Так-то лучше.
Бахрушин запустил два пальца в нагрудный карман пиджака и извлек из него визитку.
– Вот, позвонишь полковнику Брагину, он начальник полигона. А что будет дальше – не мое дело.
Рублев поколебался, но визитку взял, сунул ее между книг на полке как закладку – так, чтобы торчал только самый хвостик.
– Позвоню, Леонид Васильевич, обязательно позвоню.
– Когда?
– Завтра утром.
– А к работе когда думаешь приступить?
– Не знаю еще. Посмотрим, соглашусь ли я на нее вообще.
– Может, планы другие были?
– Хотел съездить поохотиться, меня Бурлаков уже достал, грозится, что без меня на охоту уедет.
– Тоже дело хорошее, особенно, если с хорошим человеком.
Светлана отставила пустую рюмку и, глянув на Комбата, тихо сказала:
– Так я пойду?
Бахрушин осторожно наступил ей под столом на ногу, чтобы молчала. Подберезский уже не сидел, стоял, пожимая Комбату руку:
– Ладно, давай без обид, Комбат. Мы пошли.
Дело сделали – и отлично. Меня еще в другом и в третьем месте ждут.
– В налоговом управлении?
– Век бы там не бывать.
– Чего это вы засобирались? – Комбат осмотрел компанию. – То не было никого, а как пришли, то сразу все и убегать.
– Нет, нет, вы оставайтесь, – предложила Иваницкая, – у меня завтра день свободный.
Носок ботинка Бахрушина придавил ее ступню к полу.
– Давайте не станем цирк устраивать. Все мы взрослые люди и прекрасно понимаем о чем идет речь.
Бахрушин поднялся и элегантно наклонившись, поднес руку Иваницкой к губам.
– Очень рад был познакомиться. Теперь я за Бориса Ивановича спокоен, – и не давая Рублеву возразить, вышел в прихожую.
Его с Подберезским было уже не остановить.
Но стоя на пороге открытой двери, Бахрушин погрозил Комбату пальцем:
– Ты только попробуй мне завтра не позвонить Брагину!
– В гости тогда больше не приедем, – пригрозил Подберезский, при этом широко улыбаясь, чтобы Комбат не принял его слова всерьез.
– Да провалитесь вы все к чертовой матери, – вместо прощания сказал Комбат, захлопывая дверь.
– Кажется, получилось, хоть и приехали не во время, – сказал Подберезский.
– Вовремя никогда не бывает, – ответил Бахрушин.
Мужчины спустились во двор. Бахрушин постоял запрокинув голову.
– Ждете, что вам в окно на прощание помашут?
– Нет, это было бы уже слишком.
Во двор заехала машина – «вольво».
– Тихо, не вылезать, – скомандовал бритоголовый азиат, – кажется, этого парня я видел возле дома культуры. A того, который постарше, вижу впервые.
– Они уезжать собираются, подождем, – посмотрела в окно автомобиля на Бахрушина и Подберезского миловидная девушка и поправила на коленях пустую коробку от пиццы.
Машина Бахрушина отъехала.
– Ждем, они могут вернуться.
– Тот мужик точно дома, с бабой, – я во дворе с самого утра крутился.
– От нас не уйдет, теперь подготовились…
Иваницкая сидела, поджав под себя ноги, и вращала в руке надкушенное яблоко.
– У тебя хорошие друзья.
– Тебе так показалось?
– Не знаю. Я, конечно, мало с ними общалась, но хороших людей обычно видно сразу.
– Я знаю почему они тебе понравились.
– Не понимаю…
– Будь они даже самыми отъявленными мерзавцами, они бы пришлись тебе по душе, потому что заговорили о женитьбе.
Иваницкая громко рассмеялась:
– Неужели ты до сих пор не понял, что замужество меня абсолютно не интересует?
Комбат все еще настороженно смотрел на нее.
– Ты в этом уверена?
– Если бы я хотела выйти замуж, то звонила бы тебе куда чаще.
Рассмеялся и Комбат.
– Ты только не подумай, Светлана, что я к тебе плохо отношусь или подозреваю тебя в чем-то.
Но я такой человек, которому жениться противопоказано. И не потому, что мне от этого станет хуже, хуже будет тебе.
– Значит, ты все-таки хотел бы жениться на мне?
– Никогда и ни за что, – сказал Комбат, взяв ее за руки.
– Именно это я и хотела от тебя услышать, потому что ты тот человек, который не станет сидеть дома, если у него появится дело.
Женщина подалась вперед, обняла Рублева за шею и поцеловала. Затем опасливо покосилась на дверь.
– Тебе кажется, они все еще не ушли?
– Нет, но сходи на всякий случай в прихожую, проверь, не забыли ли чего.
Комбат воспринял эту просьбу всерьез, вышел и не обнаружил ничего оставленного Бахрушиным или Подберезским.
– Пусто. А если бы что и оставили, я бы выставил за дверь. В следующий раз мы даже не станем поднимать телефонную трубку, а не то что подходить к двери.
– Правильно, сперва дело, потом все остальное.
После ухода Бахрушина с Подберезским Комбат сделался мрачным. Не помогали даже улыбки Иваницкой и предвкушение близости, которой они оба желали. Рублев чувствовал, наступает перелом в его жизни. Одно дело быть вольным стрелком, а другое – податься на службу, пусть даже она очень важна и возвращает в лучшее прошлое.
Рублев то и дело словно забывал о присутствии женщины, и та начинала чувствовать себя лишней в его доме. Но уходить ей не хотелось. Не так уж часто они виделись, и не так уж много в их жизни было общих светлых дней.
Комбат легко подхватил столик, на котором стояли тарелки, бутылки, ваза с фруктами и отнес его к стеллажу. Затем, не давая подняться Иваницкой с дивана, разложил его, и его рука вновь забралась под воротник блузки.
– Кажется, нас прервали именно на этом?
– Не совсем, – отводя взгляд в сторону, ответила Светлана. – У меня было расстегнуто три пуговицы, – и женщина чуть дрожащими от нетерпения руками принялась расстегивать маленькие перламутровые пуговички на горловине блузки.
Они уже были вместе, но Светлана, как ни старалась не замечать, постоянно натыкалась взглядом на белый хвостик визитной карточки, торчащий из-за корешков книг.
Наконец она закрыла глаза и постаралась забыть о том, что ей и Комбату помешали…
Рублев проснулся моментально от короткого звонка в дверь, взглянул на часы – с того момента, как они устроились спать, прошло минут двадцать, и подумал:
«Может, Подберезский проводил Бахрушина и вернулся? Если так, открою и пошлю его к черту».
Он покосился на счастливо улыбавшуюся во сне Иваницкую. Звонок женщину не разбудил.