– Надеюсь, нет. А если что и случится, то у меня с собой рация. Мы свяжемся с охраной броневика, они развернутся и через пару минут окажутся рядом с нами Так что не волнуйся, майор, дело будет сделано. Должно быть сделано. И не ошибись.
– А что здесь ошибаться, я все знаю. Ящики точно такие, как и наши, стоят в картонных коробках.
– Да, я все предусмотрел, – криво улыбнулся генерал Разумовский.
Кортеж, возглавляемый «фордом» ГАИ, выехав за ворота военного аэродрома, остановился в ожидании дальнейших распоряжений генерала. Генерал по рации приказал процессии с броневиком двигаться в направлении Москвы и бросил Коптеву:
– Давай, садись, поехали. За руль, скорее!
Тот вскочил в кабину, запустил двигатель, и фургон, набитый деньгами, направился к выезду с аэродрома.
Проехав пару километров, фургон остановился, а черный броневик и автомобили охраны продолжали двигаться вперед.
– Давай, бегом! – приказал генерал, а сам пересел на место Коптева.
Внутри фургона зажегся свет. Коптев перевел дыхание. Он весь был в испарине. Он вытер о плащ влажные ладони, промокнул рукавом лицо.
«Разволновался я что-то!»
Впрочем, не удивительно: причина для волнений имелась, она находилась перед глазами и была осязаемой.
Фургон тронулся. Коптев ухватился за стойку, расставил ноги, как матрос на палубе качающегося корабля.
«Ну и денег! Ну и деньжищ! Даже в кино такого не видел».
Фургон почти наполовину был заполнен металлическими ящиками, правда, все они были без пломб. Это говорило о том, что деньги извлекали из ящиков, пересчитывали, а затем складывали обратно.
– Наши ящики в самом конце, – пробормотал Коптев и стал пробираться к кабине.
«Ну и тяжеленные! – он едва устоял на ногах, когда попытался сдвинуть верхний ящик и опустить его на пол. – Повались он на меня – раздавил бы в лепешку – это точно, – Коптев вновь перевел дыхание и вытер лицо. Он чувствовал себя так, будто у него поднимается температура. – Сколько денег! В белой горячке такого не увидишь».
Затем взял ящик за откидную ручку и поволок к задней стенке – к той, которая открывалась.
Разумовский слышал грохот в фургоне и покусывал губы, осторожно ведя машину.
Лампочка на рации вспыхнула. Разумовский взял в руки холодный пластик и, нажав кнопку, сказал позывные.
– Ну как вы там? – спросил полковник Хализин.
– А вы как? – вопросом на вопрос ответил генерал.
– Нормально. Движемся со скоростью восемьдесят пять километров.
– Хорошо. У меня тоже все нормально.
– По-моему, вы отстали, генерал.
– Ничего страшного, я совсем рядом. Если будет надо, вас догоню.
Из фургона слышался грохот, и Разумовский на всякий случаи прикрыл микрофон рукой, чтобы не наводить полковника Хализина на излишние размышления.
– Только бы не напутать чего-нибудь, – бубнил себе под нос майор Коптев, перетаскивая ящики с места на место. – Ну и тяжеленные!
И Коптев вспомнил как он, переезжая с квартиры на квартиру, сложил книги в коробку от телевизора, сложил, не подумав. А потом эту коробку два подвыпивших грузчика, привыкшие к тяжестям, даже помогая себе отборным матом, не могли поднять и дотащить до лифта.
То же самое примерно происходило сейчас и с ним.
«Бумага, а такая тяжеленная, словно песок или кирпичи! Это же надо, столько денег!»
– Эх, дорога, пыль да туман.. – . – негромко пропел Глеб, глядя на несущуюся под колеса ленту асфальта. Задумался. – Правильно по тексту – дороги, а недорога.
Правда, пыли не было, это только в песне поется о пыли и тумане одновременно. На самом же деле бывает что-то одно – либо пыль, либо туман. Туман в наличии имелся, БМВ Глеба, съезжая под гору, нырял в сероватый кисель тумана, вновь выныривал на подъеме. Сиверов продолжал ехать с выключенными фарами. Его мозг работал как компьютер, стремительно проигрывая всевозможные варианты действий.
Глеб взглянул на спидометр, затем на циферблат часов. До Москвы было рукой подать.
«В городе не развернешься, буду там как слон в посудной лавке… К тому же там везде люди».
А рисковать жизнями неповинных людей было не в правилах Слепого.
«Либо сейчас, либо никогда», – решил Глеб, понимая, что времени у него в обрез. Переключив скорость, вдавил педаль газа в пол.
БМВ взревел всеми своими цилиндрами.
Стрелка спидометра быстро поползла вверх, замерев на отметке «120». А затем качнулась и отклонялась вправо до тех пор, пока не застыла на ста шестидесяти. Глеб знал свои автомобиль так же, как собственный организм, и прикидывал, что при случае из машины можно выжать еще километров тридцать – тридцать пять, но не более.
Он увидел габаритки фургона, со свистом обошел его. В кабине сидел генерал Разумовский.
– «Второй, наверное, в фургоне».
Автомобиль с пестрой надписью «Москве – 850» шел со скоростью восемьдесят три километра. Глеб обогнал не только его, но и кортеж. Гаишникам в «форде» сопровождения было не до водителя, превышающего скорость на дороге.
«Быстрее! Быстрее!» – торопил себя Глеб.
Эту дорогу, рязанское направление, Глеб помнил наизусть и знал, где будет поворот. И проехав еще минут пять, притормозил, свернул на боковую гравийку.
Там остановил свой БМВ и выскочил из машины, то и дело бросая взгляд на стремительно бегущую секундную стрелку хронометра.
Он закинул спортивную сумку на плечо. В ней звякнуло оружие, сумка была тяжела – килограммов восемнадцать. Но Глеб не чувствовал ее веса, он быстро бежал к трассе. Мобильный телефон лежал в кармане куртки.
Подобравшись к дороге, прямо из кювета Глеб набрал номер Потапчука.
Хоть и было раннее утро, генерал сразу же ответил:
– Да, я у себя в управлении.
– А я нахожусь на двадцать седьмом километре Рязанского шоссе. Так что выдвигайтесь, Федор Филиппович. Я начинаю действовать. И постарайтесь поскорее, иначе будет поздно.
Дальше Глеб ничего объяснять не стал, а просто отключил телефон, сунул его в карман, а затем вытащил из своей сумки, проскрежетав молнией, кожаный пояс, на котором были закреплены гранаты. Это были не простые гранаты, и на вооружении у российских спецслужб их не имелось. Но зато, как Сиверов знал, ими любили пользоваться американские коммандос. Это были иммобилизационные гранаты, которые коммандос обычно применяли при освобождении заложников. Высаживаешь дверь, бросаешь гранату. Сильнейший взрыв, с яркой вспышкой, но без осколков. Оболочка, выполненная из пластика, испаряется при горении тротила. Сила взрыва такова, что с ней не сравнится даже звук двигателей реактивного самолета на форсаже при взлете. Глеб забыл, сколько децибел составляет сила звука при взрыве этой гранаты, но сейчас теория его и не интересовала.
Еще Глеб приготовил, зацепив на пояс, две пары наручников, надеясь, что ему могут пригодиться. Этот увешанный железяками пояс вкупе с тяжелым бронежилетом не добавляли Сиверову грациозности, сковывали движения. Но на войне как на войне. Кортеж может вернуться, завяжется нешуточный бой и тогда ему придется очень туго.
Автомат Калашникова с оптическим прицелом и длинным глушителем, одновременно выполнявшим и роль гасителя пламени, он повесил на плечо.
Глава 25
– А что здесь ошибаться, я все знаю. Ящики точно такие, как и наши, стоят в картонных коробках.
– Да, я все предусмотрел, – криво улыбнулся генерал Разумовский.
Кортеж, возглавляемый «фордом» ГАИ, выехав за ворота военного аэродрома, остановился в ожидании дальнейших распоряжений генерала. Генерал по рации приказал процессии с броневиком двигаться в направлении Москвы и бросил Коптеву:
– Давай, садись, поехали. За руль, скорее!
Тот вскочил в кабину, запустил двигатель, и фургон, набитый деньгами, направился к выезду с аэродрома.
Проехав пару километров, фургон остановился, а черный броневик и автомобили охраны продолжали двигаться вперед.
– Давай, бегом! – приказал генерал, а сам пересел на место Коптева.
Внутри фургона зажегся свет. Коптев перевел дыхание. Он весь был в испарине. Он вытер о плащ влажные ладони, промокнул рукавом лицо.
«Разволновался я что-то!»
Впрочем, не удивительно: причина для волнений имелась, она находилась перед глазами и была осязаемой.
Фургон тронулся. Коптев ухватился за стойку, расставил ноги, как матрос на палубе качающегося корабля.
«Ну и денег! Ну и деньжищ! Даже в кино такого не видел».
Фургон почти наполовину был заполнен металлическими ящиками, правда, все они были без пломб. Это говорило о том, что деньги извлекали из ящиков, пересчитывали, а затем складывали обратно.
– Наши ящики в самом конце, – пробормотал Коптев и стал пробираться к кабине.
«Ну и тяжеленные! – он едва устоял на ногах, когда попытался сдвинуть верхний ящик и опустить его на пол. – Повались он на меня – раздавил бы в лепешку – это точно, – Коптев вновь перевел дыхание и вытер лицо. Он чувствовал себя так, будто у него поднимается температура. – Сколько денег! В белой горячке такого не увидишь».
Затем взял ящик за откидную ручку и поволок к задней стенке – к той, которая открывалась.
Разумовский слышал грохот в фургоне и покусывал губы, осторожно ведя машину.
Лампочка на рации вспыхнула. Разумовский взял в руки холодный пластик и, нажав кнопку, сказал позывные.
– Ну как вы там? – спросил полковник Хализин.
– А вы как? – вопросом на вопрос ответил генерал.
– Нормально. Движемся со скоростью восемьдесят пять километров.
– Хорошо. У меня тоже все нормально.
– По-моему, вы отстали, генерал.
– Ничего страшного, я совсем рядом. Если будет надо, вас догоню.
Из фургона слышался грохот, и Разумовский на всякий случаи прикрыл микрофон рукой, чтобы не наводить полковника Хализина на излишние размышления.
– Только бы не напутать чего-нибудь, – бубнил себе под нос майор Коптев, перетаскивая ящики с места на место. – Ну и тяжеленные!
И Коптев вспомнил как он, переезжая с квартиры на квартиру, сложил книги в коробку от телевизора, сложил, не подумав. А потом эту коробку два подвыпивших грузчика, привыкшие к тяжестям, даже помогая себе отборным матом, не могли поднять и дотащить до лифта.
То же самое примерно происходило сейчас и с ним.
«Бумага, а такая тяжеленная, словно песок или кирпичи! Это же надо, столько денег!»
* * *
Ни генералу Разумовскому, ни полковнику Хализину даже в голову не могло прийти, что за их передвижением следят. Вернее, следят не за кортежем с банковским броневиком, а за фургоном. И следит не кто иной, как человек генерала Потапчука. Глеб не отпускал фургон, по держался на отдалении, ехал с погашенными фарами, без конца поглядывал на часы. Утро неумолимо приближалось, через полчаса уже станет светло. Но слава Богу еще, что держался осенний туман и видимость была ограниченной.– Эх, дорога, пыль да туман.. – . – негромко пропел Глеб, глядя на несущуюся под колеса ленту асфальта. Задумался. – Правильно по тексту – дороги, а недорога.
Правда, пыли не было, это только в песне поется о пыли и тумане одновременно. На самом же деле бывает что-то одно – либо пыль, либо туман. Туман в наличии имелся, БМВ Глеба, съезжая под гору, нырял в сероватый кисель тумана, вновь выныривал на подъеме. Сиверов продолжал ехать с выключенными фарами. Его мозг работал как компьютер, стремительно проигрывая всевозможные варианты действий.
Глеб взглянул на спидометр, затем на циферблат часов. До Москвы было рукой подать.
«В городе не развернешься, буду там как слон в посудной лавке… К тому же там везде люди».
А рисковать жизнями неповинных людей было не в правилах Слепого.
«Либо сейчас, либо никогда», – решил Глеб, понимая, что времени у него в обрез. Переключив скорость, вдавил педаль газа в пол.
БМВ взревел всеми своими цилиндрами.
Стрелка спидометра быстро поползла вверх, замерев на отметке «120». А затем качнулась и отклонялась вправо до тех пор, пока не застыла на ста шестидесяти. Глеб знал свои автомобиль так же, как собственный организм, и прикидывал, что при случае из машины можно выжать еще километров тридцать – тридцать пять, но не более.
Он увидел габаритки фургона, со свистом обошел его. В кабине сидел генерал Разумовский.
– «Второй, наверное, в фургоне».
Автомобиль с пестрой надписью «Москве – 850» шел со скоростью восемьдесят три километра. Глеб обогнал не только его, но и кортеж. Гаишникам в «форде» сопровождения было не до водителя, превышающего скорость на дороге.
«Быстрее! Быстрее!» – торопил себя Глеб.
Эту дорогу, рязанское направление, Глеб помнил наизусть и знал, где будет поворот. И проехав еще минут пять, притормозил, свернул на боковую гравийку.
Там остановил свой БМВ и выскочил из машины, то и дело бросая взгляд на стремительно бегущую секундную стрелку хронометра.
Он закинул спортивную сумку на плечо. В ней звякнуло оружие, сумка была тяжела – килограммов восемнадцать. Но Глеб не чувствовал ее веса, он быстро бежал к трассе. Мобильный телефон лежал в кармане куртки.
Подобравшись к дороге, прямо из кювета Глеб набрал номер Потапчука.
Хоть и было раннее утро, генерал сразу же ответил:
– Да, я у себя в управлении.
– А я нахожусь на двадцать седьмом километре Рязанского шоссе. Так что выдвигайтесь, Федор Филиппович. Я начинаю действовать. И постарайтесь поскорее, иначе будет поздно.
Дальше Глеб ничего объяснять не стал, а просто отключил телефон, сунул его в карман, а затем вытащил из своей сумки, проскрежетав молнией, кожаный пояс, на котором были закреплены гранаты. Это были не простые гранаты, и на вооружении у российских спецслужб их не имелось. Но зато, как Сиверов знал, ими любили пользоваться американские коммандос. Это были иммобилизационные гранаты, которые коммандос обычно применяли при освобождении заложников. Высаживаешь дверь, бросаешь гранату. Сильнейший взрыв, с яркой вспышкой, но без осколков. Оболочка, выполненная из пластика, испаряется при горении тротила. Сила взрыва такова, что с ней не сравнится даже звук двигателей реактивного самолета на форсаже при взлете. Глеб забыл, сколько децибел составляет сила звука при взрыве этой гранаты, но сейчас теория его и не интересовала.
Еще Глеб приготовил, зацепив на пояс, две пары наручников, надеясь, что ему могут пригодиться. Этот увешанный железяками пояс вкупе с тяжелым бронежилетом не добавляли Сиверову грациозности, сковывали движения. Но на войне как на войне. Кортеж может вернуться, завяжется нешуточный бой и тогда ему придется очень туго.
Автомат Калашникова с оптическим прицелом и длинным глушителем, одновременно выполнявшим и роль гасителя пламени, он повесил на плечо.
Глава 25
Генерал Разумовский сидел в кабине. Рядом с ним на сиденье лежал автомат, взятый у охранника. В фургоне было тихо, и Петр Павлович рассудил: "Наверное, Коптев уже все устроил, перетащил ящики к двери…
Перетащил деньги! – с удовольствием поправил себя генерал. – Скоро я буду богат. И плевать я хотел на всех, мне по хрен, с кем ФСК будет расплачиваться фальшивками. Пусть провалятся все до единого российские резиденты – мне-то что! Гори огнем все эти интересы государства!"
Да – ему было все равно. Он думал лишь о себе.
Впрочем, в эти минуты – о Коптеве тоже. Как бы не развивались события дальше, Разумовскому во что бы то ни стало следовало отделаться от майора. Такой друг-напарник ему ни к чему. Лишний человек – лишние проблемы.
«Черт побери, сколько же вас! Главное, чтобы вы не успели вернуться».
Глеб передернул затвор автомата, досылая патрон в патронник.
«Ну где же ты? Где?» – Глеб прислушивался, надеясь уловить звук двигателя фургона.
Пронеслось два легковых автомобиля – «вольво» и «жигули». Фургона не было.
«Сделаю так. Там, внизу, туман. Я приторможу, и пусть Коптев пересаживается».
Глебу повезло. Ему даже не пришлось стрелять. Фургон с надписью «Москве – 850» остановился метрах в тридцати от него. Сиверов побежал пригнувшись, вдоль дороги, на ходу срывая с пояса иммобилизационную гранату. Он услышал скрежет и хлопок двери, выглянул из кювета и увидел, как майор Коптев в своем длинном плаще с пистолетом в руке соскакивает на землю, приседает, разминая ноги.
Генерал Разумовский тоже выбрался из кабины. Он держал в руках рацию.
– Давай, Коптев, быстрее! Поехали, а то сильно отстанем. Там у тебя все в порядке?
– Все о'кей, генерал, – Коптев поднял вверх большой палец.
Когда они сошлись у кабины фургона, Глеб сорвал гранату с пояса и швырнул к их ногам. Взрыв был настолько мощным, что земля еще долго гудела. Сиверов, даже сквозь прикрытые веки, увидел ослепительно яркую вспышку и, сразу же вскочив на ноги, помчался к машине.
Стоял противный, резкий и густой запах взрывчатки.
Майор Коптев лежал на спине, его руки и ноги подрагивали. Пистолет валялся в стороне – Генерал Разумовский сидел привалившись к колесу, из его носа текла кровь. Оба были оглушены.
Глеб отцепил с пояса наручники. Он открыл фургон, подхватил Коптева, втолкнул в машину и примкнул его руки к металлической стойке.
– Поскучай здесь.
Он ощупал карманы майора – оружия не обнаружил. Потом переключился на генерала. Подхватил его под мышки.
– Ну и тяжел, боров! – прошептал Сиверов, запихивая Разумовского в кабину и приковывая его руки к металлическому поручню над боковым стеклом над дверью.
Генерал еще не пришел в себя. Глеб сунул сумку в кабину – под ноги, прыгнул в кабину фургона, запустил двигатель и погнал машину на боковую дорогу. Затем съехал на проселок и метров через тридцать остановился.
«Ну вот, самое место. – Сиверов взглянул на генерала. Тот по-прежнему был без сознания. – Ничего, отойдешь. Наверное, не привык к подобным штучкам. А зря».
Глеб вытащил из сумки черную трикотажную шапочку «ниндзя», натянул ее на лицо и мгновенно стал похож на настоящего бандита, грабителя банков. В узкую прорезь шапочки были лишь видны поблескивающие серые глаза.
– Ну, – сказал Глеб, хлопая генерала по щекам. – Приходи в себя, придурок! Мерзавец!
Генерал заморгал, дернулся. Но руки были прикованы. Взгляд Разумовского стал осмысленным.
– Ты кто? Что тебе надо?
– Потом узнаешь. Придет время, и тебе скажут, кто я.
Глеб выскочил из машины, а генерал Разумовский продолжал судорожно дергаться, пытаясь освободиться, пока не понял тщетность усилий. У него из носа продолжала идти кровь. Из уха по щеке тоже зазмеилась тонкая кровавая дорожка. Он вздыхал, мычал, но Сиверову было не до его мук.
Глеб распахнул дверь фургона. Коптев сидел на полу и тоже пытался освободиться. Глеб ткнул его автоматом в бок:
– Ну что, пришел в себя? Как самочувствие – прекрасное? Вижу, что прекрасное. А теперь ты мне быстро скажешь, пока я не прострелил тебе яйца, в каких ящиках фальшивые деньги.
– Не скажу! – выдавил из себя Коптев.
– Ах, не скажешь?
Глеб решил, что церемониться не стоит. Времени у него совсем мало, может быть, минут десять, а может, и того меньше.
Он побежал к машине, вытащил из багажника тридцатилитровую пластиковую канистру, полную бензина, и с ней вернулся к фургону. Канистру он поставил на землю и выволок из кабины Разумовского, который практически не сопротивлялся. Сиверов подтащил его к открытой двери фургона, сбросил помост и к помосту наручниками примкнул генерала.
Затем он выволок Коптева. Тот дернулся и попытался сбить Глеба с ног. Попытка эта могла вызвать лишь смех. Он получил удар ногой, несильный, но Коптеву, оглушенному взрывом, хватило. Сиверов примкнул и его к помосту. Теперь генерал и майор сидели друг против друга, часто мигая, отчего их лица выглядели удивленными. Казалось, соучастники пытаются выяснить в немом диалоге: как все это случилось? что это за деятель в нелепой «ниндзя», обвешанный оружием? чего ему надо?
– Слушай, – сказал наконец-то Разумовский Глебу, – в этой машине много денег. Мы с тобой можем поделиться.
– Ты думаешь;, я этого хочу?
– Денег все хотят.
– Вот тут ты, генерал, ошибаешься. В каких ящиках фальшивые доллары?
И генерал, и майор молчали.
– Ну что ж, друзья, – зловеще сказал Глеб, – как хотите. Тогда вы сгорите вместе с этими деньгами.
Он наклонился к канистре, одним движением отвернул крышку, поднял тяжеленную емкость и стал лить бензин на генерала Разумовского, а затем на майора Коптева.
– Вы оба сгорите, как спички. Где фальшивые деньги? Отвечать!
– Возле двери. – Коптев уже смирился с тем, что игра в молчанку результатов не даст: неизвестный «ниндзя» ни перед чем не остановится.
– На кого ты работаешь? – отплевываясь от бензина, тряся головой с мокрыми, прилипшими колбу волосами, спросил Разумовский. – На Потапчука, что ли?
– Какого еще Потапчука? – изобразил недоумение Глеб.
– На генерала ФСБ Потапчука.
– Не знаю такого, – ответил Глеб, – Я работаю на себя, – и он взялся за цинковые ящики. Столкнул на землю первый. – Этот?
Майор Коптев кивнул. Глеб вытащил второй ящик, третий и четвертый, – Я правильно достал?
Коптев молчал.
– Я у тебя, урод, спрашиваю! Эти ящики?
Майор наклонил голову и уставился на свои скованные руки.
– Я спрашиваю в последний раз, у тебя, Коптев, спрашиваю. Считаю до трех. Если ты не ответишь, то пожалеешь, – Глеб сунул руку в карман, и в его пальцах сверкнула полированным металлом зажигалка. Сиверов сбросил крышечку. – Это зажигалка «Zippo», – произнесен тоном рекламного агента, – не гаснет даже на ветру.
Глеб щелкнул зажигалкой. Оранжевый язычок пламени затрепетал в его руке.
– Я говорю – раз… – повисло тяжелое молчание. – Два…
– Эти, эти ящики! – простонал Коптев.
– Ну и славненько, не станем делать цыпленка гриль, – Глеб сунул зажигалку в карман и принялся срывать крышки с ящиков и ссыпать пачки долларов на землю в большую кучу. – Так точно эти? – спросил он у Коптева.
Коптев и Разумовский смотрели на все происходящее расширившимися безумными глазами. У обоих было ощущение, что они смотрят один и тот же кошмарный сон. У Разумовского оставалась слабая надежда, что кортеж попытается связаться с фургоном и, если связь не состоится, джип и «рафик» развернутся и поедут на поиски фургона. Но рация молчала.
Глеб высыпал все деньги на блеклую осеннюю траву шагах в семи от фургона. Взял открытую канистру и стал обильно поливать доллары бензином.
– Я думаю, генерал, вы разговоритесь. Как миленькие выложите вместе с Коптевым обо всем, что успели натворить.
– Слушай, отпусти! – обреченно проговорил генерал.
– Отпустить тебя? – спросил, наклоняясь Глеб. – Да лучше я тебя сожгу. И тебя сожгу, ублюдок, – обратился Глеб к Коптеву, – так же, как ты спалил своих людей на асфальтобетонном заводе. На зажигалку, генерал, держи!
Можешь щелкнуть и сжечь себя, хочешь? Что, не хочешь?
Глеб видел, как мертвенная бледность покрыла лицо генерала, как затряслись щеки, задрожали губы.
– Ах, не хочешь! Может, ты, майор, посмелее и зажжешь себя? А вот по этой дорожке, – Глеб взял канистру, в которой плескалось еще литров пять бензина, – огонь от тебя и от него побежит к деньгам. И они сгорят. А эти – настоящие – останутся целыми, – Глеб закрыл дверь фургона, – и эти деньги попадут в банк.
А фальшивых не будет вовсе. Ну, кто из вас посмелее?
Коптев посмотрел на генерала. Генерал – на Глеба.
– Можешь ответить на один вопрос?
– Смотря на какой, – хмыкнул Глеб.
– Ты кто? Ты Слепой?
– Я слепой? – засмеялся Глеб. – Да я, по-моему, зрячий. С чего это ты взял, генерал, что я слепой?
– Ты Слепой? – заведенно повторил Разумовский.
– Ну, знаешь ли, генерал, по-моему, слепые ходят в темных очках и с палочкой, с собакой-поводырем. Нет, генерал, я зрячий.
– Ясно, – едва слышно прошептал Разумовский.
А Глеб вытащил из кармана куртки телефон, отошел метров на десять от фургона и набрал номер Потапчука.
– Федор Филиппович, это я.
Генерал говорил с Глебом явно из машины.
– Где ты? Где ты? – возбужденно закричал Потапчук.
– Двадцать седьмой километр Рязанского шоссе, – спокойно ответил Сиверов, – там есть поворот. Свернете один раз, затем поворот на проселок и увидите. Там будет фургон, рядом с которым будет гореть костер.
– А ты где будешь?
– Не знаю, – сказал Глеб, – но вы поторопитесь.
– Да-да, мы быстро.
И в следующее мгновение Глеб услышал, как Потапчук кричит, обращаясь к кому-то другому:
– Давай, гони, гони!!! – и пронзительный звук сирены.
«Ну что ж, минут через двадцать они окажутся здесь».
Глеб посмотрел на часы, сложил телефон, спрятал его в карман куртки. Он выполнил то, что планировал, оставалось лишь несколько последних штрихов, самых важных и самых нужных. Сиверов вытащил зажигалку, подошел к зеленоватому стожку долларовых пачек, сел на железный ящик.
– Вы, наверное, были пионерами, а генерал, а майор?
Те отупело переводили взгляд с Глеба на пачки долларов и не издавали ни звука.
– Наверное, вы любили пионерские костры? А вот я их не очень любил. Но почему-то запомнил на всю жизнь. Сейчас я разожгу костер, а вы будете любоваться.
А потом будете рассказывать, что здесь произошло. Скоро приедут люди, которые очень вас искали, и им будет интересно вас послушать.
Глеб откинул крышку зажигалки, подушечкой большого пальца провел по рифленому колесику. Вспыхнул огонек.
– Ну что ж, с Богом! Так правда, что это фальшивые деньги, а майор? А, генерал? – Так и не дождавшись ответа, Глеб произнес:
– Значит, правда…
Он бросил зажигалку на кучу денег и секунд тридцать смотрел, как они горят. Пропитанные бензином, они занялись сразу же, язычки пламени бойко заскакали по пачкам, быстро сливаясь в большие рыжие лоскуты, которые целиком накрыли груду бумаги.
Глеб почувствовал жар огня, поднялся. Автомат брякнул о гранату.
– Надеюсь, я с вами больше никогда не встречусь.
Честно говоря, я бы вас с удовольствием пристрелил – и тебя Коптев, и тебя, генерал. Но я думаю, это сделают другие. А мне пора, – и Глеб направился к своему БМВ.
Он уселся в кабину, положил на колени автомат, не без облегчения стянул черную шапочку. Он видел в зеркало яркое пламя костра, фургон с пестрой надписью и двух прикованных к рампе мужчин в грязной одежде.
"Огонь до них не доберется. Правда, если вдруг подует сильный ветер…
– Ну и черт с ними! – вслух сказал Глеб и почувствовал, что хочет курить.
Он вытащил из бардачка пачку «Парламента» и, вытягивая сигарету, поморщился от запаха бензина, исходившего от рук. И тут же вспомнил, что он выбросил в костер зажигалку – подарок Ирины.
«Ничего, куплю точно такую же. Ирина ничего не заметит».
Он вдавил прикуриватель, подождал семь секунд.
Прикуриватель щелкнул, Глеб поджег сигарету, затянулся, поднял боковое стекло, повернул ключ в замке зажигания. БМВ, сорвавшись с места, через несколько секунд уже въехал на узкую асфальтовую дорогу, ответвляющуюся от трассы Москва – Рязань.
Сиверов проехал метров шестьсот. Когда машина оказалась на самой высокой точке дороги, затормозил.
Вытащил из сумки бинокль, выбрался из кабины и, опершись локтями о крышу автомобиля, навел бинокль туда, где еще совсем недавно был сам. Он видел дым, видел пламя, а затем заметил два вертолета, зависших над фургоном «Москве – 850». Минут через десять появились четыре машины с автоматчиками в камуфляже. По коричневому пальто и кепке Глеб узнал генерала Потапчука.
– Ну что ж, вот и все.
Банковский черный броневик с сопровождением Глеб тоже видел Они стояли на обочине магистрали.
Сиверов открыл дверь машины, вытащил еще одну сигарету, спокойно закурил и стал следить за тем, что происходит у фургона. Он видел в бинокль, как генерал Потапчук достал из кармана пальто телефон.
«Сейчас, наверное, будет звонить мне».
Действительно, спустя несколько секунд телефон в кармане куртки залился хрипловатой трелью.
– Да, я слушаю, – буднично сказал Глеб.
– Ну и наворотил ты делов! – отойдя от снующих автоматчиков, воскликнул генерал. В его пальцах дымилась сигарета.
– Вы снова курите, Федор Филиппович? – спросил Глеб.
Потапчук аж поперхнулся дымом.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю, я же хорошо вижу, хоть кличка у меня Слепой.
Генерал Потапчук пробормотал в трубку что-то невнятное.
– Ладно, генерал, идите к Разумовскому и Коптеву, они вас заждались и собираются рассказать массу любопытного.. А макулатуру я сжег.
– Может, ты и правильно сделал.
– Будет надо – звоните.
Глеб опустил телефон обратно в карман и щелчком откинул до половины выкуренную сигарету.
"А теперь на мансарду, сложить оружие и – домой.
Там меня ждет человек, который любит меня и которого люблю я".
Перетащил деньги! – с удовольствием поправил себя генерал. – Скоро я буду богат. И плевать я хотел на всех, мне по хрен, с кем ФСК будет расплачиваться фальшивками. Пусть провалятся все до единого российские резиденты – мне-то что! Гори огнем все эти интересы государства!"
Да – ему было все равно. Он думал лишь о себе.
Впрочем, в эти минуты – о Коптеве тоже. Как бы не развивались события дальше, Разумовскому во что бы то ни стало следовало отделаться от майора. Такой друг-напарник ему ни к чему. Лишний человек – лишние проблемы.
* * *
Глеб видел, как из тумана вынырнули и пошли на подъем из низины «форд» ГАИ с включенной мигалкой, следом «рафик», потом банковский большой броневик и наконец «чероки». И в джипе, и в «рафике», и в броневике были до зубов вооруженные люди.«Черт побери, сколько же вас! Главное, чтобы вы не успели вернуться».
Глеб передернул затвор автомата, досылая патрон в патронник.
«Ну где же ты? Где?» – Глеб прислушивался, надеясь уловить звук двигателя фургона.
Пронеслось два легковых автомобиля – «вольво» и «жигули». Фургона не было.
* * *
Разумовский решил, что пора Коптева пересадить за руль.«Сделаю так. Там, внизу, туман. Я приторможу, и пусть Коптев пересаживается».
Глебу повезло. Ему даже не пришлось стрелять. Фургон с надписью «Москве – 850» остановился метрах в тридцати от него. Сиверов побежал пригнувшись, вдоль дороги, на ходу срывая с пояса иммобилизационную гранату. Он услышал скрежет и хлопок двери, выглянул из кювета и увидел, как майор Коптев в своем длинном плаще с пистолетом в руке соскакивает на землю, приседает, разминая ноги.
Генерал Разумовский тоже выбрался из кабины. Он держал в руках рацию.
– Давай, Коптев, быстрее! Поехали, а то сильно отстанем. Там у тебя все в порядке?
– Все о'кей, генерал, – Коптев поднял вверх большой палец.
Когда они сошлись у кабины фургона, Глеб сорвал гранату с пояса и швырнул к их ногам. Взрыв был настолько мощным, что земля еще долго гудела. Сиверов, даже сквозь прикрытые веки, увидел ослепительно яркую вспышку и, сразу же вскочив на ноги, помчался к машине.
Стоял противный, резкий и густой запах взрывчатки.
Майор Коптев лежал на спине, его руки и ноги подрагивали. Пистолет валялся в стороне – Генерал Разумовский сидел привалившись к колесу, из его носа текла кровь. Оба были оглушены.
Глеб отцепил с пояса наручники. Он открыл фургон, подхватил Коптева, втолкнул в машину и примкнул его руки к металлической стойке.
– Поскучай здесь.
Он ощупал карманы майора – оружия не обнаружил. Потом переключился на генерала. Подхватил его под мышки.
– Ну и тяжел, боров! – прошептал Сиверов, запихивая Разумовского в кабину и приковывая его руки к металлическому поручню над боковым стеклом над дверью.
Генерал еще не пришел в себя. Глеб сунул сумку в кабину – под ноги, прыгнул в кабину фургона, запустил двигатель и погнал машину на боковую дорогу. Затем съехал на проселок и метров через тридцать остановился.
«Ну вот, самое место. – Сиверов взглянул на генерала. Тот по-прежнему был без сознания. – Ничего, отойдешь. Наверное, не привык к подобным штучкам. А зря».
Глеб вытащил из сумки черную трикотажную шапочку «ниндзя», натянул ее на лицо и мгновенно стал похож на настоящего бандита, грабителя банков. В узкую прорезь шапочки были лишь видны поблескивающие серые глаза.
– Ну, – сказал Глеб, хлопая генерала по щекам. – Приходи в себя, придурок! Мерзавец!
Генерал заморгал, дернулся. Но руки были прикованы. Взгляд Разумовского стал осмысленным.
– Ты кто? Что тебе надо?
– Потом узнаешь. Придет время, и тебе скажут, кто я.
Глеб выскочил из машины, а генерал Разумовский продолжал судорожно дергаться, пытаясь освободиться, пока не понял тщетность усилий. У него из носа продолжала идти кровь. Из уха по щеке тоже зазмеилась тонкая кровавая дорожка. Он вздыхал, мычал, но Сиверову было не до его мук.
Глеб распахнул дверь фургона. Коптев сидел на полу и тоже пытался освободиться. Глеб ткнул его автоматом в бок:
– Ну что, пришел в себя? Как самочувствие – прекрасное? Вижу, что прекрасное. А теперь ты мне быстро скажешь, пока я не прострелил тебе яйца, в каких ящиках фальшивые деньги.
– Не скажу! – выдавил из себя Коптев.
– Ах, не скажешь?
Глеб решил, что церемониться не стоит. Времени у него совсем мало, может быть, минут десять, а может, и того меньше.
Он побежал к машине, вытащил из багажника тридцатилитровую пластиковую канистру, полную бензина, и с ней вернулся к фургону. Канистру он поставил на землю и выволок из кабины Разумовского, который практически не сопротивлялся. Сиверов подтащил его к открытой двери фургона, сбросил помост и к помосту наручниками примкнул генерала.
Затем он выволок Коптева. Тот дернулся и попытался сбить Глеба с ног. Попытка эта могла вызвать лишь смех. Он получил удар ногой, несильный, но Коптеву, оглушенному взрывом, хватило. Сиверов примкнул и его к помосту. Теперь генерал и майор сидели друг против друга, часто мигая, отчего их лица выглядели удивленными. Казалось, соучастники пытаются выяснить в немом диалоге: как все это случилось? что это за деятель в нелепой «ниндзя», обвешанный оружием? чего ему надо?
– Слушай, – сказал наконец-то Разумовский Глебу, – в этой машине много денег. Мы с тобой можем поделиться.
– Ты думаешь;, я этого хочу?
– Денег все хотят.
– Вот тут ты, генерал, ошибаешься. В каких ящиках фальшивые доллары?
И генерал, и майор молчали.
– Ну что ж, друзья, – зловеще сказал Глеб, – как хотите. Тогда вы сгорите вместе с этими деньгами.
Он наклонился к канистре, одним движением отвернул крышку, поднял тяжеленную емкость и стал лить бензин на генерала Разумовского, а затем на майора Коптева.
– Вы оба сгорите, как спички. Где фальшивые деньги? Отвечать!
– Возле двери. – Коптев уже смирился с тем, что игра в молчанку результатов не даст: неизвестный «ниндзя» ни перед чем не остановится.
– На кого ты работаешь? – отплевываясь от бензина, тряся головой с мокрыми, прилипшими колбу волосами, спросил Разумовский. – На Потапчука, что ли?
– Какого еще Потапчука? – изобразил недоумение Глеб.
– На генерала ФСБ Потапчука.
– Не знаю такого, – ответил Глеб, – Я работаю на себя, – и он взялся за цинковые ящики. Столкнул на землю первый. – Этот?
Майор Коптев кивнул. Глеб вытащил второй ящик, третий и четвертый, – Я правильно достал?
Коптев молчал.
– Я у тебя, урод, спрашиваю! Эти ящики?
Майор наклонил голову и уставился на свои скованные руки.
– Я спрашиваю в последний раз, у тебя, Коптев, спрашиваю. Считаю до трех. Если ты не ответишь, то пожалеешь, – Глеб сунул руку в карман, и в его пальцах сверкнула полированным металлом зажигалка. Сиверов сбросил крышечку. – Это зажигалка «Zippo», – произнесен тоном рекламного агента, – не гаснет даже на ветру.
Глеб щелкнул зажигалкой. Оранжевый язычок пламени затрепетал в его руке.
– Я говорю – раз… – повисло тяжелое молчание. – Два…
– Эти, эти ящики! – простонал Коптев.
– Ну и славненько, не станем делать цыпленка гриль, – Глеб сунул зажигалку в карман и принялся срывать крышки с ящиков и ссыпать пачки долларов на землю в большую кучу. – Так точно эти? – спросил он у Коптева.
Коптев и Разумовский смотрели на все происходящее расширившимися безумными глазами. У обоих было ощущение, что они смотрят один и тот же кошмарный сон. У Разумовского оставалась слабая надежда, что кортеж попытается связаться с фургоном и, если связь не состоится, джип и «рафик» развернутся и поедут на поиски фургона. Но рация молчала.
Глеб высыпал все деньги на блеклую осеннюю траву шагах в семи от фургона. Взял открытую канистру и стал обильно поливать доллары бензином.
– Я думаю, генерал, вы разговоритесь. Как миленькие выложите вместе с Коптевым обо всем, что успели натворить.
– Слушай, отпусти! – обреченно проговорил генерал.
– Отпустить тебя? – спросил, наклоняясь Глеб. – Да лучше я тебя сожгу. И тебя сожгу, ублюдок, – обратился Глеб к Коптеву, – так же, как ты спалил своих людей на асфальтобетонном заводе. На зажигалку, генерал, держи!
Можешь щелкнуть и сжечь себя, хочешь? Что, не хочешь?
Глеб видел, как мертвенная бледность покрыла лицо генерала, как затряслись щеки, задрожали губы.
– Ах, не хочешь! Может, ты, майор, посмелее и зажжешь себя? А вот по этой дорожке, – Глеб взял канистру, в которой плескалось еще литров пять бензина, – огонь от тебя и от него побежит к деньгам. И они сгорят. А эти – настоящие – останутся целыми, – Глеб закрыл дверь фургона, – и эти деньги попадут в банк.
А фальшивых не будет вовсе. Ну, кто из вас посмелее?
Коптев посмотрел на генерала. Генерал – на Глеба.
– Можешь ответить на один вопрос?
– Смотря на какой, – хмыкнул Глеб.
– Ты кто? Ты Слепой?
– Я слепой? – засмеялся Глеб. – Да я, по-моему, зрячий. С чего это ты взял, генерал, что я слепой?
– Ты Слепой? – заведенно повторил Разумовский.
– Ну, знаешь ли, генерал, по-моему, слепые ходят в темных очках и с палочкой, с собакой-поводырем. Нет, генерал, я зрячий.
– Ясно, – едва слышно прошептал Разумовский.
А Глеб вытащил из кармана куртки телефон, отошел метров на десять от фургона и набрал номер Потапчука.
– Федор Филиппович, это я.
Генерал говорил с Глебом явно из машины.
– Где ты? Где ты? – возбужденно закричал Потапчук.
– Двадцать седьмой километр Рязанского шоссе, – спокойно ответил Сиверов, – там есть поворот. Свернете один раз, затем поворот на проселок и увидите. Там будет фургон, рядом с которым будет гореть костер.
– А ты где будешь?
– Не знаю, – сказал Глеб, – но вы поторопитесь.
– Да-да, мы быстро.
И в следующее мгновение Глеб услышал, как Потапчук кричит, обращаясь к кому-то другому:
– Давай, гони, гони!!! – и пронзительный звук сирены.
«Ну что ж, минут через двадцать они окажутся здесь».
Глеб посмотрел на часы, сложил телефон, спрятал его в карман куртки. Он выполнил то, что планировал, оставалось лишь несколько последних штрихов, самых важных и самых нужных. Сиверов вытащил зажигалку, подошел к зеленоватому стожку долларовых пачек, сел на железный ящик.
– Вы, наверное, были пионерами, а генерал, а майор?
Те отупело переводили взгляд с Глеба на пачки долларов и не издавали ни звука.
– Наверное, вы любили пионерские костры? А вот я их не очень любил. Но почему-то запомнил на всю жизнь. Сейчас я разожгу костер, а вы будете любоваться.
А потом будете рассказывать, что здесь произошло. Скоро приедут люди, которые очень вас искали, и им будет интересно вас послушать.
Глеб откинул крышку зажигалки, подушечкой большого пальца провел по рифленому колесику. Вспыхнул огонек.
– Ну что ж, с Богом! Так правда, что это фальшивые деньги, а майор? А, генерал? – Так и не дождавшись ответа, Глеб произнес:
– Значит, правда…
Он бросил зажигалку на кучу денег и секунд тридцать смотрел, как они горят. Пропитанные бензином, они занялись сразу же, язычки пламени бойко заскакали по пачкам, быстро сливаясь в большие рыжие лоскуты, которые целиком накрыли груду бумаги.
Глеб почувствовал жар огня, поднялся. Автомат брякнул о гранату.
– Надеюсь, я с вами больше никогда не встречусь.
Честно говоря, я бы вас с удовольствием пристрелил – и тебя Коптев, и тебя, генерал. Но я думаю, это сделают другие. А мне пора, – и Глеб направился к своему БМВ.
Он уселся в кабину, положил на колени автомат, не без облегчения стянул черную шапочку. Он видел в зеркало яркое пламя костра, фургон с пестрой надписью и двух прикованных к рампе мужчин в грязной одежде.
"Огонь до них не доберется. Правда, если вдруг подует сильный ветер…
– Ну и черт с ними! – вслух сказал Глеб и почувствовал, что хочет курить.
Он вытащил из бардачка пачку «Парламента» и, вытягивая сигарету, поморщился от запаха бензина, исходившего от рук. И тут же вспомнил, что он выбросил в костер зажигалку – подарок Ирины.
«Ничего, куплю точно такую же. Ирина ничего не заметит».
Он вдавил прикуриватель, подождал семь секунд.
Прикуриватель щелкнул, Глеб поджег сигарету, затянулся, поднял боковое стекло, повернул ключ в замке зажигания. БМВ, сорвавшись с места, через несколько секунд уже въехал на узкую асфальтовую дорогу, ответвляющуюся от трассы Москва – Рязань.
Сиверов проехал метров шестьсот. Когда машина оказалась на самой высокой точке дороги, затормозил.
Вытащил из сумки бинокль, выбрался из кабины и, опершись локтями о крышу автомобиля, навел бинокль туда, где еще совсем недавно был сам. Он видел дым, видел пламя, а затем заметил два вертолета, зависших над фургоном «Москве – 850». Минут через десять появились четыре машины с автоматчиками в камуфляже. По коричневому пальто и кепке Глеб узнал генерала Потапчука.
– Ну что ж, вот и все.
Банковский черный броневик с сопровождением Глеб тоже видел Они стояли на обочине магистрали.
Сиверов открыл дверь машины, вытащил еще одну сигарету, спокойно закурил и стал следить за тем, что происходит у фургона. Он видел в бинокль, как генерал Потапчук достал из кармана пальто телефон.
«Сейчас, наверное, будет звонить мне».
Действительно, спустя несколько секунд телефон в кармане куртки залился хрипловатой трелью.
– Да, я слушаю, – буднично сказал Глеб.
– Ну и наворотил ты делов! – отойдя от снующих автоматчиков, воскликнул генерал. В его пальцах дымилась сигарета.
– Вы снова курите, Федор Филиппович? – спросил Глеб.
Потапчук аж поперхнулся дымом.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю, я же хорошо вижу, хоть кличка у меня Слепой.
Генерал Потапчук пробормотал в трубку что-то невнятное.
– Ладно, генерал, идите к Разумовскому и Коптеву, они вас заждались и собираются рассказать массу любопытного.. А макулатуру я сжег.
– Может, ты и правильно сделал.
– Будет надо – звоните.
Глеб опустил телефон обратно в карман и щелчком откинул до половины выкуренную сигарету.
"А теперь на мансарду, сложить оружие и – домой.
Там меня ждет человек, который любит меня и которого люблю я".