Воронин Андрей Николаевич. Слепой против бен Ладена

   Правда, Рашид любил читать, предпочитая, разумеется, не философские трактаты или бредовые сочинения любителей покопаться в психологии (в которой они, по твердому убеждению турка, ровным счетом ничего не понимали), а незатейливые полицейские детективы, напоминавшие ему о веселых деньках голодной и далеко не законопослушной юности. Эта любовь к чтению способствовала развитию заложенной в него еще в школе – скорее по счастливой случайности, чем в силу каких-то иных причин, – привычки к системному мышлению. Короче говоря, Закир Рашид умел не только читать, но и думать, выстраивать логические цепочки и делать из своих размышлений выводы. Они, разумеется, далеко не всегда на поверку оказывались правильными, но Рашида это не особенно беспокоило, поскольку окружающие очень редко интересовались его мнением по тому или иному вопросу, а следовательно, ничего не знали о его ошибках.
   Сейчас тренер думал о французе и чем больше, тем сильнее укреплялся во мнении, что мсье Сивер возник в его жизни далеко не случайно. Он появился в клубе как раз в тот момент, когда у Рашида возникли кое-какие подозрения в отношении своего нанимателя, и заговорил не с кем-то, а именно с ним. Он мог выбрать кого угодно: о проблемах мусульманской молодежи сейчас не говорит только ленивый, – но он привязался к Рашиду, неразговорчивому, недалекому спортсмену, тренеру баскетбольной команды, который, по идее, не мог и двух слов связать. И сделал он это не раньше и не позже, а именно в тот момент, когда в клубе не оказалось никого из руководства, кроме все того же Рашида.
   Совпадения, конечно, случаются, но не такие невероятные. Вспомнилась фраза, произнесенная героем какого-то приключенческого фильма: "Совпадения похожи на резину: когда их слишком сильно натягиваешь, они рвутся". А это совпадение было натянуто так, что дальше некуда.
   Проблемы социальной адаптации мусульманской молодежи журналиста Сивера интересовали очень мало, а вероятнее всего, не интересовали совсем. Он говорил о них вскользь и как-то очень рассеянно. А что его действительно интересовало, так это терроризм, особенно "террорист номер один" Усама бен Ладен. Он этого и не скрывал, и упоминание о погибшей от рук террористов семье Рашида заставило его умолкнуть лишь на миг, после чего он твердой рукой вернул разговор в прежнее русло.
   Сейчас, когда турок старательно восстанавливал в памяти подробности вчерашнего разговора, ему начинало казаться, что Алек Сивер заранее знал или, по крайней мере, догадывался, кем в действительности является таинственный хозяин. Да и самого Рашида с его догадками и сомнениями хитрый француз, казалось, видел насквозь. Недаром же он оставил на столе эту проклятую газету!
   Однако и Рашид, если разобраться, повел себя не так уж глупо. Сейчас, обдумывая свое вчерашнее поведение на относительно трезвую голову, он уже не сомневался, что действовал почти осознанно. Он с самого начала почувствовал, что Сивера интересует вовсе не мусульманская молодежь, а к концу разговора убедился, что нужно французу и кто он на самом деле такой. Журналист? Сомнительно... Скорее уж авантюрист, решивший подзаработать, продав американцам некую бородатую голову, а может, и вовсе сотрудник спецслужб. Хотя спецслужбы в таких ситуациях действуют немного иначе, да и журналисты бывают разные: одни зарабатывают на хлеб светской хроникой, а другие все время лезут в пекло, добывая многотысячные гонорары и громкую славу, которая частенько становится посмертной.
   Как бы то ни было, адрес загородного поместья Рашид назвал не спьяну, как ему самому поначалу казалось. Ему представилась возможность нанести удар, и он сделал это. Правда, обдумать последствия своего поступка ему было некогда, а они могут быть прямо-таки катастрофические. Умнее всего после вчерашней беседы с французом было бы просто бежать, не тратя времени на сборы. Но бежать ему было некуда. Никто на огромной планете не ждал Закира Рашида, чтобы обнять его и порадоваться его возвращению. И разве не проклинал он тысячу раз нелепую случайность, по которой остался в живых тогда, на развороченной взрывом набережной курортного городка? У него не было причин дорожить жизнью; если в его существовании и остался хоть какой-то смысл, то он заключался в мщении. Оставалось только удивляться, почему Рашид не понимал этого до сих пор. Ну разве что в силу укоренившейся уверенности, что маленькому человеку без денег и могущественных друзей не под силу хоть что-то изменить в этом паршивом мире. Но так ли это на самом деле? Турок начал в этом сомневаться и чувствовал, что настало время проверить, на что он способен.
   До начала дневной тренировки в клубе оставалось еще без малого два часа. Приняв решение, он быстро оделся и вышел в прихожую. Проверяя, на месте ли ключи и бумажник, неожиданно наткнулся в кармане куртки на прямоугольный кусочек плотного картона. Осмотрев свою находку, Рашид обнаружил, что держит в руке визитную карточку французского журналиста. Ему пришло в голову, что это отличный способ проверить, на самом ли деле Алек Сивер журналист.
   Не тратя времени на раздумья, он вернулся в гостиную, снял телефонную трубку и набрал указанный на карточке номер. После пары гудков раздался щелчок, и механический женский голос посоветовал ему проверить правильность набора, ибо номера, по которому он пытался позвонить, не существует. Рашид криво усмехнулся, но все же повторил попытку, внимательно глядя то на карточку, то на клавиатуру телефонного аппарата. Результат оказался точно таким же, и это все объясняло.
   Вручая кому-либо визитную карточку, любой нормальный журналист, по идее, надеется, что собеседник когда-нибудь наберет его номер, чтобы поделиться свежей информацией. А если номер фальшивый, то и владелец карточки скорее всего не тот, за кого себя выдает.
   Рашид подумал, не созвониться ли ему с агентством "Рейтер", но решил, что это бессмысленно. Вряд ли они выдают информацию о своих сотрудниках по первому требованию. Проверка отнимет массу времени, которого у Рашида и без того не слишком много, а результат известен заранее: никакого корреспондента Сивера в штате агентства наверняка нет.
   Турок равнодушно порвал карточку пополам, бросил обрывки на пол и вышел из квартиры.

* * *

   Высокий араб с искусственным глазом, одетый в дорогой костюм европейского покроя, расхаживал из угла в угол по просторному кабинету, и головы сидевших вдоль длинного стола людей синхронно поворачивались справа налево и слева направо, следя за каждым его движением. Эти люди сейчас напоминали автоматические видеокамеры, запрограммированные на слежение за движущимся объектом.
   Никто не произносил ни слова, и хозяин тоже молчал, продолжая мерить кабинет шагами, – так ему лучше думалось. Наконец мыслительный процесс завершился – араб вернулся к столу и опустился в вертящееся кресло с высокой спинкой. Среди его подчиненных наметилось легкое движение, похожее на то, что бывает в лесу, когда подует едва ощутимый ветерок. Мистер Рэмси, которому давно хотелось положить ногу на ногу, ограничился тем, что переместил руки со стола на подлокотники кресла и сел немного свободнее; широкоплечий Гамид, начальник охраны, деликатно кашлянул в мясистый коричневый кулак, а лощеный секретарь, сидевший за отдельным столиком в углу, зачем-то щелкнул кнопкой компьютерной мыши.
   – Итак, – будто разбуженный этим едва слышным щелчком, заговорил хозяин, – сегодня уже можно с уверенностью утверждать, что мой племянник Халид бен Вазир погиб во время взрыва в Зальцбурге. Вместе с ним, судя по всему, погибла и его охрана во главе с Фарухом. Это указывает не на несчастный случай, как нас пытается уверить австрийская полиция, а на тщательно спланированную акцию. Кто-нибудь хочет возразить?
   Никто не захотел. Гамид, который придерживался того же мнения, согласно кивал головой; мистер Рэмси сидел с отсутствующим видом, давая понять, что все это его не касается, а юный секретарь помалкивал по той простой причине, что участие в обсуждении хозяйских дел не входило в его должностные обязанности.
   – Вскоре после этого, – продолжал одноглазый тем же размеренным тоном, каким произносил свои речи перед телекамерой, – мы приняли на работу в клуб этого турка, Закира Рашида. Если не ошибаюсь, он прибыл в Лондон из Германии.
   – Вы не ошибаетесь, – подал голос Гамид, занимавшийся детальной проверкой биографии тренера. – Последние два года он прожил в Мюнхене...
   – Откуда до Австрии рукой подать, – закончил за него одноглазый. – В силу некоторых обстоятельств я приказал установить за Рашидом наблюдение, и, как оказалось, не напрасно. Позавчера он встречался с неким человеком, представившимся французским журналистом Алеком Сивером. Людям Гамида удалось сделать неплохую фотографию этого француза. Она перед вами.
   Секретарь снова щелкнул кнопкой мыши, и на экранах ноутбуков, стоявших перед каждым из участников этого совещания, возникло лицо темноволосого человека в темных очках. Внимательно вглядываться в фотографию никто не стал, поскольку все ее уже видели.
   – Что вам удалось о нем выяснить, мистер Рэмси? – спросил хозяин.
   Англичанин слегка пожал плечами.
   – В агентстве "Рейтер" о нем никто не слышал. Агентство никогда не получало никакой информации от человека по имени Алек Сивер и не публиковало материалов за его подписью. В штате агентства он не значится, из чего, по-моему, следует, что такого человека просто не существует.
   – Из этого следует еще кое-что, – заметил одноглазый. – Мне кажется, этот человек не имеет никакого отношения к спецслужбам. Если бы он был профессионалом, он приехал бы сюда с легендой, которая выглядела бы более достоверной, чем настоящая биография. Во всяком случае, эту легенду было бы нельзя расколоть одним телефонным звонком, как это сделал наш уважаемый мистер Рэмси. А что думаешь ты, Гамид?
   – Авантюристы? – предположил начальник охраны.
   – Или маньяки, – добавил одноглазый. – Полоумные мстители. Не забывай, у этого Рашида погибла семья. Но я все-таки думаю, что главная фигура в этой компании – не Рашид, а его приятель в темных очках. Турка он просто использовал, чтобы подобраться поближе ко мне. Уверен, это именно авантюристы, готовые рискнуть головой, чтобы получить обещанную американцами награду. Авантюризм у неверных в крови, он всегда был главной движущей силой их цивилизации. К счастью, настоящих авантюристов среди них практически не осталось – они их вычисляют еще в ранней юности и либо сажают в тюрьму, где те становятся обыкновенными тупыми бандитами, либо напяливают на них военную форму, превращая в еще более тупые машины для убийства.
   Мистер Рэмси, являвшийся единственным неверным среди этих ревностных поборников ислама, выслушал тираду хозяина с непроницаемым выражением лица. Он мог бы многое рассказать об авантюризме и авантюристах, если бы захотел, однако предпочел промолчать. К чему метать бисер перед свиньями? Кроме того, его собственная авантюра не удалась. Он рискнул и проиграл, столкнувшись с более сильным противником, и теперь то, что задумывалось как блестящая афера, превратилось в разновидность рабства. Денег у мистера Рэмси теперь было много и становилось все больше с каждым прожитым днем, однако сбежать от этой шайки, чтобы со вкусом тратить свои сбережения, он уже не мог. Ну разве что на тот свет, где деньги ни к чему...
   – Авантюрист-одиночка – это не страшно, – заметил широкоплечий Гамид. – Что он может сделать?
   – У тебя короткая память, уважаемый Гамид, – сказал одноглазый. – Вспомни, что случилось в Зальцбурге. Фарух аль-Фаттах, да пребудет его душа навеки в мире и блаженстве, тоже считал, что имеет дело с одиночкой, не представляющим реальной угрозы. Он даже думал, что уничтожил его. И где сейчас Фарух? Где его опытные, вооруженные до зубов воины? Где мой любимый племянник Халид? И где, наконец, надежный, отлаженный и безопасный канал связи с нашими братьями на Кавказе? Ответив на эти вопросы, дорогой Гамид, ты ответишь и на тот, что минуту назад задал сам: что может сделать одиночка? Немало, как видишь. Гораздо больше, чем мы могли бы безболезненно пережить.
   Голос одноглазого, как всегда, был спокойным и ровным, однако, пока он говорил, коричневое лицо Гамида мало-помалу темнело и к концу этой короткой речи сделалось бурым от прилившей крови. С интересом наблюдая за этими изменениями, мистер Рэмси поневоле призадумался об истинных масштабах происходящего. До сего дня он ничего не знал о случившемся и теперь, получив полную информацию, вдруг почувствовал себя в высшей степени неуютно.
   Сами по себе неприятности выглядели не слишком большими. Хуже было то, что о них говорил не кто-нибудь, а сам одноглазый. Этот человек уже много лет подряд вмешивался в мировую политику, сплошь и рядом небезуспешно. Он оказывал заметное влияние на судьбы стран и целых регионов, проливал моря крови, был официально объявлен врагом номер один могущественной Америки и при этом превосходно себя чувствовал. И он же всерьез, обстоятельно и с заметной озабоченностью обсуждал со своими ближайшими помощниками смехотворные потуги какого-то авантюриста-одиночки!
   Похоже, этот несуществующий корреспондент агентства "Рейтер" представлял собой реальную угрозу. Этот мелкий, никому не известный человечишка сумел обратить на себя внимание такого гиганта, и уже одно это внушало опасливое уважение.
   Продолжая разглядывать кирпично-красные щеки Гамида и слушать монотонно журчащий голос хозяина, мистер Рэмси быстро прикинул в уме шансы и перспективы. В чем-то Гамид был прав: вряд ли шустрый француз представлял серьезную опасность для одноглазого. А вот его окружение этот липовый корреспондент уже успел изрядно потрепать. И можно было предположить, что он не остановится. Он двигался по цепочке, перебирая звено за звеном, и после встречи с ним эти звенья просто переставали существовать. Люди одноглазого умирали один за другим, но перед смертью каждый успевал дать французу информацию, необходимую для того, чтобы сделать очередной ход.
   Начав свой путь в Австрии с законопослушного Пауля Шнайдера, не располагавшего, казалось бы, никакой информацией о своих анонимных работодателях, француз – француз ли? – каким-то чудом добрался до Лондона и был замечен в принадлежащем одноглазому спортивном клубе. Он переговорил с Рашидом, а что полезного мог знать этот толстый турок? Только адрес опустевшего поместья в трехстах с лишним милях от Лондона да имя человека, который его туда доставил, – его, мистера Рэмси, имя.
   Англичанин припомнил некоторые подробности разговора, который состоялся тогда в поместье, и понял, кто станет следующим звеном в цепочке.
   – Ахмед, – обратился одноглазый к секретарю, – поведай уважаемым господам об утреннем звонке из Донкастера. Послушайте, господа, это любопытно.
   – Утром из охранного агентства в Донкастере поступило сообщение, что вчера вечером на территорию имения Оук-мэнор пытался проникнуть посторонний, – не вставая, лишь развернувшись вместе со стулом лицом к слушателям, заговорил секретарь Ахмед. – Он открыто приблизился к воротам на автомобиле и заговорил с охранником, настаивая на том, чтобы тот впустил его в дом. Этот человек представился Уэйном Гиллспи, функционером благотворительной организации "Лондонцы детям Ирака".
   Мистер Рэмси затаил дыхание, уже начав догадываться, что последует дальше.
   – Благотворительной организации с таким названием в Британии не существует, – продолжал секретарь. – В телефонной книге значатся двадцать два лондонца по фамилии Гиллспи, из них трое – Уэйны, но ни один из них, как нам удалось выяснить, не занимается благотворительностью.
   Гамид крякнул. Его широкое лицо, уже успевшее приобрести нормальную окраску, выражало крайнюю степень озабоченности, и это тоже очень не понравилось мистеру Рэмси.
   – Автомобиль, на котором приехал человек, назвавшийся Гиллспи, – продолжал секретарь, – принадлежит лондонскому прокатному бюро. Он был арендован вчера утром гражданином Австрии Райнхардом Денкером. После того как его не пустили в поместье, Денкер-Гиллспи уехал. Подозревая, что он вернется и предпримет тайную попытку проникновения в дом, охрана усилила бдительность, однако ничего подозрительного замечено не было. Денкер действительно уехал и больше не возвращался.
   – Ему был нужен не дом, – произнес Гамид то, что было ясно и без него, – а те, кто в нем живет. Клянусь Аллахом, он просто сумасшедший! Интересно, что бы он стал делать, если бы мы оказались на месте и разрешили ему войти?
   – Он не сумасшедший, – возразил хозяин, – он просто авантюрист – настоящий, каких сейчас почти не осталось. Клянусь бородой пророка, он мне даже нравится! Поверь, дорогой Гамид, что, войдя в дом, он наверняка нашел бы чем нас удивить. Не может быть, чтобы у такого человека не оказалось в запасе какого-нибудь сюрприза.
   – Возможно, это был совсем не тот человек, о котором мы говорим, – упрямо возразил начальник охраны, явно не желавший признавать за противником способностей, превосходящих его собственные.
   Одноглазый взглянул на секретаря, и тот, снова развернувшись на своем крутящемся стуле, что-то сделал с компьютером.
   – Этот снимок, – сказал он, не оборачиваясь, – нам переслали из Донкастера по электронной почте. Он сделан следящей камерой, установленной на воротах поместья. Качество оставляет желать лучшего, однако...
   Мистер Рэмси посмотрел на экран своего ноутбука. Теперь там было две фотографии: одна, сделанная людьми Гамида неподалеку от бара, где Рашид встречался с французом, и нечеткий черно-белый снимок, пришедший по электронной почте. Сомнений быть не могло: с обеих фотографий смотрело одно и то же лицо. Правда, на фотографии, сделанной в поместье, очки, украшавшие физиономию Сивера-Денкера-Гиллспи, были не темные, а прозрачные с легким металлическим отливом, изобретенные хитроумными японцами для защиты глаз водителей от ослепления фарами встречных автомобилей.
   – Я отрежу этому проклятому турку его глупую голову вместе с чересчур длинным языком! – прорычал Гамид, стиснув кулаки.
   – Нет, – возразил одноглазый, – ты этого не сделаешь. По крайней мере, пока. Посмотрим, что они предпримут. Не спускай с Рашида глаз. Он не слишком умен и находится в плену страстей, а значит, может принести своему сообщнику больше вреда, чем пользы. О, этот сообщник! Клянусь, в другое время и при иных обстоятельствах мне было бы приятно иметь дело с таким серьезным противником. Но сейчас, Гамид, я не могу отвлекаться на подобные мелочи. Поэтому, как только представится возможность, захвати этого человека живым, допроси и убей.
   – Перед смертью он успеет тысячу раз пожалеть, что имел неосторожность родиться на свет, – мрачно пообещал тот.
   – Не сомневаюсь, – сказал одноглазый. – Займись этим лично, никому не перепоручай. Вы можете быть свободны, господа. А ты, Гамид, останься.
   Когда Рэмси и секретарь покинули кабинет, одноглазый некоторое время сидел молча, сложив руки, и, казалось, внимательно разглядывал их. Гамид тоже молчал, ожидая приказаний, и, пользуясь паузой, прикидывал, как заманить в ловушку шустрого француза. Мысли его вертелись исключительно вокруг этого предмета, поэтому то, что сказал хозяин, стало для Гамида полной неожиданностью.
   – Что ты думаешь о нашем уважаемом мистере Рэмси, Гамид? – спросил одноглазый.
   – Он чист, – растерявшись, ответил начальник охраны. – Разумеется, настолько, насколько это вообще возможно для неверного.
   – То есть ты о нем вообще не думаешь, – констатировал одноглазый. – Напрасно, Гамид, напрасно. Оставь в покое его вероисповедание, в данный момент оно ни при чем. Ты отличный воин, Гамид, но, я вижу, так и не научился разбираться в людях. Согласен, мистер Рэмси чист перед нами в своих поступках. Но помыслы его никогда не были чисты. Ты не наблюдал за ним во время нашей беседы, а зря. Я сделал это за тебя, и знаешь, что я тебе скажу? Он хочет нас покинуть и уже обдумывает, как сделать это с максимальной выгодой для себя. Мистер Рэмси наделен душой крысы, и сейчас ему кажется, что настало время покинуть тонущий корабль. Он решил, что следующим, на кого выйдет этот француз, будет он. Кстати, я тоже так считаю. Поэтому, Гамид, внимательно наблюдая за казначеем, ты рано или поздно получишь отличную возможность прибрать к рукам нашего ловкого приятеля, который меняет имена как перчатки и умеет добиваться откровенности даже от самых неразговорчивых людей. К тому же, когда они наконец встретятся – а я думаю, что это случится в ближайшее время, – ты получишь отличный повод избавиться заодно и от крысы, замыслившей предательство.
   – Этот Рэмси мне никогда не нравился, – проворчал Гамид.
   – Я знаю, что ты предпочитаешь женщин. Но твои предпочтения не имеют отношения к делу. Мистер Рэмси был для нас полезным, а теперь перестал являться таковым – вот все, что имеет значение, Гамид. Ты хорошо меня понял?
   – Да, – медленно произнес Гамид, – я понял вас очень хорошо.

Глава 18

   Выйдя из дому, Закир Рашид не стал садиться за руль, а решил немного пройтись пешком. За ночь заметно похолодало, голова у Рашида кружилась от свежего морозного воздуха. Разумеется, назвать лондонский воздух чистым можно было лишь условно. Пожар на нефтяном терминале Бансфилд уже потушили, но ветерок, которым тянуло вдоль улицы, все еще ощутимо отдавал бензиновой гарью, а низкие облака имели чересчур темный, насыщенный, дымный оттенок. Они выглядели закопченными, как кирпичная стена, возле которой кто-то разводил костер, и смотреть на них было неприятно.
   Пройдя мимо здания клуба и кивнув торчавшему в дверях с сигаретой знакомому охраннику, Рашид сверился с часами и углубился в мусульманский квартал. Ледяной зимний ветер играл волосами на его непокрытой голове и с громким шорохом гонял по мостовой мелкий бумажный мусор. До самых глаз закутанные платками женщины в бесформенных темных платьях до пят и по-европейски ярких зимних куртках спешили за покупками, изредка окидывая монументальную фигуру Рашида быстрым взглядом темных, как переспелые вишни, глаз. Витрины лавок и магазинов пестрели разноцветными гирляндами и объявлениями о рождественских скидках. Видеть эти приготовления к христианскому празднику посреди мусульманского квартала было немного странно, приготовления эти служили явным признаком смешения культур, однако Рашиду сейчас было не до социально-этнографических исследований. У него имелась ясная, простая цель, и он двигался прямиком к ней, не отвлекаясь на посторонние предметы и вообще ни о чем не думая, как покинувший ствол артиллерийского орудия снаряд.
   Наконец турок обнаружил то, что искал. На углу пустой, усеянной мусором улицы мерзли в своих коротеньких шубках из искусственного меха две потасканного вида проститутки – естественно, не мусульманки. Поодаль у обочины стоял потрепанный "скорпио" с языками пламени, намалеванными от руки на тронутых ржавчиной крыльях и волнистом после плохого ремонта капоте. Музыка внутри машины играла так громко, что ритмичное лязганье ударных было слышно даже снаружи, и притом на приличном расстоянии. Как и следовало ожидать, те, кто сидел в машине, слушали хип-хоп. Рашиду нравилась эта музыка, но, увы, не нравились те, кто ее слушал.
   Несмотря на это, он направился прямо к машине, по диагонали пересекая пустую улицу и не обращая внимания на зазывные и довольно жалкие ужимки проституток. Когда до "скорпио" оставалось не более пяти шагов, передняя дверца распахнулась, и на мостовую выбрался молодой чернокожий, одетый, в полном соответствии с теперешней модой, как отставший от бродячего цирка клоун.
   – Возьмешь девочку, приятель? – обратился он к Рашиду, совершая какие-то сложные волнообразные движения всем телом. – Или сразу обеих?
   – Оставь их себе, – хмуро ответил Рашид. – Если мне суждено умереть, я бы не хотел, чтобы это произошло из-за сифилиса.
   – Тогда чего тебе надо, придурок? Торопишься на тот свет?
   – Мне надо поговорить с Зигом, – оставив без внимания "придурка" и все остальное, не имевшее отношения к делу, спокойно сообщил Рашид.
   – А кто ты такой, чтобы говорить с Зигом? – продолжая кривляться так старательно, словно ему за это платили, поинтересовался чернокожий.
   – А кто ты такой, чтобы меня об этом спрашивать? – ответил вопросом на вопрос Рашид.
   – Что ты сказал, мать твою?! Я сейчас оторву тебе яйца и сожру прямо тут, посреди улицы!
   – Раньше ты проглотишь свои, – спокойно пообещал Рашид.
   Чернокожий полез в карман с таким угрожающим видом, словно у него там лежала ракета с ядерной боеголовкой, а не дешевый перочинный ножик, но тут стекло задней дверцы автомобиля рывками поползло вниз, выпустив наружу громыхающий речитатив хип-хопа. Появившееся в открытом окне темно-шоколадное лицо шевельнуло губами, глядя на Рашида, но музыка заглушила его слова. Тогда сидевший в машине негр повернул голову и что-то сказал, обращаясь к водителю. Громкость музыки уменьшилась, и коричневое лицо вновь возникло в оконном проеме.
   – Что надо? – спросил обладатель этого лица, со скукой разглядывая Рашида.