Воронов Никита. Зона поражения

   — И Монетарный институт полагает, что его детищу этой судьбы удастся избежать?
   — Да, разумеется! Критерии приема в новый валютный союз будут куда жестче. Их много, но достаточно пяти базовых: уровень инфляции ниже полутора процентов в год, минимальный дефицит госбюджета, ограниченный внутренний долг и так далее.
   — Однако! Ну и требования…
   — Я тоже так считаю. Наверное, их придется даже немного ослабить — а то разве что финны с англичанами соответствуют, да еще Ирландия и Люксембург. Даже сама ФРГ под вопросом!
   Господин Боот вздохнул:
   — Значит, все-таки валютная реформа…
   — Да никакая это не реформа! Неужели не ясно? — Задетый за живое и не совсем уже трезвый гость чуть было не выскочил из кресла. — Вы же не молодой человек, должны помнить сорок восьмой год в Германии. Тогда производилась замена обесцененной рейхсмарки на новую валюту. Помните? Сколько было трагедий… Сейчас же предстоит полностью сохранить покупательную способность, уровень цен, сбережений, доходов и пенсий в новых денежных единицах. Более того, привязка будет осуществлена к стабильной и крепкой марке ФРГ.
   — Ценю ваши патриотические чувства, Джэк, но… Под силу ли Германии такая миссия?
   — Знаете, если уж немцы шесть лет назад выдержали объединение с огромной массой ничего не стоящей валюты социалистической ГДР! Да еще когда цены на «черном рынке» были в десять раз меньше официального обменного курса… То уж объединение с развитыми и конкурентоспособными западными странами немецкой марке только на пользу пойдет.
   Хозяин вновь сверился с неумолимо бегущей часовой стрелкой — время, отведенное на конспиративную встречу с секретным сотрудником, истекало:
   — Значит, ваши соотечественники опять наступают на мозоль американцам?
   — А доллар уже достаточно ощутимо теряет позиции в Западной Европе. После весны девяносто пятого года с него на немецкую марку переориентировались австрийцы, и даже Испания с Португалией. Господин Боот хмыкнул:
   — Думаете, Штаты будут сидеть сложа руки?
   — И кто вам сказал, что они ничего не предпринимают? США в свое время проворонили йену — теперь в Азии она здорово потеснила «зеленого братца», перетянув на себя местные валюты. Поверьте, американцы достаточно умны, чтобы не наступать два раза на одни и те же грабли.
   — Джэк, вы описали мне такую милую схему… Я пока не вижу, что может помешать ей осуществиться.
   Старик лукавил, но собеседник этого не замечал:
   — О. существует масса способов! Жесткие, мягкие… Можно организовать небольшую войну из-за каких-нибудь вечно спорных островов или континентального шельфа с нефтью. Или, допустим, спровоцировать кровавые беспорядки на почве конкуренции между испанскими и французскими фермерами. Или устроить так, чтобы рыбаки в Северном море зоны лова не поделили… Но, скорее всего, обойдется без этого! Проще и дешевле дискредитировать или выхолостить саму идею… Парни из-за океана и так через НАТО, Международный валютный фонд и другие подобные организации контролируют значительную часть западноевропейской экономики. Поэтому и новые деньги привычный доллар вряд ли потеснят.
   — Ну а если все-таки объединение не со стоится?
   — Если кому-то удастся сорвать создание валютного союза… Фактически весь процесс европейской интеграции откатился бы, минимум на полвека назад.
   — И в политическом плане?
   — И в политическом, и в военном! Ведь все современное состояние цивилизованного общества базируется на разумно и взаимовыгодно интегрированной экономике. Не говоря уже о том, что опять начнется национально ориентированный протекционизм, искусственная инфляция.
   — Значит, ослабнут и внешние позиции? — Старик уже увлеченно просчитывал ситуацию.
   — Да, вряд ли у Европы при таком финансовом и военно-политическом положении будет возможность привлечь к себе чем-то страны бывшего Восточного блока. Они, скорее всего, так и останутся под влиянием американцев.
   — И русских! — неожиданно даже для самого себя вынес вердикт господин Боот. — Русские ведь не преминут воспользоваться снижением напора стран НАТО на свои бывшие про тектораты?
   — Да, пожалуй, — согласился без особого интереса сидящий напротив молодой человек. Политические аспекты экономической деятельности Европейского монетарного института волновали его мало — как в деловом, так и в личном плане. — Мне еще не пора?
   — Пора, Джэк. Но есть еще несколько вопросов.
   — Да, конечно!
   — Почему ты сразу решил, что речь идет о евроденьгах? И если это фальшивка — то кто и зачем мог ее сделать?
   — Хм-м… Ну, во-первых, вы обратились именно ко мне. Значит, и сами имели в виду нечто подобное. Конечно! Эмблема Европейского союза, номинал, сочетание степеней защиты…
   — Как вы определили, что это фальшивка?
   — А я этого и не утверждал! Помните? Было сказано всего лишь, что к будущим евроденьгам представленный вами образец ни малейшего отношения не имеет.
   — Послушайте, мне некогда играть словами. И вам, кстати, тоже!
   Старик сделал вид, что выведен из равновесия — и молодой человек сразу же утратил игривость:
   — Я уже говорил, что порылся в архивах… Так вот, то, что вы мне дали не совпадает ни с одним из проектов новых денег. Ни с одним! Ни с теми, которые отобраны для принятия окончательного решения, ни даже с теми, которые сразу же были отклонены комиссией.
   — Не совпадает в деталях или полностью?
   — Видите ли, господин Боот, существуют довольно строгие критерии, которым должны были соответствовать представляемые на конкурс образцы банкнот. Они заранее публиковались: наличие определенной символики, степеней защиты, перечень номиналов… Но сами представленные и отобранные образцы, конечно, хранятся в тайне! Как раз, чтобы избежать подделок.
   — Допустим.
   — Так вот, у меня создалось впечатление, что ваш… экземпляр изготовлен на основании требований, которые выдвигались Институтом перед участниками конкурса. Так сказать, по заочному описанию.
   — Соответствует?
   — Я бы даже сказал — слишком! Слишком много всего на единицу площади — и голограмма, и просто объемная печать, и металлизированная ленточка, и нити в фактуре бумаги…
   — Производство кустарное?
   — Что вы! Очень высокое качество.
   — Можете подготовить мне список типографий, которые могли это сделать?
   — Попробую. Их не так уж много, тем более что требуется довольно длинная, сложная технологическая цепочка и весьма специфические материалы.
   — И не только по Европе?
   — Да, конечно — США, Ближний Восток, Азия…
   — А Россия?
   — Вряд ли, господин Боот! — развел руки собеседник. — Тут лучше использовать ваши каналы.
   — Хорошо…
   — Теперь Мне можно идти?
   — Конечно, Джэк. Гонорар получите у сопровождающего. Еще виски?
   — Нет, спасибо, господин Боот!
   В сопровождении хозяина молодой человек прошел к выходу из коттеджа.
   — Чудесное место.
   — Да, неплохо… — Сумерки уже опускались на лес, отчего яркие фары закрепленного за господином Боотом «лэндровера» казались неестественно мощными и большими.
   — Скажите, по вашему мнению — что же это все-таки такое?
   Гость покосился на знакомый конверт, прихваченный стариком со стола:
   — По моему мнению? Не знаю. Если бы подобный «фантик» дал мне кто-то другой, я решил бы, что это оригинальная шутка. Дорогая, правда, но… Однако вы ведь шутками подобного свойства не занимаетесь?
   — Не занимаемся… До свидания, Джэк! Желаю удачи.
   — Вам тоже, господин Боот. Всего доброго!
   Не дожидаясь, пока джип покинет территорию пансионата, старик прикрыл за собой дверь.
 

* * *

   — Правда, похоже на Россию?
   — Похоже, — после некоторой паузы пожал плечами Виноградов. Места здесь действительно напоминали родной Карельский перешеек где-нибудь между Выборгом и Первомайским.
   — Но — не совсем?
   — Сам видишь. Слишком уж все чистенько, аккуратно.
   — Это плохо?
   — Нет, почему же! Здорово. — Владимир Александрович в очередной раз огляделся. — Но дома все равно лучше.
   — Хм-м… Как это сказано у поэта? «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…»
   Виноградов с некоторым даже сочувствием посмотрел на собеседника и ответил одной из своих самых любимых цитат:
 
   Давно пора, едрена мать,
   Умом Россию понимать!
 
   Посмеялись, потом помолчали. Слышно стало, как где-то вдали, за лесом, промчался по трассе запоздалый грузовичок. Потом подала голос потревоженная ненароком ночная птица — и опять обступившую со всех сторон тишину нарушал только неторопливый шелест деревьев.
   — Отпустил бы ты меня, Вася…
   — Не могу, — вздохнул Френкель.
   — Боишься?
   — Нет.
   Владимир Александрович поставил диагноз:
   — Сволочь ты, вот кто!
   — Здрас-с-сте… Это что — вместо спасибо? Я ведь, между прочим, жизнь тебе спас!
   — Ну и радуйся, — не совсем логично парировал Виноградов.
   Еще некоторое время собеседники лениво переругивались — без особого энтузиазма. Скорее, просто чтобы убить время.
   — Нет, но ты все же совок неблагодарный… Кофе еще будешь?
   — Давай.
   Френкель наполнил крышку от термоса — сначала майору, потом себе. Запахло тропическим летом и дальними странами.
   — Гадость растворимая.
   — Не нравится — не пей…
   — Еще и голодом хочешь уморить? Саддист!
   — Тоже мне, «испанский пленник», — фыркнул собеседник Виноградова. — Нет, но странный народ — кормят, поят, делать ничего не надо, а он обратно в конуру вонючую рвется!
   — Не понимаешь? И не поймешь… Вася.
   — Ага! Еще чем-нибудь вроде безродного космополита обзови.
   — А ты себя, конечно, Че Геварой считаешь?
   Ответа он не расслышал — в ночной тишине неожиданно громко подала сигнал портативная радиостанция. Такие УКВ используют обычно для переговоров на дорогах Северной Европы водители большегрузных трейлеров.
   — Вот и дождались… — Френкель переключил какой-то тумблер и ответил на вызов.
   Обмен условными репликами не занял много времени — получив подтверждение, что все в порядке, невидимый собеседник прервал сеанс связи.
   — Это вы на каком языке? По-фински? — чтобы хоть что-нибудь сказать поинтересовался майор.
   — На эстонском.
   — Понятно…
   Между собеседниками постепенно возрастала неловкость, неизменная спутница затянувшихся прощаний.
   — Слышь, Василий? Спасибо тебе.
   — Сочтемся, Саныч!
   — Ты… поосторожнее, ладно?
   — Попробую. — Френкель прислушался к постепенно нарастающему вдали звуку мощного дизеля. — Надеюсь, твои друзья хоть на этот раз обойдутся без глупостей?
   Вместо ответа Виноградов, проламывая не окрепший еще ледок отчуждения, выругался в адрес людей в больших погонах — искренне и незамысловато…
   Наконец, из-за поворота лесной дороги вытянулся рефрижератор: сначала лимонно-желтое поле света, потом обрубок кабины с кокетливо оттопыренной в сторону трубой, и только после — показавшийся неестественно длинным, почти бесконечным борт с эмблемой и названием всемирно известной российской транспортной фирмы.
   Размеренно и неторопливо перебирая огромными колесами, рефрижератор дополз до отразившейся в лучах фар стрелки-указателя. Торжествующе выдохнул, рыкнул — и тут же осел на заранее обусловленном месте.
   Двигатель, однако, продолжал работать — водитель только убрал дальний свет и переключился на ближний. Был он один или с напарником, определить оказалось невозможно — матовые стекла кабины надежно скрывали происходящее внутри от посторонних глаз.
   Френкель сверил номерной знак машины со своими записями.
   — Сиди пока, не дергайся.
   — Даже не подумаю! — заверил Виноградов.
   Бывший коллега по рации уточнил обстановку — Владимир Александрович опять не понял ни слова, но, видимо, никакой подозрительной активности в зоне встречи и на ее ближних подступах не наблюдалось.
   — Пора, — поднявшийся на ноги Френкель шагнул из кустов к обочине, и почти сразу же навстречу ему вежливо приоткрылась пассажирская дверь.
   Ничего удивительного — кроме пуленепробиваемых стекол и сверхточных систем спутниковой ориентации и связи подобные машины вполне могли быть оборудованы приборами ночного видения. В свое время нашпигованные электроникой и разведовательной аппаратурой японского и отечественного производства, такие вот челноки привозили в СССР, помимо дешевой жратвы и ширпотреба, много-много разной интересной информации о секретных военных и промышленных объектах потенциального противника.
   Недавний собеседник Владимира Александровича встал на подножку и легко забросил себя в непроницаемую утробу кабины.
   Одна за другой таяли в темноте секунды…
   Казалось, ожидание никогда не кончится. Однако в конце концов дверь открылась, и на грунтовое покрытие проселка сошли уже двое — сначала Василий, а вслед за ним грузноватый мужчина, в котором Виноградов сразу же и безошибочно опознал господина Юргенса.
   «Новый немец» дисциплинированно и несколько даже нарочито держал руки за спиной — он так и обогнул кабину, прежде чем встать на самом виду, под свет фар.
   Френкель тоже не уходил, напряженно вглядываясь в темную кромку леса, укрывавшую Владимира Александровича.
   — Ох, мать моя… — спохватился майор. Требовалось срочно подтвердить, что привезли именно того, кто нужен.
   Виноградов быстро дал три условные вспышки специально для этой цели оставленным фонарем. Бывший коллега ответил короткой отмашкой — это значило, что сигнал подтверждения принят и Владимиру Александровичу пора предстать перед участниками сделки собственной персоной.
   Обмен «заложниками» произошел по всем канонам детективного жанра. Некоторая доля торжественности, правда, была потеряна из-за досадного инцидента — едва попав на обочину, Виноградов споткнулся о поросший мхом валун и чуть было не упал лицом в грязь на виду у всего честного народа. С трудом удержав равновесие, он приблизился к рефрижератору:
   — Счастливо оставаться!
   — Будь здоров, не кашляй… — Френкель в то же мгновение поравнялся с немцем и, классическим милицейским жестом придерживая свою «добычу» за предплечье, увел ее из относительно освещенной зоны. Господин Юргенс, впрочем, и не особо-то упирался — одарив Владимира Александровича узнавающим взглядом, он молча проследовал за спутником.
   Вот сейчас как раз тот самый момент, подумал Владимир Александрович. Я открываю дверь, мне в упор картечью по пузу, потом сразу же автоматная очередь в спину тем, кто уходит… И по газам! Авось не подобьют и не догонят.
   Или наоборот? Ребята в лесу свое получили, Виноградов им больше не нужен, а другие свидетели и подавно… Шарахнут пару раз из гранатомета и оставят догорать живьем в этой консервной банке.
   — Чего встал… твою мать? — поинтересовались откуда-то сверху. — Жопу отморозишь!
   — Извините, — смутился майор и полез в кабину.
   Он не успел еще плюхнуться на нагретое предыдущим пассажиром сиденье, как огромный автомобиль заревел и во всю мощь своих лошадиных сил рванулся вперед.
   — Бог простит…
   Многотонный рефрижератор успел миновать два или три довольно крутых поворота, прежде чем человек за рулем переключил фары на дальний свет. Это объяснялось отнюдь не изощренной тактикой ночных гонок по малознакомой трассе — просто нервы у водителя тоже были не из железа, а тут недолго и вообще забыть, где газ, где тормоз…
   — Добрый вечер! — спустя какое-то время Владимир Александрович перевел дух и почти успокоился. Настолько, что привыкшие к полумраку кабины глаза майора могли уже различить возраст и приметы сидящего рядом.
   — Привет.
   Ничего особенного. Стареющая физиономия жуликоватого и жадного до денег водителя-«дальнобойщика», попавшего на выгодные загранрейсы еще при застое и сумевшего удержаться на теплом местечке благодаря каким-то случайным родственным связям.
   И одет соответственно…
   Сзади кто-то пошевелился — скорее, чтобы привлечь внимание, чем по необходимости. Там должно было быть лежачее место для шофера-сменщика, и Виноградов обернулся на шум:
   — Не разбудил?
   — Здорово, Саныч! — из-за отодвинутой в сторону занавески улыбалась довольная физиономия капитана Головина, командира спецгруппы «транспортного» ОМОНа.
   — Во, блин, вообще… — последний раз они с Вадиком виделись на пресс-конференции по поводу ладожской бойни на «Чернышевском». — Ты как сюда попал?
   — Попросили! — подмигнул капитан. — Нужен был кто-то знающий тебя лично, а я как раз в отпуске.
   Значит, наши тоже опасались подмены и не слишком доверяли партнерам… Конечно, Вадик при таких условиях представлялся идеальной кандидатурой — личный приятель Виноградова, к тому же натаскан на экстремальные ситуации. Он-то уж точно не растеряется, если надо будет нажать на спусковой крючок.
   — Надо же… я и не знал, что ты тоже с нами.
   — И я про тебя не знал, — согласился Головин.
   — Наверное, так даже лучше! Им виднее… — почесал переносицу Владимир Александрович.
   В голосе его прозвучало плохо скрываемое сомнение. Конечно, конспирация — великая вещь, и в этом отношении Генерал не имел себе равных, но Виноградов не мог не замечать, что их замкнутая на узкий круг профессионалов организация буквально на глазах превращалась в некое подобие масонской ложи.
   Работа в глубоком подполье здорово деформирует психику — постепенно даже к собственному народу начинаешь относиться, как к населению враждебного государства. Высокие, благородные цели все меньше оправдывают выбранные для их достижения средства — и незаметно вытесняются сугубо профессиональными тактическими задачами.
   — Ага, вот мы и на трассе! — В отличие от Владимира Александровича, Головин не любил и не мог долго думать об отвлеченных материях. Ему постоянно требовалось действие и смена обстановки. — Скоро приедем…
   Действительно, судя по огромным светящимся указателям у замысловатой транспортной развязки, до столицы оставалось около двух часов езды.
   А, может быть, и того меньше. По обе стороны ярко освещенной магистрали мелькали бесчисленные ряды фонарей и дорожные знаки. Леса как-то внезапно кончились, и на некотором удалении от автострады можно было угадывать очертания спящих населенных пунктов.
   Несмотря на позднее время, по встречным, отделенным бетонными ограждениями полосам то и дело пробегали на юго-запад грузовики и легковые автомобили. Те же, кто двигался в попутном направлении, в большинстве своем очень скоро отставали от несущегося, по трассе рефрижератора с российскими номерами. Конечно, изредка и их самих кто-нибудь догонял и перегонял… Что же, вполне нормальное явление для распластанных по земле спортивных «поршей» и сверхмощных «мерседесов».
   Ведь ограничения скорости, если они и встречались, предписывали всего-навсего не превышать отметки в сто двадцать километров в час.
   Дорога была отличная, водитель действительно классный — и тем непонятнее была неожиданная остановка рефрижератора прямо на мосту через не очень широкую, но весьма полноводную реку.
   — Ты чего это? — поинтересовался на правах старого знакомого Головин. Вместе с майором он напряженно осматривал окрестности в поисках незамеченной опасности. Не выпуская, впрочем, из поля зрения и самого сидящего за рулем человека.
   Водитель, не тратя времени на дискуссию, включил «аварийку» и обернулся:
   — Давай! Надо выбросить. — Он уже достал из-под брошенной рядом с сиденьем куртки снабженный глушителем пистолет и теперь протянул ладонь капитану.
   Тот кивнул и отдал пригретый под боком автомат итальянского производства.
   Очевидно, это соответствовало полученным им ранее инструкциям.
   — А это — тоже? — Головин показал надешевенький, с перемотанными изолентой наушниками плейер.
   Молчаливый «шофер» отрицательно покачал головой, дождался, когда на всем видимом протяжении трассы не будет ни одного автомобиля, и пружинисто спрыгнул на асфальт. Подойдя к перилам моста, он примерился и с размаху зашвырнул оружие на самую середину реки. Правильно! Так и не понадобившиеся стволы теперь становились опасны в первую очередь для самих путников.
   — Что это? — спросил у приятеля Виноградов, показывая глазами на плейер.
   — «Крикун». Слыхал?
   — Знаю. — Штуковина, замаскированная под отслужившую свой век безделушку, представляла собой специфическую разновидность радиомаяка. В случае опасности устройство выдавало в эфир сверхкороткий, но очень мощный импульс — сигнал опасности, способный преодолеть практически любые естественные и искусственные радиопомехи — говорят, вплоть до полярного сияния. Главное — успеть нажать на заветную кнопочку как раз в тот критический момент, когда справиться своими силами уже нельзя, но еще очень хочется сообщить об этом, кому следует.
   Головин опять дисциплинированно переложил «крикуна» куда-то поближе к себе — и как раз в тот момент, когда водитель забрался в кабину.
   — Все в порядке?
   Человек за рулем пожал плечами, выключил аварийную сигнализацию, тронулся с места и, стремительно набирая скорость, двинул машину дальше по трассе.
   Опять справа и слева от дороги замелькали полосатые столбики ограждения. Свет фонарей отсекал скуповато отмеренное автомобилям пространство от сонного мира молочных заводов, коровников и коттеджей.
   — Приедем на место — сожру чего-нибудь. Мясного… — мечтательно сообщил Головин.
   — Неплохо бы! — согласился Владимир Александрович. Выпитый в лесу кофе давно уже покинул желудок, оставив после себя только приятные воспоминания.
   Проскочили очередную бензоколонку с неизменным буфетиком за стеклянной витриной, но никому из спутников даже в голову не пришло остановиться — судя по указателям, разогнавшийся рефрижератор скоро достигнет чисто выметенных пригородов одной из красивейших столиц Скандинавии.
   — Красиво идет! — Виноградов загляделся на плоский, похожий на мыльницу автомобиль с тонированными стеклами и антенной на крыше. Без труда поравнявшись с российским «дальнобойщиком», скоростная машина какое-то время шла в соседнем ряду, а потом, издевательски полыхнув фарами, ушла вперед.
   — Пижон…
   — Дорогая штучка. Даже здесь не каждому по карману.
   — Ну номера-то, кажется, немецкие… Нет? — покосился Виноградов на сидящего за рулем коллегу.
   Тот кивнул, с тихой завистью профессионального автомобилиста наблюдая за стремительно удаляющимся чудом техники. Вскоре красные точки габаритных огней великолепной машины исчезли за поворотом трассы.
   Еще некоторое время ехали молча.
   — Во, гляди!
   — Попа-ался… — высунул мятую физиономию из-за шторки капитан Головин. — А что? Правильно! За удовольствие надо платить.
   — Ой, Вадик, ему этот штраф — как тебе высморкаться, — махнул рукой Владимир Александрович. — Выпишет чек…
   — Ничего, богатые, как говорится, тоже плачут!
   — Могут прав лишить, если пьяный. — Водитель со знанием дела оценил обстановку. — А то и посадят!
   Они уже почти поравнялись с тем местом, где совершил вынужденную остановку пижон на «мыльнице».
   Картинка получалась вполне очевидная. У бетонного столбика по-хозяйски расположился то ли черный, то ли темно-синий «фольксваген» — казенного вида, но без опознавательных знаков.
   Рядом стоял мужчина в комбинезоне — в ритмичных отблесках укрепленной на крыше автомобиля «мигалки» его фигура с длинноносым полицейским радаром казалась' загадочным персонажем из какого-нибудь мультипликационного сериала про пришельцев. Напарник в штатском, но с портативной рацией на кожаном ремешке, наклонился над водительской дверью прижатого к обочине лихого автотуриста из Германии.
   В момент, когда рефрижератор уже почти поравнялся с «фольксвагеном», из-за могучей спины того, кто держал прибор, высунулся третий полицейский. Дав короткую отмашку светя щимся жезлом, он потребовал остановить и их грузовик.
   — Коз-злищ-щи! — в этом коротеньком слове-шипении сконцентрировалась почти вековая и интернациональная неприязнь человека за рулем к стражам порядка.
   — Но мы же вроде не нарушали?
   — Да, блин, кто же его… — Любой, даже самый хладнокровный водитель, когда его останавливает офицер дорожной полиции, теряет изрядную долю уверенности в собственной правоте.
   — Спокойно, мужики, — подал голос капитан. — Нет проблем!
   Действительно: с документами у всех троих порядок, легенда передвижения по маршруту абсолютно правдоподобная, машина «чистая», не то, что до остановки на мосту.
   — Вадик, ты вообще, если что, спишь, понял?
   — Понял… — Головин послушно втянулся обратно, на лежачее место, и уже оттуда подал голос: — Деньги не свои, на крайний случай — заплатим!
   — Да было бы за что… — Они уже окончательно припарковались метрах в пятнадцати от полицейской «засады». Водитель сосредоточенно собирал воедино для предъявления офицеру многочисленные справки и документы на груз и машину.
   — Надо будет вылезать?
   — Сиди пока. Сам придет.
   К кабине действительно приближался тот самый полицейский, который подал им сигнал остановиться. Шагал он довольно энергично, однако без суеты, по пути ощупывая глазами борт и огромные скаты рефрижератора.