---------------------------------------------------------------
P.G.Wodehouse - Money in the Bank (1942)
пер. с английского Е.Доброхотовой-Майковой, 2002 (maikova.wodehouse.ru)
The Russian Wodehouse Society -- http://wodehouse.ru/
---------------------------------------------------
Берту Хаскинсу
с любовью от автора
Мистер Шусмит, известный судебный поверенный, глава адвокатской конторы
Шусмит, Шусмит, Шусмит и т.д., откинулся в кресле и выразил надежду, что
теперь его собеседнику все ясно.
Замечание это сопровождалось тем коротким сухим покашливанием, которое
у поверенных означает конец беседы, и Джеф Миллер очнулся от своих раздумий.
Мистер Шусмит всегда напоминал ему рыбу, и сейчас, пытаясь сообразить, какую
же именно, он позволил себе немного отвлечься.
При этом он, правда, полностью пропустил мимо ушей, что должен говорить
завтра на процессе "Пеннифадер против Тарвина", где ему предстояло выступать
на стороне истца. Собственно за этим он сюда пришел, и собственно это мистер
Шусмит объяснял, когда Джеф перестал слушать. Поэтому он решил ограничиться
понимающим кивком.
- Полагаю, я осветил все пункты?
- Как лампочка.
- Вы согласны, что защита целиком построена на показаниях одного
свидетеля, Лайонела Грина?
- Он - тьфу.
- Собственно, ваша задача - бросить сомнение на его рассказ. Вы должны
сокрушить Грина.
- Сокрушу. Положитесь на меня.
- Печально, но придется, - отвечал мистер Шусмит.
Он вздохнул. Вы скажете, что ему не нравился Джеф, и будете совершенно
правы. У Джефа есть свои поклонники, но Фредерик Шусмит никогда не
принадлежал к их числу. За долгую и успешную карьеру он пережил немало
потрясений, но худшее преподнесла ему единственная дочь, когда, несколько
недель назад, притащила домой этого лоботряса и обычным безапелляционным
тоном объявила, что выходит за него замуж.
Мистер Шусмит пробормотал тогда "о, боже" или другую вежливую фразу, но
и она потребовала немалой выдержки. Ничто в Джефе не вызывало у будущего
тестя желания махать шляпой и приплясывать на цыпочках. Мистеру Шусмиту не
понравились соломенные волосы, буйный нрав и расхлябанное поведение. Вот и
сейчас будущий зять нимало не напоминал идеального юного адвоката,
получающего наказ для первого выступления в суде. Напротив, все его
поведение свидетельствовало о полной безответственности. Мистер Шусмит
слегка жалел Пеннифадера, чью судьбу вверял этому юнцу.
Однако Миртл потребовала, чтобы ее нареченному дали случай снискать
неувядаемую славу (по крайней мере, ту ее крупицу, которую возможно
снискать, выступая на стороне таксиста, подавшего в суд на художника по
интерьерам за удар кулаком в живот), а мистер Шусмит давно понял, что
бессмысленно противиться желаниям Миртл.
Так что теперь он только вздохнул и встал, всем видом показывая, что на
сегодня с него хватит.
- Ладно, - произнес он, изобразив легким сокращением лицевых мускулов
нечто вроде улыбки, - будем надеяться на лучшее.
- В точку, - серьезно согласился Джеф. - Помните, что сказал Хенгист
Хорсе перед сражением или когда там?
Лицо мистера Шусмита выразило удивление. Он не знал, что его новый
компаньон подкован в древнесаксонской истории.
- Э... мм... нет. Так что?
- Хорса, держи хвост пистолетом! До скорого! - произнес Джеф. - До
скорого!
Он вышел из конторы и упругой походкой двинулся на восток. При все
своих моральных изъянах Джеф Миллер был хорошо сложенный, спортивный молодой
человек, не из тех слабаков, что берут такси от здания корпорации
барристеров до Холсикорт, Мейфэр, где он снимал квартирку. Джеф в разное
время защищал честь университета и даже страны на футбольном поле, так что
легко мог бы пройти и больше.
Шагая по улице, он поймал себя на том, что вновь думает о мистере
Шусмите - не о внешности, ибо размышления в конторе завершились выводом, что
будущий тесть похож на треску - но о характере и поведении. Сухарь, бука,
старый зануда, заключил он, из тех, с кем мне никогда не сойтись. Джеф
тщетно пытался придумать хоть один вопрос, на который они с папой Шусмитом
могли бы смотреть одинаково.
Однако вопрос такой был, причем самый животрепещущий. Как мы помним,
мистер Шусмит не одобрял помолвку своей дочери с Джефом. Не одобрял ее и сам
Джеф. Не будет большим преувеличением сказать, что от одной мысли надеть
пиджак, полосатые брюки и направиться с Миртл Шусмит к алтарю, у Джефа
мурашки бежали по коже и возникало такое чувство, будто глотаешь бабочек.
Он до сих пор не вполне ясно понимал, как это стряслось. У него
осталось смутное впечатление, что сам он вообще ни при чем. Похоже, он
что-то сболтнул, а эта жуткая девица вообразила, что ей сделали предложение.
Главное, он решительно не помнил, что такого сморозил. Только что он
беспечно трепался на вечеринке с Миртл Шусмит, а в следующий миг уже с
ужасом слушал о пироге и подружках. Все произошло внезапно, как
землетрясение, торнадо или другое стихийное бедствие.
Впрочем, несмотря на туманные обстоятельства, одно оставалось ясным -
чувство, которое вызывала в нем Миртл, любовью не назовешь.
Любовь, думал Джеф (а он о таких вещах думал) не оставляет у тебя
ощущения, будто ты стоишь на одной ноге, боясь шелохнуться. В школе у них
дважды в неделю проходили уроки физкультуры с элементами строевой
подготовки, которые вел отставной старший сержант - так вот, в присутствии
бравого военрука на него нападала та же нервозная робость, что и теперь
перед Миртл Шусмит, а сказать, что он любил старшего сержанта, значит
погрешить против истины.
С неотступным (свадьбу назначили на пятое июля, сейчас было десятое
июня) чувством, что угодил в капкан, Джеф пересек Беркли-сквер и вступил в
Холси-корт.
Денек выдался отличный, как и положено в июне. В сотнях тысяч домов
барометры, несмотря ни на какие щелчки, упорно показывали "ясно", и синее
небо подтверждало их правоту. Однако в стоячей тинистой заводи, где очутился
Джеф, было сумрачно и серо. Холси-корт никогда нельзя было назвать
солнечным. Его фирменным отличием было иное - запах вареной капусты. Впервые
в жизни Джеф заметил, что ему не нравится этот запах. Он предпочел бы
что-нибудь вроде розы или лаванды.
Такой переменой во вкусах он был обязан мыслям о предстоящем браке,
потому что раньше Холси-корт устраивал его во всех отношениях. Место пусть и
затхлое, но тихое, а это было для Джефа главное. Хотя он и сдал экзамен на
адвоката (потому что так хотел богатый крестный) и готовился заняться
практикой (потому что этого требовала Миртл) в душе он оставался
литератором. Он писал про трупы баронов в роскошных библиотеках, и
монастырская тишь Холси-корт помогала ему творить.
С растущим чувством, что он, словно какой-нибудь шекспировский
персонаж, запутался в силках судеб, Джеф прошел в узкие ворота и свернул
направо, оказавшись таким образом прямо перед домом, на третьем этаже
которого снимал комнату. В квартире его встретила мамаша Болсем, добродушная
толстуха, исполнявшая при Джефе обязанности экономки и заботливой матери.
- А, вот и вы, сэр! - воскликнула мамаша Болсем. Она всякий раз
радовалась ему, словно блудному сыну, и за это Джеф любил ее еще больше. -
Только вы вышли, позвонила мисс Шусмит.
Джеф вздрогнул.
- Она что, в Лондоне?
- Нет, сэр. Она звонила из деревни. Я сказала, что вы пошли к ее отцу,
и она обещала перезвонить. Надеюсь, все прошло хорошо?
- Что прошло?
- Разговор с ее отцом.
- А, да. Вполне. Дайте-ка вспомним, насколько подробно я изложил вам
состояние дела.
- Вы говорили, что, кажется, этот джентльмен предложит вам выступить от
его имени.
- Да, так и вышло. Все улажено. Я выступаю на стороне Эрнста Сирила
Пеннифадера, таксиста, который призывает карающую длань закона на голову
Орло Тарвина, художника по интерьерам, утверждая, что в результате спора о
вознаграждении означенный Тарвин нанес ему удар или толчок, после чего мой
клиент бежал в страхе за свою жизнь. Любопытно, поскольку показывает, что за
робкий, впечатлительный народ таксисты, однако для человека моих дарований
несколько мелковато. Впрочем, надеюсь, изничтожение Грина принесет мне
несколько очков.
- Что-что?
- Похоже, второй художник по интерьеру, некий Лайонел Грин,
присутствовал при упомянутых событиях и утверждает, что инкриминируемый
ответчику удар или толчок был скорее дружеским тычком либо шлепком.
Насколько я понимаю, линия защиты - "Посмеемся и забудем, Дж. Дж. Миллер".
Что ж, посмотрим. Я получил указание сокрушить Лайонела Грина, и сокрушу его
в мелкие дребезги. Я буду, разумеется, сама вежливость - вкрадчивый, учтивый
- но когда я покончу с Грином, собирать будет нечего. Впрочем, какая это все
мерзость! Что мне до мелких ссор между жалкими козявками? Мое место - за
письменным столом. Особенно сейчас, когда у меня родился замысел нового
романа. Такая конфетка должна выйти! Это что, телефон?
- Да, сэр. Мисс Шусмит, наверное.
- Жуть, но вы, вероятно, правы.
Звонила и впрямь мисс Шусмит. Голос ее можно было сразу узнать и по
безупречно четкому выговору, и по властным ноткам. Среди прочих преград на
пути к истинному единению душ была и ее манера говорить с Джефом, словно с
трудным воспитанником.
- Джеффри?
- Да.
- Я звонила раньше, но тебя не было.
- Мамаша Болсем мне сказала.
- Сколько раз я просила не называть миссис Болсем мамашей. Это
некультурно и провоцирует ее на фамильярность. Все в порядке?
- Здесь - да. А у тебя?
- Ты прекрасно понял, о чем я спрашиваю. О папе. Он тебя
проинструктировал?
- Ага.
- Хорошо. Так вот, если ты не выиграешь дело, то сам будешь виноват.
Папа говорит, защита не держится ни на чем.
- Ей бы пригодились ремень или подтяжки.
- Что-что?
- Ничего.
- Ты что-то говорил про подтяжки.
- Не говорил.
- Кому нужны подтяжки?
- Выбрось их из головы. Да, конечно, я выиграю дело. Это будет громкая
победа.
- Ну, надо надеяться на лучшее.
- В точности то же сказал твой отец. Короче, Хорса, держи хвост
пистолетом.
- Что-что?
- Ты говорил про какой-то пистолет.
- Ничего я не говорил. Наверное, линия барахлит.
- Ладно, если ты не выиграешь, я буду очень сердита. Главное, следуй
папиным указаниям. Будь вежлив с судьей. Не мямли. Не ухмыляйся. Ни в коем
случае не говори "э-э". Нет ничего хуже неуверенности. Тщательно подбирай
слова, произноси их ясно и отчетливо. Да, и волосы. Обязательно причешись.
Ах да, я забыла, ты будешь в парике. Ладно. Кажется, все. Я вернусь в Лондон
через две или три недели. До свидания.
- Пока, - отвечал Джеф.
Он положил трубку, подошел к окну и стал смотреть на двор. Природа
создала его жизнерадостным и улыбчивым, но сейчас весь его вид выражал
глубокую подавленность. Внизу, в канаве, воробьи чирикали мадригалы, но Джеф
не испытывал ни малейшего желания подтянуть.
Он не видел на горизонте и тоненького лучика надежды.
Прямо напротив Холси-чемберз, через узкий дворик, стоит Холси-билдингс.
Это ветхая развалюха, отданная под маленькие конторы, чьи владельцы готовы
задыхаться в тесноте ради права писать на визитных карточках волшебное слова
"Мейфэр". В то время, когда начинается наш рассказ, в окне третьего этажа
красовалась табличка "Дж. Шерингем Эдер, частный сыщик".
Наутро после судебного разбирательства "Пеннифадер против Тарвина"
перед входом в Холси-чемберз повернулась и направилась к Холси-билдингс
молодая, вызывающе красивая особа. Ее волосы отливали медью, губы алели, как
вишни, глаза сверкали. Однако не такими глазами смотрит сердце смиренное и
сокрушенное; вряд ли Джон Нокс одобрил бы подобную внешность. Опытный глаз,
не обманываясь привлекательностью, распознал бы в ней нечто, заставляющее
осторожных хозяев убирать подальше ценные безделушки и запирать на ключ
столовое серебро. Звали дамочку Долли Моллой, и она недавно сошлась с неким
мистером Моллоем, биржевым спекулянтом, известным под прозвищем Мыльный.
В Холси-корте, как всегда, пахло капустой, и Долли, девушка утонченная,
воровавшая в магазинах только дорогие духи, брезгливо наморщила носик. С
гримаской недовольства на хорошеньком личике она поднялась по гулкой
каменной лестнице Холси-билдингс и ручкой парасольки (подарок от сети
магазинов "Ярроуз", отдел новинок, полученный, правда, без ведома
владельцев) постучала в стекло двери чуть пониже таблички "Дж. Шерингем
Эдер".
Разумеется, не может такого быть, чтобы живого человека звали Дж.
Шерингем Эдер, и скажем сразу, что господин, обосновавшийся через двор от
Джефа Миллера, на самом деле носил фамилию Твист, а у близких знакомых ходил
под кличкою "Шимп". В тот миг, когда его покой нарушил стук слоновой кости
по стеклу, он сидел за столом, уписывая скудный ланч.
При звуке, возвестившем приход посетителя, он вскочил и подавился
сандвичем. Как все, кто по роду занятий досаждает другим во всякое время
суток, он терпеть не мог, когда его тревожат, не известив заранее о визите.
Слишком часто ему приходилось в подобных случаях прыгать из окна или
прятаться в шкафу. Он даже бросил взгляд на вместительный шифоньер позади
стола и отступил на шаг, но тут дверь открылась, и он увидел, что посетитель
- женщина. Это несколько остудило его тревогу. В следующий миг он узнал
старую знакомую и снова стал самим собой.
- Ну, ну, ну! - вскричал мистер Твист. Он не питал к миссис Моллой
особой привязанности, но облегчение вылилось в почти бурную радость. - Ну,
ну, ну! Какие люди! Проходи, садись, Долли. Найди себе чистый стул.
- Который из них чистый? - заносчиво осведомилась гостья, обозрев
комнату и усаживаясь на край стола. - Слышь, Шимп, давненько мы с тобой не
виделись. А ты не меняешься.
Это, надо сказать, было печальное наблюдение, ибо любая перемена во
внешности пошла бы мистеру Твисту только на пользу. Он был плюгавый
человечек с лицом вороватой мартышки, такой мартышки, которую ее товарки ни
за что не подпустят к своим орехам на расстояние вытянутой руки. Не
довольствуясь этими дарами природы, он добавил к ним нафабренные усы. Тем не
менее, он счел эти слова за комплимент.
- Ничего, стараюсь, - произнес он, накручивая ус на зубочистку. - Как
Мыльный?
- Здоров.
- А ты зачем?
- Ну, проходила мимо, решила, дай загляну. Хотела с тобой
посоветоваться. Да, год назад ты взял у Мыльного пятерку и больше не
появлялся. Я заодно ее заберу.
- В жизни не брал у него пятерки.
- У меня в сумочке расписка.
- Я все вернул. Точно вернул. Теперь вспомнил. Как сейчас вижу эту
пятерку.
- Больше не увидишь.
Мистер Твист на мгновение опешил, но лишь на мгновение. Он умел быстро
оправляться от ударов судьбы.
- Ладно, об этом потом, - сказал он. - Так о чем ты хотела
посоветоваться?
- Беспокоюсь я малость.
- Насчет Мыльного.
- Ага.
- Не надо было жениться, - произнес мистер Твист, стойкий холостяк. -
Так что стряслось? Опять за кем-то приударил?
- Вот это я и хотела бы узнать.
- Приударил, ясное дело. Бабник известный.
- Я бы попросила не называть так моего мужа.
- А как его еще называть? - искренне растерялся Шимп. Его отношения с
отсутствующим мистером Моллоем были скорее долгими, чем дружескими. Он не
мог забыть множество случаев, когда мистер Моллой обставлял его в то самое
время, когда он собирался обставить мистера Моллоя. - Бабник он бабник и
есть.
Миссис Моллой прикусила алую губку, но сдержала вертевшееся на языке
гневное словцо. При всех недостатках мистера Шимпа Твиста (а никто не знал
их лучше миссис Моллой), это был человек сведущий и разумный, она же - чужая
в чужой стране, где молодой супруге не с кем поделиться тревогами, которые,
подобно спартанской лисице, терзали ее грудь. В родном Чикаго она могла бы
поведать их доброй сотне Солонов, и те бы обязательно что-нибудь
присоветовали. Она могла бы даже обратиться к Дороти Дикс. Однако здесь -
Англия, а все ее советчики и доброжелатели дома, вероятно - за решеткой. За
исключением, разумеется, мисс Дикс.
- Так что он?
- Да все эта грымза. Не нравится мне, как он себя ведет.
- Что за грымза?
- Грымза, с которой он треплется в розарии.
- Он водит ее в розарий? А где это?
- В Шипли-холле. Это в Кенте, мы там сейчас живем. Он водит ее в
розарий, а она втыкает благоуханные бутоны ему в петлицу.
Мистер Твист не поверил.
- Втыкает благоуханные бутоны Мыльному в петлицу?
- Да.
- Мыльному?!
- Ему самому.
- Наверное, рехнулась.
И вновь миссис Моллой прикусила губу, напоминая себе, как сильно
нуждается в совете.
- Дважды я их за этим застукала, - продолжала она, - и очень мне его
рожа не понравилась. Такая масляная. Ее фамилия Корк, - добавила миссис
Моллой скорбно, словно привела отягчающее обстоятельство. - Миссис Уэлсли
Корк. Мыльный где-то с ней познакомился, и она рассказала про свое заведение
в поместье. Поместье она арендует у какого-то лорда. Мыльный сказал, надо
туда ехать. Вегетарианский пансион. Ешь овощи, глубоко дышишь и водишь
хороводы. Вроде как жутко полезно для души.
Мистер Твист кивнул.
- Знаю. Называется йога.
- Знаешь, и на здоровье.
- Сейчас ей многие занялись.
- Да и черт бы с ними, а меня то за что? Я уж люблю пожрать, так
пожрать. Еще немного, начну вырезать бумажных куколок и втыкать солому в
волосы. Дворецкий уже рехнулся.
- Я сам иногда подумываю, не затеять ли такое дельце, - задумчиво
произнес мистер Твист. - Выгодная штуковина. Ладно, расскажи еще. Мыльный
тоже водит хороводы?
- Еще как!
- Чтоб ему ногу подвернуть. Да, насчет дворецкого: говоришь, рехнулся,
бедолага?
- Или рехнулся или сразу был с приветом. Может идти прямиком в дурку,
никто не удивится. Бродит по всему дому, как ушибленный, глаза стеклянные,
словно ему что привиделось. Да, только вообрази: вчера застаю его у себя в
комнате, он роется под ночным столиком.
Мистер Твист согласился, что это, мягко говоря, чересчур, и добавил,
что никогда не видел сумасшедшего дворецкого.
- Ладно, - сказала Молли, - я не о нем пришла говорить. Что делать с
Мыльным и грымзой? Только быстрее. У меня поезд уходит.
Мистер Твист вынес вердикт без колебаний. Он мало верил людям, а уж
Мыльному - особенно.
- Бери ноги в руки и выводи его на чистую воду, - сказал он.
- Ты так думаешь?
- Думаю. Это твой муж, и он дурно с тобой поступает.
Долли мрачно кивнула. Он лишь подтвердил ее собственные мысли.
- Вот и я чувствую. Эта Корк - богатая вдова. Денег - куры не клюют.
Что помешает Мыльному бросить меня и закрутить с ней? Ему ее охмурить - пара
пустяков. Уж больно он хорош собой, прямо страсть, - произнесла Долли с
печальной гордостью. - И возраст у него как раз самый опасный. Румянец еще,
как у школьницы, а годы уже те, когда устаешь от работы и начинаешь
приглядывать богатую женушку.
- Смотри в оба и, если что заприметишь, хватай его за горло.
- Так ты не считаешь, что это просто из вежливости к хозяйке?
- Не считаю.
- Я тоже, - горестно согласилась Долли. Она встала и взглянула на
хорошенькие часики, принадлежавшие одному модному ювелиру с Бонд-стрит и
перешедшие к ней совсем недавно (ювелир, возможно, еще не узнал о своей
щедрости). - Ладно, я побежала, а то на поезд опоздаю. Приятно было
повидаться.
- Заходи, как будешь в наших краях. С тебя пятерка.
- За что?!
- За профессиональный совет. Давай расписку, и мы квиты.
Долли Моллой затрепетала, как раненая лань.
- Пятерку за паршивые полтора слова, когда я и так почти все решила
сама!
- Мы, консультанты с Мейфэр, обходимся дорого, - примирительно произнес
мистер Твист. - Кстати, ты еще легко отделалась. Шерлок Холмс брал
бриллиантовые табакерки.
Только женский страх опоздать на поезд помешал его клиентке выразить
свое мнение на темпераментном чикагском наречии. Однако время поджимало. Она
открыла сумочку и выложила расписку на стол. Слишком поздно ей вспомнилось,
что мистер Александр Твист криво не плюнет. Из-за этой-то крепкой деловой
хватки ему порой и приходилось укрываться в шкафу от чрезмерно взволнованных
посетителей.
С камнем на сердце Долли Моллой мчалась в вагоне к живописному
кентскому поместью Шипли. Быстро крепнущее подозрение, что любимый муж
намерен ее бросить, усиленное мыслью, что на обед - картошка со шпинатом,
свели на нет ее обычную бойкость. В подавленном настроении она вышла на
станцию и, хмуря брови, двинулась с холма к Шипли-холл.
Шипли-холл, вотчина Джорджа, шестого виконта Аффенхемского, взятая в
аренду миссис Корк, стоит на широкой возвышенности среди лесистых холмов -
белый георгианский особняк, окруженный клумбами и газоном. Отсюда
открывается прекрасный вид. Особенно эта местность хороша под июньским
солнцем, а Мыльный Моллой, расхаживавший возле дома, тоже был необычайно
хорош в костюме цвета осенней листвы, красно-желтом галстуке и замшевых
ботинках с темными носами, которые придают мужчине такой убийственный вид.
Увы, это отрадное зрелище не утешило миссис Моллой. Красота природы ее
не тронула, а радость от созерцания красавца-мужа отравила ей миссис Корк,
словно нарочно выбравшая это самое мгновение, чтобы взять ее благоверного
под локоть да еще игриво похлопать по руке. В следующий миг парочка
скрылась, вступив на обсаженную рододендронами дорожку.
Долли осела на ближайший пень и некоторое время пребывала там,
терзаемая горькими мыслями, потом встала и на свинцовых ногах направилась к
себе в комнату. Она чувствовала, что ее страдания перешли предел того, что
может выпасть на долю молодой жены. Однако, отворив дверь, она поняла, что
заблуждалась. Здесь ее ждало новое испытание, и она замерла на пороге,
готовая расплескаться от этой последней капли.
Из-под ночного столика, словно возвышенность в прерии, вздымался
обтянутый штанами зад. Он слегка подрагивал, как терьер в крысиной норе.
В довершение напастей, Кейкбред, дворецкий, снова забрался в ее
комнату.
Несмотря на приятное общество мистера Моллоя, миссис Корк недолго
прогуливалась по дорожке, обсаженной рододендронами. Ее звали иные дела.
Спустя десять минут после того, как миссис Моллой видела ее перед домом, она
уже в своем кабинете разговаривала по телефону.
- Мисс Бенедик!
- Да, миссис Корк? - ответил чарующий голос.
- Мне надо немедленно видеть мистера Трампера.
- Да, миссис Корк, - сказал чарующий голос.
Миссис Корк расправила мощные плечи и утвердилась спиной к пустому
камину - точь-в-точь фронтиспис "Женщины в дебрях", на котором фотограф
запечатлел ее с ружьем в руке, попирающей убитого жирафа.
Тем, кого интересуют убитые жирафы, нет надобности объяснять, кто такая
миссис Уэлсли Корк. Впрочем, хронист льстит себя надеждой, что его будет
читать широкая публика, в том числе, возможно, особы, безразличные к
длинношеим копытным. Ради этих немногих следует представить ему выдающуюся
исследовательницу и охотницу на крупную дичь.
Двенадцать лет назад скончался мистер Уэлсли Корк, оставив ее не у дел,
и вдове пришлось искать новое русло для энергии, которая прежде уходила на
воспитание мужа. Итак, взяв в руки ружье, она отправилась бродить по диким
уголкам Британской Империи. Что бы вы ни говорили о миссис Корк (а тысячи
туземных носильщиком, каждый на своем диалекте, сказали предостаточно),
нельзя отрицать, что ей покорились просторы от пальм до пиний.
Когда сия особа хотела кого-то видеть немедленно, он являлся
немедленно. Она так выдрессировала немногочисленных домочадцев, что они
мчались на зов, словно бегуны в эстафете. Не прошло и трех секунд, как в
комнату испуганно вбежал похожий на креветку человечек - тот самый мистер
Трампер.
Миссис Корк пронзила его острым взглядом, словно антилопу-гну, и без
промедления перешла к делу. Она никогда не тратила времени на преамбулы.
- Ну, Юстэс, вы знаете, зачем я вас вызвала.
Несчастный шумно сглотнул. Все поплыло перед глазами Юстэса Трампера.
Много лет он робко боготворил миссис Корк, как креветкообразные мужчины
боготворят подобного рода женщин, и в тайне надеялся, что преданное служение
хоть немного смягчит ее принципиальность.
- Вы знаете правила. Замеченный в употреблении мяса исключается
немедленно. Дисциплина необходима.
Автор не стыдится признать, что его душа разрывается от жалости к
мистеру Трамперу. Любовь заставила его стать одним из основателей
вегетарианской колонии, однако все Трамперы из поколения в поколение были
доблестными едоками, а Юстэс не постыдил предков и в кругу знакомых особо
славился подвигами на поприще ножа и вилки. В клубе хорошо знали эту его
способность, и, стоило ему показаться на пороге, повар встрепенулся, словно
старый боевой конь при звуке трубы. Когда такой человек три недели
героически питается овощами, а в один прекрасный день оступается и просит
подать бифштекс и пирог с почками, кто посмеет бросить в него камень?
Увы, миссис Корк посмела.
- Дисциплина, - повторила она. - Вам придется уехать.
Последовало молчание. Мистер Трампер возвел к ней молящие глаза и стал
похож на креветку, попавшую в сачок.
- Дайте мне шанс, Кларисса. Вы знаете, как для меня важно быть рядом с
вами. Вы всегда хорошо на меня влияете.
Миссис Корк покачала головой.
- Невозможно, Юстэс. Представьте себе, станет известно, что я оставила
без ответа вопиющее нарушение правил. Что подумает тот же мистер Моллой? Он
нарочно приехал сюда, чтобы изучить нашу колонию, и, если понравится,
P.G.Wodehouse - Money in the Bank (1942)
пер. с английского Е.Доброхотовой-Майковой, 2002 (maikova.wodehouse.ru)
The Russian Wodehouse Society -- http://wodehouse.ru/
---------------------------------------------------
Берту Хаскинсу
с любовью от автора
Мистер Шусмит, известный судебный поверенный, глава адвокатской конторы
Шусмит, Шусмит, Шусмит и т.д., откинулся в кресле и выразил надежду, что
теперь его собеседнику все ясно.
Замечание это сопровождалось тем коротким сухим покашливанием, которое
у поверенных означает конец беседы, и Джеф Миллер очнулся от своих раздумий.
Мистер Шусмит всегда напоминал ему рыбу, и сейчас, пытаясь сообразить, какую
же именно, он позволил себе немного отвлечься.
При этом он, правда, полностью пропустил мимо ушей, что должен говорить
завтра на процессе "Пеннифадер против Тарвина", где ему предстояло выступать
на стороне истца. Собственно за этим он сюда пришел, и собственно это мистер
Шусмит объяснял, когда Джеф перестал слушать. Поэтому он решил ограничиться
понимающим кивком.
- Полагаю, я осветил все пункты?
- Как лампочка.
- Вы согласны, что защита целиком построена на показаниях одного
свидетеля, Лайонела Грина?
- Он - тьфу.
- Собственно, ваша задача - бросить сомнение на его рассказ. Вы должны
сокрушить Грина.
- Сокрушу. Положитесь на меня.
- Печально, но придется, - отвечал мистер Шусмит.
Он вздохнул. Вы скажете, что ему не нравился Джеф, и будете совершенно
правы. У Джефа есть свои поклонники, но Фредерик Шусмит никогда не
принадлежал к их числу. За долгую и успешную карьеру он пережил немало
потрясений, но худшее преподнесла ему единственная дочь, когда, несколько
недель назад, притащила домой этого лоботряса и обычным безапелляционным
тоном объявила, что выходит за него замуж.
Мистер Шусмит пробормотал тогда "о, боже" или другую вежливую фразу, но
и она потребовала немалой выдержки. Ничто в Джефе не вызывало у будущего
тестя желания махать шляпой и приплясывать на цыпочках. Мистеру Шусмиту не
понравились соломенные волосы, буйный нрав и расхлябанное поведение. Вот и
сейчас будущий зять нимало не напоминал идеального юного адвоката,
получающего наказ для первого выступления в суде. Напротив, все его
поведение свидетельствовало о полной безответственности. Мистер Шусмит
слегка жалел Пеннифадера, чью судьбу вверял этому юнцу.
Однако Миртл потребовала, чтобы ее нареченному дали случай снискать
неувядаемую славу (по крайней мере, ту ее крупицу, которую возможно
снискать, выступая на стороне таксиста, подавшего в суд на художника по
интерьерам за удар кулаком в живот), а мистер Шусмит давно понял, что
бессмысленно противиться желаниям Миртл.
Так что теперь он только вздохнул и встал, всем видом показывая, что на
сегодня с него хватит.
- Ладно, - произнес он, изобразив легким сокращением лицевых мускулов
нечто вроде улыбки, - будем надеяться на лучшее.
- В точку, - серьезно согласился Джеф. - Помните, что сказал Хенгист
Хорсе перед сражением или когда там?
Лицо мистера Шусмита выразило удивление. Он не знал, что его новый
компаньон подкован в древнесаксонской истории.
- Э... мм... нет. Так что?
- Хорса, держи хвост пистолетом! До скорого! - произнес Джеф. - До
скорого!
Он вышел из конторы и упругой походкой двинулся на восток. При все
своих моральных изъянах Джеф Миллер был хорошо сложенный, спортивный молодой
человек, не из тех слабаков, что берут такси от здания корпорации
барристеров до Холсикорт, Мейфэр, где он снимал квартирку. Джеф в разное
время защищал честь университета и даже страны на футбольном поле, так что
легко мог бы пройти и больше.
Шагая по улице, он поймал себя на том, что вновь думает о мистере
Шусмите - не о внешности, ибо размышления в конторе завершились выводом, что
будущий тесть похож на треску - но о характере и поведении. Сухарь, бука,
старый зануда, заключил он, из тех, с кем мне никогда не сойтись. Джеф
тщетно пытался придумать хоть один вопрос, на который они с папой Шусмитом
могли бы смотреть одинаково.
Однако вопрос такой был, причем самый животрепещущий. Как мы помним,
мистер Шусмит не одобрял помолвку своей дочери с Джефом. Не одобрял ее и сам
Джеф. Не будет большим преувеличением сказать, что от одной мысли надеть
пиджак, полосатые брюки и направиться с Миртл Шусмит к алтарю, у Джефа
мурашки бежали по коже и возникало такое чувство, будто глотаешь бабочек.
Он до сих пор не вполне ясно понимал, как это стряслось. У него
осталось смутное впечатление, что сам он вообще ни при чем. Похоже, он
что-то сболтнул, а эта жуткая девица вообразила, что ей сделали предложение.
Главное, он решительно не помнил, что такого сморозил. Только что он
беспечно трепался на вечеринке с Миртл Шусмит, а в следующий миг уже с
ужасом слушал о пироге и подружках. Все произошло внезапно, как
землетрясение, торнадо или другое стихийное бедствие.
Впрочем, несмотря на туманные обстоятельства, одно оставалось ясным -
чувство, которое вызывала в нем Миртл, любовью не назовешь.
Любовь, думал Джеф (а он о таких вещах думал) не оставляет у тебя
ощущения, будто ты стоишь на одной ноге, боясь шелохнуться. В школе у них
дважды в неделю проходили уроки физкультуры с элементами строевой
подготовки, которые вел отставной старший сержант - так вот, в присутствии
бравого военрука на него нападала та же нервозная робость, что и теперь
перед Миртл Шусмит, а сказать, что он любил старшего сержанта, значит
погрешить против истины.
С неотступным (свадьбу назначили на пятое июля, сейчас было десятое
июня) чувством, что угодил в капкан, Джеф пересек Беркли-сквер и вступил в
Холси-корт.
Денек выдался отличный, как и положено в июне. В сотнях тысяч домов
барометры, несмотря ни на какие щелчки, упорно показывали "ясно", и синее
небо подтверждало их правоту. Однако в стоячей тинистой заводи, где очутился
Джеф, было сумрачно и серо. Холси-корт никогда нельзя было назвать
солнечным. Его фирменным отличием было иное - запах вареной капусты. Впервые
в жизни Джеф заметил, что ему не нравится этот запах. Он предпочел бы
что-нибудь вроде розы или лаванды.
Такой переменой во вкусах он был обязан мыслям о предстоящем браке,
потому что раньше Холси-корт устраивал его во всех отношениях. Место пусть и
затхлое, но тихое, а это было для Джефа главное. Хотя он и сдал экзамен на
адвоката (потому что так хотел богатый крестный) и готовился заняться
практикой (потому что этого требовала Миртл) в душе он оставался
литератором. Он писал про трупы баронов в роскошных библиотеках, и
монастырская тишь Холси-корт помогала ему творить.
С растущим чувством, что он, словно какой-нибудь шекспировский
персонаж, запутался в силках судеб, Джеф прошел в узкие ворота и свернул
направо, оказавшись таким образом прямо перед домом, на третьем этаже
которого снимал комнату. В квартире его встретила мамаша Болсем, добродушная
толстуха, исполнявшая при Джефе обязанности экономки и заботливой матери.
- А, вот и вы, сэр! - воскликнула мамаша Болсем. Она всякий раз
радовалась ему, словно блудному сыну, и за это Джеф любил ее еще больше. -
Только вы вышли, позвонила мисс Шусмит.
Джеф вздрогнул.
- Она что, в Лондоне?
- Нет, сэр. Она звонила из деревни. Я сказала, что вы пошли к ее отцу,
и она обещала перезвонить. Надеюсь, все прошло хорошо?
- Что прошло?
- Разговор с ее отцом.
- А, да. Вполне. Дайте-ка вспомним, насколько подробно я изложил вам
состояние дела.
- Вы говорили, что, кажется, этот джентльмен предложит вам выступить от
его имени.
- Да, так и вышло. Все улажено. Я выступаю на стороне Эрнста Сирила
Пеннифадера, таксиста, который призывает карающую длань закона на голову
Орло Тарвина, художника по интерьерам, утверждая, что в результате спора о
вознаграждении означенный Тарвин нанес ему удар или толчок, после чего мой
клиент бежал в страхе за свою жизнь. Любопытно, поскольку показывает, что за
робкий, впечатлительный народ таксисты, однако для человека моих дарований
несколько мелковато. Впрочем, надеюсь, изничтожение Грина принесет мне
несколько очков.
- Что-что?
- Похоже, второй художник по интерьеру, некий Лайонел Грин,
присутствовал при упомянутых событиях и утверждает, что инкриминируемый
ответчику удар или толчок был скорее дружеским тычком либо шлепком.
Насколько я понимаю, линия защиты - "Посмеемся и забудем, Дж. Дж. Миллер".
Что ж, посмотрим. Я получил указание сокрушить Лайонела Грина, и сокрушу его
в мелкие дребезги. Я буду, разумеется, сама вежливость - вкрадчивый, учтивый
- но когда я покончу с Грином, собирать будет нечего. Впрочем, какая это все
мерзость! Что мне до мелких ссор между жалкими козявками? Мое место - за
письменным столом. Особенно сейчас, когда у меня родился замысел нового
романа. Такая конфетка должна выйти! Это что, телефон?
- Да, сэр. Мисс Шусмит, наверное.
- Жуть, но вы, вероятно, правы.
Звонила и впрямь мисс Шусмит. Голос ее можно было сразу узнать и по
безупречно четкому выговору, и по властным ноткам. Среди прочих преград на
пути к истинному единению душ была и ее манера говорить с Джефом, словно с
трудным воспитанником.
- Джеффри?
- Да.
- Я звонила раньше, но тебя не было.
- Мамаша Болсем мне сказала.
- Сколько раз я просила не называть миссис Болсем мамашей. Это
некультурно и провоцирует ее на фамильярность. Все в порядке?
- Здесь - да. А у тебя?
- Ты прекрасно понял, о чем я спрашиваю. О папе. Он тебя
проинструктировал?
- Ага.
- Хорошо. Так вот, если ты не выиграешь дело, то сам будешь виноват.
Папа говорит, защита не держится ни на чем.
- Ей бы пригодились ремень или подтяжки.
- Что-что?
- Ничего.
- Ты что-то говорил про подтяжки.
- Не говорил.
- Кому нужны подтяжки?
- Выбрось их из головы. Да, конечно, я выиграю дело. Это будет громкая
победа.
- Ну, надо надеяться на лучшее.
- В точности то же сказал твой отец. Короче, Хорса, держи хвост
пистолетом.
- Что-что?
- Ты говорил про какой-то пистолет.
- Ничего я не говорил. Наверное, линия барахлит.
- Ладно, если ты не выиграешь, я буду очень сердита. Главное, следуй
папиным указаниям. Будь вежлив с судьей. Не мямли. Не ухмыляйся. Ни в коем
случае не говори "э-э". Нет ничего хуже неуверенности. Тщательно подбирай
слова, произноси их ясно и отчетливо. Да, и волосы. Обязательно причешись.
Ах да, я забыла, ты будешь в парике. Ладно. Кажется, все. Я вернусь в Лондон
через две или три недели. До свидания.
- Пока, - отвечал Джеф.
Он положил трубку, подошел к окну и стал смотреть на двор. Природа
создала его жизнерадостным и улыбчивым, но сейчас весь его вид выражал
глубокую подавленность. Внизу, в канаве, воробьи чирикали мадригалы, но Джеф
не испытывал ни малейшего желания подтянуть.
Он не видел на горизонте и тоненького лучика надежды.
Прямо напротив Холси-чемберз, через узкий дворик, стоит Холси-билдингс.
Это ветхая развалюха, отданная под маленькие конторы, чьи владельцы готовы
задыхаться в тесноте ради права писать на визитных карточках волшебное слова
"Мейфэр". В то время, когда начинается наш рассказ, в окне третьего этажа
красовалась табличка "Дж. Шерингем Эдер, частный сыщик".
Наутро после судебного разбирательства "Пеннифадер против Тарвина"
перед входом в Холси-чемберз повернулась и направилась к Холси-билдингс
молодая, вызывающе красивая особа. Ее волосы отливали медью, губы алели, как
вишни, глаза сверкали. Однако не такими глазами смотрит сердце смиренное и
сокрушенное; вряд ли Джон Нокс одобрил бы подобную внешность. Опытный глаз,
не обманываясь привлекательностью, распознал бы в ней нечто, заставляющее
осторожных хозяев убирать подальше ценные безделушки и запирать на ключ
столовое серебро. Звали дамочку Долли Моллой, и она недавно сошлась с неким
мистером Моллоем, биржевым спекулянтом, известным под прозвищем Мыльный.
В Холси-корте, как всегда, пахло капустой, и Долли, девушка утонченная,
воровавшая в магазинах только дорогие духи, брезгливо наморщила носик. С
гримаской недовольства на хорошеньком личике она поднялась по гулкой
каменной лестнице Холси-билдингс и ручкой парасольки (подарок от сети
магазинов "Ярроуз", отдел новинок, полученный, правда, без ведома
владельцев) постучала в стекло двери чуть пониже таблички "Дж. Шерингем
Эдер".
Разумеется, не может такого быть, чтобы живого человека звали Дж.
Шерингем Эдер, и скажем сразу, что господин, обосновавшийся через двор от
Джефа Миллера, на самом деле носил фамилию Твист, а у близких знакомых ходил
под кличкою "Шимп". В тот миг, когда его покой нарушил стук слоновой кости
по стеклу, он сидел за столом, уписывая скудный ланч.
При звуке, возвестившем приход посетителя, он вскочил и подавился
сандвичем. Как все, кто по роду занятий досаждает другим во всякое время
суток, он терпеть не мог, когда его тревожат, не известив заранее о визите.
Слишком часто ему приходилось в подобных случаях прыгать из окна или
прятаться в шкафу. Он даже бросил взгляд на вместительный шифоньер позади
стола и отступил на шаг, но тут дверь открылась, и он увидел, что посетитель
- женщина. Это несколько остудило его тревогу. В следующий миг он узнал
старую знакомую и снова стал самим собой.
- Ну, ну, ну! - вскричал мистер Твист. Он не питал к миссис Моллой
особой привязанности, но облегчение вылилось в почти бурную радость. - Ну,
ну, ну! Какие люди! Проходи, садись, Долли. Найди себе чистый стул.
- Который из них чистый? - заносчиво осведомилась гостья, обозрев
комнату и усаживаясь на край стола. - Слышь, Шимп, давненько мы с тобой не
виделись. А ты не меняешься.
Это, надо сказать, было печальное наблюдение, ибо любая перемена во
внешности пошла бы мистеру Твисту только на пользу. Он был плюгавый
человечек с лицом вороватой мартышки, такой мартышки, которую ее товарки ни
за что не подпустят к своим орехам на расстояние вытянутой руки. Не
довольствуясь этими дарами природы, он добавил к ним нафабренные усы. Тем не
менее, он счел эти слова за комплимент.
- Ничего, стараюсь, - произнес он, накручивая ус на зубочистку. - Как
Мыльный?
- Здоров.
- А ты зачем?
- Ну, проходила мимо, решила, дай загляну. Хотела с тобой
посоветоваться. Да, год назад ты взял у Мыльного пятерку и больше не
появлялся. Я заодно ее заберу.
- В жизни не брал у него пятерки.
- У меня в сумочке расписка.
- Я все вернул. Точно вернул. Теперь вспомнил. Как сейчас вижу эту
пятерку.
- Больше не увидишь.
Мистер Твист на мгновение опешил, но лишь на мгновение. Он умел быстро
оправляться от ударов судьбы.
- Ладно, об этом потом, - сказал он. - Так о чем ты хотела
посоветоваться?
- Беспокоюсь я малость.
- Насчет Мыльного.
- Ага.
- Не надо было жениться, - произнес мистер Твист, стойкий холостяк. -
Так что стряслось? Опять за кем-то приударил?
- Вот это я и хотела бы узнать.
- Приударил, ясное дело. Бабник известный.
- Я бы попросила не называть так моего мужа.
- А как его еще называть? - искренне растерялся Шимп. Его отношения с
отсутствующим мистером Моллоем были скорее долгими, чем дружескими. Он не
мог забыть множество случаев, когда мистер Моллой обставлял его в то самое
время, когда он собирался обставить мистера Моллоя. - Бабник он бабник и
есть.
Миссис Моллой прикусила алую губку, но сдержала вертевшееся на языке
гневное словцо. При всех недостатках мистера Шимпа Твиста (а никто не знал
их лучше миссис Моллой), это был человек сведущий и разумный, она же - чужая
в чужой стране, где молодой супруге не с кем поделиться тревогами, которые,
подобно спартанской лисице, терзали ее грудь. В родном Чикаго она могла бы
поведать их доброй сотне Солонов, и те бы обязательно что-нибудь
присоветовали. Она могла бы даже обратиться к Дороти Дикс. Однако здесь -
Англия, а все ее советчики и доброжелатели дома, вероятно - за решеткой. За
исключением, разумеется, мисс Дикс.
- Так что он?
- Да все эта грымза. Не нравится мне, как он себя ведет.
- Что за грымза?
- Грымза, с которой он треплется в розарии.
- Он водит ее в розарий? А где это?
- В Шипли-холле. Это в Кенте, мы там сейчас живем. Он водит ее в
розарий, а она втыкает благоуханные бутоны ему в петлицу.
Мистер Твист не поверил.
- Втыкает благоуханные бутоны Мыльному в петлицу?
- Да.
- Мыльному?!
- Ему самому.
- Наверное, рехнулась.
И вновь миссис Моллой прикусила губу, напоминая себе, как сильно
нуждается в совете.
- Дважды я их за этим застукала, - продолжала она, - и очень мне его
рожа не понравилась. Такая масляная. Ее фамилия Корк, - добавила миссис
Моллой скорбно, словно привела отягчающее обстоятельство. - Миссис Уэлсли
Корк. Мыльный где-то с ней познакомился, и она рассказала про свое заведение
в поместье. Поместье она арендует у какого-то лорда. Мыльный сказал, надо
туда ехать. Вегетарианский пансион. Ешь овощи, глубоко дышишь и водишь
хороводы. Вроде как жутко полезно для души.
Мистер Твист кивнул.
- Знаю. Называется йога.
- Знаешь, и на здоровье.
- Сейчас ей многие занялись.
- Да и черт бы с ними, а меня то за что? Я уж люблю пожрать, так
пожрать. Еще немного, начну вырезать бумажных куколок и втыкать солому в
волосы. Дворецкий уже рехнулся.
- Я сам иногда подумываю, не затеять ли такое дельце, - задумчиво
произнес мистер Твист. - Выгодная штуковина. Ладно, расскажи еще. Мыльный
тоже водит хороводы?
- Еще как!
- Чтоб ему ногу подвернуть. Да, насчет дворецкого: говоришь, рехнулся,
бедолага?
- Или рехнулся или сразу был с приветом. Может идти прямиком в дурку,
никто не удивится. Бродит по всему дому, как ушибленный, глаза стеклянные,
словно ему что привиделось. Да, только вообрази: вчера застаю его у себя в
комнате, он роется под ночным столиком.
Мистер Твист согласился, что это, мягко говоря, чересчур, и добавил,
что никогда не видел сумасшедшего дворецкого.
- Ладно, - сказала Молли, - я не о нем пришла говорить. Что делать с
Мыльным и грымзой? Только быстрее. У меня поезд уходит.
Мистер Твист вынес вердикт без колебаний. Он мало верил людям, а уж
Мыльному - особенно.
- Бери ноги в руки и выводи его на чистую воду, - сказал он.
- Ты так думаешь?
- Думаю. Это твой муж, и он дурно с тобой поступает.
Долли мрачно кивнула. Он лишь подтвердил ее собственные мысли.
- Вот и я чувствую. Эта Корк - богатая вдова. Денег - куры не клюют.
Что помешает Мыльному бросить меня и закрутить с ней? Ему ее охмурить - пара
пустяков. Уж больно он хорош собой, прямо страсть, - произнесла Долли с
печальной гордостью. - И возраст у него как раз самый опасный. Румянец еще,
как у школьницы, а годы уже те, когда устаешь от работы и начинаешь
приглядывать богатую женушку.
- Смотри в оба и, если что заприметишь, хватай его за горло.
- Так ты не считаешь, что это просто из вежливости к хозяйке?
- Не считаю.
- Я тоже, - горестно согласилась Долли. Она встала и взглянула на
хорошенькие часики, принадлежавшие одному модному ювелиру с Бонд-стрит и
перешедшие к ней совсем недавно (ювелир, возможно, еще не узнал о своей
щедрости). - Ладно, я побежала, а то на поезд опоздаю. Приятно было
повидаться.
- Заходи, как будешь в наших краях. С тебя пятерка.
- За что?!
- За профессиональный совет. Давай расписку, и мы квиты.
Долли Моллой затрепетала, как раненая лань.
- Пятерку за паршивые полтора слова, когда я и так почти все решила
сама!
- Мы, консультанты с Мейфэр, обходимся дорого, - примирительно произнес
мистер Твист. - Кстати, ты еще легко отделалась. Шерлок Холмс брал
бриллиантовые табакерки.
Только женский страх опоздать на поезд помешал его клиентке выразить
свое мнение на темпераментном чикагском наречии. Однако время поджимало. Она
открыла сумочку и выложила расписку на стол. Слишком поздно ей вспомнилось,
что мистер Александр Твист криво не плюнет. Из-за этой-то крепкой деловой
хватки ему порой и приходилось укрываться в шкафу от чрезмерно взволнованных
посетителей.
С камнем на сердце Долли Моллой мчалась в вагоне к живописному
кентскому поместью Шипли. Быстро крепнущее подозрение, что любимый муж
намерен ее бросить, усиленное мыслью, что на обед - картошка со шпинатом,
свели на нет ее обычную бойкость. В подавленном настроении она вышла на
станцию и, хмуря брови, двинулась с холма к Шипли-холл.
Шипли-холл, вотчина Джорджа, шестого виконта Аффенхемского, взятая в
аренду миссис Корк, стоит на широкой возвышенности среди лесистых холмов -
белый георгианский особняк, окруженный клумбами и газоном. Отсюда
открывается прекрасный вид. Особенно эта местность хороша под июньским
солнцем, а Мыльный Моллой, расхаживавший возле дома, тоже был необычайно
хорош в костюме цвета осенней листвы, красно-желтом галстуке и замшевых
ботинках с темными носами, которые придают мужчине такой убийственный вид.
Увы, это отрадное зрелище не утешило миссис Моллой. Красота природы ее
не тронула, а радость от созерцания красавца-мужа отравила ей миссис Корк,
словно нарочно выбравшая это самое мгновение, чтобы взять ее благоверного
под локоть да еще игриво похлопать по руке. В следующий миг парочка
скрылась, вступив на обсаженную рододендронами дорожку.
Долли осела на ближайший пень и некоторое время пребывала там,
терзаемая горькими мыслями, потом встала и на свинцовых ногах направилась к
себе в комнату. Она чувствовала, что ее страдания перешли предел того, что
может выпасть на долю молодой жены. Однако, отворив дверь, она поняла, что
заблуждалась. Здесь ее ждало новое испытание, и она замерла на пороге,
готовая расплескаться от этой последней капли.
Из-под ночного столика, словно возвышенность в прерии, вздымался
обтянутый штанами зад. Он слегка подрагивал, как терьер в крысиной норе.
В довершение напастей, Кейкбред, дворецкий, снова забрался в ее
комнату.
Несмотря на приятное общество мистера Моллоя, миссис Корк недолго
прогуливалась по дорожке, обсаженной рододендронами. Ее звали иные дела.
Спустя десять минут после того, как миссис Моллой видела ее перед домом, она
уже в своем кабинете разговаривала по телефону.
- Мисс Бенедик!
- Да, миссис Корк? - ответил чарующий голос.
- Мне надо немедленно видеть мистера Трампера.
- Да, миссис Корк, - сказал чарующий голос.
Миссис Корк расправила мощные плечи и утвердилась спиной к пустому
камину - точь-в-точь фронтиспис "Женщины в дебрях", на котором фотограф
запечатлел ее с ружьем в руке, попирающей убитого жирафа.
Тем, кого интересуют убитые жирафы, нет надобности объяснять, кто такая
миссис Уэлсли Корк. Впрочем, хронист льстит себя надеждой, что его будет
читать широкая публика, в том числе, возможно, особы, безразличные к
длинношеим копытным. Ради этих немногих следует представить ему выдающуюся
исследовательницу и охотницу на крупную дичь.
Двенадцать лет назад скончался мистер Уэлсли Корк, оставив ее не у дел,
и вдове пришлось искать новое русло для энергии, которая прежде уходила на
воспитание мужа. Итак, взяв в руки ружье, она отправилась бродить по диким
уголкам Британской Империи. Что бы вы ни говорили о миссис Корк (а тысячи
туземных носильщиком, каждый на своем диалекте, сказали предостаточно),
нельзя отрицать, что ей покорились просторы от пальм до пиний.
Когда сия особа хотела кого-то видеть немедленно, он являлся
немедленно. Она так выдрессировала немногочисленных домочадцев, что они
мчались на зов, словно бегуны в эстафете. Не прошло и трех секунд, как в
комнату испуганно вбежал похожий на креветку человечек - тот самый мистер
Трампер.
Миссис Корк пронзила его острым взглядом, словно антилопу-гну, и без
промедления перешла к делу. Она никогда не тратила времени на преамбулы.
- Ну, Юстэс, вы знаете, зачем я вас вызвала.
Несчастный шумно сглотнул. Все поплыло перед глазами Юстэса Трампера.
Много лет он робко боготворил миссис Корк, как креветкообразные мужчины
боготворят подобного рода женщин, и в тайне надеялся, что преданное служение
хоть немного смягчит ее принципиальность.
- Вы знаете правила. Замеченный в употреблении мяса исключается
немедленно. Дисциплина необходима.
Автор не стыдится признать, что его душа разрывается от жалости к
мистеру Трамперу. Любовь заставила его стать одним из основателей
вегетарианской колонии, однако все Трамперы из поколения в поколение были
доблестными едоками, а Юстэс не постыдил предков и в кругу знакомых особо
славился подвигами на поприще ножа и вилки. В клубе хорошо знали эту его
способность, и, стоило ему показаться на пороге, повар встрепенулся, словно
старый боевой конь при звуке трубы. Когда такой человек три недели
героически питается овощами, а в один прекрасный день оступается и просит
подать бифштекс и пирог с почками, кто посмеет бросить в него камень?
Увы, миссис Корк посмела.
- Дисциплина, - повторила она. - Вам придется уехать.
Последовало молчание. Мистер Трампер возвел к ней молящие глаза и стал
похож на креветку, попавшую в сачок.
- Дайте мне шанс, Кларисса. Вы знаете, как для меня важно быть рядом с
вами. Вы всегда хорошо на меня влияете.
Миссис Корк покачала головой.
- Невозможно, Юстэс. Представьте себе, станет известно, что я оставила
без ответа вопиющее нарушение правил. Что подумает тот же мистер Моллой? Он
нарочно приехал сюда, чтобы изучить нашу колонию, и, если понравится,