Вудивисс Кэтлин. Ускользающее пламя

   Мистер Оукс был занят делом, которое давно возбуждало любопытство Серинис. Желая поближе познакомиться с прибором, над которым колдовал помощник капитана, Серинис бесшумно прошлась по палубе, остановилась рядом с мистером Оуксом и терпеливо дождалась, когда он отставит прибор.
   — Это секстант? — спросила Серинис, указывая на металлическое сооружение, с виду напоминавшее треугольник с изогнутым основанием и несколькими хитроумными приспособлениями.
   — Да. — Удивленный ее познаниями, Оукс подвинул прибор поближе к Серинис. — С помощью секстанта и хронометра матрос может проложить какой угодно курс.
   — Не могли бы вы объяснить, как это делается?
   — Позвольте, я покажу вам, мэм. Видите ли, надо просто смотреть вот сюда, в телескоп… — он постучал по прибору указательным пальцем, — …направляя его на какое-нибудь небесное светило, в данном случае — на Луну, еще заметную на утреннем небе. — Встав за спиной Серинис, помощник протянул руку, чтобы настроить прибор, а затем придвинулся чуть ближе к ее плечу, чтобы уточнить настройку. — Затем мы измеряем угол между небесным светилом и горизонтом. По этому углу, сверяясь с таблицами в специальных книгах, моряк способен за считанные минуты вычислить широту, на которой находится корабль.
   Серинис увлеклась, рассматривая в телескоп Луну. В утреннем свете она была едва видна, но Серинис удалось различить смутные пятна на ее поверхности.
   — Поразительно, мистер Оукс! Вот уж не думала, что можно разглядеть Луну!
   — До того, как был изобретен секстант, морякам приходилось довольствоваться астролябией, позволявшей ориентироваться по солнцу, а в пасмурные дни это невозможно. И кроме того, через несколько лет плаваний штурманы обычно слепли.
   Опустив секстант, Серинис с волнением обернулась к помощнику:
   — Можно считать, что вам повезло — ведь в вашем распоряжении оказался более удобный прибор.
   — Вы правы, мадам. А теперь я покажу вам, как вычислять угол…
   Он погрузился в объяснения, а Серинис вдруг насторожилась. Всего минуту назад ее вниманием полностью завладел секстант, а теперь она забыла обо всем, кроме своего бьющегося сердца и ощущения близости Бо.
   Он возвестил о своем приходе мрачным вопросом:
   — Чем это вы заняты, мистер Оукс?
   Помощник напрягся и, опустив руки по швам, отступил от Серинис.
   — Прошу прощения, капитан, но ваша жена… то есть миссис Бирмингем пожелала узнать, как пользоваться секстантом, — сбивчиво объяснил он.
   — Ясно. — Бо окинул взглядом обоих. Ветер взъерошил его смоляные волосы. Под немигающим взглядом Бо Серинис и ее собеседник почувствовали себя неловко.
   Серинис искренне сожалела о том, что по ее вине помощник оказался в подобном положении и навлек на себя несправедливый гнев мужа.
   — Мне не следовало отвлекать мистера Оукса от работы, капитан. Больше такого не повторится.
   Бо обратился к своему помощнику:
   — Вы уже закончили объяснения, мистер Оукс? Стивен Оукс смущенно переступил с ноги на ногу, прижимая к груди секстант.
   — Я показывал миссис Бирмингем, как вычислять угол, сэр, но еще не успел…
   — Тогда продолжайте, мистер Оукс, — приказал Бо, усмехнувшись. — Лучше вас этого никто не объяснит.
   — Благодарю вас, сэр, — с облегчением пробормотал помощник.
   Серинис с недоумением смотрела вслед уходящему мужу. Неужели Бо Бирмингем решил напугать их без всякой причины, просто из озорства? Похоже, в душе он по-прежнему остался мальчишкой, который в прежние годы любил беззлобно поддразнивать ее.
   Серинис поспешно извинилась перед помощником.
   — Прошу простить меня, мистер Оукс, я должна поговорить с мужем.
   Оставив его, она быстро прошлась по палубе и нагнала Бо. Заметив ее рядом, он не скрыл удивления. Серинис ответила ему очаровательной проказливой улыбкой.
   — Остались довольны, капитан?
   — Что вы имеете в виду, мадам?
   — Вы знаете. Мы знакомы так давно, что я успела изучить ваши привычки. Вы намеренно смутили беднягу Оукса, сделав вид, что ревнуете…
   Бо прищурился, переведя взгляд на сгущающиеся над головами тучи.
   — Я и вправду ревную.
   Услышав искреннее признание, Серинис оторопела и не нашлась с ответом.
   — Я ревную к любому мужчине, который отнимает хотя бы минуту вашего времени, потому, что эту минуту вы проводите не со мной. Я сам мог бы показать вам секстант и объяснить, как он устроен, но с тех пор, как мы покинули Лондон, вы избегаете меня, точно зачумленного, соглашаетесь зайти ко мне в каюту лишь в том случае, если, кроме вас, в ней окажутся другие. Сказать по правде, мадам, вы оберегаете свою добродетель более искусно, чем это сделал бы пояс верности.
   Серинис расстроилась. Верно, она избегала Бо, но что она могла предпринять, если с каждой минутой, проведенной с ним наедине, она неотвратимо приближалась к его постели?
   — Вам известно, почему я не рискую бывать в вашей каюте.
   Бо тяжело вздохнул, утомленный спорами, и посмотрел на море:
   — Надвигается шторм.
   Неожиданная смена темы озадачила Серинис, но она была благодарна собеседнику, который вновь вывел ее на твердую почву.
   — Откуда вы знаете?
   Подойдя поближе к борту, Бо поманил ее к себе и указал на серую клубящуюся массу волн:
   — Вчера море было таким же неспокойным? Поглядев на волны с пенными гребнями, Серинис отрицательно покачала головой.
   — А ветер? Вы заметили разницу?
   — Ветер переменился.
   Бо кивнул, довольный ее наблюдательностью.
   — И может перемениться вновь. — Заметив внезапное беспокойство Серинис, он улыбнулся. — Беспокоиться не о чем, дорогая. «Смельчак» не раз попадал в шторм и оставался невредимым.
   — Но в плохую погоду мне не увидеть горизонт, — грустно возразила Серинис, искоса поглядывая на виднеющуюся вдали линию.
   Бо расхохотался, запрокинув голову. Положив ладони на плечи Серинис, он привлек ее к себе.
   — В таком случае вам будет лучше вернуться в мою каюту, мадам: обещаю, даже в самый жестокий шторм я найду вам предмет для наблюдений и помогу отвлечься — настолько, что вы и не вспомните о буре!
   — Как не стыдно, Бо! — задохнулась Серинис.
   — Чего мне стыдиться? Кто услышит нас при таком ветре?
   — Наверное, никто, но это еще не значит, что вам все позволено. Не забывайте: через несколько недель нам придется расстаться.
   — Об этом мы подумаем, когда придет время, мадам. А пока вы моя жена, и поскольку не позволяете развлечь вас, как подобает мужу, придется терпеть мои скверные шутки, ибо я не вижу другого способа отомстить.
   Притворно надувшись, Серинис попыталась высвободиться, но Бо крепче взял ее за плечи и прошептал:
   — Стойте смирно, иначе пожалеете.
   Уткнувшись лицом в его шею, Серинис затихла. Она радовалась тому, что он не видит ее пылающего лица. Хотя ей нравилось сознавать, что ее близость оказывает столь сильное воздействие на Бо даже в присутствии посторонних людей.
   Прошла бесконечная минута, прежде чем муж наконец разжал пальцы и провел по ее руке от плеча до кончиков пальцев. Серинис поспешила к себе в каюту. Бо смотрел ей вслед, признаваясь себе в новом чувстве к девушке, к которой он привык относиться по-братски.
 
   Море забурлило, небо затянула темно-серая пелена. От одного вида вздымающихся волн у Серинис начиналась тошнота. Низкие тучи сгустились, заслонив солнце, резкий ветер унес тепло. Дождь хлестал по палубе, бил по лицам и рукам, а чуть позднее корабль окутала зловещая ночная мгла.
   Серинис удалилась к себе, в одиночестве поужинала и легла в постель. Обстановка каюты помощника давно вызывала раздражение и крепнущее желание убежать в уютную каюту капитана, расположенную по соседству. Впрочем, Серинис сомневалась, что Бо сейчас находится там: большую часть дня он проводил на палубе, к тому же она не слышала знакомого поскрипывания половиц, возвещающего о том, что он вернулся. Нет, нельзя давать себе волю, иначе она забудет обо всех доводах рассудка, будет ждать Бо и станет жертвой его чарующих синих глаз.
   Серинис провела в своей девственной каюте всю ночь, а с наступлением утра все вокруг внезапно изменилось, корабль раскачивало бунтующее море. Призрачная, желтовато-серая мгла повисла над ним. Все вокруг словно окутал погребальный саван. Серинис опасалась, что это предвещает самое страшное.
   — На этот раз нас изрядно потреплет, мэм, — взволнованно объявил Билли, принесший поднос с завтраком. — Так сказал капитан.
   У Серинис вырвался прерывистый вздох, и в слабом проблеске надежды она спросила:
   — А прежде он когда-нибудь ошибался, Билли?
   — Капитан? — На мгновение юнга задумался. — Что вы, мэм, никогда! Он знает море как свои…
   — Пять пальцев, — мрачно закончила Серинис и застонала, отодвигая поднос. Наверняка ее страх перед штормом вызван прежде всего воспоминаниями о буре, унесшей жизнь ее родителей. Она надеялась лишь на то, что шторм будет не столь силен.
   — Кажется, меня вновь начинает тошнить…
   — Поешьте, мэм, прошу вас, — взмолился Билли. — Иначе мне придется доложить капитану, а он сейчас занят. И потом он попросил меня проводить вас на палубу, если вы согласитесь, — когда шторм разыграется вовсю, выйти будет уже нельзя.
   Серинис кивнула и, закутавшись в плащ, последовала за юнгой. Едва она ступила на палубу, как ветер подхватил ее одежду и хлестнул по лицу. Волны упрямо бились о борта судна. «Смельчак» скользил между перекатывающихся серых водяных валов, накреняясь, когда очередная волна проходила под днищем. Серинис пошатнулась, и ее глаза расширились от изумления и ужаса: палуба вдруг стала уходить из-под ног. Поперек нее были натянуты веревки, и хотя никто из матросов еще не пользовался ими, Серинис не была уверена в том, что сумеет стоять без поддержки. Крепко схватившись за веревку, она огляделась. Теперь корабль казался ей невероятно маленьким, не более чем щепкой по сравнению с безбрежным океаном.
   Невольно она поискала взглядом Бо и увидела, что он опять беседует со старшим рулевым. Оба смотрели на море, держась спокойно и сосредоточенно. Бо был одет в толстый матросский свитер и фуражку, под которую он убрал растрепанные ветром волосы. Внезапно он повернулся лицом к ветру и расхохотался, словно наслаждаясь штормом.
   Изумленная спокойствием, с которым мужчины встречали приближающуюся опасность, Серинис осмотрелась и решила, что с нее довольно. Теперь сравнительно тихая каюта помощника казалась ей желанным убежищем.
   Шторм продолжался всю ночь и на следующее утро, впрочем, почти неотличимое от ночи. Мгла скрывала из виду все вокруг, даже верхушки мачт. Казалось, весь мир за пределами корабля перестал существовать, осталась лишь буря, которая подобно демону стремилась отомстить суденышку, рискнувшему переплыть океан.
   Через два дня ранним утром внезапный стук в коридоре разбудил Серинис. Вслед за стуком послышалось сдавленное проклятие, от которого у девушки замерло сердце. Спрыгнув с койки, она распахнула дверь и увидела Бо, неверным шагом бредущего по коридору к своей каюте. Он стаскивал плащ, судя по всему бесполезный, ибо его одежда промокла насквозь, с нее струями лилась вода. Даже издалека Серинис видела, что Бо неудержимо дрожит от холода.
   Распахнув дверь каюты, он ввалился внгутрь, не удосужившись закрыть ее за собой, отбросил плащ и фуражку, и начал стаскивать свитер и рубашку с длинным рукавом, надетую под него. Войдя в каюту следом за Бо, Серинис закрыла за собой дверь и поспешила к шкафу. Бо оглянулся, привлеченный шумом шагов, окинул быстрым взглядом ее ночную рубашку, ту самую, которая была на ней во время болезни. Увы, на сей раз он не ощущал в себе ни сил, ни желания любоваться прелестями жены.
   — Лучше вернитесь в постель, мадам, пока не замерзли, — стуча зубами, посоветовал он и принялся расстегивать брюки непослушными пальцами. Даже в России он не мерз так, как сейчас. — Если останетесь здесь, вашей девичьей скромности предстоит тяжкое испытание.
   — Вы же заботились обо мне, когда я нуждалась в помощи, — деловито возразила Серинис, вынимая из шкафа полотенца и одеяло. — Неужели так трудно позволить мне отплатить за услугу? И потом я видела все, что позволено видеть жене.
   — Верно, — согласился Бо.
   Рухнув на край кровати, он попытался стащить сапоги, но со вздохом изнеможения отказался от своих намерений и упал на кровать, раскинув руки. Серинис мгновенно опустилась на колени перед ним, сняла обувь и брюки.
   Глаза Бо были закрыты, но веки дрогнули, когда Серинис принялась старательно растирать его тело сухими полотенцами. Его изумила неожиданная смелость молодой жены, рискнувшей коснуться самых интимных частей тела. При других обстоятельствах он достойно ответил бы на такую заботу, но сейчас был в состоянии только попросить тарелку горячего супа.
   — Я позову Билли и попрошу подогреть суп, как только уложу вас под одеяло, — заверила Серинис, вытаскивая из — под Бо пуховое одеяло. Через несколько минут он повернулся на бок, и Серинис заботливо укрыла его. Накинув знакомый халат, она подпоясалась, вышла из каюты, разыскала Билли и отдала необходимые распоряжения.
   Вскоре Серинис вернулась в каюту и поспешила притушить лампы, зажженные перед приходом Бо. Муж не шевелился, следя за каждым ее движением затуманенными глазами. Когда принесли суп, Серинис подложила еще одну подушку под голову Бо и принялась кормить его, но от усталости у него слипались глаза.
   Решив остаться в его каюте, Серинис расстелила одеяло на полу рядом с кроватью, но Бо протестующе застонал и попытался отодвинуться.
   — Ложись рядом, — умоляюще пробормотал он и с тяжелым вздохом вновь закрыл глаза.
   Спать на жестком полу не очень-то приятно, рассудила Серинис, забираясь под одеяло в узком пространстве между мужем и стеной. Прижавшись к спине мужа, она обняла его за талию, положила ладонь на его грудь. Бо ощупью нашел ее руку и сжал.
   Через минуту Серинис услышала размеренное дыхание — Бо уснул. С улыбкой она потерлась носом о его мускулистую спину, придвинулась еще ближе и поудобнее положила голову.
   Но вскоре Бо пришлось покинуть уютную кровать и спящую жену: битва с морем требовала его присутствия на палубе. Матросы сменялись каждые шесть часов, а он выстаивал по нескольку вахт подряд, доводя себя до изнеможения. Время от времени ему все же приходилось спускаться в каюту, и каждый раз рядом оказывалась Серинис — помогала ему избавиться от мокрой одежды и оказывала множество других услуг, о которых Бо даже не пришло бы в голову просить ее. В душе он досадовал на то, что усталость мешала ему насладиться прикосновениями ее разгоряченного тела в краткие часы сна.
   Наконец ярость шторма иссякла, и море начало постепенно успокаиваться. Все паруса спустили, чтобы поймать попутный ветер, и корабль вновь величаво заскользил по волнам. Не скрывая облегчения, матросы с улыбками переглядывались, с воодушевлением управляя судном.
   Но радость Серинис была омрачена: Бо никак не мог оправиться от усталости. Временами его лицо пылало, иногда казалось бледным и осунувшимся. Его движения стали напряженными и вялыми, словно ему требовалось немало усилий для того, чтобы пройти от кровати к креслу или подняться на палубу. Серинис издалека видела, как он перебросился парой слов с мистером Оуксом, и тот озабоченно нахмурился. Вскоре Бо спустился в каюту.
   Обычно днем капитан находился на палубе, но на этот раз не появился даже к смене вечерней вахты. Серинис встревожилась, и, хотя ей не хотелось нарушать его покой теперь, когда угроза миновала, она решила убедиться, что с мужем все в порядке, — хотя бы для собственного спокойствия.
   Дверь капитанской каюты была закрыта, изнутри не слышалось ни звука. Серинис, помедлив минуту у порога, негромко постучала. Не дождавшись ответа, она приоткрыла дверь и увидела, что обнаженный Бо лежит на кровати поверх одеяла, прикрыв ладонью глаза.
   — Бо! — неуверенно позвала она, подходя к постели.
   Он молчал. Серинис протянула руку и коснулась его щеки. Изменив своим привычкам, Бо не брился со вчерашнего утра, но гораздо сильнее Серинис встревожило то, что он весь горел.
   Не мешкая, она принялась за работу. Приказав Билли принести ведро воды и чистые полотенца, она успокоила юнгу, заверив, что сумеет позаботиться о капитане. Филиппу было поручено приготовить бульон и целебный чай, рецептом которого он поделился, пока Серинис рисовала его.
   К тому времени как она вернулась в каюту, Бо начал что-то бессвязно бормотать. Со странным выражением лица он уставился на Серинис, когда она присела рядом и попыталась заставить его выпить воды. Словно испугавшись демонов ада, он вдруг дико замахал рукой, выбив чашку из пальцев Серинис. Она едва успела пригнуться, чтобы избежать удара, но тут же взяла себя в руки и положила на лоб Бо влажное полотенце. Смочив второе полотенце, она принялась обтирать его шею и тело в надежде облегчить жар, не переставая успокаивать его ласковыми словами. Бо бредил, и Серинис поняла, что в любую минуту он способен вскочить и опрокинуть ее резким ударом.
   Унять жар с помощью обтираний не удалось, и Серинис решила сменить тактику. Плеснув прохладной воды на грудь Бо, она положила поверх нее влажное полотенце. Второе она повязала на бедрах Бо вроде набедренной повязки, хотя его нагота уже перестала смущать ее. Она была слишком встревожена, чтобы думать о скромности, и желала только, чтобы Бо скорее поправился.
   Прошло совсем немного времени, прежде чем прохладные компрессы согрелись, и Серинис сменила их. Когда она клала холодное полотенце на лоб мужа, он вдруг резко втянул ртом воздух и уставился на нее широко открытыми глазами. Серинис не представляла, узнал ли он ее, но внезапно обе ее руки оказались в тисках его пальцев. С напряженной улыбкой он привлек ее к себе.
   — Ты нужна мне…
   — Да, я знаю. — Серинис попыталась высвободиться. Она сумела положить полотенце на лоб Бо, но в ту же минуту его большая ладонь подхватила ее грудь. — Веди себя как следует, любимый. Ты же болен, — упрекнула она, приглаживая волосы на его висках. — Мы поговорим обо всем потом, когда тебе станет легче.
   — Не пугайся, дорогая, — хрипло прошептал Бо, — я не обижу тебя.
   — Ты болен, — повторила она, пытаясь отвлечь его от лихорадочного возбуждения. — Ты должен заснуть. Лежи спокойно.
   Натянутая ткань ее платья разорвалась, обнажив полушария груди, прикрытой прозрачным бельем.
   — Посмотри, что ты натворил!
   — Ты прекрасна, — простонал Бо, касаясь просвечивающих сквозь ткань холмов.
   Серинис решила, что придется держаться от больного мужа на расстоянии — по крайней мере до тех пор, пока он не погрузится в забытье. Запахнув на груди платье, она ускользнула в свою каюту, переоделась в ночную рубашку и халат и вернулась к мужу.
   Бо лежал, отвернувшись лицом к стене, судорожно подергивая руками и ногами: очевидно, во сне он вел поединок с более опасным соперником, нежели Серинис. Он бормотал что-то о Майорке, об угрозе кораблю, драке, матросах, которых надо освободить…
   Следующие два дня стали для Серинис невыносимой мукой. Иногда Бо узнавал ее и вспоминал, что находится в собственной каюте. Он послушно глотал бульон и умывался, но затем вновь поднимался жар, и он начинал метаться и бредить. Мистер Оукс и Билли пытались уговорить Серинис хоть немного отдохнуть, поручив Бо их заботам, но она отказывалась наотрез. Ей и в голову не приходило оставить Бо хотя бы на короткое время. Она перенесла свою одежду к нему в каюту, глотала принесенную еду, не чувствуя вкуса, и терпеливо сидела у кровати, словно мать, ухаживающая за ребенком. Спала она рядом с мужем, зная, что, лежа возле него, сразу заметит перемену в состоянии Бо.
   Командование кораблем перешло к Стивену Оуксу, который часто навещал капитана, желая узнать, не миновал ли кризис. Билли Тодд постоянно дежурил у каюты, с его лица не сходила тревога. Хотя корабль находился в надежных руках и никто из матросов не думал бунтовать, на борту воцарилась напряженная и тягостная атмосфера. Филипп изводился от беспокойства, старший рулевой то и дело расспрашивал мистера Оукса о здоровье капитана. Когда Серинис сталкивалась с ним, старший рулевой не упускал случая выразить свою преданность капитану и осведомиться о том, не идет ли дело на поправку. Он предложил помощь, но Серинис вежливо отказалась, заверив, что самой лучшей помощью с его стороны будет управление кораблем.
   Серинис приходилось почти силой вливать мужу в рот воду или бульон. Когда он пытался отвернуться, Серинис не упускала случая повторить его собственные слова: «Капитан Бирмингем, вы стали худым, как скелет кошки. Немедленно пейте!»
   Смущение, которое она некогда испытывала при виде его обнаженного тела, исчезло: слишком часто Серинис приходилось обмывать мужа и помогать ему справлять естественные надобности. Она по-прежнему оставалась девственницей, но лишилась наивности и привыкла прикасаться к телу мужа, не краснея и не испытывая ни малейшего стыда. Несмотря на болезнь, ее прикосновения вызывали у Бо более чем бурную реакцию. Он был слишком слаб, чтобы подниматься в постели, поэтому Серинис подносила ему ночную посудину и с проворством опытной сиделки уносила ее, оставляя за дверью.
   — Мне мог бы помочь юнга, — заявил однажды Бо, стыдясь своей слабости.
   Улыбнувшись ему, Серинис ласково объяснила:
   — Я поклялась заботиться о вас в болезни и в здравии, дорогой.
   — Вы решили окончательно измучить меня? — простонал Бо.
   — Ни в коем случае, дорогой. Я хочу позаботиться о вас — мне не хочется остаться вдовой через месяц после свадьбы, — пошутила Серинис, ополаскивая руки.
   — Жаль, что вам пришлось видеть меня таким, — произнес он, щупая заросшие щетиной щеки. Дело обстояло отнюдь не плохо: Серинис уже научилась брить его. Но болезнь утомила Бо, а неусыпные заботы Серинис смущали его.
   Она вернулась к кровати и разложила чистые простыни, готовясь перестелить постель.
   — Мы поменялись ролями — разве это не справедливо, капитан?
   Бо нахмурился:
   — Вы нарочно дразните меня, зная, что я слишком слаб и не могу ответить.
   Серинис прищурилась:
   — А что бы вы предприняли, будь у вас побольше сил, сэр?
   Если бы Бо не мешали подложенные под голову высокие подушки, он опустил бы голову. Несмотря на неполную ясность мыслей, он уловил в словах Серинис недвусмысленное приглашение.
   — Берегитесь, мадам! Эта несносная слабость будет мешать мне не всю жизнь.
   — Странно… Мне казалось, она вам ничуть не мешает. — Серинис взглянула на Бо в упор, напоминая о том, что всего минуту назад, когда она обтирала его тело, его мужское достоинство вздыбилось под ее рукой.
   — Я говорю о другом… о том, что мне недостает сил, — сбивчиво объяснил Бо. — А та часть моего тела, на которую вы намекаете, восстала бы при виде вас, даже если бы я был готов испустить дух. Но вы, несомненно, считаете, что вам ничто не угрожает, иначе не стали бы подтрунивать надо мной.
   — Я и не пыталась подтрунивать над вами, — заверила Серинис. — Но довольно об этом. — Она жестом велела ему отвернуться. — Мне надо переодеться перед сном, и поскольку я уступила мистеру Оуксу его каюту, было бы неудобно вновь выгонять его, только чтобы переодеться, правда?
   — Вы видите меня нагишом каждый день, — возразил Бо. — Почему же мне нельзя взглянуть на вас?
   — Потому, что когда вы смотрите на меня, опасность насилия грозит не вам.
   — Разве любовь мужа к жене — насилие?
   — Предоставим ответить на этот вопрос мудрецам грядущих поколений, дорогой, — с шаловливой улыбкой отозвалась Серинис. — А пока будьте любезны отвернуться.
   Бо начал поворачиваться на бок, и его неловкие движения вновь напомнили Серинис о том, что он слаб как ребенок. Не сумев повернуться, он зажмурился.
   На следующий вечер Серинис почувствовала, что в ходе болезни наступает перелом. Жар резко усилился, Бо вновь начал бредить. Разметавшись в бреду, он опрокинул на пол таз с водой.
   Наконец Бо затих, а Серинис разрывали страх и облегчение. Она поминутно клала ладонь на лоб мужа: ей казалось, что жар спадает, но полной уверенности в этом не было. Не желая рисковать, она продолжала прикладывать ему ко лбу прохладные полотенца, пока не убедилась, что жар по крайней мере не усилился по сравнению со вчерашним вечером. Затем она потушила огонь во всех лампах, кроме одной, висящей над кроватью, и забралась на привычное место между стеной и Бо. Изнуренная тревогой, выбившаяся из сил за несколько бессонных ночей и дней, она прижалась к спине мужа и положила ладонь на свое излюбленное место — к нему на грудь, чтобы ощутить сильное, ровное биение его сердца. Закрыв глаза, Серинис мгновенно провалилась в глубокий, блаженный сон.
   На этот раз объятия Морфея принесли ей небывалое удовольствие. Что-то теплое и влажное коснулось ее соска, горячая ладонь скользнула под рубашку, пробираясь к укромному местечку между ног. Повинуясь настойчивым ласкам любовника из царства сновидений, Серинис раскинулась на подушках и встретила его с распростертыми объятиями. Он накрыл ее нагим телом, выказывая нешуточный пыл. Настойчивые толчки пылающего орудия в мягкую женскую плоть показались Серинис еще одной призрачной лаской, которую она охотно приняла, но внезапно ее пронзила резкая боль, заставив с изумленным возгласом подняться с подушки.